Электронная библиотека » Владимир Лорченков » » онлайн чтение - страница 5


  • Текст добавлен: 21 сентября 2014, 14:59


Автор книги: Владимир Лорченков


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Дайте мне только оружие, а с остальным я сам разберусь, – сказал я группке этих напуганных, туповатых и миролюбивых людей.

– Оружие, а уж там я, к дьяволу, выиграю для вас все войны мира, – сказал я.

Они скривились, но решили принимать. Уж больно вступительные тесты были хороши. Видимо, рассчитывали пообломать. Может, у них и получилось бы. Но приехал отец. И без разговоров забрал документы.

– В чем дело? – спросил я.

– Армия отменяется, – сказал он. – Тем более молдавская.

– Считай, что папа и дедушка отслужили за всех, – сказал он.

– Почему? – спросил я. – Снова недоговариваешь…

– Ладно, на этот раз объясню, – сказал он.

– Ты крайний индивидуалист, – пояснил он, – и армия тебя погубит.

– Или ты погубишь ее, – добавил он.

И снова уехал. Ладно.

Значит, в тринадцать я не стал молдавским военным.

В пятнадцать я ненавидел весь мир и не понимал, почему должен делать исключение и для отца.

В шестнадцать я был впервые влюблен, мне было не до него.

В восемнадцать мне показалось, что я нашел свое место в жизни, и меня занимало только это.

В двадцать я, выпив две бутылки коньяка с братом – из которых полторы пришлось на меня, ведь брат так и остался человеком с повадками джентльмена, – узнал, в чем же, собственно, дело.

– В гарнизоне какой-то пацан взял ружье со шкафа, решил почистить, и бац, полголовы снесло, – сказал он.

– Ну, они и перепугались, – сказал он. – Убрали все, что может стрелять. И велели тебе про это не говорить.

– Мне? – сказал я горько. – Неужели он думал, что я поступлю так глупо? Как идиот? Почищу ружье и пальну себе в башку?!

– Они испугались, – сказал виновато брат.

– О, черт, – сказал я. – Они меня сломали этим, понимаешь, сломали…

– Да что там они, это ОН, он меня сломал, – сказал я.

– Тебя ли? – спросил брат.

Я вспомнил глаза отца с определенных пор и заткнулся.

Когда я уже заканчивал университет, он меня навестил.

Позвонил, стоя у подъезда – наверх подниматься не захотел, – и ждал, пока я спущусь. От меня пахло вином и чем-то вроде духов, в квартире, как обычно, было весело. Но он не беспокоился на этот счет, я уже был знаком со своей будущей женой, а ей он доверял. Я вышел и глазам своим не поверил. На нем не было сапог. И вообще формы.

Он стоял в свитере, брюках и начищенных до блеска, но все-таки туфлях.

– Так-так, – сказал я.

– Вот, – сказал он, – документы получил, на пенсии.

– Поднимешься? – спросил я.

– Нет, – сказал он. – Небось, девки, выпивка.

– А как же, – сказал я. – Поднимешься?

– Ну, девки никак, – сказал он. – Хватит в семье и одного озабоченного.

– Ну, а все остальное? – спросил я.

– Нет, – сказал он.

– Почему? – спросил я.

– Завтра на рыбалку, хочу выспаться, – сказал он.

Мы помолчали. Туфли на нем выглядели странно.

– Что делать теперь будешь? – спросил я.

– Ты что, не слышал? – спросил он.

– Поеду на рыбалку, – сказал он.

– А потом? – спросил я.

– А потом вернусь с рыбалки, – сказал он.

– Вот, зашел посмотреть, цел ли, жив ли, – сказал он.

– Ну и как? – спросил я.

– Жив, цел, – сказал он.

– Да что со мной случится? – сказал я.

– Ладно, – сказал он. – Иду.

– Заходи, – сказал я.

– Держи хвост пистолетом, – сказал он.

– А как же, держу, – сказал я и наставил на него два пальца, как будто прицелился.

– Целься лучше, – конечно, сказал он.

– Пиф-паф, – сказал я.

Хотел еще что-то сказать.

Но он уже уходил.

ЗАТО МЕНЯ НАПЕЧАТАЛИ В КОНТИНЕНТЕ

… Семь… восемь… На девятом звонке я не выдержал и поднял трубку. Я всегда не выдерживаю на девятом звонке.

