Текст книги "Район плавания от Арктики до Антарктики. Книга 1"

Вечером накануне прихода провели собрание с детальным объяснением плана швартовки. Время для подачи проводников со швартовыми будет ограничено секундами, главное – быстрота и слаженность действий швартовной команды, чтобы вовремя удержать отходящий от пирса бак судна. Штурманы и механики также были тщательным образом проинструктированы. Утром следующего дня вошли в каменный мешок бухты Эгвекинот. Ветер северный, 18 метров в секунду. Связавшись с диспетчером порта, предупредили о своем намерении швартоваться с ходу. Как ни странно это звучит сегодня, но план полностью удался. Подход к пирсу проводили на большей скорости, принимая на себя значительный риск, но старший механик, понимая всю опасность ситуации при даче заднего хода, выжал из машины все что мог. «Спасибо тебе, Борис Николаевич!» Встали к пирсу правым бортом, не оставив ни одной царапины на пирсе и на борту судна. После этой швартовки ни один человек на судне никогда не жаловался на чрезмерную требовательность капитана по подготовке и выучке экипажа. Первым на борт поднялся начальник порта, с которым был обсужден план выгрузки. По его информации, в порту сложилась напряженная обстановка. Сезонные бригады грузчиков уволены, а своих кот наплакал, к тому же будут тормозить складские помещения, где также существует проблема нехватки грузчиков. По нормам выгрузка должна была занять около двух недель. Договорились о некоторых совместных мерах по ускорению работ, включая перенос обеденного перерыва на судно, чтобы не тратить время на дорогу до столовой и обратно, а также посильную помощь экипажа. Через несколько дней около девяти часов утра вахтенный доложил капитану, что к нему со срочным вопросом начальник порта. Вошел, неожиданно сухо поздоровался. «Что случилось, Иван Дмитриевич?» «Вот, это читал?» – и он протянул капитану свежий экземпляр районной газеты с обведенным карандашом текстом. Небольшая статья, скорее заметка по объему, была наполнена праведным гневом, направленным против руководства порта из-за неудовлетворительно медленной обработки теплохода «Приморье», а подписана она первым помощником капитана Фуртовым. Ильин был неприятно удивлен и раздосадован. Пришлось доказывать свою полную непричастность к этой ситуации и признаться в неведении относительно действий первого помощника, что было еще более неприятно. За его спиной, на вверенном ему судне творилось что-то непотребное и неприличное. «Первому помощнику зайти в каюту капитана», – передал он распоряжение вахтенному. Иван Дмитриевич не стал дожидаться Фуртова и вышел, объяснив, что не хочет его видеть. Вошедший первый помощник объяснил суть своей заметки желанием ускорить выгрузку судна. На вопросы капитана о том, с кем он согласовывал содержание, кто дал ему полномочия выступать от имени судна и знает ли он действующие нормы обработки в порту, никаких вразумительных ответов не дал. Пришлось объяснять ситуацию в порту, назвать действующие нормы обработки и открыть глаза на трехдневное опережение графика выгрузки. Фуртову было предложено дать опровержение в следующем номере и извиниться перед начальником порта, что он с большим нежеланием и сделал на следующий день. Выгрузка заканчивалась, буквально перед отходом пришло указание зайти в порт Провидения и забрать пустые контейнеры на Владивосток. Тепло распрощавшись с руководством порта, судно снялось на бухту Провидения и прибыло туда без происшествий. Из-за сильного ветра пришлось простоять несколько дней на рейде в каменном мешке бухты, периодически снимаясь с якоря и переходя севернее из-за постоянного дрейфа судна, вызванного сильным ветром и скольжением якоря по вечной мерзлоте морского дна. Контейнеры были погружены в течение двух дней, и судно взяло курс на Владивосток. Переход вплоть до пролива Лаперуза проходил в штормовых условиях – постоянная болтанка, снежные заряды и отсутствие солнца с очень коротким световым днем. Учеба экипажа, занятия и тренировки не прекращались ни на один день. Накануне прихода судна капитан направил радиограмму в службу мореплавания с просьбой направить постоянно действующую комиссию по проверке всего и вся согласно приказу министра морского флота.

