Текст книги "Пролежни судьбы. Книга вторая"
Автор книги: Владимир Кукин
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
20 мая
Кто расточает предсказаний словеса,
божественною сущностью впотьмах играя, —
слепые прозорливцы, адова краса –
награда вам, пророки, вне покоев рая.
Двадцать третий день, как я покинул Таню «окончательно»
и продолжаю бредить ей, в бессвязных строчках опираясь на
сочувствие, а в глубине души корю себя за слабоволие поступков.
Ты ее получишь снова, переживая упоение захвата вожделенной
плоти, и поймешь, как призрачна и зыбка власть объятий.
Момент инстинктов в выборе судьбы.
Один лишь шаг – и нет возврата
к бессвязности мечтаний кутерьмы…
Запасов наступает трата…
Чем обрадовать Татьяну, изнывающую в кофеюшном одиночестве, каким мероприятием на выбор щедро флюгернуть?
С букетом слов, уже растраченных на Ольгу,
Явиться с корабля прощального унынья
на прямоты улыбчивой телесный бал,
рисковым случаем накинувшись стихийно,
любовной песней поднеся игры бокал?..
Бал? Конечно же, Татьяну пригласить на бал!
Белесая головка на точеной шее, миниатюрность грации в задумчивости позы ожидания: с кем чокнуться бы рюмкою «Бальзама»…
Таня вздрогнула слегка, когда напротив я поставил, как когда-то, искрящийся бокал вина.
Ты, похоже, в ожидании причины
выпить одиноко? – Нарушенье нравов.
Тост позволь провозгласить: «За новь складчины…»
И нежданчик предложить для общих планов…
– Опять ключом невинно огорошишь
и знойный мемуарный трюк предложишь!
– Постеснялся по проторенной идти тропе,
взвалив багаж уверенности, что мечтаний нал
грезит, как и прежде о взаимности тепле
любви. Терпимость сверить приглашаю вас на бал!
Фиговой бессовестности мемуарный треп –
не потревожит ревностной болезненности слуха
творчеством, грызущим донжуанов-недотеп,
волнуя душу романтизмом школьниц и старух.
А ключ – к твоим услугам,
«замочку» верность стойкую хранит
и знойным счастья трюком
откроет страсти беспредельный стыд…
– Откуда ты? Сорвался с поэтических цепей,
что заливаешься, как курский соловей?
– Клетка одиночества для соловья
сдавливает цепью певческое горло,
хрипом вязнет в нем поэзии струя
и успеха творчества златые зерна…
Возможно, я «не ко двору» и ожидание твое не предназначено для нашей встречи?
– А ты сообщение не получал?
– Я не открыл его, решив на чуй желаний трезвость возложить, и не ошибся: интуицию не перепутал с паранойей.
Место встречи изменить нельзя —
оно заказано любовью!
Верности лучистая стезя –
зов счастья к пылкому приволью…
Таня улыбнулась, лучшего момента вряд ли я дождусь. С извиняющимся видом (как уж смог) я положил на стол, на середину, между нами, два билета на танцульки.
Нас ожидает музыкальный хоровод,
воли танцевального экстаза
партнерства, отпирающего страсти вход…
И где нет причины для отказа…
Мы танцевали…
Радостью застенчивого незнакомца я обхаживал танцующее удовольствие Татьяны. Раскрепощенная улыбочка резвилась всеми прелестями данного ей тела. Брючки черные в обтяжку смачную и блузки белой легкая воздушность, чуть прикрывавшая ритмическую заводную вольность сдобного пупка и гибкую упругость юркой талии, огульно соблазнявшей переходом к дерзости округлых форм, располагавшихся чуть ниже и зовущих к женственности слюнный аппетит распутных глаз восторженно.
Следящих за нюансами изгибов
красоты живого храма —
лоск изящества порывов,
стилей зодчества реклама…
Я прикрывал глаза, скрывая напряжение зрачков, беснующихся возмущением приближенности, казавшейся такой доступной.
Уст сладкий поцелуй красотной вольности,
играющей на струнах расторможенных оваций
мелодию мечты раскрепощенности,
не признающей нот успокоительных нотаций…
Как трудно сохранить нейтралитет спокойствия у воли рук, мечтающих нарушить робости дистанцию.
