Текст книги "Вой оборотня"

Очень трудно бороться с собой, все словно говорит – не стоит сражаться за эту глупую жизнь.

Возможно, поэтому, немного подергавшись, я решил, что с меня хватит. Как бы мне ни нравилась жизнь, но любовь к ней у меня не настолько огромная, чтобы тратить так много усилий на поддержание ее в этом жалком и больном теле.

Так что скоро я успокоился, перевернулся на спину и стал ждать прихода смерти, глядя в небо, наполненное яркими звездами. До чего же они хороши! Как, наверно, легка и приятна на них жизнь. Жаль, дорога в верхний мир открыта только мертвым, так что придется немного подождать…

Пробормотав последнюю фразу, я встрепенулся. Что значит – «подождать»? Собрался умирать или уже передумал?

Тут я заметил, что упираюсь спиной в стену дома, а нога очень удачно попала в выбоину на мостовой. Упираясь в эту ямку, я в какой-то момент даже сумел подняться и, хватаясь руками за стены дома, встать на подкашивающиеся от слабости ноги, а потом, немного отдышавшись, сделать несколько шагов.

Вот так всегда – только настроишься на то, чтобы уйти из этого мира, как что-то внутри меня бурно протестует и начинает отчаянно бороться за право страдать и мучиться в этом мире. И зачем? Стоит ли? Разве не больно и неприятно существовать? Да и глупо…

Если за мои двадцать с небольшим гаком лет со мной ничего хорошего не произошло, то стоит ли ждать, что это произойдет в будущем? Шансов на это никаких, это простое упрямство и глупость.

В голове шумело, кровь текла, закрывая глаза, я размазывал ее по лицу, запах крови заползал мне в нос, и меня снова тошнило. Выглядел я наверняка ужасно, мне определенно требовалась помощь, да только улицы темны, пустынны и холодны.

Город отходил ко сну, окна, в которых горели либо свеча, либо лучина, почти не встречались, а именно они давали немного света, чтобы двигаться дальше.

Вдалеке возле порта слышалось перестукивание деревянных колотушек сторожей ночных лабазов и складов, которыми они предупреждали воров, что эта территория охраняется.

По опустевшим улицам метался ледяной ветер, от которого у меня немели пальцы и щеки, от стен отражалось эхо моих шагов, и только вечные звезды в темном небе смотрели на меня с жалостью и сочувствием.

Гостиница находилась где-то далеко, а силы у меня с каждым шагом только уменьшались, и было непонятно почему – раны вроде небольшие, хотя и болезненные.

Неужели так меня ослабил удар когтистой лапой по голове? Но по ней меня били, и не раз, дубиной, а один раз даже рукояткой топора. Меня в очередной раз стошнило, и я решил, что подобное бывает, когда ранят кинжалом с отравленным лезвием.

Недавно это было главным оружием наемных убийц в нашем городе, потому что обеспечивало верную смерть даже при легком скользящем ранении.

Душегубы использовали настолько необычный яд, что знахарям и лекарям не удавалось его распознать, а значит, они не могли подобрать нужные травки для лечения. Люди умирали страшной смертью, крича от боли и чернея на глазах, их трупы выглядели как обугленные головешки.

Настолько ужасной казалась такая смерть, что даже отъявленные смельчаки стали дрожать от страха. Вот тогда стражникам пришлось поработать, да и моему отцу тоже…

То ли им повезло, то ли кто-то подсказал, но довольно скоро они обнаружили в подвале наполовину разрушенного дома сумасшедшего колдуна, изготавливавшего эту жуткую отраву, для нее он собирал мертвых крыс и человеческие трупы из сточных вод, а потом варил страшный яд.

Убийства с отравлением, после того как колдуна повесили, сразу прекратились, и город вздохнул с облегчением, особенно когда наемные убийцы объявили через своих людей, что больше никогда не прибегнут к яду, потому что такая медленная и мучительная кончина напугала даже их самих.

Тошнота и рвота, а еще слабость – явные признаки отравления. Но на меня не нападали ни с кинжалом, ни с каким-либо другим оружием, в котором мог находиться яд! Впрочем, если хорошо подумать, то чем коготь оборотня лучше отравленного ножа? Кто его знает, что они едят и как?

