Текст книги "Петр Грушин"

Однако изготовленным в столь огромных количествах ракетам так и не пришлось вступить в борьбу с противником, вторгшимся в воздушное пространство Америки, а единственным известным фактом их боевого применения стали боевые действия в начале 1960-х годов в небе над Тайванем, во время которых «Найкам» удалось сбить несколько китайских самолетов-разведчиков.

Не укрепило репутацию ракет «Найк-Аякс» и то, что, несмотря на все заявления представителей фирм-разработчиков, их эффективность оказалась значительно ниже ожидавшейся, даже при стрельбах на полигоне. Особую известность получили неудачные стрельбы по самолетам-снарядам «Матадор», проведенные в октябре 1955 года на полигоне Уайт-Сэндс. Во время первой серии пусков по мишени, летевшей на высоте 10 600 м со скоростью 960 км/ч, выпустили четыре ракеты, и ни одна из них не попала в цель. Столь же безуспешной оказалась атака второго «Матадора». Лишь с третьей попытки мишень была наконец сбита двумя ракетами.

Столь обескураживающий результат значительно изменил отношение к первой американской ракетной системе ПВО. Не смогли улучшить ее репутацию и успешные стрельбы, которые провели в мае 1956 года в присутствии специально приглашенных журналистов. На этот раз успешными оказались семь пусков из восьми.

Впрочем, еще в марте 1952 года анализ, выполненный специалистами Министерства обороны США, показал достаточно ограниченные возможности действия «Найков» против плотных групп бомбардировщиков. В результате 16 июля 1953 года было принято решение о начале разработки новой ракеты, получившей в дальнейшем обозначение «Найк-Геркулес», оснащенной значительно более мощной боевой частью и способной перехватывать воздушные цели, летящие со скоростями около 2000 км/ч, на дальностях более 50 км и высотах более 20 км.

По первоначальным планам ракета «Найк-Геркулес» должна была прийти на смену «Аяксу» в начале 1960-х годов, однако неудачная карьера ракет «Найк-Аякс» заставила ускорить создание новой ракеты, и уже осенью 1955 года начались ее летные испытания. В процессе испытаний, которые продолжались до октября 1959 года, было запущено около 300 ракет. Но еще до их окончания, в июле 1958 года, первые «Геркулесы» поступили на вооружение.

Однако эффективность действия ракет «Найк-Геркулес» вскоре также стала предметом широкого обсуждения в США, особенно после проведения в 1959 году математического моделирования отражения воздушного налета на Чикаго. Проведенные тогда расчеты показали, что, несмотря на предпринятые усилия, эффективность новой системы ПВО составляет всего 8 процентов. Вслед за этим в Комитете Сената по вооружению созданные системы обороны городов США с помощью «Аяксов» и «Геркулесов» подвергли резкой критике. В результате было отменено решение о создании 50 ракетных баз ПВО и соответственно уменьшены ассигнования на производство ракет. Одновременно форсировали работы по доводке и модернизации системы «Найк-Геркулес». В итоге усовершенствованная ракета приобрела способность поражать не только самолеты, но и тактические баллистические ракеты. Так, при испытаниях, состоявшихся в конце 1959 года на полигоне Уайт-Сэндс, «Найк-Геркулес» перехватила сверхзвуковую мишень на высоте 45,7 км, а в 1960-м – несколько баллистических ракет малой дальности.

Подобным образом развивались в США и другие программы создания ракетных средств ПВО. Еще в 1945 году одновременно с фирмой «Уэстерн Электрик» к выполнению программы экспериментальных работ по созданию зенитного управляемого ракетного оружия приступила фирма «Боинг». Ее специалисты вместе с сотрудниками Мичиганского университета провели исследования, показавшие, что зенитное ракетное оружие, обладающее дальностью действия 300–400 км (а не 50-150, как у семейства «Найков»), могло бы обеспечить оборону отдельных районов страны при наличии небольшого количества батарей, связанных с надежной системой раннего обнаружения и управления. Поскольку к тому времени такая система под обозначением «Сейндж» уже разрабатывалась, оставалось создать только ракету, обладавшую подобной дальностью. Программа ее создания получила название «GAPA» и в ходе ее реализации изготовили и испытали 112 экспериментальных ракет, оснащенных различными двигателями. Результаты, полученные в процессе этих испытаний, позволили выработать в 1950 году основные требования к новому проекту. Для его реализации в январе 1951 года фирма «Боинг» заключила контракт на разработку зенитной ракеты дальнего действия, оснащенной маршевым прямоточным воздушно-реактивным двигателем, и в конце 1957 года эта ракета под обозначением «Бомарк» была принята на вооружение армии США.

В военно-морском флоте США задача защиты от воздушного нападения уже в первые послевоенные годы встретила самую серьезную поддержку, поскольку тысячекилометровые океанские расстояния не могли обезопасить корабли от самолетов противника. Поэтому первая зенитная ракета «Ларк», созданная для флота фирмой «Фейрчайлд», оказалась на вооружении на несколько лет раньше ракеты «Найк-Аякс», и именно ей довелось стать первой в мире зенитной ракетой, поразившей воздушную цель. Это произошло в процессе испытаний, проводившихся в 1950 году. Правда, оснащенный жидкостным ракетным двигателем, работавшим на анилине и азотной кислоте, «Ларк» недолго продержался на кораблях. Нареканий на подобную «неморскую» ракету, с обслуживанием которой в корабельных условиях возникало множество хлопот, было более чем достаточно. С тех пор на американском флоте зенитные ракеты, использовавшие жидкие компоненты топлива, больше не применялись.

Среди зенитных управляемых ракет, созданных в первые послевоенные годы, можно выделить и английскую ракету «Лоп-Гэп», которую продемонстрировали на одной из первых послевоенных выставок в 1948 году. Эта ракета имела целых семь (!) отделяющихся боковых твердотопливных стартовых ускорителей, а ее маршевый ЖРД работал на метиловом спирте и жидком кислороде. Из-за него «Лоп-Гэп», конечно, не мог использоваться в качестве такого специфического оружия, как зенитная ракета, а потому использовался английскими специалистами только для экспериментальной отработки различных элементов аппаратуры. С этой целью ракету снабдили телеметрическим оборудованием, которое передавало на землю данные, полученные в ходе перехватов воздушных целей.

Летные испытания первой французской зенитной ракеты «Матра» проводились уже в начале 1950-х годов. Как и у «Лоп-Гэп», на ее борту была установлена записывающая аппаратура, опускавшаяся вместе с ракетой на парашюте после завершения программы полета.

Еще одну зенитную ракету в первые послевоенные годы разработали в Швейцарии в фирме «Эрликон». Информация об этом впервые появилась в 1951 году. Конечно, для маленькой Швейцарии такая ракета имела больше политическое, чем военное значение, но тем не менее ее характеристики вполне соответствовали своему времени, а в чем-то даже его опережали.

Безусловно, информация о ходе работ на Западе по созданию зенитного ракетного оружия не оставалась без внимания у советского руководства…

7. Вновь с Лавочкиным

Сделанные в СССР в 1940-е годы важнейшие открытия и изобретения в области радиолокации и телемеханики позволили вплотную приблизиться к созданию управляемого ракетного оружия. Именно под идею создания такого оружия в условиях глубочайшей секретности и было создано в Москве Специальное бюро № 1, которое в дальнейшем переросло в крупную интегрированную структуру, лидера отечественной оборонной промышленности НПО «Алмаз» имени академика А. А. Расплетина. Официальной датой создания С Б № 1 стало 8 сентября 1947 года, когда вышло Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 3140–1028. Этим документом определялось, что СБ-1 создается на базе НИИ-20 и завода № 465, расположенных на развилке Ленинградского и Волоколамского шоссе.

Новую организацию возглавили директор Павел Николаевич Куксенко, один из ведущих в стране радиоспециалистов, и главный инженер Сергей Лаврентьевич Берия. Заместителем директора стал полковник Министерства государственной безопасности (МГБ) Григорий Яковлевич Кутепов, незадолго до этого руководивший одной из наиболее известных в стране «шарашек» – КБ-29. В ней в предвоенные и военные годы довелось поработать многим известным авиаконструкторам – А. Н. Туполеву, В. М. Мясищеву В. М. Петлякову, Д. Л. Томашевичу…

Офицеры МГБ возглавили и большинство отделов СБ-1. Это было вполне закономерным, поскольку заметное количество среди работников составляли «репрессированные» и «реабилитированные» советские специалисты (так, здесь оказались Д. Л. Томашевич, А. И. Путилов, К. Сциллард и другие).

Трудились в СБ-1 и немецкие инженеры, попавшие сюда после войны из Германии. Находились они здесь не в роли пленных, а как специалисты, работавшие по соответствующему контракту. Немцы занимались в КБ в основном разработкой различных устройств ракет, элементов их радиооборудования – автопилотов, рулевых приводов, датчиков и пр. К решению общесистемных вопросов они, естественно, не допускались.

Следует отметить, что роль «спецконтингента» на начальном этапе работ, в конце сороковых – начале пятидесятых годов, была весьма заметной, что в результате ускорило выполнение целого ряда научно-технических разработок.

Патронат над новой организацией осуществлял всесильный Лаврентий Павлович Берия, что позволило СБ-1 быстро решать многочисленные организационные вопросы. В то время под аналогичным патронатом находились многие грандиозные проекты: создание атомной бомбы, строительство электростанций, заводов… В руках Берия была сосредоточена огромная власть, мощный аппарат и немереная рабочая сила из числа заключенных. В этих условиях шутить по поводу сокращенного названия организации – «СБ-1 = Сергей Берия» вовсе никому не хотелось. Одно упоминание этой фамилии приводило в трепет всех смежников.

Сын Лаврентия Берия – Сергей – окончил Ленинградскую академию связи, куда он поступил в конце войны. Несомненно, фамилия Берия однозначно определяла отношение к ее владельцу и со стороны преподавателей, и со стороны курсантов. Но все, кто был более или менее с ним знаком, отмечали, что Сергей Берия, будучи человеком воспитанным и тактичным, старался не пользоваться своим исключительным положением.

В то же время после окончания академии двадцатидвухлетнему Берия нашли место для реализации в «железе» темы, положенной в основу его дипломного проекта, – авиационной противокорабельной ракетной системы.

Эта система получила название «Комета». Создавая ее, в СБ-1 занимались общесистемными вопросами, а саму ракету, которая должна была запускаться с самолетов, разрабатывали в ОКБ-155, которое возглавлял А. И. Микоян – брат еще одного известного руководителя страны. Но следует признать, что успех в разработке «Кометы» был достигнут во многом благодаря высокой квалификации привлеченных специалистов и той жесткой организующей роли, которую вносило в эту работу МГБ. Несколько десятков работников министерства непосредственно участвовали в деятельности СБ-1, поддерживая единоначалие и не позволяя «разбегаться мыслям» разработчиков.

* * *

25 июня 1950 года началась война в Корее. Спустя две недели американцы заявили о предстоящей высадке своих войск на Корейском полуострове. При этом ими не особенно скрывалась директива, выпущенная Советом национальной безопасности США всего лишь за несколько месяцев до этих событий. В документе раскрывался план предстоящего перевода экономики США на военные рельсы под предлогом начала «тотальной войны с коммунизмом».

Дальнейшее развитие событий грозило обернуться очень большой войной, в которой могли непосредственно столкнуться СССР и США. И здесь уже мог реализоваться один из многочисленных американских планов ядерной войны, что означало вступление в действие сотен бомбардировщиков, от которых в СССР не существовало эффективной защиты. Это нашло подтверждение очень скоро, во время войны на Корейском полуострове. Средства ПВО северокорейской столицы Пхеньян, максимально оснащенные и зенитными пушками, и самолетами-истребителями, не смогли предотвратить разрушение этого города, что после окончания войны было зафиксировано специальной комиссией. А потому возможность повторения Москвой такой участи к какому-либо оптимизму не располагала.

Уже в начале августа на одном из заседаний советского руководства вопрос создания в стране новых систем ПВО стал центральным. Однако ничего радикального в самые ближайшие месяцы ракетчики из созданного весной 1950 года в НИИ-88 ОКБ-2 (где были продолжены работы по развитию немецких разработок зенитных ракет) предложить не могли, в лучшем случае обещали уложиться в ранее заданные сроки. Кабинет Сталина, в котором проходило это заседание, видел немало подобных сцен, случавшихся при принятии решения о создании атомной бомбы, дальнего бомбардировщика, первых баллистических ракет. Присутствовавшие на совещании, конечно, не знали о том, что Сталин предварительно несколько раз встретился с одним из наиболее опытных разработчиков ракетных систем в стране П. Н. Куксенко, который возглавлял СБ-1 и поэтому прекрасно представлял себе намечавшийся объем работ.

«Мы должны получить ракету для ПВО в течение года». По воспоминаниям очевидцев, именно эту фразу произнес своим негромким голосом Сталин, после того как выслушал специалистов. В том, что слова, произнесенные этим голосом, приобретают гигантскую силу, создатели ракет убедились уже через несколько дней, когда все начало развиваться по уже накатанной атомной эпопеей колее.

Для скорейшего создания вокруг Москвы зенитной ракетной системы «Беркут», которая по уровню сложности и затрат ничуть не уступала атомной бомбе, 3 февраля 1951 года организовали 3-е Главное управление при Совете Министров СССР (ТГУ), по аналогии с 1-м Главным управлением (ПГУ), призванное заниматься созданием атомной бомбы. Первые же несколько месяцев координация работ на новом направлении осуществлялась аппаратом Берия и начальником ПГУ Б. Л. Ваниковым.

Руководителем 3-го Главного управления был назначен Василий Михайлович Рябиков, работавший до этого первым заместителем Д. Ф. Устинова. Заместителем Рябикова стал Валерий Дмитриевич Калмыков, ранее возглавлявший НИ И-10, где разрабатывались всевозможные корабельные системы управления. В 3-е Главное управление перешел и Павел Владимирович Цыбин, бывший Председатель Государственной комиссии по летным испытаниям Р-101.

С первых дней существования ТГУ при нем началось создание необходимых для работы структур – своей приемки, своего зенитно-ракетного полигона в районе Капустина Яра, а по мере создания и введения в строй объектов «Беркута» началось и создание специальных войсковых формирований, предназначенных для их эксплуатации. По первоначальным планам систему «Беркут» предполагалось передать в военное министерство полностью готовой к боевому дежурству, с техникой, обученными кадрами и даже с жилыми городками.

Таким образом, создание зенитной ракетной системы для обороны Москвы приобрело статус национальной программы со всеми вытекающими из этого последствиями. На «объекты» было брошено все, что требовалось, все, что нужно, все, что можно… А что нельзя – бралось из мобилизационных ресурсов страны. Работы разрешалось проводить без утвержденных проектов и смет, оплату труда – по фактическим затратам, финансирование Госбанком – по фактической стоимости, отменялись лимиты на расходование горючего…

* * *

Все работы по созданию «Беркута» велись в строжайшем секрете, держались в тайне даже от военного руководства страны и находились под полным контролем МГБ. Центром всей разработки стало КБ-1, преобразованное в августе 1950 года из СБ-1.

В КБ-1 в считаные недели лета – осени 1950 года число работников возросло в несколько раз. Начальник КБ-1, а им первые месяцы был заместитель министра вооружения Константин Михайлович Герасимов (освобожденный для этой цели от всех других работ в министерстве), имел возможность, не спрашивая ничьего согласия, переводить к себе на работу кого угодно и откуда угодно. Как это происходило? Рассказы тех, кто попал в те месяцы на работу в КБ-1, на редкость похожи. Вот свидетельство будущего работника ОКБ-2 (МКБ «Факел») Вилена Петровича Исаева:

«Ближе к вечеру в один из дней августа 1950 года к нам, нескольким молодым инженерам, работавшим в одном из конструкторских бюро НИИ-88, подошла секретарь и сказала: „Завтра к девяти утра вам следует быть по такому-то адресу“. На наши „зачем, почему“ она даже не пыталась ответить – сама не знала. Остаток вечера у каждого из нас прошел в догадках. Но назавтра в том же составе мы собрались возле одного из очень солидно выглядевших зданий в самом центре Москвы. Раньше мы и подходить-то к таким не решались. А теперь без каких-либо проблем нас пропустили вовнутрь. Поднялись мы наверх с сопровождавшим нашу группу неразговорчивым человеком и разместились в приемной. Вскоре нас позвали в кабинет какого-то большого начальника и загадки продолжились. „Вы переводитесь на новое место работы“, – только это услышали мы от него. В надежде, что хоть от него мы получим какую-либо информацию о нашем будущем, мы тут же обратились к нему с мучившим нас вопросом: „Куда, в какой город?“. Но он, сохраняя на своем лице глубокую таинственность, только снисходительно бросил: „Там рядом есть метро“. У нас сразу отлегло от сердца – мы знали, что метро было тогда только в Москве, а значит, никакой дальней поездки не предвидится. Ну, а на следующий день мы уже направились по указанному нам адресу – в КБ-1, располагавшееся рядом со станцией метро „Сокол“. Там с каждым из нас отдельно поговорил Павел Николаевич Куксенко, разузнал, чем мы занимались, чем хотели бы заниматься, и направил нас в соответствующий отдел, где разрабатывались ракеты. Так что вся эта процедура перехода на новую работу заняла у нас меньше трех дней».

Спустя несколько месяцев после создания эту организацию, получившуюся весьма солидной – и по количеству работников, и по количеству зданий, в которых разместились конструкторские и производственные подразделения, возглавил «железный» сталинский директор Амос Сергеевич Елян. До этого назначения он руководил крупным заводом в Горьком и прославился в годы войны своими успехами в выпуске вооружения.

* * *

Вскоре после начала работ над «Беркутом» вокруг Москвы развернулось строительство двух бетонных кольцевых автодорог общей протяженностью около 2000 км (в простонародье до сих пор их так и называют «бетонками», хотя они уже давно заасфальтированы). Вдоль них и предстояло теперь разместиться ракетам, радиолокаторам и десяткам военных городков.

При выборе основных параметров «Беркута» его заказчики и разработчики исходили из необходимости уничтожения бомбардировщиков, способных летать с высокими дозвуковыми скоростями на высотах 10–12 км, бомбардировщиков, как уже находившихся на вооружении, так и тех, которые могли появиться в самом ближайшем будущем. В соответствии с требованиями, предъявленными к «Беркуту», вокруг Москвы было необходимо создать сеть стационарных зенитных ракетных комплексов, каждый из которых мог одновременно обстреливать до 20 воздушных целей, находящихся на дальностях до 35 км и на высотах от 3 до 25 км, в угловом секторе 50–60°.

Здесь уже говорилось о той завесе секретности, которая окружала работу и ответственных за нее людей. Большинство из принятых в этом направлении шагов были аналогичны засекречиванию работ по атомному проекту. Некоторым из специалистов пришлось даже работать под другими фамилиями.

Для того чтобы в этих сверхсекретных условиях участник разработок мог легко ориентироваться в назначении любого из компонентов создаваемой системы, каждый структурный элемент «Беркута» получил условное обозначение. Так и появились А-100, Б-200, В-300.

Поставив жесткий срок для создания «Беркута», Сталин всемерно торопил Берия, который в свою очередь с предельной жесткостью подгонял разработчиков, требовал от них получения скорейших результатов. За десятилетний срок руководства самыми сложными военно-техническими программами Берия прекрасно знал и о требовательности вождя, и о его отличной памяти. Поэтому, каждый раз докладывая Сталину о ходе работ, Берия имел в запасе хотя бы один маленький козырь, о котором он мог сообщить без тени бахвальства в рабочем порядке.

Регулярно собирая у себя в кабинете разработчиков «Беркута», Берия не уставал им повторять: «Я не техник, мне знать о ваших технических проблемах не надо. Скажите, сколько времени необходимо для изготовления вашего локатора (автопилота, двигателя…) и что для этого необходимо сделать. Если есть препятствия – давайте предложения, мы эти препятствия устраним!»

И средств для ускорения работ у него было немало – от материального поощрения до самого сильного давления. Да и те, кто работали в КБ-1, других КБ и НИИ в порядке отбытия срока своего заключения, постоянно находились перед глазами у остальных инженеров и руководителей. Их пример немало способствовал поддержанию в этих организациях самой серьезной рабочей обстановки. Но даже в таких условиях от момента принятия решения в августе 1950 года до полного введения «Беркута» в строй прошло почти пять лет. К этому времени вокруг Москвы были построены:

• два кольца радиолокационного обнаружения, расположенные в 25–30 и 250–300 км от Москвы, созданные на базе радиолокационных станций дециметрового диапазона А-100, разработанных под руководством Л. В. Леонова;

• два кольца, вдоль которых было размещено 56 (34 на внешнем и 22 на внутреннем кольце) зенитных ракетных полков с радиолокационными станциями Б-200 наведения ракет на цель, разработанными под руководством П. Н. Куксенко и С. Л. Берия, расположенными рядом с ними пусковыми установками для зенитных управляемых ракет В-300, разработанных в О КБ-301 С. А. Лавочкина.

Да, именно в ОКБ-301 под руководством С. А. Лавочкина, создававшем прежде только самолеты-истребители, появилась первая советская зенитная управляемая ракета, которая стала действующим оружием. Почему именно ОКБ-301 было подключено к этой работе? Способствовали этому многие факторы. Прежде всего, авторитет его руководителя, наличие сильного и опытного коллектива, уже обладавшего опытом создания скоростных реактивных самолетов, великолепная для того времени научно-экспериментальная база, налаженные годами совместной работы связи с крупнейшими научными центрами страны – ЦАГИ, ЦИАМ, ВИАМ и другими. Немаловажным был и тот факт, что необходимая для создававшегося комплекса ракета была очень похожа на сверхзвуковой самолет – тот же вытянутый корпус, небольшие крылья и рули, а то, что не было на ней пилота, – так это только облегчало решение всех остальных проблем. А проблем хватало на каждом шагу…

Как говорил впоследствии об этой работе сам Лавочкин:

«Мы считали, что очень хорошо знаем законы аэродинамики, но стоило нам приблизиться к скорости звука, как оказалось, что законы аэродинамики стали с ног на голову. Воздух начал скручивать металл, где он раньше его обтекал. Он сгущался до плотности водяной струи там, где прежде не оказывал сопротивления. Нам нужно было открыть и расшифровать эти новые законы».

Вместе с КБ Лавочкина в кооперацию по созданию зенитных ракет вошли НИИ и КБ, возглавляемые А. М. Исаевым (маршевый двигатель), В. А. Сухих (боевая часть Е-600), Н. С. Лидоренко (бортовые источники питания), В. П. Барминым (транспортно-пусковое оборудование) и другими.

Работы по всем этим направлениям развернулись с сентября 1950 года с невиданными даже для недавней войны темпами. Уже 1 марта 1951 года эскизные проекты всех компонентов зенитной ракетной системы «Беркут» были представлены руководству страны. Летом того же года начались первые испытания зенитных ракет на полигоне.

* * *

В ОКБ-301 Грушина направили в соответствии с приказом министра авиационной промышленности от 7 июля 1951 года. Грушину который работал вместе с коллективом Лавочкина в самые тяжелые военные годы и высоко себя зарекомендовал, поручили новую ответственную работу. Теперь она была связана с ракетами.

Оказавшись в КБ Лавочкина в качестве первого заместителя, Грушин не мог не отметить, что как руководитель Лавочкин значительно прибавил за прошедшие годы. Существенно видоизменилось и его предприятие. К лету 1951 года здесь появился целый ряд специализированных отделов, лабораторий, которые помогли совершенно по-новому организовать проектно-конструкторские работы, связанные с созданием как авиационной, так и ракетной техники. Проведенная реорганизация предприятия позволила осуществлять разработку не просто конструкций ракет и самолетов, но и целых комплексов, систем вооружения. При таком совершенно непривычном для того времени подходе можно было браться за задачи, решением которых обычно занимались в многочисленных научно-исследовательских институтах.

Исследованиями зенитных ракет стали заниматься и в столь мощном научном институте, как ЦАГИ. В 1950-е годы в нем ускоренно развивалась и совершенствовалась экспериментальная база, увеличивалось количество сотрудников. Правда, этому предшествовал ряд драматических моментов, связанных со сложными отношениями между начальником ЦАГИ С. И. Шишкиным и его заместителем С. А. Христиановичем. В результате в конце лета 1950 года начальником ЦАГИ назначили Александра Ивановича Макаревского, а Христианович стал его заместителем. А осенью 1950 года в ЦАГИ был организован мощный, состоящий из трех отделов, сектор по решению задач аэродинамики беспилотных летательных аппаратов, который возглавил А. А. Дородницын. Аэродинамика зенитных управляемых ракет стала основной задачей отдела, руководителем которого был В. М. Шурыгин.

* * *

В начале 1950-х годов дорога для создателей ракет не напоминала зеленую улицу и большое количество гражданских и военных специалистов относились к этому оружию весьма скептически. Правда, уже спустя несколько лет скептицизм многих из них сменился на не менее опасную тенденцию – ракетной технике стали приписывать универсальные свойства, позволяющие решать все мыслимые и немыслимые задачи военного, да и не только военного, плана.

И хотя Грушин не относился к числу отъявленных скептиков, но самолеты ему нравились гораздо больше. Тем более что первые ракеты, с которыми ему довелось познакомиться еще в 1947 году во время работы в Спецкомитете, вовсе не казались ему вершиной инженерного искусства. Не была инженерной вершиной и первая зенитная ракета, которую он лицезрел за несколько дней до первого выезда на полигон.

В сборочном цехе, куда Петра Грушина привел Лавочкин, лежал обычный остро заточенный «карандаш» – только гигантских размеров. Единственным элементом, который позволял считать его летающим объектом, были небольшие треугольные крылья, торчавшие из него во все четыре стороны.

«Как такая полетит?» – непроизвольно вырвалось у Грушина. Он подошел поближе к хвостовой части, там, где в ракету была вставлена солидных размеров воронка, гордо именовавшаяся на языке ракетчиков соплом, и хотел уже было потрогать ее рукой, как в его памяти со всей отчетливостью предстала картина – та самая, у самолетов, приземлившихся за три десятка лет до этого в Вольске…

Как много с тех пор изменилось! Авиация штурмует скорость звука, с легкостью поднимает в небо атомные бомбы и, пожалуй, ведать не ведает об этом крылатом сгустке бессонных ночей, идей и металла, о том, что очень скоро им предстоит встретиться в воздухе, чтобы раз и навсегда стать непримиримыми соперниками.

* * *

Для испытаний зенитного ракетного оружия в степях Нижней Волги был создан специальный испытательный полигон. Капустин Яр – под таким названием попал этот полигон в историю. В доракетную эпоху это название принадлежало большому селу, расположенному в 90 км к югу от Волгограда в пойме Волги. Местные легенды гласили, что когда-то в этих местах скрывался знаменитый разбойник Капустин.

Собственно, то был уже не первый полигон в этих краях. Уже четыре года там запускались первые советские баллистические ракеты. Место же, выделенное новому полигону, находилось примерно в 20 км от «того» Капустина Яра. Однако никакой связи между ними не было – курировавший работу зенитчиков Берия не разрешал посещать «новый» Капустин Яр даже министрам…

Решение о создании зенитно-ракетного полигона в Капустином Яре приняли 6 июня 1951 года, и уже через несколько недель степные просторы встретили первые эшелоны с материалами и техникой. С первых же дней в Капустин Яр направлялись и специалисты. Одним предстояло строить дороги, жилые дома, технические позиции и объекты самого различного назначения, другим – подготавливать и проводить испытания ракет. Руководство работой нового полигона поручили Сергею Федоровичу Ниловскому.

Родившийся в Рязанской области С. Ф. Ниловский стал военным еще в 1922 году, когда 16-летним подростком записался в Красную армию. В советско-финляндскую войну он уже командовал артиллерийским полком и был удостоен звания Героя Советского Союза за обеспечение прорыва одного из участков «линии Маннергейма». Великую Отечественную войну С. Ф. Ниловский окончил заместителем командующего артиллерией фронта по гвардейским минометным частям в звании генерал-лейтенанта артиллерии, а спустя три года с отличием окончил академию Генерального штаба.

Первые постройки Капустина Яра предназначались исключительно для ракет – стартовые площадки, технические позиции, бараки для измерительной аппаратуры. Для наезжавших из Москвы руководителей и специалистов, полигонного руководства построили несколько «финских» щитовых домиков. По современным понятиям выглядели эти жилища довольно убого, но тогда и они для многих были пределом мечтаний. Строителям, да и большинству работников полигона первые недели и месяцы, до тех пор, пока не возвели казармы и общежития, довелось пожить no-военному в землянках.

В те месяцы Капустин Яр стал местом, где самым жестким испытаниям подвергались не только ракеты, но и люди. Солончаковые степи, пыльные бури, нехватка воды, изнуряющая летняя жара, которая временами доходила до пятидесяти градусов в тени и ночью не опускалась ниже тридцати, – и это было далеко не все из того, что можно было отнести к местным достопримечательностям. В те летние месяцы спасали лишь регулярные вечерние купания в Ахтубе и ее протоках. Грузовую машину для этого мероприятия руководство полигона выделяло всегда.

Положение с едой также было непростым – мяса (в виде консервов), крупы и хлеба обычно бывало в достатке, но молочных продуктов и овощей было крайне мало. Картофель и тот, как правило, был сушеный. Иной раз бывало, что именно продовольствие становилось центральной темой для телефонных разговоров руководства полигона с Москвой. И приземлявшийся вскоре на полигонный аэродром Ли-2, нагруженный ящиками с консервами и мешками с крупой, как нельзя лучше показывал работникам полигона, что в их работе действительно заинтересованы…