– Лоринков? – поинтересовался старый мужской голос.

– Ну, – недружелюбно ответил я.

– Это Киреев, – старик помолчал, дав почувствовать всю значимость своей фамилии. – Роман Киреев. Журнал «Континент». Мы берем ваш рассказ.

– Рассказ? – не понял я. – Какой рассказ? Я никуда не посылал…

– Вы участвовали в литературном конкурсе «Надежда России»?

– А-а-а… – ситуация начала проясняться.

Я чувствовал, что надоедаю старику с каждой секундой.

Это было тем более странно, что беседовали мы не больше тридцати секунд.

– Ну, так вот, они передали нам ваш рассказ, и мы его берем. В этом году не обещаю, но в первом номере следующего, думаю, мы ваш рассказ опубликуем.

Я взглянул за окно. Туман. Октябрь. До конца года еще пару месяцев.

– Так какого хрена вы мне звоните сейчас?

– Я просто предупредил. И еще, Лоринков. Я меняю название.

– Название?

– Да, черт побери, название! Вы что там, спите еще?

– Простите. И как же вы его меняете?

– Очень просто: убираю старое и ставлю новое.

– А, вы о заголовке?

– Вы что, работаете в газете?

– Да, я работаю в газете.

– Хорошо, я говорю о заголовке, то есть названии! Я его меняю.

– Меняйте, бога ради.

– Я хочу назвать рассказ «Дом с двумя куполами».

– Почему? – просто из вежливости поинтересовался я.

Старикашка вздохнул с облегчением. Ему казалось подозрительным то, что меня вовсе не волновала замена названия. Молодые авторы должны волноваться, когда им звонит из Москвы сотрудник журнала «Континент», Роман Тимофеевич Киреев, и говорит, что их рассказы выйдут через сотню с лишним лет. Теперь ему начало казаться, что я этим взволнован. Это было ему привычно.

– Меняю потому, что ваше, первое название – претензециозное.

– Да нет, не почему меняете, а почему «Дом с двумя куполами»?

– У вас в тексте есть упоминание о доме с двумя куполами.

– Разве?

– Послушайте, Лоринков, это что, не ваш рассказ?

– То есть?

– Вы его писали?! – заорал старикан Киреев. Роман Киреев.

– Я его писал! – заорал с перепуга я.

– Так какого… Впрочем, ладно. В рассказе идет речь о доме с двумя куполами, поэтому я решил назвать его «Дом с двумя куполами». Рассказ „Дом с двумя куполами» выйдет в нашем журнале в начале следующего года. Рассказ „Дом с двумя куполами». В журнале «Континент»…

– Где работаете вы – Роман Тимофеевич Киреев, – заключил я.

– Точно, – самодовольно согласился старик. – И еще. Можно на «ты». Мне всего двадцать три года.

Я положил трубку и пошел в ванную, где принял душ. Побрился, не глядя в зеркало. Потом все-таки взглянул. Я выглядел хорошо. Как всегда, если не пью хотя бы два дня.

ххх

– Остановите у издательства, – попросил я водителя маршрутного такси.

Тот притормозил. Перед тем, как открыть дверь, я наклонился, чтобы поправить джинсы, а на самом деле – поднять с пола пятидесятибаневую монетку. Хуй там – она была приклеена к полу. Специально.

– Ты уже пятый с утра, мужик, – сказал маршруточник. – Уже пятый.

Я хлопнул дверью. Он захохотал и уехал. Туман не рассеивался. Я побежал трусцой в здание издательства. На пресс-конференцию и семинар для журналистов. «Экология Днестра». Что за херня?! Я рассчитывал, что пробуду там пятнадцать – двадцать минут. Планы изменились: у входа меня встретила телка в красном платье, с маленькой грудью, но толстыми, такими, как я люблю, ляжками.

– Лоринков? Здравствуйте! Возьмите! – она протянула мне папку, два блокнота и две ручки.

Какого хрена. Я не побираюсь. Но отказать было невозможно. Она волновалась, и на шее у нее кучерявились волосики. Она была истеричкой, – я сразу понял.

– Идемте покурим? – предложил я.

– Нет, что вы, – она почему-то испугалась.

– Ну, все-таки?