Что-то я не встречал людей, поцарапанных оборотнем, обычно их находили разорванными в клочья.

После этих мыслей мне стало плохо, и я в очередной раз плюхнулся на мостовую, на этот раз уже не надеясь подняться. Сил у меня не осталось даже на донышке. Я лежал и смотрел на звезды сквозь стекающую со лба кровь. Даже не переживал, потому что знал: в какой мир отправлюсь после смерти, зависит только от богини-весовщицы, именно она взвешивает добрые и злые дела всех мертвых людей, и какая чаша окажется тяжелее, от того и зависит, куда отправится душа – в нижний или верхний мир.

Я убивал как хороших, так и плохих людей, поэтому шанс попасть на одну из звезд верхнего мира у меня есть, хоть и очень небольшой.

И вот когда глаза мне застлала, как я думал, смертная пелена, а руки похолодели, кто-то ударил меня по лицу. Если бы не умирал, то тому, кто поднял на меня руку, сразу бы сунул нож в бок, но, поскольку уже уходил по дороге в верхний мир, милостиво простил несчастного в надежде, что на весах богини добрый поступок потянет мою душу вверх.

– Вставай сейчас же! – Голос был женский, я бы даже сказал – девичий. – Иначе умрешь…

Сначала я вяло подумал о том, что волчонок-оборотень все-таки выжил, а теперь пришел меня убивать, но из каких-то особых принципов решил не перегрызать горло человеку, лежащему на земле, и требует, чтобы я встал.

– Мне тебя не поднять, попробуй сам.

Я открыл глаза. Надо мной наклонилась тень, небольшая, довольно стройная и явно женская фигурка. Жаль, что ничего нельзя больше рассмотреть в темноте. Может, и оборотень, но, кажется, та была пышнее в бедрах. Наверное, это случайно мимо проходившая богиня. Жаль, но час назад я дал себе зарок женщин обходить за три версты, так что поищи себе кого-то еще.

– Иди, милая, оставь меня, – прошептал я едва слышно, но даже это усилие вызвало жуткую боль внизу живота. – Тебе мне не помочь…

– Ты встанешь или мне придется тебя убить?

Странное заявление, но меня оно не удивило, именно такова женская логика – убить умирающего человека за то, что тот не может встать.

– Я не могу, – прошептал я ласково в ответ. – Сил нет.

– Вставай, помогу, как смогу…

Меня дернули за плечо, чуть приподняли. Я снова уперся ногами в булыжник и навалился на стену, по ней уже стал карабкаться вверх, обламывая ногти о крепкие валуны. Девушка мне помогала, и довольно умело.

Скоро я с трудом смог выпрямиться и взглянуть во тьму, при этом несказанно удивившись тому, что эта неизвестная девушка смогла меня в ней найти. Потом глубоко вздохнул – вероятно, этого делать не стоило, потому что мне тут же снова стало дурно и еще раз стошнило.

Девушка отскочила в сторону, при этом упомянув нелестно всех моих родственников по отцовской и материнской линии. Сказано было на хорошем уровне, должно быть, юная особа выросла, как и я, в бедных кварталах, где жизнь проста и понятна, а будущее выглядит жутким и мерзким.

– Еще раз такое сотворишь, и я тебя брошу, – прошипела она. – От тебя и так пахнет, как от ведра нечистот, так что добавлять ничего не надо.

– Точно так, – согласился я и сполз по стене, поскольку оказалось, что без поддержки стоять я не могу. – Прощай. Удачи…

– Скотина безмозглая и тупоголовая! – Девушка снова схватила меня и попыталась поднять. На этот раз я решил ей не помогать: это раньше я относился к женской половине с любопытством и любовью, а теперь мне все равно, возможно, потому, что ноги стали ватными, а слабость волной прокатилась по всему телу. – Вставай!

Подергав меня еще немного, она успокоилась, убедившись, что ей меня не поднять. К тому же девушке постоянно мешал какой-то предмет вроде небольшого арбалета, он постоянно сваливался вперед и не раз при этом довольно болезненно ударил меня по голове, добавляя новые звуки к стоявшему в ней звону.

