Текст книги "Горькое молоко – 3. Сайга для деда. В погоне за кардиналом"

– Я такой смерти не подчиняюсь, – сказал он, после чего закрыл глаза.

– Смысла нет, его тревожить, – сказал Валерьян, – его Дарья в таком состоянии, даже ухватом в чувство не может привести. Он с утра начал пить сегодня. Опомнится только к вечеру или завтра. Надо самим посмотреть хорошенько в комнате. Может, найдём, если он их не закопал в саду.

– А жена его где? – спросил Колчак.

– Я её два часа назад домой отправил. Она, наверное, баню готовит. Сегодня у нас чёрный банный день.

– По чёрному методу моетесь, вот и души у вас всех чёрные, – сказал Колчак, – давай дядя помогай нам искать денежки. Ты лучше ориентироваться должен в этой хибаре.

Времени много не потребовалось, чтобы отыскать деньги. Валерьян осмотрел жилище, заглянул под матрас кровати, осмотрел лежанку печи. Затем выдвинул поддон зольника. Доллары лежали там, завёрнутые в целлофановый пакет и перетянутые авиационной резинкой. Колчак облегчённо вздохнул и пересчитал деньги. Не хватало сто долларов.

– Все на месте? – спросил Вадим.

– Скажешь своему холопу, чтобы недостающую сотню оставил себе на лекарство, – сказал Колчак Валерьяну. – Ему скоро много медикаментов может понадобится. А сейчас иди к своему тестю и скажи, чтобы лично сам принёс все кинжалы в машину. Там его ждут старые знакомые, поговорить с ним желают. И своего пятнистого кошака пускай не вздумает выводить. Не забывайте, что у Паренька, дуло к виску приставлено. Если всё будет нормально, сына своего получишь живым и здоровым.

– Пускай вас это не тревожит, я понимаю серьёзность ваших намерений и сделаю так, как вы этого желаете, – сказал Валерьян.

…По его лицу было видно, что он был рад находке денег, не меньше Колчака и всем своим угодливым и трусливым видом показывал, что готов сейчас оказать любые услуги.

Они вышли из времянки, оставив валяться Вазелина на сыром полу. Валерьян вошел в дом, но вышел оттуда один, держа в руках бельевую корзину, в которой были аккуратно уложены все похищенные вещи.

– Не может дед выйти, он лежит больной. У него подагра разгулялась, и артериальное давление подскочило, – сказал Валерьян Грузу, поняв, что он главный в лихой компании. – Куда он с таким трухлявым здоровьем в криминал лезет, – сказал Иван Романович. – Передайте ему, что внука он увидит тогда, когда вы лично мне привезёте Владыку с саблей. Но рекомендую, не называть мою фамилию. Шах знает, как мне звонить, а вы знаете, где я живу. Обещаю вам, с вашим Пареньком ничего не станет. Он будет в моей квартире. Привезёте Владыку, – получите сына.

– Я лично сам к нему домой поеду, – сказал Валерьян. – Хоть и вечереет уже, но его всеми путями доставлю вам его домой.

– Значит, договорились? – сказал Иван Романович, выкладывая из корзинки всё содержимое в багажник.

– Но разговор с вами после этого оконченным считать не будем, сказал Груз, – позже определимся со штрафными санкциями. А что за крысятничество полагается, я думаю, вы должны знать.

– Да конечно, мы заплатим, сколько положено, – раздалось жалобное согласие Валерьяна. Машины медленно отъехали от дома.

– Вот тебе и Владыка с папой, – сказал Колчак Пареньку, – а как они себя в ресторанах смело ведут. Незнающие люди думают, будто они хозяева в городе. Сколько помпезности и понтов. Да ты и сам такой – же, чего я тебе объясняю.

