Текст книги "Изобретение Вальса (сборник)"

Дедушка
Драма в одном действии

Действие происходит в 1816 году во Франции, в доме зажиточной крестьянской семьи. Просторная комната, окнами в сад. Косой дождь. Входят хозяева и незнакомец.

Жена

 
        …Пожалуйте. Тут наша
гостиная…
 

Муж

 
            Сейчас мы вам вина
дадим.
 

(К дочке.)

 
Джульетта, сбегай в погреб, – живо!
 

Прохожий

(озирается)

 
Ах, как у вас приятно…
 

Муж

 
                Вы садитесь, –
сюда…
 

Прохожий

 
        Свет… Чистота… Резной баул
в углу, часы стенные с васильками
на циферблате…
 

Жена

 
            Вы не вымокли?
 

Прохожий

 
                    Нисколько!
Успел под крышу заскочить… Вот ливень
так ливень! Вас я не стесняю? Можно
здесь переждать? Как только перестанет…
 

Муж

 
Мы рады, рады…
 

Жена

 
                Вы из наших мест?
 

Прохожий

 
Нет – странник я… Недавно лишь вернулся
на родину. Живу у брата, в замке
де Мэриваль… Недалеко отсюда…
 

Муж

 
А, знаем, знаем…
 

(К дочке, вошедшей с вином.)

 
            Ставь сюда, Джульетта.
Так. Пейте, сударь. Солнце, – не вино!
 

Прохожий

(чокается)

 
За ваше… Эх, душистое какое!
И дочь у вас – хорошая… Джульетта,
душа, где твой Ромео?
 

Жена

(смеется)

 
                Что такое –
«Ромео»?
 

Прохожий

 
            Так… Она сама узнает
когда-нибудь…
 

Джульетта

 
            Вы дедушку видали?
 

Прохожий

 
Нет, не видал.
 

Джульетта

 
            Он – добрый…
 

Муж

(к жене)

 
                    Где он, кстати?
 

Жена

 
Спит у себя – и чмокает во сне,
как малое дитя…
 

Прохожий

 
                Он очень стар –
ваш дедушка?
 

Муж

 
        Лет семьдесят, пожалуй…
Не знаем мы…
 

Жена

 
            Ведь он нам не родня:
мы дедушкой его прозвали сами.
 

Джульетта

 
Он – ласковый…
 

Прохожий

 
            Но кто же он?
 

Муж

 
                    Да то-то
оно и есть, что мы не знаем… Как-то,
минувшею весною, появился
в деревне старец, – видно, издалека.
Он имени не помнил своего,
на все вопросы робко улыбался…
Его сюда Джульетта привела.
Мы накормили, напоили старца;
он ворковал, облизывался, жмурясь,
мне руку мял с блаженною ужимкой, –
а толку никакого: видно, разум
в нем облысел… Его мы у себя
оставили, – Джульетта упросила…
И то сказать: он неженка, сластена…
Недешево обходится он нам.
 

Жена

 
Не надо, муж, – он – старенький…
 

Муж

 
                    Да что же, –
я ничего… так – к слову… Пейте, сударь!
 

Прохожий

 
Спасибо, пью; спасибо… Впрочем, скоро
домой пора… Вот дождь… Земля-то ваша
задышит!
 

Муж

 
            Слава Богу! Только это
одна игра – не дождь. Глядите, солнце
уж сквозь него проблескивает… эх!..
 

Прохожий

 
Дым золотой… Как славно!
 

Муж

 
                Вот вы, сударь,
любуетесь, – а нам-то каково?
Ведь мы – земля. Все думы наши – думы
самой земли… Мы чувствуем, не глядя,
как набухает семя в борозде,
как тяжелеет плод… Когда от зноя
земля горит и трескается, – так же
у нас ладони трескаются, сударь!
А дождь пойдет – мы слушаем тревожно –
и молим про себя: «Шум, свежий шум,
не перейди в постукиванье града!..»
И если этот прыгающий стук
об наши подоконники раздастся, –
тогда, тогда мы затыкаем уши,
лицо в подушки прячем, – словно трусы
при перестрелке дальней! Да – немало
у нас тревог… Недавно вот, – на груше
червь завелся – большущий, в бородавках,
зеленый черт! А то – холодной сыпью
тля облепит молоденькую ветвь…
Вот и крутись!
 

Прохожий

 
            Зато какая гордость
для вас, какая радость, – получать
румяное, душистое спасибо
деревьев ваших!
 

