Текст книги "Район плавания от Арктики до Антарктики. Книга 5"

Прерывистый отпуск

В 90-х годах прошлого столетия после акционирования Дальневосточное морское пароходство начало сжиматься, словно шагреневая кожа: стали независимыми порты, заводы и многие другие предприятия, ранее входившие в его состав, которые так же акционировались, и вскоре еще совсем недавно громадная компания стала напоминать раздетый кочан капусты, вернее оставшуюся от него кочерыжку. И все бы ничего, но вслед за ними стали уходить суда, которые не подлежали никакому акционирования и являлись основными фондами компании, да и работать бы им еще и работать, но почему-то начали исчезать самые надежные и годные в техническом отношении пароходы с действующими документами, не предвещающими близкого докования, ибо, по выражению Михаила Жванецкого: «Ремонт – это не действие. Это состояние. Ремонт вообще невозможно закончить, его можно только отменить». Слова великого юмориста во многом объясняют сущность советского докования судна, заранее предполагающего превышение всех сроков контракта, заключенного с судоремонтным заводом, и, как следствие, значительное последующее удорожание. Именно эти факторы учитываются при любом отчуждении судна, и цена его изрядно уменьшается, если пароходу предстоит скорое докование, и увеличивается, если докование недавно пройдено, так как его стоимость может достигать миллиона долларов без учета упущенной прибыли, которую он мог бы заработать за месяцы, проведенные в ремонте. Об истинных причинах закулисных махинаций руководства компании уже немало было сказано в предыдущих рассказах, и нет смысла повторять их вновь, если бы это не сказывалось на плавсоставе, которому еще совсем недавно приходилось прятаться во время длительного отпуска, услышав звонок в дверь своей квартиры, опасаясь появления гонца из отдела кадров, этого своего рода папского легата, который с хорошими вестями не появляется, и наверняка последует вызов и направление на судно в связи с производственной необходимостью как раз в середине распланированного отпуска. Ситуация повторилась в совершенно противоположной интерпретации: проходил отпуск, какой бы длительный он ни был, а гонец так и не появлялся. Более того, после окончания отпуска приходилось неделями и месяцами ждать первую подвернувшуюся вакансию, уже не воротя носа от непрестижного и невыгодного судна. Вскоре многим стало ясно, что, к сожалению, это не временное явление и процесс будет только нарастать. Руководство компании, прекрасно понимая¸ что вскоре от пароходства останутся рожки да ножки, не стеснялось отчуждать суда, обосновывая любыми предлогами, основной целью которых являлось ухватить на прощание кусок пирога побольше и поаппетитнее. Проблемы плавсостава, далекого от хитросплетений руководства, увлеченного внезапно открывшимися перспективами, их не интересовали. А мореходам нужно было кормить семью, и подрастающие дети требовали все больших расходов, но причитающиеся 75% от основного оклада безо всяких надбавок во время так называемого резерва заставляли по-другому взглянуть на резко изменившиеся условия жизни, подталкивая к активным действиям в поисках дополнительных источников для существования семейства. Естественно, что это не касалось когорты, приближенной к кадровикам, предпочитавшей японские рейсы с автомобилями, столь желанными на родине большинством населения. Каждый решал свои проблемы самостоятельно: уходя из пароходства и подыскивая себе место на берегу или перебираясь в малые судоходные компании, возникающие то тут¸ то там совершенно на ровном месте, тем более что несмотря на мизерные оклады, их рейсы являлись домашними и работали только на Японию, где можно было купить подержанный автомобиль и, продав его на родине, улучшить финансовое положение семьи. Самым серьезным недостатком таких заплывов являлось полное пренебрежение скороспелых судовладельцев нормами безопасности, экономивших на всем. Не случайно в те годы произошел ряд катастроф с гибелью судов и экипажей в зимних водах штормового Японского моря безо всяких следов их последующего обнаружения.

