Текст книги "Покойная жена бывшего мужа"

– Так я и говорю, что это глупости, – не смутилась Ира. – Никто же не собирается тебя подозревать. И то, что тебя теперь на отдел ставят, здесь ни при чем.

– Я надеюсь! Нет, действительно, – теперь Алла обратилась ко мне, – я не могу сказать, что я Наташе не завидовала. Завидовала, конечно. И эта должность, начальника отдела, она по справедливости моя, вам это и девочки все подтвердят. И я хотела занять это место, но не такой ценой. Не стоит эта должность Наташкиной жизни. – Она оглянулась на громко всхлипнувшую Олесю и добавила горько: – Тем более двух жизней.

Должна признаться, ничего особенного от своего визита в банк я не ждала, поэтому и не была разочарована. Эту работу, я имею в виду разговор с сотрудниками кредитного отдела, необходимо было сделать, и я ее сделала. Ничего интересного, полезного для дальнейшего расследования эти милые женщины мне не рассказали – что ж, бывает и такое. Неурожай.

Вячеслав Николаевич материализовался рядом, как только я вышла в коридор (вот и еще одно подтверждение моей догадки – он следил за нашим разговором по монитору). Молча проводил меня до выхода, поглядывая с сочувствием и плохо скрываемым любопытством. Прежде чем открыть массивную дверь, ведущую на крыльцо, я ответила на его так и не прозвучавший вопрос: «И что ты теперь будешь делать?»

– Будем продолжать работать. Рано или поздно ниточка отыщется.

Он коротко усмехнулся:

– Удачи. – И, чуть помедлив, добавил: – Если что понадобится – обращайтесь.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я. Вышла на крыльцо и достала телефон: – Гоша, я в банке закончила. А ты как?

– Даже не начинал еще, – мрачно ответил напарник. – У Ларисы муж, двое детей-школьников и мать еще – представляешь, что с ними со всеми сейчас творится? Не сообразили, надо было не мне, а тебе сюда ехать, ты бы здесь уместнее была. Расслабился, забыл уже, как это бывает…

На самом деле мой на первый взгляд (а чаще всего и на второй тоже) хамоватый напарник обладает удивительной чуткостью. Несколько раз мне приходилось наблюдать, как этот громила работает с потрясенными, убитыми горем родственниками. И я восхищалась его умением выстроить взаимоотношения – люди сами стремились рассказать ему про своих погибших близких как можно больше. Не было необходимости оскорблять их прямыми вопросами, Гошка умудрялся направлять разговор в нужную сторону простым покачиванием головы и короткими сочувственными замечаниями.

Но сам он при этом чувствует себя очень плохо. Однажды Гошка мне признался: он бы предпочел три хорошие драки, чем одну встречу с семьей погибшего. И когда я пришла работать в «Шиповник», эта тяжелая обязанность очень быстро перешла ко мне – все-таки у меня есть профессиональная подготовка, в пединституте нам читали курс психологии. А напарник получил возможность сосредоточиться на драках.

– Если хочешь, я сейчас подъеду сменю тебя, – чувствуя себя немного виноватой, предложила я. Действительно, как это получилось, что в семью Леставиных отправился Гошка? Александр Сергеевич сказал, Гошка не возразил, я просто не обратила внимания, думая о своем.

– Нет смысла. Я тут уже влился, почти свой, а тебе все сначала начинать. Ты скажи, банковские барышни ничем тебя не порадовали?

– Как ты догадался?

– Если бы тебе было что сказать, ты бы с этого начала.

– Ты, как всегда, прав – ничего нового я не услышала. Так, небольшая порция сплетен… над ними надо еще подумать.

– Ладно, Ритка, я еще здесь побуду, а ты давай пока действуй по плану, дуй к Перевозчикову. Может, он тебе про Ларису расскажет или насчет супруги что вспомнит?

Перевозчиков распахнул дверь сразу, едва я коснулась кнопки звонка.

– Рита, – обрадовался он и, бесцеремонно схватив меня за рукав, потащил в комнату. – Как хорошо, что вы пришли! Вы слышали, что произошло? Хотя о чем я, конечно, вы слышали! Но что теперь делать, скажите? Вы ведь специалист, вы должны знать! Лиза в тюрьме – это просто ужасно, возмутительно, невыносимо! – Он споткнулся, чертыхнулся и отпустил меня. – Извините, у меня тут беспорядок.

