Текст книги "Тайна рождения славян"

Естественно, речь пойдет о нашей «русской красавице, светлой Оке». Но не о ней одной. Река Ока имеется и в Тверской области, только здесь она является притоком Куньи. Далее на востоке встречаем Оку как приток Волги. Следующая Ока появляется ближе к Уралу на северо-востоке Башкирии, здесь она выступает в качестве притока реки Ик. Перевалив Уральские горы и пройдя более 1000 км по сибирским степям, на подходе к Иртышу обнаруживаем реку Омь с притоком Окой. Продолжая движение на восток, переходим к Ангаре, у которой также есть приток Ока с одноименным разъездом неподалеку. Свидание со следующей Окой нас ждет в Бурятии, здесь она приток известной реки Селенга и протекает недалеко от Анансинского дацана (карта № 25).

На этом экскурс, казалось бы, можно и закончить. Но на Курилах всплывает Ока – скала, а в Испании известна река Oca rio с одноименным городом Oca.

Уже не стоит объяснять, что мы имеем дело с переносом гидронима Ока по всей России, от ее западных рубежей до восточных пределов. Как всегда, встает главный вопрос: истоки исхода и этимология слова. Обратимся к мнению известных ученых.

Большое количество сторонников имеется у балтийского и связанного с ним индоевропейского источника происхождения. Широко распространена гипотеза В. Н. Топорова. Она основывается на сопоставлении слова «Ока» с рядом литовских названий озер и латышских микрогидронимов, образованных из литовского akis, латышского acis: 1) незамерзающее место в реке, озере, болоте; 2) прорубь; 3) небольшое открытое пространство воды в зарастающем озере или болоте; 4) бьющий из глубины ключ; 5) глаз. Несколько тысячелетий назад, когда возникло название реки, могло существовать и значение, непосредственно относящееся к этой крупной многоводной реке. О. Н. Трубачев также поддерживает балтийскую версию, поскольку это лучше объясняет форму Окá. Данное предположение подтверждается тем, что балты (голядь) в свое время жили по верхнему и среднему течению реки.

Краэ считает, что славяне адаптировали субстратный гидроним «древнеевропейского» типа: Ока – aqṷā, «вода». В таком случае гидроним относится к временам германо-балто-славяно-иллиро-венетской («древнеевропейской») языковой общности, и соотносить его нужно, по меньшей мере, со временами фатьяновской археологической культуры.

Существует гипотеза о происхождении от финского joki, эрзянского Йока – «река» или марийского aka – «старшая сестра». По мнению Фасмера, Ока родственно готскому аƕа «река», др.-в. – нем. аhа, ср.-в. – нем. аhе – «вода, река», нов.-в.-н. Аа – название реки в Вестфалии, Швейцарии; на латинском aqua – «вода».

Вот такое обилие гипотез. Все они кажутся мотивированными. Остается спросить, где истина, что выбрать читателю? Для этого рассмотрим степень мотивации.

Начнем с готско-германской версии. Если оставить лингвистические шоры и привлечь представления в области истории, то появляется вопрос, каким образом готы передали этот гидроним в Тверскую область? Чтобы гидроним как традиция распространился, нужен интенсивный контакт крупных групп населения. Причем именно в Тверской области, так как в ареале, занимаемом готами, от Вислы до Крыма, подобных названий нет. Остается предположить, что часть готов ушла далеко на восток, но инкогнито.

Фасмер считает, что существования гидронимов Аа в Вестфалии и Швейцарии достаточно, чтобы включить эту лексему в новый верхненемецкий диалект. Его мнение изменилось бы, если бы он узнал о существовании таких топонимов в Скандинавии, северной Германии и Прибалтике. Причем они представляют собой не только гидронимы, но и ойконимы. Некоторые из них наряду с Аа также имеют название А. Как было показано в [37], к воде они не имеют никакого отношения, а представляют собой архаичное название коровы в статусе тотемного божества в изначальном индоевропейском обществе. Тогда следует рассмотреть обоснованность включения этих лексем и в другие типы немецких языков. Наконец, по другой информации, аƕа на готском – это разум [61]. Название Ока существует в Бурятии и также производится от бурятского «аха». Остается предположить, что готы добрались и сюда, внедрив этот термин в бурятский язык. Или, наоборот, бурято-монголы побывали в Скандинавии и приучили древних германцев использовать этот гидроним. Вот до какого абсурда можно договориться, если делать выводы на основании единичного объекта и локализоваться в рамках одной науки, не привлекая смежные дисциплины.