Не знаю почему, но, получив очередной неприятный удар, я решил, что болты с серебряными наконечниками, которые сейчас лежали у меня за пазухой, выпущены именно из этого оружия. Непонятно, как я пришел к такому выводу?

А еще вдруг подумал я о том, что мало кому в голову придет поднимать незнакомого человека, лежащего в луже собственной блевотины на пустынной ночной улице. Если кто-то и готов на такое, то только тот, кому этот человек не безразличен.

А что может соединить милую девушку и меня? Не любовь же? На такие чувства ко мне еще никто не отваживался. Работа у меня рискованная, очень много шансов на то, что могу и не вернуться домой.

Правда, эту работу я не выбирал, ее мне навязали. И если судить по высказываниям этой юной девицы, она взялась меня опекать не по своей воле.

Замечательный вывод. Только голова кружится, слабость подступает, и с каждой минутой становится все хуже.

Когда же этой настойчивой барышне надоест меня теребить? Не могу вспомнить – обещал ли я на ней жениться? Если нет, то к чему такая настойчивость?

Я лег на спину и уставился на звезды. Умирать все-таки лучше в тишине и покое – это понимали наши предки, поэтому уход из жизни у них был делом добровольным и ответственным.

Как же хорошо стало, когда девица наконец ушла, бросив меня умирать… Сердце успокоилось и стало биться реже, понемногу замедляясь. Земля подо мной сначала закачалась, но скоро и она успокоилась. Веки налились свинцом, стали настолько тяжелыми, что держать их открытыми у меня не хватало сил, поэтому они закрылись, пряча от меня яркий свет далеких и таких привлекательных звезд.

Где-то вдалеке противно кричал женский голос, принадлежащий, похоже, все той же нервной девице.

Уже не помню, чего ей от меня требовалось, в мозгах как-то все перепуталось.

Потом все стихло, и я умер.

Последней мыслью было: «Жил грязно и умер в нечистотах чужого города – воистину достойное завершение жизни…»

И пришла тьма, в которой так легко и покойно. Ничего не болело, и не было ни в чем нужды, а вокруг были тишина и покой…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

На дороге ли, на воде ли, в воздухе ли – всегда бойся диких зверей и своих сородичей.

Из книги бога-странника

А потом опять что-то случилось…

Глаза открывать не хотелось. Было тяжело дышать, во рту все высохло, словно там находилась пустыня, в которой очень неохотно ворочался огромный язык. Каждое веко весило примерно столько же, сколько огромный каменный валун, который я когда-то на спор поднял. Глупо это было, едва не надорвался, хорошо, вовремя бросил, иначе камень отдавил бы ноги…

И неприятно ощущался липкий пот на всем моем теле, от которого было неуютно и холодно.

Полежав еще немного, я пришел к неутешительному выводу, что все еще жив, а значит, надо попробовать собраться с мыслями, чтобы понять, где нахожусь. На ощупь – определенно лежал на кровати, чувствовалась солома, которой набит тюфяк, и доски, которые проступали под ним нестроганными краями.

Значит, точно живой, не думаю, что в верхнем мире есть такие же ужасные тюфяки, как на постоялом дворе. И похоже, в той комнате, где меня поселили, плохие у меня от нее воспоминания, такое ощущение, что постоянно приползаю сюда умирать.

Рядом слышались голоса, один явно принадлежал хозяину постоялого двора, а вот второй казался незнакомым.

– Так он будет жить? – спросил хозяин. – Этот парень занимает комнату уже четвертые сутки, а заплатил всего за одни. Сразу предупреждаю, если умрет, то не стану тебе платить за его лечение, глупо оплачивать за врачевание мертвеца…

– Если до этого часа не умер, то уже не умрет, – пробурчал кто-то, по-видимому местный знахарь. – Не дам я ему умереть, и мое лечение стоит дорого. Считай, этого везучего парня я вытащил из рук смерти. Так ты и не сказал, есть у него деньги или нет? По нему не скажешь, что он богат. Вероятно, бродяга. Так что если ты меня обманул, сразу предупреждаю, будет худо – порчу наведу или проклятие у ворот постоялого двора повешу.