– Да, действительно, – согласилась я, оглядываясь.

Прибранная и аккуратная квартира превратилась если не в свалку, то в нечто на нее очень похожее. На полу, разной величины стопками, сложены журналы – «Бурда», «Лиза», «Космополитен». На круглом столике – косметика, какие-то коробочки, шкатулки, на диване кучей свалены разные дамские аксессуары – сумочки, ремешки, шарфики. Рядом – альбомы с фотографиями. А кресло завалено платьями на вешалках.

– Я тут Наташины вещи начал разбирать. – На этот раз хозяин не стал спрашивать у меня разрешения закурить, нервно сунул в рот сигарету и щелкнул зажигалкой. Впрочем, даже если бы мне вздумалось протестовать, атмосферу в комнате это мало изменило бы – сизый дым плыл по квартире, словно туман на рассвете. Очевидно, Олег Борисович курил не переставая. То, что мое предположение верно, подтверждала старая знакомая – хрустальная пепельница, полная окурков. – Надо их как-то раздать, что ли. – Перевозчиков помахал рукой, разгоняя дым. – Мне это все зачем? Вот я и подумал, пусть родственники забирают и подруги. На память. Точнее, сначала подруги пусть выберут, что захотят, а уж родственникам – что останется.

– Не сложились у вас отношения, – понимающе кивнула я.

– С Наташиными родными? Да, не сложились. Хотя, если честно, я не очень и старался. Не моего круга люди, понимаете? – Он небрежно расчистил место на диване. – Присаживайтесь. Может, кофе?

– Было бы неплохо. – Я села и расстегнула пуховик.

– В общем, я тут раскладываю вещи, сортирую. Думал, что дня за два, за три управлюсь, но теперь все из рук валится.

– Теперь?

– Лиза! – Он посмотрел на меня с упреком. – Лизу ведь арестовали. Не знаю, просто не знаю, что теперь делать? Я уже звонил некоторым знакомым, просил помочь, но никто ничего не обещает. – Олег Борисович потер левый висок кончиками пальцев и вымученно улыбнулся: – Извините, сегодня из меня плохой хозяин. Хотите кофе?

– Спасибо, не откажусь.

Вместо того чтобы отправиться на кухню, чтобы приготовить дважды предложенный кофе, Перевозчиков прошелся по комнате, перешагивая через журналы и продолжая сетовать:

– Да, все сочувствуют, но о конкретной помощи говорить не приходится. Я пытался узнать насчет свидания, но тоже ничего обнадеживающего пока. Все говорят, что ситуация сложилась очень неприятная.

– Ситуация действительно непростая. А гибель Ларисы осложнила все еще больше.

– Да, Лариса, – грустно закивал Олег Борисович. – Тоже славная была женщина. Очень приятная.

– Вы ее хорошо знали?

– Как вам сказать… – Он сделал глубокую затяжку, одним движением сдвинул платья и присел на край кресла. – Мы были знакомы, конечно, но сказать, что я ее хорошо знал – это будет преувеличение. Лариса приходила к нам несколько раз, в гости к Наташе. Она шьет хорошо, в смысле шила. Вот они с Наташей и рукодельничали что-то.

– Значит, Лариса к вам приходила. А у Елизаветы Петровны она бывала, вы не знаете?

– Не представляю себе. – Перевозчиков виновато развел руками. – Я даже не знал, что они знакомы. В смысле, раньше, когда мы с Лизой еще вместе жили, ничего такого не было. А потом, после развода… я не знаю, конечно, но не представляю себе, зачем Лизе понадобилось бы встречаться с Ларисой. Насколько мне известно, у них не было ничего общего.

– То есть вы не знаете, зачем Лариса могла прийти сегодня утром к Елизавете Петровне, – печально подвела я итог.

– Представления не имею, – подтвердил он. – Мне она, по крайней мере, ничего об этом не говорила, даже не упомянула, что к Лизе собирается.

– Не упомянула? Вы что, разговаривали с Ларисой вчера вечером?

