Текст книги "Шаги Даллеса. Как ломали Россию: роман-мозаика в двух книгах. Книга первая. Сколько стоит кровь революций"

Весьма любопытное суждение профессора следует далее: «От русского народа эта блистательная победа русского оружия всячески прячется, и, видимо, не случайно. Почему-то не была учреждена медаль «За оборону Петербурга». Существует тотальный контроль над русской историей со стороны темных сил, ибо даже в университетах студентов до сих пор учат, что в Крымской войне Россия потерпела поражение! И это в то время, когда страна не потеряла ни Петербург, ни Крым, а собственно и всю Россию».

Итак, экскурс в историю нам понадобился для того, чтобы глубже понять: кто есть первостепенный враг государству Российскому. Несмотря на все препоны своих противников, Ленин подписал разорительный для России Брестский мир. Это было первое столь сокрушительное поражение за всю историю древней Московии и России. Тем самым внутрипартийные отношения дошли до белого каления, и, по позднему признанию Троцкого, «Ленин подписал себе смертный приговор» лишь только потому, что хозяева Троцкого-Бронштейна мира не желали. Более того, они видели Россию и Германию в хаосе гражданской войны. И в установившемся после Октября относительном спокойствии для мирного строительства по законам демократии, как предполагала та же партия эсеров, был спровоцирован ряд провокаций руками сторонников Троцкого.

Арестованный позднее палач украинского народа Хаким Раковский-Рейковер на допросе соратникам-чекистам показал: «Троцкисты были против подписания Брест-Литовского мира. Этот мир был роковой ошибкой и неосознанным предательством Ленина мировой революции. Если бы не этот мир, то большевики бы пришли и на Версальскую конференцию, и в Лигу Наций. Красная Армия, вооруженная до зубов союзниками, вошла бы в Германию. Красная Армия не позволила бы пропасть германской революции. Это была бы совершенно другая карта Европы».

– Брестский мир, – говорил Троцкий перед своими единомышленниками, – это провал арены мировой революции. Как мы должны относиться после этого к Ленину? Мой конкурент очень опасен. Я не могу терпеть этого полуеврейского полудурка, свихнувшегося на теории классовой борьбы Маркса. Мне надоел дуумвират. В сложившейся политической ситуации требуется жесткий диктатор, а мы пытаемся решить проблемы голосованием. Побеждает тупое большинство поднятых рук цекистов.

Соратникам стало ясно: Троцкий пойдет на устранение Ленина, а затем на свалку истории выбросит внутрипартийную демократию. Все верно. В ногу будем шагать, товарищи, в ногу! Они шагали в ногу. ВЦИК во главе со Свердловым был всецело за такую маршировку.

В соответствии с воспоминаниями Бориса Соколова, на Ленина уже были организованы как минимум два покушения. На Троцкого же ни одного, что подталкивает к определенным выводам, кто за этим стоит.

Коммунист Михаил Ливанов по поводу кабального мира имел свои воззрения – противоположные официальной истории, где восхвалялся прозорливый гений Ленина. Ливанов понимал, что самый плохой мир лучше хорошей войны. Однако Россия тогда стояла на пороге победы, как всегда было в крупномасштабных межгосударственных конфликтах. О потерях территорий и населения как о благе не могло быть и речи. Предательство Ленина и его большевистской своры, а разложение армии перед лицом до зубов вооруженного противника и есть открытое предательство, небывалое по своим последствиям и масштабам в истории страны. Даже в той ситуации за отторгаемые территории следовало побороться, ибо они всегда доставались кровью. И в Первой мировой войне она лилась изрядными порциями. Русские патриоты в среде военных таких уступок большевиками простить не могли и готовы были восстановить армию и сражаться до победы. Но, отсеченные от власти сначала Керенским, затем Октябрьским переворотом, они стали собираться на юге страны, чтобы главным образом уничтожить красно-кровавый режим и если не восстановить монархию, то строить иное демократическое государство на основе частной собственности.

