Текст книги "Cова Минервы вылетает в сумерки. Избранные философские тексты ХХI века"

Как видим, широко распространенные в постмодернизме толки о Всесожжении (Холокосте) идут не на пустом месте (правда, если помыслить онтологически, именно «на пустом»). After-postmodernism=постпостмодернизм как возврат к метафизике с воскрешением бытия и субъекта – реакция на доведённый до грамма/би/тологической стадии автоматического письма постмодернизм. Подобно пожравшему свой материал огню, он потух. Остался «Золы угасшей прах» (Ж. Деррида). Его носителям больше нечего делать, да и существуют они незаконно. Они (не)существуют. Однако главная трудность, проблема теоретиков нигилизма в том, что уничтоженное ими «присутствие» всё равно даёт о себе знать, а «умерший человек» продолжает жить, суетиться. Посему ближайшие (младшие) последователи классиков деконструкции и грамма-тологии, – «младопостмодернисты» сказали: Метафизике быть! И начали восстанавливать её категории, естественно, связанные прежде всего с основным вопросом.

Восстановление не предполагает буквальной реставрации. Это Обновление. Начало другой метафизики: бытия и субъекта Иного. Ж-Л. Нанси развивает концепцию бытия как «единичного множественного» или со-бытия, возникающего в совместном владении пространством-временем. «Бытие может быть, лишь когда это Бытие-одних-вместес-другими, лишь циркулируя во вместе-с и в качестве вместе-с этого единично-множественного сосущестования».[84]84
  Нанси Жан-Люк. БЫТИЕ единичное множественное. М., 2004. С.17.


[Закрыть] Это бытие опирается не на Единое, а на Многое, что означает своего рода переворот в трактовке метафизики, ибо бытие восстанавливается через выворачивание наизнанку его оснований. «Бытие-друг-с-другом не должно пониматься исходя из предположения о едином бытии, но, что, напротив, именно единое бытие (бытие как таковое, абсолютное бытие, или ens realis-simum) должно пониматься лишь исходя из бытия-друг-с-другом».[85]85
  Там же, С. 95.


[Закрыть] Само понятие единичного, а значит и субъекта, автора, индивида тоже трансформируется в свою противоположность. «Единичный – это сразу же каждый, а значит, также и каждый вместе и среди всех других. Единичный – это множественный».[86]86
  Там же, С. 61.


[Закрыть] В итоге всё заканчивается онтологией коммуникации. « «Язык» это не инструмент коммуникации, и коммуникация не инструмент для бытия, но, совершенно точно, коммуникация есть бытие, и бытие, следовательно, есть лишь то нетелесное, в котором тела заявляют о себе друг другу как таковые».[87]87
  Там же, С. 145.


[Закрыть] Заканчивается тем, что бытие нетелесно, а тела бытием не обладают. Старая песня на тему, что природы и человека как сущего и субстрата – нет. Логично, что если бытие есть чистые функциональные отношения, коммуникация, то его основанием должно быть множество, а не единство. Старая песня на тему, что природы и человека как сущности и субстанции – нет. Всё это прямо противоположно тому, что утверждала классическая (и в материалистическом, и в идеалистическом варианте) метафизика, не говоря уже о древней и восточной духовности, в которых гносеологический смысл категории бытия состоял в преодолении множественности и достижении единства, а онтологический, что бытие постольку является бытием, поскольку оно Единое. Высшее состояние бытия человека в слиянии с Единым Целым – на Востоке, а с появлением личности, на Западе, быть – это всегда сохранять тождественность себе, сохранять идентичность, самость как мира, так и человека. Напротив, небытие – разделённость, отдельность, рассеивание, потеря самости. Учитывая подобным образом проделанное (с) метафизикой сальто, мы вправе усомниться: она ли это?

Да и ещё раз – да, утверждает А. Бадью, интерпретируя творчество Ж. Делёза не как отрицание бытия и метафизики – стандартное мнение о постмодернизме – а как «крик о бытии». Потому что Делёз признавал Единое и исходил из него в построении своей философии, хотя его Единое было виртуальным, составляющим основание актуального. Крик Делёза о бытии – это противопоставленная реализму «песнь о виртуальном». Несмотря на пиетет к знаменитому коллеге, А. Бадью считает, что на такой трактовке метафизики останавливаться не следует, её надо развивать дальше. «Я должен перейти к моей собственной песне. Единого нет, есть лишь актуальные множества, а основание пустует».[88]88
  Бадью А. Делез «Шум бытия» М., 2004. С. 75.