…Паренёк опустил голову, понимая, что миф о незыблемом авторитете Владыки был раздут дедом и отцом напрасно. «Нашлись люди, пускай и не шире в плечах тех накачанных атлетов, которые ходят с Трубой и Владыкой. Зато всем своим видом и действиями сметают любые преграды на своём пути, – размышлял Паренёк. – Стулом разнесли всю витрину в щепки и осколки. Нет, эти бандиты, долго разговаривать не будет, в асфальт закатают быстро, – думал он. – И хорошо, что меня везут в этой машине, а не там, где едет Чомбе и мужик с боксерским носом. На него смотреть жутко. Интересно, куда меня повезут сейчас? К этому деду с решительным видом или в какую – то обитель. А обитель – это вероятнее всего у них воровская малина. Надо спросить у них».

– Куда вы меня везёте? – спросил он у Сергея.

– Туда, где мухи не кусают? – ответил ему Сергей, – не трясись. Видишь, мы с тобой культурно обходимся. Не связываем тебя и не бьём, как цыгана. На твоём месте твой родной дед должен быть и ни, какой он не хороший, как ты говоришь. Сергей послал Пареньку испытывающий взгляд, отчего тот не выдержав такого напора, опустил свои глаза к низу.

– Скорпион твой дед. Подобных ему ничтожных насекомых, не раздумывая надо давить. Окружение себе подбирал алчное и кровожадное, сравни волчьей стаи. Грехов у него много перед людьми.

– Дед ни кому плохо, никогда не делал. Он искусствовед и корифей в антиквариате и кроме помощи коллекционерам в виде консультаций он ничем не занимался. Напрасно вы его обвиняете в злодействе, – обелял Паренёк Шаха.

– Тебя послушать, так у тебя дед святой Павел. А ты знаешь, того еврея, что на неделе, был у вас дома с карманными часами? – спросил Иван Романович.

– Арон Гринберг, у нас один был, – сказал Паренёк, – он давний знакомый дедушки.

– Был давний знакомый, теперь вечный, – сказал Колчак, – на следующий день после его визита к вам, усилиями твоего деда у этого еврея отобрали жизнь за эти часики. Сегодня вероятно уже хоронят бедного еврея.

– Я видал те часы. Дед никогда не покусится на жизнь человека, тем более за часы, которых у него в изобилии. И есть дороже тех, которые принёс Арон, – пытался огородить деда от греха Паренёк, не веря в его порочность.

– Я не буду портить положительный этюд твоего деда, которым он представляется тебе, но скоро ты сам во всём убедишься, – сказал Сергей.

– Более сорока лет твой дед уже имел неприятный казус с этими часами, почему и лишился своего арабского коня, – напомнил Иван Романович Пареньку.

– Он часто вспоминает с сожалением своего красавца Шаха, – сказал Паренёк, – но никогда словом не обмолвился, что потерял его за часы.

Машины подъехали к подъезду Ивана Романовича.

Из Форда, вышел Жора.

– Дядя Ваня, я сегодня у тебя останусь. В деревню не поеду. Устал я сильно. Слишком много неприятных наплывов за два дня. Я лучше в твоей хате залягу. Лекарство у меня на сегодня есть. Спокойней будет, а там, в деревне застолье Серёга собирается продолжить вместе с баней.

– Правильно Жор, оставайся – сказал Серый, – и деда заодно подстрахуешь.

Иван Романович забрал видеокамеру с собой и карабин.

– О какой ты подстраховке говоришь Сергей? Неужели ты не видишь, что они все в вонючей жиже оказались, а за себя ещё я в силах постоять. За нами машину завтра не присылай. Мы с Жорой приползём на моей иномарке, и максимум внимания Надежде. Я очень рад, что так удачно всё обошлось, хоть день и трудный был, но приятно незабываемый. А ты готовься, тебе через неделю в Польшу вновь ехать. И давай Владимиру с домом соображай.

– Дед об этом можешь не переживать, всё сделаем по высшему классу, – сказал на прощание Сергей, не подозревая, что деда видит живым в последний раз, так – же, как и не думал Иван Романович, что больше не увидит своих родных близких.

– А этого цыгана, куда денешь? – спросил Дед.

– На заводе в бункер посажу пока, под пилораму. Мне он не нужен больше, но нужен ворам.