Центральной провокацией с зарядом огромной силы стало убийство Блюмкиным германского посла Мирбаха. Это произошло шестого июля, что дало повод для лево-эсеровского мятежа в Москве и Ярославле с целью сорвать Брестский мир и развязать руки военным силам для продолжения войны. Очевидец событий Зинаида Гиппиус в своих бесценных для истории «Дневниках» пишет: «5 июля 1918 года, четверг. Было очень глупое «восстание» левых эсеров против собственных (!) большевиков. Там и здесь постреляли, пошумели, «Маруся» (Спиридонова) спятила с ума, – их угомонили, тоже постреляв, потом простили, хотя ранее они дошли до такого «дерзновения», что убили самого Мирбаха».

Сторонникам Ленина мятеж удалось подавить, а заодно – как цель – последовал запрет эсеровской партии. Воцарилось единовластие большевиков на долгие годы. Так что глупое «восстание» оказалось далеко не глупым, а имело далеко идущие последствия. Во-вторых, убийство и мятеж явились репетицией к дальнейшим кровавым событиям.

Якова Блюмкина считают левым эсером. Но сам убийца остался жив и невредим и настаивал всегда на том, что является агентом по особым поручениям Троцкого. Лев Давидович взял под защиту своего слугу. К огорчению Троцкого, убийство и мятеж не дали требуемого результата: немцы молча проглотили горький ком и брать российские города не пошли, хотя до Петрограда оставалось всего триста километров. Они понимали, что напорются на английские и американские кинжалы, кольты и пулеметы, спровоцировав высадку крупных англо-американских сил в Архангельске и на Черном море, так желаемую Троцким. У немцев внутри страны накопилось столько проблем – все те же потуги большевиков на мировую революцию, что они, имея в кармане выгоднейший для себя Брестский мир, закрыли глаза на убийство посла.

Троцкому была нужна полная власть над страной. Он хотя и имел всестороннюю поддержку своих хозяев и крупные деньги, но все же авторитет Ленина, создателя партии, был выше, и влияние на членов ЦК и Совнаркома Ильич имел значительное.

Троцкий, сверкая стекляшками пенсне, одетый в неизменный китель из тончайшей шерсти, выбрасывая правую руку с маникюром к слушателям, словно магнетический прибор, эмоционально говорил на заседании ЦК:

– Я настаиваю за продолжение войны с Германией, союз России и Антанты должен упрочиться. Наконец я требую предоставления союзникам портов Мурманска и Архангельска.

Ленин отрицательно крутил головой:

– Вы предлагаете запустить козла в огород, который уже не охраняется надежным сторожем – армией. Ее у нас на сей час просто нет! Нужен не один месяц, чтобы уравнять шансы.

Однако напористый Троцкий пробивает брешь и добивается допуска англо-американских офицеров в Красную Армию.

– Перед лицом организованного на юге белого движения генералом Корниловым Советское правительство обязано официально пригласить Антанту для осуществления интервенции и заморозить начавшийся в феврале Ледяной поход. Нам нечем драться. Мы должны взять оружие у наших союзников и с их помощью разгромить Корнилова.

Впоследствии русский писатель-эмигрант, лауреат Нобелевской премии Иван Бунин в работе «Окаянные дни» писал: «“Святейшее из званий”, звание “человек” опозорено как никогда. Опозорен и русский человек – и что бы это было бы, куда бы мы глаза девали, если бы не оказалось “ледяных походов”».

Ледяной поход Корнилова всколыхнул офицерство, казачество – верную опору монархии. Движение набирало силу, но уже без прославленного генерала, погибшего от красной фугаски. Его возглавил генерал Деникин. Но вернемся к Брестскому миру.

– Мы должны либо вывернуть руки Ленину, – говорил Троцкий Якову Свердлову, – таким образом, чтобы он выронил навсегда власть, либо устранить его. Брестский мир достаточно натыкал палок в колеса нашего революционного дилижанса. От нас требуют войны с немцами. Только тогда наши союзники развернут свои активные действия и выполнят свой союзнический долг. Ты это понимаешь, товарищ Яков?