[Закрыть] Из-за сохранения Единого Делёз в понимании бытия геометричен, а надо переходить к алгебраизму. «Проекция наших разногласий по поводу основания (актуальное множество против виртуального Единого) на пару математические множества/множественности никак не могла привести к сближению. Делёз принимал это к сведению, хваля то, что он называл моей поэтической и страстной «песнью о множествах», но упорно стоя на своём в нашей переписке: мне «хотелось», чтобы множественности были математическими множествами, а ему «хотелось», чтобы они таковыми не были».[89]89
  Там же, С. 66.


[Закрыть] Преодолев сущее, заменяя эмпирическую реальность виртуальной, Делёз не преодолел пережитки логоса, и хотя его логос стремится к топосу, он «про ничто и коммуникации», однако, то и другое наиболее адекватно описывается математически, а матезис базируется на множестве – вот смысл претензий А. Бадью к Делёзу и его вклад в обновление метафизики. Она должна быть формальной и математической.

Движение «от поэмы к матеме» захватывает и человека, субъекта, автора, индивида. Возникает феномен «множественной субъективности», множественный индивид – мультивид, разнообразные «я» которого могут иметь самостоятельное телесное воплощение, сохраняя (будто бы) общее самосознание. При этом надо прямо признать, что такого рода идеи в России пока не вырабатываются. В воскрешении метафизики мы отстаём, а множество даже прогрессивных философов даже не знает, что она умерла. Другие увлеклись похоронами. И отдать должное М. Эпштейну, регулярно окормляющему русскоязычную публику благими вестями о новейшем информационно-коммуникационном спасении мира. «Подобно тому как одна и та же информация может передаваться в виде записи от руки, печатного текста, устной речи, двоичного цифрового кода, аналоговой проекции и светового луча, так любой индивид, любой вид существования сможет «пресуществляться», менять свою форму, «клонироваться», создавать множественные варианты себя. Все формы существования становятся более пластичными, множимыми, включая полиморфность человеческого тела».[90]90
  Эпштейн М. Новые понятия и термины. Мультивидуум. //Вестник Российского философского общества. 2003. № 4. С. 165.


[Закрыть] Особенно вдохновляет последнее – полиморфность человеческого тела как перспектива решения демографической проблемы, на основе чего можно говорить о возникновении трансбиологического авторства (ТБА), трансперсонального авторства (ТПА) и Гиперавторства, которое «так относится к традиционному, точечному, «дискретному» авторству, как совокупность вероятных местоположений относится к элементарной частице, которую пыталась засечь квантовая механика, – а та упорно не хотела локализоваться и расплывалась в волну».[91]91
  Эпштейн М. ТБА или ГИПЕРАВТОРСТВО. // Из Америки. М., 2005. С. 332.


[Закрыть] Получается всё очень стройно: множество распределённого субъекта коррелирует с множественной трактовкой бытия, которое есть количественное математическое множество цифр, элементы которого коммуницируют друг с другом в виртуальном пространстве. Чем не метафизика?

Тем, что это метаматематика. А учитывая, что математика в ней не «ручная» (головная), а машинная, электронно-вычислительная, компьютерная, опирающаяся на след и различание (граммы-биты), её, в духе присущей ей точности, следует называть метаинформатикой. По инерции машинная математика считается прикладной, а на самом деле она стала основной. Информатикой, в которой все качественные характеристики мира трансформируются в количественные. Мета-физика восстанавливается как мета-информатика… Как онтология и теория сетевых автокоммуникаций. В философских категориях это означает, что основной вопрос философии решился. В пользу идеального (теперь, трансцендентального), в пользу Неба (теперь, космоса), в пользу объектного (теперь, внешнего). Трансцендентальное стало реальным. (Мы аплодируем Гуссерлю, Гуссерль, будем надеяться, аплодирует нам). Количество, говорил Гегель, самая бездуховная категория. В позитивном выражении это означает, что оно самая постантропологическая, «негуманная», абстрактная, трансцендентальная категория, но её не надо искать в каких-то запредельных, «трансцендентных» сферах. Трансцендентальный мир вокруг и внутри нас.