C ходу ошвартовались к 17 причалу на Эгершельде. Закончили швартовку глубокой ночью. Утром впервые за последние два года капитан облачился в форму, включая фуражку. Около десяти часов утра вахтенный известил: «Идут!» Капитан вышел к трапу: в самом деле, группа людей, направляющаяся к судну, была внушительной, никак не менее десяти человек. Впереди шел бородач в форме капитана. Его опознали как одного из самых известных и принципиальных капитанов-наставников пароходства – Ивана Ивановича М. Ильин доложил об успешном окончании рейса и после взаимных приветствий услышал: «Ты убит. Иди в каюту и ни во что не вмешивайся. Начинаем проверку экипажа». Тревоги, опросы, тесты продолжались в течение семи часов с небольшим перерывом на обед. Наконец, уже после 17 часов в каюту капитана зашли трое: председатель комиссии капитан-наставник М., заместитель председателя механик-наставник и представитель парткома. «Коньяк у тебя есть?» – спросил у Ильина председатель комиссии. «Конечно», – был ответ. «Не помню, когда в последний раз я выпивал на судне, – продолжал М. – Но на твоем выпить можно». Как выяснилось, к этому времени они проверили около 35 судов пароходства, и теплоход «Приморье» оказался лучшим среди всех предыдущих по подготовке экипажа. Задержались они еще на пару часов, распили две бутылки армянского коньяку и распрощались.

На следующий день судно должно было закончить выгрузку контейнеров и сниматься на Японию для установки нового сепаратора льяльных вод1818
  Сепаратор льяльных вод – судовое оборудование, предназначенное для отделения нефтесодержащих фракций от льяльных вод машинного отделения перед откаткой их за борт.


[Закрыть] согласно требованиям очередной конвенции, подписанной СССР одним из первых, но выполнение висело на флажке, и через несколько дней судно, в его тогдашнем состоянии, могли не выпустить из порта из-за сепаратора, не соответствующего вновь вступающим требованиям.

Утром в каюту капитана зашел первый помощник Фуртов с заявлением о предоставлении ему замены. На вопрос, зачем он это делает всего лишь после одного рейса, когда до отпуска еще далеко, ответил, что не желает работать вместе с таким капитаном. Пришлось наложить на заявлении визу: «Не возражаю! Дата, подпись». Уже во второй половине дня на судне появился вновь назначенный первый помощник капитана.

P. S.

С момента описываемых событий прошло пять с лишним лет. Конец февраля 1992 года. Совсем недавно были установлены дипломатические отношения между Южной Кореей и Россией. Русские в то время воспринимались в Корее как что-то экзотическое и необычное и вызывали нескрываемый интерес. Недоброжелательности и в помине не было. Она возникла гораздо позже, когда российские проститутки оккупировали портовый пятимиллионный город Пусан, где нашли себе пристанище российские рыболовные суда, заходившие для пополнения снабжения и ремонтов. Целый район Пусана, известный как «Техас», был заполнен лавчонками и забегаловками с вывесками на русском языке. Везде была слышна русская речь. Пьяные рыбаки и не менее пьяные проститутки постоянно вели свои диалоги. Процветала ругань, и зачастую случались драки. Полиция предпочитала сюда не заглядывать. Но это будет еще не скоро.

Капитан Ильин за эти годы сменил несколько судов, имел несколько предложений о переходе на береговую чиновничью работу, но ни одного из них не одобрил. Одним из первых он принял построенное в Японии многоцелевое коммерческое судно по заказу вновь образованной компании «Совкомфлот». Всего было построено десять таких судов. Хотя судовладельцем являлся «Совкомфлот», но оперировало ими пароходство. Конкуренция за эти суда была запредельной. Распространился слух, что они скоро поменяют флаг, и, соответственно, заработная плата будет выплачиваться в долларах США, а не в рублях. Интересен эпизод с формированием экипажа судна, на которое был назначен Ильин. Существовала следующая практика при приемке судов-новостроев или после ремонта за границей: суда достраивающиеся или ремонтирующиеся были или еще не введены в эксплуатацию, или временно выведены. В первом случае экипажи жили на берегу, во втором – на судне. Электропитание подавалось с берега. Санузлы также на берегу. Организовать коллективное питание, т. е. запустить в работу камбуз, было невозможно, и на этом основании экипажу выплачивались командировочные в валюте страны пребывания. Так эти «отступные», полученные матросом за неделю, превышали его полугодовую часть инвалютной зарплаты в условиях обычного загранрейса. Отсюда и дикая конкуренция с использованием всех возможных связей и даже откровенного подкупа.