Взъерошенность в штанцах, как только гляну
на колыхание ритмичной попы…
А нервы, как натянутые стропы,
украдкой хватануть желают сраму…
Или Няму? И я пошел на абордаж, но не притрагиваясь, а лишь обводя движеньем рук формализованную привлекательность танцующего тела. Манера «грязных танцев», не касаясь вожделенной плоти. Ди-джей мне помогал ритмической ударной мощью, в которой Таня проявляла
Чудо пластики обворожительной свободы,
парящей в море звуков птицы,
примеряя на себя гармонии красоты,
игрою властности царицы.
Одиночество самозабвенья танца,
рисующего пылом жизни ауру,
темпераментом услуги выгодного шанса
идей навязывая чары…
Да, я нащупал ауру теплоты объемного, живого образа, ласкающего взор и руки и отделенного лишь тоненькою оболочкою нательного прикрытия. Музыка сменилась: темпераментное танго.
Жесткой важностью повиливающего кавалера, я заключил Татьяну в плен объятий… Пауза… Я смотрел в ее глаза: чуть-чуть сарказма: «Ну, давай, вверни, как ты умеешь, я готова…» «Ко всему?» спросил я взором. Улыбнулась дерзко: «Да!»
Три такта тангового шага, резкий поворот и срыв в стремительное головокружение… Стоп! Фигура с медленным обзорным поворотом и снова быстрых пируэтов вольности ритмический каскад с высвобождением партнерши, и за руку над головой, раскруткою ее вокруг оси… Динамическая пауза… глаза в глаза… напротив… Разом оба сделали шажок, чуть влево, разойдясь и встретившись плечами, поворотом головы прослеживая взгляд партнера…
Меня пронзил ее надменный взгляд
величия красы, задевшей взором тень придатка,
так – мелочь, пустячок, ненужный вздор,
подачка чаевых, никчемная престижу взятка.
Ответить? – мысль стрелою свистнула…
Застенчивостью повторить чувств жест любимый провокации на голом теле, но начать его с просвета окончания, напомнив:
Женщина умна лишь слабостью, повиновением,
прелестным шармом восхищенья силой,
обостряя удовольствие душевным зрением,
веревки вьет из гордости спесивой.
Преклоняясь перед грацией осанки,
чувствам предающей возмущение,
удаль пожиная с глаз красотной интриганки,
о ее напомнить назначении…
Руку подхватив Татьяны, я сделал шаг назад… Она застыла в ожидании… потянул ее к себе и в сторону, движеньем вынуждая чуть раздвинуть ноги, и, приближаясь пальцами, я полоснул черту от губ межножной ямочки до подбородка.
Намекающая шалость: черта любви и властной страсти
дозволенности зыбкая граница,
отделяющая сладость от неповиновенья власти
замка, что опекает львица…
Ритмических аккордов мелодичность
темпераментного танго,
гордыни величавая трагичность –
чувств доступности приманка…
Таня выдернула руку…
Растерянность секунды колебаний,
решимость заняла у паузы…
и без харчей, дальнейших пререканий,
точить нуждой не стала лясы.
Резко, нарушая танца композицию, партнерша, развернувшись, сквозь толпу танцующих, буквально напролом, стремительно рванулась к выходу. Я танцевал один, лавируя средь пар,
Навстречу выручке беспомощной,
танец затаенности надежды,
спасенье парусности тонущей
от утехи лоцмана-невежды…
Недооценил порыв Татьяны вырваться из мной навязанных объятий танцевальной маеты. Мистика! Как ей удалось, опередив меня, добраться до подножья сцены и забрать из кресла пиджачок, оставленный в пылу безостановочного разогрева грациозной свистопляски. Облом! Я запоздал благополучно к месту намечавшегося сбора. Теперь быстрей на улицу, возможно, там удастся…
Перед машиной лечь раскаяньем,
шуткой порчу снять самолюбивого укора,
слез пригорюниться отчаяньем,
приковавшись наглостью вины к столбу позора…
То, с какой поспешностью Татьяна распрощалась с приглашением на бал, интуитивно подтверждало: гордое неравнодушие нуждается
В полете лести доброхотного словечка,
с запахом подарков и цветов напева,
к их услужению прильнет мечтой сердечко,
титул жаждущей пеструхи – королева…
Но не мужланско-пошлой грубости намека,
гордость покоряющего знаньем дела
разгула вольности всеобщего порока
и инстинктов уязвимости удела.