– Больше чем. Тайное снабжение оружием через Мурманск нас не устраивает. Нам требуются не только пистолеты и пулеметы с патронами. Нам нужны пушки и бронепоезда, бронеавтомобили, аэропланы, – отвечал ретиво председатель ВЦИК, – потому я готов к решительным действиям. Но нужен повод, чтобы оправдать их перед товарищами из ЦК.

– К черту этот коллективный орган, его совещательные решения. Требуется диктатура, иначе белая армия разнесет нас в пух и прах.

– Готовьте акцию, Лев Давидович! За мной дело не станет.

Акция была тщательно подготовлена. Покушение, как известно, совершила юная не эсерка, а троцкистка Каплан. В конце августа, когда Ленин уходил с митинга на заводе Михельсона, девчонка, напичканная идеологией палача-патрона, стреляла едва ли не в упор, тяжело ранила вождя. Еще раньше был убит Кеннегисером председатель Петроградского ЧК Моисей Урицкий.

Троцкий в эти роковые дни, подчеркивая свою непричастность к выстрелам террористов, находился на своем бронепоезде на юге, где белая армия наступала и дела у большевиков были плохи. Но Троцкий знал, что выстрелы прогремят. Он не думал, что девчонку бросит в озноб, затрясутся руки и она промахнется. Тем не менее, пока Ленин находился под наркозом, председатель ВЦИК Свердлов, чтобы парализовать власть соперника, верный слову, данному Троцкому, лихорадочно рожает указ этого органа «О превращении Советской республики в военный лагерь», а Троцкого назначает Председателем Реввоенсовета с неограниченными полномочиями, выбивая стул власти из-под Ленина. Указ гласил: «Во главе всех фронтов и всех военных учреждений Республики становится Революционный военный Совет с одним главнокомандующим – Троцким… Все население подчиняется беспрекословно, все выполняют приказания как один, неподчинение по любому поводу – расстрел на месте». На следующий день Предреввоенсовета Троцкий объявляет всеобщую свирепую мобилизацию.

Покушение на вождя партии и убийство Урицкого потрясли членов ЦК. Яков Свердлов воспользовался искренним негодованием своих товарищей по партии, произнес пламенную речь о том, что революция нуждается в защите, и в ответ ВЦИК вводит в стране Красный террор. Совнарком (без Ленина, лежащего в коме) 5 сентября 1918 года одобрил его своим постановлением. Теперь никто не мог помешать Троцкому выполнять диктаторские полномочия, мобилизовать страну на борьбу с контрреволюцией, с хорошо налаженным через Архангельск подвозом из США ленд-лизовым вооружением. Диктатору удалось залить страну не только кровью сопротивляющейся части патриотов, но и мирного крестьянства, интеллигенции, иной непролетарской прослойки общества.

«Вот кто подлинный организатор Красной Армии и красного террора, а не Ленин, о чем написано во всех учебниках, – зло бурчал Ливанов, – ложь, сплошная черная ложь! И нет слов выразить возмущение!»

Третьего сентября газета «Известия» публикует слова Ф. Э. Дзержинского: «Пусть рабочий класс раздавит массовым террором гидру контрреволюции! Пусть враги рабочего класса знают, что каждый задержанный с оружием в руках будет расстрелян на месте, что каждый, кто осмелится на малейшую пропаганду против советской власти, будет немедленно арестован и заключен в концентрационный лагерь!»

Официальное издание Петросовета «Красная газета», комментируя убийство М. С. Урицкого, писала: «Убит Урицкий. На единичный террор наших врагов мы должны ответить массовым террором… За смерть одного нашего борца должны поплатиться жизнью тысячи врагов».