– Конечно. Сначала я Алле позвонил, потом Наде, потом ей, Ларисе. Я взял Наташину записную книжку и по списку всех обзванивал, спрашивал, что они хотят взять на память от Наташи. Ох, да что же это я? Вы, наверное, кофе хотите?

– Да ну его, этот кофе, – отмахнулась я. И что Лариса вам сказала? Вам не показалось, что она озабочена или расстроена?

– Нет, обычный был разговор, ничего особенного. Когда я спросил, что она хотела бы взять на память о Наташе, она сначала смутилась, сказала что ничего не надо. А потом попросила «Бурду». – Олег Борисович указал сигаретой на стопку журналов на полу. – Сказала, что у Наташи были очень хорошие выкройки. Но я уже пообещал «Бурду» Алле, и Лариса вспомнила про шкатулку для рукоделия, вон ту. – Теперь сигарета повернулась в сторону журнального столика. – На этом разговор и закончился. Нас прервали, а потом она как-то резко попрощалась, и все. Не знаю, может, она на меня обиделась, что я отвлекся.

– А что случилось?

– Да ко мне сосед пришел. Он у меня одалживал, до получки, и вот, отдал. Я с телефоном пошел, открыл дверь, взял деньги… Не знаю, я извинился перед Ларисой, сказал, что в дверь звонят, но она после этого разговаривать со мной больше не стала. Как будто у нее вдруг настроение испортилось.

– Вообще ничего не сказала?

– Ничего. Попрощалась и повесила трубку. Только сказала: «Как у вас хорошо все слышно».

– Как у вас хорошо слышно, – медленно повторила я. – Очень интересно.

– Вы так считаете? Думаете, она соседа услышала, поэтому и обиделась? Он, конечно, матюкнулся пару раз, но ведь не со зла, это он просто так разговаривает. – Олег Борисович ткнул в пепельницу окурок и тут же достал следующую сигарету. – Прорабом всю жизнь проработал, а на стройке, сами понимаете, по-другому нельзя. Вот он и привык. А так очень милый, образованный человек, вы не сомневайтесь.

– Не сомневаюсь. – Сосед-матерщинник меня совершенно не интересовал, меня занимала реакция Ларисы.

Она услышала разговор Перевозчикова с соседом, и у нее сразу испортилось настроение. Олег Борисович полагает, что Лариса была шокирована выражениями, которые позволил себе сосед. Не знаю, не знаю. Банк, конечно, не стройка, но в наше время матерная перебранка даже в школе, на педсовете может случиться, сама наблюдала. И думаю, что Ларисе приходилось слышать нецензурные выражения не реже, чем мне. Не могу сказать, что мне нравится, когда рядом матерятся, но и в уныние я от этого не впадаю. Так с чего бы вдруг расстраиваться Ларисе?

– В какое время вы разговаривали? Вечером, я поняла, а точнее?

– Часов в девять, в начале десятого. Новости как раз начались. Я сначала хотел посмотреть, потом подумал, что позже уже неудобно будет звонить.

Хм. В девять, в начале десятого Лариса разговаривает с Олегом Борисовичем по телефону, просит оставить ей шкатулку для рукоделия, потом слышит разговор Перевозчикова с соседом и резко прощается, сообщив, что у него «хорошо все слышно». А утром она едет к Елизавете Петровне, и там ее убивают. И какая здесь может быть связь? Ладно, вернемся пока к смерти Наташи.

– Скажите, Олег Борисович, а ваша жена хорошо готовит? Я имею в виду Елизавету Петровну.

– Лиза? – Перевозчиков не ожидал такой резкой перемены темы и пару секунд растерянно хлопал глазами. – Честно говоря, Лиза в кулинарии не особенно. То есть готовит, конечно, как без этого, но ничего сложного затевать не любит. Мы больше на полуфабрикатах жили. Лиза часто готовые котлеты покупала, голубцы и прочее такое. У нас в соседнем доме очень хороший магазинчик, там все довольно вкусно и недорого.

– А такое, например, блюдо, как острый гуляш по-венгерски с гречневой кашей, могла она приготовить?

– Исключено. – Олег Борисович улыбнулся, мой вопрос его явно позабавил. – Гречку она, может, и сумеет сварить, но не станет, Лиза не любит каши. Но гуляш, да еще по-венгерски – это уже за пределами ее способностей.

