Текст книги "Через годы, страны и моря. Книга 9"

Для экипажа вынужденный простой парохода явился нежданным подарком, открывавшим многие возможности для знакомства с Австралией и ее крупнейшим городом, фактической столицей. Канберра все-таки административный центр, не более. Да и стоять у причала в Сиднее несравнимо лучше, чем, к примеру, на рейде Мыса Шмидта в советской Арктике, к тому же валюта капает ежедневно. Посему экипаж в полном составе горячо поддерживал «справедливые» требования бастующих докеров, тем самым выражая «пролетарский интернационализм». Стоит отметить, что докеры в Австралии относятся к одной из самых высокооплачиваемых профессий и с пролетариями у них ничего общего нет. Нельзя же булыжник из мостовой сравнивать с порядочной частной собственностью: домами, автомобилями, счетами в банках.

По скромным подсчетам членов команды, полученных австралийских долларов должно было хватить на необходимые и заказанные вещи из женских «черных списков», все-таки время забастовки работало на них.

Уже в конце стоянки, оформляя таймшит – документ, отражающий все время нахождения в порту с учетом фактически затраченного на грузовые операции, – Сергей подсчитал чистое время погрузки, составившее около трех суток. И это с подготовляемыми и остановочными предварительными операциями. Не вызывает сомнений, что в случае непрерывной погрузки время сократилось бы раза в три. У причала элеватора обычно грузятся балкеры от 50 тысяч тонн и выше. Вот почему докерам не нравятся пароходы поменьше, ибо их заработная плата зависит от количества погруженных тонн. Поэтому если сравнивать шестидесятитысячный «панамакс» и наш пакетовоз с его 12 тысячами тонн, общее время стоянки которых у причала примерно одинаково: швартовка, отшвартовка, оформление документов нивелируют время стоянки под погрузкой, – то погруженные тонны отличаются в пять раз, как и заработанные доллары. Конечно, не в пять раз, но в любом случае разница весьма существенная. В оплате труда есть обязательный минимум, ниже которого тарифная сетка не позволяет уменьшать заработок.

За время длительной стоянки в порту многие побывали в различных экскурсиях по городу, посетили зоопарк «Таронга», в котором впервые увидели уникальное животное, нигде, кроме Австралии, не встречающееся, – утконоса, как бы собранного из различных частей животных и птиц. Тело похоже на бобровое, несет яйца, ловит рыбу, кормит детенышей молоком – вот и догадайся, к какому виду он относится. Наверное, все-таки к своему собственному, единственному и неповторимому. Уникальный экземпляр охраняется законом, а нелегальный вывоз за пределы страны карается уголовной ответственностью. Австралия – единственный материк в Южном полушарии, не считая полярной шапки – Антарктиды, где отсутствует какая-либо органическая жизнь.

Слева направо: второй помощник капитана С. Кушнаренко, помполит Е. Бородин, капитан Ю. Я. Ченцов, начальник рации

А. Патрикеев

Долгие годы континент оставался в неизвестности, населенный лишь коренными племенами маори, в незапамятные времена переселившимися со своей оригинальной родины Новой Зеландии. Отсутствие контактов с другим миром и явилось причиной создания собственного, отличного от других мира животных птиц и растений. Эндемики с родословной, которой могут позавидовать все королевские династии, к чему привела длительная изоляция от других материков.