Кстати сказать, рабочего класса в стране насчитывалось в тот год менее трех процентов от общего населения. Ради этих рабочих, в соответствии с данными лондонской «Таймс» от 1 сентября 1922 года, большевики предоставили на Запад свою статистику убийств. Только ВЧК до февраля 1922 года, не считая урона от эпидемий и голода, прикончило пулей в затылок 1 766 118 человек[1]1
  Из них: 915 тыс. крестьян, 198 тыс. рабочих, 355 тыс. интеллигенции, 260 тыс. солдат, 150 тыс. полицейских, 54 850 офицеров армии и флота, 48 тыс. жандармов, 12085 чиновников, 8800 врачей, 6575 учителей, 6775 священников и 28 епископов и архиепископов.


[Закрыть]. Спросим: ради кого совершалась социалистическая революция?

Ужас дел бешеных большевиков сразу же после революции наблюдала и вела дневник уже известная читателю Зинаида Гиппиус: «24 января 1918 года, среда. Погромы, убийства, грабежи, сегодня особенно на Вознесенском, продолжаются без перерыва. Убитых скидывают в Мойку, в канал, или складывают как поленницы дров». «26 февраля 1918 года, понедельник. Новость: Официально объявлена Петроградская коммуна и Диктатура Троцкого». «17 марта 1918 года, суббота. Вчера на минуту кольнуло известие о звероподобном разгроме Михайловского и Тригорского – имений Пушкина. Но ведь уничтожили и усадьбу Тургенева. Осквернили могилу Льва Толстого. А в Киеве убили 1200 офицеров, у трупов отрубали ноги, унося сапоги. В Ростове убивали детей, школьников кадетского корпуса, думая, что это и есть объявленные вне закона “кадеты”».

И Гиппиус заполняет таким ужасом свой дневник на десятках страниц. Как видит читатель, страшная человеческая мясорубка работала до объявления Красного террора. Еще кошмарнее записи в дальнейшем: «Скажу кратко: давят, душат, бьют, расстреливают, грабят, деревню взяли в колья, рабочих в железо. Трудовую интеллигенцию лишили хлеба совершенно: каждый день курсистки, конторщики, старые и молодые падают десятками на улице и умирают тут же, сама видела…» «14 октября 1918 года, воскресенье. В Гороховой «чрезвычайке» орудуют женщины (Стасова, Яковлева), а потому – царствует упрямая и тупая жестокость. Даже Луначарский с ней борется и тщетно: только плачет (буквально, слезами!). Характерен современный большевистский лозунг: “лучше расстрелять сто невинных, чем выпустить одного виновного”».

«1 сентября 1918 года, суббота. (После покушения на Ленина и убийства Урицкого.) Большевики на это ответили тем, что арестовали 10 тысяч человек. Наполнили 38 тюрем и Шлиссельбург (в Петропавловке и в Кронштадте – верхом). Арестовывали под рядовку, не разбирая. С первого разу расстреляли 512, с официальным объявлением и со списком имен. Затем расстреляли еще 500 без объявления. Не претендуют расстреливать виноватых, нет, они так и говорят, что берут «заложников». С тем, чтобы, убивая их косяками, устрашать количеством убиваемых. Объявили уже имена очередных пятисот, кого убьют вскоре. Дошло до того, что консулы нейтральных держав плюс германский консул явились к большевикам с протестом «культурных стран» против этих гиперболических убийств. Большевики, конечно, не повели и ухом. Только, благодаря уже совсем нечеловеческому приказу Петровского (палача украинского народа – В. Н.), террор перекинулся в провинцию, где сейчас и бушует. Нет ни одной буквально семьи, где бы не было схваченных, увезенных, совсем пропавших. Красный Крест наш давно разогнан, к арестованным никто не допускается, но и пищи им не дается».