Они уже отъехали от подъезда, как внезапно автомобиль остановился и из него вышел Колчак. Он подбежал к Деду и всучил ему жетон:

– Посмотри, не твой случайно? – сказал он второпях и запрыгнул обратно в автомобиль. Но Дед машинально опустил этот жетон себе в верхний карман рубашки.

***

После отъезда от дома Шаха автомобилей, которые увезли Паренька. Валерьян сказал тестю, чтобы он срочно вызывал Владыку.

– Немедленно его сюда давай. По твоей вине мой сын попал в руки бандитов. Делай что хочешь, но милицию не вздумай вызванивать. Достукался, дворянин фланелевый. У них ассириец в руках, который сваливает убийство Арона на тебя.

– Я никого не убивал, и ты прекрати нюни распускать. Будь мужчиной. Вызволим внука, – успокаивал Шах зятя. – Сейчас я Трубу и Ланина дёрну сюда, и им всем придёт конец. Хватит, с ними нянчится. Надо всех их под топоры ставить, эпоха бейсбольных бит прошла.

– Ты, что старый совсем умом тронулся. У них все факты против тебя вместе с твоим исполнителем. Да и не те это люди, чтобы они чего – то испугались. С ними Груз, – вор в законе. Они полгорода вырежут вместе с нами и глазом не моргнут. Забыл, как они с этносами расправились.

– У этносов нет такой защиты, как у меня, – важно заявил Шах, – а за мной власть и сила стоит. У меня есть один резервный звонок человека, который с моих рук питается. Я ему сейчас позвоню. Он не только милицию подымет, но и армию в ружьё поставит.

– Не думай ни кому звонить, – заорал Валерьян, – один человек мне с саблей нужен, чтобы обменять его на сына. Больше никого не надо. Владыка урка, – он с блатными общий язык найдёт. И запомни, они мне условие поставили, чтобы фамилия Беды не произносилась при Владыке. Где ты только выкопал этого Владыку?

– Полковник мне один знакомый из органов год назад его рекомендовал. Владыка его брат двоюродный. Полковник уверил меня в честности и влиятельности этого уголовника. И я по сей час в нём не сомневаюсь. Сколько он мне добрых дел сделал, ты не знаешь? И мою производственную систему охраняет, без нареканий. Да, что там говорить. Как ты не можешь понять? Ты имеешь частную практику, и ветеринарную лечебницу один в городе и больше ни кто не посмеет открыть подобный пункт. Вспомни, Подойников открылся, сразу прогорел на одних штрафах. Горбуновых посетил пожар. А ты даже деньги ни кому не отстёгиваешь за обороты, как другие предприниматели. Налоги государству платишь копейки, от бешеных доходов. И это всё заслуга Владислава.

– Мне ясно сейчас одно, что трест со всей твоей системой ни сегодня, так завтра рухнет, – твердил Валерьян. – Воры всё приберут к рукам вместе с твоим важным человеком. И готовь контрибуцию, за проникновение в чужие квартиры. Меня они уже предупредили. А мне платить нечем, я нелегитимный на данный момент. Это жадность тебя сгубила, – причитал Валерьян, – зачем тебе понадобились эти часы, – в могилу с собой что – ли захватишь?

– Я всю жизнь на вас старался работать, – отклонился от спинки кресла Шах. – Как ты смеешь неблагодарный суслик обвинять меня в чём – то. Забыл, каким ко мне в дом пришёл. У тебя кроме соломенной шляпы и домашних тапочек кустарного производства из войлока ничего не было за душой. Я из тебя помещика сделал. У тебя две престижных иномарки, деньги. Любимая работа и полдома слуг. Немедленно уходи из моей комнаты. Видеть тебя не хочу, – схватился за сердце Шах и застыл в неподвижной позе.

– Папа, тебе плохо? – подбежал Валерьян к креслу, где сидел тесть, – нитроглицерину тебе может дать? – спросил он.

– Соси его сам, а мне налей рюмку коньяку, – прошептал побледневший Шах.

Валерьян быстро налил ему коньяк, который Шах не задумываясь, выпил.