Последний ледник заморозивший планету несколько десятков тысяч лет тому назад, сюда не дотянулся, чем и объясняется своеобразие флоры и фауны, столь резко отличающихся от остальных континентов. Символами страны стали кенгуру и сумчатый медведь – коала, который на медведя похож не более, чем на того же бобра, да и 12 килограммов – совсем не медвежий вес. Характерно, что животные совсем не боятся человека – в самом деле стада непуганых зверушек. В национальных парках можно подойти к лежащему на травке кенгуру и почесать за ухом, а тот даже ухом не поведет. Австралийцы относятся к живой природе едва ли не подобострастно, а к братьям меньшим – и того более. Похоже, здесь и находится рай для сумчатых, которых нигде более не увидишь. Одни опоссумы чего стоят! Очень даже может быть, что эта черта – любовь к животному миру – вошла в национальный характер и воспитывается с младенческих лет. Когда-то на континент завезли кроликов, которые, не имея естественных врагов, размножились до того, что стали почти национальной угрозой, поедая фермерские посевы. Борьба с нашествиями ушастых никаких серьезных результатов не дает, слишком уж быстро размножаются. Не сильно отстают от них и расплодившиеся кенгуру, целыми бандами налетающие на созревающие урожаи. Бороться с ними непросто, ибо отстрел запрещен, потому поля огораживают заборами, но если кролики делают подкопы, то кенгуру способны перепрыгнуть и трехметровую ограду. В длину они, с места, без разгона, прыгают на девять метров – чемпион мира может только позавидовать. Крупные хищники, представленные собаками Динго, уничтожены более сотни лет назад. Остался лишь тасманийский дьявол, да и тот в клетках зоопарков: на вид не больше собаки, но красные ненавидящие глаза и зубы, способные перекусить лошадиную ногу, говорят сами за себя. Настоящая машина смерти, не знающая пощады. Слава богу, что более нигде не встречается, даже росомаха по сравнению с ним кажется безобидной.

В порту оказался огромный многопалубный пассажирский лайнер «Федор Шаляпин», находившийся в то время в составе Дальневосточного пароходства, зафрахтованный крупной зарубежной фирмой, совершавший круизы по тихоокеанским островам, естественно, с иностранными туристами. Он, будто блуждающий форвард, переходил из пароходства в пароходство по никому не известным причинам. Настоящий город, в коридорах которого можно запросто заблудиться. Одним из помощников капитана оказался выпускник ДВВИМУ, организовавший экскурсию по судну для Сергея и еще нескольких желающих.

В предшествующие годы советские суда нечасто заходили в австралийские порты, и любопытство местных жителей было неподдельным: узнать информацию из первых рук – не то что читать газетные «утки».

В Австралии много российских эмигрантов разных поколений, начиная с самой первой волны революционного беспредела, когда людям нужно было спасать свои жизни и жизни близких. Есть даже целая колония на Тасмании, климат которой наиболее комфортен для выходцев из России. Зеленый континент стал их новой родиной, где родились дети и устроилась жизнь. Но все же ностальгия и острота воспоминаний о первородной земле вызывали жгучий интерес: «А как там на самом деле?» Могилы отцов и матерей, дедушек и бабушек остались там, и эта невидимая духовная связь с собственными истоками не отпустит никогда, пока живы люди.

О чем говорить, если подобные чувства испытывают животные, птицы и даже рыбы. Лососевые через несколько лет возвращаются в ту самую речку, откуда и произошли, чтобы дать жизнь новому поколению и умереть. Хотя у них эти чувства всего лишь на уровне инстинктов, а не от какой-либо моральной ответственности и осознания своей причастности к истокам вида, но тем не менее этот природный инстинкт в какой-то мере свойственен и человеку, мышление лишь усиливает его, придавая чувственное осязание. Кто не испытывал душевный подъем с обострением чувств и внутренними переживаниями, иногда со слезами на глазах, возвращаясь через много лет туда, где он бегал босоногим, не знавшим забот и где прошло его детство, где окружали друзья и близкие?

Такие же чувства наполняли и эмигрантов разных лет, посещение советского судна для них было равнозначно прикосновению к давно покинутой родине, а общение с людьми оттуда наполняло их почти родственными ощущениями. Приглашали в гости, возили по примечательным местам, старались всячески угодить, много расспрашивали и сами рассказывали. По их воспоминаниям можно было составить самую настоящую историю эмиграции и причин, ее вызвавших. Они часто появлялись на судах, и если помполит был человеком понимающим и осознающим свое назначение, то все удавалось и посетившие уходили с приятными впечатлениями и словами благодарности за теплый прием. А если же политический помощник оказывался ограниченным, когда ему на каждом углу мерещились провокаторы, а то и вовсе террористы, тогда дальше кают-компании или столовой гостя не пускали, да и помполит присутствовал тут же. Немало случаев, когда людей с подарками и даже целыми семьями на борт не пускали, и тогда у многих нормальных людей на судне от стыда краснели уши за скудоумие первого помощника, который в такой ипостаси являлся очевидным недругом своей родины, которая и направила его для улучшения отношений с гражданами стран пребывания. В своем отчете в партком он напишет совершенно противоположное: что-нибудь о готовившейся провокации. А его пасквиль никто проверять не будет, еще и поощрят за проявленную бдительность. Если приходившие люди сразу же чувствовали отчуждение и нежелание общаться, то вскоре уходили с расстроенными лицами, будто им плюнули в душу. Непонятно, зачем плодить врагов на ровном месте, показывая свое негативное отношение, вместо того чтобы проявить обратное – искреннее радушие, и тогда ободренный человек уйдет и потом долго будет рассказывать своим друзьям и знакомым о приветливости российских моряков. Из таких случаев и рождается авторитет страны и флага, а не откровенная неприязнь, вызванная действиями всего лишь одного далеко не умного человека из партийных заказников, куда подобных и набирали.