Жена

 
            Дедушка – вот тоже –
прилежно ждет каких-то откровений,
прикладывая ухо то к коре,
то к лепестку… Мне кажется, – он верит,
что души мертвых в лилиях, в черешнях
потом живут.
 

Прохожий

 
        Не прочь я был бы с ним
потолковать… люблю я этих нежных
юродивых…
 

Жена

 
        Как погляжу на вас –
мне ваших лет не высчитать. Как будто
не молоды, а вместе с тем… не знаю…
 

Прохожий

 
А ну прикиньте, угадайте.
 

Муж

 
                        Мирно
вы прожили, должно быть. Ни морщинки
на вашем лбу…
 

Прохожий

 
        Какое – мирно!
 

(Смеется.)

 
                            Если б
все записать… Подчас я сам не верю
в свое былое! От него пьянею,
как вот – от вашего вина. Я пил
из чаши жизни залпами такими,
такими… Ну и смерть порой толкала
под локоть… Вот, – хотите вы послушать
рассказ о том, как летом, в девяносто
втором году, в Лионе, господин
де Мэриваль – аристократ, изменник,
и прочее, и прочее – спасен был
у самой гильотины?
 

Жена

 
                        Расскажите,
мы слушаем…
 

Прохожий

 
            Мне было двадцать лет
в тот буйный год. Громами Трибунала
я к смерти был приговорен – за то ли,
что пудрил волосы, иль за приставку
пред именем моим, – не знаю: мало ль
за что тогда казнили… В тот же вечер
на эшафот я должен был явиться, –
при факелах… Палач был, кстати, ловкий,
старательный: художник, – не палач.
Он своему парижскому кузену
все подражал – великому Самсону:
такую же тележку он завел
и головы отхваченные – так же
раскачивал, за волосы подняв…
Вот он меня повез. Уже стемнело,
вдоль черных улиц зажигались окна
и фонари. Спиною к ветру сидя
в тележке тряской и держась за грядки
застывшими руками, думал я, –
о чем? – да все о пустяках каких-то, –
о том, что вот – платка не взял с собою,
о том, что спутник мой – палач – похож
на лекаря почтенного… Недолго
мы ехали. Последний поворот –
и распахнулась площадь, посредине
зловеще озаренная… И вот,
когда палач с какой-то виноватой
учтивостью помог мне слезть с тележки –
и понял я, что кончен, кончен путь,
тогда-то страх схватил меня под горло…
 
 
И сумрачное уханье толпы, –
глумящейся, быть может (я не слышал), –
движенье конских крупов, копья, ветер,
чад факелов пылающих – все это,
как сон, прошло, и я одно лишь видел,
одно: там, там, высоко в черном небе,
стальным крылом косой тяжелый нож
меж двух столбов висел, упасть готовый,
и лезвие, летучий блеск ловя,
уже как будто вспыхивало кровью!
 
 
И на помост, под гул толпы далекой,
я стал всходить – и каждая ступень
по-разному скрипела. Молча сняли
с меня камзол, и ворот до лопаток
разрезали… Доска была – что мост
взведенный: к ней – я знал – меня привяжут,
опустят мост, со стуком вниз качнусь,
между столбов ошейник деревянный
меня захлопнет, – и тогда, тогда-то
смерть, с грохотом мгновенным, ухнет сверху!
 
 
И вот не мог я проглотить слюну,
предчувствием ломило мне затылок,
в висках гремело, разрывалась грудь
от трепета и топота тугого, –
но, кажется, я с виду был спокоен…
 

Жена

 
О, я кричала бы, рвалась бы, – криком
пощады я добилась бы… Но как же,
но как же вы спаслись?..
 

Прохожий

 
                Случилось чудо…
Стоял я, значит, на помосте. Рук
еще мне не закручивали. Ветер
мне плечи леденил… Палач веревку
какую-то распутывал. Вдруг – крик:
«Пожар!» – и в тот же миг всплеснуло пламя
из-за перил, и в тот же миг шатались
мы с палачом, боролись на краю
площадки… Треск, – в лицо пахнуло жаром,
рука, меня хватавшая, разжалась, –
куда-то падал я, кого-то сшиб,
нырнул, скользнул в потоки дыма, в бурю
дыбящихся коней, людей бегущих…
«Пожар! пожар!» – все тот же бился крик,
захлебывающийся и блаженный!
А я уже был далеко! Лишь раз
я оглянулся на бегу и видел –
как в черный свод клубился дым багровый,
как запылали самые столбы
и рухнул нож, огнем освобожденный!
 

