Текст книги "Петр Грушин"

Поиск нового смежника-двигателиста привел специалистов ОКБ-2 в Ленинград, в небольшое КБ, которое возглавлял Анатолий Сергеевич Мевиус и которое работало в качестве филиала двигателестроительного завода № 500. Послужной список этого КБ был невелик, и первое поступившее от ОКБ-2 задание там рассматривали с немалым волнением. Но Грушин в очередной раз показал себя не только мастером дел ракетных, но и мастером дел административных. В течение нескольких месяцев он принял все необходимые меры, использовал все доступные ему возможности, чтобы усилить новое КБ, помочь встать ему на ноги.

Из письма председателя ГКАТ П. В. Дементьева заместителю Председателя Совета Министров СССР Д. Ф. Устинову, май 1958 года:

«… В соответствии с Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров от 31.1257 г. завод № 466 подключен к серийному производству ЖРД для ракет В-750. В целях более оперативного решения технических вопросов при внедрении в серийное производство двигателей, а также улучшения их конструкции и расширения опытной базы по созданию новых типов ЖРД для ракет, ГКАТ и Лен. СИХ считают необходимым создать на базе бывшего филиала ОКБ-500 опытно-конструкторское бюро на заводе № 466 с численностью до 50 человек в 1958 г. и до 300 человек в 1959 г. Просим рассмотреть проект распоряжения по этому вопросу».

Вопрос о создании нового КБ (ОКБ-466) был решен уже в июле 1958 года, и вскоре к Мевиусу было передано задание на разработку не только маршевого ЖРД для В-860, но и ЖРД для В-755, а также работы по ЖРД для В-1000. Более того, Грушин «подготовил почву» для того, чтобы Мевиус был принят Устиновым для обсуждения и решения вопросов объединения ленинградских двигателестроительных конструкторских бюро под его руководством. В конце 1950-х годов подобное объединение выглядело весьма актуальным, но трезво оценивший свои возможности Мевиус отказался от столь лестного предложения. Впрочем, в вопросах творческих, в принятии смелых и новаторских конструкторских решений он оказался гораздо более твердым и последовательным.

Так шаг за шагом вырисовывалась В-860 и выстраивалась цепочка ее будущих разработчиков. Но, конечно, самые передовые идеи, оригинальные компоновки и участие в работе самых именитых смежников могут быть обесценены, если они не будут опираться на технологические возможности производства, освоенные материалы. И на этот раз Грушин также оставался верен своему кредо: самые смелые идеи должны, насколько возможно, реализовываться недефицитными материалами и высокопроизводительными процессами производства. В подобной формуле был заложен глубочайший смысл, что позволяло значительно уменьшить количество проблем, встававших между конструкторами и опытным производством, между ОКБ-2 и серийными заводами. Во всяком случае, их оказывалось значительно меньше, чем того следовало ожидать при внедрении в производство уникальных разработок. И немалое их количество удавалось решить без привлечения «тяжелой артиллерии» главков, министерств, комиссий, отделов ЦК…

Но совсем обойтись без использования новых материалов и технологий, естественно, было невозможно. Титановые сплавы, пластмассы, графит, пенистый заполнитель – вот лишь небольшой перечень новых, востребованных В-860 материалов. Для нее был разработан и уникальный процесс контактной роликовой сварки листов из алюминиевого сплава (почти 4-миллиметровой толщины!), из которых изготавливались топливные баки. Специально для этого на предприятии была сконструирована и изготовлена уникальная сварочная машина МШШИ-1000. Особенно много хлопот технологам и производству доставил титан. С первых же шагов пришлось столкнуться с тем, что обычный инструмент, который использовался на производстве для обработки сталей, для титана совершенно не годился. Его исключительная вязкость потребовала создания принципиально нового набора обрабатывающего инструмента и внедрения новых технологий, что и было сделано в сравнительно короткие сроки.

Но все-таки на первое место по своей уникальности следует поставить радиопрозрачный обтекатель, для которого впервые в стране была разработана и внедрена в производство крупногабаритная многофункциональная конструкция на основе стеклопластика. Работы над ней начались в конце 1959 года, и к ним привлекли ВИАМ, НИАТ, ВНИИСВ, НИИПМ, НИИ-17 и многие другие организации. В самом ОКБ-2, а затем и на серийном заводе для изготовления обтекателей организовали производственные участки, где решались вопросы, связанные с разработкой и изготовлением исходных материалов, с отработкой технологии, изготовления оборудования, контрольно-измерительной аппаратуры и специальных стендов для измерений радиотехнических характеристик обтекателя.

