Текст книги "От Второго Иерусалима к Третьему Риму. Символы Священного Царства. Генезис идеократической парадигмы русской культуры в XI–XIII веках."

1.5. Создание новых сакральных топосов на Руси в киевский период

Важной темой в разрезе восприятия культурно-исторического наследия Византии на Руси является вопрос созидания и архитектурного обустройства новых сакральных топосов, которые призваны были «заместить» древние священные центры христианства на территории молодого христианского государства. Речь должна идти об устойчивой тенденции «translatio sacra sites» – переноса, ретрансляции с новой географической привязкой, образа священных мест христианской веры. «С распространением христианства в Восточной Европе в конце X–XI в. Киев, будучи ее главным цивилизационным оплотом и средоточием, не мог стоять в стороне от развития средневековой библейской экзегезы, христианской теологии и эстетики, где иерусалимской идее отводилось почетное место. Мистическая идея Иерусалима зародилась из рефлексий над текстами Ветхого Завета..»[44]44
  Рычка В.М. Киев – Иерусалим на Днепре (опыт осмысления религиозно-политической идеи). Материалы Международной научной конференции в память тысячелетия кончины святого равноапостольного князя Владимира и мученического подвига святых князей Бориса и Глеба, Москва, 14–16 октября 2015 года. М., 2017. С. 516.


[Закрыть] [44]. Иерусалим символизировал для христианских народов место встречи Бога и его избранного народа. Как архетип священного города, он стал архитектурным образцом, который воплощался в памятниках сакральной архитектуры новой имперской столицы – Константинополя. «Представление о столице Византийской империи как преемнице Иерусалима основывалось на важнейшей для Ромейской империи идеологии концепции богоизбранности Византии – Нового Израиля. Бог пренебрег иудеями и взамен призвал к себе греков. Он даровал им священство и царство, а также Новый Завет, написанный на греческом языке. Эта идея отчетливо прослеживается, например, в послании константинопольского патриарха Фотия к армянскому каталикосу Захарии (862–876). В нем, в частности, утверждается, что построенный вторым Давидом, то есть святым Константином, Царьград, он же Константинополь, является «вторым Иерусалимом» – городом, в котором сбылось пророчество о непоколебимости Божьего Града: «Бог посреди его, он не поколеблется: Бог поможет ему с раннего утра» (Пс. 45:6)»[45]45
  Рычка В.М. Киев – Иерусалим на Днепре (опыт осмысления религиозно-политической идеи). Материалы Международной научной конференции в память тысячелетия кончины святого равноапостольного князя Владимира и мученического подвига святых князей Бориса и Глеба, Москва, 14–16 октября 2015 года. М., 2017. С. 520.


[Закрыть] [45]. Немного забегая вперед, отметим, что именно в момент, когда эта незыблемость стала неочевидной, город Константина потерял в глазах христиан черты священного града, наследника Иерусалима. Этим была порождена новая волна «священной ретрансляции» Святого града христианской ойкумены. И случилась эта трагедия в 1204 г. Но к этому вопросу мы вернемся ниже.