– А Наташа? И подруги ее? Как у них с кулинарией?

Он снова заморгал, но честно постарался ответить:

– Наташа готовила неплохо, но тоже старалась делать самые простые блюда. Насчет остальных не знаю, но Наташа говорила, что Алла очень хорошо готовит. Я помню, даже как-то удивился – дескать, как же так получается: Аллочка ваша и собой недурна, и готовит, и шьет, и вяжет, просто идеальная хозяйка, а все не замужем?

– Может, потому и стала идеальной хозяйкой, что не замужем, – усмехнулась я.

– Вот-вот, Наташа мне то же самое ответила. – Он посмотрел на меня с интересом. – А что вы обе имеете в виду?

– Времени у нее много, – объяснила я. – Семьи нет, заняться нечем, вот она все свободное время шьет, вяжет да готовит.

– Думаете, Наташа именно это имела в виду? – усомнился Олег Борисович. – Как-то это не очень по-доброму звучит. А Наташа с Аллой дружили, у них были прекрасные отношения.

Я закончила разговор с Перевозчиковым и, доставая на ходу телефон, выскочила на улицу. Милейший Олег Борисович сообщил мне два любопытных факта: Лариса вчера странно отреагировала на появление соседа, прервавшего ее разговор с Перевозчиковым, и Алла очень хорошо готовит. По отдельности каждый факт почти не имеет значения, но вместе…

Гошка взял трубку после первого же гудка.

– Я закончила!

– Очень хорошо, – мрачно отозвался напарник. – Заезжай за мной, я тут тоже все, что мог, уже сделал.

– Результат есть?

– Так, слабая зацепочка… возможно. Подожди, а ты чего такая оживленная? Что-то нашла?

– Тоже слабая зацепочка, даже две. Я сейчас подъеду и все тебе расскажу, подожди пять минут!

Я подъехала не через пять минут, а через восемь, на что строгий напарник не преминул мне указать.

– Гоша, не поверишь, все светофоры по дороге мои были! Четыре светофора, и на всех четырех я на красный стояла. А вот была бы у тебя тоже машина, ты бы меня не ждал, а сам ко мне подъехал.

– Хочешь сказать, я бы сам на этих светофорах торчал? – усмехнулся Гоша. – Ладно, что нам вторая машина нужна, можешь мне не рассказывать, эту арию я сам исполняю три раза в день. Говори по делу.

– Сначала ты. Что за слабая зацепка?

– Да не зацепка даже, так, намек. Муж говорит, что Ларисе вчера вечером кто-то позвонил. Поздно уже, в десятом часу. Мужу она разговор пересказывать не стала, а он не стал спрашивать. Вскоре легли спать, вроде все было как обычно. Правда, сейчас мужу кажется, что Лариса была чем-то озабочена, но это до него только задним числом дошло. А сегодня утром Лариса встала тоже как обычно, но не стала завтракать, а быстро собралась и ушла из дома часов в семь. Матери сказала, что хочет до работы решить какое-то дело. Мать готовила завтрак для внуков и тоже ничего не спросила – дело и дело. Вообще, в этой семье, как я посмотрел, не принято друг другу вопросы задавать. Кто захочет своими проблемами поделиться, сам расскажет. Теперь, конечно, они переживают, ругают себя… только вчерашний день все равно не вернешь, и у Ларисы ничего не узнаешь.

– Значит, Лариса вышла из дома в семь, а у Перевозчиковой была в восемь пятнадцать, – выделила я главное, Гошину зацепку. – Я вчера Ларису домой подвозила, ей до Елизаветы Петровны пешком не торопясь – двадцать минут, не больше.

– Пусть даже двадцать пять, – щедро предложил Гоша. – Все равно без малого час остается на встречу с неизвестным.

– С неизвестной, – напомнила я. – Мы ведь договорились, что убийца – женщина.

– Хорошо, с неизвестной. Остался пустяк – эту дамочку вычислить. Ты вроде хвасталась, что у тебя есть новости? Олег Борисович порадовал?