Мы покурили на лестнице, где она рассказала мне, что у нее есть друг, который запрещает ей курить. Он тоже здесь работает. Как только на лестнице слышны были чьи-то шаги, она металась вокруг меня, как танцующий у жертвенного столба ирокез. Пару раз она задела меня своими небольшими сиськами. Лучше бы уж ляжками, такими, как я люблю. Друг оказался маленьким мудаком в кожаной куртке. Он слушал продвинутую музыку, получал деньги от ОБСЕ за то, что проводил долбанные семинары на тему «Экология Днестра» или «Пизда молдавской женщины как объект эксплуатации албанскими содержателями борделей: методы и пути решения проблемы». Он был настолько слеп, что не видел, как я хочу отъебать его истеричную, то и дело краснеющую по поводу и без повода подружку.

Семинар было запланировано проводить до шести часов вечера. С перерывом на обед и брэйк-кофе…

ххх

– … а вы чем занимаетесь?

– Да будь ты проще, – заплетающимся языком сказал я, – проще… На «ты». Со мной все на «ты». Даже Киреев. Знаешь такого?

– Нет, – истеричка в красном платье глядела на меня испуганно и держала бутылку пива в руках так неумело, как девственница – хуй.

Мы сидели в убогой пиццерии в центре города. Я сожрал уже четыре пиццы и изнемогал от предчувствия того, что мой живот сейчас разорвется. После окончания семинара, когда от отупляющего сидения в актовом зале все едва с ума не сошли, я спер ее у дружка в кожаной куртке. Тот так и не понял, наверное, как все это случилось. Он просто пошел закрывать свой кабинет, а я взял ее и притащил сюда.

– Это издатель. Хозяин крупнейшего в Москве издательства. Они покупают у меня книгу. Я сказал – книгу? Нет. Книги. Много книг. Все сразу. Я же писатель. Гениальный писатель. Хочешь еще пива?

Она замотала головой, так, что волосы растрепались.

– Нет, нет! Мне хватит!

– Что, напилась уже?

– Ой, нет, что ты!

Блинная. Кажется, уже блинная. Я сожрал там еще блинов, и мы пили четвертую бутылку шампанского. Открывал я, – официантка призналась, что ей этого делать не доводилось. Чего еще тебе не доводилось делать, детка, – хотел я спросить ее, но не мог. Я был занят истеричкой. Она взмахнула рукой, когда рассказывала мне о своей школе, и опрокинула бокал с шампанским. Скатерть намокла. Официантка косилась.

– Где ты живешь? – спросил я.

– Недалеко.

– Я провожу.

Шли мы долго. Около часа. Пришлось взять ее под руку и тащить, потому что она напилась. Наконец, мы зашли в ее подъезд и поднялись в квартиру. Она думала, что я уйду. Как бы не так. Я раздел ее до трусов, и положил на диван. Пошел в ванную. Когда вернулся, она еще не спала. Она была явно обижена на меня за столь бестактное поведение. Я лег рядом.

– Хочешь, поебемся? – спросил я ее.

– Нет, – сказала она.

Ночью мы поебались.

ххх

… капустный лист на вкус отдавал пылью и горечью. Я жевал его уже час, – надо было кормить грудных хомячков. Вернее сказать, пузатых – сиськи у их мамаши находятся аккурат на пузе. У троих из пяти глаза прорезались. Я погладил голые лапки одного из них и сунул ему в пасть жеваной капусты. Он даже не сплюнул.

Я поискал газеты, чтобы постелить хомякам. Под рукой ничего не было. Ничего. Только письмо. «Господин Лоринков, пришлите письмо с ответами на данные вопросы для участия в трехнедельном семинаре „Свобода прессы“, который пройдет в Венгрии, с 21 по 7 число». «Первый вопрос…».

– Вы что, издеваетесь, бляди? – хрипло шептал я хомячкам, разрывая конверт.

Хомячки посапывали. Цепочку с медальоном святой Девы Марии, кошелек и серебряную серьгу я оставил в ванной. Подумал, и снял кольцо. Вечером предстояла пьянка. Я ее не планировал, но просто ощущал. Я не люблю оставлять образок Девы Марии Пречистой в канавах. Это было бы просто неуважительно с моей стороны. В ванной она в безопасности, – подумалось мне. В безопасности. И, к тому же, охранит моих хомячков.