В таких случаях некоторые настойчивые эмигранты поджидали где-то за углом, чтобы не попасть в поле зрения помполита, выходящих с парохода мореходов и предлагали съездить на экскурсию или свозить в дешевые магазины, а иногда привозили к себе домой, угощая еще совсем недавно незнакомых им людей. Такое отношение не было единичным в те годы, скорее массовым, характерным для Австралии, Новой Зеландии, Канады и США.

Причал, у которого ошвартовали «Капитан Дублицкий», был явно не его размера: в последние дни стоянки, когда судно было почти полностью загружено и погрузилось по тропическую грузовую марку, борт стал вровень с причалом, и теперь на пароход можно было попасть не только по парадному трапу, у которого всегда находился вахтенный матрос. Достаточно лишь подойти к краю причала и переступить через борт, и ты уже на судне, то есть вся его 150-метровая длина стала доступной. Если бы это происходило в своей стране, то никакой проблемы бы не существовало, ибо наши пограничники, «храбрые ребята», дежурили на баке, у трапа и на корме, не пропуская чужих лиц ни на судно, ни с него. В основном, конечно, чтобы никто не мог сбежать незаконно за границу. У австралийцев этой проблемы не возникало, и дежурных пограничников вообще не было: приходи кто хочет, а вахтенный спросит зачем, почему и к кому. Но таким диким способом удрать с Зеленого континента никто не помышлял, а если возникала такая необходимость, то вылететь или отплыть на пассажирском лайнере каждый житель мог законным путем, когда захочет. В том-то и дело, что в те времена выехать из Советского Союза законным путем было невозможно, потому что такового просто не было. Вот и приходилось на каждом пароходе загранплавания, независимо от того, советский он или иностранный, круглосуточно держать собственную вахту из большого количества солдат. Наверное, если считать по всем портам Страны Советов, то их количество исчислялось многими тысячами. Вахтенным из экипажа судна не доверяли, вроде бы их и вовсе не было.

Освещение причала было слабым, а трап находился у кормовой надстройки, поэтому более чем стометровое расстояние до бака плохо просматривалось. Вот таким ночным недостатком однажды воспользовался нежданный гость, вернее гостья, но явно не с целью удрать из Австралии.

В тот вечер Сергей, будучи вахтенным помощником, находился возле кают-компании, когда один из матросов, взволнованный чем-то необычным, подбежал к нему и задыхающимся голосом выдавил: «У меня в каюте баба! Что делать?» Матрос был не из молодых, лет сорока, и повидал уже многое, но на этот раз вел себя очень уж странно, во время разговора таращил глаза и заикался. Вахтенный помощник вначале подумал, что он шутит, но быстро сообразил, что с такими артистическими способностями матрос наверняка бы давно выступал в театре. Может, ему приснилось, ведь из дома уже давненько? Сергей все же переспросил: «Какая еще баба? Не из нашего ли экипажа?» – «В том-то и дело, что чужая, неизвестная! Захожу в каюту, а она на диванчике развалилась и что-то говорит, но я же не понимаю по-английски! Спросите ее, что она хочет!»

После его слов раздался дружный смех собравшихся, заинтересованных необычным сюжетом. В сорокалетнем возрасте пора бы уже знать, чего она хочет. По всему было видно, что матрос испугался гораздо больше, чем незваная посетительница. Ей ничто не грозило, и она вела себя соответственно своим целям и интересам, не заморачиваясь на блюстителях нравственности. Матрос же больше всего боялся, что его заподозрят в тайном сговоре с незнакомкой, что приравнивалось к самым злостным преступлениям, наряду с контрабандной наркотиков и перевозкой оружия. Тогда прощай море с иностранными портами, еще и уголовную статью за связь с чужеродным элементом припаять могут, тем более все улики налицо.

