Текст книги "От Второго Иерусалима к Третьему Риму. Символы Священного Царства. Генезис идеократической парадигмы русской культуры в XI–XIII веках."

Выводы к главе 1

Рассмотрев на широком культурно-историческом материале особенности генезиса русской общественно-политической мысли в раннем средневековье, в киевский период домонгольской Руси, мы приходим к выводу, что оно происходило под влиянием идей, которые нашли отражение уже в древнейшем произведении русской литературы «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона.

1. Эсхатологическая по своей сути идея особой миссии русского народа и государства – сама эта мысль с середины XI столетия одновременно развивается в двух направлениях. Это прежде всего идея особой, свыше предопределенной эсхатологической миссии русского народа как хранителя неповрежденного православия до конца человеческой истории и идея «Translatio Imperii» перехода последнего христианского царства на Русь. Именно взаимоотношение и постепенное раскрытие этих идей предопределило становление культурного, цивилизационного ядра отечественной духовной и светской культуры, остававшегося неизменным на протяжении всего средневековья и отчасти нового времени. Необходимо учитывать, что взятие вселенской столицы православия Константинополя крестоносцами в 1204 г. отозвалось гораздо более сильной реакцией во всем христианском мире, особенно в среде православных государств, чем последующее взятие города турецкой армией под предводительством султана Мехмета II в 1453 г. Незыблемый мир Второго Рима в одночасье рухнул перед изумленным взором современников. Падение столицы православной империи стало спусковым механизмом реализации потенциально разработанной идейной парадигмы, базировавшейся на претензиях русских князей и образованного класса на духовное и политическое наследие павшей империи ромеев. Однако сами эти идеи имеют своим фундаментом целый комплекс воззрений, отраженных в русской письменности XI столетия. Эти идеи нашли отражение как в ранних памятниках древнерусской литературы – «Слово о законе и благодати», «Повести временных лет», «Слово о погибели земли русской», – так и в культовых памятниках архитектуры, в создаваемых сакральных пространствах, маркированных этими памятниками, а также в символике их архитектурно-декоративных деталей. Парадигматические параметры идейной конструкции Русь – «Новый Израиль» в эсхатологической перспективе, заложенные при митрополите Илларионе с момента падения Царьграда, стали принимать устойчивые очертания духовно-идеологической константы, нашедшей впоследствии свою законченную форму, связанную с изменением всей политической ситуации в Европе после падения Ромейской империи, в посланиях старца Филофея в XVI столетии. Именно «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона, «Похвала» Иакова Мниха, «Повесть временных лет» стали теми фундаментальными памятниками культуры, в которых полно и всеобъемлюще раскрывается идеал национально-государственный древнерусского времени, созидается смысловое поле духовной, культурной и политической самоидентификации древнерусского этноса.

Полисемантизм идей «нового священного народа» – хранителя истинной веры и идеи «священного царства», являющегося оградой Церкви Христовой, органический синтез этих представлений о последнем эсхатологическом царствии и о русском народе как о народе – хранителе чистоты православия, представления, отраженные в древнерусских литературных памятниках киевского периода, преобразовываются в этот период истории в устойчивую идейную парадигматическую модель «Нового Израиля».

