Текст книги "Покойная жена бывшего мужа"

– Но ведь не из-за того, что ее все так уважают, Елизавета Петровна оказалась в нынешнем неприятном положении. – Александр Сергеевич еще не потерял надежду заставить Ставровского оценить ситуацию с точки зрения разума, а не эмоций. – И Наталья Перевозчикова не от большого уважения ее в убийстве обвинила.

– А я считаю, что мы имеем дело с нелепой ошибкой! – живо возразил Ставровский. – Мы, конечно, все христиане, люди верующие, – он размашисто перекрестился, – но кто знает, что у покойницы перед смертью в голове творилось? Могло все перемешаться, вот она и наговорила на Лизу!

– Наташа заходила к Елизавете Петровне, но та отказалась с ней общаться. Вы полагаете, что Наташа продолжала думать о Елизавете Петровне и говорить о ней. А подруга восприняла это как обвинение в убийстве?

– Например! А что, очень может быть, что все именно так и было! – Семен Евгеньевич слегка наклонился вперед, очень ловко принял позу роденовского «Мыслителя» и замер на несколько мгновений. Потом снова откинулся на спинку кресла и устремил на шефа сияющий взор: – Послушайте, а может, все было гораздо проще? Вы ведь в черную магию верите?

– Нет, – хором ответили мы с Бариновым.

– Как это – нет? – Семен Евгеньевич даже слегка подпрыгнул от возмущения. – Использование колдунов и магов, с их экстрасенсорными возможностями, – это самые прогрессивные веяния в современной криминалистике! Как же вы работаете?

– По старинке, – шеф покосился на часы, – все больше головой да ногами. Вы простите, Семен Евгеньевич, но у нас не так много времени. Если вы припомните что-нибудь важное, например каких-либо недоброжелателей Елизаветы Петровны или друзей покойной Натальи Перевозчиковой, будем вам очень благодарны.

Шеф встал и вышел из-за стола, давая понять, что аудиенция окончена.

– Но я же об этом и говорю! – Ставровский тоже вскочил и продолжил, энергично размахивая руками: – У одного моего знакомого тетушка – экстрасенс! Колдунья Веденея! Нужно только добыть несколько предметов, принадлежащих покойной, – лучше всего, конечно, ювелирные украшения, но можно и что-нибудь попроще. Расческу или косметичку… и обязательно фотографию! Мне не совсем удобно обращаться к Олегу, но вам он не откажет, я уверен! А Веденея сразу определит, какое на женщину было наложено заклятие и кто его наложил.

– Заклятие? – Я вспомнила предупреждение Елизаветы Петровны: все, что говорит Семен Евгеньевич, надо делить на четырнадцать. Да хоть на сто сорок четыре, все равно бред получается.

А старый артист теперь всплеснул руками в мою сторону:

– Разумеется, заклятие! Неужели вы думаете, что здесь обошлось без сглаза? Без наведения порчи?

Не стану пересказывать всю ахинею, которую он нес дальше. Но Александру Сергеевичу удалось его выставить только минут через пятнадцать. Причем, клянусь, не прибегая к физической силе. Не сочтите за подхалимаж, но все-таки наш шеф – великий человек!

Избавившись от Ставровского, Баринов откинулся на спинку кресла, потер виски и распорядился:

– Чаю мне. Крепкого, с лимоном и сахаром. А потом брысь отсюда. Не можешь ехать к Васнецову, значит, поезжай к Перевозчикову. Заодно Нину домой забросишь.

Крепкий сладкий чай с лимоном шеф получил через три минуты, а вот мы с Ниной немного задержались в офисе, чтобы навести «вечерний порядок». Я занялась подоконником-кухней, а Ниночка очищала свой стол – убирала все бумаги в папки, а папки, в зависимости от важности лежащих в них документов, на полки стеллажа, в стол или в сейф.

– Перевозчикова была права. – Прежде чем спрятать, Нина быстро проглядела протокол беседы со Ставровским. – Разговор с Семеном Евгеньевичем никакого смысла не имел.

– Это точно. – Я обнаружила на подоконнике пару коричневых пятен от заварки и принялась их оттирать. – А все равно интересно: на живого артиста посмотрели. На народного.

– Я так и не вспомнила, где его видела, – пожаловалась Нина, открывая сейф. – В сериале, что ли, каком? Главное, лицо знакомое, а вспомнить не могу.

– Я тоже. Крутится что-то в голове – то ли белогвардейца играл, то ли доктора… Походка у него… – я выбросила мокрую салфетку в корзинку для мусора и пошевелила пальцами, словно это могло помочь мне подобрать нужное слово, – внушительная.

– И голос запоминающийся. – Нина сложила папки в сейф и заперла его.

– Все равно странный он, этот Ставровский. Перевозчикова, конечно, предупреждала, но я не думала, что все настолько запущено.

– Особенно он в конце разгулялся, – хихикнула Нина. – Даже жалко, что это выступление, кроме нас, оценить некому.

– Пусть Сан Сергеич копию протокола Сухареву передаст, – предложила я.

– Думаешь, Евгений Васильевич понесет фотографию Наташи к колдунье Веденеє?

– Не понесет, так хоть посмеется.

– Сухарев? Мы с тобой об одном человеке говорим?

– Хм. Пожалуй, ты права. Володя Стрешнев, тот еще оценил бы. А Евгений Васильевич на юмор неважно реагирует.

– Кто в милиции служил, тот в цирке не смеется, – с мрачной миной продекламировала Нина и выключила компьютер. – Ты закончила? Я тоже готова. Поехали?

Я высадила Нину около ее дома и отправилась к Перевозчикову. Поехала без предварительного звонка, поскольку мой напарник уверен: неожиданный визит имеет КПД на тридцать процентов выше, чем встреча, к которой человек успел подготовиться. Как-нибудь при случае надо выяснить у Гошки, кто этот КПД замерял и каким образом.

Дверь мне открыл немолодой мужчина среднего роста и плотного телосложения. Он устремил на меня вопросительный взгляд:

– Вам кого?

– Добрый вечер. Я бы хотела поговорить с Олегом Борисовичем Перевозчиковым.

– К вашим услугам. – Мужчина слегка поклонился. – А вы, простите?..

– Детективное агентство «Шиповник». – Я показала удостоверение, которое держала наготове. – Меня зовут Рита.

– Детективное агентство? – Олег Борисович проигнорировал мое удостоверение, да и на меня смотрел без интереса. – Странно. Впрочем, заходите.

Он провел меня в просторную опрятную комнату. Узкий высокий книжный шкаф, парная ему горка с хрусталем, диван, два кресла и телевизор на тумбочке со стеклянными дверцами. Около одного кресла – старомодный торшер с проволочной подставкой для газет (в данный момент там лежал телефонный справочник) и круглый журнальный столик. В центре столика расположилась кружевная салфеточка, а на ней стеклянная ваза, похожая на большую коньячную рюмку, на треть наполненная разноцветными стеклянными шариками. Такие же рюмки-переростки украшали две полки горки, одна спряталась среди книг и еще одна, снова на салфеточке, пристроилась на подоконнике. Я сразу подумала, что вазочки с шариками – это, несомненно, увлечение покойной Наташи Перевозчиковой, уж очень вся эта пестрая стекольная продукция не вязалась с Олегом Борисовичем.

Невысокий, как я уже сказала, и плотный, он относился к той категории мужчин, которых принято называть видными. Приятное лицо, хотя черты, на мой вкус, несколько крупноваты. Внимательные темные глаза за стеклами очков в массивной оправе и широкие, сросшиеся на переносице брови придавали ему вид «благородного ученого». Костюм Перевозчикова был не по-домашнему элегантен – безупречно белая рубашка и темные, тщательно отглаженные брюки. Только на ногах не ботинки, а мягкие домашние мокасины, да вместо пиджака на плечи наброшена теплая вязаная кофта.

Хозяин любезно указал на диван:

– Присаживайтесь. – Он зябко поежился и поправил кофту. – Куртку не снимайте, у нас плохо топят.

Олег Борисович подождал, пока я сяду, сам опустился в мягкое кресло и поинтересовался вежливо-равнодушно:

– Итак, чем обязан? До сих пор на моем пути сотрудники детективного агентства не встречались.

Немного неловкая ситуация, правда? Я пришла к человеку, у которого недавно убили жену, чтобы получить от него информацию, освобождающую его бывшую жену от подозрений в совершении этого преступления. Причем, в отличие от Елизаветы Петровны, я вовсе не уверена, что ее бывший муж захочет нам помочь. Я кашлянула, прочищая горло, и заговорила:

– Обратиться к вам нам рекомендовала Елизавета Петровна, ваша…

– Лиза? – перебил меня Олег Борисович, мгновенно оживившись. – Вас прислала Лиза?

– В общем, да. Она сказала, что вы не откажетесь поговорить.

– Разумеется, не откажусь! Я буду очень рад, если смогу помочь ей. Вы знаете, в чем ее обвиняют? Хотя о чем я говорю, разумеется, вы в курсе этой глупости!

– Вы считаете подозрения против Елизаветы Петровны глупостью?

– Что еще я могу считать? Это глупость, глупость несусветная, – повторил Олег Борисович, подчеркнув свои слова энергичным жестом. – Надеюсь, что вы согласны с этим? – Он нахмурил брови и внимательно посмотрел на меня. – Вы ведь так и не сформулировали своей цели.

– Наша цель – помочь Елизавете Петровне избавиться от всех обвинений и подозрений, связанных с гибелью вашей супруги, – поспешила заверить я, и Перевозчиков удовлетворенно кивнул:

– Вот именно, помочь Лизе избавиться от всех обвинений и подозрений. Я уверен, что она попала в эту неприятную историю в результате нагромождения каких-то нелепых совпадений. И очень хорошо, что Лиза решила обратиться к вам. Сначала ведь она на милицию рассчитывала, что там разберутся. Но, похоже, следователь не столько убийцу Наташи ищет, сколько улики против Лизы. А их нет и быть не может!

– Следователя можно понять, – вступилась я за Сухарева. – Если подходить к вопросу формально, у Елизаветы Петровны действительно были основания не питать к вашей жене добрых чувств.

– Глупости. – Судя по частоте употребления, это было одно из любимых слов Олега Борисовича. – Уж поверьте мне, недобрых чувств Лиза к Наташе тоже не питала. Если бы еще речь шла обо мне… хотя и это сомнительно. Как бы вам объяснить? Ну не такой Лиза человек и не такие у нас отношения, чтобы она из-за меня на убийство пошла.

– Неожиданный аргумент. И какой, по вашему мнению, Елизавета Петровна человек?

– Вы же ее видели! – Олег Борисович поправил очки и уставился на меня с искренним изумлением. – Неужели вы не поняли, что она выше этого?

– Елизавета Петровна произвела на меня впечатление женщины серьезной и сдержанной, – согласилась я. – Но это не означает, что она не способна на… скажем так, на сильные чувства. И на действия.

– Все не то! – Перевозчиков стукнул кулаком по мягкой ручке кресла. – Глупости! Мы же говорим не об общей способности к убийству, при определенных обстоятельствах все способны на самые неожиданные поступки! Но в данной, конкретной ситуации даже думать о том, что Лиза могла отравить Наташу, просто нелепо! Моя жена всегда, даже в молодости, была человеком рациональным и к необдуманным действиям не склонным. Если бы, я повторяю, если бы по зрелом размышлении Лиза приняла решение кого-то убить, то сделала бы это именно рационально и четко. Но принять такое решение она могла бы только в том случае, если это было бы необходимо для достижения какой-то цели. Понимаете? Не за что-то убить, не почему-то, а для чего! А какой цели она могла достигнуть, убив Наташу? Это же бессмыслица полная!

– Почему бессмыслица? Я могу вам подсказать даже две цели, к которым могла стремиться Елизавета Петровна.

– Знаю я ваши две цели! – Он достал из кармана кофты пачку сигарет и зажигалку. – Вы курите?

– Нет, спасибо. Но вы, если хотите, не стесняйтесь.

Перевозчиков кивком поблагодарил меня за разрешение, закурил, огляделся по сторонам и встал:

– Извините, я сейчас.

Он вышел из комнаты и сразу вернулся с изящной хрустальной пепельницей в руках. Поставил ее на журнальный столик, присел в кресло и объяснил:

– Наташа не одобряла, когда я в комнате курил, на балкон выгоняла. А там хрусталь держать не будешь, сами понимаете, там у меня банка из-под зеленого горошка. Вот она пепельницу и убрала, я ее еле нашел потом.

Потом – это, очевидно, после смерти Наташи. Интересно, а Елизавета Петровна разрешала мужу курить в квартире? Верится слабо, но спрашивать об этом сейчас не совсем уместно.

А Олег Борисович откинулся на мягкую спинку кресла, стряхнул пепел и продолжил:

– Так вот, о возможных целях. Во-первых, женская ревность. Этот следователь, он мне целый час толковал, что Лиза могла Наташу из ревности отравить. Я, конечно, ответил ему, что Лиза в принципе не так устроена, чтобы ревновать. Понимаете, она высокого о себе мнения, иногда даже слишком высокого. А ревность – это ведь по сути своей зависть. И Лиза, по-вашему, могла завидовать Наташе? Да в чем? Ум? Образование? Карьера? Во всем этом Лиза намного ее превосходит!

– У Наташи были молодость и красота, – мягко напомнила я.

– Молодость и красота, – усмехнулся Олег Борисович. – Но и только. А Лиза всегда ценила интеллект и профессиональную состоятельность. Даже в молодости… кстати, в молодости она необыкновенно хороша была. Да и сейчас… дело вкуса, конечно, вы можете со мной не согласиться, но, по-моему, Лиза очень красивая женщина.

– Я с вами соглашусь, Елизавета Петровна действительно очень красива.

– Значит, вы меня понимаете! Не уважала Лиза Наташу настолько, чтобы ревновать, вот в чем дело!

– Хорошо, не будем больше говорить о ревности. Но остается вторая причина – возможно, Елизавета Петровна могла рассчитывать таким образом вернуть вас. Об этом Евгений Васильевич тоже, наверное, говорил?

– Евгений Васильевич? Ах, это следователь? Да, уж он ни одного мотива, который мог быть у Лизы, не упустил. Как будто это Наташа мешала мне вернуться!

– А она не мешала?

– Ну, она, конечно, не хотела, чтобы я уходил. Наоборот, даже о ребенке заговаривала. Но понимаете… Наташа, конечно, очень славная женщина. Но если бы Лиза захотела вернуть меня, если бы она позволила… я бы уже давно был дома. Вся эта история с Наташей, развод, женитьба – на самом деле все это было ошибкой. Не надо было мне от Лизы уходить. У меня ведь и раньше были женщины, но всегда все как-то устраивалось, я своих отношений не афишировал, они тоже были осторожны. Лиза ни о чем не подозревала. А тут точно по пословице: «Седина в голову, бес в ребро». Только я бы еще добавил – «ветер в голову». Столкнулся однажды с Наташей в узком коридоре, и все! То есть вообще перестал соображать, всю жизнь псу под хвост пустил. Такая глупость. Потом, конечно, понял, что наделал, но уже поздно было. Лиза женщина гордая. Когда наша связь с Наташей выплыла, для Лизы это было прежде всего унижение. Она моментально подала на развод и постаралась забыть, что у нее вообще когда-то был муж. Знаете, мне кажется, что, когда мы с ней встречаемся, она действительно меня не узнает.

– А вы с ней встречаетесь? Часто?

– Иногда. Когда мне хочется увидеть Лизу, я прихожу в кафе, где она обычно обедает. Но после развода мы ни разу не разговаривали. Я же говорю, она гордая очень.

Олег Борисович слишком воодушевленно, на мой взгляд, говорил о первой жене и до обидного равнодушно упоминал вторую. Мне очень хотелось намекнуть, что это по меньшей мере несправедливо, но я постеснялась. Только спросила негромко:

– А Наташа?

Меня не очень интересовало, была ли Наташа гордой женщиной, я просто хотела, чтобы Перевозчиков вспомнил о ней.

– Что Наташа? – Олег Борисович на мгновение смутился, он понял меня правильно. – А, вы имеете в виду, что я не похож на убитого горем вдовца? Ну, в общем вы правы. Наташа была славная женщина, и мне ее, конечно, жалко, живой человек все-таки. Но когда я узнал о ее смерти, в первый момент, стыдно сказать, облегчение почувствовал.

– Вы страшные вещи говорите. – Я была шокирована.

– Страшные, – легко согласился Олег Борисович. – Но знаете, жизнь очень редко бывает симпатичной. Она, если ее не приукрашивают, по большей части именно страшная. А с Наташей я все равно жить не сумел бы. И дело не в ней, а во мне. В нашем возрасте жену менять – это безумие. Мы с Лизой больше тридцати лет прожили, мы же за это время приросли друг к другу. Я знаю, о чем она думает, она знает, о чем я думаю. Мы можем целый вечер промолчать. А что болтать? Все важное мы за тридцать лет обсудили, нам и в тишине хорошо. И вкусы уже давно общими стали. Новости вот вместе смотрим и фигурное катание. А Наташа – она хорошая женщина, но она совсем другая. С ней разговаривать нужно, и телевизор она не выключает, совсем. Сериалы какие-то непрерывно, ток-шоу. Устал я от нее. Понимаете, это все равно как человек попробовал китайской кухни, пришел в восторг и уехал в Китай. Но через некоторое время ему хочется простого борща, а борща нет. Подают какой-то суп из моллюсков, а он одеколоном пахнет… И начинает человека от этой китайской кухни мутить.

– Вы меня прямо-таки растрогали своими проблемами, – съязвила я. – Только непонятно, с чего вдруг такая откровенность? Вы же понимаете, что сейчас предлагаете мне еще одну версию – вы сами захотели избавиться от Наташи. Надоел вам суп из моллюсков! Или вы сознательно переводите стрелки на себя, чтобы выгородить жену? – Я сделала короткую паузу и уточнила: – Бывшую жену.

Олег Борисович, не глядя на меня, снова потянулся к сигаретной пачке. Вытряхнул сигарету, неторопливо закурил и только тогда посмотрел мне в глаза:

– Странные у вас идеи. Я слышал, что работники милиции в каждом человеке видят преступника, неужели и с частными детективами та же беда? Если даже такая милая девушка, как вы… – Неожиданно он виновато улыбнулся. – Простите, я забыл, как вас зовут!

Рита.

– Если такая милая девушка, как вы, Рита, подозревает меня только потому, что я не скрываю своих мыслей, то тюрьма грозит всем честным людям страны. Уверяю вас, каковы бы ни были мои чувства к жене… – Олег Борисович запнулся и повторил, многозначительно выделив: – К моей бывшей жене! Каковы бы ни были мои чувства, садиться ради Лизы в тюрьму я не намерен. Но я уверен в ее полной, абсолютной невиновности, а все улики против нее – просто дикое, нелепое совпадение.

– Вы хотите сказать, цепочка совпадений, – не удержалась я. Боюсь, что прозвучало это несколько более ехидно, чем может себе позволить профессиональный сотрудник частного сыска. Очень уж смешанные чувства вызывал у меня Перевозчиков. Вроде бы порядочный интеллигентный человек, «нашего круга», как сказали бы мои родители. И вместе с тем чудовищное равнодушие к судьбе женщины, которая хоть и не долго, но была его женой! У него что, совсем сердца нет?

– Цепочка диких, нелепых совпадений. – Олег Борисович не обратил внимания на мой тон. – А что касается моей причастности к смерти Наташи… нет смысла это обсуждать. Зачем мне убивать ее, когда я мог просто уйти? Развод, как оказалось, совсем не такое сложное дело. И страшно только в первый раз, а от второй жены уходить гораздо проще. У меня есть приятель, он уже раза четыре разводился или пять. Так он говорит, что со временем входишь во вкус. Нет, мне Наташу убивать смысла не было. И я действительно очень хорошо к ней относился, даже карьеру немного помог сделать. У них должность начальника отдела освободилась, так я нажал некоторые пружины, поговорил с руководством. Она радовалась как ребенок, честное слово. – Перевозчиков внезапно погрустнел. – Жаль только, недолго радовалась.

Мне стало неловко. В конце концов, что я на человека взъелась? Если Олег Борисович выглядит спокойным, это еще не значит, что он совсем не переживает. Разве я не знаю, как это бывает? Сама сколько раз попадала в такие ситуации. Ляпнешь что-нибудь, по глупости или от смущения, а окружающие смотрят на тебя – словно на монстра какого. Пожалуй, пора менять тему.

– Олег Борисович, у меня есть несколько очень серьезных вопросов. – Стараясь принять максимально деловой вид, я нахмурила брови и заговорила специальным «металлическим» голосом. Очевидно, перестаралась, потому что Перевозчиков взглянул на меня с изумлением. Я тут же смягчила выражение лица и продолжила: – Если мы принимаем за аксиому, что Елизавета Петровна не покушалась на жизнь Наташи, значит, ваша жена приняла яд в другом месте. Естественным образом возникает вопрос: где она могла провести время с семи до девяти вечера?

– С семи до девяти вечера? – протянул Олег Борисович, неприятно напомнив мне паренька из 11 «Б», имевшего привычку повторять каждый мой вопрос по нескольку раз, словно заезженная пластинка. – С семи до девяти…

– В семь часов Наташа ушла от Елизаветы Петровны, а в девять вечера она пришла к подруге, – прервала я заунывный речитатив. – Очевидно, человек, с которым она встретилась между семью и девятью, и является отравителем.

– Вы правы, – немного растерянно согласился он, – скорее всего, именно так и было. Но дело в том, – теперь Олег Борисович развел руками, – что я просто не представляю себе, куда она могла пойти.

Естественно, он не представляет, потому что даже не задумывался над этим. Ничего, сейчас мы быстро разберемся – зря, что ли, меня Баринов учил!

– Это не страшно, – улыбнулась я. – Давайте просто проверим ряд предположений. Самое простейшее – это родственники. Было бы вполне логично, если бы Наташа заглянула к сестре или к тетке, пожаловаться на жизнь, попросить совета.

– Нет-нет, с родственниками все в порядке, – отрицательно качнул головой Олег Борисович. – В смысле, здесь, в городе, у Наташи никого из родни нет. Она сама из райцентра, и все сестры-тетки тоже там живут.

– Хорошо, тогда следующая логичная категория – подруги. Что вы можете о них сказать?

– Увы. – Он снова развел руками. – Из подруг я знаком только с нашими, банковскими. И то не слишком близко. Понимаете, другое поколение, у нас интересы разные. И потом, субординация, я хоть и не являюсь их непосредственным начальником, но все-таки вхожу в руководство банка. А у нас панибратство с младшими служащими не приветствуется. Знаю, что Наташа наиболее близко дружила с Аллой.

– Алла Брагина? Как раз та, у которой она умерла? – припомнила я.

– Да. Алла довольно часто дома у нас бывала, они закрывались там, – Перевозчиков махнул рукой в сторону соседней комнаты, – сплетничали. В кино еще вместе ходили, но это раньше. Когда мы с Наташей поженились, она, кажется, совсем перестала в кино бывать. Я не любитель, а с Аллой она уже не хотела. Я думаю, Наташа считала, что как замужней женщине ей по статусу не положено с подругами в кино ходить, только с мужем. Такие, знаете, забавные взгляды. Нет, вы не думайте, она была современная женщина, вполне эмансипированная, но патриархальное воспитание иногда давало себя знать. Если ты провел молодость в райцентре, от этого уже не избавишься. Вы согласны?

Я не была согласна. И вообще, откуда такой снобизм! Наш город, конечно, не мелкий, почти миллион населения, но до Москвы нам далеко. И столичные пижоны на наших пыльных улицах точно так же морщат нос – «провинция»! А Перевозчикову, пожалуйста, райцентр не угодил!

И Наташины взгляды я тоже не считаю забавными. Я сама и современная, и эмансипированная, но воспитание у меня достаточно патриархальное – в семьях педагогов это нормальное явление. И я, наверное, выйдя замуж, тоже перестала бы с подружками в кино бегать. Зачем, я лучше с Витькой пойду. А если он не захочет, что ж, нам и дома… тьфу ты! При чем здесь, спрашивается, Кириллов? Я ведь вовсе не собиралась про него вспоминать, и замуж за него я вовсе не собираюсь! Почему я вообще должна думать о человеке, который не проявляет ко мне даже минимального интереса? И я тоже не интересуюсь им, совершенно!

Как это случается обычно, вспомнив о Витьке, я разозлилась. И, снова насупив брови, сурово посмотрела на не имеющего никакого отношения к моим проблемам Перевозчикова:

– Хорошо, про Аллу и прочих сотрудниц банка мы пока говорить не будем. А как насчет подруг из других кругов? Сокурсницы, например?

– И снова увы, – извинился Олег Борисович. Он явно отнес мое раздражение на свой счет и чувствовал себя виноватым. В конце концов, муж мог бы и с большим вниманием относиться к друзьям свой жены. – Я мало кого знал, да, честно говоря, и не стремился узнать. Наташа знакомила меня с какими-то подругами, с которыми училась в экономическом, мы даже пробовали с кем-то дружить домами, но мне это не очень понравилось. Однокурсницы ее все почему-то работали главными бухгалтерами в мелких фирмах и внешне все были на один лад – толстые крашеные блондинки с двумя-тремя подбородками. И мужья у них – очень утомительные люди. Все время разговаривали, а тема для разговоров одна: что они порядочные люди и им плохо живется, а всякие сволочи живут припеваючи. Честно говоря, я даже не понимал, что у Наташи может быть общего с такой компанией, она и выглядела рядом с ними словно фея, и вообще… все-таки сотрудник банка – это совсем другой уровень. Одним словом, Наташа эту дружбу домами быстро прекратила. И я не слышал, чтобы она кого-то из этих своих друзей навещала.

– Подруги с прошлого места работы?

– Наташа сразу после института пришла к нам в банк, прошлого места работы у нее просто нет.

– Какие-то друзья по летнему отдыху? – еще раз попытала я счастья. – Люди, с которыми познакомилась случайно и подружилась? Знаете, бывает, в поезде люди встретятся, разговорятся?

– Никогда ничего подобного не слышал. То есть что люди в поезде могут познакомиться, это я представляю себе, но Наташа ничего такого не рассказывала. Не думаю, что у нее были случайные друзья. Нет, я понятия не имею, к кому она могла зайти.

– А вы не рассматривали такой вариант, – осторожно спросила я, – что у Наташи мог быть любовник?

– Любовник? Не думаю. – Олег Борисович осторожно положил недокуренную сигарету в пепельницу. – Конечно, когда мы встретились, Наташа была уже взрослая женщина, и наверняка раньше у нее кто-то был. Но чтобы потом? Не думаю. Наташе приключения не нужны были, я же вам говорил, она ребенка хотела, семью нормальную… зачем ей любовник?

– То есть вы даже предположить не можете, где была Наташа, – грустно подвела я итог. – Ладно, значит, будем продолжать работать. Вы можете дать мне ее фотографию?

– Никаких проблем. – Похоже, Олег Борисович обрадовался, что в состоянии хоть что-то для меня сделать. – Подождите минуточку!

Он встал с кресла, вышел в другую комнату и через минуту вернулся с большим альбомом.

– Вот, пожалуйста, выбирайте. – Перевозчиков присел рядом со мной на диван и открыл альбом. – Наташа любила фотографироваться.

Я листала страницы, разглядывая любительские снимки, с которых мне улыбалась симпатичная круглолицая блондинка. Славная женщина, но как бы вам сказать… по сравнению с Елизаветой Петровной молоденькая Наташа выглядела невыразительной и пресной. Мне стали понятны и разочарование Перевозчикова, и его откровенная тоска по бывшей жене. Чего я так и не поняла, так это самого главного: почему Олег Борисович при такой жене вообще начал встречаться с Наташей. Странные все-таки существа мужчины.

– Вот, здесь она хорошо получилась. – Перевозчиков указал на одну из фотографий. – Знаете, она вообще была очень фотогеничная.

– Спасибо. – Я аккуратно вынула карточку из прозрачного кармашка. И ткнула пальцем в соседнюю, на которой несколько женщин разного возраста сидели за накрытым столом: – А здесь кто?

– Кредитный отдел, в полном составе. Это они в прошлом году на Восьмое марта. Хотите тоже взять?

– Да, пожалуйста. А есть фото с той ее подругой, с Аллой?

– Конечно. – Олег Борисович перевернул несколько страниц. – Вот они вдвоем.

Смеющаяся Наташа, забравшись с ногами на просторный кожаный диван, обнялась с высокой, черноволосой и черноглазой женщиной. Мелкие черты лица, остренький носик, тонкие губы растянуты в напряженной улыбке – рядом с веселой Наташей Алла представляет классический вариант «некрасивой подруги». Хотя, на мой вкус, из двух подруг именно остроносая Алла была более интересна. Просто она, наверное, не любит фотографироваться.

– Давно этот снимок сделан? – спросила я.

– В прошлом году, кажется, летом. – Он оглядел комнату с легким удивлением. – Надо же, как все изменилось!

– А разве это они здесь фотографировались? В этой комнате?

– Здесь, я сам их и снимал.

Я снова посмотрела на фотографию. Видно было не так уж много, но диван, на котором расположились Наташа с Аллой, явно не тот, на котором я сижу сейчас. И стена на фотографии была ровного бежевого цвета, а передо мной сияют зеленые «королевские» обои, украшенные золотистыми лилиями.

– Это все уже потом, мы ремонт сделали. – Хотя я не произнесла ни слова, Олег Борисович понял меня правильно. – Обои наклеили, потолок натяжной, окна пластиковые. Мебель сменили… Знаете, Наташа с таким удовольствием этим всем занималась! – Он вынул фотографию из кармашка и посмотрел надпись на обороте. – Да, это как раз за несколько дней до нашей с Наташей регистрации. Алла пришла, чтобы помочь Наташе со всякими такими делами – платье, цветы, ужин праздничный. Мне-то все это, сами понимаете, было не нужно, и большого приема мы не устраивали. Но оставлять Наташу совсем без свадьбы тоже было бы нехорошо, вот мы и нашли разумный компромисс. Ресторан снимать не стали, собрались дома, узким кругом. Наташины родители приехали, несколько подруг, кое-кто из моих родных… – Олег Борисович слегка поморщился, словно вспомнил что-то неприятное.

– Кое-кто, – многозначительно повторила я. – Ваши родные и друзья, очевидно, без особого энтузиазма отнеслись к этой церемонии?

– Большинство из них эту церемонию просто проигнорировали. Вы же понимаете, что мои родственники не были в восторге от Наташи, а друзья тем более. С некоторыми мы еще с института дружили. Естественно, они не могли принять… впрочем, теперь это не важно.

– Кстати, о друзьях. Вчера я познакомилась с Семеном Евгеньевичем.

– Ну уж этого я точно на нашу с Наташей свадьбу не приглашал. Он ведь в Лизу влюблен я уже не знаю сколько лет. Всегда. Когда в моей жизни появилась Наташа, Семен пришел ко мне, устроил безобразную истерику. Даже на дуэль пытался вызвать.

Я сочувственно улыбнулась, хотя в этот момент мои симпатии были скорее на стороне Ставровского. Значит, дуэль? Оказывается, тщедушный Семен Евгеньевич способен на героические поступки.

– Такой нелепый человек! – продолжал изливать душу Олег Борисович. – И поверьте мне, очень утомительный. Я, конечно, терпел его присутствие из уважения к Лизе, но вы не представляете, как он мне за эти годы надоел! Все эти его позы, ужимки театральные, он же слова в простоте сказать не может! Все время на высокий стиль сбивается!

– Так ведь театральный человек, – нейтрально ответила я. – Артист.

– Да уж, артист, – фыркнул Перевозчиков, – погорелого театра!

– Зачем вы так? – Я все-таки решила заступиться за Ставровского. – Нам он понравился. Правда, мы так и не вспомнили, где он снимался? Кажется, я его в каком-то сериале видела, вот только в каком? Не подскажете? А то у него самого неудобно спрашивать.