Текст книги "Декомпрессия"

– Я? – вполне правдоподобно удивился Врубель. – Я ничего не говорил.

Марго нахмурилась. Трюкач. Цитадель. Как это связано? Что-то начало проясняться, только успеть бы понять, что именно.

Потом они долго брели вдоль ущелья. Впереди Врубель – высокий, упрямый, прижимающий к боку АДС. За ним шел Шеф, превосходящий того и в росте, и в развороте мощных плеч. Чуть приотстав, тащился постепенно приходящий в себя Робинзон.

На его лице таяли красные пятна.

Марго остановилась. Она не удержалась – заглянула за край пропасти. В ущелье, где они оставили лодку, плотной пеленой висел туман. Колюче потрескивали в дыму огненные сполохи. В подсвеченной красным пелене стремительно метались длинные, узкие тени.

– Интересно, да?

Девушка оторвалась от жуткого зрелища.

– Кто это? – вырвалось у нее.

– Кто это… Что это… Кто знает!

– Опасен только газ, который они выделяют, или они сами тоже? – она осеклась, столкнувшись с его насмешливым взглядом.

– А тебе газа мало? От которого не спасает ни один противогаз?

– А ты все-все-все знаешь, да?

– Я знаю одно. Что от тех, кто там останется, – веско сказал Маньяк, опасно застыв на краю обрыва, – не останется ничего. И если бы ни вода, вместо твоего Робинзона темнел бы холмик, заваленный камнями.

Дайвер помолчал.

– Но для того, чтобы это выяснить, понадобилась смерть не одного хорошего человека. Какого хрена ты забыла здесь, девочка? – вдруг без всякого перехода спросил он. – Не терпится отправиться на тот свет? Так при чем здесь я?

– Маньяк, я… – она растерялась. – Прости, что обманула тебя. Но у меня не было выбора! У тебя же есть… Или был в жизни самый дорогой человек?

Скажи мне? Ведь был?

Он молчал.

– Ты должен меня понять! Мой брат… Мы были близкими людьми. Он мой близнец. Говорят, похож на меня как две капли воды, – она говорила торопливо, боясь, что он перебьет ее. – Но не в этом дело. Я не знаю, как тебе объяснить, чтобы ты понял! Но я хочу, чтобы… Если я умру, хоть кто-то обо мне поплачет. А так… меня словно и не было на этом свете!

Маньяк молчал, слушая, как она подбирает слова. Но то, что казалось ей значительным и помогло бы достучаться до каменного сердца, ускользало сквозь пальцы, как вода, оставляя в ладонях мелкие камешки банальностей.

– Думаешь, твой брат заплачет по тебе? – наконец хмыкнул дайвер.

– Да. Мой брат заплачет.

– Что же ты ищешь его, а не он тебя?

Она на секунду замялась.

– Он уверен, что я умерла.

– Ага, – Маньяк задумчиво склонил голову. – Складно говоришь. Достает. Но… почему мне кажется, что ты врешь?

– Как это? – она опешила. – Здесь нет ни слова вранья. Тебе и Шеф, и Робинзон подтвердят, что я говорю правду.

– Правда. Неправда. Какая, в задницу, разница, если ты все равно умрешь?

Он сказал это убедительно, как будто доподлинно знал день и час, когда ей предстоит расстаться с жизнью. Марго стало не по себе.

– Ты маньяк. Ты знаешь это, Маньяк?

– Я знаю. Я все знаю, девочка. И еще я знаю то, чего знать не хочу. Ты умрешь. А я буду чувствовать себя виноватым.

Так проникновенно прозвучали его слова, что на короткий миг ей стало его жаль. И вместе с жалостью ее кольнула мысль о том, что она согласилась бы – когда-нибудь потом, в другой жизни – быть рядом с таким человеком как Маньяк. От него веяло несокрушимой стеной, спрятаться за которой мечтает любая женщина.

– Так вот что не дает тебе покоя, – тихо сказал она. – Я заранее освобождаю тебя от чувства вины. И все беру на себя. Тебе легче?

– Нет. Мне не легче. Я не смогу спасти тебя, – на выдохе сказал он. – Как бы ни старался.

Она усмехнулась.