2. Вера есть высшая функция духовной жизни социальных коллективов. Это есть высшая ценность, смысловое ядро исторической общности. Идеал сохранения чистоты православного вероучения нашими предками стал основным фактором становления русской средневековой цивилизации в совокупности составляющих ее институтов: Церкви, государства и общества. В купель крещения Русь князя Владимира Святославича вошла всем своим молодым государственным организмом, и с этого момента Церковь и государство стали частями одного целого, нераздельного цивилизационного единства, нашедшего себе наиболее полное выражение в мировоззренческой парадигме древнерусского сознания – Святая Русь. В этой формуле был предельно выражен высший национальный идеал, ставший центральным нервом всей православной русской цивилизации. Страны, принимавшие крещение из «рук византийских василевсов», воспринимали византийскую доктрину целиком, вместе с доктриной о верховной государственной власти, ее священным характером, которая содержалась в вероучительной структуре как ее неотъемлемый атрибут. Безусловно, именно доктрина о верховной власти и ее священный характер привлекали особое внимание правящих классов восточноевропейских стран, принимавших христианство по православному обряду. Единодержавие в сочетании с древними родовыми традициями династии Рюриковичей стало с момента христианизации Руси идеалом политического устройства, претерпевшим определенные изменения, связанные с особенностями национального характера государственного строительства на Руси. Необходимо подчеркнуть, что важнейшим идеологическим постулатом, определявшим мировоззрение Ромейской империи и стран «византийского культурного круга», являлся постулат о том, что из православной вероучительной структуры нельзя опустить ни одной детали, без того чтобы не подверглась серьезной коррозии вся система. Идеал единодержавия со времен Владимира Святославича и Владимира Всеволодовича Мономаха стал тем важнейшим структурным элементом всеобщей православной вероучительной доктрины, определявшей весь спектр социально-культурной жизни древнерусского социума.

Глава 2
Генезис средневековой идеологической парадигмы в культуре Владимирской и Московской Руси

2.1. «Шапка Мономаха» как артефакт царского достоинства Владимира Всеволодовича Мономаха и его потомков

Рассмотрение генезиса средневековой идейной парадигмы владимирского и московского периода необходимо начать с легенды о «Мономаховых дарах», которая играла важнейшую роль в становлении идеологических констант московского периода русской истории, призванных легитимизировать единоличную власть московских Мономаховичей. Сама легенда отражает события еще киевского периода древнерусской истории, однако в силу того, что само предание дошло до нас в литературных памятниках эпохи Московского царства и имеет отношение к становлению новой идейной константы, в которой место сакрального центра Руси перемещается из Киева во Владимир, и само предание имеет особое значение именно для владимирской ветви потомков Владимира Мономаха, это начало будет обоснованным.

Одна из кремлевских реликвий, ставшая главным атрибутом монархической государственности при царе Иоанне IV, представляет особый интерес. Речь идет о троне царя Иоанна Грозного в Успенском соборе. Панели трона украшены барельефами, которым придавалось особое идейное значение. И неудивительно, что главным действующим лицом исторических событий, отраженных на этих панелях, является князь Владимир Мономах – ключевая фигура в конструировании идеологической парадигмы Русь – законная наследница царской харизмы ромейских императоров.

Фигура князя Владимира Мономаха (1053–1125) – знаковая фигура в истории русской политической идеологии, как во времена до татарского нашествия, так и после, воплощающая собой идеал русского князя, самодержца, царя и одновременно олицетворявшая собой идею преемственности царской власти на Руси от императорской власти в Византии. В этом качестве он намного пережил эпоху Киевской Руси, оставаясь для ближайших и отдаленных потомков ее главным символом и живым воплощением той эпохи.

С началом XVI века фигура Владимира Мономаха приобретает особое значение для русского самодержавия. Московские государи начинают смотреть на него не только как на своего родоначальника. В официальной политической идеологии окончательно принята концепция, согласно которой Московское государство является наследником Византийской империи («Москва – Третий Рим»), Владимир Мономах рассматривается в рамках данной концепции в качестве лица, через которого московские государи получили от византийских императоров царский венец и фактически харизму царской власти со всеми вытекающими из этого факта обстоятельствами. А обстоятельства эти таковы, что царская харизма, делающая императора архиереем, «епископом внешних церковных дел», позволяла средневековому сознанию легитимно рассматривать его как звено в цепи царей, которые от Мелхиседека до Давида, от Давида до Августа и от Августа до Константина исполнили, сознательно или бессознательно, свою миссию в домостроительстве спасения христианского народа. Это тем более справедливо, если учитывать, что византийские императоры, обосновывая легитимность и сакральный характер своих властных полномочий, почерпали ее в символах и образах ветхозаветного Давидова царства. В «Книге церемоний», составленной в X столетии, помазание, упомянутое в аккламациях, есть такое помазание, которое Бог непосредственно дарует императору. Каноник Вальсамон утверждал, что Господь собственноручно обновляет завет, заключенный некогда с Давидом, с пришествием каждого нового ромейского императора.