Я как раз заканчивал бриться, когда в комнату меня позвал брат. У последнего хомячка прорезался глаз. На краешке глаза собралась капля крови, пока, наконец, он не размазал ее лапами. Видимо, глаз чесался. Лапки хомячка были в крови. Мы ликовали. Второй глаз прорезался.

– Словно Лазарь. Нет, тот хмырь воскрес. Словно маленький мохнатый Иисусик, плачущий кровавыми слезами. Вот он кто, наш хомячок.

Мохнатый Иисус.

– Послушай, – сказал брат, – оставим это. К чертям собачьим. Не богохульствуй. У нас и так дела не блестяще, чтобы ссориться с ЭТИМИ.

Он показал рукой вверх.

– Нет. Одна из них – там, – я ткнул рукой в ванную.

Брат прошел туда.

– Серебро от влаги чернеет. Твоя Мадонна станет черной.

– Это будет политкорректная Дева Мария Пречистая, – возразил я. – Думаю, она не станет возражать.

Мадонна промолчала.

ххх

– А вы кто?

– Мохнатый Иисус… Ха…

Девица отвернулась. Это хорошо. В любом случае танца бы у нас не вышло: я еле стоял на ногах. Но еще держался. В туалете прокуренной забегаловки, которую мы же рекламировали как «клуб-андерграунд», ширялся мальчик лет семнадцати. Мы оказались знакомы.

– Будешь?

Я бы обязательно попробовал, но у меня двоилось в глазах. Откуда-то из ванной меня охраняла Мадонна. До моего сознания это дошло уже у стойки. Я поцеловал себе руку.

– Эй, послушай, что это ты делаешь? – уставился официант.

– А что?

– Ну, руку целуешь?

– А я люблю ее. Мы с ней ебемся.

– Что?!

– Позавчера я сделал ей предложение. Она обещала подумать.

Меня выставили, даже не предъявив счета.

ххх

Очнулся я в полночь зале ожидания железнодорожного вокзала. Где-то под потолком шумели голуби. Какой-то мудак бубнил:

– Все женщины мира хотят от меня ребенка. Все дети мира хотят крутить со мной юлу. Мир тесен. Слишком тесен. Для меня, для меня, конечно, не для вас.

Группка бомжей на соседних креслах смотрела на меня с интересом. Оказывается, это я говорил. Иисус… О, мой мохнатый Иисус… Я встал и подошел к тетке, корпевшей над кроссвордом у столика с маринованными орехами, жаренными огурцами, кончиной в шоколаде и еще каким-то дерьмом.

– Есть деньги? – спросил я ее.

Тетка открыла рот, но увидела банкноту. Я просто хотел поменять деньги. Через полчаса я уходил от вокзала наверх. Где-то позади меня окликал патруль. Но я был уже далеко, к тому же, фонари не горели. Они не рискнули.

ххх

– Где это тебя так, парнишка?

Киоскер смотрел участливо. Я сказал ему, что ненавижу это слово – «парнишка», но он ни хрена не понял. Еще бы: я потерял голос. Полчаса назад я очнулся идущим по улице Искры под холодным дождем. В грязи и блевотине. Интересно, омыл бы сейчас кто-нибудь мои ноги? Полчаса ушло на то, чтобы заставить себя развернуться, и, спотыкаясь и падая, дойти до дома. От полиции меня спас дождь. Они просто не вышли на улицу в эту погоду.

ххх

– Ты под каким забором валялся?

Не дождавшись ответа, брат ушел в комнату. Я сполз по стене с банкой шпротов в руках. На джинсах можно было распахать целину. В ушах моих билось море. В глазах моросил холодный дождь. В другой комнате шуршал бумагой Иисус: он укладывался спать, он отходил ко сну. Я знал, что я гений, но не мог объяснить себе этого. В том году меня так и не напечатали. Но я сказал: так, чтобы все слышали:

– Зато меня напечатали в «Континенте».

НЕ ПО ЛИЦУ

От первого удара она сложилась, как книжечка для детей.