Иерусалимский топос стал определяющим для архитектурной программы времен императора Юстиниана. Он уподобил свой храм Софии храму Соломона и даже считал, что превзошел библейского царя. Сама парадигма уподобления стольного города христианского государства Иерусалиму была воспринята и иными этносами средневековья. Царь Первого Болгарского царства Симеон строит в своей новой столице Преславе «Золотую церковь» в подражание Константинополю и Иерусалиму. Цари Второго Болгарского царства возводят архитектурный комплекс Велико Тырнова в подражание топографии Иерусалима. В частности, город располагался на двух горах, соответствуя Храмовой горе и горе Сион. Иерусалимская топография, как ее представляли в средневековье, отразилась и на строительной программе императора Карла Великого в Аахене, особенно в строительстве знаменитой Ротонды, которая своим прообразом имела мечеть «Купола скалы», которую в раннем средневековье ассоциировали с храмом Соломона. Император Священной Римской империи Карл IV начинает строительство Нового города (Нове Место), руководствуясь теми же идеями. Этот священный архетип не был чужд и древнерусскому сознанию. Владимир строит на Старокиевской горе величественный храм Богородицы Десятинной. Старокиевская гора с остатками языческих капищ полян становится «новой храмовой горой». Митрополит Иларион в «Слове о законе и благодати», уподобляя князя Владимира императору Константину, а его бабку, святую Ольгу, императрице Елене, замечает, что крест веры был принесен в Киев «от нового Иерусалима» – Константинополя. Иерусалим, как сакральный центр христианского универсума, через Царьград транслирует в Киев духовную традицию. Киев быстро приобретает в умах русских книжников образ нового святого города. Иаков Мних в своей «Памяти и похвале князю Владимиру» чрезвычайно выразительными словами выражает эту идею: «Оле чюдо! Яко 2-й Иерусалим на земле явися Киев»[46]46
  Рычка В.М. Киев – Иерусалим на Днепре (опыт осмысления религиозно-политической идеи). Материалы Международной научной конференции в память тысячелетия кончины святого равноапостольного князя Владимира и мученического подвига святых князей Бориса и Глеба, Москва, 14–16 октября 2015 года. М., 2017. С. 521.


[Закрыть] [46]. Эти заявления не были пустой декларативной фразой. Ярослав Мудрый начинает в Киеве грандиозное строительство. Возводится митрополичий Софийский собор, призванный стать наследником благодатных энергий превософийского храма – Софии Царьградской. Иларион уподобляет храм святой Софии в Киеве храму Соломона, и самого «кагана» Ярослава он уподобляет мудрому библейскому царю. Возведение храма Софии в Киеве, а затем в Новгороде и Полоцке ярко выражает идею преемственности Руси по отношению к Царствующему граду. «Возведение величественных Софийских соборов на основных торговых путях по Днепру, Волхову и Западной Двине, маркирующих пределы Русского государства, обозначающих его политическое и конфессиональное единство, освященное Св. Софией – Премудростью Божьей, представляли собой своего рода имперскую идею в архитектуре. Ее исток находился в Византии, но ее содержание наполнялось на Руси новым конкретным смыслом. Она стала символом политически единого государства, во главе которого находился мудрый и могущественный князь. Вместе с тем эти Софийские соборы на основных торговых путях Восточной Европы в пограничных зонах Русского государства могли символизировать в христианском сознании всю страну как Дом Св. Софии – Премудрости Божьей»[47]47
  Свердлов М.Б. Латиноязычные источники по Древней Руси IX–XIII вв. Правда Русская. История Текста. Киевский собор Св. Софии как источник исторической информации. СПб., 2017 г. С. 573.


[Закрыть] [47].

Храм Софии Киевской стал не просто главном собором Руси, но храмом-идеей. Созданию Софийского собора в Киеве должно быть уделено особое внимание. Вынужденно обратимся к одному событию, имевшему место через четыреста лет после освящения храма Софии в Киеве. В ночь на праздник Константина и Елены, на 21 мая 1453 года, за восемь дней до падения города под ударами турок, жителям города было ведение. Мы не будем давать оценки восприятию этого явления средневековым сознанием, это не входит в задачу исследования. Была тьма, и вдруг из сорока окон барабана, поддерживающего купол Софии Константинопольской, вырвались языки пламени. Поднявшись над куполом, разрозненные языки превратились в огненный шар, который взметнулся к небесам и исчез. Наутро патриарх сказал народу, что Ангел Софии, хранитель собора с момента его постройки, покинул святыню. Город впал в уныние. Дело в том, что со времен строителя собора императора Юстиниана София воспринималась византийцами как «Ангел-хранитель Империи»[48]48
  Лисовой Николай. Три Рима: таинство империи. Три Рима. М., 2001. С. 13.


[Закрыть] [48].