«Так, от XIII в. до нас дошла заметка на полях рукописи, без сомнения принадлежащая Иоанну Хиласу, который в связи с арсенитским расколом причисляет привилегии, дарованные Церковью императорам в придачу к свободному выбору своих духовников. За ними признается священнический характер их служения, уподобляющий их епископам: перед венчанием на царство они, как епископы, подписывают исповедание веры; они помазываются миром, что соответствует возложению Евангелия на главу рукополагаемого епископа; они причащаются в алтаре, как священники, по крайней мере в день венчания на царство, они совершают каждения, творя кадилом крест перед престолом. Они обладают также и правовой властью в Церкви: утверждение и подпись соборных определений и канонов, иерархическое изменение порядка кафедр, право разрешать епископам совершать литургию вне границ своей епархии в присутствии местного епископа. Наконец, и это главное, они назначают патриарха, главу и отца всей Церкви»[81]81
  Дагрон Ж. Указ. соч. С. 387.


[Закрыть] [81].

До самого своего исторического конца Византия верна лозунгу: «Церковь и Империя – едины!» Эта мысль глубоко укоренится в идеологии православных народов и получит особое звучание на Руси. Необходимо помнить, что византийское идеологическое наследие далеко не всегда воспринималось на Руси непосредственно, но зачастую претерпевало существенную трансформацию под влиянием местных культурно-исторических условий и политических традиций. Владимир Мономах воспринимался русским средневековым сознанием как государь, получивший всю полноту царской харизмы через получение священных регалий из Византии, но его законные права на верховную власть определялись его принадлежностью к правящему роду, к потомкам Рюрика и Владимира Крестителя.

Случай для русской средневековой истории уникальный, ставший каноническим в определении законности верховной власти на Руси. Владимир Мономах признавался автократором Ромейской империи василевсом не в силу женитьбы на византийской принцессе, но в силу иных причин, среди которых средневековые авторы видели не только его рождение от византийской царевны, но и глубоко промыслительные. Историческая канва, приведшая к появлению на Руси царских инсигний, такова. Приблизительно в 1114–1116 гг., после того как русские войска в результате очередного русско-византийского военного противостояния разбили византийскую армию во Фракии, тогдашний византийский император Алексий I Комнин (1081–1118), по преданию, желая помириться с великим князем Владимиром Мономахом, прислал ему в дар царский венец византийского императора Константина Мономаха («шапку Мономаха») и другие драгоценные регалии, знаменующие собой царскую власть. Все эти дары доставил русскому князю митрополит Ефесский Неофит. Прибыв к Владимиру Мономаху в сопровождении византийских епископов и знатных сановников, он возложил на него венец и назвал царем. Данное предание считается в современной исторической науке поздней выдумкой московских книжников. Действительно, тема получения царских регалий от Византии Мономахом стала популярной в период окончательного оформления идеи о Москве как о Третьем Риме. В сочинениях XVI века (например, в «Сказании о великих князьях Владимирских Великой Руси», в Никоновской летописи) в качестве дарителя русскому князю атрибутов царской власти называется, как правило, Константин Мономах. Это определенный анахронизм, поскольку он умер еще в 1054 г., однако «ошибка» эта не случайная, а своего рода концептуальная. О том, что дарителем выступал именно Алексий I, прямо говорят Воскресенская и Густинская летописи. Сохранился и текст личного послания Алексия I Комнина Владимиру Всеволодовичу. Возможно, именно он и подвиг русских писателей на совершение указанной «ошибки». Текст послания гласил, что «Понеже с нами единыя веры еси, паче же и единокровен нам: от крове бо Великаго Князя, Константина Мономаха, идеши; сего ради не брань, но мир и любовь подобает нам имети», – писал византийский император русскому князю. В качестве дара Мономаху посылались: венец царский Константина Мономаха, диадема, крест с Животворящим Древом златой, гривна и прочии «царская знамения». Даритель, словами русских книжников, возвещал: «Да будеши отселе Боговенчанный царь Российской земли».

