Текст книги "Тайна Вселенской Реликвии. Книга вторая"

Когда машина стала покидать пределы особняка, Малышев замедлил бег времени настолько, насколько это было возможным, чтобы проследить её дальнейший путь. Ориентируясь по изображению экрана, друзья выскочили на улицу. Кузьме пришлось подтянуть через голову плащ и таким образом прикрыть им «Дешифратор». Дальнейший ход событий показал, что машина вырулила на проезжую часть центральной улицы и понеслась вниз по спуску в сторону лесостепи. Через минуту она скрылась за плотной завесой дождя.

– Надо во что бы то ни стало поймать какую-нибудь машину, – высказался Остапенко. – А ты, Кузя, вороти время назад, к тому самому моменту, когда Таня выехала из ворот, и зафиксируй его, – предложил он Малышеву, который тут же не замедлил сделать это.

Однако, позднее, неспокойное время, да, к тому же – ненастная погода, заставляли водителей автотранспорта объезжать голосующих стороной и следовать дальше. Саня в сердцах сплюнул.

– Всё, растягиваюсь посреди дороги, и – баста!

– А дядя возьмёт, да и объедет тебя сторонкой, – пошутил Сапожков.

– Тогда сделаю стойку на голове и буду стоять до тех пор, пока «Скорая» не подберёт…

– Тихо! – перебил Сапожков. – Кажись грузовик приближается.

Действительно, со стороны Неженки доносилось надрывное пыхтение поднимающейся в гору грузовой машины.

– В общем так, братва: усаживаемся прямо посреди дороги, по-турецки, спиной к движущемуся транспорту, и – нуль реакции! – скомандовал Сапожков. – Интервал – два метра, – и он подал пример, как это надо делать, приняв позу турецкого султана на самой середине проезжей части улицы.

За ним тут же последовали и друзья, перегородив таким образом своими телами путь всякому движению. Через минуту за спинами ребят послышался резкий скрежет тормозов останавливающейся машины, но они даже не шелохнулись. Какое-то время над ними висел приглушённый рокот работающего двигателя: видимо, озадаченный шофёр приценивался к создавшейся, необычной ситуации. Затем до слуха ребят донёсся вопрошающий свист, а за ним и его голос:

– Эй!.. Чего расселись, как на именинах?.. А ну, освободи дорогу!

– Сидеть! – тихо пригрозил Сапожков Малышеву, заметив, что тот заёрзал на одном месте.

Шофёр дал малый ход вперёд и чуть ли не упёрся в спину Остапенко, сидевшего по правую руку от Митьки, который боковым зрением успел определить марку грузовика: то был КамАЗ. Над головами ребят вновь нависло молчание, которое, некоторое время спустя, вновь было нарушено недоумевающим, но требовательным голосом шофёра:

– Эй, мужики, или кто там!.. Вам что: жить надоело? Проваливайте, пока целы, в последний раз предупреждаю.

Но со стороны сидевших не последовало никакой реакции.

– Ну, идолы-истуканы, тогда попробуем разобраться, раз не хотите по хорошему. – Послышались звуки открывающихся дверок машины, и перед Саней вмиг выросли две дюжие мужские фигуры. Рука шофёра сжимала увесистую монтировку, а сопровождавшего водителя – напарника, ручку запуска двигателя. Оба были настроены решительно. Схватив Саню с обеих сторон за шиворот, они поставили его на ноги. Но тут же рядом очутились Сапожков с Малышевым.

– Не подходи! – хриплым голосом выдавил из себя шофёр, угрожающе потрясая над головой монтировкой. – Убью!.. Коля, – обратился он к напарнику, – а ну-ка, выясни, в чём дело!..

Наизготовку с ручкой запуска двигателя, Коля двинулся в сторону Сапожкова.

– Знаешь что, дядя? – начал уже злиться тот, делая предупреждающий жест ладонями рук вперёд. – Стой себе на месте, и не рыпайся!

– Ах, вот ты как, молокосос?! Да я тебя!.. – Коля занёс своё «орудие защиты» над Митькиной головой, но тот успел перехватить руку нападавшего в запястье и с такой силой сжать его, что Коля ойкнул от боли и неожиданности, и разжал пальцы. Мостовая отозвалась звуками бряцания металла.