Известный русский дворянин, историк и публицист Сергей Петрович Мельгунов, многократно подвергаясь большевиками обыскам и аресту, в конечном итоге высланный за границу, в своей книге «Красный террор в России», во многом как очевидец, пишет: «Весь цементный пол большого гаража был залит уже не бежавшей вследствие жары, а стоявшей на несколько дюймов (по щиколотку) кровью, смешанной в ужасающую массу с мозгом, черепными костьми, клочьями волос и другими человеческими останками. Все стены были забрызганы кровью. На них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи. Из середины гаража в соседнее помещение, где был подземный сток, вел желоб в четверть метра ширины и глубины и десять метров длины. Этот желоб на всем своем протяжении доверху был наполнен кровью. Рядом с этим местом ужасов, в саду того же дома лежали наспех зарытые 127 трупов последней бойни… тут нам особенно бросилось в глаза, что у всех трупов размозжены черепа. У многих совсем головы расплющены. Вероятно, они убивались посредством размозжения головы каким-либо блоком. Некоторые были совсем без головы, но головы не отрубались, а… отрывались… Все трупы были совсем голы».

Сотворили эту бойню на Украине ярые троцкисты Георгий Пятаков, Христиан Раковский и Григорий Петровский: «После захвата Украины Троцким Раковский стал Председателем Правительства Украины, заменив на этом посту Георгия Пятакова. Пятаков – один из братьев, сыновей киевского сахарного короля. Другой обер-палач Украины Хаим Рейковер, взявший себе имя Христиан Раковский, родился в Турецкой империи, в Румелии. Его болгарское имя – Красто Георгий Станчев. В 1918 Раковский был руководителем ЧК на Украине, председателем Верховной коллегии по борьбе с контрреволюцией, председателем Временного рабоче-крестьянского правительства Украины. С марта 1919 по июль 1923 – председатель СНК и нарком иностранных дел Украины, кровавый диктатор».

Биограф С.П. Мельгунова доктор исторических наук Ю.Н. Емельянов пишет: «Ключевое историко-политическое значение книги Мельгунова, впервые опубликованной в Германии в 1923 году, заключается в том важном обстоятельстве, доказанном историком на основании суммирования фактов, что «красный террор» не был террором пролетариата, но являлся типичным партийно-групповым террором РКП(б), партийной и идеологической диктатурой власти».

Дадим еще цитату из Мельгунова: «В Вологде чета Кедровых жила в вагоне около станции; в вагонах рядом происходили допросы, а около них – расстрелы. При допросах Реввека (Пластинина-Майзель), жена Кедрова и местный палач, била по щекам обвиняемых, орала, стучала кулаками, исступленно и кратко отдавала приказы: «К расстрелу, к расстрелу, к стенке!» (по свидетельству Е.Д. Кускова, "Последние новости", ¹ 731). Она была большевичка. Эта безумная женщина, на голову которой сотни обездоленных матерей и жен шлют свое проклятие. В своей злобе она превзошла всех мужчин. Весной и летом 1920 года Пластинина-Майзель руководит расправой вместе с Кедровым в Соловецком монастыре. Она настаивает на возвращении всех арестованных комиссией Эйдука из Москвы, и всех по частям увозят на пароходе в Холмогоры, усыпальницу русской молодежи, где, раздев, убивают на баржах и топят в море. В Архангельске Майзель-Кедрова расстреляла собственноручно 87 офицеров, 33 обывателя, потопила баржу с 500 беженцами и солдатами армии Миллера».

Книгу С.П. Мельгунова «Красный террор в России» невозможно читать без содрогания души и сердца. Преступления большевизма против российского народа ни с чем не сравнимы, ни в какие эпохи и века, даже жестокость римского императора Калигулы, расправа с восставшими рабами Спартака, резня во Франции гугенотов потонут в море крови растерзанных россиян, в основном славян. В названной книге даны списки палачей-женщин, которые были садистическими палачами-вампирами. Приводятся страшные рассказы очевидцев и случайно выживших свидетелей о «товарище Любе» из Баку, расстрелянной за свои зверства.