Жена

 
Вот ужасы!..
 

Муж

 
                Да! Тот, кто смерть увидел,
уж не забудет… Помню, как-то воры
в сад забрались. Ночь, темень, жутко… Снял я
ружье с крюка…
 

Прохожий

(задумчиво перебивает)

 
                Так спасся я – и сразу
как бы прозрел: я прежде был рассеян,
и угловат, и равнодушен… Жизни,
цветных пылинок жизни нашей милой
я не ценил – но, увидав так близко
те два столба, те узкие ворота
в небытие, те отблески, тот сумрак…
И Францию под свист морского ветра
покинул я, и Франции чуждался,
пока над ней холодный Робеспьер
зеленоватым призраком маячил, –
пока в огонь шли пыльные полки
за серый взгляд и челку Корсиканца…
Но нелегко жилось мне на чужбине:
я в Лондоне угрюмом и сыром
преподавал науку поединка.
В России жил, играл на скрипке в доме
у варвара роскошного… Затем
по Турции, по Греции скитался.
В Италии прекрасной голодал.
Видов видал немало. Был матросом,
был поваром, цирюльником, портным –
и попросту – бродягой… Все же ныне
благодарю я Бога ежечасно
за трудности, изведанные мной, –
за шорохи колосьев придорожных,
за шорохи и теплое дыханье
всех душ людских, прошедших близ меня…
 

Муж

 
Всех, сударь, всех? Но вы забыли душу
того лихого мастера, с которым
вы встретились, тогда – на эшафоте…
 

Прохожий

 
Нет, не забыл. Через него-то мир
открылся мне. Он был ключом – невольно…
 

Муж

 
Нет, не пойму…
 

(Встает.)

 
                    До ужина работу
мне кончить надо… Ужин наш – нехитрый…
Но, может быть…
 

Прохожий

 
        Что ж – я не прочь…
 

Муж

 
                            Вот ладно!
 

(Уходит.)

Прохожий

 
Простите болтуна… Боюсь – докучен
был мой рассказ…
 

Жена

 
            Да что вы, сударь, что вы…
 

Прохожий

 
Никак вы детский чепчик шьете?..
 

Жена

(смеется)

 
                                        Да.
Он к Рождеству, пожалуй, пригодится…
 

Прохожий

 
Как хорошо…
 

Жена

 
            А вот другой младенец…
вон там, в саду…
 

Прохожий

(смотрит в окно)

 
            А, дедушка… Прекрасный
старик… Весь серебрится он на солнце.
Прекрасный… И мечтательное что-то
в его движеньях есть. Он пропускает
сквозь пальцы стебель лилии – нагнувшись
над цветником, – лишь гладит, не срывает,
и нежною застенчивой улыбкой
весь озарен…
 

Жена

 
            Да, лилии он любит, –
ласкает их и с ними говорит.
Для них он даже имена придумал, –
каких-то все маркизов, герцогинь…
 

Прохожий

 
Как хорошо… Вот он-то, верно, мирно
свой прожил век, – да, где-нибудь в деревне,
вдали от бурь гражданских и иных…
 

Жена

 
Он врачевать умеет… Знает травы
целебные. Однажды дочку нашу…
 

Врывается Джульетта с громким хохотом.

Джульетта

 
Ах, мама, вот умора!..
 

Жена

 
        Что такое?
 

Джульетта

 
Там… дедушка… корзинка… Ах!..
 

(Смеется.)

Жена

 
                    Да толком
ты расскажи…
 

Джульетта

 
        Умора!.. Понимаешь,
я, мама, шла – вот только что, – шла садом
за вишнями, – а дедушка увидел,
весь съежился – и хвать мою корзинку –
ту, новую, обитую клеенкой
и уж запачканную соком, – хвать! –
и как швырнет ее – да прямо в речку, –
ее теперь теченьем унесло.
 

Прохожий

 
Вот странно-то… Бог весть мосты какие
в его мозгу раскидывает мысль…
Быть может… Нет…
 

(Смеется.)

 
            Я сам порою склонен
к сопоставленьям странным… Так – корзинка,
обитая клеенкой, покрасневшей
от ягод, мне напоминает… Тьфу!
Какие бредни жуткие! Позвольте
не досказать…
 

Жена

(не слушая)

 
        Да что он, право… Папа
рассердится. Ведь двадцать су – корзина.
 