– Деньги есть, он их оставил мне перед тем, как уйти, – вздохнул хозяин. – Я и сам переживаю о своих убытках: если он умрет, придется все его золото отдать страже.

– Золото? У него есть золото? Что ж ты раньше не сказал, я бы давно сбегал за заживляющим камнем.

– Что толку в деньгах, если все придется отдать? – В голосе хозяина звучала горечь и печаль. – А не отдашь, еще хуже будет…

– Это еще почему?

– Из стражи командир пришел и предупредил о том, что в муниципалитете придумали новый закон: если кто-то умирает в черте города, то деньги идут в казну, иначе не на что хоронить. Мне сказали, я смогу оставить себе только то, что находилось на нем в момент смерти, и то если он умрет у меня в доме, поэтому принял его полумертвого и за тобой послал.

– Так на нем же ничего нет, он голый! Где деньги?

– Одежду его служанки постирали и убрали в шкаф, на нем был пояс с кинжалом и фляжкой, два ножа и пустой мешочек из-под золота…

– Пустой?

– Похоже, кто-то его опустошил, возможно, те моряки, что его принесли. Я точно знаю, он был полон, когда парень уходил, сам отсыпал ему монет из его же запасов. А моряки мне незнакомы, до этого у меня ни разу не появлялись, так что и потребовать будет не с кого.

– Кинжал-то хоть с каменьями?

– Простой, без украшений, даже серебро на лезвии и то поизносилось от старости. А еще у него на груди висели два оберега, один обычный – заговоренный, а второй какой-то странный, никогда такой не видел, ни на какой другой не похожий…

– Обереги продавать нельзя, их маги настраивают на человека, никому другому не подойдут. – Лекарь вздохнул. – Их только выбросить или спрятать в землю лет на десять, а то некоторые из них даже убить могут. Если денег не будет, я его возьму. Ладно, будем надеяться, что парень не умрет и за все заплатит. Вон у него и дыхание выровнялось, кожа порозовела, а то, когда я пришел, совсем белый был.

– Ну теперь-то можешь сказать, что с ним приключилось? Может, заразное что-то, а мы тут вокруг него скачем?

– Незаразное, это точно, больше похоже на яд, но на какой – не знаю, в первый раз с таким встретился. Если бы этого парня не тошнило, он бы давно умер, а так от большей части отравы сам без меня избавился. Ты не знаешь, кому потребовалось его травить?

– Откуда мне-то знать? Я его четвертый день знаю, причем три дня он без сознания. Думаю, кто-то увидел у парня золото и захотел денежки забрать, может, что-то в еду подсыпали в каком-нибудь трактире, а парень вовремя почувствовал неладное и ушел. У меня такие случаи бывали.

– Так ты, получается, сам своих клиентов травил?

– Я этого не говорил, просто знаю, как такое происходит…

– Пить, – простонал я. – Воды…

Их болтовню было тяжело слушать, слышал хоть и не все, а обрывками, но все равно противно, а слышал плохо потому, что. в ушах шумел прибой, словно стоял на берегу моря. Даже не понимал, о ком они говорят, помню же, что в тот день ничего не ел, а в портовом трактире пил вино, оно было кислым…

За вином поговорил с капитаном, кажется, договорился о том, что он меня возьмет, а на обратном пути что-то со мной случилось, не помню что…

Вроде оборотни на меня напали, и я с ними сражался. Кажется, даже победил, если только не приснился обычный кошмар. Девушка-оборотень попалась симпатичная, в желтом сарафане, я ей в горло серебро засунул. А так красивая была, фигурка что надо…

К моим губам прижали край глиняной кружки, вода оказалась безвкусной и совершенно не утоляла жажду, но язык стал меньше, и я смог дышать, а не только хрипеть.

