Текст книги "Второе пришествие"

1.

Введенский решил отправиться к отцу на электричке. Так было и спокойней и проще. На шоссе сплошные заторы, придется долго стоять в них. А ему сейчас не хочется это делать. Лучше спокойней добраться до цели по железной дороге. А заодно без помех еще раз обдумать предстоящий разговор. Никаких сомнений, что он будет не легким. Вернее, он не правильно подобрал слово, он будет самым тяжелым в его жизни. Это он предчувствует. Даже если последует разрыв, не стоит об этом сожалеть. Есть вещи посерьезней и поважней. Он слишком долго шел к этому, столько раз все обдумывал. Иногда хотелось отказаться и от своих мыслей и от написания книги. Но все то время, что он работал над ней, непрерывно ощущал, как двигает им вперед неведомая сила. Сначала он сомневался в ее присутствии, полагал, что это внешнее воздействие ему только кажется. Но чем дольше продолжалась работа над рукописью, тем все больше уверялся, что это не выдумка, не иллюзия. Она есть, руководит им, направляет и определяет его мышление и поступки. И тогда он брался за труд с новой силой, с еще большим усердием. Он должен был его завершить, несмотря на сомнения и даже страх. Точнее, это не совсем правильный оборот речи, он должен был его завершить именно благодаря сомнениям и страхам, прочно поселившимся с некоторого времени в его душе. Но с какого-то момента он вдруг понял: их преодоление и является его главным делом, для этого он и пишет страницу за страницей. Не останавливаться – вот главная задача, потому что если это случится, это станет не только его поражением. В каком-то смысле оно коснется всех живших, живущих и тех, кто будет жить после него на земле.

Не слишком ли это звучит пафосно, спрашивал в такие минуты он себя? И сам же отвечал: нет и еще раз нет. Это его долг, его обязанность, если хотите, святая чаша Грааль. Ведь не случайно, что Господь именно в его голову вложил подобные мысли. А, следовательно, он их должен довести до других. Иначе, какой в них смысл.

Конечно, Введенский допускал возможность ошибки – мало ли что человеку пригрезится. Но даже если это и так, все равно он обязан продолжать начатый труд. А там история или еще кто-то разберется. Его дело совершить порученное ему. А все остальное по большому счету его не должно касаться. По крайней мере, он должен воспринимать это как нечто постороннее по отношению к нему. Пусть другие судят так, как им заблагорассудится, пусть даже хулят и проклинают его. Сомнений в том, что он сполна выпьет из этой чащи, у него не было. Но это его ни в коем случае не должно останавливать, в жизни нет ничего прекраснее, чем исполненная миссия. А ему кажется, он, несмотря на еще совсем не старый возраст, он уже близок к ее выполнению. Или, по крайней мере, главную ее часть. Что еще можно пожелать? Любовь Веры?

При мысли о ней у него на мгновение сжалось сердце. Он с самого начала понимал, что эта книга не прибавит им согласия и понимания. Так оно и случилось, их помолвка, а значит и свадьба откладывается. Или вообще отменяется. Вчера она объявила ему об этом. Он не слишком удивился, другой реакции и не ждал. Все в этом божьем мире закономерно, все подчиняется установленным Им законам. Другое дело, что они не всегда понятны и не всегда кажутся справедливыми и правильными. Но разве способен человеческий разум понять Божий промысел? А с другой стороны, кто еще? Других разумных существ на земле нет. А, может быть, нет их и во всем мироздании. По крайней мере, фактов об их наличие пока не обнаружено, одни домыслы. А значит, до тех пор, пока этого не случится, следует исходить из такого предположения.

Чтобы отвлечься от своих мыслей, Введенский стал смотреть в окно электрички. Мимо него проплывали типично подмосковные пейзажи. Кажется, на этом маршруте он знал их все. Даже невозможно сосчитать, сколько раз он преодолевал этот путь. Сначала юношей, потом мужчиной. Но сегодня эта привычная дорога казалась ему непривычно и длинной и трудной, как дорога, которая ведет на Голгофу.