Знаете, есть такие. Они вроде как не просто книжки, а объемные. Открываешь, а оттуда выпадает, – нет, не презерватив или сухой лист, или любовная записочка десятилетней давности, – какой-нибудь домик, или сказочный герой, а может даже сказочный ансамбль какой. Не выпадает даже, а вырастает. Объемные книги, так, кажется, это называется. Они легко раскладываются. Но и складываются так же легко. У меня в детстве была такая. Раскроешь, а посреди разворота возникает сказочный городок, с замками, башнями, и белкой, которая грызла то ли алмазы, то ли орехи. Я всегда на нее дивился. Не на белку, на книжку. Казалось бы – перед тобой целое монументальное строение, пусть и из бумаги. Как его убрать, не помяв? Но они так хитро скроены, что, стоит тебе просто напросто захлопнуть страницу, как все исчезает. Пропадает, как морок.

Оксана, конечно, не пропала как морок, врать не буду. Но сложиться – сложилась. Значит, подумал я про себя, хорошо попал. Так всегда бывает, если ударить в солнечное сплетение чуть сверху. А разница в росте мне это позволяла. Удар был отменный. Но ей, конечно, было вовсе не до того, чтобы оценить всю красоту моего совершенного удара. Оксана начала визжать, как свинья.

– Не по лицу, не по лицу, не по лицу, – верещала она.

– Только не по лицу, не по лицу, только не, – завывала она.

– ТОЛЬКО НЕ ПО ЛИЦУ, – орала она на весь дом.

А я в это время, уважив просьбу дамы, бил ее кулаком по спине, намотав на левую руку ее длинные волосы. Начинающие, – кстати, отмечу, – сильно редеть. Она иногда сетовала на то, что выпадают они потому, что Кое-Кто частенько наматывает их себе на руку – трахаясь ли, избивая ли, – на что я советовал ей заткнуться, пока не получила по морде.

Ну, она и затыкалась. Потому что знала, я с этими вещами не шучу. Но что-то зловредное в ней – психологи называют такую штуку «демон», что ли, – вечно подталкивало эту суку гавкнуть мне под руку. Наливаю ли я из чайника в чашку и промахиваюсь слегка, оступаюсь ли, забываю ли закрыть (или открыть? эти гребанные требования постоянно менялись) крышку унитаза, – эта женщина промолчать не может. И, хотя знает, чем все для нее закончится, бросает в мою сторону какое-нибудь глубокомысленное замечание. На что я, так как прекрасно вижу, к чему эта сука ведет, предлагаю ей перейти сразу прямо к делу.

– По морде или в живот? – спрашиваю я, наматывая ее волосы на левую руку, и подбадривая пинком.

– Только не по лицу, – воет она, потому что прекрасно знает, НАСКОЛЬКО это может быть сильным и страшным.

– Сама выбрала, – говорю я.

И, выпрямив ее еще одним пинком, бью ей аккурат в центр туловища, пока она не успела трусливо полуотвернуться, прикрыв корпус руками. После чего она, хватая воздух ртом, складывается как книжка из моего детства – такая же яркая, бестолковая и блестящая, – думаю с горечью я. И оседает прямо на пол. С минуту пытается вздохнуть, а после удара в сплетение это ой как непросто, и, когда понимает, что не может, в панике начинает выть. Оксана, Оксана, укоризненно качаю я головой. И засучиваю рукава.

– И-и-и, – тоненько пищит она, и ползет в сторону кухни.

– Получай, сука, – говорю я, и бью ее ногой в живот.

Она переворачивается пару раз, и, даже не пытаясь плакать, – не для кого, – пытается закрыться в своей комнате. Но меня на мякине не проведешь. Или как там и на чем проводят? Я вставляю ногу в дверь, давлю на нее плечом, и вваливаюсь в комнату, упав прямо на Оксану. Это еще раз выбивает из нее духа. Еще бы. Сто килограммов с лету. А что, отличная идея. Я встаю, и еще разок падаю на нее. Перестаю, когда из нее начинает брызгать кровь. Не знаю, как там снизу, но сверху точно. Из носа потекла. После этого я ее трахаю быстренько, кончаю в нее же, хоть она и умоляет меня этого не делать, карьеристка долбанная, и встаю.

– Утрись, тварь, – бросаю я ей, и взбудораженно дыша, иду принимать ванную.

Не то, чтобы я очень хотел купаться, но из-за шума воды ее скулеж не слышен, вот и отлично.

Почему я себе все это позволял по отношению к женщине?

Ну, Оксана была моей женой.

И я всегда ее ненавидел.

ххх

Жениться я на ней вовсе не собирался.