Посвящение главного храма молодой христианской Русской государственности именно Ангелу-хранителю Царства – это особый символический акт первых русских христианских государей. Необходимо отметить, что за постройкой каменного собора уже стояла определенная традиция. «В 952 году княгиня Ольга, принявшая за несколько лет до этого крещение в Царьграде, строит в Киеве первую, деревянную еще церковь Святой Софии Премудрости Божией. Освящение было назначено на 11 мая – день освящения и посвящения императором Константином новой столицы, Царьграда, Матери Божией. К тому же календарному числу приурочил Владимир Красное Солнышко освящение воздвигнутой им после крещения Руси Десятинной церкви (996), а Ярослав Мудрый – каменного Софийского собора»[49]49
  Лисовой Николай. Три Рима: таинство империи. Три Рима. М., 2001. С.8.


[Закрыть] [49]. Таким образом, уже с княгини Ольги просматривается определенная традиция уподобления Киева Царьграду.

Строительство Софийского собора в Киеве имело особое символическое значение для молодой христианской государственности. «В восточнохристианском мире кафедральные Софийские храмы были символами суверенной государственности, упорядоченной христианской верой и законами»[50]50
  Никитенко Н. Собор Святой Софии в Киеве. М., 2008. С. 6.


[Закрыть] [50]. Собор стал не только символом государственной суверенности, но и символизировал самостоятельность духовного выбора новокрещенного русского народа. «…Тринадцать глав Софии киевской, прекраснейшего и наиболее величественного архитектурного памятника Киевской Руси, не находят себе прообраза в Византии, как, впрочем, и ни в какой другой христианской стране, кроме нашей! Незадолго до того выстроенная дубовая София новгородская, вполне самобытное создание русских плотников (сгоревшая, как и многие десятки тысяч деревянных зданий, воздвигнутых на Руси в те времена), была тоже “о тринадцати верхах”. Такое могучее многоглавие – это явление чисто русское, преобразившее облик крестово-купольного храма»[51]51
  Любимов Л. Искусство древней Руси. М., 1974. С. 104–105.


[Закрыть] [51]. На заре своей христианской истории Русь создает свое архитектурное направление, которое отличает русские храмы от ромейских образцов. Безусловно, здесь символически выражено не только своеобразие сакральной архитектурной традиции, очевидно сложившейся в языческие времена, но и воплощается идея духовного суверенитета по отношению к Царьграду. Храм Святой Софии Киевской является важнейшим и самостоятельным историческим источником.

Одним из принципиальных вопросов нашей истории является вопрос об инициаторе строительства каменного Софийского храма в Киеве и об идейном содержании архитектурной программы памятника. В «Повести временных лет» основателем постройки назван князь Ярослав Владимирович, а годом закладки храма – 1037. Эта дата стала хрестоматийной. Однако Новгородская первая летопись называет иную дату – 1017 г. «В то же время письменные источники, относящиеся к эпохе возникновения собора, дают возможность датировать его более ранним временем и связать появление “митрополии русской” со строительной деятельностью святого равноапостольного князя Владимира, крестителя Руси»[52]52
  Никитенко Н. Собор Святой Софии в Киеве. М., 2008. С. 12.


[Закрыть] [52]. Н. Никитенко обоснованно считает, что начатое строительство при князе Владимире было только завершено при Ярославе. Она ссылается на «Слово о законе и благодати», в котором митрополит Иларион уподобляет Владимира царю Давиду, а Ярослава – Соломону, проводя параллель со строительством Храма в Иерусалиме. «Слово» митрополита Илариона основано на двух евангельских текстах, читавшихся в первый день Пасхи и на Благовещение. Следовательно, оно было произнесено на Кириопасху, когда оба праздника пришлись на один день, что бывает очень редко. При Ярославе такое совпадение случилось лишь однажды – 25 марта 1022 года. Таким образом, уже к этому времени София была действующим храмом»[53]53
  Никитенко Н. Собор Святой Софии в Киеве. М., 2008. С. 13–14.


[Закрыть] [53]. Эта точка зрения заставляет нас пересмотреть дату и самого «Слова о законе и благодати». Найденные на стенах собора граффити тоже дают ранние даты. «Ряд граффити, благодаря упоминанию в них известных исторических лиц, могут датироваться даже 1019 г.»[54]54
  Никитенко Н. Собор Святой Софии в Киеве. М., 2008. С. 15.