– Послушайте, – поспешил вмешаться Малышев, – мы не грабители, не убийцы и, вообще, не те, за кого вы нас принимаете. Просто нам позарез нужна ваша помощь…

Сапожков почувствовал, как обмякла рука нападавшего, а шофёр подозрительно, но всё же с некоторой долей удивления и любопытства, посмотрел в сторону говорившего.

– Поймите, наш товарищ может быть в это самое время погибает, пока мы с вами тут лясы точим, – продолжал тем временем Кузя. – Меня Кузьмой зовут, а это – мои товарищи, – Саня и Митя, все мы – студенты. Могу и паспорт показать, он как раз при мне: только не под дождём… – Не теряя понапрасну времени, он живо, в рамках дозволенного, пояснил в чём дело.

– Ну и отчаянные же у вас головы, хлопцы, – сразу же потеплел голос шофёра. – А как вы узнаете, в какую сторону направился ваш товарищ?.. Да и мы вот, с напарником моим, торопимся в областной центр; может оказаться, что совсем в другую сторону надо ехать…

– Как раз по пути, – не дал договорить Саня, – а откуда нам известно это, долго объяснять, да вы и так не поверите: с помощью вот этого прибора, – он приоткрыл полу Кузиного плаща, слегка щёлкнув по корпусу «Дешифратора».

– Да-а, – протянул напарник, – а вы нам того, братцы, «баки не забиваете»?

– Ладно Коля, брось ты это, я им почему-то верю.

– Вот спасибо, товарищ шофёр, – обрадовался Остапенко. – Если не возражаете, то мы с Митей заберёмся в кузов, а Кузьма сядет вместе с вами в кабину: ему во время езды надо с прибором работать…

Дождь внезапно прекратился. Сплошное тучевое покрывало быстро сползало куда-то на восток, оголяя позолоченную бликами лунных лучей панораму звёздного небосвода. Уже при выезде из города, где-то впереди, в пятнадцати-семнадцати километрах, в землю ударил мощный грозовой разряд, озарив собой всю округу и донеся до слуха оглушительные раскаты грома.

Малышеву то и дело приходилось регулировать скорость хода времени «Дешифратора», подстраиваясь под скорость движения КамАЗа. На экране чётко и неизменно вырисовывались контуры движущейся метрах в десяти «Победы». Удивлению, сидевшего рядом с Кузей, напарника шофёра не было предела. Он всё никак не мог понять, почему экран высвечивает то, чего впереди нет…

Через пятнадцать минут «поисково-спасательная» группа прибыла к месту происшествия…

2. Когда души возносятся к стратосфере.

Картина, представшая перед взорами прибывших, была вон из рук неутешительной. Место аварии было освещено огнями фар стоявшего неподалёку ночного такси – «Волги». Над Таней уже хлопотала какая-то женщина. «Почему „Дешифратор“ не выявил посторонней машины?» – было первой Кузиной мыслью, но он тут же догадался, что такси или же было встречным, или, вероятнее всего, следовало за «Победой» на почтительном расстоянии, и поэтому не попало в поле зрения прибора.

Таня сидела на мокрой, грязной обочине, одной рукой облокотившись о землю, а другой держась за голову. Присевшая возле неё на корточки незнакомка, прикладывала к лицу пострадавшей, всему в царапинах и ссадинах, белый, носовой платок, успокаивающе поглаживая её по плечу. Через дорогу, напротив женщин, в кювете покоилась машина Ремезов. Фары её так и остались включёнными. Одним своим боком она упиралась в левую стенку рва, а колёсами – в правую, покоясь под уклоном в сорок пять градусов к поверхности земли.

Девушка быстро пришла в себя, и первым делом, с нескрываемой тревогой в голосе, обратилась к ребятам, стоявшим среди незнакомых ей людей:

– Спектроскоп!.. Мальчики, спектроскоп! – Она стала оглядываться по сторонам, пытаясь что-то разглядеть на земле. – Его, наверное, ударной волной куда-то забросило…

– Ты, Таня, только не переживай, – стал успокаивать Остапенко, – отыщется твой спектроскоп. Куда он денется? Ты лучше скажи, как твоё самочувствие?