Более предпочтительными с исторической точки зрения смотрятся угро-финская, балтская, а также индоевропейская версии. Действительно, территория, занимаемая их топонимиконами, была зоной контакта со славянами. Ряд гидронимов, принадлежащих финнам, балтам, а также индоевропейцам, сохранился до сих пор [37]. Нельзя исключить, что, будучи воспринятыми славянами, они стали переноситься на восток.

А теперь перейдем к континентальной топонимике, не забывая, что название – это объект, имеющий конкретную привязку на местности, связанную с историей народов. Надо отметить, что лингвисты работали со словом Ока только как с лексемой. Они не знали, что существует еще ряд подобных объектов, а об их расположении на карте даже не подозревали. Карты не являются привычным для них инструментов исследования. Между тем только с использованием карт проявляется полная картина. Существует устаревшая традиция производить гидронимы от слова «вода, река» и родственных объектов – ключей, болот. Если лингвисты не могли этимологизировать гидроним, то они начинали притягивать его к какой-нибудь «реке» или «полынье». Однако это не ономастические, а географические категории. Народы в гидронимах их практически не использовали. Так, в огромном российском топонимиконе название Река как имя собственное встречается только один раз, и то принадлежит поселению. В Дании и Исландии самостоятельная топонема «river» отсутствует, а в Англии также является ойконимом. В Германии вообще нет топонимов «fluss», а Финляндии «joki». В Норвегии «elv/a», в Швеции «flod» относятся к фермам и селениям, в Иране «rud/e» – всего один населенный пункт. Во Франции «riviere» – это также поселения и одно побережье. Весьма интересные композиты существуют в Италии, Fiume rio и Fiume torrento. Первое слово переводится как река, второе тоже река, только на испанском, а torrento означает поток, как на итальянском, так и на испанском. Только в Германии существует река Ström (поток, нем.), да вспомним струмлян и Strumien – поток. Таким образом, топонимика нам говорит, что как системы применения категории «река» в гидронимах не существует. Но из каждой системы имеются исключения.

Балты оставили нам гидронимы Жиздра, Протва, имеющие локальное распространение. Но это имена собственные. Есть один интересный пример – это река Упа (upe на литовском – река). Известны и ойконимы – существовавшее до войны село Упозево в Ульяновском районе Калужской области и некоторые другие.

В различных странах нет прямых названий «вода». Исключение составляет Италия, где существует один населенный пункт Acqua с одноименной горой. В славянских странах это в лучшем случае композиты или уменьшительно-ласкательный вариант. В тюркских странах «су» (вода) обычно комбинируется с другим признаком, например «ак» – белый.

Для всех этих версий будет правомерен один вопрос: каким образом и почему был осуществлен переход от aqṷā, аƕа, aha, joki, akis и других номинантов к Оке? Обратите внимание, что для этого требуется изменение сразу 2–3 букв из трех – четырех в слове, то есть 70–75 %. Этимологи нам объяснений не дают. Таким методом можно превратить что угодно во что угодно. Например, зайца в волка. Из всего этого следует вывод, что предлагаемые подходы к этимологизации неправомерны и нужно искать иной источник происхождения этого слова. Версии legendes les profanes типа восклицаний «ака!» или «око» всерьез приниматься не могут.

Тем не менее является загадкой, почему значения «река» и «вода» могут относиться к населенным пунктам, а не к гидронимам. Причина состоит в том, что рекам и озерам давались иные имена, а место, где постоянно брало воду местное население, ассоциировалось с сущностью «вода». Постепенно оно обрастало домами, превращалось в селение, а назначение воплощалось в названии «река». Происходил переход географической категории в ономастическую.