Еще через какое-то время после борьбы с собой и тяжелыми веками мне удалось открыть глаза. В комнату падал солнечный свет и слепил меня, привыкшего к благодатной тьме. Передо мной раскачивались знакомые стены, у окна стоял мой наполовину пустой мешок, рядом с ним меч, лук со снятой тетивой, колчан со стрелами, только серебряных уже нет…

Я скосил глаза. Поворачивать голову было мучительно болезненным делом. Комната оказалась пустой. Если кто и приходил, то давно ушел. Был ли услышанный разговор знахаря с хозяином постоялого двора бредом или правдой, теперь не узнать.

Надо бы встать, кое-что во мне настоятельно этого требовало, я попробовал, но даже ногу не смог снять с матраца. Какое-то время полежав на боку, все-таки сбросил ногу, а вслед за ней и сам с грохотом упал на пол.

На шум прибежала дородная служанка, а вместе с ней вышибала – огромный детина, которого я видел не раз внизу, когда он приносил дрова для очага. Росту в нем не меньше, чем в Молоте, а веса явно больше, с таким не стоит связываться.

Детина легко забросил меня обратно на кровать, укоризненно покачал головой:

– Спать надо, ходить нельзя, больной очень…

– А поесть можно? – поинтересовался я слабым голосом и натянул на себя одеяло, заметив любопытствующий взгляд служанки – только тут понял, что лежу абсолютно голый. – Да и одежда бы тоже не помешала. И еще… ночной горшок.

– Я спрошу у хозяина, – буркнул вышибала и вышел, а служанка, загадочно улыбнувшись, поправила мне подушку, при этом едва не задушив огромной грудью, которая так и выпирала из-под платья. Ответить чем-то соответствующим на такую ласку я не смог, сил у меня на это не было.

Девушка оказалась доброй, заботливой, вытерла выступивший холодный пот на лбу и даже напоила водой.

После того как детина принес ночной горшок и я смог сделать свои дела под внимательными взглядами свидетелей, снова почувствовал себя живым, а еще больше ожил, когда служанка стала кормить меня с ложечки гнилым супчиком, в котором среди одиноко плавающих капелек жира особо выделялись огромные льдины листьев капусты. Вкус у похлебки оказался довольно противным, очень напоминал помои, которые стекают по улицам. Вчера нахлебался этой дряни достаточно…

Или это было не вчера?

Пересиливал себя и ел, понимая, что только так можно вернуться к живым, и точно – после того как поел эту жуткую бурду, даже смог сесть в кровати и посмотреть в окно.

Багровое солнце клонилось к закату, день завтра будет ветреным…

Я бездумно смотрел, ощущая тихое счастье, какое всегда бывает, когда некоторое время проводишь на грани жизни и смерти. Жизнь после этого кажется краше, чем была.

Вернулась служанка и поставила передо мной кружку теплого разбавленного вина. Она улыбнулась как-то смущенно, что при ее габаритах казалось нелепым, и тихо проговорила:

– Только не засыпайте, вино должно подбодрить, лучше сейчас иметь ясную голову.

– Это еще для чего? – вяло поинтересовался я. – У меня она и раньше ясной не была.

– Внизу сидит стражник и ужинает, потом он поднимется, его интересуют люди, которые на вас напали.

– Зачем ему это? Неужели стража собирается их ловить?

– Собирается, но не из-за тебя. – Девушка помогла мне сесть удобнее. – В этот день в тех же местах убили еще троих горожан: одну пожилую чету и их дочь. Девушка была настоящей красавицей, семья их считалась богатой и знатной…

Больше служанка ничего сказать не успела – послышались тяжелые шаги, дверь распахнулась, и в комнату вошел высокий стражник.

На поясе у него висели меч и кинжал, руки закрывали боевые перчатки с нашитыми на них металлическими полосами, полосы металла покрывали также твердую куртку и высокие сапоги. Лицо казалось красным, на нем выделялись пшеничные усы, скрывающий узкий подбородок, и огромный нос.

В общем, вид у стража был самый что ни на есть боевой. Он сел на единственный стул, который жалобно заскрипел, приняв изрядный вес, и хмуро поглядел на меня.

Служанка исчезла за дверью, забрав пустую посуду.