– Плохо, пока не найдётся спектроскоп, – всё никак не могла успокоиться девушка, позабыв обо всём на свете.

– Ой! – воскликнула вдруг незнакомая женщина. – Я совсем забыла о своём шофёре. Ведь ему тоже требуется помощь…

– А что с ним? – удивлённо спросил водитель КамАЗа.

– Да понимаете в чём дело: мы ехали в областной центр, когда, при выезде из города, ему стало вдруг плохо. Еле успела на ходу перехватить управление и кое-как затормозить, иначе тоже бы оказались в кювете. А тут, перед глазами, как на грех, ещё одно происшествие. – Она чуть ли не бегом направилась в сторону такси, но передняя дверка его уже открывалась. Слегка пошатываясь, из кабины вылез мужчина средних лет. – Ну как, лучше вам? – тут же обратилась к нему женщина, подходя вплотную и притрагиваясь к его руке.

– Ничего не понимаю, – растерянно произнёс водитель такси. – Ничего подобного со мной ещё не случалось… Где мы?.. Что случилось? – он испуганными глазами обвёл присутствующих, решив, по всей видимости, что стал виновником дорожно-транспортного происшествия: девушка на обочине дороги, вся в грязи и ссадинах; легковая машина в кювете; КамАЗ, какие-то люди…

– Успокойтесь! Девушка пострадала не по вашей вине, – пояснила женщина. – Просто – нелепое стечение обстоятельств. Когда вам стало плохо и мне пришлось взять управление машиной на себя, то как раз в это же самое время я увидела потерпевшую аварию девушку. Сами понимаете, не могла же я оставить её на произвол судьбы, на дороге, посреди поля, да к тому же одну и – ночью. А тут, к счастью, и помощь подоспела, – она указала в сторону приближавшихся к ним людей…

Водитель КамАЗа, которого, как выяснилось позже, звали Петром, вызвался оказать помощь в извлечении из кювета и отбуксировке «Победы». При помощи стального троса и мускульной силы мужчин, она была бережно, со всеми предосторожностями, извлечена из кювета и водворена на ровную поверхность обочины.

Пётр, производивший внешний осмотр машины, ходил вокруг неё и всё удивлялся:

– Подумать только! Ни одной вмятины!.. Во раньше делали, не то, что нынче: плюнь на кузов, и тут же – вмятина. И смотри, никакой течи ни воды, ни бензина, ни масла… Да-а…

Открыв капот и подсвечивая фонариком, он принялся за осмотр двигателя. В недоумении почесав затылок, забрался в кабину, включил зажигание и натиснул на педаль стартера. К всеобщим изумлению и радости, двигатель тут же завёлся, оглашая округу равномерным, негромким сопением выхлопной трубы.

– Повезло вам, барышня, – обратился Пётр к рядом стоявшей девушке. – Правда, не столько вам, сколько вашей машине. В отличном состоянии держите свою «тачку».

– Да это не я, это – папа, – смущённо отозвалась Таня.

– Какая разница! Папа, так папа. Привет ему от Петра с Николаем и наилучшие пожелания!..

Пока оживлённая публика о чём-то переговаривалась и что-то решала, Малышев тем временем, с «Дешифратором» наизготовку, стоял возле того места, где была найдена поверженная Таня Ремез. Установив счётчик-индикатор времени на двадцать три часа вечера текущего дня и задав многократное ускорение хода времени, он стал наблюдать за событиями на экране, направляя объектив гравитационно-оптической линзы на место падения девушки. Около минуты экран высвечивал пустое место на обочине и, когда индикатор отсчитал десять минут первого ночи, на её поверхность легло распластанное тело потерпевшей. Тут же застопорив ход времени, Малышев зафиксировал этот кадр, но спектроскопа в руках девушки, как показало изображение, уже не было. Малышеву пришлось вернуться во времени несколько назад, именно к тому моменту, когда на неё началось сказываться действие ударной волны. Последовавшее за тем медленное прослеживание траектории падения девушки выявило, что в самом начале воздействия ударной волны ремешок спектроскопа соскользнул с её шеи и самодельный прибор стал описывать в воздухе большую, пологую дугу.

Кузьма незамедлительно подогнал на своём «Дешифраторе» скорость полёта спектроскопа к скорости замедленного человеческого шага и последовал за его изображением, перелезая через кювет и углубляясь по мокрой, раскисшей земле вглубь неприветливого, осеннего поля. Ноги по щиколотки утопали и вязли в холодной грязи, сковывая не только движения, но и затрудняя наблюдение за траекторией полёта Таниного прибора. По этой причине пришлось ещё более замедлить скорость хода времени «Дешифратора». Теперь на его экране изображение кувыркающегося спектроскопа двигалось в воздухе с черепашьей скоростью.

Немало усилий потребовалось Малышеву, чтобы не упустить из поля зрения гравитационно-оптической линзы парящего спектроскопа и установить место его падения. Упал он, как выявил «Дешифратор», в жухлый бурьян, основательно зарывшись при этом в грязь. Следуя изображению на экране, Кузьма тут же нащупал и извлёк из неё злосчастный Танин прибор.

– Ну, слава тебе Господи! – вздохнул он с облегчением, осознавая однако, что, если бы не «Дешифратор», то спектроскоп можно было считать навечно утерянным. А зашвырнуло его не так уж и близко: намётанный глаз Малышева определил расстояние до горящих фар машин не менее, чем в восемьдесят метров.

Таниной радости не было предела: её спектроскоп с драгоценными, а может быть и уникальными снимками спектров шаровых молний не только нашёлся, но и ничуть не пострадал. В этом деле, по всей видимости, не последнюю роль сыграли амортизирующие свойства раскисшего, полевого грунта. Кузя же, весь в грязи, продрогший до костей – оказалось, что одет он был по домашнему, во всё лёгкое, а кеды, так те вообще, были одеты на босу ногу, – представлял собой жалкое зрелище. Но несмотря на это, на лице его было написано торжество победы, а во взгляде сквозили едва уловимые порывы чувства чего-то сокровенного, недосказанного этой смуглолицей красавице, тоже – грязной, всей в царапинах и ссадинах, радующейся, как малое дитя, нежданному возвращению, казалось бы, навсегда утерянной, дорогой её сердцу вещи…

Несколько минут спустя, КамАЗ продолжил свой путь в областной центр. Шофёр Петя, забиравшийся в кабину, окликнул проходившего мимо Малышева.

– Слышь, браток? А этот, товарищ-то ваш, ничего себе! – он хитро подмигнул и тихо рассмеялся. – Придёт время, на свадьбу не забудьте пригласить.

«Победа» с четырьмя пассажирами, управляемая Саней Остапенко, своим ходом направилась в город; за ней последовало и такси: незнакомке, по её словам, не хотелось подвергать опасности здоровье шофёра, да и вообще, она решила переиначить свои планы на сегодняшний день…

Результаты ночной эпопеи не замедлили сказаться: заболел Кузя, жестоко, получив сильнейшее воспаление лёгких. По утру, воротившись домой, Екатерина Николаевна застала своего сына в горячке, с температурой свыше сорока одного градуса: он бредил. Кузю немедленно госпитализировали.

Всё бы для него могло окончиться очень печально, но потом, как он сам впоследствии признался, выкарабкаться из объятий коварной старухи с косой, помогло ему неосознанное чувство чего-то ещё не завершённого до конца, кому-то так необходимого, без чего немыслимо существование на Земле. Это чувство, не покидавшее его в минуты просветления сознания, а затем и в процессе выздоровления, положительным образом сказалось на ходе болезни. Через неделю Кузьма пошёл на поправку.

Трудно передать словами, что за это время успели пережить и перечувствовать мать и ближнее окружение Малышева. Палата его изо дня в день пополнялась съестными приношениями, которые Кузя тут же щедро раздавал своим соседям по больничной палате. Раза два навещала его и общая, новая знакомая – Лидия Васильевна, которая первой пришла на помощь Тане Ремез. Сама Таня считала себя первопричиной всего случившегося и, как могла, старалась загладить свою вину, дольше других задерживаясь у постели выздоравливающего больного и рассказывая ему о своих делах и заботах.

– Снимки спектров шаровых молний получились отличные, – докладывала девушка потерпевшему. – Я уже успела провести их спектральный анализ. Оказалось, что основная доля массы плазменного тела приходится на четыре химических элемента периодической таблицы Менделеева: на гелий, фтор, азот и углерод. Наличие других химических элементов весьма и весьма незначительно.

– Значит всё-таки не зря ты рисковала собой, – не глядя на посетительницу, в какой-то отрешённой задумчивости, вымолвил больной.

– Да что ты, Кузя! Скажешь тоже! – воскликнула девушка. – Подумаешь – велика жертва! Смотри, – она повертела своей головой перед лицом Малышева. – Ни единого следа царапин или ссадин, – попыталась перевести разговор в сторону шутки.

– Говори, говори, да не заговаривайся, – перебил тот. – Мне-то лучше знать. Ну, да ладно. Лучше скажи, что дальше собираешься делать?

– А дальше настаёт пора начала проведения экспериментов по воспроизведению искусственной шаровой молнии. Для этого у нас уже почти всё подготовлено. Саня сейчас занимается окончательной отладкой и доводкой двухлучевой плазменной установки, а я недавно закончила все необходимые расчёты, и теперь рыскаю по химфаку в поисках необходимых для экспериментов фторо-, азото-, и углеродосодержащих соединений. Но главное – гелий. Мне пообещали полбаллона…

Реже других наведывался Сапожков, да и то лишь урывками, на несколько минут, для того, как он выразился, чтобы не позабыть друга в лицо. Ему было некогда, он совершенствовал и перекраивал конструкцию своего «Джина». При этом он занялся какими-то коммерческими делами, о чём говорил неохотно и как-то несвязно.

Когда Малышев уже находился на стадии выписки из больницы, из командировки вернулся Степан Павлович. На следующий день, ближе к вечеру, шумная компания в полном сборе и возглавляемая Ремезом, нагрянула к выздоравливающему.

– Ну-у, Кузьма Иванович, – чуть ли ни с самого порога начал учитель, – вид у вас, должен признаться, неважнецкий: кожа, да кости. Что же вы так сильно всех нас подвели, расстроили и спутали все наши планы?.. Ай-яй-яй!..

– Папа! – вознегодовала дочь. – Сколько раз можно тебе говорить, что Кузьма здесь ни при чём…

– А ты помалкивай, помалкивай дитя неразумное, – пожурил он. – Своё ты уже сполна получила и слово своё сказала. Предоставь возможность высказаться и своему товарищу…

– Да что там говорить, Степан Павлович! Вот Таня – молодец! – вступился Кузьма. – А что касается лично меня, то все мы делаем одно общее дело, и, если кто-нибудь из нас вышел на время по какой-то причине из строя, то другой должен встать на его место, а этого как раз и не случилось, – Малышев с нескрываемой иронией и не без издёвки метнул свой взгляд в сторону друзей. Он имел ввиду то обстоятельство, что, будучи прикованным к постели, несколько раз предпринимал попытки убедить друзей в необходимости начать поиски Реликвии. Главное – есть база: «Дешифратор». Что ещё нужно? Так нет. Как правило, следовала отговорка в виде того, что мол, раз взялся за это дело, сам и доводи его до конца.

Степан Павлович и здесь уже был в курсе дела, однако тут же поспешил встать на сторону ребят.

– То, что ты имеешь в виду, не должно лежать камнем на сердце, и я полностью присоединяюсь к Сане с Митей. Честь предстоящего предприятия должна принадлежать именно тебе…

О каком именно предприятии шла речь, девушкам было невдомёк, да они и не старались задавать лишних вопросов, надевая на свои лица напускную маску безразличия. За последнее время они привыкли к различного рода недомолвкам с их стороны. Но раз мужчины чего-то не договаривают, значит так нужно. Всему своё время. Правда, девушки пытались строить свои догадки и предположения насчёт каких-то странных, таинственных приготовлений. Чётко осознавали они лишь одно: затевается какое-то большое дело. Иначе зачем им, хотя бы в частности, срочно понадобились шаромолниевые, аккумуляторные батареи? Хорошо хоть в этом у них проявились общие интересы.

Через сутки после полного выздоровления Малышева, друзья собрались у Лопухиных. Приближался ответственный момент испытания «Дешифратора» на предмет поиска пропавшей Реликвии. На дворе стояла поздняя осень. Солнце щедро одаривало природу скупым, эфемерным теплом своих лучей. С веток деревьев неслышно опадали жёлтые листья, в плавном своём кружении опускаясь на землю и тихо ложась золотистыми шлейфами на городские площади и тротуары.

Друзья находились в рабочем кабинете Льва Савельевича и готовились к началу проведения поиска. Пришедший вместе с ними Ремез, в это время пребывал в гостиной в женском обществе, представленном Еленой Владимировной и двумя девушками-студентками. Беседуя с ними, он постарался в общих чертах пояснить цель прихода ребят.

– Сомневаюсь, что из того может что-то получиться, – внимательно выслушав Ремеза, высказала своё предположение хозяйка. – Ведь сколько времени прошло с той поры: лет шесть, почитай. Да и Лев Савельевич предпринимал неоднократные попытки отыскать свой камень, и всё впустую. А впрочем, пусть попробуют. Конечно, для нас с Настенькой, найдись он, это имело бы большое значение, как память о светлом образе Льва Савельевича…

Ремез промолчал. Он и сам был не очень-то уверен в благополучном исходе поисков. Но если капсула всё-таки отыщется, то её ни в коем случае нельзя оставлять у Лопухиных. Жестоко по отношению к этим двум многострадальным существам, но что делать, иного выхода нет…

– Ну что Кузя, хомутайся, и – вперёд! – как можно спокойнее произнёс Сапожков, положив ладонь руки на плечо Малышева. – Да помогут тебе силы небесные!

Тот перекинул через шею кожаный ремень «Дешифратора», упёр его торцом в область живота, зафиксировал специальным зацепом на поясном ремне и откинул крышку. Матовым блеском сверкнул плоский экран монитора. В дневных отсветах заиграли и засветились электронные шкалы и разноцветные точки светодиодных индикаторов, чёрные, пластмассовые ручки настройки и контроля работы прибора.

– Итак, что нам известно? – спросил Малышев самого себя вслух. – Сейчас мы должны визуально пронаблюдать событие, разыгравшееся в этой комнате двадцать девятого июня тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Неизвестным для нас пока остаётся лишь только время суток, то есть – час. Поэтому за точку отсчёта принимаем шесть часов утра, выставляем прибор на ускоренный ход времени и ждём, пока экран не выдаст нам Гришкину стать, забрасывающую нашу капсулу в «никуда». Фиксируем этот момент, даём самую малую скорость хода времени и наблюдаем траекторию её полёта. Это первая стадия…

– Да что ты всё тянешь, редиска? – не вытерпел Саня. – Давай, настраивай прибор, сделай милость…

– О его милости медведь сообщил, – буркнул себе под нос вечно улыбающийся Сапожков. – Не следует торопить его, Саня, дай ему возможность сосредоточиться и осмыслить всю торжественность текущего момента.

– И ты туда же! – усмехнувшись, покачал головой Остапенко. – Ну что же, давай тогда посидим и немного прочувствуем: авось это принесёт нам успех.

– Выставляем следующую комбинацию цифр, – не обращая внимания на друзей и защёлкав переключателями, продолжал Малышев. – Год – 1985; месяц – 06; число месяца – 29; час дня – 06; минуты и секунды – по нулям. Устанавливаем ручку хода времени в режим ускорения, объектив гравитационно-оптической линзы направляем в сторону окна, включаем питание прибора, – послышался щелчок тумблера подачи напряжения на схему «Дешифратора», – и наблюдаем.

Экран тут же высветил оконную раму с настежь распахнутыми створками и зелёные, с ажурными обводами, листья векового дуба, свисавшие с его мощных, разлапистых ветвей. Все невольно устремили свои взоры мимо экрана, в сторону окна, где на фоне ясного и холодного, осеннего неба маячили давно уже оголившиеся ветви красавца-гиганта.

– Невероятно! – тихо прошептали Санины губы.

Затаив дыхание, друзья стали молча наблюдать за обстановкой и событиями шестилетней давности. Какое-то время, несмотря на ускоренный ход времени, изображение на экране оставалось почти неизменным. Только еле уловимое движение листьев, да мелькание точек тел птиц и насекомых, бороздивших экран во всем направлениях, свидетельствовали о быстрой смене кадров. Но вот перед окном выросла быстро суетящаяся человеческая фигура.

– Стоп! – дал Малышев команду самому себе, устанавливая ручку скорости хода времени в нулевое положение.

Всякое движение на экране прекратилось и на нём перед взорами ребят предстала застывшая, как изваяние, фигура Гришки Шишкина. В руках он держал миску с грецкими орехами и смотрел прямо на ребят.

– Электронный счётчик-индикатор времени показывает нам, что оглоед этот появился возле окна в одиннадцать часов, двадцать три минуты, восемь секунд, – подытожил Малышев.

– А уставился-то на нас как! – возмутился Саня. – Будто в первый раз видит.

– Будь другом, Кузя! А нельзя ли сделать так, чтобы этот мордоустойчивый объект превратился в неустойчивый и был повёрнут в три четверти на восток? – обратился к другу Сапожков.

– Запросто! – Малышев вновь перевёл прибор в режим ускорения хода времени, и экран ожил.

Шишкин-младший задёргался, словно марионетка, забегал по комнате, стал рыться в выдвижных ящиках рабочего стола, потом очутился возле книжного стеллажа. Остановившись и о чём-то поразмыслив, он вдруг схватил с одной из его полок какой-то округлый предмет.

– Капсула! – не сговариваясь, выдохнули все трое.

Тем временем Гришка лихо подскочил к окну, ловко уселся на подоконник и стал рьяно работать камнем, разбивая им скорлупу грецких орехов, раскалывая их прямо на поверхности подоконника. Жевательные движения его были быстрыми, как у зайца, и ненасытными.

– Друзья мои! – воскликнул Сапожков. – Нам предоставлена уникальная возможность созерцать и лицезреть буйство человеческой глупости и невежества.

– Да погоди ты! – одёрнул его Остапенко.

Вдруг лицо Шишкина приобрело озабоченно-настороженное выражение, взор его устремился по направлению к входной двери. Затем он, по-видимому, стал с кем-то разговаривать, но секунду спустя, вновь, пуще прежнего, заработал камнем. В этот же самый момент экран заполонила ещё чья-то фигура, направлявшаяся в Гришкину сторону и заслоняя его собой.

Кузя с «Дешифратором» кинулся к окну, чтобы в решающий момент не упустить Шишкина из вида. Не отрывая взглядов от экрана, за Малышевым, словно примагниченные к нему, бросились и Сапожков с Остапенко. Вот Гришка ощерился в своей неприятной улыбке и поднял камень вверх, издевательски покручивая им над головой.

– Дай стоп-кадр! – срывающимся голосом потребовал Саня.

– Есть стоп-кадр! – донеслось в ответ, и на экране неподвижно застыли две поднятые вверх руки: одна – Гришкина, с зажатым в кулаке камнем, другая – Льва Савельевича, пытающаяся отобрать его.

– Ну и Ши-ишка! Каков наглец, а? – возмутился Остапенко.

– Сейчас этот мордухан будет, наверное, бросать капсулу, – высказал своё предположение Сапожков и тут же добавил: «Так что Кузя, приготовься! Устанавливай прибор на самый малый ход времени, и – вперёд!»

– Много вас тут, советчиков!.. И без вас знаю, – огрызнулся Малышев, однако незамедлительно последовал совету друга.

Движения на экране возобновились. Правда, теперь они были уже медленными, какими-то чересчур вялыми. Вот Гришкины пальцы лениво разжались и камень отделился от них. Приблизившись к окну вплотную, ребята с огромной душевной тревогой стали наблюдать на экране «Дешифратора» траекторию полёта, брошенной злой рукой, капсулы в многократно растянутом времени. И когда прибор, наконец-то, ясно и чётко указал место финиша Реликвии, ребята с открытыми от удивления ртами, в полном смятении и растерянности, уставились друг на друга; Сапожков даже икнул от неожиданности.

– Вот так дела-а-а, – протянул он, вытаращив глаза, и снова: – …ик… к!

– Бриллиантовые вы мои! – слегка придя в себя, торжественно вымолвил Остапенко. – Да что же это такое получается, я вас спрашиваю?.. Ирония судьбы?..

– Э…э! – многозначительно отреагировал окончательно опомнившийся Малышев. – Закономерность!.. Закономерность, которая в одно мгновение расставила всё по своим местам.

– Братцы! – вдруг испуганно воскликнул Сапожков. – Смотрите, смотрите!.. Видите? – Он стал медленно задирать голову вверх, словно что-то провожая своим взглядом. Его примеру последовали и остальные.

– Что случилось? – чуть ли не шёпотом, с нескрываемой тревогой в дрогнувшем голосе, осведомился кто-то из ребят.

– Видите, как душа моя плавно отделяется от планеты и медленно возносится к стратосфере? – Митька заключил друзей в свои медвежьи объятия и закружил по комнате.

– Ну ты сунду-у-ук, Сапожков! – Малышев повертел пальцем возле своего виска. – Сначала до смерти перепугал, а сейчас пытаешься сломать наш «Дешифратор». Воскрылись и сгинь!

– Правильно Митька говорит, – поддержал Саня. – Пусть души наши возносятся к самой стратосфере!.. Ура!..

– Ура-а-а! – разнеслось негромко.

Кузя освободился от «Дешифратора», поставил его на письменный стол, и… друзья закружили по комнате в бешеном хороводе под ритм танца какого-то дикого племени «того-того». Лишнего шума они старались не производить; всё было в рамках норм и приличия.

– Что будем делать? – спросил Малышев, когда все трое в изнеможении плюхнулись на старинный, кожаный диван.

– Только без паники! Надо подумать, – рассудительно произнёс Остапенко. – Может случится так, что его там уже и в помине нет: ведь с тех пор прошло не менее шести лет. В этом случае мы только обнадёжим и огорчим и Елену Владимировну, и себя, и всех остальных.

– Что ты предлагаешь в этом случае? – спросил Сапожков.

– Не особо-то радоваться преждевременно, – последовал ответ. – При этом, один из нас должен быть в срочном порядке откомандирован к предполагаемому местонахождению капсулы. Для этого, не вызывая излишних подозрений, надо миновать кордон пребывающей в гостиной публики и, под любым пустячным предлогом, очутиться во дворе. Независимо от результатов поиска, возвращение откомандированного не особо-то должно бросаться в глаза собравшихся в гостиной: вышел человек, ну и пусть себе вышел; вернулся назад – что ж тут особенного? В случае положительного исхода мероприятия, капсулу необходимо пронести незаметно для представителей женского пола, а Степана Павловича, под каким-либо предлогом, попросить на пару минут пройти в кабинет Льва Савельевича.

– На роль «командировочного» предлагаю Сапожкова, – поднял руку вверх Малышев. – Ну, во-первых, он – великий артист, а во-вторых, его одна рука, в длину, что наши две вместе сложенные.

– Предложение дельное. Принято! – поддержал Остапенко. – Сапожков, на выход! Ни пуха тебе, ни пера!

– К чёрту!

3. «Обалдеть можно!..»

– Степан Павлович! Вы не смогли бы минут на пять заглянуть в кабинет Льва Савельевича? – заранее извинившись перед женщинами, попросил только что вернувшийся со двора Сапожков. Лицо его было несколько бледнее обычного. Елена Владимировна даже встревожилась, но волнения её тут же улеглись, как только Митькина физиономия озарилась неподдельной детской, наивной улыбкой…