Оксана, как и я, была сотрудником информационного агентства. Заносчивая тупая коза с привлекательной внешностью. Разыгрывала из себя Непонятую Женщину. Кажется. Аверченко про таких еще писал? Или Тэффи? Неважно. На факультете филологии, где я отучился – моя сука, выпускница профильного журфака, всегда колола мне этим глаза – у меня с этими ребятами Бронзового века всегда были нелады. Да и какая разница. Главное, Оксана. Сука была нервная, дерганная. Вечно блядь гримасничала. Называла себя стрингером. Свистела про опасности ее недолбаться тяжелой профессии… Она носила листочки с новостями из кабинета с телетайпом – да, тогда он еще был, – в кабинет редактора с таким видом, словно профессиональная журналистка несет под пулями сверхсенсационный репортаж про бойню в Газзе. Я, просто наборщик, только диву давался, глядя на то, как эта звезда строит из себя Опытную Профессиональную Журналистку Рискующую Собой.

Чем она рисковала в Молдавии 1994 года, – самом безопасном месте на Земле, населенном миролюбивым и туповатым, как овцы, населением – хер ее знает, мою Оксану.

Тем не менее, у нее были и достоинства.

Говорю об этом нехотя, но умолчать не могу. Как-то же я на ней женился! Так вот, о достоинствах. У Оксаны была сочная, спелая грудь третьего размера, клевая жопа, и длинные крепкие ноги. Наконец, она была смазлива. Не то, чтобы красавица, но привлекательная, да. Само собой, я запал. Мне казалось, да хрен с ними, с ее заморочками про Стрингерство – тем более, для меня это слово навечно было повязано со стрингами, трусами такими, которые в жопу залазят, – может, пройдет со временем. Но на Оксану все равно не рассчитывал. Я был диковатый, туповатый – по всеобщему мнению, – наборщик. Единственное мое достоинство было в массе. Я весил, да и вешу, под сто, но я не жирный. Да, позвольте представиться, мастер спорта по водному поло.

Но для информационного агентства это никакого значения не имело. Оно кишело длинноволосыми кретинами, которые писали Репортажи, а потом бухали в своих кабинетах до посинения, и сочиняли там по ночам Стихи. Оксана таких очень любила. Один такой трахнул ее, когда она пришла в редакцию 16—летней ссыкухой, мечтавшей о Работе Журналиста, – прямо на рабочем столе. Выебал, выебал, выебал. Она называла это красивее – «Сделал Меня Женщиной». Ну, говорю же, выебал. Ей Богу, она сама рассказала. Детка, ты хотя бы получила направление на практику, хотел спросить я ее, но молчал. Я всегда молчал. Другой такой трахнул ее в 17. Потом несколько таких трахали ее в 18 и 19 лет. В общем, кто только не трахал ее в сумрачных, лабиринтообразных коридорах Дома Прессы, где располагались тогда все информационные агентства города. Но ее это не смущало. Она выглядела хорошо, была молода – мы познакомились, когда ей было двадцать два, – и строила из себя представителя Самой Опасной Работы На Свете. Работа и правда была опасной. Многие спивались. Во всем остальном эта работа была безопаснее труда сторожа на складе мягких игрушек. Гребанные журналисты никому на хрен не нужны. Их всегда можно купить.

Скажи я все это Оксане в лицо, боюсь, она бы меня не поняла. Так что я молчал.

А эта звезда, когда заходила к нам в кабинет, порывисто бросала:

– Четверть полосы, срочно в номер, третий кегль, пятый шрифт!

Мы, технический персонал, только смеялись. Она и понятия не имела, о чем говорила. Но мы любили, когда она заглядывала. Платье у ней вечно просвечивало, и мы вечно спорили, кому теперь она дает. Имен технического персонала в списке не было. Все знали, что эта невероятно честолюбивая девка трахается Только с представителями так называемых творческих профессий. Хотя, – думал я, наблюдая за ними, – творческого в профессии журналиста очень мало. Меньше даже, чем в труда охранника склада мягких игрушек. И здорово удивился, когда эта сука осталась после работы – уж они-то работали мало, не то, что мы, – перекинуться со мной парой словечек.

– Дружище, ты сорвал куш, – смеялись ребята из цеха издательства.

– Эта сладкая киска на тебя потекла, – говорили простые суровые ребята из цеха экспедиторов.