Каюта матроса находилась на правом борту, первой у входа в надстройку с главной палубы, очевидно, этим и был вызван визит гостьи именно к нему, а не какими-то иными заслугами. Сергей вошел в каюту, а сзади из-за его плеча испуганно выглядывал хозяин. На диванчике, слегка откинувшись на спинку, полулежала худенькая светловолосая девица лет тридцати, европейского обличия, с короткой прической. Одета в потертые джинсы и невзрачную футболку. Рядом лежала небольшая котомка.

Сергей, сразу понявший, что она отнюдь не привидение, спросил: «What are you doing here? (Что вы здесь делаете?)». Изобразив томную улыбку, она взглянула на вошедшего и ответила: «I came for a reason! (Я пришла по причине!)». На вопрос Сергея, по какой причине, незнакомка недоуменно пожала плечиками, не проронив ни слова, но ответ ясно читался на ее лице: «Неужели вы такие тупые, что не понимаете?»

Ничего иного придумать было нельзя, и Сергей сказал, что о ее присутствии уже доложили капитану и ей нужно уйти. Возле парадного трапа установлен береговой телефон, и она может вызвать такси. Девица не спеша встала и как-то нехотя побрела за вахтенным к выходу. Вскоре подошло такси, на котором уехала непрошенная гостья.

Как тут снова не вспомнить незабвенного Владимира Семеновича: «Там шпионки с крепким телом, ты их в дверь – они в окно. Говори, что с этим делом мы покончили давно». Не в бровь, а в глаз, разве что не шпионка, да и телом подкачала. Обыкновенная постаревшая бывшая активистка «сексуальной революции» шестидесятых годов, современная Александра Коллонтай.

Помполиту ничего не сказали, иначе бы разгорелся целый скандал по поводу наплевательского несения вахты в капиталистической стране и провокациях злобных врагов, которые спят и видят, как бы развратить наш целомудренный народ. Вахтенному матросу грозило бы закрытие визы, да и помощнику мало бы не показалось, а имевший место случай наверняка явился бы примером очередной провокации с использованием продажных женщин. Ведь за углом, без сомнения, дежурили досужие журналисты с видеокамерами, и завтра бы соответствующие статьи, подкрепленные фотографиями, появились в газетах. «У страха глаза велики!» Богатое воображение, помещенное на плодородную почву, еще не то может нарисовать в воспаленном мозгу. Прекрасный материал для кандидатской диссертации об «их нравах». Примерно таким образом делают из мухи слона.

Следующим утром «ревизор» вышел на причал снять осадку судна носом и кормой для записи в судовой журнал и увидел подъехавшего старшего стивидора (формана), руководившего погрузкой парохода. Сергей познакомился с ним уже в первый день стоянки у причала при согласовании грузового плана. Он был потомком русских эмигрантов и довольно хорошо, хотя и с акцентом, говорил по-русски. Где только не встретишь наших людей, разбросанных судьбой по всему миру. Наверняка население страны было бы раза в два больше, если бы не постоянные катаклизмы и борьба властей со своим народом. Сергей рассказал ему о вчерашней гостье, и тот, в свою очередь, спросил, была ли у нее сумка, на что «ревизор» утвердительно кивнул. Стивидор рассмеялся и сказал: «Напрасно вы ее выгнали, она пришла попробовать русского мужика, нужно было ее приласкать. Скорее всего, в ее коллекции таковых еще не было. А в сумке у нее была выпивка с закуской. Так что пришла со всем готовым. Вы ее разочаровали, и что она теперь будет думать о русских?» Стивидор действительно был знающим лингвистом, судя по тому, что вместо «русского мужика» и «приласкать» употребил в речи конкретные русские слова, которые не принято произносить вслух в приличном обществе. Пришлось объяснить ему, что в закрытой стране при выезде за границу предупреждают, чтобы советские граждане не вступали в близкие связи с иностранками, иначе они рискуют никогда в дальнейшем не увидеть другие страны.

Здорово ошибались политические технологи, забыв, что экономика определяет политику, а не наоборот. Жаль, что главный партийный идеолог Суслов не дожил до краха столь долго проповедуемой им идеологии, оказавшейся пустышкой, но слишком дорого стоившей многомиллионному населению страны.