– Ну! – угрюмо прорычал страж, – он все больше мрачнел. – Да…

Последнее относилось к мое телу, перевязанному окровавленными тряпками, и плечу, на котором подсыхал свежий шрам.

Потом он снова посмотрел мне в лицо, видимо, размышлял, может ли человек с такой бандитской внешностью быть невинной жертвой уличных грабителей. Через какое-то время стражник все-таки решил, что обязан исполнить долг до конца, и хмуро спросил:

– Помнишь ли ты, парень, хотя бы что-нибудь о вечере, когда на тебя напали? Видел ли лица? Запомнил кого-нибудь? Сможешь описать? А узнать?

– Вечер помню, – ответил я, решив, что должен быть любезным с представителем власти – не в том положении находился, чтобы вести себя по-другому: сил немного, слабость во всем теле. – Был в трактире, договаривался с капитаном, чтобы он меня взял до королевства Грига, у меня там дела… торговые.

– Угм… у, – прокашлялся стражник. – Продолжай.

– А потом пошел домой. – Я вздохнул. – Вот… в общем, и все.

– Как «все»? – удивился стражник и почесал задумчиво огромный нос. – А когда на тебя напали?

– Этого уже не помню. – Я развел руками. – Шел по улице, смеркалось, проходил мимо темного проулка, а… дальше пустота. Наверно, ударили дубинкой по голове, поэтому она и болит. Очнулся уже здесь – даже не помню, как сюда попал…

– Принесли тебя какие-то матросы, возможно, они и ударили, – снова прокашлялся стражник. – Пропало что-нибудь?

– Пока не знаю… – Я сидел на соломенном тюфяке, и мне было так хорошо на душе, что даже слова стражника меня не беспокоили. А все потому, что выжил, значит, все остальное неважно. Разберемся, но чуть позже. Главное сейчас – спровадить этого детину, чтоб не мешал наслаждаться жизнью. – До одежды еще не добрался, да и не смогу, сил нет.

– Хозяин двора говорил, что у тебя был кошель с золотыми монетами. Это правда?

– Деньги со мной были… – Я сделал вид, что вспоминаю, и радостно воскликнул: – Точно, был мешочек с золотыми монетами, я даже заплатил аванс, иначе капитан не хотел вести со мной разговор, без золота всегда трудно договориться…

– Оборванцев и бродяг у нас много, всех слушать – не переслушаешь, а как до дела, то денег нет… – покивал стражник. – После того как заплатил капитану, сколько у тебя осталось?

– Точно помню, капитану отдал только пару золотых монет, тот обещал на них купить для меня еды в рейс, а потом решил, что пора домой, иначе обязательно вляпаюсь в какую-нибудь неприятность.

– Значит, все-таки ограбили, потому что никакого золота, когда тебя сюда принесли, не было, – произнес стражник. – Что ж, понятно, грабителей у нас хватает. Жаль…

– А чего жаль?

– Что ничего не помнишь. – Стражник встал и направился к двери. – Отдыхай.

– Так вы найдете мое золото? – Я старался вести себя логично. Если бы не спросил, было бы странно. – Мне эти деньги лишними не станут.

– Как же мы найдем золото, если ты не разглядел грабителей? – резонно заметил стражник. – Ну поймаем мы кого-нибудь, приведем, покажем, а ты скажешь, что видишь этих людей в первый раз. Так?

– Наверно… – Я развел растерянно руками. – Выходит, со своими деньгами я могу распрощаться навсегда?

– Выходит, так. – Стражник вздохнул и остановился у двери, мучительно раздумывая о чем-то, наконец он решился: – Я вот о чем тебя хотел спросить: ты не встречал в тот вечер семью из трех человек – мужчину почтенного возраста, старика седого, его жену – милую старушку и юную дочь? Они в это время гуляли в паре кварталов от порта, их тела нашли там.

– Может, и видел, да только не помню, – неопределенно пожал я плечами. – Голова болит…

– Да-да, конечно, – покивал стражник. – Удар по голове дубинкой у многих отбивает память. Ладно, если найдем грабителей, то покажем. Золото-то хоть какое?