Свою позицию в отношении красного террора высказал другой палач русского народа товарищ Лацис в ноябре 1918 года, он же Ян Фридрихович Судрабс: «Мы уничтожаем буржуазию как класс. Мы не смотрим документы и не ищем доказательств, что конкретно то или иное лицо сделало против Советской власти. Для нас первый вопрос – это к какому классу (нации) принадлежит арестованный, его образование, его воспитание, его профессия. И главное, на самом деле, в происхождении – КРОВЬ, гойская или иверская!»

В Воронежской ВЧК людей катали в бочках, обитых гвоздями, распинали жертв на стенах и забивали камнями. ВЧК в Кременчуге зарывала восставших крестьян в землю заживо. В Орловской ЧК арестованных поливали зимой на морозе до полного обледенения. В Киеве к арестованным привязывали клетки с крысами и поджигали их, и крысы прогрызали себе путь из клетки через животы арестованных.

Так называемый вождь мирового пролетариата В.И. Ленин тоже оставил неизгладимый след в почерке Красного террора «Из письма Ленина Курскому: 17.5.1922. т. Курский!… Посылаю Вам набросок… параграфа Уголовного кодекса…Основная мысль, надеюсь, ясна, несмотря на все недостатки черняка: открыто выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически узкое) положение, мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы… Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас. Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное правосознание и революционная совесть поставят условия применения на деле, более или менее широко… Ленин».

Какова же была совесть у вождя, кровавого вампира, не уступающего Троцкому и его разбойной компании? Автор обвинительной и хорошо аргументированной работы «Реабилитации не будет» со множеством ссылок на первоисточники профессор А.П. Столешников пишет: «16 марта 1919 года войска ВЧК штурмовали Путиловский завод. Более 900 забастовщиков было арестовано. Двести человек из них убили без суда в течение нескольких дней. В течение всей весны 1919 года волна забастовок прокатилась по многим городам: Тула, Орел, Тверь, Иваново, Астрахань. Рабочие бастовали потому, что жрать было нечего. Рабочие только хотели, чтобы их паек был приравнен к пайку красноармейца. А кто не работал на власть большевиков, тот просто не ел. В Астрахани забастовщики и красноармейцы, которые к ним примкнули, были погружены на баржи, затем сброшены в Волгу с камнями на шеях. В дополнение к этому «в расход» отправили до тысячи буржуев, то есть разночинцев».

Ленин был озабочен ситуацией на Урале. 29 января 1920 года вождь шлет телеграмму Владимиру Смирнову: «Я удивлен вашему легкомысленному отношению, почему вы немедленно не расстреливаете забастовщиков в больших количествах за саботаж?»

Вот такова, снова подчеркнем, совесть. Палачам надо было удержаться у власти, и они не щадили никого. Царский режим по сравнению с сатанинским большевизмом был раем.

Беседа пенсионера союзного значения члена ЦК партии большевиков Лазаря Кагановича с американским племянником-журналистом подтверждает сатанинское начало ленинско-троцкистского большевизма.

Стюарт: «А почему бы вам, дядя, самому не написать мемуары?» Каганович: «Я не умею писать, да и незачем. Все люди делятся на три части: народ, который никогда не узнает правды, и руководители, которые знают правду, но она такая ужасная и далекая от действительности, что это главная их забота, чтобы кроме них ее больше никто не узнал. И есть небольшое количество людей, которые пытаются узнать правду, но они никогда не будут иметь полных доказательств. Руководители старательно уничтожают все улики своей преступной деятельности. Я долго и много боролся в своей жизни. О том, что в действительности происходит или будет происходить, говорить нельзя. События не происходят, пока они не совершатся. Нужно выжидать. Ничего не поделаешь». Стюарт: «По-вашему, будущее есть у того, кто умеет выжидать?» На лице Кагановича появляется злое выражение. Он поднимается с кресла и решительно подходит ко мне. Каганович: «В жизни не бывает штампов. Нет хорошего ответа на глупые вопросы. Смотри сам».