– Ерунда, – говорил я, – эта киска и пуговицы не расстегнет, если у тебя нет тетрадочки Стихов, или ты не задумал Поэму, да еще и не состоишь в штате от заведующего отделом и выше.

– Ну так напиши стихов или задумай поэму, – смеялись они.

Я только отмахивался. Но на секс втайне рассчитывал. Все знали, что Оксана – сторонница Свободных Отношений. Эта была вторая ее фишка, после Богоизбранности ее профессии сраной.

– Свободные Отношения это основа счастья и мира, – говорила она.

– Мужчина мне нужен как партнер, как союзник, – говорила она.

– Люди не должны друг друга Связывать, – говорила она.

После чего убегала на пресс-конференцию, посвященную числу подметенных тротуаров с таким видом, будто летела в Бейрут на войну. Вот коза! Но, видимо, вся эта хрень насчет свободных отношений касалась только тех, кто был сам не лыком шит. А я, кажется, был весь из лыка.

Так что, когда она после двух свиданий, непомерно меня удививших, пригласила меня к себе, и мы у нее на диване неловко потрахались, – я все старался не задвинуть как следует, потому что член у меня, как и все остальное, крупный, – заявила, что беременна, то я не сопротивлялся.

И мы поженились. Само собой, она беременна не была. Так оказалось месяц спустя. Доктор был в шоке. Как такая продвинутая баба могла задолбать себя страхом залететь до ложной беременности, думал он, и я видел это в его глазах. Но, я, – несмотря на слухи, – знал, что она не специально. Она и правда думала, что беременна. Видели бы вы ее глаза, когда она думала, что залетела. Она была напугана до смерти, до усрачки. И куда только подевались все эти Твердые Убеждения и Вера в Свободные Отношения? Видимо, в пизду. Жаль только, что больше ничего в этой пизде не было.

– А что же это было? – спросил я.

– Задержка видимо, – стыдливо сказала она.

Я рассмеялся. Вот тварь. Свободная Женщина Двадцать Первого века. Задержки от беременности отличить не в состоянии. А как же тесты, полоски, и куча всякой другой херни, которой вы забиваете себе голову со времен начала движения суфражисток, хотел я спросить ее. Но в который раз в своей жизни промолчал. А она пошла на какой-то блядский фуршет, не взяв, по обкновению, меня. А я отправился в наборную, перепечатывать какую-то фигню, накаляканную корявым почерком одного из этих гениев непризнанных, экс-трахарей моей жены. Все они почему-то смотрели на меня с сочувствием. А я на них – с легким удивлением.

Когда весишь центнер, и это не жир, можно позволить себе поиронизировать над сочувствием.

ххх

У боссов дела шли отлично. В том числе и за счет повышения наших зарплат. Ну, которого никогда не было. Агентство, в котором мы работали, спустя несколько лет стало холдингом. Мы открыли телеканал, ради, и пару газет. Само собой, не мы, а наши хозяева. Но Оксана, которую я тогда еще не бил, всегда говорила «мы». Она всегда увлекалась, эта коза.

– МЫ сделали по рейтингу конкурентов! – радостно визжала она, врываясь в операторскую, где я стал проводить больше времени, потому что мне доверили кое-что на монтаже.

– МЫ сделали то, – говорила она.

– МЫ сделали это, – говорила она.

– МЫ команда! – говорила она.

– МЫ добились увеличения прибыли на двадцать семь процентов! – говорила она.

– Посмотрите, как у нее горят глазки! – говорил кто-то из педерастов-акционеров.

– Вот как надо переживать за судьбу ОБЩЕГО дела, – звиздели они.

Хотя ОБЩИМИ у нас с этими говнюками были только проблемы. Прибыли и акции были НЕ общими, конечно же. Ну, работяги только посмеивались. Ну, и я с ними. Дома я просил ее умерить пыл, но она говорила, что это у меня все от замкнутости. Ну, я затыкался, и ждал, когда она выйдет из душа, чтобы потрахать ее немножко. Получить свое за день унижений и тяжелой монотонной работы.

– Что, ОПЯТЬ? – спрашивала она.

– Только не глубоко, – просила она.

– Нежнее, милый, ты же МУЖЧИНА, – говорила она.

– Ты просто ОБЯЗАН меня беречь, – говорила она.