– Дай телефон? – попросил он у Валерьяна.

Шах набрал Трубу и начал ему сетовать на сложность возникшего положения. В разговоре с Трубой он почувствовал через трубку, что от того веет холодом и безразличием. И переламывать события, о которых ему хорошо известно, Труба категорически отказался.

– Это конец, – произнёс Шах, бросив телефон на пол. Мерзавцы и сволочи все. Я этого Валеру в люди вывел и Ланину – оборотню в погонах помог начальником стать. Сегодня все от меня отвернулись. Хорошо, я им устрою напоследок великую отрыжку. Зови дочку сюда, я хочу покаяться перед вами и пойду в спальню умирать. Шум в доме не подымать. Я уйду в мир иной тихо, не доставляя ни каких хлопот домочадцам.

Валерьян привёл в комнату свою жену Татьяну.

– Дочка хочу покаяться перед тобой и богом, – произнёс он, еле ворочая языком. – Не хочу в гроб ложиться грешником. После моей смерти сходи в церковь и поставь пять свечек. За меня и за четырёх трясучих сестёр, – это я их отравил. Тогда я много у них добра из дома вынес. С ними жил ещё брат дезертир, но он ушёл добровольно из жизни в шестидесятом году. Прятаться ему надоело от людей, и к тому – же болезнь сестёр ему стала передаваться. Он проволокой по неосторожности проколол себе горло. Я сам закапывал его в сарае. Перед смертью брат мне рассказал, где прятал его отец своё добро. И сказал, чтобы я на это золото содержал больных сестёр. Позднее, я обнаружил, что он мне указал, только половину богатств, а вторую скрыл, которую можно было взять, только убрав с кровати одну из прикованных к ней сестёр. Тайник был в полу, чтобы добраться до него, кровать нужно ворочать. Сестры тоже знали про него, но мне не говорили. И тогда в шестьдесят восьмом году, после десятилетней опеки, мне пришла в голову мысль отравить их газом.

Чувствуя, что отцу говорить, становится тяжело. Дочка не стала дальше выслушивать его исповедь. А быстро перебила его:

– Я, когда повзрослела, стала догадываться, что они не смогли отдать богу душу, без посторонней помощи. – сказала Татьяна. – Я бывала вместе с тобой и мамой в этом доме неоднократно и знаю, как они оберегали дом и как аккуратно обращались со спичками и газом. Меня на кухню одну не пускали и следили за каждым моим шагом, не смотря, что они были больные.

– Ну, если ты догадывалась, – сказал Шах, – то скажи Дарье, чтобы отвезла меня в баню и помыла в последний раз. В морг меня из – за старости не повезут. Я собираюсь сегодня отойти навечно. Похороны назначишь на вторник. Я всех больше любил этот день недели. А ты Валерьян бери машину и поезжай в ресторан Якорь, там сегодня Владислав отдыхает. Скажи ему, что мне он срочно нужен, да пускай не забудет саблю прихватить. Потом привезёшь подполковника Гудилина из ФСБ и щелкопера из нашей газеты Манганина. Я им джокера покажу. А у вас после моей смерти наступят спокойные времена. Берегите коллекцию в ней вся моя жизнь. Каждый экспонат хранит в себе важную и интересную информацию. Архивы мои без надобности ни кому не давать, даже смотреть. Внук, когда шерстью обрастёт и будет похож на моего гепарда, пускай приступает к серьёзной работе. По архивным материалам может садиться за докторскую диссертацию.

После этого он закрыл глаза и уснул.

…Валерьян встретил Владыку в Якоре. Тот сидел за столиком с расфуфыриной дамой бальзаковского возраста.

– У тебя, почему мобильный отключён? – спросил он у Владыки.

– Забыл на подзарядку поставить, – ответил тот, – а ты чего такой взмыленный?

– Тесть умирать собрался, тебя просит срочно, и экспонат с собой захвати.

– Да он нас с тобой переживёт, – сказал подвыпивший Владыка.

– Похоже, что не переживёт, дай бог живым его сейчас застать.