– Монеты нашего королевства. – Мне совсем не хотелось, чтобы нашли моих грабителей. Начнут их допрашивать, вот тогда и выплывет, что эту почтенную семейку я укокошил. Неприятности со стражей мне точно не нужны, да и времени у меня нет, чтобы заниматься их делами. – Обычные…

– Ну тогда совсем дело плохо, – вздохнул стражник. – Даже если и найдем грабителей, то ты свое золото не найдешь, так что забудь о том, что оно у тебя было.

– А почтенное семейство тоже ограбили? – задал я наконец-то нужный вопрос, хорошо, что сообразил. – Вы думаете, что на меня и на них напала одна шайка?

– Ничего мы не думаем, – пробурчал стражник. – Старики были не последними людьми в нашем городе…

«Как же, людьми они были… – Я даже скривился от воспоминания. – Оборотни-убийцы!» Но вслух не сказал ни слова.

Стражник мрачно покивал своим словам:

– Денег у них хватало, да только не ограбили их, а просто убили. Сначала раздели, видимо, истязали, пытаясь узнать, где они прячут деньги, а прикончили позже, когда ничего не сумели узнать. – Стражник открыл дверь и снова остановился, должно быть, что-то понял. – Или сумели? Но если так, то… надо засаду. – Он решительно вышел в коридор и уже оттуда крикнул: – А тебя не просто избили, сначала отравили в трактире в порту, так говорит знахарь. Точно ничего не помнишь?

Я услышал, как он спускается по лестнице, и крикнул в ответ:

– Не помню…

– Ну и ладно, – пробормотал стражник. – Засаду надо ставить у дома, но хорошо, что эти два случая не связаны, иначе совсем бы запутался.

Услышав последние слова, я вздохнул с облегчением. Все-таки мне удалось направить мысли местной власти в нужную сторону. Не хватало еще, чтобы они решили, что к гибели почтенной семьи причастен я…

Выдохнул воздух, отчего-то застоявшийся в груди, и сполз на тюфяк. Глаза сами собой закрывались. Никогда до этого не испытывал такой слабости. Вроде и поговорил-то немного, а сил никаких не осталось.

Кровать подо мной поплыла, а вместе с ней и я отправился в плавание по кошмарам, в которых оборотни рвали меня на части. Причем все они сначала оказывались милыми, привлекательными девушками. Только когда я начинал их раздевать, тогда и выяснялось, что вместо кожи у них густая волчья шерсть, а вместо пухленьких нежных губок – окровавленные пасти с острыми длинными клыками.

В общем, тяжко мне приходилось. За эту ночь меня убили не один десяток раз. Я проснулся весь в холодном поту, решив, что больше никогда не прикоснусь ни к одной девушке.

Но и это пожелание растаяло как дым, когда внезапно я обнаружил, что нахожусь в кровати не один – рядом со мной лежала служанка, причем без одежды, и при этом довольно улыбалась. Поглядев на нее, я вдруг понял, что, по крайней мере, какая-то часть кошмаров на самом деле была реальностью. Возможно, девушки-оборотни мне только снились, но целовал-то я вот эту…

Солнце еще не взошло, серый сумрак понемногу вползал в дом вместе с сыростью и утренней прохладой. Я встал и подошел к окну, глядя на город, он прятался в полосе холодного тумана, в котором не видно было даже соседнего дома. Постояв немного, я замерз и решил вернуться в постель.

Когда отбросил одеяло, при виде пышной груди и широких бедер почувствовал неясное томление внизу живота, которое мгновенно перешло в желание… И тут меня притянули к себе сильные и нежные руки.

Никогда со мной раньше такого не происходило, в меня словно вселился демон сладострастия. Я был неисчерпаем и набрасывался на милую девушку снова и снова, а она принимала это как должное. Правда, уже через пару часов она осталась без сил, в то время как я по-прежнему был готов продолжать.

Служанка вырвалась и ушла, покачиваясь от усталости, истощенная любовной страстью и недоверчиво качая головой. Начинался новый день, и ее ждала работа. Не думаю, что она в этот день была способна на многое, наверное, так и проходила все время полусонная, не обращая внимания на грозные окрики хозяина.