Таким вот конфузом закончилась искренняя попытка простой, но озабоченной австралийки внести посильный вклад в укрепление дружбы между народами Австралии и Советского Союза!

Март 2023

Начало

«Судьба играет человеком,

Она изменчива всегда,

То вознесет его высоко,

То в бездну бросит без стыда!»

Николай Соколов

Сергей Кушнаренко

С Сергеем Кушнаренко и нежданно обрушившимися на него невзгодами, когда, казалось, ничто не предвещало столь мерзкой развязки, мы познакомились в его первых, самых сильных, глубоко запавших в душу воспоминаниях, изложенных в «Рейсе в никуда», когда жизнь многочисленного экипажа дизель-электрохода «Оленек» держалась на волоске, словно под «дамокловым мечом». Но, слава богу, пронесло, хотя без жертв не обошлось. Вечная им память!

Все-таки диплом об окончании ДВВИМУ он получил, несмотря на все происки военно-морской кафедры, руководители которой, судя по поведению и прессингу, оказываемому на успешного выпускника, получали садистское наслаждение от своих бесчеловечных действий, хотя вполне могли и завидовать, сравнивая с собственной казарменной муштрой в юности. Но при всех неимоверных усилиях офицерам талантливый выпускник оказался не по зубам. Единственное, чему они могли порадоваться, – тому, что не присвоили ему офицерское звание, не понимая, что тем самым оказали Сергею услугу, избавив от нудных, ничего не дающих переподготовок и сборов в зимнем Хабаровске. Люди, там побывавшие, оценивают проведенное время как самое скверное в их жизни. Попытка призвать на действительную военную службу тоже не увенчалась успехом. Так и расстались с неудавшимся простым матросом доблестного военно-морского флота с фактически красным дипломом о высшем образовании, для которого открывался весь мир, наверное, с зубовым скрежетом от собственного бессилия. По правде говоря, погоны лейтенанта запаса, может быть, для вояк что-либо и значили, но для выпускников гражданских вузов являлись скорее обузой, чем приобретением.

Сергея после получения диплома распределили в Дальневосточное морское пароходство, по-другому и быть не могло: первый на курсе, к тому же женат, а отсутствие офицерского звания в гражданских вузах роли не играло.

Сергей, будучи по результатам учебы первым в списке на распределение, единственный из курса имел право выбора места работы и на предложение руководителя комиссии по распределению остаться в ДВВИМУ преподавателем и продолжать учебу в аспирантуре города Ленинграда ответил отказом. Другие предложения – работать по специальности в Камчатском, Сахалинском или Приморском морских пароходствах – также не устраивали; он твердо заявил, что хочет работать в Дальневосточном пароходстве, куда и получил назначение.

18 мая 1975 года явился в службу кадров после месячного отпуска, полагающегося всем выпускникам морских высших и средних специальных учебных заведений, где отметился у инспектора по штурманскому составу, который сразу же направил его в службу безопасности мореплавания, в отдел аттестации, для проверки знаний вновь поступающих и визирования штурманов, направляемых на суда. На каждого специалиста с первого дня приема на работу заводилась карта учета как «преступлений и наказаний», так и поощрений. Она отныне становилась послужным списком, и в основном, в зависимости от содержания личной карточки, судоводители направлялись на те или иные пароходы.

Бывшие однокурсники должны были явиться в компанию десятого апреля, то есть Сергей опоздал более чем на месяц. Естественно, начинать работу с такого грубейшего проступка, на любом предприятии, как бы помягче сказать, не приветствуется, и ты ставишь клеймо на себе по крайней мере на несколько лет, если сразу не отправят откуда пришел с приказом в новенькой трудовой книжке. День увольнения совпадает с днем принятия на работу. Наверное, случаются и такие события!

Капитан-наставник Александр Иванович Обертас – спокойный, выдержанный, в возрасте, очень похоже, что родом из остзейских баронов, рафинированный интеллигент с хорошим чувством юмора. Будучи очень умным человеком, излучал само благодушие и дружелюбие, но когда сталкивался с разгильдяйством и расхлябанностью, менялся на глазах. Если человек ошибался непреднамеренно, а по чистой случайности, старался ободрить и объяснить, как нужно поступать в подобных случаях.