(Уходит с дочкой.)

Прохожий

(смотрит в окно)

 
Ведут, ведут… Как дуется старик
забавно… Впрямь – обиженный ребенок…
 

Возвращаются с дедушкой.

Жена

 
Тут, дедушка, есть гость у нас… Смотри
какой…
 

Дедушка

 
        Я не хочу корзинки той. Не надо
таких корзинок…
 

Жена

 
            Полно, полно, милый…
Ее ведь нет. Она ушла. Совсем.
Ну успокойся… Сударь, вы его
поразвлеките… Нужно нам идти
готовить ужин…
 

Дедушка

 
                    Это кто такой?
Я не хочу…
 

Жена

(в дверях)

 
        Да это – гость наш. Добрый.
Садись, садись. А он какие сказки
нам рассказал, – о палаче в Лионе,
о казни, о пожаре!.. Ай, занятно.
Вы, сударь, – повторите.
 

(Уходит с дочкой.)

Дедушка

 
                        Что такое?
Что, что она сказала? Это странно…
Палач, пожар…
 

Прохожий

(в сторону)

 
                Ну вот, перепугался…
Эх, глупая, зачем сказала, право…
 

(Громко.)

 
Я, дедушка, шутил… Ответь мне лучше –
о чем беседуешь в саду – с цветами,
с деревьями? Да что же ты так смотришь?
 

Дедушка

(пристально)

 
Откуда ты?
 

Прохожий

 
                Я – так, – гулял…
 

Дедушка

 
                                Постой,
постой, останься тут, сейчас вернусь я.
 

(Уходит.)

Прохожий

(ходит по комнате)

 
Какой чудак! Не то он всполошился,
не то он что-то вспомнил… Неприятно
и смутно стало мне, – не понимаю…
Вино тут, видно, крепкое…
 

(Напевает.)

 
                            Тра-рам,
тра-ра… Да что со мною? Словно –
какое-то томленье… Фу, как глупо…
 

Дедушка

(входит)

 
А вот и я… Вернулся.
 

Прохожий

 
                Здравствуй, здравствуй…
 

(В сторону.)

 
Э, он совсем веселенький теперь!
 

Дедушка

(переступает с ноги на ногу, заложив руки за спину)

 
Я здесь живу. Вот в этом доме. Здесь
мне нравится. Вот – например – смотри-ка, –
какой тут шкаф…
 

Прохожий

 
            Хороший…
 

Дедушка

 
                           Это, знаешь, –
волшебный шкаф. Что делается в нем,
что делается!.. В скважинку, в замочек
взгляни-ка… а?
 

Прохожий

 
                Волшебный? Верю, верю…
Ай, шкаф какой!.. Но ты мне не сказал –
про лилии: о чем толкуешь с ними?
 

Дедушка

 
Ты – в скважинку…
 

Прохожий

 
                        Я вижу и отсюда…
 

Дедушка

 
Нет, – погляди вплотную…
 

Прохожий

 
                            Да нельзя же, –
стол – перед шкафом, стол…
 

Дедушка

 
                            Ты… ляг на стол,
ляг… животом…
 

Прохожий

 
            Ну право же, – не стоит.
 

Дедушка

 
Не хочешь ты?
 

Прохожий

 
            Смотри, – какое солнце!
И весь твой сад блестит, блестит…
 

Дедушка

 
                                Не хочешь?
Жаль… Очень жаль. Там было бы, пожалуй,
удобнее…
 

Прохожий

 
            Удобней? Для чего же?
 

Дедушка

 
Как – для чего?..
 

(Взмахивает топором, который держал за спиною.)

Прохожий

 
            Брось! Тише!
 

(Борются.)

Дедушка

 
                        Нет… Стой… Не надо
мешать мне… Так приказано… Я должен…
 

Прохожий

(сшибает его)

 
Довольно!
                Вот оно – безумье!.. Ох…
Не ожидал я… Мямлил да мурлыкал –
и вдруг…
            Но что я? Словно – это раз
уж было… или же приснилось? Так же,
вот так же я боролся… Встань! Довольно!
Встань… Отвечай… Как смотрит он, как смотрит!
А эти пальцы – голые, тупые…
Ведь я уже их… видел! Ты ответишь,
добьюсь я! Ах, как смотрит…
 

(Наклоняется над лежащим.)