Мысли Введенского перетекли к отцу. В воображении тут же возникла высокая, сильная фигура, густая черная борода, кустистые брови и удивительно, словно проведенный по линейке, прямой нос, который он унаследовал от него. Поразительный человек, совмещающий в равной степени доброту и суровость. В детстве он одинаково любил и боялся его. Эти два чувства, как два противоположных начала, постоянно боролись в мальчике. Побеждало то одно, то другое. И эта дихотомия вносила в неокрепшую душу постоянный разлад. Прошло немало лет, но он ощущает его до сих пор. Вот и сейчас едет к нему, а внутри, как в калейдоскопе, то и дело меняются ощущения. Надежда уступает место опасению, а опасение надежде. Не случайно ж, когда писал книгу, постоянно думал о папе. Даже хотел ее ему посвятить, но в последний момент передумал. И решил это вообще не делать. Затем ставить кого-то в не простое положение, еще неизвестно, что последует в ближайшее время, какой резонанс она вызовет. Вдруг придется отрекаться, как апостолу Петру, от его труда, как он отрекся от Христа. В таком случае лучше не ставить никого в такую печальную ситуацию. Теперь он ясно понимает, что поступил правильно.

Введенский оторвался от своих размышлений и снова посмотрел в окно. И обнаружил, что поезд подъезжает к его станции. Внезапно стало так тревожно, как еще никогда в жизни. Может быть, уже менее чем через час у него состоится самый важный для него разговор. Хотя с другой стороны важность того или иного события или поступка по-настоящему определяет только время. А человек часто ошибается на сей счет.

Введенский вместе с другими пассажирами направился к выходу из вагона. Через минуту он уже шагал по перрону.

2.

Введенский шел по утопающей в растительности улице. Это был небольшой подмосковный городок, почти поселок. Здесь он родился, здесь прошло его детство. Хотя все указывало на то, что он должен был появиться в Москве. Но буквально за пару месяцев до появления на свет его отец принял решение сменить столичный приход на службу настоятелем в местной церкви. Этот поступок вызвал немалый резонанс. Об этом Введенскому впоследствии говорили многие. Мало кто понимал, чем было вызвано такое непривычное перемещение. Отец Введенского, несмотря на свою молодость, был уже достаточно известным и популярным церковным деятелем, на его службы народ стекался из дальних районов города, а так же и из других городов. Ему прочили блестящую карьеру, к тому же он начал писать статьи на актуальные темы церковной жизни. Эти публикации встречались благосклонно, они вызывали немалый интерес, так как отличались и хорошим стилем и оригинальностью изложения, хотя подчас носили скрытый нетрадиционный характер.

И вдруг в один момент все кардинально изменилось, вместе с молодой женой он отправился служить в малопримечательный городок, в скромный храм. С тех пор прошло почти тридцать лет, а отец все так же пребывает на прежнем посту. Хотя за это время престижных предложений поступало немало.

В детстве и в молодости, несмотря на непростые отношения с ним, отец являлся для Введенского всегда примером, объектом для подражания и восхищения. Ему во всем хотелось походить на отца. У него не было сомнений, по какой стезе направиться, какую профессию выбрать. Священнослужителя, какую же еще.

Отец всячески поддерживал это стремление сына. Когда Марк повзрослел, они подолгу беседовали. Как юноша любил эти разговоры на самые разные темы: от Бога до футбола и секса. Казалось бы не было ничего запретного, он мог поведать ему самое сокровенное, то, в чем подчас стесняться признаться самому себе. И он сам не понимал, почему так легко об этом сказать папе. Это было сродни небольшому чуду, ведь никакого принуждения с отеческой стороны никогда не возникало. Все исключительно добровольно.