– Не много ли ты на себя берешь, господь бог?

Дайвер широко улыбнулся, обнажив стиснутые зубы.

– Зови меня просто: Маньяк.

– Я это знала, – в тон ему сказала Марго. – Во всяком случае, догадывалась, мой боже.

2

Что произошло? Как могло получиться, что приказы лысого мужика он исполнял беспрекословно?

Врубель зло воткнул ложку в розовое с прожилками нутро открытой банки с тушенкой. Соскучился по начальнику? По человеку, который решает за тебя, заранее освобождая от мучительных раздумий, и принимает на себя ответственность за неудачу, буде таковая случится? Рулевой с трудом впихнул в себя полную ложку: злость лишала его аппетита.

Он всегда сам себе был командиром. Лидер по натуре, до пришествия Океана он возглавлял в приморском городке банду таких же отморозков, почти лишенных семьи. Не просто главарь, но экспериментатор, постоянно пробующий разные средства и методы, позволяющие манипулировать людьми.

Слова? Как бы ни так.

Ему было одиннадцать и его команда насчитывала с десяток малолеток, когда он решился поставить первый эксперимент. Тогда еще Серый. Врубелем он стал позже. И пусть Маньяк приписывает его кличке интеллигентные корни, отсылая к какому-то допотопному художнику, все проще. Погоняло прицепилось от короткого слова «врубить». В те времена, когда горячий парень был скор на расправу.

Высокий для своих лет, жилистый. Его боялись и поэтому подчинялись безоговорочно. Но хорошая девочка Маша, живущая в соседнем дворе в приличной семье, внесла сумятицу в стройную систему ценностей.

– Они боятся тебя, Серый, – сказала умная девочка, – на этом много не построишь. Самое лучшее, если они будут уважать и любить тебя. Вот тогда они могут отдать за тебя жизнь.

Девочка была старше его на четыре года. Красивая, белокурая и стройная. Он поверил ей, заинтересовавшись странными идеями. И дал слабину, позволив пацанам выражать свое мнение, тем самым пытаясь завоевать «любовь и уважение». Сначала малолетки молчали, напуганные внезапной свободой, потом стали робко возражать. Врубель мягко доказывал свою точку зрения, направляя мысли подопечных в нужное русло. Закончилось все тем, что они стали орать наперебой, не ставя его ни в грош, а Илюха, не уступающий ему в росте, улучил момент и попросту отвесил ему подзатыльник. Почти в шутку, но тем не менее обидный и ощутимый. Дескать, знай свое место, Серый. Кто решил бы, что от альфы до омеги прошли ни одни сутки, непременно бы ошибся. Все события уложились от утра выходного дня до вечера. Врубель быстро расставил точки над «i». Илюха, умывшись кровавыми соплями, затих. Игра в демократию закончилась, так толком и не начавшись. А единственным положительным выводом, который он для себя вынес, был следующий: такая вот внезапная слабина позволила ему мгновенно вычислить претендента на «трон».

Кстати, хорошая девочка Маша обрушившихся на их город катаклизмов не пережила. Ее накрыло первой эпидемией водянки. Раздутая, как воздушный шар, обезображенная до неузнаваемости, взирая на мир единственным глазом, заплывшим гноем, она умерла в госпитале, исколотая наркотиками до идиотизма. Одна из сотен тысяч обреченных.

Еще до начала заварушки, Врубель понял, что групповые игры не для него. Слишком много сил и времени уходило в пустоту. Проще и естественней быть одиночкой. Рассчитывать, полагаясь лишь на себя и отвечать за последствия принятых решений. Василий Степанович, или просто Степаныч – уголовник, насчитывающий более двадцати лет проведенных в местах не столько отдаленных – разглядел в настырном пацане будущего киллера и направил на «путь истинный», подкинув первый заказ.

Волею судьбы это была женщина, руководитель серьезного агентства, которую заказал собственный муж. Сейчас, оценивая те события, Врубель пришел к выводу, что Степаныч пошел ва-банк: либо выплывет пацан и город получит безбашенного киллера, все нити от которого будет крепко держать в руках вор в законе, либо на зоне станет одним зэком больше. Было бы о чем голову ломать!

