Текст книги "Второе пришествие"

– С вашего разрешения коротко изложу свои выводы. Кто пожелает ознакомиться с аргументацией в полном объеме, найдет ее в книге. Как я поставил вопросы, так и стану на них отвечать. Почему возникла церковь? Это вызвано несколькими причинами. Адепты новой веры находись в море других верований. Дабы сохранить ее, не позволить смешаться с другими учениями у них возникла потребность отделиться от них, возвести между собой и остальными незримую стену. Это был первый шаг. Второй был связан с появлением среди верующих иерархии, с возникновением слоя тех, кто наставлял людей в вере. То есть возникла группа, наделенная сначала небольшой, а потом все возрастающей властью. А власть всегда требует организации, иначе она долго не продержится. Новое учение требовало, чтобы оно превратилось в основополагающее правило, по которому бы жили все его адепты. Опять же без власти и организации этого не добиться, иначе быстро начнется необратимый процесс энтропии общины. Дальше больше, церковь усиливала свои позиции в обществе, постепенно становилась ведущей духовной, а затем и политической силой. Для закрепления этой роли ей еще больше потребовались власть и организация. Как видите, возникновение церкви вызваны сугубо прагматическими причинами. Бог тут ни причем.

Теперь так же схематично постараюсь дать ответ на вопрос: какую пользу и какой вред принесло существование церкви и религии? Пользы я не обнаружил никакой. Та польза, которая реальна была, например, в свой начальный период церковь являлась едва ли не единственным носителем просвещения связана исключительно с особенностью исторической ситуации. Но при этом она же была гонителем великой, несравненно более богатой и плодотворной языческой культуры. Зато вред от церкви огромный. Она на тысячелетие остановило развитие науки, заменяя научные знания своими догмами. В своем анализе я пришел к выводу, что церковь не только не улучшало общественные нравы, а способствовала их ухудшению. Естественные отношения между мужчинами и женщинами она превратила в греховные, хотя именно Господь их и создал. Монополия на истину способствовала развитию жестокости и безнаказанности. В результате огромное число жертв инквизиции, уничтожение целых цивилизаций, например, в Америке. И много других преступлений, которые не стану перечислять. На мой взгляд, самое важное заключается в том, что церковь подчинила себе души и сознания сотен миллионов людей, пользуюсь их неспособностью к самостоятельному мышлению. Считаю, такое недопустимым, никто не имеет права навязать другим свои представления. Это неуважение к свободе человека, каждому из нас нужно предоставлять возможность сформировать свой взгляд на мир, а не внушать готовые стереотипы едва ли не с пеленок. Я считаю, что человечеству таким подходом нанесен огромный вред. И до сей день он сохраняется и даже в чем-то приумножается.

Могут ли люди, общество существовать без церкви и религии? Мой ответ однозначный – могут. Есть эксперименты, когда церковь и веру в Бога отменяли. Однако люди не превращались ни в распутников, ни в монстров, оставались точно такими же. В тоже время нет никаких признаков того, что церковь хоть где-то повысила общественную нравственность. Более того, она сама является рассадников многих преступлений, внутри нее находят приют много пороков. Поэтому на вопрос, может ли общество, все человечество существовать без церкви и религии, отвечаю положительно. Не только не произойдет никакой катастрофы, а мы избавимся от тяжелейшей зависимости от навязанных нам некогда представлений. Это станет большим шагом к освобождению сознания, очищению его от стереотипов. Легко представить, какое число конфликтов исчезнет, ведь религиозные распри – самые жестокие. И тут я перехожу, с моей точки зрения, к главному – означает ли исчезновение церкви и религии победу атеизма? Ни в коем случае, именно церковь и религии стоят на пути человека к Богу, именно как противовес им и появляется атеизм. Я убежден в том, что человек и Бог должны общаться непосредственно, это всегда только диалог. Когда в него встревает посредник даже в образе священника, он либо не начинается, либо тут же прекращается. Это историческая ошибка, жрецы нужны не для того, чтобы руководить паствой, а чтобы помогать людям лучше понимать себя. Потому что нет иного пути к Богу, как только через собственную душу. А все остальные пути от лукавого. На этом, пожалуй, я остановлюсь и отвечу на ваши вопросы, если они будут.

Пока Введенский произносил свой монолог, то незаметно для себя успокоился, волнение куда-то улетучилось, и он чувствовал уверенность в себе. Ему только что удалось сказать нечто важное, при этом никто его не перебивал, наоборот, судя по тишине, все слушали с полным вниманием. И теперь можно даже немного расслабиться.

Он скосил глаза в сторону Веры, она все так же сидела неподвижно, смотря куда-то мимо него. Введенский перевел взгляд в противоположную сторону. Еще когда он произносил свой монолог, то заметил сидящую в одном из углов, как ему показалось, немного странную группу людей. Хотя в чем их странность, он тогда определить не сумел. Но сейчас было время, чтобы рассмотреть их повнимательней.

На первый взгляд, они мало чем отличались от остальных, одеты, как и все. Но вот внешность их бросалась в глаза: все были черноволосые, с темными глазами и смуглые. И все время они о чем-то тихо переговаривались. Но больше всего Введенского среди них поразил один человек: в отличие от своих товарищей он пребывал почти в полной неподвижности, не участвовал в общем обмене мнений, вместо этого неотрывно смотрел на выступающего. Их глаза внезапно встретились, и Введенский ощутил что-то похожее на легкий удар. Весьма странный тип, невольно подумал он.

– У меня вопрос, – вдруг услышал он чей-то голос. Введенский повернул голову и увидел, как со своего места поднялся Валериан Чаров.

– Слушаю вас, Валериан Всеволодович.

– Не стану оспаривать ваши тезисы, хотя ни с одним из них категорически не согласен. Повторяю: категорически не согласен. Хочу спросить о другом: то несметное число людей, которым церковь, религия приносили и приносят утешения, давали и дают силы в минуты отчаяния его преодолеть и жить дальше, благодаря которым они обретали и обретают смысл существования, это все ненужно, это можно не брать во внимание, все отбросить, как хлам? Борьба с церковью – это проявление жестокости, бессердечности и полное отсутствие милосердия к людям. Да, церковь не совершена, она несет свою долю вины за все плохое, что творилось и творится на земле. Но разве можно акцентировать внимание исключительно на каких-то негативных сторонах и целиком пренебрегать тем гигантским позитивом, которое несет, как свеча свет, религиозная вера.

Чаров снова сел, показывая тем самым, что ожидает ответа.

– Спасибо за вопрос, Валериан Всеволодович. К сожалению, никак не могу с вами категорически согласиться. Ваши утверждения голословны. Я согласен, что многим церковь несет утешение, но преступные режимы тоже утешали людей, предлагали им свой выход из тяжелой ситуации. Да и вообще, можно придумать разные виды утешения; таким несчастным нужно, чтобы кто-то бы облегчил их страдания, а кто и как для них в сущности не важно. Не было бы церкви, появились бы для этих целей другие институты. И кто знает, возможно, в них бы утешали не хуже, а может, и лучше. Я уж не говорю о том, что само по себе утешение – не самый оптимальный способ облегчать участь людей. Зато утешители прочно привязываются утешаемых к церкви, и тем становится гораздо трудней искать другие способы решения своих проблем. Гораздо лучше не утешать, то есть потворствовать несчастьям и слабостям, ведь утешение – это всего лишь обезболивание, но отнюдь лечение болезни, а находить путь их излечения. Дело в том, что церковь всегда нуждалась в слабых и сирых и никогда не была заинтересована превращать их в сильных и уверенных в себе. Надеюсь, ответил на ваш вопрос.

Неожиданно встал тот самый человек, который поразил Введенского.

– Хочу задать вам вопрос. Вы в своем выступление много отрицательного говорили по христианскую церковь. Более того, утверждаете, что никакой необходимости в ней нет. В этой связи, как вы относитесь к фигуре Иисуса Христа?

По-русски человек говорил правильно и свободно. И все же в его выговоре чувствовалось что-то чуждое.

– Спасибо за вопрос, – поблагодарил Введенский. – Очень правильный и своевременный. К личности Иисуса Христа я отношусь с огромной симпатией. В независимости от того, существовал ли он в действительности. Но в любом случае человек или литературный образ вызывает у меня огромное почтение. Это настоящий прорыв человечности в человеке, это тот идеал, к которому надо стремиться. Что же касается христианской церкви, то я как-то не усматриваю связи между нею и Христом. Она лишь узурпировала Его, поставила его на службу своей корысти. Более того, с моей точки зрения она нанесла большой урон этому образу; миллионы верующих смотрят на него ее глазами. А это глубоко искаженный взгляд. Это очень краткий ответ, так как тема невероятно обширная и глубокая.

Вопросы посыпались, как дождинки с неба, Введенский отвечал на них больше часа. От напряжения он чувствовал себя все более уставшим. И когда презентация завершилась, обрадовался. С плеч спал не самый легкий груз.

Он стал подписывать желающим книги. Введенский не сомневался, что сред них Чарова не будет. Так оно и оказалось, он вообще незаметно исчез. Что, впрочем, Введенского мало огорчило. В отличие от ухода Веры, которая тоже неожиданно исчезла. А он все же надеялся, что обратную дорогу они проделают вместе.

Введенский закончил раздачу автографов. Он уже собрался покинуть зал, как к нему вдруг подошел тот странный мужчина. Он улыбался ему.

– Было очень интересно вас послушать. Если возникнет желание продолжить эту тему, буду рад вашему звонку. – – Он достал из визитницы визитку и протянул Введенскому. Тот поблагодарил и, не читая, сунул ее в карман.

8.

Хотя презентация в целом прошла успешно, Введенский вернулся домой не в самом отрадном расположении духа. А все из-за Веры, они, словно два поезда, стремительно отдаляются друг от друга. Ему захотелось ей позвонить, но он усилием воли отогнал это желание. Звонок лишь ухудшит положение, она воспримет его как проявление лицемерия. А подобные вещи она не приемлет. В нынешней ситуации самая лучшая тактика – выжидание. Пройдет какое-то время, все немного успокоятся, страсти улягутся. И тогда есть надежда восстановить контакт с Верой. По крайней мере, никакой другой возможности это сделать, он не видит.

Вот только верны ли его расчеты, не вмешается ли в их отношения беспощадная внешняя сила? Введенский вспомнил разговор, который состоялся у него сразу после презентации. Бурцев затащил его в расположенное по близости кафе по его словам: «отметить это важное событие». Он заказал двести грамм водки и разлил по рюмкам.

– Выпьем за тебя и за твою книгу, – провозгласил он тост. – Ты, Маркуша, сделал величайшее дело. И не спорь, а поверь мне. Твоя книга – это бомба, которая взорвет эту прогнившую насквозь страну, и в частности эту церковь. Это было давно пора сделать.

– Ты преувеличиваешь, Дима. Ничего она не взорвет, так, вызовет некоторый шум, который скоро затихнет. Так уже было сотни раз.

– А мы на что. Не дадим шуму затихнуть. – Бурцев наклонился к Введенскому. – Все случится совсем скоро, поверь мне на слово.

– Что случится?

Бурцев хитро посмотрел на приятеля.

– Что надо, то и случится. Смотрю я на тебя и дивлюсь, ты, словно живешь на необитаемом острове. Ничего не замечаешь, ничего не слышишь. Целиком сам по себе.

Введенский ненадолго задумался.

– В каком-то смысле так оно и есть. Пока работал над книгой, почти отключился от остального мира. Ты же сам меня торопил с е окончанием.

– Но отключаться я не просил, – улыбнулся Бурцев. – Тогда докладываю: такого недовольства существующим строем не наблюдалось давно. Обстановка, как поднесенный в огонь прут, быстро накаляется.

– Или ты и твои друзья ее накаляют, – уточнил Введенский.

– Не буду отрицать, мы вносим свою скромную лепту. Но мы лишь подбрасываем дровишки в уже разгоревшийся костер. И твоя книга одна из них. Причем, весьма горючая. По крайней мере, мы постараемся ее такой сделать.

Введенский в очередной раз за этот день подумал о Вере.

– Дима, я прошу тебя не предпринимать ничего в этом плане без моего ведома, – обеспокоенно произнес он.

– Не могу обещать, на кону слишком большой приз.

– И что за приз?

– Судьба страны, свобода. Тебе этого мало? Надо что-то еще?

– Да, нет вполне достаточно, – без энтузиазма проговорил Введенский.

– Уж очень ты, Маркуша, аполитичный, – вздохнул Бурцев. – Так в наше время нельзя.

– А если не хочется окунаться в политику?

Бурцев покачал головой.

– Все равно не получится. Ты теперь повязан с нами своей книгой. Это я тебе, как лидер партии говорю. Поэтому хочешь ты того или нет, но ты наш. – Бурцев хлопнул Введенского по плечу.

А если Дима прав, с тревогой подумал Введенский. Участие в этом радикальном, антиклерикальном движении Вера уж ему точно не простит.

– Предупреждаю, я буду всеми силами стараться держаться в стороне.

– Держись, – засмеялся Бурцев, – только все равно ничего не получится. – Он вдруг стал серьезным. – Ты же историк, неужели не понимаешь, что история – это карусель. И кто попадает в нее, того она и начинает кружить.

– Я попал?

– Да, Марк, и от тебя уже мало что зависит. Скоро ты в этом убедишься.

У Введенского сжалось сердце от предчувствия правоты друга. Хотя до сегодняшнего момента он никогда не считал его пророком.

– Посмотрим, – все же решил не соглашаться с ним Введенский. – А теперь прошу, отвези меня домой. Что-то я немного устал.

Но усталость тут была ни причем, ему вдруг остро захотелось остаться одному. Бурцев друг и много для него делает, но сейчас Введенский испытывал по отношению к нему раздражение. Он вовлекает его в события, в которых он бы предпочел не участвовать. Он ученый и хочет им оставаться до конца своих дней. А свергать прогнившие политические режимы не его миссия. И даже не понятно, почему Дима так упорно хочет, чтобы он бы поучаствовал в этом деле. Впрочем, сейчас его больше занимают другие проблемы.

Введенский удобно расположился в кресле, его мысли, как вода по склону, сами собой потекли в направлении Веры. Любить такую девушку большое счастье, но и большой труд. Иногда ему кажется, что он словно бы на скамье подсудимых, а она – прокурор, который чуть ли не ежечасно выносит ему приговор. Но при этом он бы не хотел, чтобы место Веры заняла кто-то другая, с которой было бы просто и легко. И дело совсем не в его любви к трудностям – такой склонности он никогда не испытывал, а в том, что рядом с ней он ощущает, что погружается в внутрь самого себя, потому что это едва ли не единственный способ возвыситься над самим собой. И как жаль, что она так негативно отнеслась к его книге. В глубине души он все же надеялся на более благосклонную реакцию.

Введенский грустно вздохнул. Будет лучше, если он переключит тумблер своего сознания на другую тему. Иначе он как река в море, впадет в меланхолию. Он знает это свое свойство; когда у него складывается что-то не так, ему трудно сохранять хорошее настроение, оно становится чересчур мрачным и подавленным. Эта психологическая нестабильность обнаружилась у него еще в детстве, но он так не сумел ее побороть. Придется с этим жить и дальше.

Введенский задумался. Что-то он давно хотел сделать, но это намерение в какой-то момент ускользнуло из сознания. А теперь вот вернулось неясной тенью. Он напряг мозги. Вспомнил! Он хотел посмотреть визитную карточку того странного человека, как окрестил его он.

Введенский достал визитку из кармана, прочел ее, и у него аж отвисла челюсть. Чтобы убедиться, что глаза его не обманывают, перечитал напечатанный на ней короткий текст. «Иисус Христос (Йешуа). Сын божий». Дальше шли мобильный телефон и электронный адрес.

Введенский почувствовал, что вспотел. Затем неожиданно рассмеялся. И чего он так взволновался, понятно это шутка, розыгрыш. Некто, обладая специфической внешностью, решил воспользоваться ею и так пошутить. Сейчас стало модно выдавать себя за знаменитые исторические персонажи. Кого только не изображают, некоторые даже зарабатывают на этом неплохие деньги. Может, и этот человек из той же когорты. В таком случае, что ему делать? Выбросить эту картонку и забыть о ней? Так и следует поступить.

Введенский встал и направился на кухню, где у него стояло мусорное ведро. Он подошел к нему, постоял рядом, затем вернулся в комнату. Понятно, что это не какой не Иисус Христос, на такой дешевый трюк он не купится. И все же любопытно, что это за человек, который осмелился изображать пророка? А ведь он был не один, их там было человек пятнадцать. Или около того. Они занимали целых два ряда. И вели себя как-то непривычно. Но если даже они, как он сразу подумал о них, иностранцы, это еще ничего не значит.

И все же было бы интересно поближе узнать этих людей и особенно того, кто называет себя Иисусом Христом. Любопытно, почему для своего представления выбрал именно этот образ, что хотел этим сказать? Вряд ли это случайно, во всем есть свой тайный или явный смысл. Почему бы в таком случае ему, Введенскому не связаться с ним, узнать, кто этот человек, чего добивается. Решено!

Введенский уже хотел звонить, но вдруг остановился. А как его называть? Иисусом Христом? Право смешно. «Я говорю с господином Иисусом Христом?» Звучит просто анекдотично. Но с другой стороны, а что делать, другого имени его он не знает. Ничего страшного, пусть один раз будет забавно. А затем он попытается узнать, как его зовут в действительности.

Введенский набрал указанный в визитке номер. И почти сразу же в трубке зазвучал уже знакомый ему голос.

– Я говорю с господином Иисусом Христом? – произнес Введенский заранее заготовленную фразу.

– Именно с ним, – вполне серьезно отозвались на другом конце линии.

– Очень приятно. Вас беспокоит Введенский Марк Вениаминович. Мы с вами познакомились на презентации моей книги.

– Я ждал вашего звонка.

– Но почему вы думали, что я позвоню?

– Это не так важно. Вы хотите приехать, записывайте адрес. Мы ждем вас.

Связь разъединилась, Введенский смахнул пот со лба. Теперь уж точно придется ехать после того, как он получил приглашение. Может, он все-таки напрасно позвонил? И не опасно ли это, не попадет ли он в руки мошенников или рекитеров? Ничего нельзя исключить. Ну да, чего теперь сожалеть, сам напросился. Остается уповать, что эта его авантюра завершится без больших потерь и неприятностей для него.

Введенский перечитал адрес. Кажется, это где-то за городом. Ничего, по навигатору найдет. Он подошел к зеркалу, внимательно осмотрел себя. Вроде вид вполне нормальный. А впрочем, какая разница, он же не на свидание с женщиной собрался.

Введенский вдруг понял, что сбит с толку, а потому ведет себя не совсем адекватно. Надо взять себя в руки, сосредоточиться. Иисус, так Иисус, что в том особенного. В свое время с ним общалось немало людей, одних апостолов было двенадцать, а еще куда родственников, сторонников и последователей. Поэтому надо успокоиться и отправляться в путь. Введенский вышел из квартиры, тщательно запер ее и спустился на лифте вниз.

Навигатор проложил дорогу к нужному Введенскому адресу. Расстояние было не очень большим, дом располагался в ближайшем Подмосковье, но из-за пробок движение было медленным. И это сильно раздражало его. Почему-то тем ближе становилась цель его поездки, тем сильней он волновался. Хотя особых причин для этого вроде не было. Ну, едет он к каким-то непонятным людям, что из того. В своей жизни ему приходилось встречаться, общаться с самыми разными персонами. Но до сих пор каких-то экстраординарных чувств они не вызывали. А тут все как-то по-другому, иногда даже появляется ощущение, что для него этот визит может оказаться судьбоносным.

В какой-то момент пробки рассосались, и остаток пути Введенский полетел на максимально возможной скорости. Он остановился возле металлического забора. За ним можно было разглядеть двухэтажный, без всяких архитектурных изысков особняк. Дом, как дом, таких в округе много. Он и сам не знал, почему это обстоятельство немного успокоило его. Почему-то пришла мысль: раз строение обычное, то скорей всего в его стенах живут тоже самые обычные люди. Даже если они выглядят немного непривычно. В этом нет ничего удивительного, мир очень разнообразен. Успокоенный такими размышлениями, Введенский уже решительно нажал на кнопку звонка.

Через полминуты он услышал чьи-то шаги. Ворота отворились, и Введенский увидел человека, который называл себя Иисусом Христом. Несколько секунд они разглядывали друг друга.

– Добрый день, рад, что приехали, Марк Вениаминович, – произнес он своим иностранным выговором. – Проходите.

Они вошли в дом. И сразу же оказались в большом зале. В нем сидели мужчин десять-двенадцать и одна женщина. Взгляд Введенского сразу же оказался прикован к ней. И почувствовал, как учащенно забилось сердце. Это была настоящая восточная красавица: смуглая, черноволосая, с большими темными глазами, которые сейчас не отрывно смотрели на вновь вошедшего.

Человек, называющий себя Иисусом Христом, посмотрел на Введенского, улыбнулся.

Позвольте мне познакомить вас с присутствующими. Меня вы знаете, я Иисус Христос. Теперь позвольте представить других. Андрей, сын Ионы. Он так же известен, как Первозванный, так как первый пришел ко мне. Впрочем, вам ли не знать эту историю. Продолжим. Пётр, его родной брат, его так же называют Симон Ионин или еще Кифа. По-вашему это каменная скала. Иоанн,  сын Зеведея, также прозванный Богословом, евангелист, брат Иакова. А вот и сам Иаков. Это Филипп из Вифсаиды. Варфоломей, сын Фаламая. Матфей, мытарь, по-вашему, сборщик налогов. Фома –близнец. Иаков Алфеев. Фаддей, его брат.  Симон Кананит, известный так же как Симон Зилот. А это Иуда Искариот, его биография, не сомневаюсь, вам известна очень хорошо. Матфий, он появился среди нас после самоубийства Иуды. И, наконец, Павел, правда, мы его больше знаем по имени Савл. И единственная среди нас женщина – Мария Магдалина. Теперь вы знакомы со всеми.

Введенский переводил взгляд с одного лица на другое. Может, он попал в филиал сумасшедшего дома? Иначе, как можно объяснить это представление. Нельзя же все это воспринимать всерьез. В лучшем случае это розыгрыш. Хотя его цель неясна. Ладно, надо осторожно попытаться выяснить, что все это означает?

– Вы назвали имена всех апостолов, известных из Нового Завета, – обратился Введенский к человеку, который называл себя Иисусом Христом.

– Естественно, – ответил он, – это же и есть апостолы собственными персонами.

– А вы Иисус Христос?

– Да, я Иисус Христос, – спокойно подтвердил он.

Введенский вдруг понял, что не знает, что дальше сказать. У него вдруг иссяк запас слов.

– Прошу вас присядьте, – предложил человек, который называл себя Иисусом Христом. – Нам надо поговорить. Это важно и для вас и для нас.

Введенский сел и выжидающе посмотрел на своего собеседника. Он испытывал такое волнение, что его била дрожь. Тот заметил это.

– Успокойтесь. – Он положил руку на его запястье – и волнение тут же улеглось. Введенский почувствовал, как из неведомого источника снизошло на него спокойствие. Ему стало легче. – Вот видите, все уже хорошо, – понял его состояние человек, который называл себя Иисусом Христом. – Мы можем разговаривать?

Введенский кивнул головой.

– Я готов вас слушать.

Человек, который называл себя Иисусом Христом, улыбнулся, и Введенский невольно подумал, что такой лучезарной и подкупающей улыбки, он, наверное, ни у кого не видел.

– Пожалуйста, примите мои слова спокойно, – произнес человек, который называл себя Иисусом Христом, – какими бы невероятными они вам не показались. С тех пор, как меня распяли на Голгофе, весь христианский мир жил в ожидании второго пришествия. Вот оно и случилось, наконец. Правда, я пришел не один, а с большой кампанией. Мы решили так поступить не случайно; когда-то мы заварили эту кашу и теперь надо окончательно разобраться, что из нее вышло.

– Кашей вы называете христианство? – спросил несколько обескураженный Введенский.

– Да, я имел в виду христианство, так вы называете эту религию. Хотя своего согласие на это название я не давал.

– Как-то непривычно слышать такие слова в отношении христианства. Тем более от самого Иисуса Христа.

– Вы правы, – задумчиво произнес человек, который называл себя Иисусом Христом. – Просто пока мы здесь находимся, многое увидели. У нас тут постоянно идут жаркие споры. Особенно горячо я спорю с апостолом Павлом.

– Да, уж, кто бы тогда мог подумать. А можно задать вопрос? – вдруг быстро произнес Введенский.

– Конечно, – разрешил человек, который называл себя Иисусом Христом.

– Та встреча по дороге в Дамаск, она действительно была такой, как описана?

Человек, который называл себя Иисусом Христом, и апостол Павел переглянулись.

– Все было гораздо проще, – произнес человек, который называл себя Иисусом Христом. – Мы просто встретились в пути, как два путника. Чудеса нужны далеко не всегда, часто можно все сделать самым обычным способом. Мы тогда проговорили часа два или три. Я не ошибаюсь?

– Не меньше, – хрипловатым голосом подтвердил апостол Павел. – До сих пор помню почти дословно ту беседу, как будто это было вчера. Сначала мы сильно повздорили, дело чуть до драки не дошло.

– До драки? – изумился Введенский.

– Что тут такого, ведь я Его тогда ненавидел, – пояснил апостол Павел. – Я направлялся в Дамаск преследовать Его последователей. Но потом мы успокоились и заговорили по-другому.

– Чем же он вас переубедил?

– Йешуа сказал, что мир требует обновления, а я среди тех, кто этому мешает. Я увеличиваю в нем зло, а надо увеличивать добро. Неужели тебя мало одного несчастного Стефана, сказал он мне. И еще сказал: лучше быть гонимым, чем гонителем, так как гонители сеют смерть, а гонимые – любовь и милосердие. Всегда надо быть на стороне тех, кто жертвуют собой, кто идет на гибель за свои убеждения, даже если они кажутся не верными. Так все и было? – посмотрел апостол на человека, который называл себя Иисусом Христом.

– Да, все так и было, – подтвердил Он. – Я сказал, что мир нуждается, как ни в чем другом, в носителях любви, носителями ненависти, злобы и вражды он и без того переполнен. Подумай, что ты делаешь, ради чего ты так поступаешь, какие цели преследуешь?