В конце мая 1995 года Владимир Рогулин находился в длительном отпуске, значительно увеличившемся за счет накопленных за годы работы выходных и праздничных дней, присоединенных к отпускам. После долгих странствий по морям и океанам с удовольствием окунулся в домашнюю атмосферу, вновь привыкая к семейным обязанностям и традициям, в которых испытываешь особую прелесть первооткрывателя, хотя такие случаи не раз бывали и ранее. Лишь через несколько дней после начала отпуска начинаешь в полной мере испытывать тепло родного дома, все еще не до конца веря, что постоянные судовые заботы и тревоги вместе с неустойчивой палубой под ногами остались позади и не нужно вскакивать по ночам, вслушиваясь в изменившееся направление ветра или усиление качки. Жизнь в корне меняется, и на первых порах не так-то просто свыкнуться с размеренной и спокойной обстановкой родного гнезда, где все тебе рады и счастливые глаза жены, все еще не верящие в твое возвращение. Жизнь налаживалась, приобретая уже прилично забытые черты домашнего умиротворения, которое ощущается после долгих разлук, в отличие от повседневной суеты и вечной нехватки времени, не позволяющих по-настоящему ценить то, что имеешь, превращая проходящую жизнь в привычку. Потому так остры и почти физически осязаемы первые дни отпуска, предавая полному забвению еще недавнее морское существование в одиночестве каюты. Недавно родившийся внук прибавил радости и давно забытых ощущений, ведь недаром нередко приходится слышать, что внуки забирают тебя всего без остатка, в отличие от детей, когда еще не понимаешь всей ценности только что родившейся жизни и у тебя, еще очень молодого, много своих прежних привязанностей и увлечений, а дети значительно ограничивают круг твоих прежних привязанностей, и тебе потребуется не один год, чтобы войти в новую, неизведанную до сих пор роль. Внуков принимаешь уже совершенно по-другому, умудренным опытом и лишенным сиюминутных забот, когда уже не нужно думать о своем угле и его обстановке и копить деньги на черно-белый телевизор «Горизонт» и модную одежду. При общении с внуками возникают новые, никогда ранее не изведанные ощущения, появляется душевная связь, лишь крепнущая со временем, и никакое море уже не в силах остановить эту взаимную гравитацию. Становясь дедом, переходишь в совершенно новое, незнакомое ранее качество, открывая неизвестные струны в своей душе. Тот самый первый внук, совершенно беспомощный и жалкий человечек, спустя 25 лет превратился в Рогулина Родиона Сергеевича, молодого человека спортивного телосложения, с отличием закончившего Дальневосточный федеральный университет и являющегося преподавателем и аспирантом того же ВУЗа. И нет более глубокого удовлетворения, чем увидеть свою фамилию на стенде ДВФВУ в числе лучших выпускников ВУЗа, как и на обложках отечественных и зарубежных научных журналов, также на чемпионате России в Таганроге и на чемпионате Европы в Париже и к тому же увенчанной стипендией президента России, которая первому встречному не назначается.

Владимир продолжает наслаждаться в своем так редко случающемся отпуске и никакой ностальгии по морю не испытывает, словно вычеркнув из памяти морское прошлое. И вдруг, совершенно неожиданно, звонок из Тикси от закадычного друга Калимбета Леонида Михайловича, о котором он уже поведал в одном из прошлых своих рассказов, работавшего в то время главным инженером Арктического морского пароходства и временно исполняющим обязанности начальника компании. Он был одним из тех исключительных людей-самородков с прекрасными человеческими качествами и врожденным благородством, которые редко встречаются и остаются в памяти сверкающими бриллиантами на всю жизнь. Пообщавшись на общие темы о семье, здоровье, погоде, тиксинский дипломат спросил Владимира о желании подменить капитана в течение двух рейсов на подходящем в Зарубино теплоходе «Булункан» Арктического пароходства ввиду крайней необходимости и отсутствия подходящей кандидатуры. Флот пароходства состоял всего из нескольких небольших судов типа река-море и работал исключительно на Японию и изредка на Южную Корею. Немного подумав, Владимир согласился, ибо отказать одному из своих ближайших друзей он не мог по чисто моральным причинам, и к тому же немного найдется капитанов, которые откажутся от рейсов на Японию, учитывая, что в своем пароходстве попасть в Страну восходящего солнца было совсем не просто. На всякий случай известил инспектора отдела кадров ДВМП, который ничего против не имел, тем более что в пароходстве ситуация с кадрами плавсостава продолжала ухудшаться по указанным выше причинам, судов становилось все меньше при том же количестве плавсостава, и рабочие места сокращались, заставляя мореходов нервничать и переживать за свое близкое будущее. Сборы были недолгими, и вот уже капитан в Зарубино