Особые трудности были связаны со строгими требованиями к толщинам обтекателя, от которых в решающей степени зависела его радиопрозрачность при различном взаимном положении ракеты и цели. Первоначально, до того как производство не освоило «серийную» технологию изготовления, толщину стенок обтекателя «подгоняли вручную», разрисовывая его по диагоналям и меридианам на небольшие зоны, в пределах которых и производилась точная ручная доводка толщины.

В-860 стала первой ракетой ОКБ-2, которая уже с первых опытных образцов начала изготавливаться на заводе № 272 в Ленинграде. Соответствующее решение об этом Комиссией по военно-промышленным вопросам было принято 5 марта 1960 года.

В начале лета 1960 года первая В-860 ушла на полигон. Как и обычно, первые ракеты оснащались габаритно-массовыми макетами блоков аппаратуры, маршевого двигателя и, естественно, головки самонаведения. Над компоновкой всего этого «хозяйства» в то время «колдовали» в КБ-1, вкомпоновывая сотни соединенных проводами деталей в отведенные для них отсеки ракеты, а затем отрабатывая на специальном стенде в Жуковском.

Летом 1960 года началась отработка и маршевой двигательной установки ракеты. 5 июля Д. Ф. Устинов поручил решить вопрос об использовании для этой работы стендов завода им. С. А. Лавочкина, на которых ранее отрабатывалась двигательная установка ракеты «400». В дальнейшем на основе этих стендов был создан отдел огневых испытаний ОКБ-2, где проходила отработка двигательных установок многих ракет предприятия.

Уже в конце 1960 года спроектированный в ОКБ-466 маршевый двигатель был впервые опробован в полете. В том четвертом пуске, состоявшемся 27 декабря, он впервые разогнал новую ракету до гиперзвуковой скорости.

Впрочем, от едва начинавшей летать ракеты уже требовали большего. 12 сентября 1960 года Д. Ф. Устинов подписал решение о том, что дальняя граница зоны поражения В-860 должна достичь 160 км. Для решения этой задачи вновь предстояло обратиться к практике использования пассивного участка траектории.

* * *

12 февраля 1960 года на ленты ТАСС поступило сообщение из Вашингтона корреспондента агентства «Юнайтед Пресс Интернейшнл», которое было немедленно разослано руководителям работ по системе «А»:

«Командование армии США сообщило, что впервые баллистическая ракета уничтожена в воздухе другой ракетой. В сообщении указывается, что артиллерийская ракета „Онест Джон“ была взорвана противосамолетной ракетой „Хок“ во время успешного испытания в Уайт-Сэндз (штат Нью-Мексико) 29 января. Сегодня в Пентагоне демонстрировался фильм, посвященный этому достижению.

Испытание представляло собой сравнительно небольшую репетицию того, чего надеется достигнуть армия на гораздо большей высоте против межконтинентальных баллистических ракет, когда к экспериментам в полном масштабе будет готова ракета „Найк-Зевс“, предназначенная для поражения межконтинентальных баллистических ракет.

Начальник отдела исследований и усовершенствований при штабе армии генерал-лейтенант Артур Тру до сообщил, что во время испытаний в Тихом океане, которые будут проведены в будущем году, первая межконтинентальная ракета, возможно, будет уничтожена в воздухе на высоте около 100 миль…

Трудо также сообщил, что совершенствование ракеты „Найк-Зевс“ опережает график и что ее скорость больше, чем надеялись год назад. Командование армии, добавил он, убеждено, что она сможет уничтожать боеголовки межконтинентальных баллистических ракет без прямого попадания и без детонации взрывчатого вещества межконтинентальной баллистической ракеты.

Сама ракета „Найк-Зевс“ будет использовать ядерную боеголовку».

Делая подобные широковещательные заявления и давая авансы на будущее, американцы пытались в какой-то мере скомпенсировать находившиеся у всех на виду советские успехи в ракетном деле. Вскоре с не меньшим шумом в США отрекламировали и результаты других аналогичных испытаний.

3 июня 1960 года была перехвачена тактическая баллистическая ракета «Капрал», 12 августа и 14 сентября 1960 года ракетой «Найк-Геркулес» был перехвачен другой «Найк-Геркулес». Как и в случае с первым искусственным спутником, у американцев не возникало сомнений в том, кто первым сможет перехватить боеголовку баллистической ракеты дальнего действия.