Я же спустился и потребовал себе ванну для помывки, которую мне принес через полчаса все тот же вышибала, – медный большой куб, в который можно погрузиться с головой. Воду натаскали повара, она запахла приятно, после того как один из них высыпал в нее большую горсть сухой травы.

Мылся я долго, наслаждаясь запахом мыла, которое в этом городе варят с добавлением горных трав. Запах у него был нежный, нераздражающий, а пена светло-серая, даже когда впитывала мою грязь.

Грязи на мне оказалось предостаточно, похоже, в тот злополучный вечер я прополз на животе весь город. Когда хорошенько отмылся и осторожно снял с себя тряпки, которыми были перевязаны мои раны, то невероятно удивился: на мне не оказалось ни одной раны, ни одного шрама и струпьев – все исчезло, ничего не осталось, словно и не было.

Похоже, знахарь в этом городке был отменный и, вероятно, использовал в лечении магию, иначе с чего бы на мне все так быстро зажило? Возможно, даже потратился на заживляющий камень, а значит, не зря волнуется насчет оплаты, такая магия дорого стоит.

Чувствовал я себя великолепно, во мне не осталось и тени усталости, тем более горечи от пережитого, были только бодрость, сила и уверенность в себе.

Я расчесал волосы костяным гребнем, они у меня не очень длинные – регулярно подстригаю их своими острыми ножами, тут же побрился, глядя в оловянное мутное зеркало и не понимая, что мне в себе так не нравится.

И только увидев, как у хозяина, который пришел проведать меня, а заодно узнать, почему его служанка весь день едва шевелится, вытягивается лицо, а челюсть недоуменно отваливается, я понял, что во мне точно что-то не так. Особенно когда услышал вопрос:

– А… хм, – проговорил хозяин. – Это… того… куда?

– Что? – не понял я. – Чего не нравится?

– Лицо-то у тебя не то, – наконец определил для себя увиденное хозяин. – Словно передо мной человек чужой, снимал комнату один, а потом будто тебя подменили…

– Какой еще чужой? – Я еще раз взглянул в зеркало, которое все еще держал в руке, и вдруг меня словно по голове ударило – а шрама-то на щеке нет! Еще раньше почувствовал, что бритье не доставляет мне обычных проблем, но не придал этому значения. А теперь вижу: лицо не мое, чужое, какое-то юное… беззащитное. Оно и на самом деле таким стало. Раньше даже не понимал, как шрам защищает меня от чужих взглядов и скрывает мой возраст.

– Шрама нет, – задумчиво проговорил хозяин. – Куда отметина-то делась?

– Это я у тебя и сам хотел бы спросить, – мрачно пробурчал я. Плохо мне как-то стало, непривычно, странно. – Вы же меня здесь лечили, а я лежал без сознания. Зачем шрам украли?

– Когда мы тебя лечили, отметина у тебя была, а сейчас вот нет. И зачем нам ее красть – не деньги же?

– Неужели ваш знахарь настолько хорош? Я с утра себя чувствую так, словно заново родился, а тут вот еще и шрам пропал. Может, магия?

– Это мы сейчас у него самого спросим, – кивнул серьезно хозяин, открыл дверь и проорал вниз: – Никанор, иди-ка сюда!

Я услышал шаги на лестнице, потом по коридору, и в дверь вошел седой пожилой мужик в сером балахоне лекаря.

– Чего кричишь? Что не так? – Знахарь мельком взглянул на меня и сердито уставился на хозяина, но потом еще раз посмотрели на меня, и я заметил, как его глаза расширились от удивления. Сразу понял – к исчезновению шрама этот человек никакого отношения не имеет, как, похоже, и к моему прекрасному самочувствию. Тупым он мне каким-то показался, такими маги не бывают. – Чего кричите-то? А вы, молодой человек, зря встали, вам спать нужно, такие раны долго заживают, думаю, пару недель еще придется полежать, пока все зарастет. – Он говорил по инерции, похоже еще не понимая, что произошло. – Мое лечение самое лучшее, я многих пользую, вылечу и вас.