Ознакомившись с направлением, он выразил явное неудовольствие и предложил объяснить причины столь длительного опоздания. Для Сергея вновь рассказывать про свои злоключения было хуже, чем наступить на больную мозоль, да и Обертасу вряд ли понравятся столь продолжительные объяснения, скорее напоминающие завораживающий триллер, которые он может принять за оправдания, проще говоря – за желание отмазаться.

Сергей не стал вдаваться в подробности, что в действительности с ним могло произойти, ибо в начале мая его постригли наголо в новобранцы и он уже находился на призывном пункте в Доме культуры имени Ильича, опять же на Ленинской улице (слава богу, сейчас ей вернули историческое название – Светланская), в ожидании отправки на действующий военно-морской флот в статусе простого матроса.

В самый последний момент, когда с минуты на минуту должны были отправить команду новобранцев по месту службы, прибыл гонец-посыльный с сообщением, что призыв Сергея на службу отменяется, произошло какое-то чудо, и он терялся в догадках, что могло стать причиной внезапного «дембеля».

Может быть, его пугали до последнего, устраивали психологический расстрел, имитация которого могла повергнуть многих в состояние обреченности, вызвав долговременную депрессию. Что-то подобное гражданской казни с переломленной шпагой над головой на эшафоте, когда наказуемый стоял на коленях, не что иное, как публичное унижение, но этот обряд существовал более сотни лет тому назад в царской России. По-своему иначе чем изуверством действия военморов с кафедры назвать нельзя, но Сергей выдержал это психологическое испытание, не сломался, что их больше всего бесило и подзадоривало на дальнейшие пакости.

Логическая цепочка предшествующих «армейских» событий началась со свадьбы Сергея, которая, уже назначенная в Комсомольске-на-Амуре, как он считал, была важнее дополнительной военной стажировки, куда его отправили в наказание и назидание другим. Этим поступком и было вызвано священное негодование всей военно-морской кафедры, ведь на протяжении всей курсантской жизни внушали первостепенность офицерского долга, а тут на тебе! В результате при выпуске его лишили лейтенантских погон.

Секрет столь неожиданного освобождения от едва не начавшейся казарменной муштры открылся намного позднее. Его однокашник и тезка Сергей Семенов оказался примерно в такой же ситуации: вместе проходили в поселке Ракушка «основные» военные сборы, которые и покинули досрочно с разрешения командира части. Семенова также наказали отправкой на дополнительную стажировку, которую он проигнорировал, за что и был лишен офицерского звания. Его жена Наталья в то же время родила ребенка, а незадачливый отец находился на грани призыва на срочную военную службу. Единственным отличием между двумя Сергеями было то, что Семенов проживал во Владивостоке и, когда ему вручили повестку с конкретной явкой на призывной пункт, его жена смогла пробиться к адмиралу, ответственному за призыв новобранцев, и положила ему на стол заливающуюся в крике дочь, присовокупив столь необычный поступок словами: «Забираете моего мужа в армию – так кормите его ребенка!» Известно, что отчаявшаяся женщина способна на самые невероятные поступки. Ошалевший от столь необычного напора адмирал потерял обычный официоз и попросил объяснений, опасаясь дальнейших непредсказуемых действий разгневанной Натальи. Выслушав ее эмоциональную речь, тут же дал команду отменить призыв Семенова и отправить его по распределению на гражданский флот, пусть отрабатывает затраченные государством деньги на обучение. После чего спросил воительницу, один ли ее муж такой «заяц» или еще имеются подобные «умники». Она и назвала фамилию Кушнаренко. Как ни странно выглядит, но новорожденная дочь Семенова спасла от трехгодичной флотской муштры двух Сергеев – отца и Кушнаренко. Едва ли бы помогли одинокие стенания жены, если бы не было новорожденной дочери, ибо рассчитывать на «помилование» в таком случае вряд ли возможно. Существуют серьезные сомнения, что одиночный афронт жены разжалобил бы адмирала. Вполне вероятно, лишь подлил бы масла в огонь. Судьба совершила неведомый и нежданный кульбит, когда, казалось бы, обратной дороги нет.