Не обрести с Татьяной мне в любви покоя,
искрой страсти резанет коса о камень
за право на любовь – воюющая Троя —
в несбыточность надежд впрягает темперамент…
Быстрей за Таней, хоть бы взглядом проводить ее.
В запустении парк отдыхает, ожидая перерыва. На улицу, к стоянке…Stop! Рывком назад…
По встречной полосе, на скорости погони, боковой зеркалкой чуть не цепанув меня, пронесся Танин бусик. За рулем афганец? Белобрысый и в очках? А не она ли управляла легковушкой в роковую ночь? Опять реакции проверка мстительная.
Поджидая, знала, – брошусь следом повиниться…
Ну и газанула на утеху.
Шоковым сюрпризом нервы пригвоздила «птица»,
засадив по самы яйца веху.
Афганец посмеялся бы…
Не будешь руки распускать публично,
внедряя в жизнь постельную дозволенность.
Букетом глаз с тоскою архаично —
заказ желаний объявляй бессовестность.
Твоя стезя волненьем слов и шарма
лихачить по фантазиям духовности,
азартная поступков панорама
играть должна расцветками покорности…
Очарованью жаждущему смутой
в душе платить гламурности старанием
ума и личностной мечты причудой,
ожидание кормя чувств голоданием…
Приди в себя. То, что перечислил, ожидает от тебя добросердечное партнерство. Зубастая попытка Тани завлечь на круг ее рассудочности планов – повторится, будь готов к очередному разу поклонения. Что-то у нее переменилось в жизни, раз ей захотелось основательнее приструнить тебя, но не для вольности художеств рисования черты доступности. Характером Татьяна не готова поступиться. А секс, в период голодания душевного, уходит у нее на задний план.
Чувством докажи: телесный бал страстей —
признательность судьбы за послушание.
А желаний властный случай-чародей –
награда творчеству – певца дыхание…
Позади себя я вдруг услышал приглушенный смех…
Кто-то из свидетелей пугающего выкрутаса транспортного средства наградил мою везучую неловкость осмеянием.
Поддержать приветственной усмешкой,
сбросив бестолковость покаяния бессилие?
Обновясь любовною издержкой…
Я обернулся лицезреть источник ободряющего…
Давненько не печалили друг друга взглядом.
Тесен мир на представления,
преследуя неловкостью момента.
«Накос выкуси» явление
свидетельством зловредия агента.
Афганец позавидовал бы смеху,
звучащему из лона смрада.
Звериную зубастую потеху
я вызвал на себя из ада.
Моя супруга бывшая злорадством наслаждалась. Слава Богу: мстительность не повредила ноги мне за преданность любви, и я могу почти что безболезненно покинуть шутовскую сцену.
…Обновясь любовною издержкой,
ведь любовь права, не отвечая на насилие…
Пройдусь для протрезвленья к морю
с отчетом дня, насыщенного болью,
руины чувств отдав покою,
запросов вешних нрав присыпав солью…
Я удалялся от танцпола…
Вновь придется посетить развязность зала,
танца подхватив былую верность —
вольностью владеть средь звуков карнавала,
страстью выразив партнерше нежность.
Укоренились танцевальные припадки,
свободы нравов шумный островок,
игривые репейные повадки
дразнящим стимулом цепляются за…
Впереди, взгляд будоража, в нескольких шагах, брело создание в шикарном транспарантном красном платье.
Ножек оголенная бесстыдность
разгульной статью совершенства
дразнила дерзкую повинность
участника мужского членства.
Укол с расчетом провокации
призывом обнажить потребность
природной искрой конфронтации,
чувств предъявляя достоверность.
Угомонись насыщенностью дня —
ты накормил поэтику застоя…
Дополнительная чувств грызня –
ярма безжалостная паранойя…
Поразмыслить есть над чем, без приключений новых мимо проскочу.
Татьяна не из тех, кто отдает свое. А ее горячность успокоит ненасытность Нямы, и жди прямого приглашения к навязчивому подчинению.
А Ольга? Что ты сделал с ней? Она прощалась, как затравленная предложением неволи злобная волчица. Сев за руль, отъехать не смогла: дважды глох движок.
Не вписался ты потворством
в воплей роскошь вожделенья эксклюзивности.
Поделившись чувств сиротством —
слез сочувствия не отхлебнула скрытности…
Я слышу сдавленные всхлипы, но оглашающие не мои страдания.
Преследуют они меня? Я обернулся…
Ленивость грации безвольных линий,
выразительность печали слез красотной дивы…
И страданье болью нестерпимой —
душу зудом стегануло жжения крапивы.
Спокойствие уюта колыбели,
теплоту улыбчивой заботы утешения,
угодничества голоска свирели
нежностью излить на раны медом исцеления?..
– Я попал на репетицию эмоций,
оттеняющих всеобщую нарядность,
властью слез подвергнув зрителей господству
состраданья, под оваций сопричастность?
– Я не понимала…
Боже! Ванда № 2. О, нет! От молчаливости опеки я отвык, мне не по силам образом мышления переключиться на чужой язык. Бродским я не стану. Молчащую улыбку обаяния – все, что предложить смогу я состраданием.
– Готов помочь вам, не пассивностью присутствия, с обидчиками рассчитаться.
– Я понимать не все, как вы сказал.
– Неплохо для начала.
Какой злодей вам луковицу к настроенью глаз поднес, что слезы льют из них ручьями?
– Почему я плачет? На танцах, сильно пьяный, приглашать. Я не согласна был… А он сказать мне: «С тобой никто не будет танцевать. Я знает всех здесь…»
– Откуда высадилось в наше время
доверчивостью боязливых слез души невинность?
На век ошиблась днем рождения,
за мир безнравственности взваливая на себя провинность.
– Как вы знает, что я сегодня отмечать свой день рожденья?
– Я послан проведением добра
сердцем посвятить вам этот вечер.
Рай жизни многоцветная игра,
где случаются со счастьем встречи.
Поздравляю! Как партнер для танцев я устраиваю вас?
– На сто процентов.
– Не все страдают изобилием мозгов,
тем более математической породностью,
чутьем инстинкта измеряя мужиков
по их достоинствам с процентною пригодностью…
Вы бухгалтер?
– Да. Откуда вы узнать?
– Я ответил перед этим.
– Не понимала. Мне нет общаться с кем по-русски, извините.
– Хорошо, я повторюсь:
Я был всегда на сто процентов убежден:
по рождению дано мне право быть мужчиной!
И в жизни рецептурой не искал фасон
доказательств гордо распоряжаться сей личиной…
– Вы говорит всегда так непонятно?
– Чтобы понятным быть готов молчать,
слуха мимикой поддерживая диалог,
улыбкой ласки нежно ворковать,
новорожденной желаний уловив кивок…
– Я буду согласиться…
Миниатюрность правильности восхитительной гармонии телесности и хрупкость сочетания с высоким каблуком и красной мантией, до неприличия короткой, концентрировала на себе безумство взглядов, нежностью облизывающих красоту. Я находился в их числе, партнерством помогая в танце, совершенству визуальной благодати показать себя движением. Плечи женственные, оголенность рук, спины, воздушность платья на тесемочках, корсетом охватившим грацию груди и расходящееся книзу для показа бедренности ножек, двигалось эгоистично, наслаждаясь собственным присутствием.
Слепая гордостная показушность,
в мыслях таящая о красотном превосходстве…
Богиня, снизойдя великодушно,
властью храма Геры заявляла о господстве.
В лучезарности зеленовато-карих глаз,
созерцаньем занятых самодовольства,
тишина витражная без искорки проказ
заинтересованности беспокойства…
Жемчуг в золоте на шейной белизне, браслет такой же – привлекательной дороговизны. Эксклюзива впечатление, но не театрального небрежностью, как преподносит Ольга, роскошь невниманием растаптывая… Люда, в восковом холодном исполнении. Все отточено ухоженностью до предела гармоничной драгоценности, придирчивою вымеренностью к впечатлению дизайна:
Ожившая под взглядом восхищенья кукла –
достоинств внешних единичный экземпляр,
расчет деяния холодного рассудка
и безотказно действующих чар…
Их столько в ней, что стоит завести себя на новый круг душевных испытаний. Удастся ль вытеснить Татьяну, комфортным беспокойством заполняющую женскую призывность? Ольге сделать этого не удалось. Не пробудила жадной тяги к доказательству мужицкой значимости властвовать над красотой, но творческий позыв соревнованием ума тревожить вдохновение и ностальгию прошлого по силам ей.