В привычно-технических терминах это означает, что наша реальность редуцируется к киберпространству и виртуалистике, где бытийные формы природы, жизни, общества, культуры, человека представлены в виде основанных на универсальном математическом множестве коммуницирующих концептов и образов. Там есть всё и даже больше, чем в традиционном человеческом универсуме, только в трансцендентальной (виртуальной) форме. В форме трансцендентальной (виртуальной) природы, трансцендентальных (виртуальных) предметов, трансцендентального (виртуального) общения, трансцендентальных (виртуальных) потребностей. Такие же жизнь, любовь и смерть. Вместо них. Если на первой стадии постмодернизм деконструировал, разрушал мир до Ничто и Письма, то на стадии пост-постмодернизма, он его восстанавливает, воскрешает, но как трансцендентально-виртуальный. И людей – как «электронных личностей». Без тел, да собственно и без личностей. Пост-постмодернизм – это трансцендентальный постмодернизм или, короче-точнее – Трансмодернизм.

Трансцендентальное, то есть Иное по отношению к сущему, не сводится к виртуализму. Виртуальное, хотя перестало отождествляться с мнимым, иллюзорным, и определяется как реальное, так или иначе ограничено природой человеческого возможного. Превосходя его, оно продолжает нести печать своего происхождения из сущего, в котором эти возможности открылись. Отталкиваясь от эмпирического опыта, виртуальная реальность до конца с ним не порывает. С точки зрения целостного телесно-духовного человека она «как бы», «квази», «псевдо», «недо», «presence». Для её функционирования нужен «живуще=умирающий» в ней человек, хотя бы он был «телом без органов». Уходя в Сеть, он отрывается от природы и социума, превращаясь в «тело без пространства», однако потребности его сознания, их направленность и содержание (интенциональность!), остаются ими обусловленными. Homo virtualis, е-Homo, гомутер – это постчеловек, но всё ещё Homo, человеческий фактор, т(ч)еловек, для которого эмпирическая реальность обуза, однако без неё он растворяется, пропадает, становится волной или каплей, «виртуальной частицей» в океане информации. «Хакер» – это гуманоид, симбиотик, (не)бытующий в переходном состоянии. Уйти в свободное виртуально-космическое плавание ему не позволяет, мешает привязывающий его к Земле онто-этно-фоно-фалл(о)центризм.

На собственной основе трансцендентальное реализуется в разработках искусственного интеллекта, который сможет функционировать и развиваться самостоятельно. Вернее, нужно говорить шире: в разработках наук об искусственном, в фундаменте которых лежит идея создания «Всемирного мозга», образующегося на базе нейрокомпьютеров и нанотехнологий как сверхсложных многоагентных интеллектуальных систем в мировой Универсальной Сети. Его «субстанцией» является, в сущности, бесконечное число возможных коммуникаций между его агентами. Агент, в отличие от человека, хакера или человеческого фактора, не обязательно живой. Это некое постсубъектное промежуточное звено между естественным и искусственным. В отличие от субъекта, он не обладает самостью, он всегда «представитель» (другого, «резидента»). А «резидент», в свою очередь, представитель первого агента, предстающего в качестве резидента. В результате резиденты-субъекты стали агентами коммуникации. Субъект «восстанавливается» как (не) субъект. Человек живой или неживой, целостный или частичный, индивид или мультивид для коммуницирования в сети не важно. Всё это идентифицированные или неидентифицированные узелки в потоках информации. Концепты или персонажи. Постепенно такой «мозг» перерастёт во всемирную синергетически автоэволюционирующую интеллектуальную организацию, которая в конце концов сольётся с реальностью, вернее, превратится в неё. Это будет реальность Мысли. Поскольку она есть мышление без сознания, то это будет мыслящая Реальность. Как универсальная «машина мышления», в которой человек является, говоря старым термином, винтиком и которую пока называют «онтологией Сети». Потом может быть назовут Богом, сказав: «В начале была Цифра. И Цифра была у Бога. И Цифрой был Бог». Дискурсивные формации (М. Фуко) сменяются дигитальной. Перспективы вовсе не фантастические, особенно мощный импульс науки об искусственном получают по мере развертывания мировой сети технопарков как первых действительных очагов будущего постчеловеческого мира на нашей Земле. (Теперь понятно, что/кто и за что душит академическую науку и её учреждения; становится понятным и смысл превращения преподавательских научно-образовательных университетов в компьютеризованные инновационно-предпринимательские постуниверситеты; классическая наука и образование слишком «естественны», реалистичны и антропологичны). Вслед за социально-научно-техно-практическими процессами происходит трансформация в их теоретическом осмыслении, превратном, идеологизированном, как преимущественно в русле пост и трансмодернизма или сциентистском, в лучших образцах иногда поднимающихся до принципиальных обобщений. Для этого надо преодолеть много ступеней: «от классических наук к наукам об искусственном, от естественного интеллекта к искусственному, от индивидуального интеллекта к коллективному, от программного объекта к искусственному агенту, от агента к многоагентной системе, от многоагентной системы к интеллектуальной организации и виртуальному сообществу, от коллективного поведения к искусственной жизни и т. д.».[92]92
  Тарасов В. Б. От многоагентных систем к интеллектуальным организациям: философия, психология, информатика. М., 2002. С. 9. Это, пожалуй, наиболее фундаментальная работа по гуманитарно-техническому осмыслению информатики, частично преодолевающая рамки сциентизма и технологизма. Однако автор, занятый собственно науками об искусственном, не может и не должен разбираться в собственно философских завалах по данной проблематике. Это задача философии как таковой, открытой, но не апологетической к существующему состоянию дел в познании и технике. У философии, поскольку она человеческая, предмет апологии один: Человек.