Согласно Уставу морского флота, все лица направляются на судно только с согласия капитана, и тем более вновь формируемый экипаж, но это лишь формальная сторона. На самом деле все обстоит иначе. Капитана вынуждают всеми способами играть на поле противника и по его правилам. Здесь и боязнь испортить отношения с отделом кадров, который, согласно перефразированной сталинской догме, решает все. Кадры могут не предоставить очередной отпуск в нужное время, надолго отправить в каботаж1919
  Каботаж – термин, использующийся для обозначения «плавания коммерческого грузового или пассажирского судна между морскими портами одного и того же государства».


[Закрыть] или на север вместо заграницы, затормозить продвижение, не говоря уже о поощрениях. Поэтому подавляющее большинство капитанов безропотно принимают вновь назначенных. При обсуждении кандидатур экипажа на принимаемое судно в кабинете начальника отдела кадров плавсостава пароходства, кроме капитана Ильина, присутствовал заместитель начальника кадров по командному составу. Капитан уже видел этот список, или судовую роль2020
  Судовая роль – документ, удостоверяющий наличие на борту судна членов экипажа и подтверждающий надлежащее укомплектование судна, что является одним из условий мореходности судна в международных перевозках. Судовая роль представляет собой список лиц судового экипажа, в котором указываются фамилия, имя, отчество, год рождения, гражданство, должность, специальность каждого члена экипажа, номер диплома и паспорта моряка, а также тип и название судна, порт и номер регистрации, владелец судна.


[Закрыть], как его называют на морском языке, в кабинете инспектора, занимающегося комплектацией экипажа, и даже успел ознакомиться с личными делами направляемых кандидатов. Ильин предложил включить в судовую роль двоих членов экипажа, которых он лично знал уже много лет, вместо предлагаемых. Секретарь принесла их досье из архива, и после детального изучения начальник отдела кадров сказал, что кандидатуру предлагаемого капитаном токаря рассмотрят, а боцману, с которым Ильин работал на последних двух судах и справедливо считал его одним из лучших специалистов в своем деле, скорее всего, ничего не светит. Он отметил, что существует негласный кодекс социальной справедливости, согласно которому каждый член экипажа может рассчитывать на командировочные не чаще одного раза в пять лет, и кадры его свято соблюдают. Капитан, уже ознакомившийся с досье кандидатов, парировал: «А как же моторист Иван Д., который является личным водителем заместителя начальника пароходства по кадрам и за последние три года ежегодно бывал в загранремонтах на ледоколах, получая при этом месячные командировочные?»

Ильин почувствовал, что замначальника отдела кадров сзади толкает его в спину, предостерегая от подобной непредсказуемости, но было уже поздно: лицо начальника отдела кадров покраснело, на скулах заходили желваки, глаза превратились в узкие щелки и голос стал хрипловатым. Но надо отдать ему должное – удар он все-таки выдержал. В его ответе прозвучало, что если он вам не нравится, то мы его уберем, но он очень хороший специалист, и т. д. и т. п. Ильин возразил, что ничего не имеет против Ивана, но понимает, что в этом случае тот будет назначен на следующее судно. В итоге все-таки боцман был утвержден, несмотря на то что за год до этого он был с Ильиным на одном судне в Японии, где получил командировочные в валюте за целую неделю. Вот таким образом был однажды нарушен принцип социальной справедливости в пароходстве.