А потом случилось то, что и отца и сына повергло в изумление. Марк отказался поступать в семинарию, вместо этого выбрал исторический факультет университета. Причем, случилось это в самый последний момент. Он тогда сам не понимал, что с ним происходит, но в какой-то момент им овладело сильное беспокойство. Его почти стало трясти. Из каких-то неведомых глубин его существа стала формироваться все более отчетливая мысль, что он совершает непоправимую ошибку. И нужно срочно изменить свое решение. Иначе это обернется для него тяжелыми последствиями.

Марк всегда интересовался историей, почти так же сильно, как и богословием. И потому выбор у него был очень узкий: либо стать священником, либо историком. Он отнес документы в университет. И лишь потом рассказал о своем поступке отцу.

Марк ждал, что тот будет сильно недоволен, но такой резкой реакции он не предвидел. Отец был обескуражен настолько, что какое-то время не мог ничего сказать. А когда пришел в себя, набросился на сына. Ничего подобного тот не ожидал, даже не мог себе представить, что отец способен так кричать. Потом он, правда, извинился перед ним, сказав, что то был крик души, который он не смог сдержать. Но что-то навсегда изменилось в юноше, какая-то струна, связывающая с родителем, навечно оборвалась в нем. Зато вдруг необычайно ясно осознал, что поступил правильно, что путь служителя церкви не его. У него иное призвание, хотя какое именно в тот момент он понять был не в состоянии. И даже не особенно пытался это сделать. Чтобы это выяснить, потребовалось много лет. И даже сейчас он не мог до конца быть уверенным, что отыскал его. Введенского не покидало ощущение, что в его жизни еще случатся события, которые кардинально изменят ее. И он невольно пребывал в ожидании того, что же произойдет. Это одновременно и радовало и мучило его, он никак не мог решить, что с этим делать, как к этому относиться.

Впрочем, сколько Марк себя помнил, его всегда преследовало это ощущение. Бывали периоды, когда оно почти исчезало, бывали – когда резко усиливалось. Но никогда не пропадало совсем. И теперь он понимал, что оно диктовало и направляло многие его поступки. Вот и то решение – учиться в университете, было принято под его влиянием. Что-то тогда замкнулось в нем, что-то позвало выбрать этот путь. Иногда ему даже казалось, что в какой-то момент он услышал голос. Хотя понимал, что ничего подобного не было, это таким вот своеобразным образом давало о себе знать его воображение. Оно всегда у него было чрезмерно развитым, иногда рисовало такие картины, что он какое-то время находился под их впечатлением. Для него это было всегда важно; подспудно он чувствовал, что они появляются не случайно, а о чем-то сигнализируют ему. И только через много лет он стал понимать некоторые из этих сигналов.

Введенский остановился возле своего дома. Это было относительно небольшое строение, хотя внутри оно было далеко не таким уж и маленьким. Он всегда волновался, когда оказывался здесь. Ведь тут прошло его счастливое, детство, воспоминания о котором останутся с ним до конца его дней. В этом Введенский ничуть не сомневался, вне зависимости от того, как сложатся его дальнейшие отношения с отцом.

Введенский поднялся на крыльцо почти с таким же чувством, с которым, наверное, Христос поднимался на Голгофу. Он понимал, что за дверью его ждет нечто такое, что повлияет на его дальнейшую жизнь. Но он сам сделал свой выбор, а значит, не имеет право жалеть о нем.

Его встретил отец. Внешне он выглядел спокойным, его вид ничем не отличался от обычного. Но Введенский слишком хорошо знал этого человека, чтобы обманываться.

Они обнялись. Объятие отца так же ничем не отличалось от предыдущих. Они прошли в гостиную. За столом сидел брат Матвей, что не слишком обрадовало его. Несмотря на близкое кровное родство, они никогда не были близки, скорей наоборот, были разные во всем, начиная от внешности, кончая мировоззрением.

Если Марк был довольно высок и худ, с густой темной гривой, то Матвей был среднего роста, несмотря на молодость, довольно полным, с жиденькой волосами, заплетенными на затылке в узел. Он служил в патриархии и был безмерно горд тем, что находился вблизи священной особы патриарха. Введенский пара раз посмеялся над этим чувством, что привело их к еще большему охлаждению.

Иногда Марк размышлял о том, почему они столь далеки друг от друга. Да, они разные, но есть немало разных людей, между которыми возникает дружба. А вот у них как-то она не получается. Хотя в детстве они много времени проводили вместе, жили в одной комнате, доверяли друг другу интимные тайны. А потом в какой-то момент все это исчезло. Может, в этом виновата Варвара или Вероника, как сама она предпочитает себя называть – их родная сестра. Самая младшая из трех детей и самая непокорная. После десятого класса она просто сбежала из дома. Все переполошились, стали искать. И нашли. В одном московском ресторане, в кардабалете. Все попытки вернуть ее на путь истинный, ни к чему не привели. Она заявила, что хочет жить так, как сама того хочет, а со своей «постной» семьей не желает иметь дальнейших сношений. Никакие уговоры не возымели действия. И отец вычеркнул ее из списка своих детей. Марк видел, насколько нелегко далось ему такое решение. Но в тот момент одобрил его. Ничего другого просто не оставалось. С тех пор ее имя в их доме больше не произносилось.

Марк вошел в комнату и замер у порога, на столе он увидел свою книгу. Почему-то взгляды всех троих сфокусировались на ней.

– Проходи, сынок, садись, – произнес отец Вениамин. – Сейчас попрошу принести чая.

– Не надо, папа, – отказался Марк. – Лучше пусть ничего не отвлекает от разговора.

– Да, лучше, – согласился отец Вениамин. Он посмотрел на младшего сына. Тот ответил ему понимающим взглядом. – Я внимательно прочитал твою книгу. Отдельные места даже перечитал.

– Это мне льстит, – не удержался от реплики Марк.

– Поверь, это не тот случай, когда стоит иронизировать, – сказал отец.

Он встал и прошелся по комнате, Марк следовал взглядом за его высокой стройной фигурой. Внезапно отец остановился рядом с ним.

– Я очень огорчен. Я еще никогда не был так огорчен, чем сейчас. – Он посмотрел на Матвея.

– Мы с отцом не ожидали такого от тебя, – важно промолвил брат.

– Почему? Мы много раз обсуждали эти темы вот за этим же столом, – возразил Марк.

– Нет, это не совсем так, – не согласился отец. – Мы так далеко не заходили, ты не высказывал столь радикальные суждения.

Мысленно Марк согласился с отцом, так далеко они не заходили. Но, начиная работу над книгой, он и не предполагал, что она окажется напичканной столь радикальными идеями. Они приходили к нему во время написания, пугали его, но и отмахнуться от них он не мог. В какой-то момент он осознал, что эти мысли как раз и являются самыми важными, ради чего и стоит заниматься этим делом. Они давно назрели и даже странно, что ему выпала честь озвучить их.

– Так, получилось, папа. Эти мысли стали меня осаждать, я не мог от них отбиться. Иначе бы все потеряло смысл.

– А то, что ты написал, все им дышит? – Голос отца вырвался из-под контроля, и Марк понял, что его спокойствие напускное, внутри он весь кипит от негодования.

– Не знаю, не мне судить. Но я старался.

– Вот как, он старался! А ты отдаешь себя отчет в том, что ты натворил, какую бомбу подложил под основание нашей церкви?

– Ты не прав, отец, если кто-то и подложил бомбу, то не я. Это сделала сама церковь. Я лишь констатировал то, что есть. Не надо винить меня в том, в чем я не виноват. – Эти слова дались ему не без труда, но он понимал, что с его стороны будет ошибкой, если он перейдет в глухую оборону. Он приехал сюда не защищаться, а говорить на равных. По крайней мере, так ему хотелось думать.

– Ах, вот как! – воскликнул отец. – Значит, церковь во всем виновата.

– Но разве не ты много раз мне говорил об ее недостатках и даже пороках. Более того, ты хорошо известен, как борец за ее чистоту. Это сделало тебя широко известным в церковных кругах. И не только в них. Правда, далеко не всем нравится твоя деятельность.

– Бороться за ее чистоту и отвергать саму необходимость существования церкви – это абсолютно две разные вещи. И тебе это прекрасно известно.

Марк отрицательно покачал головой.

– Я тоже так поначалу думал, но по мере того, как углублялся в материал, то все сильней приходил к выводу, что эти темы тесно взаимосвязаны. Что-то почти за две тысячи лет существования церкви ей так и не удалось стать чистой и непорочной. Тебя не наводит этот факт ни на какие выводы?

– Зачем мне делать такие выводы, если это уже сделал ты, – хмуро произнес отец.

– Патриарх сказал, что давно не держал в руках такого омерзительного сочинения, – вставил Матвей.

– Это лишь мнение частного лица, – пожал плечами Марк.

– Ну, знаешь, – возмутился Матвей, – у меня нет даже слов, чтобы сказать, что я думаю о твоем заявлении.

– Не забывай, брат, это ты воцерквленный человек, а я нет. Для меня патриарх не авторитет.

– Кто же тогда авторитет? – спросил отец.

Марк помедлил с ответом.

– Думаю, только Бог.

– И Он потребовал от тебя написания книги, в которой доказывается не только ненужность, но и вредность существования церкви?

– А кто же еще?

– Дьявол, – резко произнес Матвей.

– Ну, вот, вернулись в прошлое, – насмешливо протянул Марк. – Если церкви что-то не нравится, значит, по ее мнению, в этом замешен дьявол. Знакомый аргумент со времен святой инквизиции. А если уж говорить в таком ключе, вы никогда не задумывались о том, что церковь сама может быть создана по инициативе дьявола? Уж больно много в ней негатива.

– Я предчувствовал, что услышу от тебя подобные слова, – произнес отец. – И иначе как объявлением войны их не могу воспринимать.

– Ну, зачем же так категорично, отец.

– А как иначе, сынок. Ты сам вошел в зону, где нет компромиссов.

– Это не так, компромиссы есть везде. А вот желание их достигать, действительно в какие-то моменты пропадает.

– Ты обвиняешь в этом меня?

– Это тебе решать самому.

– Ты заходишь слишком далеко, Марк.

– Не дальше, чем зашла жизнь. Пора взглянуть правде в глаза. Неужели это так страшно. Мне, например, так не кажется. Наоборот, мне нравится это делать. Только надо непременно оторваться от привычных представлений. И тут же станет все намного проще. Я это знаю по себе.

– Получается, ты нас еще обвиняешь в том, что мы не сделали тоже самого, – возмутился уже не первый раз Отец Вениамин.

– Я никого не обвиняю, я лишь излагаю свои аргументы. А каждый пусть делает вывод на счет себя сам.

– Спасибо за такую возможность, – усмехнулся отец. – Чтобы мы с Матвеем без нее делали. Ты само воплощение доброты.

– Не думаю, папа, что тут уместна ирония.

– Что же уместно?

– Мы бы могли подискутировать. Это гораздо продуктивней. Почему вы не хотите? Разве тема не самая важная для вас.

– Ты прав, тема более чем важная, – согласился отец. – Но именно потому никаких дискуссий тут быть не может.

– Напрасно. А мне кажется, она давно назрела, если не перезрела.

– Ты приехал затем, чтобы это нам сказать?

– Но папа, ты же сам попросил меня приехать.

– Да, попросил. – Отец Вениамин замолчал. – Я хотел понять, зачем ты написал это богомерзкую книгу?

– Она не богомерзкая, – возразил Марк. – А зачем ее написал? – Он задумался. – Я не собирался ее писать.

– Что значит, не собирался? – изумленно вскричал Матвей. – А кто же ее написал?

– Разумеется, я. Я сам не предполагал, что зайду так далеко. Но мне захотелось понять, что такое религия, что такое церковь? И зачем они нужны? И можно ли обходиться без них? И я не виноват, что пришел к выводу, что они не нужны. Более того, вредны. Я сам не предполагал, что сделаю такое заключение. Но оно вытекло из логики изложения. Не мог же я в угоду чьим-то представлениям писать не правду. Бог учит правде. Там, где правда, там и Бог. Помнишь, папа, ты сам меня этому учил.

– Он издевается над нами, папа! – вдруг закричал Матвей.

Отец Вениамин недовольно взглянул на младшего сына.

– Успокойся, – хмуро произнес он.

– Нет, не успокоюсь, я не хочу иметь такого брата. Я отрекаюсь от него. И готов объявить об этом публично.

– Отречение – не аргумент в споре, – пожал плечами Марк. – Тебе всегда не хватало аргументов, их ты заменял эмоциями. А хочешь отречься, отрекайся, каждый решает сам. – Он тут же пожалел о своих словах, но было уже поздно. Матвей вскочил со своего места и выскочил из комнаты.

– Видишь, чего ты добился, у тебя нет больше брата, – сказал отец.

– Я сожалею о разрыве. Но ради справедливости надо сказать, что мы никогда не были близки.

– А со мной?

– Ты всегда мне был близок, отец.

– Я не могу тебе простить этой книги.

– Жаль, я надеялся на понимание.

– Веротерпимость не может ставить под сомнение саму веру.

– Кто может знать, где пролегает линия предела. Когда человек начинает мыслить, он должен мыслить без любых оков.

На этот раз они долго молчали.

– Я не буду от тебя отрекаться, но и принимать в своем доме тоже не стану, – медленно, даже с трудом произнес отец Вениамин. – Прошу покинуть его. В этом вопросе между нами не может быть никаких компромиссов. А раз не могут быть компромиссы в этом основополагающем вопросе, значит, они не могут быть и ни в каких других. Надеюсь, ты меня понимаешь.

– Понять не сложно, – встал Марк. Он невольно подумал, что хорошо, что мать не дожила до сегодняшнего дня, она бы очень расстроилась тому, что только что случилось. – Думаю, наш разговор еще не окончен, – сказал он перед тем, как покинуть комнату.

3.

В комнату вернулся Матвей. Отец Вениамин тяжелым взглядом посмотрел на сына.

– Он уехал? – спросил Матвей.

– Да.

– Слава богу.

– Ты не любишь брата?

– После того, что он сотворил, разве можно его любить.

– Любовь выше человеческих деяний. Иначе это не любовь.

Матвей сел рядом с отцом.

– То, что сделал Марк, позорит всю нашу семью. На меня уже косятся, говорят, это брат того самого, кто выступает против церкви и Бога.

– Против Бога он не выступает, в книге об этом ни слова, – поправил отец Вениамин.

– А разве тот, кто выступает против церкви, не выступает против Бога?

Отец Вениамин молча смотрел перед собой.

– Я вас не понимаю, отец, – нетерпеливо произнес Матвей. – Он же богоотступник. Мы должны его заклеймить, громко заявить о своей позиции. – Он вдруг понизил голос, хотя их никто не мог подслушать. – Вчера мне один человек, близкий к патриарху, как бы, между прочим, намекнул, что он ждет от нашей       семьи решительного осуждения этой книги.

Отец Вениамин повернулся к сыну.

– Это мне решать, как поступить. В таком вопросе патриарх мне не указ.

– Но отец, вы же понимаете, как много зависит от него.

– Ты думаешь о своей карьере.

– А вот вы о моей карьере не думаете, – упрекнул Матвей.

– Священнослужитель должен думать только о Боге. А если Богу угодно, случится у него и карьера.

– Отец, нам не простят, если мы промолчим. Разве вы хоть в чем-то разделяете его взгляды?

– Ты не хуже меня знаешь, что нет.

– Тогда что вас останавливает?

– Он мой сын. И твой брат, между прочим.

Матвей задумчиво покачал головой.

– Не только. Вас смущает что-то еще.

Отец Вениамин встал и прошелся по комнате.

– Нельзя отвергать с порога ни одну идею, – вдруг глухо произнес он.

– Даже такую? – изумился Матвей.

– Даже такую. Это не означает, что я согласен с Марком. Но церковь на протяжении всей своей истории слишком много и часто боролась с идеями, которые затем оказывались верными. Не стоит спешить и на этот раз.

– Отец! – От возмущения Матвей даже привстал. – Вы отдаете отчет своим словам?

– Я не на его стороне, я его убежденный противник. Можешь так и передать человеку, который делал тебе намеки. А осуждать Марка публично не стану. А ты поступай, как считаешь нужным. А сейчас, извини, мне пора на службу.

4.

Введенский вернулся домой. Это однокомнатную квартиру он приобрел недавно в немалой степени благодаря помощи отца. Его заработка для покупки жилья не хватило. Он не просил денег, лишь однажды, отвечая на расспросы отцы о своей жизни, мимоходом, без всякой задней мысли упомянул о своем желании стать владельцем собственного жилья, так как надоело жить в съемных жилищах. А через некоторое время к нему приехал отец и вручил ему приличную сумму. Марк не хотел брать, он сам не знал, по какой причине, испытывал сильное смущение. Он взрослый мужчина и обязан решать подобные вопросы самостоятельно. А если не может, так тому и быть.

Но после уговоров деньги все-таки взял, хотя и обещал отдать, понимая, что вернуть такую сумму ему будет очень даже нелегко. И если это и случится, то не скоро. Отец на эти его слова ничего не ответил, и Введенский понял, что он не особенно верить в такую возможность. Да и не требует от него возвращения долга. Марк знал, что при внешней сдержанности он на самом деле очень нежный и заботливый родитель.

Но сейчас Введенский думал о том, что отныне между ними пролегла очень большая трещина. Есть большие сомнения, что отец когда-либо извинит этот его поступок. Покуситься на святое – такое не прощается.

Но почему святое? Кто присвоил церкви, ее учению такой статус? И если даже предположить, что это святое, почему нельзя ставить и его под сомнение? Разве святое и неприкасаемое одно и то же. Эти вопросы возникали у него еще, когда он учился в школе. Он и сам не мог понять, откуда они взялись? Еще недавно их не было, а затем вдруг появились ненароком в голове. И прогнать их оттуда он уже не мог. Хотя поначалу честно и добросовестно пытался это сделать. Даже привлек к такому важному делу отца. Тот отнесся к сомнениям сына спокойно, но серьезно, вопреки большому опасению Марка не стал устраивать ему головомойку, скорей наоборот, аргументировано начал разбивать его доводы, как камни молотком. И разбил, но не до конца. Через какое-то время они не просто вернулись, а вернулись окрепшими. И он понял, что от них ему уже не избавиться, придет время, когда с ними надо что-то будет делать.

Этими своими настроениями он уже не стал ни с кем делиться, так как предчувствовал, что во второй раз отец не отнесется к его еретическим мыслям столь же благодушно. И одной душеспасительной беседой уже не отделаться, на этот раз все будет значительно острей. Ему ли не знать, насколько отец глубоко убежден в святую миссию своей церкви. В отличие от многих церковников, с которыми с самого раннего возраста сталкивался Марк, для которых церковная служба была не более чем способом зарабатывать на жизнь, он верил искреннее и подчас даже неистово. Хотя никаким фанатиком никогда не был. Просто он был уверен, что это и есть и истина. Правда, это не помешало ему прослыть одним из главных церковных реформаторов. На этой почве у него даже возник конфликт со многими иерархами. По этой причине в свое время он покинул столичный приход ради служения в тихой и захолустной подмосковной глубинке, где мог чувствовать себя спокойней. Но он никогда не покушался на сами устои, просто считал, что церковь, как и любой организм требует постоянного обновления, периодически проведения реформ. А вот его сын покусился, хотя первоначально таких замыслов не имел. Просто хотел разобраться в сути некоторых явлений. А уже сам ход событий привел к определенным выводам. И он уже не мог остановиться, это было бы с его стороны нечестно, недобросовестно. Разве истина и не есть Бог, а Бог и не есть истина. Если это так, что же тогда в его книге крамольного. Но именно так все ее и воспринимают. Реакция Матвея более чем наглядная. Пусть даже он никогда не обладал большим умом, от него, как серой от черта, всегда пахло посредственностью. Именно по этой причине они так и не нашли по настоящему общего языка и по большому счету остались чужими, несмотря на близкое родство. И сейчас их разногласия стали особенно выпуклыми.

Что Матвей, неприятие им книги можно пренебречь, но ведь он отражает мысли и настроения несравненно более влиятельных людей, включая патриарха. О чем брат откровенно и заявил. А выше уже и некуда, выше только Бог. Другой вопрос, насколько отражает предстоятель православной церкви Его воззрения? Но об этом можно только предполагать. А жаль, было бы очень даже полезно знать поточней. Эти люди присвоили себе право вещать от Его имени. Но на самом деле они самые обычные человеческие существа, зачастую, далеко не самые лучшие экземпляры. А подчас весьма отвратительные; он с такими сталкивался. Да и отец неоднократно ему повторял: в церкви существуют все те же прегрешения, что и в обществе. Только в силу статуса этой организации они смотрятся выпуклей. А потому их пытаются по-возможности замалчивать.

Впрочем, сейчас ему не до церковных пороков, перевел свои мысли Введенский на другой путь. Сейчас у него другие заботы. В первую очередь Вера. Они не общались с момента выхода его книги из печати, а прошла уже почти неделя. Все это время она не звонила, хотя еще недавно делала это по несколько раз в день. И у него нет сомнений, что это связано с его трудом. Для нее – дочери известного епископа, приближенного к священной особе патриарха, не просто смириться с тем, что он написал. Он понимал это с самого начала, хотя и надеялся, что она сумеет, пусть не согласится с ним, но оценить его интеллектуальную смелость. Ведь она умная девушка и всегда отличалась независимым мышлением и своенравным характером. Не случайно, их жизненные пути оказались в чем-то схожи, она тоже по сути дела ушла из семьи и стала жить так, как ей хочется, хотя формально живет в доме отца. Но при этом в отличие от него осталась верной дочерью православной церкви. С самого начала их отношений они негласно заключили соглашение, что каждый в этом вопросе ведет себя так, как считает нужным. И пытается влиять на другого не станет. Так все и происходило. Но сейчас он, пожалуй, перешел некую незримую границу. И скорей всего, предстоит нелегкий процесс налаживания взаимопонимания.

Введенский грустно вздохнул, задача представлялась ему нелегкой. Ему ли не знать, какой может быть Вера упрямой. Он даже не уверен теперь, состоится ли их свадьба? Хотя все уже согласовано, получены все необходимые согласия. Даже от отца Веры, несмотря на то, что он против ее брака с «вольнодумцем», как однажды назвал он его. Но решил не мешать счастью дочери. Но после всего, что случилось, именно сама Вера вполне может изменить решение. У нее весьма специфический характер, она бывает способна на неожиданные действия не только для окружающих, но и для нее самой. Он уже пару раз сталкиваться с этой ее особенностью. И по правде говоря, опасается этого ее качества. А сейчас для его проявления есть все основания. Он для этого хорошо постарался.