[Закрыть]

Вот величественная, возникшая после трансцендентально-виртуального поворота к агентам и коммуникации и уходящая за сияющий горизонт, программа развития Нового мира. Сотворения и экспансии Иного. За горизонт Человека? Что будет с ним, с нашей внешней и внутренней природой, с «естественной жизнью», когда появится искусственная? С нашим сознающим мышлением, когда распространится машинно-бессознательное, без слов? В случае реализации и универсализации трансцендентально-виртуального эмпиризма? Взаимодействие Человеческого и Иного миров – вот основной вопрос, нервный узел и сердце любого современного философствования. Всерьёз, а не в понарошку, ответственно, а не играючи. Если процесс пойдёт только в направлении технологизации, то не надо иметь семь пядей или чипов во лбу, чтобы понять, что это путь «снятия» человека, его самозомбирования и ликвидации. Что это осуществлённый нигилизм. И тогда, Читатель, особенно если ты прогрессивный философ! Не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе. А пока помолчим над тем, что когда-то будет=было человеком… … … СпасиБог.

Самое известное решение основного вопроса философии: «бытие определяет сознание», предложенное в марксизме, стало его своеобразной догматической бре(н)д-иконой – так бы мы сказали, если считали себя противниками этого «примитивного материалистического философствования». Но оно, по-видимому, обладает статусом вечности, принадлежа к perennial philosophy. Потому что когда место эмпирического бытия занимает сознание как чистое мышление, наше рефлексирующее на втором уровне самосознание обуславливается им же. Теперь можно сказать: «небытие определяет сознание». Содержание формулы меняется, а сама она остаётся, хотя для предметного мира и человека это формула самоотрицания. С одной стороны, она порождает трансцендентализм, с другой, в метафизике, оправдание небытия вообще. Оправдание ничто. Его первичности, необходимости, «прогрессивности». Распространяется немыслимая в доинформационную эпоху идеология смерти человечества, ведущая борьбу со всем сущим, естественным, чувственным и связанной с ними духовностью, вплоть до трансформации в некую танатософию. В разных облачениях: «научного бессмертия», «позитивной смерти», постжизни, пережизни, трансгуманизма и т. п. От возвышения человеческого она переходит к его уничижению и обесцениванию. Человек, виноват, «человеческий фактор» – главный виновник аварий, кризисов, проблем, оговорок, это слабое звено производства, от которого желательно как можно скорее и везде избавляться. В том числе в общественных отношениях – не будет взяток, субъективных решений, волевых поступков, экзаменационных ошибок. О развитии «внутреннего», совершенствовании личности, воспитании честности и совести забыли, кажется, навсегда. В отличие от своих технических имитаций человек плох, ненужен, безнадежен, «дурак», что для всё увеличивающегося числа его конкретных представителей становится источником какого-то неизъяснимого удовлетворения. На разных уровнях понимания, от бездумного, журналистского: «главной и окончательной целью проекта RoboCup объявлено создание к 2050 г. команды гуманоидных роботов, которая сможет обыграть человеческую сборную мира… Компьютер уже сейчас обыгрывает в шахматы лучших гроссмейстеров. До перевода людей из высшей футбольной лиги в первую осталось каких-то несколько десятков лет»[93]93
  Плющев А. Оле, железяки! // «Ведомости». 6 июня 2002.