Царские дары Владимиру Мономаху, вероятно, были посланы Алексием I, но это были регалии, принадлежавшие Константину Мономаху. Умерший византийский монарх, таким образом, и был подлинным дарителем, а Алексий I Комнин лишь передавал его дары. Их передача приобретала особый смысл по причине того, что Владимир Мономах был рожден от брака князя Всеволода Ярославича с дочерью Константина Мономаха, то есть происходил от крови последнего. «В лѣто 6561 (1053 г.). У Всеволода родися сынъ, и нарече ему Володимеръ, от царицѣ грькынѣ», – говорится об этом в «Повести временных лет». Передача атрибутов царской власти венчала, узаконивала, таким образом, передачу ему царской крови. Здесь мы видим, что вполне устойчивая традиция именования царями национальных самодержцев складывается на Руси уже в начале XII века и в свете того, что мы увидим по истории употребления царского титула позднее в Галицко-Волынской Руси, эта традиция имела весьма устойчивые корни и сохранялась на северо-востоке Руси до времен возвышения Москвы.

Политическая судьба Владимира Мономаха сложилась так, что престол русского государя, великого князя Киевского, ему удалось занять лишь в возрасте 60 лет – в 1113 г. Этот престол великого князя Киевского Владимир Мономах занимал до самой своей смерти в 1125 г., то есть около 12 лет. В памяти русского народа эти годы сохранились как время небывалого могущества Руси, когда русским можно было жить спокойно, не опасаясь ни княжеских междоусобиц, ни набегов кочевников. Славное мономахово время описывает автор «Слова о погибели земли Русской». Половецкие матери детей своих малых Владимиром Мономахом пугали, а литовцы из болот своих на свет не показывались, а венгры укрепляли каменные стены своих городов железными воротами, чтобы их великий Владимир не покорил, а немцы радовались, что они далеко – за Синим морем.

Одной из главных заповедей Владимира Мономаха, которую он оставил для своих потомков в своем знаменитом «Поучении», была мысль о том, что только нравственные качества властвующих приобретают важное политическое значение, что судьба Русского государства, его будущее стало в огромной мере зависеть от того, насколько нравственными окажутся в своем поведении люди, держащие в своих руках власть. Безусловно, на «Поучение» огромное влияние оказывала христианская этика, отраженная в Священном Писании.

Любопытно, что в «Поучении», составленном из принципов религиозной христианской этики, наполненном словами о Боге, Владимир Мономах нигде не обмолвился о божественном происхождении власти. И это, думается, не случайно. Автор «Поучения» исходил из того, что власть – это не дар, возвышающий того, кто ее получает, над другими людьми, возлагая на них обязанность повиноваться властителю. Она не освобождает ее носителя от соблюдения правил общежития, предписанных христианством всем людям. Ему надлежит помогать обездоленным, чтить старых, как отца, и молодых, как братьев, остерегаться лжи, пьянства и других пороков, не свирепствовать словом, не хулить в беседе, избегать суеты и т. д. Иными словами, Владимир отразил уже христианское по своей сути древнерусское воззрение на природу и суть верховной власти, еще не знакомое с «теологией» власти, созданной византийским гением.

И все же далеко не случайно при развитии политической мысли в Москве, когда стали вырисовываться контуры новой идеологии «Москва – Третий Рим», именно Мономах, а не Владимир Креститель воспринимался как основоположенник священной царской власти, царской титулатуры для русских великих князей.

Интересное объяснение этому факту находим в фундаментальном труде Л. Болотина: «…Нужно снова вспомнить, что в годы царствования ромейского автократора Константина Мономаха возник мало изученный в историографии и почти не отраженный в русском летописании военный конфликт между Империей и Русью. Война около 1052 года завершилась мирными договоренностями между Киевом и Царьградом, в результате которых дочь автократора царевна Анна (или Анастасия) была выдана замуж за сына великого князя Ярослава Владимировича Мудрого – князя Всеволода Ярославича, и от этого брака в 1053 году родился княжич Владимир Всеволодович, получивший потом дедовское титульное прозвище Мономах. Вполне возможно, что среди условий этого договора было признание за великим князем Ярославом права на наследственный титул ромейского василевса, то есть цесаря или царя, который принадлежал и его отцу – святому равноапостольному великому князю Владимиру Святославичу. Такая гипотеза подтверждается титулованием великого князя Ярослава в царском достоинстве в граффити на стене Софийского собора, где сообщается о смерти великого князя Ярослава»[82]82
  Болотин Л.Е. Странствия по времени. Древняя Русь сквозь призму «Повести временных лет». М.: Русский издательский центр, 2015. С. 700.


[Закрыть] [82].

С именем князя Владимира Мономаха был связан главный венчальный убор русского самодержавия – шапка Мономаха. Шапка Мономаха – золотой филигранный островерхий головной убор с соболиной опушкою, украшенный драгоценными камнями и увенчанный равноконечным крестом. Венец московских великих князей и российских царей стал главным символом самодержавия в России. Этот венец – один из самых ценных экспонатов Оружейной палаты Московского Кремля.

Происхождение «Мономахова венца» связывалось именно с именем великого князя Киевского Владимира-Василя Всеволодовича (1053–1125) – сына Всеволода Ярославича и дочери византийского императора Константина Мономаха (откуда его прозвище), внука Ярослава Мудрого.

Владимир Мономах получил от своего деда – византийского императора – признаки царского достоинства – бармы и корону. В «Слове о погибели Русской земли» сообщается о «больших дарах», которые послал ему «император Мануил», чтобы откупиться от нападения на Царьград. О шапке и других регалиях прямо не говорится.

Сама эта шапка представляет собой головной убор, украшенный декоративными элементами, в которых ранее видели образцы средневекового искусства среднеазиатского происхождения. Этот факт породил массу спекуляций о ее татарском происхождении. Например, полагали, что эта наследственная регалия московских государей – дар ордынского Узбек-хана Юрию Даниловичу или Ивану Калите, которым он покровительствовал. Среди историков распространено мнение, что шапка Мономаха является реликвией гипотетического московско-ордынского союза, который якобы стал залогом политического взлета Москвы в начале XIV века.

Все эти выводы сложно принять всерьез. Шапка была главным символом величия и независимости царской власти, возводящей линию преемственности не к Орде и Чингизидам, а к самому Царьграду и Библейским царям. Сам факт того, что древние регалии с течением времени многократно обновлялись и украшались, не делало их в глазах современников новыми предметами и символами. Они оставались все теми же древними регалиями, даже если в них и ничего не сохранялось от древности в материальном плане. Более того, истинная шапка Мономаха могла действительно сгореть в пожарищах Батыева погрома Владимиро-Суздальской Руси и быть вновь восстановленной, символически являясь все той же древней реликвией нарождающегося царства Русского.

В последнее время внимание к этому головному убору снова возродилось в ученом мире. Ведущий научный сотрудник отдела славяно-русской археологии Института археологии Российской Академии наук, доктор исторических наук Н.В. Жилина в 2003 г. защитила диссертацию по теме: «Русская зернь и филигрань XI–XV веков». Для данной темы представляется важным итог исследований Н.В. Жилиной: «Изучение стилистики сканого орнамента и вводных мотивов шапки Мономаха позволяет рассматривать ее внутри византийского комплекса филигранных произведений. Причем большинство орнаментальных мотивов и элементов находят параллели в византийском искусстве XII–XIII веков… Ни восточная зернь и скань XIII–XIV веков, ни русская скань XIV–XV веков не обнаруживают технологических аналогий со сканью шапки Мономаха, так как относятся к иным технологическим стандартам»[83]83
  Жилина Н.В. Шапка Мономаха: Историко-культурное и технологическое исследование. М.: Наука, 2001. С. 203–204.


[Закрыть] [83].

Пиетет к этой реликвии с древних времен говорит о том, что перед нами материальное свидетельство древней традиции преемственности царской власти от Византии, которая бытовала в XII–XIII веках среди потомков Мономаха. Эта традиция нашла свое продолжение при изменении политических условий существования Русского государства.

При Иване III создается официальная родословная московских великих князей, оформленная в виде «Сказания о князьях Владимирских». Начиная с рассказа о распределении земли между потомками Ноя, сказание завершается описанием получения Владимиром Всеволодовичем знаков царского достоинства от Константина Мономаха. Согласно этой версии, после победного похода Владимира во Фракию Константин Мономах послал ему подарки – крест «от самого животворяшего древа, на нем же распятся владыка Христос», «венец царский», «крабицу сердоликову из нее же Август кесарь веселящийся», ожерелье «иже на плещу свою ношаше» и др. И с того времени, – сообщало сказание, – князь великий Владимир Всеволодович «наречеся Мономах, царь великие России», и доныне тем царским венцом венчаются великие князья владимирские, когда ставятся на великое княжество российское. Как видим, здесь речь уже прямо идет о «царском венце» и царском достоинстве Владимира Всеволодовича Мономаха.

Впервые наименование «шапка Мономаха» появляется в русских источниках в Летописной редакции чина поставления Дмитрия, внука Ивана III, на великое княжение, составленной в 1518 г. По древней легенде, византийские императоры, прежде чем передать ее и прочие регалии на Русь, сами отправили за ней экспедицию в Вавилон, где нашли ее в числе прочих сокровищ, оставшихся от царя Навуходоносора вблизи гробницы Трех отроков, спасенных Господом из пещи огненной.

Особый статус венца диктовал его неукоснительное использование при церемониях венчания на царство до конца XVII века при восшествии на престол всех русских государей.

Таким образом, мы видим особое устойчивое отношение к главной коронационной святыни московских государей, к шапке Мономаха, на протяжении длительного исторического времени. Исследования последнего времени, доказывающие византийское происхождение основных элементов этой коронационной регалии, заставляют нас по-новому осмыслить тему «императорского дара» князю Владимиру Мономаху, донесенной до нас поздним преданием. Действительно, в силу того, что основные металлические элементы декора Шапки датируются XI–XII столетиями и принадлежат к традиции декоративного искусства того периода в Византии, мы вправе допустить, что легенда о Мономаховых дарах имела под собой серьезное историческое основание. Мы можем допустить, что с момента получения этих даров в различных политических ситуациях эти регалии по-разному актуализировались в русском политическом и идейном поле, не теряя связь с основным идейным постулатом о преемственности верховной власти на Руси к Ромейским императорам. Особую актуальность эта тема могла приобретать во времена княжения на Севере Андрея Юрьевича Боголюбского, который пытался реализовать программу созидания во Владимире нового стольного града, соперника Киева. Заложив во Владимире самый высокий собор домонгольской Руси – Успенский, расширив границы города Владимира, построив белокаменные Золотые ворота, Андрей последовательно и концептуально стремился превратить Владимир и Ростовскую землю в новый сакральный центр христианской ойкумены.

На наш взгляд одним из важнейших этапов становления определенных воззрений на Ростовскую землю, как на особый удел Божий, как избранный свыше политический организм последних времен, стал церковный праздник Покрова Богородицы, введенный в литургическую практику Русской православной церкви по инициативе великого князя Андрея Боголюбского. 1 октября по старому стилю Русская церковь празднует день Покрова Пресвятой Богородицы. Этот праздник – исконно русский. Он был установлен в воспоминание чудесного явления Богоматери во Влахернском храме и избавления Константинополя от нашествия варваров. Произошло это событие в 910 году. Неизвестно, кто именно стоял под стенами столицы: то ли арабы, то ли славяне, то ли болгары. Но все источники говорят о том, что в те осенние дни над городом нависла реальная угроза – его окружило вражеское войско, готовое ворваться в Царьград.

В это время в храме, находившемся во Влахернах, – северо-западном квартале Константинополя, где хранилась одежда Пресвятой Богородицы, – молился один юродивый Андрей. Очень важно отметить, что житийная литература называет святого Андрея скифом, а более поздние предания и вообще считают его новгородцем. Совершалось воскресное богослужение. Андрей и его ученик Епифаний стали свидетелями чуда явления Богородицы в храме, держащей свой омофор над молящимися. Заступничество Пресвятой Богородицы спасло столицу от гибели – врагов, окруживших Константинополь. В Византии некоторое время это событие отмечалось ежегодно, но до празднования в рамках всей греческой Церкви дело не дошло. Князь Андрей Боголюбский, чтивший память святого Андрея юродивого, установил особый праздник в честь явления Богоматери во Влахернах. Есть основания предполагать, что официально он был установлен после важной победы князя Андрея над волжскими болгарами в 1164 г. С тех пор Покров – один из любимейших праздников на Русских землях. Идея особого покровительства Богородицы именно Русской земле выражена в этом церковном празднике наиболее наглядно и убедительно. Отныне Богородица взяла под свой омофор не только Киево-Печерский монастырь и град Киев. Теперь ее благодатное покровительство простиралось на Северо-Восток и на всю Русскую землю. С князя Андрея идея об особом уделе Богоматери на Руси стала приобретать черты устойчивой идейной парадигмы, нашедшей свое отражение в культуре домонгольской и московской Руси. Важнейшим этапом утверждения сакральной символики «Священного царства» на землях Ростовской Руси стало строительство князем Андреем княжеской резиденции Боголюбово. Об особенностях создания сакральных топосов, связанных с идеей «Translatio imperii», владимирскими князьями речь пойдет ниже. Дальнейшее идейное наполнение претензий Владимирских князей на центральное место в политическом ансамбле восточнохристианского мира связано с братом великого князя Андрея – Всеволодом. Всеволод продолжает активную строительную деятельность во Владимире. И здесь необходимо отметить один примечательный факт. Если до постройки и росписи Дмитровского собора во Владимире-на-Клязьме при князе Всеволоде Юрьевиче искусствоведы фиксируют участие провинциальных византийских мастеров и художников в работах по оформлению интерьеров древнерусских храмов, то здесь, во фресковой росписи, мы впервые видим уровень безусловно столичной артели. «…В годы после разгрома крестоносцами Константинополя <…> при дворе великого князя владимирского, несомненно, находили приют некоторые образованные люди, бежавшие из разграбленной столицы Византии. Развитие владимирского искусства в 1210–1230 годах явно свидетельствует о значительном притоке во Владимир византийских художников. Они прибыли на берега Клязьмы, потому что были наслышаны о могуществе северного князя, знали о его родстве с Комнинами и, возможно, даже помнили о пребывании Всеволода при дворе Мануила. После разорения Константинополя в 1204 году мечты Всеволода Большое гнездо о “гегемонии” во всем восточнохристианском мире казались вполне реальными…»[84]84
  Масленицын С.И. Живопись Владимиро-Суздальской Руси. 1157–1238 годы. «Изобразительное искусство».1998. С. 92–93.


[Закрыть] [84]

Итак, новый народ, народ, призванный хранить чистоту веры в последние эсхатологические времена, особое покровительство Богородицы этому народу создают в Северо-Восточной Руси важнейшие предпосылки для сложения комплексной мировоззренческой парадигмы времен московских государей – «Москва – Третий Рим».