Введенский, подчиняясь какому-то импульсу, перевел взгляд с человека, который называл себя Иисусом Христом, на апостола Павла. И поразился выражению его лица. Какое-то невысказанное недовольство отразилось на нем. Оно держалось буквально мгновение, но Введенский успел его заметить и подумал: что бы это означало?

– Это встреча была великим событием, – заметил Введенский. – Она в немалой степени перевернула мир. Он до сих пор живет под ее влиянием.

– Возможно, – откликнулся на его реплику человек, который называл себя Иисусом Христом. – Но, видите ли в чем дело, мы не случайно оказались все вместе в это время. Мы пришли сюда, чтобы понять, какие реальные последствия принесли все эти события. В том числе и та наша встреча. Мы весьма обеспокоены, как все развивались до сих пор и как развиваются все сейчас. Вы понимаете, о чем я?

– Боюсь, не совсем. – Введенский пытался сообразить о чем идет речь, но мысли путались. Если это не банальный розыгрыш, то тогда это событие, которое еще не происходило в истории человечества. А, собственно, почему и нет? Если было первое пришествие, почему не может быть и второе. Тем более, оно предсказывалось. И миллионы людей свято верят в его реальность. Ну а уж в каком виде оно случится, то этого никто не ведает.

– Хорошо, попробую объяснить. Не спрашивайте меня и никого из присутствующих тут моих друзей, где мы были все это время, что делали, каким образом оказались тут. Обычному человеку это знать не дано.

– Хорошо, – дал обещание Введенский, – хотя трудно удержаться.

– Вы все равно не получите ответы. Не думайте, что Бог всеведущ, если бы это было так, он бы с первого же захода создал идеальный мир. Увы, эта задача не по силам даже Ему.

– Я часто размышлял над этим вопросом, почему мир столь несовершенен, – произнес Введенский. – Является ли это причиной того, что таковым его сделать невозможно, или такой замысел был с самого начала?

– Как ни странно, и то и другое. Мир – это живой организм, причем, очень непослушный, непредсказуемый. Его невозможно отладить раз и навсегда, изначально стояла иная задача – запустить механизм вселенской эволюции. Это необозримый по масштабам и сложности всеобъемлющий процесс. Не только физический, но и биологический, ментальный, духовной. Поэтому на каком-то отрезке появился и человек. К сожалению, на него была возложена миссия, с которой он явно не справляется.

– Постойте! – вдруг воскликнул Введенский. – Кажется, я понял, и тогда посланы были вы.

– Он догадливый мальчик, – вдруг впервые за весь разговор проговорила Мария Магдалена. – Ты был прав.

– А я в этом нисколько не сомневался, Мария, – ответил человек, который называл себя Иисусом Христом. – А вот ты напрасно сомневалась.

– Беру свои сомнения назад, – улыбнулась женщина и посмотрела так на Введенского, что у того заколотилось сердце.

– Да, я был послан на землю именно с этой миссией – исправить положение. Оно было просто ужасным, от имени Бога делались страшные дела. Люди погрязли во лжи, у них совершенно смешались представления о добре и зле. Зло они выдавили за добро, а добро – за зло. И это только усугублялось. Требовалось решительное вмешательство, нужно было остановить этот страшный процесс, который не только грозил людям огромными бедствиями, но и обрекал весь замысел на неудачу. Могу сообщить, что в каком-то смысле это было экстренное решение. И я был к нему не готов.

– Йешуа, так нельзя говорить, – вмешался в разговор апостол Петр. – Выходит, все оказалось напрасно, в том числе и моя смерть в Риме.

– Не бывает ничего напрасного, – возразил человек, который называл себя Иисусом Христом. – Этот опыт – наше всеобщее богатство. Без него мы не можем идти дальше. Я тебе это уже не раз говорил.

– Но он прав, Йешуа, – снова подал голос апостол Павел. – Мы жертвовали собой, чтобы создать нашу церковь на века.

– Церковь всего лишь оболочка для духа. Она не может быть вечной, она изначальна была преходящей. Это была ошибка…