 
                                Нет… не скажет…
 

Джульетта

(в дверях)

 
Что сделали вы с дедушкой…
 

Прохожий

 
                                Джульетта…
ты… уходи…
 

Джульетта

 
                Что сделали вы…
 

Занавес

Агасфер
Драматический монолог, написанный в виде пролога для инсценированной симфонии

Пролог

(Голос в темноте)

 
Все, все века, прозрачные, лепные
тобой, любовь, снутри озарены, –
как разноцветные амфоры… Сны
меня томят, апокрифы земные…
Века, века… Я в каждом узнаю
одну черту моей любви. Я буду
и вечно был: душа моя в Иуду
врывается, и – небо продаю
за грешницу… Века плывут. Повсюду
я странствую: как Черный Паладин,
с Востока еду в золотистом дыме…
Века плывут, и я меняюсь с ними:
Флоренции я страстный властелин,
и весь я – пламя, роскошь и отвага!..
Но вот мой путь ломается, как шпага:
я – еретик презренный… Я – Марат,
в июльский день тоскующий… Бродяга –
я, Байрон, – средь невидимых дриад
в журчащей роще, – что лепечет влага?
Не знаю, – прохожу… Ловлю тебя,
тебя, Мария, сон мой безглагольный,
из века в век!.. По-разному любя,
мы каждому из тех веков невольно
цвет придаем, – цвет, облик и язык,
ему присущие… Тоскуем оба:
во мне ты ищешь звездного огня,
в тебе ищу – земного. У меня –
два спутника: один – Насмешка; Злоба –
другой; и есть еще один Старик –
любви моей бессмертный соглядатай…
А вкруг тебя скользят четой крылатой
два голубиных призрака всегда…
Летит твоя падучая звезда
из века в век, – и нет тебе отрады:
ты – Грешница в евангельском луче;
ты – бледная Принцесса у ограды;
ты – Флорентийка в пламенной парче,
вся ревностью кипящая Киприда!
Ты – пленница священного Мадрида,
в тугих цепях, с ожогом на плече…
Ты – девушка, вошедшая к Марату…
Как помню я последнюю утрату, –
как помню я!.. Гречанкою слепой
являешься – и лунною стопой
летаешь ты по рощице журчащей.
Иду я – раб, тоску свою влачащий…
Века, века… Я в каждом узнаю
одну черту моей любви; для каждой
черты – свой век; и все они мою
тоску таят… Я – дух пустынной жажды,
я – Агасфер. То в звездах, то в пыли
я странствую. Вся летопись земли –
сон обо мне. Я был и вечно буду.
Пускай же хлынут звуки отовсюду!
Встаю, тоскую, крепну… В вышине
моя любовь сейчас наполнит своды!..
О музыка моих скитаний, воды
и возгласы веков, ко мне… ко мне!..
 

Полюс
Драма в одном действии

…He was a very gallant gentleman[16]16
  Он был очень храбрым человеком (англ.).


[Закрыть].

Из записной книжки капитана Скотта

Внутренность палатки. Четыре фигуры: Капитан Скэт, по прозванию Хозяин, и Флэминг полусидят, Кингсли и Джонсон спят, с головой закутавшись. У всех четверых ноги в меховых мешках.

Флэминг

 
Двенадцать миль всего, – а надо ждать…
Какая буря!.. Рыщет, рвет… Все пишешь,
Хозяин?
 

Капитан Скэт

(перелистывая дневник)

 
        Надо же…
                    Сегодня сорок
четыре дня, как с полюса обратно
идем мы, и сегодня пятый день,
как эта буря держит нас в палатке
без пищи…
 

Джонсон

(спросонья)

 
            Ох…
 

Капитан Скэт

 
                Проснулся? Как себя
ты чувствуешь?
 

Джонсон

 
            Да ничего… Занятно…
Я словно на две части разделен:
одна – я сам – сильна, ясна; другая –
цинга – все хочет спать… Такая соня…
 

Капитан Скэт

 
Воды тебе не надо?
 

Джонсон

 
                        Нет, спасибо…
И вот еще: мне как-то в детстве снилось –
запомнилось, – что ноги у меня,
как посмотрел я, превратились в ноги
слона.
 

(Смеется.)

 
    Теперь мой сон сбылся, пожалуй.
А Кингсли – как?
 

Капитан Скэт

 
            Плох, кажется… Он бредил,
теперь – затих.
 

Джонсон

 
        Когда мы все вернемся, –
устроим мы такой, такой обед –
с индейкою, – а главное, с речами,
речами…
 

Капитан Скэт

 
        Знаем – за индейку сам
сойдешь, когда напьешься хорошенько?
А, Джонсон?..
                Спит уже…
 

Флэминг

 
                        Но ты подумай –
двенадцать миль до берега, до бухты,
где ждет, склонив седые мачты набок,
корабль наш… между синих льдин! Так ясно
его я вижу!..
 

Капитан Скэт

 
            Что же делать, Флэминг…
Не повезло нам. Вот и все…
 

Флэминг

 
                            И только
двенадцать миль!..
            Хозяин, – я не знаю –
как думаешь, – когда б утихла буря,
могли бы мы, таща больных на санках,
дойти?..
 

Капитан Скэт

 
        Едва ли…
 

Флэминг

 
                Так. А если б… Если б
их не было?
 

Капитан Скэт

 
        Оставим это… Мало ль,
что можно допустить…
                Друг, посмотри-ка,
который час.
 

Флэминг

 
            Ты прав, Хозяин… Шесть
минут второго…
 

Капитан Скэт

 
            Что же, мы до ночи
продержимся… Ты понимаешь, Флэминг,
ведь ищут нас, пошли навстречу с моря –
и, может быть, наткнутся… А покамест
давай-ка спать… Так будет легче…
 

Флэминг

 
                                    Нет, –
спать не хочу.
 

Капитан Скэт

 
            Тогда меня разбудишь –
так – через час. Не то могу скользнуть…
скользнуть… ну, понимаешь…
 

Флэминг

 
                            Есть, Хозяин.
 

(Пауза.)

 
Все трое спят… Им хорошо… Кому же
я объясню, что крепок я и жаден,
что проглотить я мог бы не двенадцать,
а сотни миль? – так жизнь во мне упорна.
От голода, от ветра ледяного
во мне все силы собрались в одну
горячую тугую точку… Точка
такая может все на свете…
 

(Пауза.)

 
                                    Джонсон,
ты что? Помочь?
 

Джонсон

 
                Я сам – не беспокойся…
Я, Флэминг, выхожу…
 

Флэминг

 
                        Куда же ты?..
 

Джонсон

 
Так – поглядеть хочу я, не видать ли
чего-нибудь. Я, может быть, пробуду
довольно долго…
 

Флэминг

 
                Ты – смотри – в метели
не заблудись…
            Ушел… Вот чудо: может
еще ходить, хоть ноги у него
гниют…
 

(Пауза.)

 
        Какая буря! Вся палатка
дрожит от снегового гула…
 

Кингсли

(бредит)

 
                            Джесси,
моя любовь, – как хорошо… Мы полюс
видали, я привез тебе пингвина.
Ты, Джесси, посмотри, какой он гла…
гла… гладенький… и ковыляет… Джесси,
ты жимолость…
 

(Смеется.)

Флэминг

 
            Счастливец… Никого-то
нет у меня, о ком бы мог я бредить…
У капитана в Лондоне жена,
сын маленький. У Кингсли – вот – невеста,
почти вдова… У Джонсона – не знаю,
мать, кажется… Вот глупый – вздумал тоже
пойти гулять. Смешной он, право, – Джонсон.
Жизнь для него – смесь подвига и шутки,
не знает он сомнений, и пряма
душа его, как тень столба на ровном
снегу… Счастливец… Я же трус, должно быть;
меня влекла опасность, – но ведь так же
и женщин пропасти влекут. Неладно
я прожил жизнь… Юнгóй был, водолазом;
метал гарпун в неслыханных морях.
О эти годы плаваний, скитаний,
томлений!.. Мало жизнь мне подарила
ночей спокойных, дней благих… И все же…
 

Кингсли

(бредит)

 
Поддай! Поддай! Так! Молодец! Скорее!
Бей! Не зевай! По голу!.. Отче наш,
иже еси…
 

(Бормочет.)

Флэминг

 
                …И все же нестерпимо
жить хочется… Да – гнаться за мячом,
за женщиной, за солнцем, – или проще –
есть, много есть – рвать, рвать сардинок жирных
из золотого масла, из жестянки…
Жить хочется до бешенства, до боли –
жить как-нибудь…
 

Капитан Скэт

 
                Что, что случилось? Кто там?
Что случилось?..
 