Обратимся к топонимике (карта № 25). Нет сомнения, что название Ока, будучи созданным неким народом, переносилось во времени и пространстве. Каким народом? Для этого интерполируем траекторию на запад. Уже в Белоруссии мы встречаем поселение Окачи, в Польше Ochenki (Оченки), а чуть далее реку Ochnia (Очня). Здесь и состоялся часто встречающийся переход «ч – к» и появилась Ока. У истоков «нашей» Оки в Глазуновском районе находится река Очка, название которой следует считать переходной формой между Очней и Окой. Теперь мы знаем, как это произошло и где, а что означает исходная лексема, пока остается загадкой. Не будем предаваться фантазиям. В будущем эту проблему можно будет разрешить комплексом научных, а не умозрительных методов. Наконец, Ока на Курилах может не иметь никакого отношения к рекам, а являться местной лексемой, как и в Испании. В последнем случае это микротопоним, означающий «гусиная река» (исп. oса – гусь).

Траектория топонимии Ока в целом соответствует таковой для распространения топонимов с основой «вят», относящейся к вятичам, которые пришли из мест поморян и мазовшан [11]. Поэтому вятичи и «сели на Оце», которую сами и назвали. В данном случае имеет мест второй тип замещения «ч – ц» Очня – Оца, который произошел в Восточной Европе. Является ли Ока третьим этапом такого замещения или это происходило параллельно, – карты в руки лингвистам.

Гидронимия чаще всего является теофорной, поэтому истоки названий следует искать в именах древних, может быть, пока и неизвестных нам богов[13]13
  Сообщение об Оке как о жене бога молитвы Бармы ведического пантеона (А. Барашков) подтверждений не находит.


[Закрыть]. Например, «ока» – это растение семейства щавелевых «кислица клубненосная», употребляемое в пищу [5]. Совершенно не обязательно, что реки назывались в ее честь, хотя не исключено, что существовал такой тотем из мира растений. Часто по мере забвения и деградации культа божеств они переходили на обыденный уровень, и их имена мы встречаем уже в неологизмах. Так, ведический бог Индра связан с насекомым индрагопа, калугер (монах, греч.) с птицей калугерица у западных славян, с синицей у восточных славян и с горихвосткой у сербов. Эльфы и Красные шапочки – это бывшие божества кельтов. Бог Род – некогда сущность всего живого – превратился в Восточной Европе в домашнего божка, которого на праздник сажали за стол и кормили кашей. Происходила редукция статуса некогда великого божества. Вероятно, и кислица-ока заимствовала чье-то имя.

Вызывает вопрос одно наблюдение – принадлежность названия Ока в основном к гидронимам. Если осуществлялся перенос каких-либо основ или топонимов, то обычно он затрагивал и ойконимы, и оронимы, могли изменяться лишь пропорции. Можно предположить что «Ока-Очня» являлось именем водного божества, принадлежность которого не вызывала иных ассоциаций и сохранялась в поколениях. Применить его по другому назначению являлось недопустимым.

Карта № 25. Топонимия «Ока»

Угра. Известная река, приток Оки. Ограниченное количество людей знает объект городской топонимики Москвы, улицу Угрешскую, находящуюся в местности, ранее называемой «Сучье болото».

Существует несколько гипотез возникновения названий. Некоторые авторы полагают финно-угорское происхождение реки Угра, в котором – уга (-юга) означает «река». Согласно другому предположению, в основе лежит древнепрусское слово angar – «червь», в значении «виться, извиваться». Данное слово восходит к «Qgrь», изменившемуся в «угорь», в результате развития у славян Q в у. Тогда название реки означает «вьющаяся, извивающаяся», что соответствует характеру ее течения, резко меняющего свою направленность [62]. Другая версия также полагает финно-угорское происхождение. Считается, что Угреша – это трансформировавшееся выражение «унгур ша», что означает «луговая река». Весомым аргументом в пользу этого является существование речки Угреша в верховьях Оки и, возможно, в Ярославской области, где до сих пор есть деревня Угреша. Другая гипотеза связана с племенем угров, ставших позднее венграми. Наконец, бог Шива в индийской мифологии имел эпитет Ugra, который и перешел на название реки [5].

Народная этимология производит происхождение улицы Угрешской от Николо-Угрешского монастыря, основанного в 1380 году Дмитрием Донским и находящегося в урочище реки Угреша. «….моляся соверши молебное пение с воинством своим, и в то же время сам Благоверный Великий Князь Димитрий Иоаннович с Благоверными Князи и Боляры нарече оное место прозванием Угреша, еже зовется тем именем до сего дне». К этому преданию во многих источниках добавляется радостное восклицание Дмитрия Донского при виде чудесной иконы: «Сие вся угреша сердце мое!» («Это все согрело мое сердце!») [63].

Известный специалист по топонимике Е. М. Поспелов пишет: «Название урочища обычно связывают с рекой Угреша. Возможность былого существования этой речки косвенно подтверждается наличием гидронимов Угра, Угричка и Угреша в верховье бассейна Оки; Угриня в бассейне Западного Буга, Угр в бассейне Западной Двины, Ugra в Литве. Размещение этих гидронимов свидетельствует о вероятности их балтийского происхождения» [64].

Поскольку речь идет о существовании топонимии, то попытаемся создать ее полную картину. Действительно, топонимов «угр» существует достаточно много, и это не только гидронимы. Они расположены в Восточной, Центральной и Южной Европе.

Наибольшая плотность фиксируется в виде локального массива на Западной Украине: Угриничи, Угринцево, Угринковце, Угры и др. (карта № 26).

В центральной части Восточной Европы расположены три группы топонимов, образующих ветви. Северная начинается селением Угреватое, далее следует Угрево, а за Волгой расположилась Угренга. Средняя начинает формироваться в Смоленской области в верховьях Днепра топонимом Угрино, но главное, что на ней расположены наши базовые объекты – река Угра и улица Угрешская. На начальных стадиях несколько топонимов отделились от нее и направились на юг по границе Украины и России.

Южный массив представлен в виде разветвляющейся прямой. Он начинается с территории Венгрии топонимами Ugrizoll и Ugrosz, проходит через центр Сербии (Ugrinovac Ugrinovci, Ugriniči). От него имеются ответвления в Болгарию – Ugrchin и Хорватию – Ugrinič, Ugrice. Зафиксирован единичный ойконим Ugrigno в Италии.

Приведенные данные показывают, что «угр»-топонимы имеют более широкое распространение, чем это считалось ранее. Предположения о финно-угорском происхождении гидронима Угра лишены оснований. Так, слово «река» звучит в различных языках следующим образом: jogi – йок (карел.), joki – йоки (фин.), jogi – йоги (вепс.), jõgi – йыги (эст.), егк – деги (саам.), йхть (морд.), шур (удм.), вӱд (мар.). Как видите, даже отдаленных соответствий не наблюдается. Наконец, это является примером распространенной, но ошибочной практики подмены ономастических категорий (топонимов) географическими (река), о которой мы говорили выше. Имеет право на жизнь гипотеза о тотемном происхождении названий от представителя ихтиофауны – угря. Однако это актуально только для России и определенной степени для Венгрии. Так, «угорь» на болгарском змиорка, на сербском jегуЉа, на итальянском Eеl, на венгерском angolna, на чешском uhor, на польском tradzik.

Характерно, что приведенные топонимы расположены преимущественно в славянских странах или странах со славянской предысторией (Венгрия, Румыния). Поэтому значение основы «угр» следует искать в славянских лексиконах: праслав. *ǫgъrinъ (др. – рус. огринъ); укр. Вугор; серб-хорв. ýгор; ст. – слав. Ѫгринъ; болг. ýгрин; словен. унгарци; чеш. vogǝr, vogrin; словацк. uher, uhor; плск. węgier, węgrzyn. Современное слово «венгр» пришло к нам из литовского Veñgras, связанное с польским Węgier. В то время как самоназвание звучит как mаgуаr(ok). В западных языках это, как правило, ungar [5].

Карта № 26. Топонимия «угр – ugr»

Следовательно, топонимы «угр» могли возникнуть как внешние обозначения угорских поселений. Этимологизация предполагает соотнесение топонимической картины с базовыми историческими событиями. Угры прошли побережьем Черного моря и, согласно летописям, «В год 6406 (898). Шли угры мимо Киева горою, которая прозывается теперь Угорской, пришли к Днепру и стали вежами: ходили они так же, как теперь половцы. И, придя с востока, устремились через великие горы, которые прозвались Угорскими горами, и стали воевать с жившими там волохами и славянами». «…По сихъ бо придоша печенизѣ, и пакы идоша угри черни мимо Киевъ послѣже при Ользѣ…» При Екатерине II была отчеканена памятная медаль «В память мирного прохода угр мимо Киева» в период княжения Игоря (Олега). Далее они осели в Трансильвании и оттуда вторглись в Среднедунайскую низменность [5].

Согласно приведенным топонимическим данным, после Киева, перед тем как перейти Восточные Карпаты (Угорские горы), угры осели в Галиции и Волыни. Данный район не был пройден на рысях. Здесь долго стояли, поэтому появились ойконимы в виде плотного локального массива. Со временем их жители были ассимилированы и двинулись на восток в общей массе славянского переселения. Путь лежал через Белоруссию (Угры малые). Далее дороги разошлись. Одна ветвь двинулась на Верхнюю Волгу, вторая – в центр Восточной Европы. Перенос топоосновы «угр» стал результатом традиции, автоматически применяемой для обозначения не только ойконимов, но и гидронимов. Так и возникла река Угра.

Поначалу угорские поселения в Венгрии были достаточно редкими. Продолжали вести кочевой образ жизни и использовали славянские и валашские деревни. Поэтому проживавшие там славяне до того, как угры их вытеснили, успели дать характеристику всего двум топонимам. Позднее венгры их фонетику несколько подкорректировали.

Мадьярская экспансия была продолжена на юг. «И стали угры воевать с греками и попленили землю Македонскую до самой Селуни». Военные операции были сопряжены с миграциями населения, следствием чего явилась цепочка топонимов. Дунай перешли в районе Сингидуна. Поселения были угорские, а автором названий являлась славянская среда, уже сформировавшаяся к тому времени. Сведения летописей хорошо соответствуют топонимической картине. Македонией в то время именовалась достаточно обширная территория, захватывающая значительную часть современной Сербии. Под «землей Фракийской» подразумевалась Болгария. Вероятно, некоторые войсковые соединения доходили до Солуни. Из Хорватии одна группа переправилась в западную Адриатику.

Таким образом, с помощью континентальной топонимики нам удалось отсеять основную массу этимологических гипотез, касающихся реки Угра, и сделать вывод, не имеющий альтернатив. Лингвистическую проблему помог решить нелингвистический метод. С помощью топонимии «угр» реконструирована полная картина угорских расселений в славянской среде.

* * *

Приведенные данные позволяют получить предварительные представления о путях славянских расселений в Западной Европе. Причина состоит в ограниченном количестве информации, получаемой при использовании топооснов. Особенно это касается южного направления, где произошла смена этнической среды (Австрия, Румыния, Венгрия), – проблема идентификации маршрутов встречает значительные трудности. Имело место вымывание топонимов, как естественное во времени, так и принудительное.

С другой стороны, относительно малочисленные родоплеменные образования, которые они отражают, создавали на столь коротком пути ограниченное количество топонимов, а сильные коллективы при прохождении этого расстояния за один сезон успевали даже переправиться через Дунай и следов не оставляли. Оседали слабеющие общности, потерявшие миграционный потенциал, сил у которых хватало лишь для того, чтобы создать и поддерживать поселение. Поэтому с целью увеличения объема информации существовала необходимость в проведении дополнительных исследований с использованием топонимических фрагментов иного рода.

1.2. Районы формирования и миграции этно-диалектных групп. Топонимика формантов

Как словообразующая морфема форманты бывают характерными не только для языка определенного народа, но и для его диалектов, говоров. Они возникают в процессе дифференциации языков, обусловленных общественно-историческими процессами. Наряду с основами форманты существуют в качестве характерной составной части топонима. Они проявляются в зонах расселения крупных субэтнических сообществ. Нидерле считает, что форманты – ici, – iči, – ice являются патронимическими окончаниями, обозначающими потомков одного рода, происходящего от общего предка. То есть они образованы от имени собственного главы разделившейся семьи. В то же время – ov, – ova, – ovo, а в женском роде – in, – ina, – ino представляют собой посессивные форматы. В таком случае следовало бы ожидать существования топонимиконов, состоящих исключительно из имен собственных. К тому же следует отметить, что патронимия в большом количестве появляется лишь в XII–XIII веках, когда расселение славян на западе было уже давно завершено [5]. Как мы увидим далее, это не имеет места. С предположением Нидерле можно согласиться лишь в том случае, если в качестве эпонимов предполагать тотемных предков.

Поскольку форманты находятся в сочетании с различными топоосновами, то объем получаемой информации с их участием резко возрастает. С механизмом переноса топоосновы мы уже познакомились в [11 и 37]. Он заключается в ее передаче от населения предыдущего ойконима к последующему, представленному различными поколениями одной и той же общности (рис. 5-а). Этот процесс имеет характер традиции, заимствуемой новой генерацией от своих предков еще в точке старта очередного миграционного скачка. Он развивается в рамках сообществ, связанных кровными родственными узами, чаще всего на основе образа тотемных божеств, или, по крайней мере, их фикции.

Каким образом передается топоформант? Имеется ограниченное количество примеров, когда он «путешествует» совместно с топоосновой в форме неизменяемого топонима (Козловка, Козлов, Липовка) [11]. В большинстве случаев формантная часть не является стабильной. Как было показано в [11], она оказывается чувствительной к этническим контактам, вливанию в мигрирующее сообщество инородной компоненты. Это и обуславливает замещение старого форманта на новый. При этом внедряющееся сообщество находится на вторых ролях. Поэтому механизм переноса формантов по сравнению с топоосновами существенно отличается. Они как бы меняют «хозяев», переходя от одной основы к другой. Таким образом, топонимия формантов возникает как результат взаимодействия коллективов, принадлежащих к разнородным этническим и субэтническим языковым группам.

Далее мы подробно рассмотрим механизм распространения формантов. Могут быть предложены два основных случая. Топоним Ах «встречается» с топонимом Ву (здесь А и В – топоосновы, х и у – форманты) (рис. 5). При этом происходит замещение форманта «х» на «у». Ву остается без изменений (случай «b»). Возможно полное поглощение носителей одного из ойконимов другим (случай «с»). Прочие варианты являются сочетаниями «а – с».

Если рассматривать этот процесс детально, то на первой стадии происходит слияние носителей двух топонимов Ах и Ву с образованием единого сообщества Ах ^… Ву (Рис. 6-b), в котором носители основы А воспринимают основу «хозяев» В, но при этом сохраняют свой формант х (рис. 6-с). Если эти компоненты расходятся, то появляется индивидуальный топоним Вх (или Ау, как на рис. 6-d). Он снова может войти в альянс с исходным Ву и конвертировать его в Вх (Рис. 6e – 6i).

Рис. 5. Схема переноса индивидуальных топоформантов

Рис. 6. Детальный механизм замещения форматов

Можно рассмотреть другие индивидуальные варианты, общий смысл которых остается неизменным. Механизм массированного переноса топоформанта одного типа, например, q в топониме Fq, заключается в последовательном замещении на него формантов присутствующих во «встречных» топонимах (Ax, By, Cz, Dp). В результате возникают топонимы со старыми топоосновами, но с новым формантом Aq, Bq, Cq, Dq. Основа F при этом может приобрести любой формант (i) или оставить за собой исходный q (рис. 7). Представленные механизмы допускают, что количество формантов одного рода в зависимости от конкретных обстоятельств может увеличиваться спонтанно. Попросту говоря, при должном уровне репродуктивной активности от смешанных браков носители конкретного форманта, появившись на определенной территории в ограниченном числе, начинали размножаться, используя в качестве «пищи» присутствующие здесь топонимы. Фактически топонимика формантов отражает перемещения такой категории мигрантов, как «подселенцы».

Данная схема является сугубо принципиальной, так как фактические направления распространения изоним могут быть самыми разными, но чаще всего параллельными, и отражать некое глобальное переселение народа или одну из его магистралей. Представленный механизм характерен для случаев долгосрочных миграций. На коротких расстояниях может проявляться еще один случай, заключающийся в «почковании» малых общностей от крупных коллективов, переселяющихся с территорий, входящих в сферу определенного диалекта или говора (рис. 8). По сути дела, это конгломерат родоплеменных единиц, переносящих различные топоосновы, но единый формант. Такая ситуация идеализирована, но наглядна. Эта стихийно сложившаяся масса не была объединена никакими управляющими началами, кроме подсознательных стадных инстинктов, «а мы как все», возникших на определенной территории в момент исхода. Далее будут рассмотрены топонимии различных формантов.

Рис. 7. Массированный перенос топоформантов

Рис. 8. Образование топонимов при «почковании» мигрирующей общности