Работать над этим в США начали в 1955 году, когда руководством армии США был подписан контракт с компанией «Белл телефон лабораториз» на проектирование системы противоракетной обороны «Найк-Зевс». Аналогичный контракт на разработку системы «Визард» тогда же был заключен руководством ВВС США с компанией «Дженерал дайнэмикс». Но уже после первых исследований и на основе заключений экспертов, признавших «Визард» малоперспективным, в январе 1958 года работы по нему были прекращены.

Проекту «Найк-Зевс» удалось выжить и даже выдвинуться в категорию первоочередных. Одновременно такой же статус получила и работа по созданию для противоракеты ядерной боевой части. Сама же трехступенчатая противоракета «Найк-Зевс», для старта которой предполагалось использовать подземную шахту, представляла собой значительно усовершенствованный вариант ракеты «Найк-Геркулес».

Готовясь к испытаниям противоракеты «Найк-Зевс», американцы в обстановке строгой секретности взорвали 1 и 12 августа 1958 года два ядерных боезаряда над Тихим океаном в районе острова Джонстон. Еще одна серия взрывов была проведена 27, 30 августа и 6 сентября 1958 года над южной частью Атлантического океана. Этой программе американцы дали имя «Аргус» – всевидящего, стоглазого греческого божества.

Главными результатами этих взрывов стали появление искусственных зон радиации, возникновение помех для РЛ С дальнего обнаружения, а также полное прекращение радиосвязи на некоторых частотах. После одного из взрывов получился 18-часовой перерыв в коротковолновой радиосвязи между Токио и Калифорнией, вынудивший самолеты тихоокеанских авиалиний прекратить полеты.

В марте 1959 года, на полигоне Уайт-Сэндс был выполнен первый бросковый пуск противоракеты «Найк-Зевс», оснащенной макетами второй и третьей ступеней.

От работ по В-1000 американцы отставали на полтора года. За день до появления сообщения ТАСС о противоракетных достижениях «Хоук», 11 февраля 1960 года, состоялся 25-й пуск В-1000, последний в серии автономных испытаний. Все характеристики В-1000 были проверены на соответствие заданным: скорость, дальность полета, а также один из главнейших параметров – маневренность на высотах более 20 км. Соответствие требованиям было идеальным.

И в начале марта информация об этом была помещена в очередном отчете о работах ОКБ-2, отправленном в ГКАТ. В ТАСС, для его последующего распространения по каналам информагентств, такие документы не направлялись.

«…Автономные летные испытания экспериментальной ракеты В-1000 комплекса „А“ закончены. В результате автономных испытаний отработан сход ракеты с пусковой установки, расцепка первой и второй ступени, сняты все баллистические, аэродинамические и другие характеристики ракеты, которые подтвердили в основном правильность расчетных характеристик.

С марта месяца проводятся испытания комплекса „А“ по этапу программного управления противоракетой, где участвуют центрально-вычислительная станция, с которой передается программа на борт ракеты, станция вывода и другие радиотехнические средства комплекса. По этой программе проведено два пуска, и заданная программа была выполнена. Для проведения второго этапа испытаний ракет В-1000 в комплексе при стрельбе по условным целям изготовлено все необходимое количество ракет (30 штук), из которых 11 находятся на полигоне „А“. В 1959 году были закончены все работы по оборудованию технической и стартовой позиций полигона „А“ с монтажом и сдачей в эксплуатацию двух пусковых установок СМ-71П».

Одновременно с пусками В-1000 на полигоне, неподалеку от подмосковного Загорска, продолжалась отработка ее маршевой двигательной установки.