[Закрыть] [54]. Для нас важно осознать, какое идейное значение придавал столь необычному по своим архитектурным формам храму его заказчик.

Более чем вероятно, что им был князь Владимир. «Новаторский замысел, исходивший от князя-заказчика и его окружения и получивший гениальное архитектурное воплощение, выразился прежде всего в подчеркнутом внимании к символическому значению всех форм собора, а также в самом посвящении его Софии Премудрости Божией, которая в комплексе идей Ветхого Завета «связана… с мыслью о священной державе, о богохранимом царстве». Неслучайно митрополит Иларион в своем «Слове о законе и благодати» сопоставляет Святую Софию с Иерусалимским храмом – средоточием святого града, который, в свою очередь, воспринимался как земной образ Небесного Иерусалима. Эта сторона замысла хорошо прослеживается в архитектурном решении собора, являющегося и символом Града Божия, описанного в Апокалипсисе, и образом упорядоченного Богом космоса»[55]55
  Никитенко Н. Собор Святой Софии в Киеве. М., 2008. С. 89.


[Закрыть] [55]. Определенный интерес для нашего исследования представляет фресковая роспись, только частично дошедшая до нашего времени. Речь идет о фреске, на которой было изображение княжеского семейства. Основная часть фрески утрачена в связи с тем, что находилась на стене западной трехпролетной аркады, разобранной в конце XVII столетия. Но о ней мы можем составить полное представление по рисунку 1651 г. Абрахама ван Вестерфельда, сделанному после поновления фрески при Петре Могиле. «Хотя портрет традиционно связывают с семьей Ярослава Мудрого, такая атрибутация представляется ошибочной в свете данных софийских граффити, наиболее раннее из которых содержит дату 1022 год. Следовательно, портрет, как и вся стенопись, возник не позднее 1022 года. Между тем старшие дети князя изображены здесь взрослыми… Таким образом, на фреске изображена …семья Владимира Святославича – строителя храма и заказчика росписи»[56]56
  Никитенко Н. Собор Святой Софии в Киеве. М., 2008. С. 140.


[Закрыть] [56]. Особого внимания должен заслуживать этот наиболее ранний портрет князя Владимира, в частности его одеяние византийского василевса, на котором видно изображение двуглавого орла. Мы можем даже восстановить и цветовые соотношения этой эмблемы на плаще. Орел был изображен светлой краской, скорее всего желтой, на красном поле круглого картуша. Самое примечательное в этом изображении двуглавого орла на одежде князя то, что подобные изображения, по сохранившимся византийским материалам, дают даты более чем на сто лет моложе указанной фрески Киевской Софии. Тем не менее перед нами не просто портрет князя-заказчика, но византийского василевса с атрибутами и эмблематикой, приличествующими титулу, увековеченный в монументальной живописи главного духовного символа новой христианской державы. «В отличие от Византии, где ктиторские композиции помещались в храмах в нартексах или в пределах, а в Софии Константинопольской и в галереях, в Софии Киевской значительная по размерам ктиторская фреска находилась в центральном нефе… Таким образом, в системе символов Софийского собора ктиторская фреска утверждала равное участие христианской Руси, персонифицированной в правящей династии, в земной Церкви, тогда как строитель Софии Киевской Ярослав (Владимир (?). – Авт.) и члены его семьи симметрично и органично включены в единое с причащающимися апостолами сакральное пространство»[57]57
  Свердлов М.Б. Латиноязычные источники по Древней Руси IX–XIII вв. Правда Русская. История Текста. Киевский собор Св. Софии как источник исторической информации. СПб., 2017 г. С. 575–579.


[Закрыть] [57]. А. Поппэ считает, что процессия 12 членов княжеского семейства является пространственной репликой на процессию апостолов в алтаре. «Он пришел к выводу, что фреска становится видимым символом апостольской миссии династии среди своих подданных, портретные изображения которых персонифицировали идею Божественного вручения земной власти Ярославу и его семье»[58]58
  Поппэ А.В. К дискуссии о времени постройки Софии Киевской // Проблемы изучения древнерусского зодчества (По материалам архитектурно-археологических чтений, посвященных памяти П.А. Раппопорта, 15–19 января 1990 г.). СПб., 1996 (литературу см.: Свердлов М.Б. Дополнения. С.624).


[Закрыть] [58]. Данная ктиторская фреска зримо воплощала высший сакральный идеологический и политический статус правящей на Руси династии христианских князей.

Софийский собор в Киеве становится центром обширной сакральной топографической композиции. Новые оборонительные сооружения Киева венчаются Золотыми воротами, что уже точно уподобляет топографию города не только Константинополю, но и Иерусалиму. По древнему христианскому преданию Спаситель въедет в святой Град при своем втором пришествии через Золотые ворота, которые в Иерусалиме были заложены при султане Сулеймане Великолепном. Золотые ворота Киева выступали символом нового царствующего и священного града. «Новому Святому городу приличествуют “свои” Золотые ворота: “В них, как предполагалось, Христос войдет в Киев – как Он входил когда-то в Иерусалим – в конце времен и благословит стольный град и землю Русскую”»[59]59
  Данилевский И.Н. Мог ли Киев быть Новым Иерусалимом? // Одиссей. Человек в истории, 1998. М., 1999. С. 136.


[Закрыть] [59]. Вся эта идеологическая программа созидания нового священного топоса в Киеве была перенесена позднее князем Андреем Боголюбским на Север, где он создает уже «Новый Киев» в качестве наследника «Ветхого Киева», а через него Царьграда и Иерусалима – град Владимир. На горе древнего детинца Владимира строится самый высокий собор Древней Руси – Успенский. А на въезде в город возводятся белокаменные, превосходящие по красоте и величию киевские, Золотые ворота Владимира. Вернемся к сакральной топографии Киева. В пределах новых городских укреплений Ярослав Мудрый возводит храмы св. Георгия и св. Ирины – небесных покровителей великокняжеской четы. Но не только христианские имена князя и княгини побудили Ярослава к выбору посвящения храмов. В соборе св. Ирины мы опять можем увидеть параллелизм той архитектурной модели, что известна нам по Константинополю, где рядом с собором Святой Софии возвышается Ирининский храм – второй по значимости и по размерам храм Ромейской империи. П.П. Толочко считает, что «такое строительство отражало соперничество Киева с Константинополем вследствие его стремления к уравнению прав на христианское наследие»[60]60
  Толочко П.П. Киев – соперник Константинополя // Южная Русь и Византия: Сб. научных трудов (к XVIII Международному конгрессу византинистов). Киев, 1991.


[Закрыть] [60].

Комплексная программа строительства Ярослава отражала его стремление преобразовать Киев во образ града Константина. Но и библейские реминисценции были не чужды современникам князя. Как мы видели выше, митрополит Иларион осмысливал возведение Софийского собора как воспроизведение священного образца, а именно строительство Храма в Иерусалиме царем Соломоном. «Такое сопоставление было естественно для русских христиан XI – начала XII вв., которые, таким образом, включали русскую историю в единый контекст всемирной истории как истории библейской. Так же поступал автор “Повести временных лет”, который начал повествование “откуда есть пошла Русская земля” с изложения всемирной истории по Ветхому Завету»[61]61
  Свердлов М.Б. Латиноязычные источники по Древней Руси IX–XIII вв. Правда Русская. История Текста. Киевский собор Св. Софии как источник исторической информации. СПб., 2017 г. С.567.


[Закрыть] [60]. Киев уподоблялся «новому Иерусалиму», но опосредованно, через образ Константинополя. Храм Святой Софии в Киеве воспринимался и как «иконографический список» с Софии Цареградской, и как наследник первообраза – Храма Соломонова. К.К. Акентьев обращает внимание на мозаичный текст о Граде Божьем на алтарной арке Софии Киевской. «Бог посреди его; он не поколеблется; Бог поможет ему с раннего утра» (Пс. 45, 6). Этот стих псалма относится к культовому центру Иерусалима – храму Соломона, равно как и к библейской историографии Второго храма. В связи с этим наблюдением К.К. Акентьев рассмотрел ветхозаветные аллюзии в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона»[62]62
  Акентьев К.К. Мозаики св. Софии и «Слово» митрополита Илариона в византийском литургическом контексте // Литургия, архитектура и искусство византийского мира: Труды XVIII Международного конгресса византинистов (Москва, 8–15 августа 1991 г.) и другие материалы, посвященные памяти о. Иоанна Мейендорфа. СПб, 1995.


[Закрыть] [62].

Конечно, этот текст нужно рассматривать в более широком поле христианской традиции. Он не может претендовать на безусловное свидетельство в пользу исключительно символических актов первых русских князей-христиан по «translation hierosolymi», переносу священного топоса в Киев. Однако общехристианская традиция не отменяет и символического прочтения данной надписи, тем более что такое прочтение занимает свое место в ряду иных фактов, которые прочитываются именно как единый и продуманный идеологически насыщенный текст. Претензии Киева на особый статус, на статус города – соперника Константинополя не остались без внимания в этот период и в Европе. Адам Бременский в «Деяниях архиепископов Гамбургской епархии» в середине XI века описывает Русь в таких эпитетах: «Ее столицей (Руси) является Киев, соревнующийся с константинопольским скипетром, славнейшим украшением Греции», а Ярослав назван «священным королем Русов»[63]63
  Цит. по Свердлов М.Б. Латиноязычные источники по Древней Руси IX–XIII вв. Правда Русская. История Текста. Киевский собор Св. Софии как источник исторической информации. СПб., 2017 г. С. 105–106.


[Закрыть] [63]. Для средневекового немецкого хрониста не укрылась идеологическая и политическая «соревновательная» программа первых русских христианских государей по отношению к Константинополю. Очевидно, что этот факт был уже вполне осознанным для иностранцев и имел определенную временную традицию на Руси.

Продолжением созидания нового христианского священного центра, его следующим этапом стало строительство Успенской церкви Киево-Печерской лавры. По преданию, сама Богоматерь явилась греческим строителям и повелела им идти в Русскую землю. Мощи святых строителей, сподобившихся явления Богородицы, и ныне почивают в Лаврских пещерах. Легенда говорит о том, что Богородица вручила строителям и священный модуль будущей постройки: «Меру послала – пояс Сына Своего». Это дало основание тому, что Успенский соборный храм Печерского монастыря стал восприниматься как «Богосозданный» и стал праобразом всех монастырских церквей домонгольской Руси, а равно и всеобщим каноном храмоздательства. Но главное, что в этой легенде средневековое сознание уже предугадывало избранность Русской земли самой Богородицей. «В богословской экзегезе еще со времен Ефрема Сирина (V в.) Богоматерь осмыслялась как центральный образ в плане божественного Спасения и воплощение Небесного Иерусалима[64]64
  Франк-Каменецкий И.Г. Женщина и город в библейской эсхатологии // С.Ф. Ольденбургу к пятидесятилетию научно-общественной деятельности, 1982–1932: сб. ст. Л., 1934. С. 538.


[Закрыть] [64]. Неслучайно Богоматерь, как утверждается в одной из новелл Киево-Печерского патерика, намеривалась «поселиться» в Киеве: «Хощу церковь взъградити себе в Руси, в Киеве… Прииуду же и сама видете церкве и в неи хощу житии»[65]65
  Киево-Печерский патерик: (вступ.: текст: примiтки) / изд. Д.I. Абрамович, Киiв, 1991. – С. 6. (Репринтное воспроизведение издания 1931 г.)


[Закрыть] [65]. Мы видим, что уже в домонгольский период древнерусское сознание ясно и четко моделировало создание нового сакрального топоса на Руси в качестве нового «удела Пресвятой Богородицы».