Флэминг

 
                    Ничего, Хозяин.
Спокойно все… Вот только Кингсли бредит…
 

Капитан Скэт

 
                                                Ох…
Мне снился сон какой-то, светлый, страшный.
Где Джонсон?
 

Флэминг

 
                Вышел… Посмотреть хотел он,
не видно ли спасенья.
 

Капитан Скэт

 
                            Как давно?
 

Флэминг

 
Минут уж двадцать…
 

Капитан Скэт

 
                    Флэминг! – что ж ты, право,
не надо было выпускать его…
но, впрочем…
                Помоги мне встать, скорей,
скорей… Мы выйдем…
 

Флэминг

 
                        Я, Хозяин, думал…
 

Капитан Скэт

 
Нет, ты не виноват.
                    Ух, снегу сколько!
 

Уходят вместе. Пауза.

Кингсли

(один, бредит)

 
Ты не толкай – сам знаю – брось – не нужно
меня толкать…
 

(Приподнимается.)

 
                Хозяин, Флэминг, Джонсон!
Хозяин!..
            Никого… А! Понимаю,
втроем ушли. Им, верно, показалось,
что я уж мертв… Оставили меня,
пустились в путь…
                Нет! Это шутка! Стойте,
вернитесь же… хочу я вам сказать…
хочу я вам… А! Вот что значит смерть:
стеклянный вход… вода… вода… все ясно…
 

Пауза. Возвращаются Капитан и Флэминг.

Капитан Скэт

 
Вот глупо – не могу ступать.
                        Спасибо…
Но все равно. Мы Джонсона едва ли
могли б найти… Ты понял, что он сделал?
 

Флэминг

 
Конечно… Ослабел, упал; бессильный,
звал, может быть… Все это очень страшно…
 

(Отходит вглубь палатки.)

Капитан Скэт

(про себя)

 
Нет, – он не звал. Ему лишь показалось,
что он – больной – мешает остальным, –
и вот ушел… Так это было просто
и доблестно… Мешок мой словно камень –
не натянуть…
 

Флэминг

 
                    Хозяин! Плохо! Кингсли
скончался… Посмотри…
 

Капитан Скэт

 
                        Мой бедный Эрик!
Зачем я взял его с собой? Средь нас
он младший был… Как он заплакал – помнишь, –
когда на полюсе нашли мы флаг
норвежский… Тело можно тут оставить –
не трогай…
 

(Пауза.)

Флэминг

 
                Мы одни теперь, Хозяин…
 

Капитан Скэт

 
Но ненадолго, друг мой, ненадолго…
 

Флеминг

 
Пурга смолкает…
 

Капитан Скэт

 
                        Знаешь ли – я думал –
вот, например, – Колумб… Страдал он, верно, –
зато открыл чудеснейшие страны,
а мы страдали, чтоб открыть одни
губительные белые пустыни…
И знаешь, – все-таки так надо…
 

Флэминг

 
                                    Что же,
Хозяин, – не попробовать ли нам?
Двенадцать миль – и спасены…
 

Капитан Скэт

 
                            Нет, Флэминг,
встать не могу…
 

Флэминг

 
            Есть санки…
 

Капитан Скэт

 
                            Не дотащишь –
тяжелый я. Здесь лучше мне. Здесь тихо.
Да и душа тиха – как воскресенье
в шотландском городишке… Только ноги
чуть ноют, – и бывают скучноваты
медлительные воскресенья наши…
Жаль, – шахмат нет. Сыграли бы…
 

Флэминг

 
                                    Да, жалко…
 

Капитан Скэт

 
Послушай, Флэминг, – ты один отправься…
 

Флэминг

 
Тебя оставить здесь? И ты так слаб…
Сам говоришь, что ночь едва ли можешь…
 

Капитан Скэт

 
Иди один. Я так хочу.
 

Флэминг

 
                            Но как же…
 

Капитан Скэт

 
Я дотяну, я дотяну… Успеешь
прислать за мной, когда достигнешь бухты.
Иди! Быть может, даже по дороге
ты наших встретишь. Я хочу, иди же…
Я требую…
 

Флэминг

 
            Да, – я пойду, пожалуй…
 

Капитан Скэт

 
Иди… Что ты возьмешь с собою?
 

Флэминг

 
                                    Санок
не нужно мне – вот только эти лыжи
да палку…
 

Капитан Скэт

 
        Нет, постой, – другую пару…
Мне кажется, запяточный ремень
на этой слаб…
            Прощай… Дай руку… Если –
нет, – все равно…
 

Флэминг

 
                Эх, компас мой разбит…
 

Капитан Скэт

 
Вот мой, бери…
 

Флэминг

 
                Давай…
                        Что ж, я готов…
Итак, – прощай, Хозяин, я вернусь
с подмогой завтра к вечеру, не позже…
 

Капитан Скэт

 
Прощай.
 

Флэминг уходит.

 
        Да, – он дойдет… Двенадцать миль…
К тому же пурга стихает…
 

(Пауза.)

 
                        Помолиться надо…
Дневник – вот он, смиренный мой и верный
молитвенник… Начну-ка с середины…
 

(Читает.)

 
«Пятнадцатое ноября; луна
горит костром; Венера как японский
фонарик…
 

(Перелистывает.)

 
            Кингсли – молодец. Все будто
играет – крепкий, легкий… Нелады
с собачками: Цыган ослеп, а Рябчик
исчез: в тюленью прорубь, вероятно,
попал…
        Сочельник: по небу сегодня
Aurora borealis[17]17
  Северное сияние (лат.).


[Закрыть] раздышалась…
 

(Перелистывает.)

 
Февраль, восьмое: полюс. Флаг норвежский
торчит над снегом… Нас опередили.
Обидно мне за спутников моих.
Обратно…
 

(Перелистывает.)

 
            Восемнадцатое марта.
Плутаем. Санки вязнут. Кингсли сдал.
Двадцатое: последнее какао
и порошок мясной… Болеют ноги
у Джонсона. Он очень бодр и ясен.
Мы всё еще с ним говорим о том,
что будем делать после, возвратившись».
Ну что ж… Теперь прибавить остается –
эх, карандаш сломался…
                        Это лучший
конец, пожалуй…
                    Господи, готов я.
Вот жизнь моя, как компасная стрелка,
потрепетав, на полюс указала,
и этот полюс – Ты…
                    На беспредельных
Твоих снегах я лыжный след оставил.
Всё. Это всё.
 

(Пауза.)

 
            А в парке городском,
там, в Лондоне, с какой-нибудь игрушкой, –
весь солнечный, – и голые коленки…
Потом ему расскажут…
 

(Пауза.)

 
                        Тихо все.
Мне мнится: Флэминг по громадной глади
идет, идет… Передвигая лыжи
так равномерно – раз, два… Исчезает…
А есть уже не хочется… Струится
такая слабость, тишина по телу…
 

(Пауза.)

 
И вероятно, это бред… Я слышу…
я слышу… Неужели же возможно?
Нашли, подходят, это наши, наши…
Спокойно, капитан, спокойно… Нет же,
не бред, не ветер. Ясно различаю
скрип по снегу, движенье, снежный шаг.
Спокойно… Надо встать мне… Встретить…
                                        Кто там?
 

Флэминг

(входит)

 
Я, Флэминг…
 

Капитан Скэт

 
                А!.. Пурга угомонилась,
не правда ли?
 

Флэминг

 
                Да, прояснилось. Тихо…
 

(Садится.)

 
Шатер-то наш сплошь светится снаружи –
опорошен…
 

Капитан Скэт

 
                Есть ножик у тебя?
Мой карандаш сломался. Так. Спасибо.
Мне нужно записать, что ты вернулся.
 

Флэминг

 
Добавь, что Джонсон не вернулся.
 

Капитан Скэт

 
                                    Это
одно и то же…
 

(Пауза.)

Флэминг

 
                    Наш шатер легко
заметить – так он светится…
                            Да, кстати –
про Джонсона: наткнулся я на тело
его. Ничком зарылся в снег, откинув
башлык…
 

Капитан Скэт

 
                Я, к сожаленью, замечаю,
что дольше не могу писать… Послушай,
скажи мне, – отчего ты воротился…
 

Флэминг

 
Да я не мог иначе… Он лежал
так хорошо, – так смерть его была
уютна. Я теперь останусь…
 

Капитан Скэт

 
                                        Флэминг,
ты помнишь ли, как в детстве мы читали
о приключеньях, о Синдбаде, – помнишь?
 

Флэминг

 
Да, помню.
 

Капитан Скэт

 
                Люди сказки любят – правда?
Вот мы с тобой – одни, в снегах, далеко…
Я думаю, что Англия…
 

Занавес