Так, как будто мужчина это кастрированный кот, который должен массировать пизде клитор, чесать спинку, приносить кефир и повидло из магазина, платить по счетам, и скрываться в своей гребанной корзине всякий раз, когда осточертеет хозяйке. Кстати, о счетах. Оксану – за миловидную внешность – перевели в дикторы телевидения. И она стала зарабатывать чуть больше меня, хотя все равно мало. Но дело было не только в деньгах. Она с ума сошла от важности. Теперь слово ТВОРЧЕСКИЕ во всех его склонениях и падежах не слетало с ее пухлых губ, которыми, кстати, отсасывала она мне не очень охотно, так как я был «чересчур большой». Творчество, мы творческие, творческая, о творчестве, творить, наша творческая… – только и делала что трындела она.

Господи, а ведь она была всего лишь диктор. Долбанный диктор. Говорящая голова. Человек, которому приносят сообщения агентств, и который исправляет в них пару запятых – а может и не править, – и зачитывает их перед камерой.

Но она диссонанса не чувствовала.

– Мы, наркоманы и творцы эфира, – сказала она пафосно как-то на вечеринке, куда попал чудом и я.

Мне стало так стыдно, что я чуть было не дал ей по роже уже тогда.

Но сдержался. Тем более, что она зарабатывала теперь на пять-десять долларов больше, чем я. Для истерички ее типа это был отличный повод порефлексировать. Она тайком от меня звонила в службу психологической помощи узнать, как обращаться с мужчиной, «который унижен своим заработком». Блядь, подслушав, я едва с ума не сошел. Что себе выдумывает эта коза, думал я, И думал, какого черта мы не развелись за пять лет, хотя очевидно было, что она думала, что залетела и как смерти боялась рожать, не будучи в Статусе, а когда угроза отступила, я был ей явно не нужен. Зачем, думал я.

Потом понял. Ей все равно было приятно быть Замужем. Раз уж так получилось, выжмем максимум пользы из ситуации, говорил весь ее облик. Пока муж-недотепа не слишком бросается в глаза, носит чистые рубашки и не пьет, пускай существует, заявляла она всем своим поведением. Да, я был далеко не идеал – я не был ТВОРЧЕСКИМ. И кучи денег у меня не было, и честолюбие этой женщины ничем не подогревал. Зато я давал ей Статус. Сучки, которых перетрахало слишком много народу, чувствуют такое жопой, и вцепляются в мужика, который им позволит это, так же прочно, как коршун в цыпленка. Вот она и вцепилась. Дальнейшее было делом техники. Спрятать меня подальше, иметь вид Семейной Дамы, и проводить время по-прежнему.

– Мой муженек, – говорила она ласково.

– Пусть не блещет талантами, зато свой, – говорила она.

Ах ты коза. Ладно. Я часто приглядывался к ней. Оксана выглядела счастливой. У нее было кольцо и она могла звиздеть про Семейные Ценности. Верила она в них так же истово, как в Свободную Любовь парой лет раньше, и проповедовала она их так же истово.

И, разумеется, так же легко их предавала.

ххх

Сомнений в том, что она мне изменяет, у меня не было с самой свадьбы. Не то, чтобы она была слаба на передок, с этим-то все было как раз наоборот. Несмотря на большое количество партнеров, она толком не была раздолбанна. Еще бы. Секс ведь никогда не был для нее просто способом получить удовольствие. Она зализывала его шершавым языком раны своего честолюбия. Звезда этакая. Поэтому она вечно недовольно сопела – не только подо мной, я разузнал, – пока ее трахали, и все стремилась поскорее закончить. Чтобы потрындеть уже про Наркоманов Эфира (с любовниками) , ну, или про Уютное Семейное Гнездышко (со мной) . Как-то раз, правда, она сменила пластинку.

– Ты такой ленивый, – сказала она.

– Мне куда больше нравилось бы, если бы стал что-то Делать, – сказала она.

– О чем ты, – спросил я, и перевернул ее на спину одним движением кисти, она всегда была легкой для меня.

– Ну, ты мог бы что-нибудь писать, – сказала она, стоически снося мои заигрывания с ее сиськами, видимо, я лапал их недостаточно Творчески и Одухотворенно.

– Или, например, рисовать картины, – сказала она.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации