Текст книги "Второе пришествие"

Введенский с удивлением увидел, как вскочил со своего места апостол Павел. Теперь он уже не скрывал своего раздражения.

– Я знаю, ты всегда с неодобрением относился к моей миссии, – проговорил он. – Но она была целиком посвящена тебе.

– Мы сейчас говорим о другом, – мягко произнес человек, который называл себя Иисусом Христом. – У нас гость. И он хочет узнать, как можно больше, зачем мы тут.

– Тогда пусть он узнает все! – воскликнул апостол Павел.

– А он все и узнает. Возможно, он и нам поможет многое понять. Мы все слишком отвыкли от мира людей, и нам нужна ваша помощь, – обратился он к Введенскому.

– Разумеется, все, что смогу. Только не совсем понимаю, как я могу вам помочь.

– Вы уже помогли своей книгой.

– Это плохая книга! – вдруг закричал апостол Павел.

Человек, который называл себя Иисусом Христом, посмотрел на него.

– Чем же она плоха?

– Он отрицает в ней буквально все.

– Вспомни, когда я пришел на землю в первый раз, я тоже отрицал очень многое, возразил человек, который называл себя Иисусом Христом.– А ты потом на этом отрицании возвел церковь. Почему же и другой человек тоже не может отрицать. В истории всегда наступает момент тотального отрицания предыдущего опыта. И я думаю, что он как раз сейчас наступает. И бороться против него бессмысленно, эта тенденция все равно победит.

– Иешуя, рабби, что ты говоришь! – воскликнул Иоанн Богослов, вскакивая со стула. – Помнишь, как  оставив отца своего Зеведея в лодке, мы вместе с моим братом Иаковом, последовали за тобой. И разве не возвещал Дух Божий, что «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».

– Возвещал, – согласился  человек, который называл себя Иисусом Христом. – Но слова меняются, тогда были одни слова, теперь – другие. Мой любимый ученик Иоанн Заведеев пойми, что мы пришли совсем в другой мир. Протекло столько лет, нам надо понять его и осознать. Нельзя бесконечно повторять одно и то же. Даже слова, выбитые на скрижалях, требуют с течением времени замены.

Введенский видел, что эти слова приняты присутствующими неоднозначно. Одни согласно кивнули головой, другие неодобрительно нахмурились. Особенно ярко эмоции проявились у апостола Павла, он и не скрывал, что не согласен со своим учителем. Более того, порывался что-то сказать, но в последний миг передумал. Вместо этого, словно показывая свое возмущение, с шумом сел на свой стул. У этого человека или не человека, кто его разберет, но в любом случае необузданный нрав, мысленно отметил Введенский. Впрочем, если вспомнить Деяния святых апостолов, то он уже в полной мере проявился тогда. Было бы иначе, разве бы создал он практически на пустом месте церковь Иисусову. Подвиг, который даже через столько столетий представляется немыслимым.

Человек, который называл себя Иисусом Христом, подошел к Введенскому и слегка дотронулся до его локтя. И его словно бы пронзил электрический заряд. Невольно он отдернул руку.

– Извините, я не рассчитал, – проговорил человек, который называл себя Иисусом Христом. – Думаю, сегодня мы уже утомили вас. Но я рад, что мы по-настоящему познакомились. Теперь, я надеюсь, будем видеться чаще. Нам действительно требуется ваша помощь. Пойдемте. Я вам провожу.

Они вышли сначала на крыльцо, затем направились к воротам. Возле них они остановились.

– Я бы хотел задать вам много вопросов, – произнес Введенский.

– Подождите, их время еще не пришло, – остановил его человек, который называл себя Иисусом Христом. – Пока посмотрите, послушайте. Мы еще с вами о многом поговорим. – Он с задумчивым видом замолчал, словно бы решая, говорить дальше или не говорить. – Впереди нас ожидают бурные события, – немного, как показалось Введенскому, обреченно сказал он. – Мы ждем вас в любое время.

– Непременно приеду, – пообещал Введенский и направился к своей машине.

9.

Чаров нетерпеливо ждал Матвея Введенского. Благообразный, довольно тучный, с небольшой аккуратной бородкой он производил впечатление весьма добродушного и благожелательного человека. Но те, кто его знали хорошо, было известно, что на самом деле он был совсем другим: жестким, если требовали обстоятельства даже очень твердым, до непримиримости, особенно к врагам церкви, которых считал и своими личными врагами. Другое дело, что он умел затаиваться, не показывать своих истинных чувств и намерений. Такая мимикрия многих вводила в заблуждение, позволяла ему маневрировать и манипулировать событиями и людьми. Это его качество руководство сильно ценило, оно позволило ему сделать головокружительную карьеру, быстро подняться на самый вверх церковной иерархии. И хотя официальная его должность была не столь уж и высокой, но информированные люди знали, что влияние этого человека на принятие ответственных решений далеко не последнее. Его частые аудиенции с патриархом сначала у многих вызывали удивление, потом удивление они перестали вызывать. Одни завистники смирились, другие до подходящего момента затаились. По слухам именно Чаров стоял за появление некоторых важных документов. Правда, сам он никогда себя не выпячивал, а если кто-то его спрашивал об его участие в решение того или иного вопроса, обычно отвечал туманно или неопределенно. В его манере ничего не опровергать и ничего не подтверждать сквозило что-то скользкое. Многим это не нравилось, но были и те, кого способность протоирея играть в многозначительность восхищала. Среди них был и Матвей, который с недавних пор стал его сотрудником.

Чаров думал сейчас о том, как построить с ним разговор. Все же речь идет об его родном брате. Правда, он был прекрасно осведомлен об их прохладных отношениях. И все же родственные чувства редко исчезают напрочь, они могут под влиянием разных обстоятельств ослабнуть, но в какой-то момент воскреснуть. А сейчас не тот случай, чтобы можно было допустить такое их возрождение. Патриарх, с которым он совсем недавно обсуждал проблему, отнесся к ситуации более чем серьезно. Книга Введенского уже получила определенный резонанс не только в обществе, но и в церковных кругах, послушались даже призывы обсудить ее, не отмахиваться от некоторых выводов. Особенно громко прозвучал голос митрополита Антония, одного из влиятельных иерархов, некогда конкурента нынешнего патриарха. Он всегда отличался свободомыслием, немало его высказываний граничили с ересью и вызывали нарекания и дискуссии. И вот сейчас существует опасность, что она может начаться с новой силой. Чего абсолютно не желает патриарх. И он, Чаров, целиком с ним солидарен. Авторитет церкви и без того поколеблен рядом неприятных скандалов, и подобные обсуждения лишь еще сильней его подрывают, вносят в души людей сомнения. А современный мир и без того ими переполнен, сомневаться призывают во всем. Но такой порядок очень шаток, сомневающийся человек не может быть сильным, уверенным в себе и в вере. Миссия церкви – помогать людям преодолевать душевные и умственные колебания и смятения, давать им возможность находить опору в этом жестоком и неспокойном мироустройстве. Вера в Бога – это вера в то, что существует вечная надежда на воздаяние, на высшую справедливость, что невзгоды и мучения не напрасны, а имеют под собой великую цель по увеличению добра и любви и будут непременно вознаграждены. Если не в этой жизни, но в небесной.

Наконец вошел Матвей. Чаров кивнул ему головой, предлагая сесть. Матвей так и сделал и выжидательно посмотрел на начальника.

Чаров встал, прошелся по кабинету, по привычке спрятав руки в широкие рукава сутаны.

– Дело очень неприятное, патриарх встревожен, – проговорил он. – Ситуация в стране взрывоопасная, любая искра способна привести к воспламенению.

– Я понимаю, я сам крайне встревожен, – ответил Матвей, не спуская глаз с расхаживающего по кабинету Чарова. – Мне особенно неприятно, что в этом повинен и мой брат.

– Вашей вины тут нет, – не согласился протоирей. – Но мы должны что-то предпринять. Вы согласны со мной?

– Разумеется. Но что?

Чаров снова сел в кресло.

– Это дело деликатное, мы не должны идти в лоб. Это лишь усилит позиции вашего брата. Я был на презентации его книги, смотрел, как воспринимают его аргументы народ. И должен к прискорбию заметить, что они находят понимание. Само собой, не у всех, но это ни в коем случае не должно нас успокаивать. Особенно беспокоит возможный раскол в клире. Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы этого не случилось.

– Вы говорите об епископе Антонии?

– В первую очередь о нем. Но не только. – Чаров ненадолго замолчал. – В свое время ваш отец был близок к нему.

– Но не сейчас. Я точно знаю, они давно не встречались.

– Но это не препятствие для новой встречи. Как отец Вениамин отнесся к книге своего сына?

– Отрицательно, – поспешно проговорил Матвей.

Чанов одарил его пристальным взглядом своих небольших глаз.

– Это отрадно слышать. Патриарх высокого мнения о вашем отце.

– Это для нашей семьи большая честь.

– Боюсь, не для всех ее членов.

– К сожалению, это так, отец Валериан.

– Как вы думаете, Матвей, почему ваш брат направился по такой дороге? Ведь вы по ней не пошли.

– Он с ранних лет выказывал большую самостоятельность и независимость в суждениях.

– А вам не кажется, что в нем свил гнездо грех гордыни?

– Именно так, – подтвердил Матвей. – Он всегда стремился быть первым.

– Гордыня создает ложные помыслы и побуждает к неверным поступкам, – задумчиво, как бы размышляя с самим собой, произнес Чаров.

–Абсолютно верно, – поддержал его Матвей. – Это и случилось с братом.

– К сожалению, мы пока не в силах вразумить его. Он не только не послушает вас, но и отца.

– Увы, это так.

– Нам остается по-возможности контролировать его действия, знать, что он намерен делать.

Матвей в знак согласия склонил голову.

– Я надеюсь на вас и на вашего батюшку, – продолжил Чаров. – Вы должны как можно больше находиться рядом с ним.

– Это не просто, мы не дружны.

– Мне это прекрасно известно, – вкрадчиво произнес протоирей. – Но вы должны изменить ситуацию. Внушите ему, что его книга заставила вас задуматься над его выводами, хотя первоначально вы их отвергли. Подискутируйте. Если надо, в чем-то соглашайтесь. И по-возможности привлеките к разговорам отца Вениамина. Ваш брат уважает отца. Это то задание, которое вам поручаю не я, а патриарх.

– Это великая честь. Сделаю, что смогу, – с волнением произнес Матвей.

Чаров тихонько вздохнул.

– Я предчувствую, что всем нам предстоят непростые испытания.

10.

Весь оставшийся день и большую часть ночи Введенский размышлял над тем, чему был свидетелем. С одной стороны все это казалось абсолютно нереальным, каким-то перфомансом, хотя, кто его придумал и с какой целью разыграл, было непонятно. С другой стороны, если невероятные события, которые не вписывались в представление о возможном, разыгрались две тысячи лет назад, то почему они не могут в каком-то виде повториться снова. Да и вообще, знаем ли мы границы допустимого, за историю человечества знает много чудес, причины которых так и остались неразгаданными. Поэтому не стоит с порога отвергать все, что увидел, решил Введенский, как бы порой неправдоподобным это казалось. Лучше попытаться попробовать понять, что это все означает. В любом случае выглядит вся эта кампания крайне необычно. И даже если есть один шанс из тысячи, что они те, за кого себя выдают, то только ради этого стоило появляться на свет божий. Такого еще ни с кем не было, по крайней мере с того момента, как Христос исчез из поля зрения человечества, а взамен его появилось христианство. И если теперь он стал свидетелем Его возвращения, то это величайший дар судьбы.

Но Введенского беспокоила еще одна мысль: ему хотелось, чтобы Вера тоже познакомилась с этими людьми. И в первую очередь с тем, кто называет себя Иисусом Христом. Впрочем, для себя Введенский решил, что отныне будет мысленно называть Его этим именем, без вводного предложения. А в дальнейшем, возможно, станет ясно, кем на самом деле является этот человек.

Введенский проснулся с мыслью, может ли он позвонить сегодня Вере? Давно у него не возникал такой вопрос, но после того, как она ушла, не попрощавшись с презентации, он не мог избавиться от ощущения, что в их отношениях что-то серьезно изменилось. Сама уж она точно первой не даст о себе знать – не тот характер. Значит, инициатива должна идти от него.

Он позвонил ей в то время, когда она по его расчетам должна была быть свободной. Голос Веры звучал холодно и отчужденно, но то, что она не бросила трубку, было все же хорошим знаком. Значит, есть надежда, что разговор не завершится ничем.

– Вера, дорогая, нам очень нужно поговорить.

– Ты все сказал, а я все услышала. Этого вполне достаточно.

– Так не бывает. Человек никогда не может сказать другому человеку всего. Так думают только скудоумные люди.

– Значит, по-твоему, я скудоумна?

Введенский понял, что от волнения, ляпнул совсем не то, что хотел. Все-таки под влиянием последних событий он немного не в себе.

– Ты отлично знаешь, что я так не думаю. Просто у нас сейчас сложный момент в наших отношениях.

– Но у нас нет отношений.

– Еще вчера были.

– То, что было вчера, не обязательно есть сегодня.

– Да, тут ты права, – согласился Введенский. – Но я бы не хотел, чтобы это правило распространялось на нас.

– Не все зависит от наших желаний.

Введенский понял, что подобным образом перебрасываться репликами они могут долго. А главное, совершенно бесплодно.

– Ты сто раз права. Но сейчас я хочу поговорить о другом. За то небольшое время, что мы не виделись, случилось грандиозное событие.

– Какое могло произойти грандиозное событие? Ты меня разыгрываешь. Хочешь, чтобы я приехала.

– Нет, я говорю правду, случилось нечто невообразимое. Поверь мне, я бы никогда не стал тебя обманывать даже ради того, чтобы увидеть тебя.

– И что же произошло?

– Не хочу об этом говорить по телефону.

– Таким способом, ты хочешь заставить меня приехать.

– Да, я хочу, чтобы ты приехала. Но это не отменяет тот факт, что действительно случилось нечто такое, что невозможно было и представить.

– Ты даже не намекнешь?

Введенский услышал в голосе Веры затаенный интерес.

– Нет, – придал своему голосу твердость он.

– Хорошо, пусть будет по-твоему, – сдалась Вера. – Скоро буду. Но если ты меня таким образом заманил, я тут же уеду. И на этот раз навсегда.

Введенский почувствовал одновременно облегчение и тревогу. То, что Вера согласилась, да еще так быстро приехать означает, что она пока не считает, что между ними произошел окончательный разрыв. Но при этом он сомневался, что новость, которую он собрался ей сообщить, укрепит их отношения. Неизвестно, как она к ней отнесется. Большая вероятность, что не поверит, посчитает, что он все это придумал, чтобы заманить ее к себе. И попробуй докажи, что это не так. Введенский тяжело вздохнул, предвидя не простую встречу.

Вера прошла в комнату и как обычно опустилась в свое любимое кресло, плотно сжав коленки. Он прекрасно знал эту позу, она ее принимала, когда в их отношениях было не все благополучно. Он называл ее «позой отчуждения» и ему всегда становилось не комфортно, когда она так сидела.

– Что ты мне хотел рассказать? – начала Вера без предисловия.

– Ты не поверишь, я и сам не поверил, но возможно это правда.

– Что-то я ничего не понимаю. Объясни доходчиво, как для самых тупых.

Введенский кивнул головой.

– Сейчас попробую объяснить. Только обещай, что не будешь все опровергать. Ты же Вера, вот и возьми это на веру. По крайней мере, на какое-то время.

– Я так не могу, – не согласилась девушка.

– Ладно, – сдался Введенский, – решай сама, как ко всему этому отнестись. Ты не заметила во время презентации моей книги странную группу, сидящую в углу?

– Разумеется, заметила. И что? Мало ли какие люди существуют на земле.

– Это не совсем обычные люди. По крайней мере, так они себя позиционируют.

– Откуда тебе это известно? Ты что с ними познакомился?

– Да.

– Кто же они такие?

– Держись крепче в кресле, Вера.

– Так серьезно?

– Это Иисус, двенадцать апостолов да еще Мария Магдалина.

– Марк, ты бредешь или смеешься надо мной?

– Ни то, ни другое. Так они сами себя называют.

– Ну, знаешь, назвать себя может любой. Я вот могу представиться Терезой Авильской. Тем более, ты знаешь, мне всегда хотелось походить на нее.

Вера, в самом деле, говорила ему об этом ни раз. И всегда Марку становилось тревожно – не последует ли она однажды по ее примеру в монастырь?

– Давай на время оставим Терезу в покое. Я, как и ты, отнесся с крайним недоверием к их словам. Но уже потом, когда ушел от них, стал думать: если мы верим, что однажды Христос пришел в наш мир, почему он не может прийти во второй раз? Тем более, Он сам это обещал. Да и вспомни, как многие отнеслись к его появлению тогда. И чем это все завершилось. Так может не стоит повторять ту ошибку. По крайней мере, не спешить с выводами, а присмотреться к этим людям. Или не совсем людям.

Введенский видел, что его аргументы пробили брешь в броне недоверия Веры. И это был, хотя и локальный, но успех.

– Значит, ты уверяешь, что встречался с Христом?

– Да, то есть с человеком, который так себя называет. Но я его мысленно зову теперь Христос. Так удобней.

– Удобство – это главное, – едко проговорила Вера.

– Ну, причем тут это, – обиделся Введенский. – Скептиком быть легче всего. Не лучше ли попытаться прояснить для себя, кто эти люди. – Он задумался. – Они производят странное впечатление.

– Вот видишь.

– Я не о том. Понимаешь, они постоянно спорят. Мне даже показалось, что Иисус и апостол Павел недолюбливают друг друга.

– Там есть еще апостол Павел? – насмешливо поинтересовалась Вера.

– Да и двенадцать других. Все, как в Евангелии.

– И как же они все тут появились? Воскресли?

– Не знаю. Я пытался спрашивать, но ответа не получил.

– Тебе это не наводит на размышления.

Введенский отрицательно покачал головой.

– Я решил предварительно не делать никаких выводов, чтобы потом не зависеть от них. И тебе рекомендую так же поступать.

– За рекомендацию отдельное спасибо. Но я думала, что ты знаешь, что я привыкла жить своим умом.

– Тут дело не в уме. Не все в нем может уместиться. Он всегда чем-то ограничен.

– И это говоришь ты.

– Вера, дорогая, наша дискуссия бесплодна.

– Что же ты предлагаешь?

– Поехать туда.

– К этому твоему Христу и двенадцати апостолам?

– Именно. При расставании он предложил мне бывать у них. Дал свой мобильный телефон. Я могу позвонить и договориться о новой встрече.

– У Бога есть мобильный телефон?

– А что в этом такого. В каком-то смысле Он его и создал, разумеется, с помощью людей. Он все так делает.

Вера несколько секунд сосредоточенно молчала.

– Звони.

Введенский набрал номер. Он вдруг сообразил, что так и не выяснил, как следует обращаться к своему абоненту. Ладно, как уж получится, повторит прежнее обращение.

– Здравствуйте, господин Иисус Христом. Это вас беспокоить Марк Введенский. Я бы хотел заехать к вам вместе со своей близкой знакомой Верой.

– Буду рад вас видеть, приезжайте вместе с вашей подругой. Мы ждем.

Введенский положил в карман телефон и повернулся к Вере.

– Можем отправляться прямо сейчас.

Они ехали по городу. Введенский поглядывал на свою спутницу и удивлялся ее и виду и поведению. Она была необычно бледна и сосредоточена. Они уже находились в машине полчаса, а Вера за все это время не сказала ни слова. На нее это было непохоже. Она не была болтливой, но и молчаливой не была тоже.

– Почему ты молчишь? – спросил он.

– Я вдруг подумала: а если действительно это Он. Мне чуть плохо от этой мысли не стало. Разве можно увидеть живого Христа, живого Бога?

– А кто сказал, что нельзя. Где это написано?

– Нигде, – подумав, согласилась девушка.

– Вот и я о том. Но когда общаешься с Ним, нет ощущения, что перед тобой Бог. С другой стороны, нигде точно не описано, а какие должны быть ощущения при разговоре с Ним. Он похож на обычного человека и одновременно в нем есть что-то необычное. Я бы сказал: запредельное. Впрочем, скоро сама оценишь. Мы приехали.

Они остановились возле знакомых Введенскому ворот. Он просигналил, из дома вышел человек. Марк сразу же узнал в нем Иисуса.

– Это он, – шепнул Введенский Вере.

Она мгновенно привстала с сиденья и стала его рассматривать.

– Таким я Его и представляла, – вдруг произнесла Вера.

Это фраза вызвала у Введенского изумление. Но изумляться долго было некогда, надо было въезжать во двор.

Введенский и Вера вышли из автомобиля.

– Разрешите представить мою знакомую Веру, – произнес Введенский.

Иисус посмотрел на девушку и улыбнулся.

– Очень приятно с вами познакомиться. Пойдемте в дом.

Вера не спускала с Иисуса глаз, она даже не старалась сделать вид, что не разглядывает его. Но того, судя по его поведению, это нисколько не смущало.

Они оказались в знакомой Введенскому комнате. Только на этот раз тут было пусто, в ней находилась лишь Мария Магдалина. И, так же, как впервые увидев ее, Введенского вновь охватило волнение. Он попытался побороть его, ему очень не хотелось, чтобы Вера догадалась об охватившем его смятении.

– Сегодня мы находимся в доме только вдвоем с Марией, – пояснил Иисус. – Остальные ушли по делам и вернутся не раньше вечера.

Введенский огорчился, ему очень хотелось, чтобы Вера увидела бы сразу всех. Но с другой стороны, подумал он, никто им не помешает побеседовать с Христом. И с этой женщиной, мысленно добавил он.

– Садитесь, – пригласила их Мария Магдалина. – Хотите выпить чаю, кофе? У нас есть и вино.

Марк и Вера переглянулись. Все это выглядело несколько фантастично. Бог предлагает им на выбор напитки.

– Кофе – выбрал Введенский, зная, что Вера любит его.

– У нас замечательный кофе, – одобрила это решение Мария Магдалина. – Сейчас сделаю.

Она вышла из комнаты, Введенский невольно посмотрел ей вслед. У нее была замечательная фигура и величественная походка, от которой невозможно было отвести глаза.

Иисус сел напротив них и взглянул на Веру.

– Вы очень напряженны, Вера. Расслабьтесь. – Он дотронулся до ее руки, и Введенский заметил, как мгновенно переменилось лицо девушки, оно стало спокойным.

– Я никогда не видела живого Бога, – сказала она.

– Вы не верите, что я тот самый Иисус Христос. Я понимаю. И не спешите верить. Вера мешает человеку познавать истину.

– И это говорите вы, человек, который основал величайшую религию, – изумленно произнесла Вера.

– Разве я ее основал? – улыбнулся Иисус.

– Кто же тогда? – растерянно спросила Вера.

– Вы же прекрасно знаете Новый завет.

– Вы имеете в виду, что христианство, как религию, основал апостол Павел, – вмешался в разговор Введенский.

– Именно об этом у нас постоянно идет с ним спор, – произнесла появившаяся с подносами Мария Магдалина. Она расставила чашечки с кофе на столике.

Введенский и Вера взяли чашечки и одновременно сделали по глотку. Кофе, в самом деле, было необычайно вкусным.

– Вы спорите с апостолом Павлом по поводу основания христианства, – уточнил Введенский.

– Еще как спорят, – подтвердила Мария. – Иногда чуть до драки не доходят, – весело посмотрела она на Иисуса. – Оба излишне горячие. К тому же та встреча на дороге в Дамаск имела слишком большие последствия.

– Да, я полагаю, это была моя ошибка, – подтвердил Иисус.

– Разве боги ошибаются? – поинтересовалась Вера.

– И гораздо чаще и больше, чем вы думаете, – подтвердил Иисус. – Мир не настолько детерминирован, как многие полагают. Если бы это было так, какой смысл было в его создании. В этом случае можно было бы начинать не с начала, а сразу с конца.

– Вы хотите сказать, что всему этому, – Введенский обвел глазами окружающее его пространство, – однажды наступит конец?

– А как иначе. Если есть начало, есть и конец. Это неизбежно.

– А можно узнать, как будет это происходить?

Собеседник Введенскому внимательно посмотрел на него.

– Это то знание, которое воспрещается знать смертному человеку. Даже если я захочу вам его поведать, у меня ничего не получится, я онемею. На него наложен полный запрет.

Введенский испытал разочарование, ему так хотелось узнать, что будет в конце.

Иисус понял его чувства.

– Не расстраивайтесь, Марк, вы даже не представляете, какое это для вас благо. Если бы вы вдруг узнали это, ваша жизнь тут же потеряла бы всяческий смысл. Вы не понимаете, что не знать будущее – это привилегия, а знание его – наказание. Постарайтесь это осознать. И не роптать.

– Я попробую, – не совсем уверенно произнес Введенский. – Но любопытство все равно будем мучить.

– Если вы узнаете, вас гораздо сильней будет мучить определенность. Поверьте мне, это мучение во сто крат сильней. Я вам его не желаю ни при каких обстоятельствах.

– Хорошо, не буду думать больше об этом, – сдался Введенский, но уверенности, что ему это удастся, он не испытывал.

– Это правильный поступок, – вдруг проговорила Мария Магдалина. – Для нас, знающих будущее, хотя далеко не в полной мере, это, в самом деле, большой груз. Мы даже используем специальные упражнения, чтобы стереть это знание.

– Помогает? – поинтересовалась Вера.

– Да, но только на время. В частности сейчас мы заблокировали знание о будущем.

– Почему?

– Это помешало бы нашей миссии, – пояснил Иисус. – У нас было условие: действовать так, как будто бы ничего не предвидим заранее. Иначе бы мы тут не оказались. Хотя не все были довольны этим. Тот же апостол Павел выражал несогласие с такой постановкой вопроса.

– Йешуа, мы же договорились с тобой.

Эти слова Мария произнесла по-арамейски, но Введенский достаточно хорошо владел этим языком и понял их. Но он решил, что с его стороны не этично скрывать знание его.

– Мне кажется, у вас с ним не самые добрые отношения, – тоже по по-арамейски произнес он.

Иисус и Мария переглянулись и засмеялись.

– Мы как-то не учли это обстоятельство, – весело заметил Иисус. – Впрочем, у нас тут нет особых тайн.

– Тогда я могу спросить, в чем ваша миссия? – проговорил Введенский.

Улыбка исчезла с лица не только Иисуса, но и Марии Магдалины. Оба стали серьезными.

– Мне не случайно оказались на презентации вашей книги, – проговорил Иисус. – К сожалению, ваши выводы в целом верны. Христианство зашло в тупик. То, в каком виде оно пребывает сегодня, не имеет ничего общего с тем, что я провозглашал две тысячи лет назад. Это полное искажение всех идей и принципов. – Он вдруг разволновался и даже встал и прошелся по комнате. – У нас тут идут бесконечные споры, почему это случилось, можно ли что-то изменить и как это сделать с наименьшими последствиями?

– И к каким выводам вы приходите? – спросил Введенский, затаив дыхание, ожидая ответ.

– Пока мы в основном спорим. Уж слишком оказалась сложной тема. Знаете, Марк, тогда в Палестине все казалось намного проще и ясней. Как видите, даже боги подвержены иллюзиям. – Иисус замолчал. – Хотел спросить вас, почему у вас такое довольно редкое для здешних мест имя?

– Так меня назвал отец в честь первого евангелиста Марка. А моего брата в честь другого евангелиста Матвея.

– Я так и думал.

– Вера, хотите немного поболтаем одни, без мужчин, – неожиданно предложила Мария.

– Да, с удовольствием, – вспыхнула Вера.

– Тогда пойдемте в другую комнату.

Женщины ушли.

– Но вы не жалеете, что сделали тогда? – спросил Введенский.

– Если честно, еще не знаю. Я внимательно прочитал ваш труд, вы написали замечательную книгу. Вы обнажили в ней многие темы, о которых ни одна христианская церковь не желает даже слушать. Вы правильно, хотя и жестоко отметили: после убийства стольких людей в период эпохи инквизиция, церковь должна была не только покаяться, но самоликвидироваться, что и стало бы истинным, а не притворным покаянием. Но у нее не было ни одного поползновения совершить подобный поступок. И она продолжает существовать, словно бы ничего и не случилось. Хотя фашистов за такие преступления судил Нюрнбергский трибунал. Я на вашей стороне и при встрече с Римским папой собираюсь поставить этот вопрос. Я пришел сюда с намерением разобраться во всем этом.

– Но послушайте, – взволнованно произнес Введенский, – когда в Европе сжигали людей на кострах, разве вы не могли вмешаться, остановить эту вакханалию.

– Не мог, не имел право. Я передал процесс реализации своих идей людям. И они должны были затем сами его разворачивать. Таковым являлось условие моего Отца. Хотя я изначально опасался, что все может пойти не так. Вот оно не так и пошло.

– А сейчас ситуация изменилась?

– Тогда было выдвинуто условие: не вмешиваться две тысячи лет. Они прошли… – Иисус замолчал.

– Кто бы мог подумать, что так все было. Мы так много не знаем.

– Это было тоже одним из пунктов условия. Информация не должна быть ни достоверной, ни исчерпывающей. Иначе она заблокирует всякое творчество. Все будет двигаться по твердой колее. Поэтому с самого начала в историю был помещен большой процент неопределенности. Это придало процессу живой характер. Вам ли не знать о раннем периоде христианства.

– Этой теме была посвящена моя диссертация.

– Мне это известно, – улыбнулся Иисус. – Там есть несколько существенных ошибок.

– Вы можете на них указать? – встрепенулся Введенский.

– Такое вмешательство с моей стороны было бы неправильным. К тому же это не столь важно. Перед нами стоят гораздо более важные задачи.

– Все же так хочется узнать о своих ошибках, – грустно протянул Введенский. – Для меня ранний христианский этап очень интересен, я считаю, это одним из самых замечательных и плодотворных периодов человеческой истории.

– Возможно, вы правы, Марк, – задумчиво согласился Иисус. – Мы тут много спорим о том времени. К сожалению, очень быстро все пошло не совсем так. Стала возобладать догматика, которая не терпела никого свободомыслия. Признаться, я опасался этого с самого начала, но не думал, что все эти процессы начнутся так быстро и так мощно. Я пытался разрушить догматический иудаизм, но прошло не так много времени, как появился христианский, ничуть не лучше. Знаете, когда погибла Гипатия, я едва не нарушил запрет и не появился на земле. Мне было так плохо, будто это меня мучили и убили. – Он надолго замолчал, Введенский молча ждал, когда Иисус заговорит вновь. – Наверное, я не должен вам это говорить, но я совершил тогда поступок, который не имел право совершать. Я напустил на патриарха Кирилла – главного виновника в ее смерти болезнь, от которой он скончался. Я не мог поступить иначе, с моим именем на устах эти извергли сдирали с этой замечательной женщины кожу черепками от глиняной посуды. Вы счастливы, что не наблюдали этого ужасного зрелища.

– Да, это действительно ужасно, – согласился Введенский.

– Убийство Гипатии было поворотным пунктом. Впрочем, их было предостаточно, есть немало случаев, которые остались никому неизвестными.