– Знаешь, теперь я думаю, что и насчет банка была не совсем права. Тамошние барышни долго совещались и в конце концов пришли к выводу, что единственная подозрительная фигура, имеющая мотив, чтобы избавиться от Наташи, – это Алла. Они, конечно, все там Наташе завидовали из-за выгодного замужества, но Алла больше других. Кроме того, именно она должна была стать начальником отдела, если бы не вмешался Олег Борисович и не «продавил» на эту должность Наташу.

– У Аллы алиби, – напомнил Гоша.

– Вот именно! Железное алиби, которое подтверждала покойная Лариса!

– Ты имеешь в виду… – Напарник расстегнул куртку. – Черт, натопила ты в машине, жарко!

– Выключить печку? – с готовностью предложила я.

– Не, тогда холодно будет. Ритка, мысль, конечно, интересная, но еще что-нибудь у тебя есть? Хоть какие-то основания?

– Мне кажется, есть. Во-первых, Перевозчиков утверждает, что из всех подруг Наташи самой лучшей кулинаркой была Алла.

– Вот как? – Особого впечатления эта новость не произвела, просто была принята к сведению. – А во-вторых?

– Олег Борисович вчера в начале десятого звонил Ларисе. – Я сделала многозначительную паузу, дождалась кивка напарника и только тогда продолжила: – Перевозчиков предложил ей взять что-нибудь из вещей Наташи, на память. Но содержание разговора для нас не важно, важно, как этот разговор закончился. А теперь слушай, говорю коротко и четко. К Перевозчикову пришел сосед, позвонил в дверь. Перевозчиков извинился перед Ларисой, открыл дверь, поговорил с соседом, сосед ушел. И после этого – ты следишь за развитием действия? – Олег Борисович вернулся к разговору с Ларисой. Но она общаться больше не пожелала. Только сказала: «Как у вас хорошо все слышно».

– Вот как? – Теперь «Вот как?» прозвучало более заинтересованно, это сообщение Гошка оценил по достоинству. – Очень любопытно. Может, ты и права.

– На следующее утро, в семь часов, Лариса отправилась на встречу с убийцей, – напомнила я. – А в восемь пятнадцать она уже была у Перевозчиковой.

– Знаешь, Ритка, где мы сглупили? – Напарник задумчиво смотрел в окно. – Мы так поверили в железное алиби Аллы в истории с Наташей, что нам и в голову не пришло проверить – есть ли у Аллы алиби на время убийства Ларисы.

– А я о чем толкую!

– Что ж ты мне на месте толкуешь, когда ехать надо! Ты не потеряла фотографию, где они втроем – Наташа, Лариса и Алла? – Не дожидаясь моего ответа, Гошка достал из кармана телефон: – Ниночка! Солнышко, есть срочное дело…

Вы себе просто не представляете, сколько нам, частным детективам, приходится делать бестолковой, бесполезной работы: разговаривать с теми, кто мог что-то видеть, но не видел, расспрашивать тех, кто мог что-то помнить, но не помнил, показывать фотографии подозреваемых тем, кто мог кого-то узнать, но не узнал! Сначала мне казалось, что этим занимаются просто для галочки в отчете. Все равно ведь придется, начальство заставит, так лучше не тянуть и сделать побыстрее, чтобы не вязались и не трепали нервы. Примерно так же я рассуждала, когда в сентябре писала планы уроков на весь год, по май включительно. Но если в школе я относилась к этому как к неприятной, но неизбежной потере времени, то теперь – словно играю в увлекательную лотерею!

Получаешь на руки пачку лотерейных билетов и начинаешь тщательно, один за другим, проверять. Один билетик – пусто, отбрасываем в сторону, второй, третий… и вдруг, на каком-нибудь семьсот семьдесят седьмом, усталые глаза цепляют значок выигрыша. Рука привычно-автоматическим жестом пытается отбросить очередную бумажку, и только усилием воли удается удержать ее в пальцах. Еще раз, осторожно, боясь спугнуть удачу, ты проверяешь заветные цифры… точно! Выигрыш! Настоящий! Сто тысяч!

Так же и у нас. Один пустой разговор, второй, третий, семьдесят седьмой… а потом вдруг выигрыш! Те самые сто тысяч. Честное слово, ни в одном казино не испытаешь такого азарта.

Впрочем, когда я поделилась этими мыслями с Гошей, он меня не понял:

– Странная ты девчонка, Рита. Азарт какой-то, выигрыш, проигрыш. Работаем себе и работаем, по порядку, по стандартным схемам. А тебе зачем-то надо под любое дело романтическую базу подводить. Если так рассуждать, то вся наша жизнь лотерея.

Спасибо, что пальцем у виска не покрутил да не сказал откровенно, где, по его мнению, люди, склонные к подобным завиральным идеям, обретаться должны.

Я, конечно, обозвала Гошу сухарем, скучным человеком и узколобым прагматиком, на что он только ухмыльнулся и развел руками. Дескать, ну уж какой есть, расстраиваться по этому поводу не собираюсь! И хотя я удалилась с гордо поднятой головой, не уверена, что моральная победа осталась на моей стороне.

Но это так, лирическое отступление. Просто чтобы вы представили себе, какая работа нам предстояла. В доме, где живет Перевозчикова, четырнадцать этажей, на каждом этаже шесть квартир. Хорошо, что это дом-«свечка», всего один подъезд – четырнадцать умножаем на шесть, получаем восемьдесят четыре. Совсем немного, сегодня должны управиться. Тесный, но чистенький лифт поднял нас на четырнадцатый этаж (Гоша всегда предпочитает по ходу дела спускаться и меня к этому приучил), и я позвонила в квартиру восемьдесят четыре. Увы, ни хозяин, ни его жена, ни призванная на помощь несовершеннолетняя дочь не узнали Аллу, хотя изучали предложенную фотографию очень старательно. В соседней, восемьдесят третьей квартире нам повезло не больше. И в восемьдесят второй. В общем, четырнадцатый этаж, как я и ожидала (кто же рассчитывает на удачу в первой попытке!), нас не порадовал. Тринадцатый этаж – тоже мимо. Двенадцатый, одиннадцатый…

На десятом очень милая пожилая женщина пригласила нас на кухню, попросила называть тетей Катей и напоила чаем с пастилой собственного приготовления. Общительная старушка, кроме рецепта пастилы, сообщила нам массу подробностей из жизни подъезда. Тетя Катя не смогла узнать ни Аллу, ни Ларису, но была рада неожиданно подвернувшейся возможности поговорить, тем более Гошка включил на полную мощность свое знаменитое обаяние. Я держалась скромнее, достала из сумочки блокнот и делала пометки. Тетя Катя, заметив, что ее слова записывают, с еще большим энтузиазмом начала делиться сведениями, которые, как она считала, могли нас заинтересовать.

Так, мы узнали, что на третьем этаже девочка Люся учится в музыкальной школе, на скрипке играет и даже участвовала в настоящем концерте, по телевизору показывали. Но это не родителей заслуга, в музыкальную школу Люсю бабушка записала, Анастасия Георгиевна, из бывших учителей, она и водит. А родители на работе с утра до ночи, им дочкой заниматься некогда. Да им что, у них Анастасия Георгиевна есть. А на седьмом Саранцевы, из сорок пятой, тоже пробовали своего Игоря в музыкальную школу записать, только он походил полгода и бросил. Тоже родители на работе, а бабушки нет, присмотреть некому. А ведь способный, говорят, учительница по музыке два раза к ним приходила, уговаривала его вернуться, обещала, что пианист из Игорька получится великий. Как же, пианист! Это же заниматься надо сколько, а кто его заставит? Хулиган из него получится, вот кто! Даром что мальчишке всего десять лет, а уже сейчас видно.

Я сделала в рабочем блокноте пометку – хулиган Игорь из сорок пятой квартиры может оказаться полезным. Такие мальчишки, болтающиеся по двору без дела, многое замечают.

А тетя Катя уже жаловалась на хозяина пятьдесят шестой, Петьку Савельева:

– Грубиян он, Петька, бездельник и мусор из ведра в мусоропровод сыплет как попало, после него на полу всегда грязь. А вот жена его, Светлана, славная женщина, аккуратная. Медсестрой работает, в больнице. Она когда мусор выносит, если просыплет что, то специальным веничком подметет, на совок и в мусоропровод. Встретит меня, всегда поздоровается и про здоровье спросить не поленится. А Петька ее, даже если в лифте вместе поднимаемся, морду отворотит и смотрит в стенку. Одно слово – грубиян! Вы у них еще не были? И не ходите, ничего они вам не скажут. Вы, если что узнать хотите, к Елене Владимировне наведайтесь, в сорок четвертую. У нее ноги больные, так она весь день у окна сидит, на улицу смотрит. Если кто из этих проходил, – тетя Катя постучала узловатым пальцем по фотографии, – она непременно видела. Ты, дочка, запиши себе – Елена Владимировна!

Я послушно сделала запись в блокноте, а она уже рассказывала про неприятного старика из семнадцатой, к которому нам ходить, по ее мнению, не следовало.

Когда мы наконец, выпив еще по две чашки чая, покинули гостеприимную и говорливую тетю Катю, Гошка перекрестил закрывшуюся за нами дверь:

– Дай ей Бог здоровья! Святая женщина, побольше бы таких – у нас вообще работы не было бы.

– А ты говорил, что в этом доме живут только слепоглухонемые идиоты, – напомнила я.

Гошка наморщил лоб:

– Действительно, как же я в прошлый раз… так ее тогда дома не было! Точно, эту дверь мне никто не открыл! Тогда вообще в половине квартир никого не было. Это только ты у нас такая везучая, свидетели по домам сидят и тебя дожидаются.

Забегая вперед, скажу, что неприятный старик из семнадцатой оказался не таким уж неприятным. Чай он нам, правда, не предложил, но разговаривал достаточно любезно, а уж то, что на фотографии, которую мы ему показали, не сумел никого узнать, это не его вина. Елена Владимировна тоже не оправдала надежд, возлагаемых на нее тетей Катей. Фотографию Елена Владимировна изучила тщательно и даже сообщила, что «вот эта, крайняя» (имелась в виду Лариса) очень похожа на ее внучатую племянницу, но вот что касается всего остального… К сожалению, последнюю неделю Елена Владимировна ездила по утрам в поликлинику – больные ноги совсем замучили, вот врач и прописал какие-то особо хитрые электропроцедуры. И сегодня утром ее тоже не было дома.

Убедившись, что помочь нам, несмотря на самое горячее желание, Елена Владимировна не может, мы с Гошкой тактично уклонились от обсуждения порядков, царящих в поликлинике, и продолжили обход. И на третьем этаже нас поджидал наш выигрыш, наша удача – бабушка девочки Люси (той самой юной скрипачки, что в настоящем концерте участвовала, помните?), Анастасия Георгиевна. Она, правда, особой радости, когда мы позвонили в дверь, не выразила и даже пройти в квартиру не предложила – мы так и разговаривали с ней через порог. Но какое это имеет значение? Главное, когда Анастасия Георгиевна взглянула на фотографию, она тут же уверенно указала на Аллу:

– А как же, вот эту самую видела. Сегодня утром. Я внучку в школу к восьми отвела и домой возвращалась. Подхожу к подъезду, а эта, – женщина снова ткнула пальцем в Аллу, – выскакивает мне навстречу. Дверью хлобыстнула так, что чуть с петель не сорвала. Если бы я чуть ближе была, так она бы меня этой дверью и припечатала. Хулиганка. Выскочила из подъезда как ошпаренная и побежала со двора, а в мою сторону даже не взглянула. Я когда узнала, что на седьмом этаже женщину убили, так и подумала, может, это она? Теперь ведь молодежь такая, не знаешь, чего от них и ждать. И не гляди, что одета прилично, ничего не значит. Такая приличная как раз возьмет да и зарежет.

– Вы милиции это рассказали? – спросила я. Сухарев, конечно, был уверен, что уже арестовал убийцу Ларисы, но отправить ребят опросить соседей должен был.

– Какая милиция? – искренне удивилась Анастасия Георгиевна. – Никто ко мне не приходил. Да и не сидела я дома, мне в магазин нужно было, потом внучку из школы забрать. Вот вы пришли, я вам говорю, все, что видела, рассказываю, ничего не скрываю. А за милицией бегать я не могу, у меня своих дел хватает.

– Теперь мне понятно, как все было на самом деле, – объявила я, едва мы вернулись в офис.

– И что тебе понятно? – Александр Сергеевич не поленился, вышел из кабинета в приемную, чтобы меня послушать.

– Все!

– Бойтесь людей, которые утверждают, что им понятно все, – провыл Гошка, поднимая руки к потолку. – Бойтесь!

– Перестань, ты же знаешь, о чем я. Я знаю, как умерла Наташа, и Лариса тоже.

– Действительно, Гошка, хватит паясничать, – заступилась за меня и Нина. – Пусть Рита расскажет, интересно же.

– Вот поверь мне, Ниночка, – он картинно прижал правую ладонь к груди, – ничего интересного! Елизавета Петровна сказала правду, Наташа у нее действительно не задержалась – бывшая супруга выставила нынешнюю без долгих разговоров.

– Естественно, Наташа обиделась, – перебила я. – И отправилась к подружке жаловаться.

– К Алле, – уточнила Нина. – Но она ведь только в девять домой вернулась?

– Это Алла так говорит. Но теперь я думаю, что она врет. Наташа прямо от Перевозчиковой пришла к Алле, и та уже была дома.

– Подружки посидели, поужинали гречневой кашей с гуляшом, допили джин, – снова вступил напарник. – Очевидно, все это время Наташа продолжала жаловаться на жизнь, возможно, при этом была несколько бестактна. О покойниках, разумеется, плохо не говорят, но, судя по всему, невеликого ума была женщина.

– Не вовремя она к Алле пришла со своими претензиями. – Я снова перехватила инициативу. – Алла на должность начальника отдела рассчитывала, а поставили Наташу! И после этого Наташа приходит к ней и начинает рассказывать, как ей тяжело живется! Ясно, что Алле такой разговор был неприятен…

– Очень неприятен, – подсказал Гоша.

– И вдруг она сообразила, – я не позволила напарнику продолжать, – никто не знает, что Наташа сейчас у нее! И если Наташа вдруг умрет, то никто не подумает, что она, Алла, имеет к этому отношение. Зато полдюжины свидетелей подтвердят, что Наташа ушла к Елизавете Петровне! Алла подсыпала подруге мышьяка – в джин или в гуляш, это теперь не важно, и то и другое вполне годится. А дальше…

– Дальше все просто. – Теперь и Ниночка решила похвастаться сообразительностью. – Отпускать Наташу домой нельзя, вдруг она, почувствовав себя плохо, вызовет скорую и та успеет вовремя?

– Правильно, Алла не хотела рисковать, – подтвердила я. – Она позвонила в скорую, но только тогда, когда убедилась – Наташа умирает, ее уже не спасти. Помните, Сан Сергеич, что эксперты удивлялись, как при таком количестве мышьяка Наташа почти два часа продержалась? А очень просто – не было никаких двух часов! Мышьяк, как ему и положено, подействовал почти сразу. Я думаю, Алла дождалась, пока Наташа потеряет сознание, а потом позвонила Ларисе. Поболтала с ней немного, потом объявила, что в дверь звонят, что это Наташа пришла. Обеспечила себе таким образом наипрочнейшее алиби. Чтобы понадежнее утопить Елизавету Петровну, Алла придумала, что Наташа прямо обвинила ту в своей смерти. И когда тело Наташи увезли, еще раз позвонила Ларисе и разыграла истерику. В результате ей удалось убедить всех, что Наташу отравила Перевозчикова.

– И на следующий день наша Аллочка вполне могла праздновать. – Я не вовремя сделала короткую паузу, и Гошка не замедлил этим воспользоваться. – На место начальника отдела она – единственный претендент, а единственный подозреваемый в отравлении Наташи – Елизавета Петровна Перевозчикова. Сама Алла вне всяких подозрений, и единственное, что ее немного нервирует, – Елизавета Петровна до сих пор на свободе. Ничего страшного, но мало ли, вдруг она тоже сумеет сочинить себе алиби? Тогда милиции придется искать нового подозреваемого. Но вчера вечером случилось непредвиденное. Перевозчиков позвонил Ларисе, и, в то время как они разговаривали, к Олегу Борисовичу пришел сосед. Лариса услышала звонок, услышала голос соседа и вдруг поняла, что в день смерти Наташи ничего подобного не было – ни звонка, ни голоса Наташи, ни стона, никакого шума постороннего. Просто Алла сказала, что Наташа пришла, и больше ничего. Даже замок не щелкнул, дверь не стукнула… Ларисе стало ясно, что Алла ее обманула.