[Закрыть] – таковы последние мазохистские радости, – до глубокомысленной озабоченности, куда теперь это насквозь устаревшее существо девать.[94]94
  См. например: Joy B. Why the Future Doesn,t need Us? // Wired 2002/ Apr. Vol. 8 № 4.


[Закрыть] Известное утверждение Р. Рорти, что философия будущего должна быть Grand Narrative – повествованием о Ничто, то есть нигилистической, а её основной вопрос не «что есть бытие», а «кто мы такие», свидетельствует, что во-первых, отныне человек открыто поставлен под вопрос, а во-вторых, что фактически возникло поколение, отряд человечества, выражающий интересы того, что/кто его сменяет. Ибо без существования «что» ответ на вопрос «кто» ясен: Никто.

Нигилистическое решение основного вопроса философии выражает и оправдывает интересы людей, в сознании которых начало превалировать желание письма как желание смерти, интересы Танатоса, принимающиеся ими за свои. Хотя внешне они ходят по Земле и пока без чипов во лбу, имеют тело и пол, но это инерционно; функционально они «гендер», «сете/не/жители» и «чипоносители». Их бегство от субъектности и свободы заканчивается бегством от реальности, её бессознательным или уже сознательным отторжением, предпочтением ей виртуальной (не)реальности. Противоестественный образ жизни людей «западной» информационно-новационной цивилизации перерастает в их образ (не)жизни. Недалекая перспектива их отношений друг с другом – «от мозга к мозгу». Минуя телесное общение, без органов и без слов. Это вожделенный идеал сетевой коммуникации, а на самом деле это уже коммутация: «открытое церебральное общество». То ли ещё будет, если всерьёз отнестись, например, к «Декларации независимости киберпространства» или вообще читать вдохновляющуюся перспективами развития новационных компьютерных технологий литературу, становящуюся к живым и сознательно мыслящим людям всё более откровенно про/а/ грессивной.

Горизонт жизненного мира человечества заволокли тучи прогресса – такова суть антропологического кризиса, ответственнее говоря, катастрофы, о которой предупреждали чуткие к подземному гулу истории мыслители ещё в начале ХХ века. Сейчас на Земле складывается подлинно экзистенциальная ситуация, однако уже не для индивидов, а для рода «человек». Если экзистенция это «бытие, направленное на ничто и осознающее свою конечность», то налицо все её признаки: негарантированность и незащищённость существования, невозможность апелляции к трансцендентному, действия на свой страх и риск, борьба без надежды на успех, пограничность положения между жизнью и смертью. Утешает одно – экзистенция всегда открыта. И самое опасное – её закрывать, маскировать, запутывать. Пограничное положение становится безнадёжным в случае потери границы. Тогда мы не будем знать, когда нас не будет. Всё закончится комфортной эвтаназией. «Без слов». Открывает ли человечеству глаза на своё положение, провозглашённое и проводимое в рамках пост-постмодернизма «воскрешение метафизики»? Вряд ли. «Шум бытия» – почти белый, как от пустого космоса и тёмной материи, которой в физике обозначают нечто, находящееся за пределами нашей способности воображения, т. е. ничто.

Вместо того, чтобы осознать, что это идеологизированная теория информационно-компьютерно-виртуального мира, превратная рефлексия computer science, онтология трансцендентальной постчеловеческой микро и мегареальности и признавая её право на существование, тем самым чётко определить пределы, обсуждать как лучше, взаимодействуя с нею, проводить таможенный досмотр и где установить контрольно-пропускные пункты, адепты транс/цендентального/модернизма, претендуюя на универсальность, стремятся, сделав абсолютом и парадигмой, подменить ею как историческую метафизику, так и метафизику макро/мезо/реальности, в которой мы живём. Для них, как впрочем для всей философии науки, людей и их повседневного жизненного мира не существует. Это всё «условность», «метафоры», «иллюзия» – риторика, тогда как «на самом деле» наша жизнь суть «процессор активных рабочих программ»; предметный мир есть «база репрезентаций внешнего окружения»; а наше сознание является «программой матрицы своей собственной реальности» и т. д. И вообще, «Согласно ММИ (многомировой интерпретация квантовой теории – В. К.) человек – это волновая функция, которая является частью квантового состояния, представляющего собой мир, который, в свою очередь, является одной из компонент суперпозиции многих квантовых состояний, образующих то Состояние, которое является Вселенной».[95]95
  Вайдман Л. «Раздвоение сознания у нейтрона»// Виртуалистика: экзистенциальные и эпистемологические аспекты. М., 2004. С. 183.


[Закрыть] Теперь понятно, почему в постмодернизме субъект заменяется сингулярностью, складкой, складкой складки, подписью и другими продуцентами экзистенциального «раздвоения сознания у нейтрона». А если без иронии, не превращается ли наш мир, по мере его технизации, в научно-сумасшедший дом, когда вполне серьезно придёться признать, что «наука победила разум» и люди перестают различать, где жизнь, а где инструменты овладению ею, превращения в материал для Иного? «Быть может эти электроны миры, где пять материков, где те же царства, войны, троны и память сорока веков»? (В. Брюсов). Быть может. Но мы приспособлены жить только в своём измерении, а чужое для нас – «тот свет». Кто хочет оставаться на Этом, тот должен о нём и заботиться. «Волновые функции» позаботятся о себе сами.

Хотя современная технонаука с очевидностью требует ограничения и регулирования, особенно на стадии внедрения, за что надо непрерывно и отчаянно бороться, её нельзя просто остановить. Как говорил А. Печчеи, нельзя слепо выступать против прогресса, но мы обязаны выступать против слепого прогресса. Надо искать пути спасения там, где опасность. В том числе в науке. Современная наука принципиально антидетерминистична и синергетична, она больше не ориентируется на линейность происходящих процессов, обнаруживая их вероятностный, многовекторный, полилинейный, бифуркационный характер. Она новационна, но не прогрессивна. Соответственно, Трансцендентальное необходимо трактовать не как Единое, однородное и одинаковое для «Богов и людей, ангелов и чудовищ», а как возможное множество миров, среди которых «по определению» есть место и для нашего мира, его коэволюции с другими.[96]96
  Мировоззренческие аргументы против глобального, а потом универсального эволюционизма, идеи его замены коэволюцией были выдвинуты в конце 80-х годов. Начало дискуссии см.: Кутырев В. А. Универсальный эволюционизм или коэволюция? // Природа. 1988. № 8; Моисеев Н. Н. Универсальный эволюционизм и коэволюция. //Природа. 1989. № 5.


[Закрыть] Но Единое существует! Как человеческая реализация Возможного. Реальностей может быть много, а Бытие – одно. Единственно-единое, чьё-то. «Вот-бытие», Dasein. Консерватизм, традиционные ценности, к которым теперь относятся условия сохранения Homo vitae conscience sapiens, нужно также укоренять в будушем, в авангарде. «Традиционный традиционализм», призывающий возвратиться к истокам, что предполагает движение против течения, должен стремиться к соединению своих «усилий быть» с идеями археоавангарда, искать в них то, что даёт место нашей форме реального. «Иной мир возможен», если это не «мир Иного», если не прятать голову в песок, если людей не убаюкивать, а будить и честно объяснять им их положение. Надеяться на техногенные катастрофы, которые сами по себе образумят человечество, по меньшей мере недостаточно. Долг Кассандры кричать, хотя бы её не слушали.

Упрекая пост и трансмодернизм в отрицании бытия и философии как метафизики, не надо забывать, что последняя вовсе не невинная жертва враждебной ей силы. Она понесла и выносила их сама. Понесла от труда и техники, «постава». Родился Логос, боговду(о)хновленный, стоящий в Центре мира, любящий и о-семы(е)няющий материю. Постепенно он состарился, выродился в матезис, строгую науку, трансцендентальный, сухой и жёсткий, стал её перерабатывать, конструировать и автоматизировать. С метафизики, как полагал Хайдеггера, началось «забвение бытия», атомный взрыв произошёл в трудах Парменида. Ключевым моментом в её эволюции был отказ от феноменов как вторичных качеств вещей, признание их обманом, иллюзией. Потом оказалось, что «на самом деле» нет и первичных, а после Канта началось изгнание из мышления вещей как таковых. «Материя исчезла, остались одни уравнения» – пугались консерваторы и это почти произошло. Остаются её следы и пропуски, «пробелы», однородные количественные различия (граммобиты), предметный мир трансформируется в информацию. Параллельно тому как материя, по словам К. Маркса, переставала «улыбаться человеку своим чувственным блеском» (чему улыбаться, когда пытают и сдирают кожу), философия отодвигалась на обочину познания. Гётеанизм потерпел поражение от ньютонианства. Позитивизм – вот научная (не) философия. Сейчас он существует в форме «философии» науки. Философии в кавычках, потому что по существу это методология и общенаучное знание, Megascience, Big History, интересные, ориентирующие, образовательно полезные, а их носители «общеучёные», знающие, умные, новационные, но это не философия. А то, что взамен философии. Или «прогрессивная философия», наркоанастезирующая движение человечества по пути к Ничто. Введение в образование молодых учёных вместо философии бытия (мировоззрения и мудрости) философии науки (которая одна хочет говорить о себе как о мире и о мире как о себе), а реально рефлексологии технонауки, технуки – Универсальной Техники – это самый крупный, наживлённый на гробовую крышку мудрости гвоздь. Готовится решающий удар и начнут заколачивать мелкие. Совсем и сразу от неё как сознающего мир и себя мышления не откажутся, но ей/ему грозит маргинальный статус. Сочтут излишн/ей/-им. Как целостного телесно-духовного человека в целиком искусственной информационной среде.

Чтобы этого не случилось или случилось как можно позже, надо бороться за сохранение бытия и его отражения – основного вопроса философии, подобно тому как индивиды стремятся прожить дольше, несмотря на предвидимый печальный исход. Многие формы сущего исчезли, а многие существуют рядом, параллельно с появившимися позже, «превосходящими» их по какому-то параметру, миллионы лет. Экзистенциальная ситуация человечества трагична, но не бессмысленна, пока и поскольку из неё ищут выход. Не подготовка к смерти (философия должна учить умирать), а борьба за продолжение жизни (философия должна учить жить) придаёт ей смысл. Последнее интервью Ж. Деррида, больше чем кто-либо сделавшего для де(кон)струкционного умервщления вещей и жизни, называется: «Наконец-то научиться жить». Это предполагает «приведение» теорий вирто, микро и мегамиров к философии макрореальности. Побывав в трансцендентальном космосе, надо уметь возвращаться на Землю. Как люди, работавшие в мире иного, в опасных радиоактивных зонах и агрессивных химических средах, возвращаясь, проходят шлюзование, радиационный контроль, тщательно мылятся и долго моются, так учёные, занятые общенаучным, постмодернистским, трансцендентальным теоретизированием должны проходить аналогичные процедуры. Проходить гуманитарные (этические, эстетические, религиозные, экологические, философские), а также политико-правовые фильтры. Они их заслуживают, их надо им предоставить. Одновременно предоставив науке право играть, быть «мышлением liberal art», изобретая новое без претензии на его практическую реализацию. Без ин-новаций.

Философия – постижение духа времени, своего или который она хочет воскресить. Если наука говорит рационально о рациональном, религия, мораль, искусство ценностно о ценностях, то философия воплощает как рациональное, так и ценностное отношение к миру. Но выражается оно на рациональном языке. Её предмет не мир в целом, а целостно о мире. В этом рациональная ценность философского знания. Философия – живая вода культуры, возрождающая человека к бытию, побуждающая его к сопротивлению нигилизму. По крайней мере таково должно быть её назначение. Философы – это учителя жизни, а если требуется – наркологи, но не наркоторговцы и технократы. Не продавцы смертельно сладкой лжи для зомбирования и «прогрессивного снятия» человека. Чтобы крик о небытии не оборвался молчанием, мы должны слушать и, насколько хватает силы (и) духа, идти на Зов Бытия. Человеческая трагедия только один, явно не последний акт, круг вечной, бесконечной Божественной Комедии. Для нас, его а(в) – кто-ров, смысл Игры в том, чтобы делать её красиво, не теряя достоинства при любом обороте судьбы, и – до конца.

Тогда продлимся…