Врубель оправдал надежды. И рука не дрогнула. К слову сказать, это было несложно. Напрасно все вокруг твердили, что убить человека в первый раз страшно. Ничего подобного он не чувствовал. Наоборот, только работа. И ничего более. Начинающий киллер дождался женщину в подъезде, предварительно лишенном освещения, и тихо возник у нее за спиной.

– Стоять, – негромко приказал он высокой, не старой еще женщине.

И в ту долгую секунду, пока она соображала, как действовать дальше, он нажал на спусковой крючок, выстрелив ей в затылок. Вот так. И никаких контрольных. Истины ради следует отметить, что ожидания бывшего зэка не оправдались. Уже тогда Врубель терпеть не мог контроля и «почтенный пенсионер», оступившись, выпал из окна. Несчастный случай. Надо быть внимательней на склоне лет.

Сколько их было до пришествия Океана и после, Врубель не считал. Его не интересовало роковое значение чисел. Таким он… был? А может, все проще, и этот лысый мерзавец добавляет в питьевую воду какое-нибудь психотропное вещество, подавляющее волю? Нечто на основе того же «янтаря»? С него станется. Другого объяснения у Врубеля не нашлось.

На затонувший город падал вечер. Что было здесь до потопа и как назывался город, Врубель не знал. Затопленный на уровне третьего-четвертого этажей, теперь он в просторечье именовался Фата-Моргана. Площадь, залитую водой, окружали готические здания. Крупная рябь тревожила стеклянную поверхность водоема. Отраженные, как в зеркале, остроконечные башенки слепо щурились разбитыми стеклами узких, утопленных в камне бойниц. Посреди озера нелепо – почти насмешкой – торчала бронзовая мужская голова затопленного памятника. Временами, когда порыв ветра гнал волны, из воды проявлялась и часть руки. Отчего казалось, что огромный утопленник молит о помощи. Порой, когда воздух был неподвижен, водная гладь отражала стремительно плывущие облака. В белопенном водовороте бельмом на глазу одиноко стыла бронзовая голова, увенчанная металлическими буклями.

Слева, подальше от площади, темнела лента автострады. Она изгибалась мощной змеей, прячущей огромную голову в глубине. На самом верху, среди ржавого железа, навеки застыла на боку фура. Обрывки порванного брезента крыльями хлопали на ветру.

Малочисленный отряд нашел пристанище на крыше супермаркета, у надстройки торгово-развлекательного комплекса. Свинцовой тяжестью оккупировала вода этажи ниже. Волны заливали пеной провалы выбитых окон. Вся коробка центра, лишенного стекол – железобетонный остов, где в многочисленных рукотворных пещерах, заваленных мусором, ютилась мелкая живность. У входа на третий уровень, под крышей, в бетонной коробке, где на полу ледяными торосами топорщились разбитые белые мраморные плиты, Маньяк скомандовал привал. Лодка, пришвартованная тут же, мягко покачивалась на волнах. Отсюда был хороший обзор, и Врубель мысленно согласился с дайвером.

Дул слабый ветер. В зеркале озера плыли облака. Почти тишина. Лишь плеск воды и тонкий, на грани слышимости скрежет нарушали ее.

Маньяк ел размеренно, неторопливо. И Врубель, никогда не испытывающий неприязни к тем, кого убивал, вдруг поймал себя на шальной мысли. На том, с каким удовольствием, граничащим с сексуальным наслаждением, он выпустил бы пулю в этот высокий лоб. А чем, собственно говоря, провинился перед ним этот дайвер? Тем, что перетянул одеяло на себя? Да хрен с этим командованием! Последние годы киллер только и делал, что выполнял приказы. Трюкача, в том числе. Врубель давно не питал иллюзий относительно своего одиночества. С Трюкачом все ясно – на его стороне власть. А у Маньяка? В чем сила, брат? Удачлив? Их сотни, пристроившихся у судьбы за пазухой. Опыт, знания? Не без, конечно. Но только ли в этом дело? И называй ту силу всякими умными словами типа «харизма», сути это не меняет. Чем-то владеет дайвер. Чем-то таким, что заставляет Врубеля вкупе со всеми остальными, заглядывая ему в рот, ловить на лету приказы.

А может… Врубель даже растерялся от простого ответа, что пришел ему в голову: это и есть те самые недоступные «любовь и уважение»?

Девушка по имени Марго ела так, как едят все бабы. Брала из банки кусочки поменьше и отправляла в рот, озадаченная вопросом, как бы не измазаться. Не вычислил бы он ее сразу после появления, когда под курткой четко обозначилась немаленькая грудь, непременно бы заподозрил неладное сейчас.

Вот тебе и крутой дайвер. А та старуха, на которую бывает проруха, дважды поймала его на девках. Поначалу Врубель подыгрывал им. В лодке и позже, когда карабкались по тропе на плато. Они все отлично справлялись со своими ролями, обращаясь к девушке, как к мужчине. Типа все умные, и только Врубель у нас тупарь-тупарьком, ничего не подозревает.

А потом ему надоело. Как раз в том месте, где плато расколола широкая трещина. Маньяк заставил их спуститься, чтобы по узкой тропе перепрыгнуть на ту сторону. Дайвер намерено не обращал на девушку внимания. Да и все остальные тоже. Только молчаливый Шеф, судя по всему, телохранитель дамочки, старался держаться поближе.

Однако когда выбирались на плато, буквально впиваясь ногтями в каждую трещину, именно Врубель перехватил за руку готовую сорваться в пропасть девушку. Она на секунду повисла, потом оперлась ногой о камень. Но от предложенной помощи отказываться не спешила. В спину уже дышал Шеф.

– Погоди, – грубо охладил его пыл Врубель и добавил: – сама выберешься, или помочь?

Слово «сама» сломило ее окончательно. Красная, она прикусила губы и, решительно утвердившись на камнях, оттолкнула его руку.

– Давно догадался? – вскользь бросил подоспевший к месту событий Маньяк.

– Сразу, – ответил Врубель, наблюдая за тем, как, пыхтя от напряжения, девушка выбирается на тропу. – Конспираторы, вашу мать.

– Ты, мужик, имей в виду. – К нему вплотную подступил Робинзон. Еще в багровых пятнах после интоксикации. Выгнув грудь колесом, он пробовал качать права.

– Не бойся, – осадил его рулевой. – От меня никто не узнает.

– А ты-то, крутой чувак, – чуть позже сказал он Маньяку. – На бабах ловишься на раз-два-три.

Я бы на твоем месте задумался.

– На своем месте думай больше. – Маньяк внезапно, как только он один мог, улыбнулся во все свои тридцать два зуба.

Девка оказалась не промах. И автоматом с оптическим прицелом пользовалась умело. Тот отстрел у скалы и боем-то не назовешь. Обзор был – лучше не придумаешь. И две лодчонки, спрятанные за камнями, видны были как на ладони. В первые же секунды, как Маньяк скомандовал «огонь», сняли четверых. Потом Врубель пополнил счет. Он был уверен, что двое – стопроцентные смертники. Оставшиеся в живых бандиты ретировались, оставив трупы и раненых плавать кверху животами. Из двенадцати человек уцелели четверо.

Когда они возвращались к лодке, Врубель обернулся. Девушка стояла на краю и смотрела вниз. Он проследил за ее взглядом: все люди, плавающие на поверхности, медленно погружались, словно какая-то сила всасывала их в глубину. Вода омыла лица, затекла в глаза, заполнила открытые в предсмертных криках рты. Потом трупы и раненые растворились в глубине. Все правильно. Океан никогда не отдает своих жертв, медленно несет их к Мертвому озеру. Если легенда правдива, Врубелю предстоит немало неприятных минут. Уж у него там должно быть с десятка два «знакомцев»…

Покой и близкая ночь будили у Врубеля чувство тревоги. Он старался быть настороже, и все равно первым присутствие непрошенных гостей почуял Маньяк. Рулевой, еще не отдавая себе отчета, скользнул вправо, уходя с линии обстрела в глубину бетонной коробки. И уже оттуда наблюдал за тем, как в мгновенье ока, почти бесшумно расставил людей дайвер. Тенью метнулся к лестнице Шеф, растаял в темноте за сваями рядом с лодкой Робинзон, спряталась за покосившейся стеной Марго.

Сам Маньяк – видно предусматривал такую возможность – оттолкнувшись от банкомата, лежащего на боку, подбросил жилистое тело. Уцепился за кусок обнаженной арматуры в дыре на потолке и исчез наверху.

– Кончай напрягаться, Маньяк. Это я – Партизан, – раздался хриплый голос. – Мы с ребятами тебя еще у многоэтажек засекли.

– Не заливай, Партизан, – после недолгой паузы отозвался дайвер. – Эти пятеро с тобой?

– Мои. Все мои. Веду их в Александринку.

– Не ближний свет.

– Да уж. Не ожидал тебя здесь встретить. Слезай. Отметить надо, – коротко хохотнул он.

Позже, когда все расселись у хилого костерка и Партизан заливал что-то душераздирающее об огромном осьминоге, Врубель вспомнил, что видел его несколько раз в кабаках. Обычный навигатор, коих в округе сотни. Основательный мужичок лет под пятьдесят. Зарабатывающий себе на жизнь тем, что водил в море салаг, обучая всяким премудростям. Правда, на сей раз он взялся вести новичков как на подбор. Во всяком случае, назвать их салагами язык не поворачивался. Уже после этой мысли в душе Врубеля шевельнулся червь сомнения, но Маньяк – вот ведь черт, как успел запудрить мозг! – сидел спокойно, не проявляя тревоги, и рулевой тоже успокоился.

Надвигалась ночь, гасила лица, накрывая их кромешной тьмой. Первым вызвался караулить Маньяк, и рулевой с чистой совестью закрыл глаза.

Также, не просыпаясь, от свирепого удара по голове он погрузился в другое состояние – болезненное забытье.

3

Ночь дышала. Гнетущая тишина то наваливалась, заливая уши расплавленным воском, то отступала. И тогда темноту наводняли звуки: резкий всплеск, утробное урчание переплетались с протяжным то ли стоном, то ли скрипом. На фоне неразличимых полутонов слышалось шумное дыхание чего-то большого, всплывающего на поверхность и уходящего на глубину. И снова воцарялось безмолвие.

Дайвер сидел на мраморном полу возле толстой сваи. Костерок догорал и временами приходилось подбрасывать обломки мебели, которые удалось раздобыть. Огонь света почти не давал. И каждую новую подачку принимал неохотно, как с непривычки объевшийся жареной картошкой гурман. Честно говоря, толку от костра не было никакого. Но крохотный островок создавал слабое подобие уюта.

Рядом, за гранью света, спали люди Партизана. Он сам – крепкий мужик, устроился на какой-то пластиковой панели, подложив под голову рюкзак. Врубель отключился сразу. Маньяк невольно позавидовал такому умению. Ему даже после тяжелой ходки требовалось некоторое время. У стены, неловко примостившись на прогнившем дереве, лежала Марго. Спала ли она, дайвер не знал. У девочек нервная система устроена по-другому. И надо же было такому случиться, что именно с его подачи – ярого противника присутствия в море женщин – здесь оказались сразу две представительницы прекрасного пола! Одна скорчилась у стены, подтянув колени к груди, вторая… «Так. Стоп», – приказал он себе.

«От твоих «стоп» – раздался в голове насмешливый голос, – той маленькой девочке в Цитадели легче не станет».

В черном озере, гладком, без ряби, как всегда ослепительный прятался диск луны. Звезд не было. И пусть умные люди объясняют это явление избирательным преломлением света, для Маньяка ответ очевиден. Это вторжение. И пока временно оставленные в живых ведут местечковые войны, потихоньку отстреливая друг друга, это новое – чужое – переделывает под себя старушку-планету. Если вообще замечает существование людей. Говорят, что где-то в районе Китайской стены ракетой средней дальности подбили Циклопа. Пусть и не убили тварь – свернулись крылья и черной сигарой исчезла она в заоблачной дали. Хрен с этим. Но, может, в тупой башке хоть отложилось слабое подобие мысли, что не совсем безобидна та мелочь пузатая, которую она жрет?

Эх, забыть бы о противостоянии, о том, кто царек какой Цитадели и какого «Призрака», собрать все силы в кулак, зацепиться на стратегическом объекте, расширить разведывательную сеть – навигаторов опытных, пруд пруди. Не перевелись еще на… земле богатыри. Есть ли разница, русские-не русские, когда враг один?..

Если бы удалось достать из затонувшей яхты те стеклянные шарики, да продать подороже. На вырученные деньги собрать команду и основаться на острове в безграничном океане. И там установить новые порядки, собрав воедино всех целеустремленных людей, для которых слово «спасение» не означает лишь заботу о собственной шкуре.

«И тебя, дружок, на царство потянуло?» – шепнул в голове противный голосок.

Маньяк нахмурился. Не в том дело. Просто в его будущем не видится того, за что можно было отдать жизнь!

«Ага. И поэтому каждую минуту, проведенную здесь, ты готов отдать ее просто так».

Дайвер потянулся и подбросил в костерок кусок доски. Он никогда не выходил из спора с самим собой победителем. Кто-то сказал ему однажды, что это верный признак начинающейся шизофрении. А Маньяк считал, что это просто его дурно воспитанная совесть временами тявкала на хозяина.

Ночь в затонувшем городе пугала. Тут и днем было небезопасно, что уж говорить о темном времени суток. По возможности, Маньяк старался держаться подальше от Фата-Морганы. Слишком много неприятных воспоминаний было связано с неподвижным зеркалом озера. Поначалу падкие на дармовщину дайверы пытались обследовать подводные руины. И необычные находки в духе той же «пчелы» только подстегивали интерес. Но очень скоро то, что скрывалось в глубине, доходчиво объяснило непрошеным гостям, кто тут хозяин.

Маньяк стал свидетелем гибели группы Черноморца. Невысокого ровесника, сплошь покрытого шрамами от ожогов, он считал своим другом. Парень бросил якорь в центре озерца. Когда один за другим в воду погрузилась тройка дайверов, оставив Южанина на борту, Маньяк с товарищами стоял на крыше затопленного строения, прилегающего вплотную к стене со старинной кладкой. Слева и справа поднимались и уходили под воду горбатые спины затонувших мостов, ведущих к готическим башенкам. В разбитые длинные окна с тяжелым плеском била волна.

Стояла тишина и ребята на крыше расслабились. Из воды возник Черноморец и, положив что-то в лодку, показал знак «окей» – сведенные кругом большой и указательный пальцы.

Вот на этой радостной ноте дрогнула озерная гладь, пошла кругами, добираясь до стен. Раздался мощный хлопок – мало кто успел заметить, что произошло. Маньяк успел. Он четко уловил момент, когда вода выбросила вверх метра на три парня, имя которого память не сохранила. И в ту же секунду он словно взорвался изнутри. Красно-черное облако, зависнув над водой, разлетелось по сторонам, залив и крышу, и стены кровавым дождем. Лодку подкинуло, еще и еще раз. Оставшийся в ней человек оказался в воде. Хлопок – и его постигла та же участь, что и товарища.

– Черноморец! – что было сил, заорал Маньяк. Да и не он один. Только все крики в мире, слитые воедино, не смогли бы ничего изменить.

Черноморца, который успел погрузиться, выбросило еще выше. Намного. Он взлетел ввысь, над шпилями старинных зданий, над крышей уцелевшего торгового центра. Он молчал, когда падал в озеро. С оглушительным плеском его тело приняла черная гладь.

Началась суета. Кто-то матерился, кто-то не жалел пуль, стреляя куда попало.

После таких падений выжить нельзя. Маньяк это понимал. Но приглядевшись, заметил, как дрожит Черноморец, лежащий на воде с раскинутыми руками. У самых окон старинного дома.

И тогда Маньяк бросился к нему. Через пролив. Прямо по выгнутой ленте перилл, оставшейся от утонувшего моста. Как канатоходец, расставив руки в стороны, дайвер шел, покачиваясь. И думал только о том, что падать надо влево, если не удастся удержать равновесие. Туда, где, возможно уцелели еще и доски. Тогда оставалась надежда задержаться и не кануть сразу в черную бездну. Дважды нога его срывалась и он, мысленно прощаясь с жизнью, с трудом восстанавливал равновесие. Чертовка-судьба решила, что это не тот момент, чтобы справить похоронную тризну. Маньяк спрыгнул на влажный подоконник. На негнущихся ногах, не отрывая сведенных судорогой рук от оконной рамы, с трудом закрепился на подоконнике.

Тело Черноморца качалась на волнах буквально в полутора метрах от окна. Он дышал. Лицо его дрожало, словно он хотел что-то сказать.

Оглянувшись в поисках какой-нибудь палки или обломка арматуры, Маньяк ничего не нашел. Тогда он сел на подоконник, стараясь не касаться ногами воды, вцепился ногтями в почерневшую оконную раму и потянулся что было сил, пытаясь достать Черноморца. После нескольких неудачных попыток у него получилось. На его счастье, получилось недостаточно хорошо. Потому что в тот момент, когда он перехватывал запястье друга покрепче, чтобы подтянуть еще ближе, страшная сила дернула тело Черноморца. Он мгновенно ушел на глубину. Но память Маньяка отчего-то замедлила это исчезновение и долго хранила белое лицо, тающее в черной воде…

Один из спутников Партизана заворочался, встал и пошел к выходу на крышу супермаркета. Маньяк оглянулся, провожая темный силуэт.

– Эй, – шепотом позвал он темноту, – чего тебе не спится?

– В горле пересохло, – также тихо ответил парень.

– Вон фляга у Партизана торчит. Хлебни. От него не убудет.

– Нашел что посоветовать. Партизан потом уроет. Ничего. Моя тут рядом, в лодке.

– Рядом? Что-то не видно вашей лодки рядом. Вообще забыл спросить, откуда вы взялись? – ворчливо прошептал дайвер. – Заруби себе на носу, я ребят поднимать не буду, когда тебя спасать придется.

– Разберусь.

Маньяку показалось, что голос парня, в который вплелся шумный всплеск, раздался ближе, чем он ожидал. Но оглянуться дайвер не успел. Сзади на его шею накинули удавку и сжали до неприятного хруста в горле.

В ту же секунду ночь ожила. Все случилось практически одновременно. Маньяк хрипел, тщетно пытаясь освободиться, но тот, кто тянул за его спиной концы удавки, знал в этом толк. Вскочили люди Партизана, лежавшие у костра. Он сам с прытью, которой дайвер от него не ожидал, подскочил к Шефу. Тот открыл глаза и дернулся за ремнем АДС, когда его отбросил жесткий удар ногой в лицо. Надо отдать должное телохранителю – Партизан замахнулся, чтобы ударить еще раз. Но здоровяк перехватил ногу за щиколотку и дернул на себя. Нелепо взмахнув руками, нападавший опрокинулся на спину. Однако Шеф подняться не успел.

Сверху, со стороны лестницы, ведущей на верхние этажи, послышалась автоматная очередь, выбив под ногами корчащегося от боли Маньяка крупную щербатую дробь. Из темноты выступили люди в черном камуфляже. Двое из них оказались рядом с Шефом. Его ударили с двух сторон. Здоровяк отлетел к стене. Каким бы тренированным парень не был, но удары ногами в лицо и живот на секунду лишили его возможности сопротивляться. А потом стало поздно. В лицо ему смотрели черные дыры стволов.

Робинзон открыл глаза в тот момент, когда для него все уже было кончено. Отлетел далеко отброшенный автомат и парню пришлось подняться и отойти к стене, задрав руки.

Единственный, кто так и не успел ничего понять, был Врубель. Одновременно с нападением на Маньяка тому на голову обрушили тяжелый предмет. В разгоряченном схваткой мозгу дайвера отложилась мысль, что рулевого ударили куском мраморной плиты. Если так, то с ним можно было распрощаться. Как, впрочем, и с идеей спасения девочки, застрявшей в Цитадели.

Маньяк пытался ослабить хватку. В глазах играли в чехарду радужные пятна. Была задумка напрячься и подкатиться спиной под ноги парню, но резкий рывок удавки быстро объяснил ему то, чего делать нельзя.

– Легче, Вензель, – закряхтел, поднимаясь, Партизан.

– Стараюсь, – зло сказал парень. Он чуть ослабил хватку и Маньяку перепала пара вполне сносных глотков воздуха.

– Лучше старайся! Сдохнет, я тебя самого грохну.

– Все под контролем, – довольно хмыкнул парень. И это были его последние слова.

Марго, которую, по всей видимости, никто не брал в расчет, послушно стояла у стены, подняв руки. Парень в черном, державший ее на мушке отвлекся, обернувшись на слова Вензеля. В тот же миг крылом большой птицы мелькнула у девушки рука, выхватывающая из-за пояса пистолет. Дальше – больше. Марго несказанно удивила едва дышащего дайвера. Прежде чем оружие выбили из ее рук, она выстрелила. И единственной пулей, посланной практически в темноту, сняла Вензеля.

Маньяк отреагировал мгновенно. Он перекатился за широкую сваю, уходя с линии обстрела. Стреляли все, кому не лень. Тяжелые пули чертили дорожки, поднимая вверх каменную пыль. Слева на коленях стоял умирающий Вензель, прижимая руки к груди. Он валился вбок, когда Маньяк рванул на себя автомат с его плеча.

Бежать через крышу супермаркета в темноту не имело смысла. Как бы быстро он ни бегал, веером в столько стволов его заденут наверняка. К лестнице и лодке пути перекрыты. Оставалось одно – опять воспользоваться банкоматом, лежащим на боку и попытаться проскользнуть в дыру на потолке. Рискованно? Особенно после того, как он уже проделал этот путь на глазах у Партизана? Да просто самоубийство. Но другого выхода нет. Разве только сигануть в черную воду на радость кровожадным тварям.

Опять засвистели пули, прокладывая путь в темноту.

– Не дури, Маньяк! – громко сказал Партизан. – Выходи! Убивать тебя не собираюсь.

Дайвер быстро выглянул на голос. Но угасающий костер надежно скрывал и нападавших и заложников.

– Кстати, чтоб ты знал, выхода наверху нет. Вернее есть, но только один – в омут с головой. Но… ты же не захочешь брать на себя вину за смерть своих людей? Они мне не нужны. Но их смерти будут на твоей совести.

– С чего ты взял, что меня волнует судьба этих пацанов?

– Пацанов, может и нет, – веско сказал Партизан. – Но первой пущу в расход девчонку.

– Какую еще девчонку? – зло спросил Маньяк, надеясь на чудо.

– Вот эту самую. Короче. Долго возиться мне не досуг. Скоро рассвет. Считаю до трех и пальну ей в башку. Раз.

– Зачем я тебе? – чтобы потянуть время спросил Маньяк.

– Все скоро узнаешь. Два.

– Не стреляй, – сквозь зубы процедил дайвер. – Я выхожу.

– Тогда оружие подальше от себя бросай. Чтобы я видел. Руки в гору и пять шагов вперед.

С сожалением дайвер выпустил из рук автомат и для верности поддал ногой. Потом вышел из укрытия. И увидел то, что ожидал. Ближе к свету подвели девушку. В ее висок упирался вороненый ствол.

– Миклуха, Шест, – негромко распорядился Партизан. – Обыскать! И повнимательней там. Чтобы каждый шов! Куртку снимите к чертям. Не замерзнет.

И тут же к дайверу подскочили двое. Один из них оказался профессионалом. Пока цепкие руки обшаривали каждый шов на его безрукавке, штанах и кроссовках, плененный, не отрываясь, смотрел на Партизана.

– Почему, Партизан? – не удержался он. – Ты всегда был правильным мужиком. Неужели из-за того давнего пьяного мордобоя… Не верю.

– Мордобоя? – Партизан, припадая на правую ногу, приблизился вплотную. Опаленное солнцем до коричневых пятен лицо его злобно сморщилось. – Это для тебя ничего не значит! А я неделю кровью харкал!

– И что? А ты мне тогда зуб выбил, – соврал он. – Но я зла не держу. Первый раз, что ли, по пьянке… Вспомни другое – сколько раз мы друг друга выручали.

– Обидно другое, – навигатор его не слушал. – Думаешь, я не догадался тогда, в чем дело? И какого черта ты с цепи сорвался? Догадался. За ту девчонку, что концы отдала в гроте.