Сергей Семенов давно живет в Петербурге, сам родом из Ярославля, родители давно умерли. Его жена Наталья – из Риги, поэтому все время хотели переехать на Запад. Он также был капитаном на «Нижнеянске», и когда судно купили немцы и предложили ему остаться, Сергей работал у них до конца.

Впрочем, иногда имели место и вовсе немыслимые случаи с призывом в ряды наших доблестных вооруженных сил. В 1969 году на судомеханическом факультете ДВВИМУ одного из курсантов настиг приступ эпилепсии, который сразу стал известен командованию и медицинской части. Выяснилось, что при поступлении он скрыл подверженность случавшимся пароксизмам, к тому же нигде не отмеченным. В результате его тут же отчислили как негодного по здоровью с отметкой в личном деле и медицинскими показаниями. И что же думаете? Через несколько дней страдающий эпилепсией получил повестку и благополучно был «забрит» в ряды доблестного воинства, несмотря на запись в его деле. Наверное, действующая медицинская комиссия при военкомате своим приказом «отменила» столь серьезный порок, чем-то отдаленно напоминающий обезьяну с гранатой. Оказывается, служить рядовым на восточном фронте всякому годится. История во многом напоминает эпизоды из романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка». Для полного «шарма» его стоило направить в ряды саперов, разведчиков или подводных пловцов-диверсантов! Действительно, «против человеческой глупости бессильны даже боги», как резюмировал в свое время немецкий драматург Фридрих Шиллер. Ради выполнения плана по призывникам военкоматы готовы идти на любые нарушения закона. В армии окажется – там уже поздно будет разбираться. Что-то сильно похожее на фразу британского профсоюзного активиста Томаса Даннинга, позднее процитированную Карлом Марксом: «Нет такого преступления, на которое не пошел бы капитал ради получения 300% прибыли!» Почему-то принято считать ее автором основоположника марксизма. Казалось бы, в ней нет ничего общего с призывником-эпилептиком, но все же стоит внимательнее приглядеться.

Рассказывать подробности произошедших с ним перипетий не было смысла, и Сергей кратко и ясно объяснил наставнику, что у него родился сын и необходимо было поддержать жену, а по истечении десяти дней после выписки обоих из роддома сразу же отправился во Владивосток.

Александр Иванович таким доводом вполне удовлетворился, посчитав причину уважительной, и, проверив предъявленные документы – рабочий диплом с целомудренным вкладышем и справку о десятипроцентной надбавке к окладу за знание английского языка, – сменил гнев на милость и с удовольствием произнес, что подпишет Сергею направление на любой пароход.

Таким образом, окончательное решение о его соответствии требованиям, принятым в компании, было подтверждено, и оставалось лишь дождаться своего судна. А каким оно будет? Мысль об этом не покидала новоиспеченного четвертого или третьего помощника капитана, избавляла от остатков недавно пережитых превратностей судьбы, которые все еще витали в памяти. В голове возникали самые разные картины будущего парохода и районы плавания: то суровые воды Арктики, то горячие тропические острова, проплывающие по борту с пирогами туземцев, размахивающих связками бананов. Что будет, то и будет, посмотрим! Когда все утряслось и встало на свои места, Сергей почти успокоился, и мрачные мысли уже не были постоянными гостями.

Несколько дней находился в резерве плавсостава, дожидаясь подходящей вакансии, но ожидание не затянулось, и вскоре он получил назначение третьим помощником капитана на строящийся в польском Гданьске (в свое время побывавшем в составе Третьего рейха под названием Данциг) теплоход-лесовоз-пакетовоз «Капитан Дублицкий» дедвейтом 14 тысяч тонн, длиной более 150 метров, что по тем временам говорило о солидных размерах парохода, тем более советского проекта.

Инспектор службы кадров сразу же передал оставленное старпомом В. М. Даниловым, который уже находился на верфи, письмо для вновь назначенного третьего помощника. В его длиннющем послании убористым почерком были подробно расписаны многочисленные поручения, которые Сергею необходимо было выполнить во Владивостоке, а затем и в Москве до отъезда в Польшу. В нем также был указан почтовый адрес, на который можно отправлять письма в Гданьск для членов экипажа судна. Сергей сразу же сообщил адрес жене и, уже будучи на верфи, получил от нее несколько писем с фотографиями. Это и явилось самым приятным в послании «чифа».