Как вспоминал В. П. Исаев:

«Стенд для ее испытаний находился на краю здоровенного оврага. Здесь же находился наблюдательный пост, скорее даже наблюдательная шахта, уходившая на три этажа в глубь земли. К первому испытанию мы готовились несколько недель. И вот состоялся запуск. Смотрим на приборы, все прошло нормально, поздравляем друг друга. И поднимаемся по винтовой лестнице вверх. Смотрим, а только что отработавшей на „пять баллов“ двигательной установки нет. И вообще ничего нет: ни стенда, ни стапеля. Отсек, в котором стоял шар-баллон, раскрылся как книжка. Что же оказалось? Когда проектировали конструкцию двигательной установки, то все сделали „по-умному“. В ее состав включили бак горючего, бак окислителя, между ними шар-баллон с редукторами, от которого шел воздух для наддува обоих баков. Для того чтобы после окончания работы в двигатель переставали поступать компоненты, в трубопроводах установили отсечные клапаны с пиропатронами. И вот когда двигатель отработал положенное время, были закрыты трубопроводы, включены клапаны на сброс давления из баков горючего и окислителя. А воздух из шар-баллона продолжил поступать в баки. Дренажные отверстия, которые были в них сделаны, оказались малы, чтобы справиться с его количеством. В результате пары кислоты и горючего просочились через редуктор и соединились в шар-баллоне. И он, естественно, взорвался.

На следующий день меня, поскольку я был ведущим по этим испытаниям, вызвали на предприятие, к Кутепову. У него в кабинете уже сидел представитель из „органов“. Мне далилист бумаги и сказали, чтобы я написал, кто виноват в том, что произошел взрыв. Тут меня почти взорвало, и я начал объяснять им техническую суть произошедшего, закончив тем, что они неправильно поставили вопрос и писать мне нечего. В то время уже можно было надеяться на то, что сразу не возьмут и не посадят…

Вскоре вопрос с испытаниями в Загорске был улажен техническими средствами, двигательная установка была доработана и испытана со всеми возможными вариациями. И летом нас отправили на полигон, где работы тоже было невпроворот. Но почему-то от той поездки больше всего запомнился не какой-то пуск или испытание, а один случай, скорее штрих к портрету Петра Дмитриевича. Летняя жара в Сары-Шагане была ужасная. И вот однажды мы, впятером, усталые идем после работы на технической позиции, и нам встречается Петр Дмитриевич. Почти у его домика. Думаем, что он первым делом спросит нас о работе, а услышали от него:

– Ребята, вы обедали или не обедали?

– Нет, Петр Дмитриевич, еще не успели, – мы даже немного опешили, но вида не подали.

– Пожалуйста, давайте идите, там для вас в столовой все зарезервировано. Вот так Петр Дмитриевич беспокоился о нашем житье-бытье».

* * *

Весной 1960 года начался следующий этап в жизни В-1000 – ее полноправное вхождение в состав системы «А». Беспрецедентная сложность системы внесла свои коррективы в процесс испытаний, до мелочей отработанный ракетчиками.

Как нельзя кстати пришелся в этом деле принцип «от простого к сложному». В первую очередь, в дополнение к автономным пускам с управлением ракетой по командам от бортового программного устройства и пускам ракеты в замкнутом контуре управления по условным целям были проведены пуски с управлением ракетой с помощью ступенчатых команд, поступавших от ЭВМ, пуски в замкнутом контуре управления по фиксированным траекториям. Впервые в ракетной технике для отработки системы наведения В-1000 был использован и специально созданный для этого комплексный аналого-цифровой моделирующий стенд. Именно на нем были проведены оценки точности наведения В-1000 на цель. Но даже при столь перспективном подходе при испытаниях случалось всякое.

12 мая 1960 года очередной старт В-1000 прошел нормально. Всем, наблюдавшим за полетом ракеты с земли, было хорошо видно, что ракета выполняет команды, которые передаются на борт ракеты. Однако через несколько секунд сигналы с ракеты неожиданно прекратились, а наземные наблюдатели стали свидетелями очередного феерического зрелища разрушения ракеты в полете.

Несколько минут паузы на командном пункте, мыслей вслух, высказываемых как обычно в подобных случаях. Поиск крайнего – дело неблагодарное, особенно в первые секунды и при минимуме информации. Находившийся на КП руководитель испытаний от ОКБ-2 Григорий Филиппович Бондзик уже мысленно готовил слова, которыми он испортит праздничное, после первомайского уничтожения U-2, настроение Грушина.

Как вспоминал Г. В. Кисунько:

«Бондзик, привыкший во всех неполадках винить радистов, приуныл. Радио – не тот рыжий, на которого можно свалить поломку ракеты. Придется ждать, пока доставят телеметрические данные. Но вскоре на КП вбегает зам. главного конструктора B. C. Бурцев (будущий академик), обращается ко мне и начальнику полигона С. Д. Дорохову:

– Товарищи генералы, ракета не виновата. Вот посмотрите на график, выведенный от ЭВМ: из-за какого-то сбоя машина на короткое время выдала вместо заданной программы сильно увеличенную команду. Видно, от этого произошел заброс рулей, ракета получила аварийную перегрузку и разрушилась».

Как и следовало ожидать, сообщение с полигона о том, что ракета разрушилась в полете из-за выдачи нерасчетной команды, Грушина нисколько не огорчило. Наоборот, Бондзику было высказано пожелание прилететь в Москву и посетить открывшуюся в парке Горького выставку с обломками сбитого U-2.

Доработки в алгоритме наведения противоракеты потребовали несколько дней. После этого, по программе «полет по заданной траектории», было сделано еще десять пусков, которые прошли нормально. Затем перешли к пускам по так называемым «условным целям», во время которых полет противоракеты производился по параметрам траекторий, заложенных в память ЭВМ.

В завершающую фазу вступала и отработка боевой части противоракеты. Изначально принятая для В-1000 боевая часть разрабатывалась в НИИ-6 под руководством В. А. Воронова, и на полигоне она именовалось «Стрелкой» из-за того, что ее поражающие стальные элементы представляли собой центральный стержень с восемью симметрично расположенными боковыми перьями. Масса каждого элемента составляла около 10 г, и боевая часть каждой противоракеты состояла из 42 тысяч «стрелок». По замыслу разработчиков каждая из них, попав в боеголовку, могла вызвать ее деформацию, а остальное доделал бы скоростной напор… Весной 1959 года эта конструкция была впервые испытана в наземных условиях на реактивной катапульте и показала обнадеживающие результаты.

К осени 1960 года работы по системе «А» достигли своего апогея – испытаний по перехвату противоракетой головных частей баллистических ракет Р-5 и Р-12.

Первая попытка перехвата баллистической ракеты была запланирована на 5 ноября 1960 года, к очередной годовщине Октябрьской революции. Но испытание сорвалось: ракета-мишень Р-5 не вошла в зону действия радиолокаторов системы «А», упав в 500 км от места предполагавшегося перехвата.

Следующий, 59-й пуск В-1000 состоялся 24 ноября 1960 года. В тот день все складывалось удачно – штатно работали локаторы, ЭВМ, вышла в зону перехвата противоракета. По команде с земли «стрелки» боевой части противоракеты начали разлетаться. Однако результата в виде уничтоженной боеголовки ракеты Р-5 не получилось.

Первым признаком неудачи стало то, что аппаратура, установленная на боеголовке-мишени, прекратила свою работу как обычно, через десять секунд после пролета точки встречи с противоракетой. Чтобы своими глазами убедиться в том, что боеголовка не была сбита, через несколько дней после пуска к месту падения Р-5 выехали испытатели. Но и им не удалось найти на фрагментах Р-5 каких-либо следов от «стрелок». Тогда же были расшифрованы кинопленки и осциллограммы этого пуска, показавшие, что В-1000 пролетела в 58 м от цели, на пределе радиуса эффективного действия ее боевой части.

Параллельно с подготовкой новых попыток перехвата Кисунько и Грушин пришли к выводу о необходимости срочной замены боевой части противоракеты. Ведь «стрелки», при всей своей простоте и дешевизне, могли и рикошетировать от боеголовки и, даже попав в нее, могли не нанести ей требуемых повреждений.

Докладывая в начале декабря Устинову о результатах первой попытки перехвата, Грушин и поддержавший его Кисунько предложили не тратить еще несколько месяцев на новую боевую часть, а подобрать из того, что уже было разработано. А вариант был один – разработанная в ГСКБ-47 под руководством К. И. Козорезова боевая часть для противоракеты системы «Сатурн».

Наделавшая в конце 1950-х годов много шума система «Сатурн» находилась в фарватере идей своего времени, когда считалось, что вслед за сложными стационарными системами должны были разрабатываться более простые, мобильные: вслед за С-25 – С-75, за «Далью» – С-200. Подобные идеи пользовались особым успехом у тех руководителей, которые не особенно вдавались в тонкости научно-технического прогресса, в чрезвычайно высокие требования по энергетическим характеристикам, по массам и габаритным размерам элементов создаваемых систем.

Проект передвижной противоракетной системы «Сатурн», головным разработчиком которой было НИИ-648, руководимое В. П. Беловым, оказался как раз из этого ряда.

Принятым 17 января 1958 года Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров к работам по этой теме был подключен и Грушин, которому поручили приступить к разработке для «Сатурна» противоракеты на базе В-860. От своего противосамолетного прототипа эта ракета должна была отличаться головкой самонаведения, боевой частью и дистанционным взрывателем.

Летом 1959 года в целях ускорения работ и для проверки принципов, заложенных в «Сатурн», Грушин предложил создать макетный вариант экспериментального комплекса «Сатурн-М» с модернизированным вариантом ракеты В-755. Эта ракета должна была получить головку самонаведения, новую боевую часть и систему ее подрыва. Ожидалось, что высота перехвата ею баллистических ракет составит 12–16 км, а дальность активного участка полета – около 38 км. В свою очередь, В-86 °C должна была поражать баллистические цели на высотах более 30 км.

Еще над одним вариантом противоракеты для «Сатурна» трудились в Долгопрудном, в созданном на заводе № 464 в марте 1958 года опытном конструкторском бюро (ОКБ-464). Возглавивший это КБ Лев Григорьевич Головин, ранее работавший заместителем главного инженера завода, получил задание на выполнение предаванпроекта ракеты для «Сатурна», а заодно и мощную поддержку директора завода И. В. Дорошенко. Значительную помощь оказал молодому коллективу ОКБ-464 и Грушин, который обеспечил его сотрудников разработанными в ОКБ-2 методиками расчетов и организовал для них нечто вроде конструкторской практики.

Впрочем, отсутствие опыта и крайне малая численность ОКБ-464 быстро расставили все по своим местам. Предаванпроект ракеты получился новаторским. Долгопрудненцы предложили сделать ракету полностью твердотопливной, с системой самонаведения, с оригинальной боевой частью. Но, опередив время в проекте, его не удалось опередить ни в чем другом. И к концу 1960 года «Сатурн» разделил участь многих подобных проектов, давших путевку в жизнь заложенным в нем идеям.

Одной из них и стала боевая часть, которую разработали для «Сатурна» в ГСКБ-47. Она представляла собой 16 тысяч небольших шариков, имевших тонкую стальную оболочку, куда запрессовывалось взрывчатое вещество. Внутри каждого из шариков находилось ядро из карбида вольфрама. Сами разработчики называли эту конструкцию «вишней в сиропе».

Работали шарики так: при столкновении с боеголовкой взрывчатка шарика детонировала, деформировала ее теплозащиту и наружную поверхность, а высокопрочное ядро глубоко проникало внутрь.

Но эффективность этой боевой части в значительной степени компенсировалась другой проблемой: каждый шарик изготавливали и заполняли взрывчатым веществом вручную – на какую-либо автоматизацию подобных процессов рассчитывать не приходилось.

Не меньшую головную боль у ее изготовителей вызвал и поиск необходимого количества пенопласта, в котором, в строго определенной последовательности, должны были находиться шарики до момента подрыва боевой части. Этот, ставший в те годы стратегическим, материал был столь же необходим и для изготовления подводных лодок. Но, после того как Грушин подключил к решению проблемы Устинова и Ветошкина, выход из ситуации был найден.

Уже в декабре 1960 года в 65-м пуске В-1000 стартовала с новой боевой частью. Впрочем, начало новой серии перехватов протекало драматически: мишень и противоракета никак не могли оказаться на требуемом расстоянии друг от друга. Раз за разом стартовали мишени, раз за разом они падали на землю без каких-либо полученных при перехвате повреждений.

8 декабря – не поступила команда на пуск В-1000 из-за короткого замыкания в одной из ламп ЭВМ.

10 декабря – у стартовавшей к мишени противоракеты отказал программный механизм.

17 декабря – произошла неисправность блока питания приемника в радиолокаторе точного наведения.

22 декабря – ошибся оператор радиолокатора дальнего обнаружения.

23 декабря – не запустилась маршевая двигательная установка противоракеты.

31 декабря – при переходе в режим точного наведения из-за ошибки оператора пропал сигнал сопровождения цели радиолокатором.

13 января – пропал сигнал установленного на противоракете ответчика.

Тем временем осторожные свидетели из многоликого «племени непричастных» к работам по системе «А» занялись привычным для себя делом, сигнализируя наверх о том, что стрельба «снарядом по снаряду», по-видимому, может стать бесконечной…

На полигоне готовились к очередному наезду начальства и оргвыводам. Но в Москве с выводами не спешили, сохраняя кредит доверия, выданный разработчикам. И к весне на полигоне что-то начало прорисовываться.

2 марта состоялся пуск, во время которого корпус Р-12 был уведен от ее головной части для уточнения возможностей системы «А» по «селекции» целей. Но один из операторов вместо головной части Р-12 захватил ее корпус, и стартовавшая В-1000 была наведена на точку, находившуюся между «разделившейся» Р-12.

Следующая попытка была назначена на 4 марта 1961 года.

Как вспоминал В. А. Жестков:

«Подготовив к пуску 80-ю по счету В-1000, мы все досконально проверили, оформили всю необходимую документацию, а это включало в себя получение множества подписей. И, согласовав с полигоном наши дальнейшие действия, большинство из нас улетели в Москву. В Сары-Шаган мы планировали возвратиться после праздника. Но едва утром 3 марта мы появились на работе, то тут же получили приказ Трушина – немедленно вернуться обратно. И к обеду мы уже сидели в летевшем на полигон Ту-104».

Утром следующего дня, в субботу 4 марта, вновь начались проверки средств системы, через несколько часов она вышла на режим готовности. Приближалось назначенное ранее время «Ч», но вновь поступил отбой. Оказалось, что в нескольких сотнях километров от полигона шел пассажирский поезд, в котором находился иностранец, и соответствующие службы выдали задержку на несколько часов. И все-таки час «Ч» пробил. Из Капустина Яра поступило сообщение, что Р-12 вышла на траекторию. В пультовой вспыхнуло табло «захват». Отслеживать происходившие дальше быстротечные события могла только ЭВМ.

В тот день полет В-1000 продолжался всего 43,73 с. Всем находившимся на командном пункте в эти спрессовавшиеся секунды опять пришлось немало поволноваться. И даже когда в двенадцатой по счету попытке перехвата точки на экранах радиолокаторов в очередной раз слились в одну (как выяснилось потом из расшифрованных кинолент, минимальное расстояние между ними составило всего 32 м), не раздалось никаких победных возгласов. Такое уже случалось. Но спустя несколько часов на проявленных фотопленках появилось такое, что заставило многих взяться за ручки и телефонные трубки, докладывать о событии, происшедшем в небе в 150 км от командного пункта системы.

«Москва, Президиум ЦК КПСС, тов. Хрущеву Н. С.

Докладываем, что 4 марта 1961 г. в район полигона „А“ с Государственного центрального полигона Минобороны была запущена баллистическая ракета Р-12, оснащенная вместо штатной боевой части ее весовым макетом в виде стальной плиты весом 500 кг. Средствами системы „А“ цель была обнаружена на дальности 1500 км после выхода ее над радиогоризонтом. По данным радиолокатора „Дунай-2“, центральная вычислительная машина построила и непрерывно уточняла траекторию цели, выдавала целеуказания радиолокаторам точного наведения, рассчитала и выдала на пусковые установки углы предстартовых разворотов, рассчитала момент пуска. По команде ЭВМ был произведен пуск противоракеты В-1000 с пусковой установки № 1. На высоте 25 км по команде с земли от ЭВМ был произведен подрыв осколочно-фугасной боевой части противоракеты, после чего, по данным кинофоторегистрации, головная часть баллистической ракеты начала разваливаться на куски… Таким образом, впервые в отечественной и мировой практике продемонстрировано поражение средствами ПРО головной части баллистической ракеты на траектории ее полета».

Да, спустя четыре года после начала работ по системе «А» долгожданное событие произошло. Не озабоченные историчностью совершенного, участники этой победы вряд ли предполагали, что когда-нибудь оно займет место в числе многих других великих научно-технических достижений XX века – запуска искусственного спутника Земли, полета первого космонавта…

На проявленных фотопленках было четко видно, что сразу же после встречи с «шариками» боеголовка мишени начала разделяться на два фрагмента. Через 6,35 с после момента встречи прекратила работу установленная на мишени аппаратура, а на высоте около 12 км пропали и характерные для входящей в атмосферу боеголовки светящаяся точка и траекторный след.

Бурно наступавшая на полигоне весна внесла свои коррективы в работу поисковиков. К поискам остатков пораженной мишени они смогли приступить лишь спустя несколько дней, когда вездеходам наконец удалось выйти в раскисшую от растаявшего снега пустыню. Для участия в поисках пришлось даже привлечь самолет.