У Ливанова непроизвольно вырвалось из глотки: «Выходит, расстрел палачей Красного террора – великая заслуга Сталина! Он, только он со своими соратниками оборвал цепь геноцида русского народа, восстановил утраченный суверенитет великой державы!»

Дадим в качестве заключения о терроре выводы из статьи немецкого публициста Альфреда Розенберга, опубликованной в «Weltkampf» от 1 июля 1924 года: «Россия была единственной страной в мире, в которой руководящий класс сопротивлялся силе организованного международного иудаизма. Во главе государства был царь, свободный от давления парламентарных масонских прихлебателей. Русское дворянство было независимым, богатым и настолько пронизано традициями и религией, что евреи не имели на него никакого влияния. Они не допускались ни к отправлению правосудия, ни к армии. Дворяне были независимы от иного капитала, поскольку они сами владели землей, лесом и другими природными богатствами. У России было много зерна, золота, добываемого на рудниках Сибири и Урала. Золотой запас России составлял четыре миллиарда марок, не учитывая аккумулирующихся богатств царской семьи, монастырей и частной земельной собственности. Несмотря на относительно неразвитую промышленность, Россия жила в полном достатке и изобилии. Все эти экономические условия делали совершенно невозможным для еврейского капитала таким же образом закабалить Россию, как они закабалили Европу. Если мы добавим к этому, что Россия всегда была в мире хранительницей консервативных и патриархальных человеческих принципов, что с помощью своей армии она пресекала все революционные поползновения в мире, не допускала на своей территории создания подозрительных секретных обществ с иностранной ориентацией, отсюда ясно, почему Мировое Организованное еврейство задумало Крестовый поход на Россию… Наиболее проверенные отряды большевиков составляли, в основном, кавказцы, прибалтийские евреи и китайцы. Они подвергли русский народ самым изощренным азиатским пыткам, о которых не могла и догадаться Европа. С их помощью обреченное население России было раздавлено без всякого права на несогласие, да что там, на несогласие – без всякого права на вопль о пощаде. Крестьяне, которые были разбросаны по своим селам, не смогли объединиться для борьбы с большевизмом. Массовая бойня, устроенная в 1917–1921 годах, стоила русскому народу от 35 до 40 миллионов человек».

У Ливанова возникает законный вопрос: почему мировая общественность не признает чудовищный масштаб убийств россиян, в основном русских, геноцидом большевиков, во главе которых стояли Троцкий, Свердлов и Ленин, но признает геноцид армян от турок, уничтоживших полтора миллиона армян, уничтожение фашистами шести миллионов евреев, названное «Холокостом», тридцати миллионов китайцев от японской военщины? Неудобно для теневого мирового правительства? Бесспорно!

2

День выпуска курсантов высшего военного училища выдался солнечным. На плацу, где пройдет главная церемония присвоения офицерских званий, вручение погон и медалей за отличие, с утра гремел маршами сводный оркестр, создавая праздничное настроение. И оно у курсантов и офицеров приподнятое. Марафон учебы закончен, впереди назначение, отпуск и старт на самую длинную дистанцию офицерской карьеры. Как она сложится, никто не в силах предсказать.

И вот долгожданные команды ритуала, предшествующего оглашению приказа о выпуске курсантов, в том числе вынос знамени училища. Переболевший ожиданием, как и все остальные, Виктор с удовлетворением воспринял присвоение ему звания лейтенанта и, чеканя шаг, вышел для получения погон и медали. Радости особой не было. Свершилось должное. Как правило, неожиданное доброе сообщение бросает нас в опиум радости и счастья, тут же было все известно загодя, хотя ощущение глубокого чувства собственной к себе благодарности за труды и недюжинные способности приятно щекотало нервы. Он какую-то минуту был занят только самим собой и не вслушивался в голос ротного командира, хотя названные фамилии ребят оседали в его памяти. И когда он полностью осознал свершившееся, услышал фамилию Кости. Он напрягся, когда были произнесены заветные слова: Ливанову присвоили звание лейтенанта, но медалью за отличие не наградили. В роте каждый считал этого курсанта сильнейшим во всех отношениях, и вдруг такой конфуз. Все ясно: повлиял первомайский скандал. Но голос ротного продолжал звучать, называя другие имена, оркестр играл туш, и процесс двигался.