Владыка встал из – за стола. Извинился перед своей дамой, сказав ей, что святое дело перед смертью другу заглянуть в глаза.

– Тебя мой водитель доставить домой, – сказал он ей, – я через три часа приеду к тебе.

Они все вместе вышли из ресторана, Владыка сел в машину к ветеринару и они заехали в квартиру Пальцева, откуда тот вынес обёрнутую в бархатную тряпку саблю.

– Продать её можно было неплохо, – экземпляр редкий, – сказал он Валерьяну.

– Я в этом ничего не понимаю. Знаю, что мы должны её вернуть хозяину. А с ним ты сам договоришься, сколько он хочет за неё. Но, как я понял, он сам, ни бум – бум в этом искусстве не понимает.

– Лопушок, ты хочешь сказать хозяин?

– Вроде этого. Сейчас сам убедишься, – сказал Валерьян, не подавая ни какого вида, что он Владыку везёт на обмен сына.

Они подрулили к подъезду Ивана Романовича и поднялись на второй этаж. Дверь открыл Жора:

– Проходите, ждём вас с нетерпением, – сказал он.

Иван Романович с Пареньком сидели за столом пили чай и мирно разговаривали.

Увидав Владыку, и отца Паренёк резко поднялся, и по виду Ивана Романовича он понял, что арест его закончен, но дёргаться не стал.

– Поехали, сын домой, деду плохо, – сказал Валерьян.

Иван Романович взял из рук Владыки саблю, посмотрел внимательно ему в лицо и спокойно сказал:

– Проходите в зал, сейчас решим наши вопросы, – сказал Иван Романович.

Приглашение в комнату, служила для Жоры командой «Внимание».

Владыка через кухню прошёл в комнату и, обернувшись, бросил Валерьяну:

– Я быстро, подождите меня.

Ждать его никто не стал, машина Валерьяна вместе с сыном бесшумно отъехала от дома.

Владыка, вальяжно расположившись на диване, задрал ноги на валик, опёршись на один локоть, не заметив, что его висевший на груди жетон заиграл своим блеском.

Дед моментально вспомнил про жетон Колчака, который он не так давно ему всучил. При госте он не полез в карман, а вышел на кухню, и там у него забурлила кровь. На обратной стороне жетона он прочитал «husband» – это был его жетон. Такого второго в природе не могло быть.

«Значит, на Владыке висит жетон Мананы» – сделал вывод Дед.

Иван Романович быстро взял себя в руки и вернулся к гостю. Тот находился всё в той – же позе, в какой он его оставил пару минут назад:

– Как я понял вы хозяин сабли? – первым начал разговор гость. – Сколько вы хотите за неё?

– Вначале примите подобающую позу, – не повышая тона, попросил Дед, – Вы находитесь в гостях у почтенного человека. Хотя гостем вас назвать язык не поворачивается. И хочу вас огорчить, – сабля не продаётся – мрачно проговорил Иван Романович. – И доставили тебя сюда не торги со мной вести, а чтобы ты ответил, откуда на тебе двадцати пятка висит на груди, – ткнул ему Дед пальцем в жетон.

– Владыка, не ожидая такого поворота дела, попытался вскочить с дивана, но ему в грудь упёрлось дуло Сайги, которое было в руках у Жоры.

– Не дёргайся говнило вонючее, не то в решето тебя сейчас превращу, – внушительно сказал Жора, – обыщи его Дед?

Иван Романович снял с него спрятанную под пиджаком кобуру с газовым пистолетом, там – же находилось и разрешение на ношение оружия. В грудном кармане лежал кошелёк, набитый долларами и рублями и заполненный до верха кокаином контейнер от валидола.

– А это мне за милую душу сгодится, – сказал Жора, понюхав содержимое контейнера. Теперь вяжи его Дед крепче.

Затем Жора открыл портмоне, и весело поиграв глазами, перед сникшим Владыкой, отпустил его в карман вслед за пузырьком с белым порошком.

– Тебе он уже не пригодится, – сказал Жора, – отныне будешь только червивую землю вдыхать.

Владыка быстро протрезвел и когда его дед вязал, виновато приговаривал:

– Спору нет, я виноват в подломе ваших хат, – не усмотрел за своей братвой. Но не лишать же меня жизни за это. Давайте лучше сядем и обстоятельно обговорим, сколько я должен за свой косяк

Дед не слушал его. Он в это время перевернул жетон на груди Владыки. Сомнений не было, – в руках он держал вещь Мананы.

На обратной стороне больно ударила в глаза гравировка на английском языке «dutch», что означает жена, супруга.

…На этом вежливость Ивана Романовича закончилась. Он прекратил выкать, не теряя при этом самообладания. Не снимания жетон на шее Владыки, он его спросил:

– Отвечай падаль мерзопакастнаяа, откуда у тебя этот жетон? – и, вытащив из кармана двойника, маятником раскачал его перед глазами Владыки. – Если будешь молчать, я тебя пришью прямо здесь. Я жизнь прожил, мне жалеть нечего.

Затем Иван Романович заглянул в бар и взял оттуда приготовленную фотографию Мананы.

– Узнаёшь? – поднёс он фото к глазам уже протрезвевшего Владыки.

Владыка на мгновение потерял дар речи, и закрыл глаза. В таком состоянии он находился меньше минуты.

– Ах, так вот вы о чём, – открыл он глаза. – Я ни к этому жетону, ни к этой женщине не имею ни малейшего отношения. Все вопросы к ассирийцу Чомбе, этот жетон я у него за две дозы забрал. Да я не отрицаю, я сидел по первой судимости за процедурную сестру, но я давно свою вину искупил.

– Думаешь отсидел срок и искупил вину? – спросил Дед, – нет гаденыш, невинная смерть не искупается тюрьмой. Её вообще нельзя искупить ничем, потому что убийцу проклинают все и навсегда и неважно, где он находится в тюрьме или под землёй. У меня лично убийц свой кодекс «Смерть за смерть.»

– Если бы я знал, что Чомбе убил врача, он давно под следствием был, – сказал Владыка. – Я вам скажу по секрету, ни какой я не авторитет. Я работник ФСБ под прикрытием и уже продолжительное время.

– Только врать нам не надо, – негодовал Жора, – таких там упырей ещё не хватало.

– Я правду вам говорю, со всей ответственностью. Мне врать, смысла нет сейчас, и завербовали меня на эту работу с того времени, как я попал в больничную тюрьму на принудительное лечение. Я был стукачём всесоюзного значения. Стучал только на администрацию в ГУИН. Поэтому за все одиннадцать лет, что я провёл за решёткой, я побывал на десяти зонах под разными кличками.

– Тебе – же пятнадцать лет давали? – удивлённо спросил Иван Романович.

– Меня на вольное поселение в Карелию отправили на ГОК в город Костомукшу. Там много в то время работало финнов. Я должен был сблизиться с ними и держать связь, а также следить за всеми советскими строителями, кто контактирует с финнами. Так, как они были сторонниками капиталистического строя. Если вы смотрели фильм про резидента, то знаете, кто такой там был Бекас. Я в той иерархии был тоже Бекасом.

– Я люблю старые фильмы смотреть, хоть и наводят они на меня всегда грусть, – сказал Иван Романович, – но ты далеко не Бекас. Бекас, как я помню, был разведчик и патриот страны, а ты сука и дятел. Если ты вкладывал администрацию, то ты не забывал и про зеков. Иначе тебя бы не таскали по всем зонам.

– Жора ты ему веришь? – спросил Иван Романович.

– Запросто может такое быть, – сказал Жора, – знакомый ментовский почерк. А в наших краях у тебя Владислав, какие дела? – спросил Жора.

– Стравить крутых предпринимателей с бандитами, и прильнуть к тем, кто возьмёт верх. Затем сообщать все их правильные и неправильные действия. Ваш завод находится под особым вниманием силовых структур, так, как здесь часто убивают. Развяжите меня, я вам всё сказал, что мог. Если вы не верите, кто я такой, позвоните по телефону у меня на визитке в портмоне.

– Звонить мы естественно никуда не будем, можешь пока отдыхать, – сказал Иван Романович, – а утром поедем с тобой на кладбище. А твоих изворотливых речей я слушать больше не намерен, – и он залепил связанному Владыке рот скотчем.

Иван Романович вышел из квартиры, наказав Жоре до его возвращения смотреть за Владыкой.

Он сходил до гаража и пригнал свою иномарку к подъезду. Из машины он позвонил Серому, чтобы тот вытряс ВСЮ душу цыгана по убийству Мананы. Через час ему ответил Колчак и подтвердил, что бабушку Манану действительно зарезал Чомбе по настоянию Владыки.

Причина убийства – наркотики.

– Пускай Надежда сдаст его в прокуратуру, – посоветовал Дед. – Вы сами до него не дотрагивайтесь, целее будете. А с этим чёртом Владыкой я сам разберусь.

Всю ночь Дед пил на кухне в одиночку посольскую водку, слыша, как ворочается связанный Владыка с залепленным скотчем ртом. А под утро взял листок бумаги, и не думая бегло написал на нём.

Простите меня родные и близкие!

Пришла пора, когда я вам должен сказать такие слова. Я мечтал о таком моменте, думал, что такое бывает только в сказках. Но жизнь преподнесла мне в подарок убийцу, который недавно лишил меня возможности видеть мою родную и любимую жену. У меня остались обязательства перед ней и её кавказскими родственниками, которые я скоро выполню. После чего я обрету вновь счастье. Я её увижу пускай в другом измерении.

А вам всем даю наказ. Берегите свою жизнь, как бы она трудной не была. Когда я рос маленьким, у меня не было игрушек, я тогда выкапывал лунки в земле, закладывал в них лепестки цветов, в основном это были анютины глазки, поверх цветов накладывал осколки стёкол. Получался очень красивый узор, который мы дети называли счастьем. Я эти лунки закапывал, а потом искал в другие дни. И столько у меня радости было, когда находил это счастье. Сейчас я сижу и понимаю, что счастьем всей моей жизни были вы. Ещё раз прошу, простите меня. Я вас всех люблю и обнимаю. Держитесь все вместе и не забывайте про Ирину и Надю, они наши родственники, а Ирина должна смотреть за здоровьем Жоржа. Она любит всех опекать.

Ваш Дед.

…Взяв с холодильника клочок бумажки, который Колчак бросил, когда пришёл из милиции. На нём был записан телефон Гридина Вячеслава Андреевича. Заглянул в комнату, где спал Жора, он вытащил из камеры кассету с откровениями Трубы. Затем прошёл в ванную и посмотрел в зеркало. Глаза были красные, а хмель от много выпитой водки его не взяла. Он побрился и почистил зубы. Время было пять часов утра. По домашнему телефону он позвонил Гридину.

– Алло Вячеслав Андреевич, прошу прощения, что потревожил ваш сон, но дело требует вашего вмешательства. С вами говорит Иван Романович Беда, я думаю, вы помните такого футболиста.

– Да конечно Иван Романович, не просто помню, а мы с вами хорошо знакомы.

– Телефон мне ваш дал племянник Вовка Колчак, – продолжал Иван Романович, – и просил обратиться только к вам. В данный момент я нахожусь на городском кладбище. Через тридцать минут пустят городской транспорт. Приезжайте. У меня для вас будут очень важные материалы.

– Иван Романович я же нахожусь на заслуженном отдыхе, – раздался ответ Гридина.

– Неважно. Я не хочу кроме вас отдавать эту видеокассету ни кому. Если у вас не будет возможности увидеть меня там, в надгробие могилы моей жены, вы найдёте кассету. Могила находится на третьей улице в районе цыганских шатров. Увидите, там будет стоять рядом красная иномарка. И в Осинках в моём оружейном сейфе лежит дискета, так – же с интересной информацией.

Иван Романович отключил телефон и сорвал со стен ванны бельевую верёвку.

Растолкав Владыку, он дополнительно привязал его верёвкой. Взял карабин и повёл, как бычка на привязи к машине. Владыка сопротивлялся и упирался, и в салон автомобиля садиться никак не хотел. После сильного удара карабином по голове, его тело обмякло и упало на асфальт. Дед открыл багажник и погрузил Владыку в него.

Два выстрела прозвучало в этот день в шесть часов утра на кладбище. А в шесть тридцать, милицией будут обнаружены два трупа. Владыку найдут в заболоченном месте, где хоронили неопознанных лиц, а Ивана Романовича обнаружат застреленным на могиле своей жены с карабином в руке. Около оградки была вытоптана трава и милицией будет установлено, что Дед вначале к могиле жены подводил Владыку. Затем отвёл его в слякоть и там с ним хладнокровно расправился. После чего произвёл выстрел себе в сердце. Похороны были во вторник. По одной широкой улице несли гроб Ивана Романовича Беды, с многочисленной толпой. По другой улице богатый гроб Шаха, где в основном шествовала одна родня. Первым в часовне отпевали Деда. За ним следом занесли гроб Шаха. По кладбищу кругом рыскала милиция в штатском. Опасаясь непредвиденных эксцессов, они охраняли обе процессии. Ивана Романовича похоронили рядом с женой Мананой. На могильном памятнике, у Ивана Беды, кроме креста был установлен позолоченный футбольный мяч и две бутсы.

Серого и Вовку Колчина на выходе с кладбища встретил Гридин и Салдус. Такой неожиданной встрече был удивлён Колчак.

– Похоронили Шаха? – спросил Вовка Колчин.

– Мы не его хоронили, а вашего Деда, – сказал Гридин. Он перед смертью звонил мне, и передал видеокассету. Как вы знаете, я отдыхаю сейчас, но со смертью вашего Деда вскрылись многие факты уголовных дел, которыми мне приходилось заниматься. Вот меня и попросили помочь разворошить несколько крысиных углов. Разрешите мне представить капитана ФСБ Аскольд Питерсон – показал он на рядом стоящего с ним Салдуса.

– Вот зехера чекисты мочат, – сказал Колчак. – И знать не будешь, на кого нарвёшься. Скоро опасно на улицу будет выходить.

Салдус приятно улыбался, смотря на родственников.

– Кто дружит с гражданской совестью, нас не боятся, – сказал он. А сейчас ребятки вы должны исполнить просьбу покойного. Передайте нам дискету, которая у него лежит в оружейном сейфе, и выдайте нам Чомбе. Многие члены их банды уже арестованы вместе с Трубой. Все их банковские счета тоже арестованы. Так, что их синдикат сгорел, синим пламенем.

– А Чомбе Надежда арестовала, – сказал Колчак. – Она власть, а мы чернь.

Гридин в ответ рассмеялся.

– Да, Да, – не смейтесь Вячеслав Андреевич, мы его незаконно свободы не лишали, – начал доказывать Колчак, – так, что нам преступлений никаких не предъявляйте. А у неё есть полномочия арестовывать везде и всяко. Не верите, спросите у неё. Вон она с ребёнком на руках, – кивнул он на Надежду, идущую с дочкой по аллее.

– Ни кто вам, ни каких обвинений предъявлять не будет, даже спасибо скажут, что помогли поймать опасного преступника, – сказал Салдус.

– А вот спасибо нам от вас не надо, – сказал Серый, – держите ключ от бункера на заводе, – он протянул в шершавую ладонь Салдуса небольшой ключ.

– Он там сидит под пилорамой. Ключ отдадите в сторожку, когда возьмёте его. А дискету, завтра возьмёте. Сегодня мы в Осинки не скоро поедем. Поминки будут в заводской столовой долго проходить. Подъезжайте позднее, если желание возникнет.

– Спасибо постараемся, – пожал руки Гридин братьям и они с Салдусом сели в автомобиль Баргузин, где сквозь шторки просматривалась форма бойцов спецназа.