Соблазн нимфетки грацией изгибов,
припухлость девственная нежной кожи,
капризов вольных дерзкая коррида
и страсти притягательное ложе…
Забудь то отдаленное напоминание ушедшей навсегда девчонки. Давно не любовался на портрет Лопухиной…
Как точно Ольга описала юности полет:
«Небрежная цветущей молодости нежность,
игривость искреннего взгляда мыслей,
смешинка губ таит упрямую мятежность
с секретом права наслаждаться жизнью…»
Но это же твое, ей сказанное в…
Танцует кукла… Холодна движением, как красота ее.
Холодна чванлива красота
не согретая любовной страстью…
Горестная сердца слепота —
зеркала души не ищет платью…
– А почему вы в день рождения одна?
– Я с подругой отмечать в кафе, потом идти на танцы…
Она мужчину встретил…
Вы недовольный… Я испортить вечер вам?
– Вечер опечален радостью потерь.
Я дерзкой выходкой его подпортил сам:
распущенность покоя не дает рукам,
и чуть не сшиб наградой тарантас…
Но это до того, как встретил вас.
– Что такое тарантас?
– Для зевак и кошелька угроза газ,
громыхающий богатством напоказ,
жить не дающий без страховки
с вечною проблемою парковки…
– У меня есть тарантас.
– Вы приехали на нем, скрываясь от нахальных глаз?
– Я ничего не прячет!
– Богатство нарядив хором
в открытый красотой экстаз,
влечете взгляды напролом,
как вожделенный тарантас…
– Не поняла, как вы сказать.
– Не важно, главное,
Что залу наслаждением вы дарите улыбку
грациозностью движений произвола,
опьяняющим, подобно дивному напитку
к красоте влеченье чувств любви престола…
– Мне тоже нравится, как вы танцует, но я должна уехать. Проводите меня до тарантас?
– Доверием я вам обязан все желания исполнить…
STOP! Не расточай словесным обаянием себя, навязываясь подсознанию чужому властной хваткой кровопийцы. Случайный взгляд на красоту не повод лапать мысленной бесцельностью ее.
– Зреть нетерпеньем жажду колымагу,
доверием повенчанную с красотой.
Она подобна поднятому флагу
пленяет жизни гордостью любви прибой…
– Колымага – это тарантас? Мою машину так никто не называть. Вот она…
– Мечта поэта «Jaguar»!
Вот, кто скрывается в душевной чаще,
прохлады внешнего удобства:
протуберанец дерзости, вопящей
протестным превосходством жлобства.
Грозит удачей эта безделушка,
предоставляя мощности объятья.
К лицу вам поклонения игрушка…
И гармонирует по цвету платья…
– Ничего не понимала. Я чувствует себя, как дура.
– Хотите, образность накинется на ваш язык,
желанья смысла разгоняя в пух и прах?
Моих познаний лингвистический нахальный рык,
боюсь, оставит нас обоих в дураках…
Куда, скажите, со слезами, в одиночестве, вы направлялись, имея для передвижения такой надежный агрегат? Набраться сил у моря?
– Двадцать три лет назад…
– Вы родились…
– Я санаторий здесь сына родила, и больше тут приехать не была ни разу. Вы знает дом с колоннами?
– Сколько же вам было лет во время родов, если выглядите вы на 30…
– Мне 40. Есть у вас права? За руль садитесь, так быстрее будет.
– Коняшка ваша на сегодня станет у меня второй, которую я приближаю к неуемности своих повадок. Первую загнал.
– Я доверять машину, как себя на танцах.
– Доверчивость опасная соблазном:
покуситься на ее исток,
костром момента наслаждаясь праздным,
собственный обогатив раёк…
В утробе «Jaguara» тесновато…
Он очень непослушный: скорость нарушает…
– Его оштрафовать нельзя, а вас инспекция прощает, на беззащитность глядя красоты. Считайте дальше нарушением версты…
Обменяться безнаказанно со взглядом ягуара,
приласкать шаманской власти колдовскую шерсть,
мигом ждет символикой непредсказуемости кара,
неминуемую прорицающая смерть.
Летящие глаза каприза,
оборотня шоковые когти,
зубов смертельная реприза…
Взгляда хищника судьбой не троньте!
– Я думала, что понимаю все по-русски…
– Не тревожьтесь – это мысли вслух,
живущие вне сферы понимания.
Без толку горланят, как петух
истерикою самолюбования…
Мы подъезжаем. Надеюсь, адресом я не ошибся.
– Вам знает, что давно здесь было?
– По колоннаде судя, что-то связанное с материнством.
– Да, я родила здесь сын, полгода пролежать постель, и очень трудно было думала не выдержать. Но, слава Господи, жива и сын – опор мой жизни. Спасибо русской девочке, она спасла меня и моего ребенка.
– А если поподробнее…
– Один раз ночью очень плохо стало мне… В палате я была одна, дежурная сестричка не придет на вызов… Я звать о помощь, а голос нет совсем, пропасть… Лишь хрип… И тут пришел небесный ангел…
Утром просыпалась, щупала живот… Дитя во мне и дышит, «ангел» рядышком. «Девочка меня спасла, поднять тревогу», доктор так потом сказать.
– Девочка?
– Да, молоденький совсем…
– И беременная?
– Нет. Не знать, что там делала она.
– Как звали эту девочку?
– Сейчас с трудом я говорить по-русски; тогда не понимать совсем, но имя помню: Лена ангелочка» звать.
– Елена!
О каверзы неисчислимые судьбы,
принужденьем насланные волей Бога,
неведеньем гуляющие в лапах тьмы,
жизнь сберегая за разгадкою порога…
– Почему вы так волнуется?
– Как тесен мир знакомых мне людей,
слезами ждущих поквитаться,
меня связав переплетением корней
упрека чувственного братства…
Вы не заблудитесь дорогой, если я покину вас?
– Думаю, что нет. Вы мне очень помогать, почувствовать себя на праздник. Жаль будет расставаться.
– Судьба надеждою мудрее нас
и будущим назначить встречу.
Не заплутает жизненный баркас
и к цели приведет с любою течью…
В каком же месяце родился ваш ребенок?
– В марте.
– Помню, очень теплым месяц выдался в тот год. Братство «Рыб»; и не родившееся под опеку попадает?
Скажите, мальчик ваш талантлив в чем-то?
– Во всем, и очень необычный. Рассказывать один лишь происшествий. Мы стояли очередь у магазин, и вдруг ребенок мой, трубу котельную показывая, закричать: «Мама, труба сломалась…» Все разбежаться. Но паника была обман… Ему уже исполниться четыре годик, он все понимать. За шутка эта я ругать не стал. А через день труба обрушиться, но в ночь и в магазин, где мы стоять.
– Я очень вам обязан этой встречей,
один шажок неведений стал явью.
Не зря поступками себя калечу,
слепцом мечты расплачиваясь данью.
Мы для природы – перегной и средство.
Ей безразличны мыслей актуальность
и чувств любви безудержное бегство…
Она растит усердно гениальность…
– А как вас звать?
– Сверхнадежен ангел ваш хранитель,
душевное оберегающий тепло…
Опекун и ласковый целитель,
я бессловесная всего лишь тень его…
– Скажите, а какой вы запах душиться? Очень вкусно пахнет… Хочется еще-еще дышать…
– Вы озадачили меня. Заслуг былье?
О, искушение вдохнуть любви еще!
Я признаюсь, что терся возле женщин,
их благодатная струя берет свое,
вгрызаясь ароматом, словно клещи…
Умчалась с темпераментностью недовольства, с нескрываемой укором и печальюна глазах: «Почему не навязался мне знакомством? Значит, что-то у меня не так. Какою роскошью располагает тот мужчина, способный выпустить меня из рук».
Загадкой навязался женскому уму,
порабощающему независимостью взгляда,
высокомерием ввергая в кутерьму
фантазий похотливых восхитительного ада.
Достоинство не наградил апломбом роз,
цветущих ароматом красоты себе на диво,
раскрыв неповторимой радужности плес,
готовый от прикосновенья ласки к чувств разливу…
А в сущности, кичился одиночеством…
Число сегодняшнее бы запомнить и не только сменою автомашин.
Заглядывая в будущее, хочешь встретить «ягуара»? Он непременно явится с мистическим предначертанием. Фантазией играешь с будущим, не рассчитавшись с прошлым и увязнув в настоящем?
Какое же число сегодня? Ждем будущего дня рожденья через год.
Таня. Ольга… Люда…
Какая роскошь предлагаемых натур!
Не хватит жизни отблагодарить восторг,
расписывая вдохновения мечту
умом, с затмением любви вступая в спор…
Спешащую надеждой на любви фурор…
В себе облагородить творческий запал —
палитра удовольствия, красы фасон,
единственной любви рисуя идеал,
как упивался в жизни Пикассо?..
Да, упивался, сны вдыхая в унисон…
Ольга любит образ властелина,
покоряющего цель пятой террора.
Таня – подчинялась, чтоб вершина
страсти, завлекая лаской кругозора…
С Ольгой – жизнь, с Таней – страсть, с неопределенностью развития событий. С Ольгой интеллектуальная возня, с горячим доказательством кто глубже копанет в себе накопленный потенциал, и вечная неуспокоенность достигнутым стремлением возвыситься над повседневностью себя показом.
А нежность беззащитная девчонки – навсегда осталась в прошлом.
Глаза закроешь, и в объятиях души
тепло нимфеточного стана,
беспечностью любви тревожащего жизнь
сумбуром бескорыстных планов.
Влюбленностью в себя капризный эгоизм,
чувств жадностью лихой походкой,
уступок ленью насаждает деспотизм
в мечтах мирка желаний плеткой…
Таня на поверхности своею прямотой
разит лучами спеси сквозь оптический прицел,
чувство охраняя вдовьей верности святой,
судьбою ограничивая красоты удел.
Не я их выбирал судьбы подсказка,
доверчивости абсолютный слух,
мечтал любовью: впереди ждет сказка,
где счастье славит верностью супруг…
Но на распутье чахнут варианты,
давно украшен Гименея храм,
звучат соблазном чувства ароматы,
взывая к легкомысленным годам…
Что ты предложишь Ольге?.. Память?
Ветхую незабываемость надежд?
Бодрящую усталость возрастного плена?
Боязливость выйти за границу меж?
Грядущим ожидая грянет перемена?
Мудрость притупляющую чувств задор,
угнездившись в постели разочарованием?..
Памятью былого схлопотать укор
подмоги темпераментности восклицанием?..
Продолжаешь молодиться сединой, как это делает она?
Ровней для нее ты никогда не будешь, а наставник и в шестнадцать ей не нужен был. Ты трижды соблазнил ее бессовестностью власти обаяния, доверчивых инстинктов забавляясь прыткостью. Но по рациональности ума ты ей, бесспорно, уступаешь. Вспомни реплику: «Ты видел в первый раз…» Задание не для застенчивости плаксы. И ты в войне влияний на распространителей портовой контрабанды стал на сторону Пираньи, против матушки ее пойдя враждой. Вспомни Ольги откровение, и молчаливую твою обструкцию, и морячков, приставленных охраной к ней и попытавшихся тебя силком доставить папочке.
«Неделя истекла, как Ольгу выпустили из пансионата для беременных. Доктор позвонила поблагодарить за пациентку, которой удалось одним звонком по телефону категорию снабжения финансами и медикаментами повысить.
Горечью униженная благодарность
за участие в душевной казни
плата ложью за доверия полярность,
чувств сгубившую весенний праздник…
Грусть. Бездарная опальная реальность.
Бессознательно зубрил я номер телефона…
Услышать голос и обнять его молчаньем,
возглас заглушая чувств подсказки мегафона,
признание в любви произнося дыханьем
бесконтактно чувственным эфиром счастья стона…
Я ждал ее инициативы… И дождался. Поздним вечером, идя с работы, по привычке, издали окинул взглядом дом. В подъезде свет потушен, а на третьем этаже, на лестничной площадке, у окна фигурка с беленькой короткой стрижкой. Ольга? Увидела меня, отпрянула. У подъезда дышат свежим воздухом безделья два молодчика.
Остерегаясь – трусостью вильнуть?
Не нарываться на разборку по душам?
Или отчаянно подставить грудь,
любезно выставленным наглостью «ножам»?
Ольга вспыльчивостью пожурить меня решила и с собою хлыст кулачный прихватила? На нее, вообще-то, непохоже: отчаянность ее не требует подмоги. Вручает недобитков мне, виновных в унизительном ее недомогании? Нет! Этих мальчиков не подворотня кормит. Благодарность от папаши разъяренного, желающего
Указать на местоположенье лихого жениха,
авторитетом силы поместив в систему брачных уз,
произвол искореняя полюбовного греха
и трепетной безнравственности легкомысленный конфуз?
Вперед за разъяснениями.
Чему уж быть того не миновать.
Угроза не приструненная пуще смерти,
бичом навязывает страха власть,
где медленно за трусость жарят черти…
Озорным придурком я махнул к подъезду, стараясь, чтобы ожидавшие гуськом друг друга заслонили. Но не получилось.
Один стал нагло поперек двери, второй – мне за спину шмыгнул. Диспозицию пришлось менять, тылы прикрыв стеной и сузив фронт для нападения.
Фигуры в боевом строю.
Пора переходить к тактическим дебатам,
без фамильярных интервью
соперника приговорить площадным матом…
– Эй, ты! Надо бы поговорить.
– За кем же выбор темы?
– Поедешь с нами, там узнаешь.
– Заблаговременно бы надо в гости приглашать,
а то ведь у меня ко сну разложена кровать…
– Не упирайся – будет хуже.
– И кто же посылает мне угрозы,
приглашая в гости?
С собою прихватить шипы иль розы,
радости иль злости?
– За девчонку надо отвечать.
Пока один молодчик отвлекал меня словами, второй – приблизившись вплотную справа, рукою попытался взять в замок запястье. Я добровольно сдал его и тут же выпадом вперед изобразил с «захватчиком»
Любимую в кино скульптурную символику советов
семейно-трудового братства,
скрепленного диктаторским насилием декретов,
райка коммунистического рабства…
От неожиданности он поддался без мелькнувшей аналогии и выполнил пассаж коряво, а за сговорчивость наказан был рукой, заломленной за спину, и пинком под зад.
Убить меня за шалость Ольга не позволит, а царапины не дожидаясь свадьбы заживут. Поэтому решил: их самолюбие чуть-чуть в грязи игрою повозюкать, не доводя до гневного накала.
Удара в челюсть я не допустил, но вот руки свободу, схваченную недовольным, не попавшим в цель, я потерял. Тут молодец второй угрозою нешуточной, оправившейся от пинка, вновь завладел моей рукой. Сковали молодцы! Наручники оденут, или Ольга, появившись, припечатает признательностью по мордасам?
– Не рыпайся, сломаем руки!
Надежно держат ли меня? Проверим.
Всем телом я вперед подался – держат. Теперь назад. Упрямятся, не отпускают, тогда вперед и ножницы обеими ногами с ударом в горло «пыром» остроносого ботинка… Пожалел и шмякнул плоскостью подъема по носам парней. Не удержали, выронили ношу…
Ну вот, и мат достойный прозвучал… Что, будем биться дальше?
Я крутанулся оборотом на железном столбике, поддерживавшем крышу над подъездом.
Смотаться бы оставив мальчиков с позором
по-детскому расквашенных носов,
чтоб дома мамы пожурили их укором:
«Не лезьте на рожон обиняков!»
Сколько раз, в горячке схватки, во время отработки этого приема, страдал разбитый нос.
Мальчики утерлись и, угрюмостью переглянувшись, двинулись, неся остаток самолюбия непопранного в жертву мне.
Дверь подъезда распахнулась – Ольга.
– Я вас предупреждала: «Вам его не одолеть…»
Нежно розовый фигуристый соблазн,
ласк порочности взывающий подмогу,
равнодушия и сдержанности казнь
жертвой благородной за созданье Богу…
– Идите сопли утирать в машину, я сама с ним разберусь.
Тебя сегодня хочет видеть папа. Он меня послал и в помощь дал вот этих долбаков. Ты хорошо их проучил, не будут впредь заносчиво выпендриваться.
Она цвела в своем репертуаре:
нежной розы оголившей недоступности шипы,
в затмении от красоты угара,
вседозволенность обняв природной доброты…
«Поехали, нас ждут!»
Хотел сказать: «Дорогу не забыл», но промолчал и, взвесив расстояние, по свежести ночной отправился пешком…
Вслед монолог игривости Джульетты,
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?