принимает дела у своего предшественника, который, по всей вероятности, куда-то истово спешил, погруженный в свои заботы и, быстро попрощавшись, покинул судно. Теплоход «Булункан» оказался типичным судном из многочисленной серии река-море длиной 105 метров, с двумя винтами и двумя главными маломощными двигателями по 600 лошадиных сил с парадным ходом 10 узлов по тихой воде. При такой мощности двигателей рассчитывать на большее было наивно. Максимальное количество леса при хорошей укладке вместе с палубой не превышало 3000 кубометров. Экипаж представлял собой сборную солянку, как, впрочем, на всех судах небольших компаний: тиксинцы, дальневосточники и сугубо сухопутные якуты. А что касается выпить, то национальность не имела никакого значения. Политика Арктического пароходства оригинальностью не отличалась, и во главе угла прежде всего стояла максимальная возможность экономить, даже в ущерб безопасности. Отказ от буксиров и лоцманов в портах Японии являлся негласным законом, при невыполнении которого капитан вполне мог потерять свое место. При эволюциях в порту, как при швартовых операциях, так и при отшвартовке, необходимо было использовать максимальные возможности самого судна для маневрирования, которые большим выбором не отличились и были далеки от предполагаемых. Несмотря на два винта, два главных двигателя и используя их работу на «раздрай», то есть один вперед, а второй назад, судно разворачивается совсем не так быстро, как этого требуют обстоятельства ограниченной портовой акватории со свежим ветерком, в свою очередь значительно замедляющим маневр, а достаточно большая парусность судна тем временем вызывает заметный дрейф, что крайне опасно в условиях стесненной акватории. Одной из причин являются маломощные двигатели, а второй – близкое расположение винтов друг от друга, вследствие чего плечо поворотного момента само по себе явно невелико, и, как следствие, недостаточная маневренность. При этом положение руля фактически не играет никакой роли при работе двигателей враздрай. Имеется совсем небольшой эффект от руля в положении право на борту во время работы левого двигателя полным передним ходом, а правым малым назад. Но чтобы максимально использовать маневренные возможности судна, необходимо работать средними ходами, а еще лучше полными. Теория теорией, но зачастую практика сильно отличается от нее, учитывая местные специфичные возможности и особенности. Практику пришлось нарабатывать по мере работы на судне начиная с первого рейса в лесной японский порт Майдзуру на западном берегу острова Хонсю, в удобной укрытой бухте с узким длинным входом. Указанный агентом причал находился в глубине бухты справа по ходу, и нужно было пришвартоваться левым бортом, чтобы стать носом на выход из бухты. В первый раз в первый класс. Ночь перед швартовкой оказалась бессонной, в раздумьях о предпочтительном варианте швартовки. Конечно, сейчас, спустя 25 лет работы лоцманом, те страхи кажутся совсем наивными, не представляющими никакой трудности, но тогда первая самостоятельная швартовка с разворотом на незнакомом судне являлась настоящим испытанием. Но все сложилось согласно выработанному плану, и ошвартовался с первого раза, не поцарапав даже бортовой краски. С первым успехом оказалось, что не так страшен черт, как его малюют, появился азарт и интерес. За экономию валюты при отказе от буксиров и лоцмана компания выплачивала определенную сумму как стимул для дальнейших самостоятельных действий и как вознаграждение за уже сэкономленные иены. Оформление и выплата вознаграждения в компании были хорошо отлажены, и расчет производился без задержек. Уже к отходу из порта агент приносил причитающуюся сумму, которая делилась между участниками швартовых операций согласно правилам компании. Автомобильный бум в то время находился в самом разгаре, и никаких ограничений с покупкой машин, доставкой и оформлением не возникало. Проблемы создавали лишь определенные группы молодых людей в кожаных куртках, но со временем и с ними наладили более-менее цивилизованные формы общения. После первого рейса последовал следующий и тоже из Зарубино, но в этот раз на Сакаиминато, также на западном побережье острова Хонсю. Прежние проблемы с неизвестностью отошли на второй план и более не возникали, стал ясен и понятен весь процесс швартовки и отшвартовки, что называется, Владимир почувствовал судно и уже свободно, без нервотрепки и волнения делал свое дело, хотя бухта была длинная и узкая. Сложности и неизвестность дебюта ушли в прошлое. Спустя много лет, в феврале 2020 года, Владимир вместе с женой и дочерью побывал в тех самых краях в качестве гостя по приглашению своих добрых знакомых, проживающих в городе Янага, в непосредственной близости от Сакаиминато, куда и съездили всей компанией, поездка всколыхнула воспоминания событий давно ушедших дней. Совершив два рейса на Японию, как и обещал тиксинский друг, сдал дела вернувшемуся штатному капитану. На улице июль, самое лучшее время для отдыха с морскими ваннами и поездками на острова, когда снова хочется почувствовать себя как в былые детские годы и вспомнить совместные с дедом выходы на рыбалку, как и его премудрости, которые он передавал внуку. Поколения следуют одно за другим, и бег времени неумолим, и сейчас уже Владимир выступает в роли своего деда, до сих пор храня его наставления и делясь с уже собственным внуком. И хотя отпуск продолжается, но свалившиеся как снег на голову два коротких рейса на Японию, в свою очередь, раззадорили капитана, и поневоле стали появляться мысли, что неплохо бы сбегать еще разок. Проходит несколько дней, и вновь звонок из Тикси, словно читая мысли, с просьбой подменить капитана на теплоходе «Валерий Кузьмин», на что Владимир уже не раздумывая согласился. Приемка очередного судна состоялась в порту Восточном, и пароход оказался гораздо моложе своего предшественника, хотя примерно таких же размеров и грузоподъемности, тоже река-море с двумя винтами, но в отличие от «Булункана», он имел два пера руля, что должно значительно улучшать его маневренность. Да и оба главных двигателя также были значительно мощнее, по 1250 лошадиных сил, хотя их наличие не относило пароход к каким-то выдающимся плавсредствам. Помимо всего прочего, имелись два грузовых электрогидравлических крана на два трюма. Предстоял рейс с выгрузкой в двух портах, один из которых находился во Внутреннем Японском море, а второй на восточном побережье с тихоокеанской стороны. Названия портов уже выбыли из памяти, но оба были небольшими, специализирующимися на лесе. В первый порт нужно было следовать через пролив Каммон, Внутреннее Японское море и самый сложный для плавания пролив Курусима – узкий, c меняющимся на противоположное течением, достигающим десяти узлов, причем во время смены течений менялся и проход, нужно было вовремя сориентироваться, чтобы не встретиться с встречным судном. Во время работы на контейнеровозе «Александр Фадеев» Владимиру неоднократно приходилось форсировать пролив Каммон в обоих направлениях, и он хорошо знал правила плавания и действия при смене течений. Проливом Курусима ему проходить не приходилось, и учитывая относительную маломощность судовых главных двигателей, проход проливом представлял серьезные трудности и требовал детальной проработки. Основным условием его безопасного форсирования являлся точный расчет времени подхода, когда попутное течение становится минимальным, а встречное, следующее через разделительную скалу в его центре, только начинает работать, и хотя стремительно нарастает в самом узком месте, именно в этот момент нужно и преодолевать пролив, не дожидаясь, пока оно достигнет значительной скорости. На судне с мощным двигателем этот вопрос решается гораздо проще и нет необходимости ловить момент смены течений, так как скорость собственного судна позволяет одолеть нарастающий поток даже в верхнем его значении. На тихоходном судне все меняется с точностью наоборот и расчет времени смены течений должен быть рассчитан особо тщательно, в противном случае пароход может быть выброшен на камни с полным разрушением именно по этой причине. Но первый блин не оказался комом, и все рассчитали верно, и «Валерий Кузьмин» благополучно миновал пролив, хотя дрейф доходил до 30 градусов и приходилось выжимать из двигателей все, на что они способны. Дальше уже было легче, и хотя в обоих портах швартовки и отшвартовки осуществлялись без лоцманов и буксиров, но они уже не вызывали прежней первоначальной озабоченности. Да и проход без лоцмана через все Внутреннее море также являлся хорошим стимулом для дальнейшей работы, ибо японские лоцманские ставки всегда были очень высокими и сэкономленные суммы вызывали уважение. С окончанием выгрузки возвращались в порт Восточный, следуя с тихоокеанской стороны через Сангарский пролив, благо время было летнее, и непогода не досаждала плаванию. На подходах ко многим японским портам, как и в Сангарском проливе, выставляются рыболовные заколы с устричными садками, и, хотя они обозначены белыми поплавками, но при заходах и выходах в порты, особенно в ночное время, нужна чрезвычайная осторожность, чтобы не забраться в эти лабиринты и не повредить дорогостоящие сооружения, не подвергнуться большому штрафу. После описанного рейса сделали еще один, также из Восточного порта на самый лесной порт западного побережья Тояму. Скорее всего, именно поэтому Тояма стала основным японским портом, откуда шел основной поток автомобилей на порты Приморья. Суда, следующие с лесными грузами, после выгрузки сразу же начинали погрузку партий автомашин до полной вместимости парохода, исключая балластные переходы в другие порты.

После окончания рейса на Тояму «Валерий Кузьмин» снова прибыл в Восточный, и, закончив швартовку в малом порту, экипаж словно ветром сдуло: все бросились оформлять привезенные автомашины, хотя в первую очередь необходимо освобождать палубные проходы от заполнивших свободное пространство машин и открывать трюмы, дабы не задерживать начало погрузки. Но экипаж в прямом смысле оказался неуправляемым, к такому положению вещей он привык задолго до прихода Владимира, и хорошо, что вскоре прибыл штатный капитан, который без промедления приступил к своим обязанностям. Очевидно, что действия экипажа были для него не в новинку и лишь он знал, как обращаться со своими анархистами, призвав их к выполнению своих должностных обязанностей, хотя своя рубашка и ближе к телу. Рогулин, сдав дела и насмотревшись на пиратскую вольницу, спокойно уехал домой. И вновь все пошло своим привычным чередом, а общение с внуком стало любимым занятием деда. Отпуск подходил к концу, но из отдела кадров пароходства вызовов не поступало, что и свидетельствовало об отсутствии кадровой проблемы, в отличие от Арктического пароходства, которое опять попросило подменить очередного капитана на теплоходе «Садриддин Айни» всего лишь на один рейс. Владимир не задумываясь подтвердил свое согласие, тем более что короткие и разовые рейсы его вполне устраивали, не надоедая и своим долговременным однообразием и, скорее всего, напоминали туристические круизы, но с ответственностью за судно, грузы и экипаж. Покупка машин составляла немалое подспорье к бюджету семьи, позволяя ни в чем себе не отказывать. Да и предвидятся ли когда в будущем такие возможности? Маловероятно, а скорее всего, нет. А посему, если пошла такая масть, то моментом нужно пользоваться в полной мере. Новое судно являлось близнецом «Валерия Кузьмина». Собрав необходимые пожитки, Владимир вылетел в Советскую Гавань, куда пришел пароход. Быстро добрался до судна и по привычной уже схеме, принятой в Арктическом пароходстве, принял дела у своего сменщика. Картина привычная и хорошо знакомая, не вызывающая беспокойства. На следующий день погрузка закончилась, и в конце суток снялись на порт Томакомай, находящийся на северном Хоккайдо, хотя и на южном побережье, недалеко от выхода из Сангарского пролива в Тихий океан. К окончанию выгрузки пришло указание следовать в Де Кастри и взять лоцмана через Амурский лиман до Николаевска-на-Амуре, а затем речного амурского лоцмана до поселка Ягодный, где расположен местный лесозавод. Район плавания коренным образом изменился, и это вызывало определенный интерес и стремление увидеть новое, с чем ранее не приходилось сталкиваться, но присутствовали и определенные опасения из-за совершенно незнакомой стихии царства речных русалок. Увидеть великую реку во всем ее великолепии, о чем еще можно было мечтать, если представился такой шанс во время трудовой деятельности, да еще и летом, когда природа в расцвете, без белого безмолвия малонаселенных пространств и нехоженых троп, занесенных глубокими снегами берегов и русла Амура-батюшки. От Николаевска-на-Амуре до Ягодного около суток хода, но беда в том, что речники по ночам не ходят, пережидая темное время суток на якоре, отойдя от фарватера, что явилось своеобразным сюрпризом. Плавание по Амуру осуществляется строго по створным знакам, которых великое множество, открывающихся по мере движения судна один за другим, но все они без огней и двигаться можно лишь днем, когда створы хорошо просматриваются, в противном случае гарантирована посадка на мель. Немолодой речной лоцман, высокого роста, общительный и говорливый, производил впечатление уверенного человека, хорошо знающего свое ремесло. Амурские берега покрыты густым лесом без каких-либо признаков человеческого жилья. Создается впечатление оторванности от остального мира, чем-то напоминающее виртуальное погружение вглубь тысячелетий: девственный лес по обоим берегам огромной реки, в который не ступала нога человека, и грядущие времена, когда появятся первые люди, еще впереди. Движение на реке довольно интенсивное, в основном представлено буксирами-толкачами с одной или двумя баржами в сцепке. Перед расхождением со встречным плавсредством лоцман связывается с ним по коротковолновой радиостанции, согласовывает действия по безопасному расхождению и дает команду произвести отмашку, которую выполняет вышедший на крыло мостика, со стороны которого суда расходятся, матрос, выставляющий руку под прямым углом к борту и совершающий несколько движений вверх и вниз. Занимательное, не виданное ранее зрелище, которое является обязательным и обычным для речников, относящихся к нему чисто механически, как к обязательному ритуалу жрецов перед началом священного действия. По-своему напоминающий обряд, имевший место много десятилетий назад, когда автомашины не имели поворотников и водитель протягивал руку в сторону предстоящего поворота. Судно продолжало движение против течения вверх по реке. Амур широк, и течение огромных масс воды в его широченном русле не слишком сильное, хотя временами в излучинах реки довольно ощутимо. Начинает темнеть, видимость становится хуже, и створные знаки угадываются с трудом даже вооруженными биноклями глазами. И вдруг как гром среди ясного неба раздается никогда ранее не слыханная фраза лоцмана: «Капитан, сейчас остопуемся». Капитан, впервые в жизни услышавший незнакомую фразу, истолковал ее по-своему, приняв за желание лоцмана накатить по рюмке или стопке, не показывая виду, что предложение совсем не ко времени, но на всякий случай вопросительно посмотрел на пайлота, желая уточнить смысл сказанного. Все оказалось гораздо проще и на русском языке означало остановку парохода с отдачей якоря на ночь в ожидании рассвета, когда вновь откроются створные знаки. Присутствующий на мостике люд, когда до него дошел смысл краткого обмена мнениями капитана и лоцмана, едва не покатился со смеху, включая самого лоцмана. Вдоволь насмеявшись, сняли усталость, накопившуюся за дневное плавание. Отоспавшись после трудов насущных, с рассветом продолжили речное плавание. Владимир обратил внимание на странное поведение лоцмана, тот все время с особым вниманием всматривался в правый по ходу берег Амура, пытаясь что-то разглядеть среди сплошной зелени деревьев, спускающихся до самой воды. Казалось, что можно разглядеть в глубине сплошной растительности, за которой не видно ни береговых очертаний, ни самой воды. Но вдруг лоцман, словно проснувшись, произносит загадочные слова: «Кажется, здесь». В то же мгновение капитан вспоминает полученное распоряжение о том, что часть груза в трюмы нужно взять непосредственно в районе лесозаготовок, и смысл лоцманских изысканий становится ясен. Но согласно принятому шаблону на береге должен быть причал, на котором штабель леса, рабочие и соответствующая техника. Но ничего подобного и в помине нет, кругом по-прежнему стеной стоят могучие деревья, надежно укрывая от человеческих глаз то, что находится за ними. В какой-то момент пайлот направляет судно к берегу, сойдя с фарватера. Капитана охватывает нешуточное беспокойство, и он произносит вполне уместные в его положении слова: «Отставить, что вы делаете?» Но лоцман с необычным спокойствием отвечает: «Капитан, нет никаких оснований для беспокойства, это обычная практика для этих мест и подобное здесь делают все и всегда». И пока продолжалось короткое препирательство между ними, пароход благополучно, если такое слово уместно в необычной ситуации, сел правым бортом на пологий скользкий берег. Капитан потерял дар речи, а лоцман облегченно вздохнул и добавил, что наконец-то прибыли. Владимиру сразу же пришли в голову сумбурные мысли, связанные с посадкой на береговую отмель, будущими разборками и объяснениями. «Дернул же меня нечистый согласиться на этот речной рейс, любопытство довело до банальной посадки, плавал бы еще по морям, где все ясно и понятно, и горя бы не знал». Но слова самобичевания, готовые сорваться с языка, уже запоздали и были неуместны, дело было сделано, и пора думать, что делать дальше. Тем временем кто-то из старожилов экипажа произнес, что они здесь уже грузились безо всяких проблем. Из леса послышались звуки работающего трактора, и спустя несколько минут он выезжает на берег, волоча за собой связку бревен, словно партизанский танк, спрятанный где-то в дебрях Беловежской Пущи во время немецкой оккупации. На тракторе колоритные местные мужики, которых трудно спутать с какими-то другими. Местный особый колорит ощущается в их уверенной немногословности и основательности людей, хорошо знающих свое дело и чувствующих себя полными хозяевами тайги на много верст вокруг. Не спеша, но деловито спрыгивают с трактора и, взяв судовые швартовные концы, заводят вокруг одного из толстых деревьев. Пароход продолжает стоять у берега, накренившись на левый борт, и лоцман, все еще видя недоверчивость капитана, объясняет, что здесь сплошной ил и по мере погрузки судно будет сползать в сторону большей глубины, исключая какие-либо повреждения корпуса. Спокойные объяснения лоцмана умиротворяюще действуют на капитана, и он понемногу успокаивается, с интересом наблюдая за происходящим. И действительно, погрузив часть груза в трюмы, пароход самостоятельно сполз с мели после отдачи швартовных концов и принял строго вертикальное положение. Замеры танков двойного дна показали отсутствие повреждений корпуса. Отойдя от причального берега, последовали дальше вверх против течения и через три часа подошли к причалу в поселке Ягодный, население которого составляет не более тысячи человек, но даже в этой откровенной глуши все ездят на японских иномарках. Прибыл штатный капитан, и Владимир первым делом поинтересовался, каким способом тот добрался до поселка. Новый, он же старый мастер, вернувшийся из отпуска, ответил: «Как обычно, на барже». Но Владимира его ответ нисколько не удовлетворил и не прояснил путь-дорогу, по которой ему придется выбираться из дебрей амурской тайги, да еще с купленным в Японии автомобилем. Лоцман все еще находился на борту, и сдающему дела капитану ничего другого не оставалось, как обратиться к нему за разъяснениями. Тот не задумываясь сказал, что это элементарно, и спустя непродолжительное время подозвал капитана и сообщил, что такси подано. Оказалось, что подобные процедуры хорошо отработаны и не вызывают никаких осложнений или неудобств, не хуже, чем в рейсовом автобусе. Все оказалось и в самом деле элементарно просто: он вышел на связь с проходящим буксиром-толкачом с баржей и, узнав, что тот направляется в Комсомольск, попросил взять пассажира, в чем ему не отказали. По всей вероятности, между работающими на реке существовало негласное братство и в случае надобности они всегда выручали друг друга. Тем лучше, подумал Владимир, сбрасывая насущную проблему с плеч. Самостоятельно выбраться из этих диких мест при полном отсутствии дорог на сотни километров невозможно, и лишь река является главной транспортной артерией во всем громадном регионе. Толкач с баржей спокойно пришвартовался к борту «Садриддина», и Владимир шагнул на его палубу, а моряки перегрузили автомобиль. Попрощавшись с капитаном и экипажем, отправился на Комсомольск. Утром прибыли в город комсомольских пятилеток, стали к причалу и без проблем выгрузили машину. Общение с речниками оставило самые приятные впечатления. Людей на реке немного, и они составляют свое близкое сообщество или касту, что и порождает человеческое отношение, то есть рыбак рыбака видит издалека. Но ночь на толкаче была ужасна из-за полчищ злющих и породистых комаров, которые, пользуясь своей ночной безнаказанностью, едва не загрызли капитана, не оставляя его в покое ни на минуту.

К вечеру того же дня добрался до Владивостока, преодолев почти 800 километров за рулем и устроив тест-драйв изделию японского автопрома, которому еще не приходилось тестировать российские дороги. Но испытание машина прошла с честью, ни разу не останавливаясь по техническим причинам, потребляя местный бензин, не сравнимый с японским.