Вечером состоялся выпускной бал, где присутствовали родители, жены и подруги курсантов. Много танцевали, умеренно пили. Ливанов, казалось, не был расстроен и вместе со всеми закруглял солидную и очень важную часть жизни. Он весь вечер с упоением танцевал с Верочкой. Виктор – с Инной. Во время передышек девушки ближе знакомились и к концу бала знали друг о друге если не все, то почти все, что не являлось тайной. У Верочки тайн нет. Любовь к Косте очевидна, девушке нечего скрывать, разве что мечту выскочить за Костю осенью в день своего совершеннолетия! У Инны тайны, как мы знаем, существовали, и она их бережно хранила. К концу вечера Верочка и Инна настолько подружились, что стали приглашать друг друга в гости, обменялись адресами и телефонами. Молодым офицерам завязавшиеся теплые отношения между их невестами понравились. Верочка пыталась дознаться, почему у Виктора на груди медаль, у Кости нет, хотя он тоже отличник. На эту тему не хотелось говорить, и парни старались уйти от ответа. Еще до бала Виктор посчитал своим долгом выказать Косте сочувствие и несогласие с зажимом медали и права выбора места дальнейшей службы:

– Костя, поверь мне, я не согласен с приказом и очень тебе сочувствую.

– Спасибо, Виктор, я этого шага ждал и не обижен, но я уже написал письмо Горбачеву. Приложил выписки из личного дела и аттестата. Ты знаешь, там только «отлично». Это крохотная палка в колесо перестройки. Но все же она есть. Попросил оценить ситуацию – прав ли я с политической точки зрения? Справедливо ли ко мне отнеслись? Одновременно задаю вопрос: нужна ли нам армия в таком количественном составе?

– Ты думаешь, письмо ляжет на стол Генсека?

– Надеюсь, он читает письма. Потому хорошо знает настроения людей.

– Желаю удачи, Костя. Если будешь в городе, приглашаю тебя на свадьбу. Вот визитка. Я бы очень хотел тебя видеть.

– Я буду в городе и приду вместе с невестой. Как-никак в отпуске и тянул лямку курсанта рядом с тобой.

– Спасибо, Костя. Жаль, что мы с тобой сблизились лишь нынешней весной и о многом не договорили, не доспорили.

– Прожитое не вернешь, дружище. За все погуляем на твоей свадьбе и доспорим.

3

Рокот самолета почти не проникал в его салон, и никто не мешал думать и анализировать перестроечные дела. Задуматься было о чем. Казалось бы, переговорный процесс в Рейкьявике сдвинул льды холодной войны, в мире потеплело, сползание к войне приостановлено, но реальной остановки гонки вооружений, одной из главных задач перестройки – сбросить с народа тяжкое бремя вооружений, пока нет. Настораживал откат в этом вопросе администрации Рейгана и беспокойство англичан оказаться в перспективе без мощного американского ядерного щита против коварства советской системы. И все же движение шло. Горбачев был многословен в мыслях, как и в речах на форумах, заседаниях, собраниях, где его логика безупречна, а слова убедительны. В эти минуты его мысли были итоговыми: победило новое мышление – идея разоружения, недопустимость ядерной конфронтации, новые подходы к обеспечению безопасности. Он был доволен двинутой им общемировой мыслью о мирном сосуществовании двух систем в безъядерном мире, а значит, доволен движением перестройки, которую неустанно ведет с первого дня, став во главе партии и государства. В отличие от своих предшественников разглядел, что самый главный империалист, президент США Рейган оказался человеком, способным понимать другого человека из враждебной системы. Михаил Сергеевич усмехнулся, вспомнив реплики, ставшие фольклором: