Текст книги "Петр Грушин"

Однако перевод работников ОКБ-293, концентрация сил в КБ-1 так и не смогли повлиять на темпы работ по ШБ. Поставленную в феврале 1953 года задачу обеспечить в кратчайшие сроки испытания в составе первого опытного образца «Беркута» решить так и не удалось. Ракета КБ-1 не успела ни к стрельбам по уголковым отражателям, ни к стрельбам по самолетам-мишеням…

История же столь драматичного ракетного состязания закончилась буквально через несколько недель. Арест Берия-отца, а следом и Берия-сына моментально уравняли в весовых категориях КБ-1 с КБ-«донорами». Само КБ-1 на несколько месяцев стало популярным адресом для выражения негодования по поводу «вредительской деятельности» работавших там «бериевских» ставленников. Тем не менее к лету 1953 года ОКБ Бисновата расформировали, а опытный завод получил статус филиала КБ-1. Сотрудников бывшего ОКБ Бисновата стали возить на работу в Москву, где большинство из них трудилось в 32-м отделе. Специалистов, которые остались работать на химкинской территории, загрузили второстепенными заданиями – ремонтом аппаратуры, проверкой приборов.

Официально руководство отделом № 32 КБ-1 осуществлял Минулла Садриевич Ямалутдинов. Фамилия этого человека в те годы пользовалась большой известностью в определенных, конечно, местах. Еще до войны он был заместителем Г. Я. Кутепова в КБ-29 НКВД и «руководил» работой конструкторского коллектива В. М. Петлякова, создававшего знаменитый впоследствии фронтовой бомбардировщик Пе-2. С аналогичным заданием Ямалутдинов оказался и в КБ-1, «возглавив» работу 32-го отдела, в котором вместе с уже ставшим немногочисленным «спецконтингентом» работали и реабилитированные специалисты, и те, кого эта участь, к счастью, миновала.

Несмотря на столь драматическое развитие событий, работы по ракетам в КБ-1 продолжались. После ряда перестановок в руководстве КБ-1 в сентябре 1953 года была сформирована новая структура предприятия, в которой вновь выделили участников работ по ШБ. Одновременно главным конструктором ракеты назначили Д. Л. Томашевича. К концу года для ШБ наконец изготовили всю необходимую аппаратуру, и можно было переходить к испытаниям ракеты в «замкнутом контуре».

* * *

Реорганизации, которые в течение лета – осени 1953 года держали в напряжении все КБ-1, не затронули новый химкинский филиал. Тем не менее судьба его территории, цехов и построек была уже предрешена. В одном из «ходивших» летом 1953 года по кабинетам Совета Министров проектов постановлений Министерству среднего машиностроения предписывалось бывший завод № 293 «в двухнедельный срок возвратить в МАП», а далее «в месячный срок перевести опытно-конструкторское бюро № 1 главного конструктора т. Сухого с завода № 51 на завод № 293».

Однако очередная ракетно-авиационная рокировка в судьбе химкинского завода не состоялась. К осени 1953 года страсти вокруг организации бериевских ставленников понемногу улеглись и уникальному по своему научно-техническому потенциалу коллективу КБ-1 была поставлена новая задача – создание передвижного зенитного ракетного комплекса. Разработку ракеты для него поручили новой организации – Особому конструкторскому бюро № 2 Министерства среднего машиностроения во главе с Петром Дмитриевичем Грушиным. Местом для работы новой организации и стал опытный завод № 293, а его первыми сотрудниками стали работники отдела № 32 КБ-1. Основу специалистов-производственников нового КБ составили работники бывшего опытного завода № 293.

В соответствии с первым приказом, подписанным Грушиным в понедельник, 4 января 1954 года, на основе отдела 32 создали конструкторский, расчетно-теоретический и испытательный отделы. Их руководителями назначили соответственно Н. Г. Зырина, Е. И. Кринецкого и В. Н. Елагина.

Николай Григорьевич Зырин еще в 1936 году после окончания МАИ оказался в КБ Н. Н. Поликарпова. В 1938 году по рекомендации Поликарпова Зырин, в числе других перспективных молодых авиационных специалистов (в эту группу входил, например, будущий генеральный конструктор ракет Михаил Кузьмич Янгель), был направлен на многомесячную стажировку в США. Там Зырин познакомился с множеством передовых авиационных технологий, с работой ряда авиационных заводов, в том числе предприятия Северского. Приобретенные во время этой командировки знания немало способствовали его успешной работе в военные и послевоенные годы – на заводе

№ 22 в Казани, в конструкторских бюро В. М. Мясищева, В. Н. Челомея, П. О. Сухого, А. Н. Туполева. В октябре 1950 года «по направлению ЦК КПСС» Николай Григорьевич был направлен на работу в КБ-1 и до января 1954 года работал заместителем технического руководителя отдела № 32. В ОКБ-2 у Грушина Зырин проработал до мая 1956 года, после чего он вернулся в ОКБ-1 П. О. Сухого, став одним из его заместителей. За создание там новой авиационной техники Н. Г. Зырину присвоили звание Героя Социалистического Труда. А в ОКБ-2 после ухода Зырина несколько лет отделом конструкторских разработок руководил Григорий Андреевич Станевский. Он также обладал немалым опытом работ в авиационной и ракетной технике, приобретенным во время учебы в МАИ и работы в маевском КБ Грушина, а также в послевоенные годы на авиазаводе в Харькове и в ОКБ Бисновата. Затем этот отдел долгое время и с успехом возглавлял Арсений Васильевич Караулов.

Возглавивший проектный отдел Евгений Иванович Кринецкий также был очень грамотным и опытным специалистом, ранее он занимался проектированием ракет в НИИ-88 и в КБ-1. В те годы он был, вероятно, одним из наиболее компетентных в стране проектировщиков зенитной ракетной техники. Однако проработал Евгений Иванович в ОКБ-2 недолго – в конце 1950-х годов он перешел на преподавательскую работу в МАИ, где в 1960-70-е годы написал несколько книг и учебников, посвященных вопросам проектирования ракет различного назначения.

Заместителем Кринецкого, а в дальнейшем и начальником проектного отдела стал Георгий Евгеньевич Болотов. К 1953 году он также обладал немалым опытом работы, полученным в конструкторских бюро А. И. Туполева, А. А. Архангельского, В. Ф. Болховитинова и М. Р. Бисновата. Довелось Болотову внести свой вклад и в разработку легендарных самолетов – скоростного бомбардировщика СБ и ракетного перехватчика БИ-1. А весной 1946 года в качестве представителя Министерства авиационной промышленности Георгий Евгеньевич был командирован в Австрию. Целью поездки было выяснение возможности создания там авиационного конструкторского бюро по типу тех, которые работали в Германии над воссозданием оставшегося там после войны ракетного задела. В последние месяцы войны в одном из гротов неподалеку от Вены немецкие специалисты начали подготовку к серийному производству «народного» реактивного истребителя «Хейнкель-162». «Народным» он именовался потому, что, представляя собой один из образцов, созданных для «тотальной» войны, «Хейнкель-162» по планам немцев должен был выпускаться с темпом до 5000 самолетов в месяц. Но, как и во многих аналогичных случаях, реализация столь радикальных программ не удалась. Не удалось получить и какого-либо значимого практического результата от взаимодействия с немецкими авиаконструкторами, оказавшимися после войны в Австрии.

Владимир Николаевич Елагин работал в Химках с конца 1940-х годов заместителем Бисновата. В ОКБ-2 он занялся не только подготовкой и проведением испытаний первых ракет, созданных в конструкторском бюро, ему довелось сыграть немалую роль и в появлении в новом КБ первых электронных вычислительных средств. В 1954 году после возвращения Бисновата к конструкторской работе Елагин перешел на работу в ОКБ-4.

В ОКБ-2 начали работать и десятки весьма грамотных и подготовленных специалистов-ракетчиков. Большинство из них обладало немалым опытом практической работы по созданию первых образцов ракетного оружия в нашей стране, полученным в ОКБ-293, НИИ-88, КБ-1. И, конечно, особая роль в начальный период работы новой организации выпала «королям», как называли тогда высококвалифицированных рабочих, которые прошли еще довоенную выучку и военную закалку на производстве и были способны воплощать в металл любые, самые невероятные идеи и конструкции. Работа, да и просто общение с ними, приносили огромную пользу молодым и не только молодым специалистам, которые в большом количестве стали приходить в ОКБ-2. Именно этому человеческому сплаву и довелось встать у истоков создания традиций и школы нового конструкторского бюро.

* * *

Первые годы подбором специалистов для ОКБ-2 занимался опытнейший кадровик Иван Кириллович Михайлюк, пришедший сюда из КБ-1. Конечно, полностью укомплектовать новое конструкторское бюро опытными работниками было невозможно – для этого потребовалось бы буквально «разорить» другие предприятия, разрабатывавшие ракеты. Выход из этой ситуации Трушину виделся в одном – в активном привлечении к новому делу молодежи. А потому, вероятно, не было в те годы в технических вузах Москвы и Подмосковья ни одного студента, с которым бы не пообщался Иван Кириллович. В результате уже к третьему курсу отобранные Михайлюком студенты знали, что им после института предстоит работать в весьма серьезном и неплохо оплачиваемом месте. Причем и это следует отметить особо – в первые годы работы ОКБ-2 сюда попадали, как правило, лишь те молодые специалисты, кто заканчивали свои институты с отличием. Да и в последующие годы в предприятие Грушина привлекались только хорошо подготовленные молодые инженерные кадры. Это стало одной из весомых составляющих эффективной работы организации.

Один из тех, кто пришел в ОКБ-2 в этот период из МАИ, получив полностью «ракетную» специальность, так вспоминал об этой процедуре:

«Распределение на ракетные „фирмы“ (так тогда в студенческой среде именовались различного рода КБ и НИИ) происходило уже на третьем курсе. Происходило оно очень своеобразно. В помещение, где сидела комиссия по распределению, поодиночке приглашались студенты, которые ни сном ни духом не знали заранее, о чем пойдет речь. В составе комиссии среди известных им людей (декан факультета, его заместитель, ведущий этот курс, кое-кто из преподавателей спецдисциплин) сидели и несколько лиц совершенно незнакомых. Как потом выяснялось, это были представители тех самых „фирм“ и среди них Иван Кириллович Михайлюк. Председатель комиссии (декан), обращаясь к очередному приглашенному студенту, сообщал: „Вам предлагается работать после окончания института на предприятии п/я 24. Согласны?“ На недоуменный вопрос, а что это такое и где „оно“ расположено, следовал ответ: „В свое время узнаете“. Полностью растерянному студенту ничего не оставалось сделать, как подписать согласие. И только на последнем курсе обучения, попав на эту „фирму“ на преддипломную практику, а затем и на дипломную работу, он узнавал, что „это“ такое.

На время прохождения практики и выполнения дипломной работы все распределенные оформлялись на работу в качестве техников. Предварительно приходилось заполнять множество анкет и документов, после чего следовал довольно длительный период неизвестности, в течение которого они проходили соответствующую проверку. И только после этого будущие работники предприятия приглашались на беседу к И. К. Михайлюку или Л. Е. Перевалу, в процессе которой студенты подробно инструктировались о том, что они могут и, самое главное, чего не могут делать с этой минуты. А не могли они многого. Нельзя было никому, даже жене, рассказывать о том, где ты работаешь и чем занимаешься. Категорически запрещалось без разрешения организации выезжать за границу и общаться с иностранцами, посещать ряд ресторанов и других увеселительных заведений (перечислялись конкретно), лечиться надлежало только в медсанчасти № 10, детей (если таковые имелись) определять только в ясли и детсады предприятия, отдыхать в санаториях и домах отдыха ведомственной подчиненности.

Дипломный проект делался на предприятии и по его тематике, руководителями дипломной работы назначались специалисты предприятия, защита диплома происходила там же, председателем Государственной экзаменационной комиссии в те годы неизменно был П. Д. Трушин.

После защиты диплома Трушин собирал молодых инженеров у себя в кабинете для беседы. Проходила она, как правило, в очень доброжелательной обстановке. Петр Дмитриевич достаточно подробно рассказывал, чем занимается КБ, о его структуре и основных направлениях деятельности отдельных подразделений. Тепло напутствовал, призывал к напряженной и очень ответственной работе, от итогов которой зависела обороноспособность страны. В заключение он, ссылаясь на традицию „фирмы“, предлагал всем молодым инженерам набраться необходимого практического опыта сначала в цехах опытного производства. И этой традиции он на протяжении многих лет следовал неукоснительно. „Наберетесь практического опыта – милости прошу в КБ“, – заканчивал он беседу. Не всем это нравилось, но делать нечего – другого пути не предлагалось. По прошествии нескольких лет работы все молодые специалисты убеждались в полной целесообразности процедуры. Полученный на производстве опыт позволял совсем по-другому, более ответственно относиться к конструкторскому труду, понимая, какими материальными и временными затратами оборачиваются на производстве конструкторские „ляпы“.Да и понимание производственных проблем, а таких было немало при создании новейшей техники, становилось совсем иным».

* * *

К началу 1950-х годов подмосковные Химки стали второй родиной для многих тысяч людей. Этому способствовали и окончание войны, и то, что здесь стал складываться один из крупнейших ракетных центров страны, в котором находились конструкторское бюро С. А. Лавочкина, двигателестроительное конструкторское бюро В. П. Глушко и «замкнувшее» ракетный треугольник конструкторское бюро П. Д. Грушина.

В то время сюда из Москвы можно было попасть по железной дороге на электричке или же на 32-м автобусе, ходившем от станции метро «Сокол» до железнодорожной станции Химки, славившейся в те годы своими летними ресторанами. От «Сокола» ходил и 21-й автобус, сложный маршрут которого пролегал через Грабаровский поселок до Лобаново, где собственно и располагалось ОКБ-2. Дорога была долгой, поскольку моста через Октябрьскую железную дорогу тогда еще не было, а переезд около станции из-за интенсивного движения поездов был постоянно перегружен.

Для большинства химчан, работавших в ОКБ-2, обычный путь на работу пролегал по дороге, проходившей мимо деревянных домиков с садами и огородами. Мало кому тогда могло прийти в голову, что всего через несколько лет все это будет застроено жилыми домами, а вдоль них проложат асфальтированные дороги.

Но жизнь подтвердила эти, казалось бы, самые фантастические для послевоенных лет замыслы. В те годы люди жили не только ожиданиями будущей светлой жизни, как никогда они тянулись к общению, улыбкам, доброте. После работы или в обеденный перерыв молодежь, которая тогда составляла подавляющее большинство среди работников химкинских конструкторских бюро, бескомпромиссно сражалась на волейбольных и городошных площадках, на футбольных полях. Но, конечно, особой популярностью пользовались шахматы. Редко когда шахматисты, склонившиеся над доской, не были окружены многочисленными болельщиками, которые, комментируя действия соперников, создавали атмосферу коллективной игры.

* * *

Деление на проектантов и конструкторов в ОКБ-2 сложилось практически сразу. Задачей проектантов являлось создание ракеты в целом. Они формулировали (вместе с заказчиками) тактико-техническое задание (ТТЗ), уточняли накладываемые ограничения по массе, габаритным размерам, времени работы и всему остальному, искали принципиальные решения наиболее сложных частных задач, прорабатывали различные варианты компоновочных схем новых ракет и выбирали из них наиболее оптимальный. Далее они намечали состав оборудования, формировали требования к нему для заказа в других конструкторских бюро или организациях. За проектировщиками сохранялась и разработка программ и логики функционирования как всей ракеты, так и ее основных систем. В итоге всех этих работ проект создаваемой ракеты начинал «завязываться», постепенно вырисовываться в логично выстроенную систему. Затем готовили исходные данные для последующих работ в других отделах конструкторского бюро и опытного производства.

Дальнейшая работа проектантов состояла в постоянном контроле за ходом проектирования и конструирования ракеты. Разработчикам предстояло непрерывно следить за тем, чтобы в любом случае сохранялись и ни в коем случае не ухудшались основные характеристики ракеты, не нарушались ее габаритные размеры и балансы по массе, моментам инерции, энергопотреблению, расходу топлива и временным графикам бортовых операций. И, конечно же, по ходу работ приходилось вносить изменения в детали первоначального замысла.

Работа конструкторов в соответствии с требованиями, сформулированными проектантами, заключалась в разработке конструкции ракеты: корпуса, крыльев (если таковые имелись), рулей, двигательных установок, агрегатов и механизмов. Им же требовалось разрабатывать чертежную и текстовую документацию, по которой в опытном производстве шло изготовление и сборка ракеты. Для этой работы требовались лидеры конструкторских разработок, способные ежедневно и ежечасно предлагать или принимать предложенные другими решения по конкретным узлам, деталям, механизмам. И все это находилось под повседневным контролем главного конструктора (его на «фирме» называли «ПД»). Ни одно серьезное изменение по вновь создаваемой ракете не имело права пройти мимо него. И в этом таился глубокий смысл. Допустить вольность в проведении различных изменений в конструкции ракеты значило в конечном счете получить не то, что было задумано и заложено на начальном этапе. Только жесткий контроль со стороны «главного» позволял сохранить общую идею, обеспечить безусловное выполнение ТТЗ, основного «закона» для коллектива.

Одновременно к созданию ракеты приступали и другие группы специалистов – проектировщики и конструкторы системы управления, бортового оборудования, технологи, производственники и испытатели. По заведенному Трушиным с первых же дней порядку работники опытного производства приступали к работе над ракетой еще на стадии разработки ее проекта – знакомились с конструкторской документацией, с которой им предстояло работать. Технологи подписывали конструкторскую документацию, приступали к разработке чертежей на технологическую оснастку, необходимую для изготовления и сборки элементов ракеты, создавали технологические процессы и паспорта, содержащие полную последовательность изготовления как отдельных отсеков и агрегатов, так и сборки ракеты в целом, наземной проверки и упаковки для отправки на полигон.

Одновременно велся поиск предприятий-смежников, готовых взяться за тот или иной элемент, при изготовлении которого намечались наибольшие трудности. Со временем у «фирмы» Грушина, и в этом большая его заслуга, был создан круг смежников, надежных партнеров по созданию новых образцов ракет. Большую роль в этом сыграли личные контакты Грушина с руководителями таких организаций.

* * *

Бригада проектов с первых же дней существования ОКБ-2 стала одним из центральных подразделений предприятия. Организационно она не входила в состав какого-либо отдела, а ее начальником стал Д. Л. Томашевич.

Несомненно, Дмитрий Людвигович Томашевич был одной из колоритнейших личностей в новой организации. Его путь в авиационной технике к тому времени составлял уже более четверти века. Начав еще в 1920-е годы с ремонта самолетов, он в 1931 году пришел в КБ Н. Н. Поликарпова, где принял самое активное участие в создании знаменитых самолетов-истребителей И-15 и И-16. Будучи уже в ранге ведущего конструктора, Томашевич занимался разработкой истребителя И-180. В декабре 1938 года, после гибели на этом многообещающем самолете легендарного Валерия Чкалова, Томашевич в числе других авиаспециалистов оказался в заключении. Но и здесь, через некоторое время, ему удалось вернуться к разработке новых самолетов, возглавив один из конструкторских коллективов КБ-29, созданного в НКВД. Известность в те годы получили два самолета, разработанные под руководством Томашевича, – истребитель «110» (названный так по номеру конструкторского подразделения Томашевича) и легкий штурмовик «Пегас». Оба самолета отличались, прежде всего, невероятно высокими технологическими качествами, позволявшими обеспечивать их выпуск в больших количествах, даже в условиях военного времени. Однако до серийного производства эти самолеты не дошли – причин для этого в годы войны оказалось более чем достаточно. В конце войны коллектив Томашевича был объединен с КБ В. М. Мясищева, у которого Томашевич стал одним из заместителей. В феврале 1946 года, после закрытия КБ Мясищева, Томашевич перешел на работу в конструкторское бюро В. Н. Челомея, основу которого в те годы составляли бывшие работники КБ Н. Н. Поликарпова. С этого времени Томашевичу пришлось заняться делами, далекими от авиации. Перед приходом в ОКБ-2 Томашевич в течение нескольких лет занимался разработкой ракет в КБ-1.

С первых шагов при проектировании ракет в ОКБ-2 в эту работу были заложены принципы, совсем не похожие на те, которыми руководствовались создатели ракет в КБ Лавочкина, Бисновата и других. И самым горячим сторонником использования новых принципов стал Томашевич, заявивший своим коллегам:

«Ракеты – это не самолеты, и поэтому они требуют при своем создании принципиально иных подходов. Зенитная ракета нужна только для одного полета, но полета такого, который необходим для успешного поражения ею воздушной цели. Самолеты – перехватчики, летающие на сверхзвуковых скоростях, должны иметь совершенные аэродинамические формы, все их выступающие наружу элементы должны быть максимально облагорожены, зализаны. Зенитная ракета же, летающая на еще больших скоростях, должна изготавливаться в количествах, в десятки раз превышающих количество самых массовых истребителей-перехватчиков, а потому и требования к ней соответствующие. Они должны предъявляться не только разработчиками ракетного комплекса, баллистиками и аэродинамиками, но и серийным производством и условиями последующей эксплуатации ракет – от заполярной тундры до среднеазиатской пустыни…»

Обстановка, сложившаяся в то время в КБ, не позволяла кому бы то ни было просто отбывать рабочее время, не позволяла становиться хорошим, но ремесленником, побуждала становиться творческим, ищущим специалистом.

Как вспоминал пришедший в те годы на предприятие после окончания института проектировщик Юрий Гаврилович Калошин:

«От одного сознания причастности к работе по созданию крайне необходимого стране новейшего оружия у нас молодых, неопытных, еще не знавших всех своих возможностей инженеров буквально захватывало дух. Мы были очень горды сознанием этого. В то же время, может быть впервые в жизни, многим из нас довелось ощутить чувство ответственности за порученное дело. А работали мы тогда по 10–12 часов ежедневно. Редко вспоминали о выходных и праздниках – но все это не воспринималось нами как принуждение. Работать было захватывающе интересно. Следует сказать и о том благожелательном и вдумчивом отношении к нам наших учителей. Нас не просто „натаскивали“ на выполнение стандартных конструкторских операций, а терпеливо учили сознательному, творческому отношению к конструкторской работе. Все это было одним из проявлений школы Трушина, его линии на сочетание нашего обучения с выполнением плановых работ в самые сжатые сроки».

Постепенно новое КБ становилось коллективом единомышленников, способным работать с самой высокой отдачей. И, конечно, создание подобного коллектива было одним из приоритетных направлений деятельности Грушина. Он старался не жалеть для этого ни времени, ни сил. Именно поэтому с самого начала работы в ОКБ-2 Грушин с особой ответственностью подошел к рациональной расстановке оказавшихся под его руководством людей, к созданию работоспособного сплава из их энергии, знаний и опыта. Все это позволило новому коллективу за короткий срок набрать силу и начать движение вперед.

* * *

Первой работой, связанной с зенитными управляемыми ракетами в ОКБ-2, стало участие в 1954–1955 годах в доработках, изготовлении и испытаниях ракеты ШБ. Было очевидно, что заложенные в нее перспективные идеи требовали соответствующей оценки. Грушин, работавший до конца 1953 года заместителем у Лавочкина, «конкурента» этой разработки, став главным конструктором и получив в наследство от КБ-1 ШБ, которая к тому времени прошла значительный объем летных испытаний (35 пусков), решил распорядиться этим наследством по-хозяйски. По иному Грушин и не мыслил – ведь на разных стадиях производства на заводе в Подлипках находилось почти пятьдесят этих ракет.

Уже в первые недели работы ОКБ-2 Грушин досконально изучил все возможные варианты ее использования. Немалых трудов ему стоило навести порядок во взаимоотношениях со своей «внутренней и внешней оппозицией», которая убеждала его принять ШБ в качестве уже готового варианта ракеты для передвижной зенитной ракетной системы. Именно в этих дискуссиях (а иногда и в самых настоящих «боях») многим впервые довелось испытать на себе, каков он, новый главный…

Окончательное же решение Грушина гласило: задел из нескольких десятков ШБ будет использован в качестве «летающей лаборатории». В результате работы, проведенные с ШБ, принесли в ОКБ-2 массу информации, благодаря которой удалось избежать многих, свойственных молодым организациям, ошибок.

Так, в составе ШБ был впервые опробован в полете механизм изменения передаточных чисел (МИПЧ), который согласовывал отклонения ее рулей со скоростным напором в полете на различных скоростях и высотах. Этот сложный механизм начал свою жизнь на ракетах ОКБ-2 именно в составе ШБ.

Для экспериментального выяснения достоинств и недостатков нормальной аэродинамической схемы на одном из вариантов ШБ в дополнение к крыльям установили как передние, так и задние рулевые поверхности. Получилась своего рода «ракета-триплан». В этом случае управление ракетой при работе ускорителя осуществлялось передними рулями, а после его сброса – задними. В проведенных пусках проверялись устойчивость и управляемость ракеты, определялось воздействие на ее полет возмущающих моментов из-за «косой обдувки» крыльев за счет скоса потока за расположенными впереди рулями.

В ряде пусков на ШБ устанавливались специальные датчики, предназначенные для измерений температуры ее корпуса в процессе сверхзвукового полета.

Проводились испытания ШБ и с измененной конструкцией ее стартового ускорителя, в сопле которого устанавливалось специальное устройство – «груша». Подобное устройство давало возможность до запуска регулировать размеры критического сечения сопла, а это в свою очередь позволяло добиваться большей стабильности работы ускорителя при различных условиях окружающей среды. Впервые «грушу» испытали в полете 5 апреля 1955 года, во время 71-го пуска ШБ. После проведения еще двух успешных подобных пусков дорога «грушам» на последующих ракетах Грушина была открыта.

Испытания ШБ включали в себя не только автономные пуски, но и пуски в замкнутом контуре управления. В этом случае ракета двигалась в соответствии с командами полигонного образца станции наведения Б-200. В начале 1955 года был также проведен ряд пусков ШБ по «условным» целям, «летевшим» с высокими дозвуковым скоростями в диапазоне дальностей от 15 до 25 км и на высотах от 5 до 24 км.

Последний, 74-й по счету, пуск ШБ был произведен 16 апреля 1955 года. Дальше работать с этой ракетой смысла не было – в Капустином Яре уже готовили к пуску В-750 – первую ракету, созданную в ОКБ-2 под руководством П. Д. Грушина.