Но мы снова ушли от темы. Итак, конец февраля, капитан Ильин на одном из пакетовозов типа «Влас Ничков». Судно следует из Сайгона во Владивосток в балласте. Это его последний рейс. Он все-таки решился сойти на берег. На подходе к Корейскому полуострову получено указание зайти в порт Инчон, бывший Чемульпо, известный по последнему бою крейсера «Варяг» c шестью японскими крейсерами в январе 1904 года. Несмотря на кратковременную стоянку, Ильин смог выбраться в город, тем более что в Южной Корее он до этого не бывал. Иногда судьба подбрасывает нам необъяснимые сюрпризы, которые ставят нас в тупик. И вот в центре почти трехмиллионного чужого города он слышит оклик на родном языке, явно адресованный ему. Оглянувшись, Ильин увидел капитана Денисова, с которым много раз общался по радиотелефону во время своей работы под кипрским флагом. У того были серьезные проблемы с английским языком, и при смене флагов на однотипном судне вся документация, отчеты, судовой журнал и прочая канцелярия должны были вестись на английском языке. Ильин неоднократно консультировал Денисова по всем возникающим у того трудностям. Поздоровавшись и обменявшись традиционными «где, как, что, почему», Ильин увидел в глазах коллеги откровенную радость от встречи. Денисов рассказал, что работает на том же судне и часто заходит в корейские порты благодаря кипрскому флагу, пригласил Ильина в гости, сказав, что к вечеру пришлет такси. Около 18 часов того же дня вахтенный Денисова встретил Ильина у трапа и провел в каюту капитана. На столе стояли красивая бутылка «Мартеля» и ваза с фруктами. Спустя несколько минут Денисов позвонил по телефону, сказав: «Пора!»

Каково же было удивление Ильина, когда в открывшейся двери вслед за большим мельхиоровым подносом с дымящейся умело разделанной индейкой появился Геннадий Иванович Фуртов в стюардовом фартуке. Тот также был поражен, увидев своего прежнего капитана, с которым когда-то не сработался, но время все же делает свое дело. У него было достаточно времени обдумать и разобраться беспристрастно в давно прошедшей ситуации. Поздоровавшись, он объяснил, что в связи с полной ликвидацией института первых помощников остался без работы и ничего другого не оставалось, как стать стюардом. Ильин не стал задавать никаких вопросов, дабы не вспоминать прошлое и не обидеть Фуртова. Тот пожелал приятного аппетита и вышел. Спустя пару часов в хорошем расположении духа Ильин вернулся на свое судно, принял душ, взял интересную книгу и завалился на диван. Раздался аккуратный стук в дверь. «Странно, – подумал Ильин, – дверь закрыта, и экипаж знает, что если дверь капитанской каюты захлопнута, то не стоит тревожить. В любом случае позвонили бы по телефону». Открыв дверь, удивился еще больше – перед ним стоял Фуртов. Пригласив его в каюту, Ильин поинтересовался целью прихода. Геннадий Иванович, путаясь и извиняясь, рассказал, что во Владивостоке его сыну необходимо срочно выплатить часть пая за строящуюся квартиру, и вот он скопил за время работы эти деньги в долларах США и просит Ильина взять их для передачи сыну. Ильин напомнил об их сложных взаимоотношениях и серьезных разногласиях, закончившихся разрывом. Геннадий Иванович ответил, что он много думал об этом и сейчас сожалеет о произошедшем, но более никому не может доверить с таким трудом заработанные деньги. Спустя четверо суток сын Фуртова выплатил требуемую часть пая для строящейся во Владивостоке квартиры.

Не дразните спящую собаку

Конец семидесятых – начало восьмидесятых годов прошлого столетия – время появления первых признаков заката эры развитого социализма. Уже заметно ощущались недостаток и перебои с продуктами, одеждой и практически всем набором услуг и товаров народного потребления. Страна неумолимо двигалась к своему концу, пораженная неэффективностью и фальшивыми ориентирами. Но раскрученный механизм продолжал работать по инерции: выпускалась ненужная устаревшая продукция, продолжались милитаризация и усиление роли ВПК, рабочие коллективы многочисленных предприятий рапортовали о выполнении и перевыполнении планов, щедро раздавались государственные награды. Газета «Правда» неустанно призывала к дальнейшим успехам. Все отрасли народного хозяйства стремились к выполнению взятых обязательств, что влекло за собой увеличение фондов, распределяемых из Москвы в следующем году, получение наград и премий, как и продвижение в должностях для руководства.

Морской флот СССР не был исключением из сложившейся картины: в портах перерабатывались миллионы тонн грузов, десятки судоремонтных заводов трудились не покладая рук для обеспечения приличного технического состояния действующего флота. Суда под флагом СССР выполняли многочисленные рейсы как в загранплавании, так и в каботаже, обеспечивая снабжение советских «северов» – от Кольского полуострова до Чукотки и Камчатки с многочисленными островами северного исполнения, на многих из которых находились военные точки и снабжение их другими видами транспорта было невозможным.

В загранплавании флот обеспечивал перевозку экспортных и импортных грузов. Так, например, наибольшие закупки пшеницы достигали 36 млн тонн в год и поставлялись в основном из Канады, США и Австралии. Большая часть этих грузов перевозилась отечественным флотом, позволяя экономить драгоценную валюту, хронический недостаток которой ощущался на протяжении всего существования СССР. Одной из приоритетных задач морского флота оставалась перевозка грузов иностранных фрахтователей, т. к. именно этот вид плавания позволял зарабатывать валюту в чистом виде, уступая по притоку только экспорту страны. Именно тогда флот занимал шестое место в мире по тоннажу, о чем сегодня можно лишь мечтать. И чтобы это сложнейшее многофункциональное хозяйство могло успешно существовать, нужны были многие тысячи квалифицированных кадров. Подготовкой специалистов занимались несколько высших учебных заведений и широкая сеть средних специальных и мореходных школ. Естественно, что подготовка капитанов дальнего плавания занимала особое место в отлаженной системе морского образования. Для выдвижения в капитаны дальнего плавания судов загранплавания нужно было пройти сложную многоступенчатую лестницу естественного отбора. Для первичного выдвижения необходимо, не считая само-собой разумеющегося минимального плавательского ценза в должности старшего помощника капитана и наличия диплома штурмана дальнего плавания, иметь не менее двух рекомендаций авторитетных капитанов. Затем спустя какое-то время рекомендуемые кандидатуры рассматривались службой безопасности мореплавания пароходства, отделом кадров, парткомом (с правами райкома КПСС). Согласование с КГБ проводилось до обсуждения, и если эта организация была против, то причина отвода не указывалась, и в дальнейшем больше кандидат не выдвигался. Если кандидатура была одобрена на всех предыдущих уровнях, претендент проходил экзаменационную проверку профессиональных знаний в постоянно действующей комиссии службы безопасности мореплавания пароходства, формально называвшейся сдачей экзамена на получение диплома капитана дальнего плавания. Так, уже знакомый нам капитан Ильин проходил это испытание с 09.00 до 17.00 того же дня с одним пятнадцатиминутным перерывом, и это при том, что в этот день он был единственным испытуемым. Следующим этапом являлось утверждение кандидата на заседании парткома пароходства, т. к. он в обязательном порядке должен быть членом КПСС. Затем было утверждение в краевом комитете КПСС, носившее, скорее всего, формальный характер, ибо кандидат просто не дошел бы до столь высокой инстанции при наличии к нему претензий. Как правило, после всех вышеупомянутых процедур новоиспеченный исполняющий обязанности капитана проходил самостоятельную стажировку в качестве капитана на одном из судов пароходства под тщательным наблюдением соответствующих служб. Стажерский период мог продолжаться от нескольких месяцев до нескольких лет. При положительном результате стажировки новорожденный капитан направлялся в Москву в Министерство морского флота для окончательного утверждения в должности – для него сейчас наступал час «x», определяющий всю дальнейшую судьбу. Обычно в Министерстве морского флота собиралась группа начинающих капитанов из разных пароходств страны в количестве 10—15 человек на время около трех недель. В течение этого периода они прослушивали лекции ведущих специалистов министерства по различным аспектам деятельности: коммерческие, юридические, навигационные, тенденциям мирового судоходства и многие другие.

Апофеозом являлся экзамен, а точнее – собеседование. В комнате находилось около десяти столов, за каждым сидел ведущий специалист министерства в какой-либо области: навигация, остойчивость, коммерческая практика, морское право, аварийность и др. Кандидат должен был пройти всех специалистов в процессе собеседования. Заранее приготовленных билетов не было. Профессиональные вопросы извлекались из закоулков памяти экзаменаторов, которые в процессе беседы оценивали, как ориентируется капитан в заданном вопросе. Существовали лишь две оценки его знаний: «плюс» и «минус», которые выставлял экзаменатор, не извещая при этом экзаменуемого. Напряжение сохранялось вплоть до последнего собеседования, и лишь при подведении итогов оглашались «счастливчики», чисто прошедшие экзекуцию. В среднем около 20% кандидатов оказывались за бортом. Их трагедия состояла в том, что при возвращении в пароходства они уже никогда не будут выдвинуты в капитаны и их неудача навсегда останется в личном деле. Счастливчикам же на следующий день в торжественной обстановке вручались министром морского флота удостоверения капитанов дальнего плавания и соответствующие нагрудные знаки. При возвращении в пароходства наступали обычные рабочие будни и работа в экстремальных условиях, иногда по 3—4 года без отпуска вследствие постоянного дефицита капитанов.

Для старшего командного состава судов существовала программа повышения квалификации, обязательная для старших помощников капитанов и капитанов. С периодичностью пять лет каждый из указанных специалистов должен был пройти двухмесячные курсы повышения квалификации, которые проводились в течение всего года, за исключением лета, когда все стремились в отпуск, при Дальневосточном высшем инженерном морском училище, позднее преобразованном в Морской университет, на специально созданном факультете повышения квалификации. Следует заметить, что фактически время, проводимое на этих курсах, являлось скрытым дополнительным отпуском, проводимым на берегу. Неудивительно, что все стремились попасть на курсы своевременно и без опозданий и всяческих задержек со стороны отдела кадров. Во время прохождения курсов выплачивалась стипендия в размере среднего заработка, но не превышающая 300 руб. в месяц. Принимая во внимание среднюю зарплату хорошего инженера, не достигающую в то время 200 руб. в месяц, стипендия была совсем не лишней. Как правило, учебный день состоял из трех, иногда четырех пар лекций большого многообразия предметов. Посещаемость формально контролировалась, но почти все предполагаемые проверки становились заранее известны всем слушателям, поэтому отсутствующих не было. Занятия проводили преподаватели ДВВИМУ и специалисты пароходства. Наряду с лекциями имели место и практические занятия. Курс радиолокационного тренажера проходил в оборудованном приборами классе, где при решении задач маневрирования судов ставились усложняющиеся со временем условия. Программы курсов повышения квалификации были чрезвычайно консервативны, лекции по многим предметам не менялись и не дополнялись годами. Для сдачи экзаменов и получения зачетов вполне можно было использовать конспекты пятилетней давности, чем с успехом пользовались все слушатели. Отношения между преподавателями и аудиторией были вполне демократичными, ибо возраст «курсантов» колебался в очень широком диапазоне – от 27—28 до 70 лет, а иногда и старше. Естественно, что требования к такой аудитории не могли быть равнозначными требованиям к молодым курсантам, обучающимся на дневном отделении. Экзамены и зачеты по окончании курсов также во многом носили символический характер. Надо заметить, что около трети всего учебного времени отводилось на общественно-политические науки: научный коммунизм, марксистко-ленинская философия, история КПСС, демократия развитого социализма. Именно преподаватели общественно-политических дисциплин старались держать дистанцию между собой и взрослой аудиторией, инстинктивно понимая, что люди, посетившие десятки стран во времена «железного занавеса» и во многом имевшие свою твердую позицию об устройстве мира, вряд ли будут такими же доверчивыми и наивными, как молодые курсанты. Ведь не секрет, что именно эти направления в общественной жизни страны были наиболее «хлебными» для скорейшего получения жизненных благ и преимуществ. Поэтому эта категория преподавателей в основном состояла из бывших партийных функционеров или начинающих карьеристов, немало было и выходцев из клановых партийных семей. Около трети всех диссертаций на соискание научной степени составляли именно эти псевдонауки. Трудозатраты на получение медицинской или технической научной степени были несопоставимы: главное – найти надежного во всех смыслах руководителя и перспективную тему о рабочем движении, стремительном продвижении социализма в мире, крахе капитализма или исследовании работ классиков марксизма-ленинизма. Поэтому они всячески старались держать дистанцию между собой и взрослой мужской публикой, состоящей из 50—60 человек и повидавшей мир. При чтении лекций большинство преподавателей не видело разницы между методикой проведения лекций для молодежи во время своей основной работы и слушателями курсов, что в свою очередь мгновенно чувствовала аудитория, зачастую выражая свое неодобрение различными доступными способами.

Однажды это выразилось крайне неправдоподобным, оригинально-спонтанным образом. Одним из ярких преподавателей являлась Ольга Ивановна Андреева – профессор, начальник кафедры научного коммунизма, яркая эффектная блондинка средних лет, хорошо к тому же сохранившаяся. Знакомство с ней тогдашняя аудитория запомнила надолго. Стремительно войдя в аудиторию, она огласила тему лекции: «Демократия социализма и капитализма». Тон ее речи был резким, самоуверенным. Практически безо всякой преамбулы она начала задавать множество вопросов, не дожидаясь на них ответа, т. е. все это было не что иное, как ее монолог. При этом она перешла какую-то невидимую черту, спрашивая: «Никто из вас не знает, когда родился Фридрих Энгельс, когда он умер? Когда родился Карл Маркс и когда он умер?» Времени на ответы она не оставляла. Сидевший в среднем ряду за предпоследним столом тогда еще совсем молодой капитан Ильин почувствовал, как волна возмущения и негодования поднимается из глубин и захлестывает его. Все это напоминало личное оскорбление, и чисто инстинктивно, не раздумывая ни секунды, он с места выкрикнул, перебивая оратора: «Карл Маркс умер в том же году, что и Иван Сергеевич Тургенев», а спустя несколько секунд уже в полной тишине добавил, что они и родились в одном и том же году. В аудитории повисла тяжелая, напряженная тишина, не было человека, который бы не услышал обе реплики. Проснулись даже засыпающие, прекратили разговоры и прочие неотложные дела ими занимающиеся. Десятки пар глаз с неподдельным интересом и скрытым торжеством уставились на профессора. Надо отдать должное оратору, хотя поначалу она была заметно деморализована, и появившийся румянец выдавал ее. Видимо, ничего подобного в жизни она не испытывала, но удар держать умела. Никак не комментируя реплики, сразу же перешла к основной теме, не задавая более уничижительных вопросов.

Когда лекция подошла к концу, до перерыва оставалось около пяти минут. Как обычно, после ее окончания преподаватели спрашивали, есть ли вопросы. Но на этот раз такого предложения не поступило. И вдруг совершенно неожиданно капитан Ильин поднял руку, прося слова. Естественно, что Андреева сразу же заметила, но сделала вид, что не видит. Здесь уже вмешалась аудитория: «Дайте слово Ильину», – посыпалось отовсюду. Предчувствуя очередной подвох, профессор вынуждена была обратиться к Ильину: «Ну что там у вас?» Ильин встал, осмотрелся и спросил: «А что вы можете рассказать о демократии афинской республики времен Перикла?»

В зале вновь повисла мертвая тишина, все напряженно ждали, как поведет себя лектор. После двухминутной тишины, витающей в аудитории, Андреева ответила: «Ваш вопрос не по существу, мы рассматриваем демократию социализма и капитализма». Совершенно понятно, что она ушла от ответа, и никто так и не узнал, насколько лектор знакома с творчеством Тургенева и годами его жизни, наверняка проверив даты после окончания лекции, так же как основы современной демократии, которые были заложены афинским стратегом Периклом в пятом веке до нашей эры.

Много позже Ильин так и не смог объяснить причину столь резкой реакции с последующим продолжением на первоначальный обличительно-вопросительный монолог лектора. Прозвенел звонок, извещающий об окончании пары. Андреева обратилась к Ильину, попросив его подойти к столу. Она спросила его фамилию и, найдя ее в журнале посещаемости, известила молодого капитана, что ставит ему зачет по ее предмету и он может не посещать дальнейших лекций.

Занятия на курсах повышения квалификации продолжались, и при редких встречах Ильина с Андреевой в многочисленных коридорах учебных корпусов профессор всегда здоровалась первой, ставя его в двусмысленное положение.

По слухам, доходившим до слушателей курсов, Андреева поменяла методику своих лекций и с курсантами-очниками, убрав из преамбулы столь любимые ею прежде многочисленные обличительные вопросы-монологи! Да и датами больше не злоупотребляла, все-таки «Научный коммунизм» и история – далеко не одно и то же.