Текст книги "Шаги Даллеса. Как ломали Россию: роман-мозаика в двух книгах. Книга первая. Сколько стоит кровь революций"

«За стол переговоров давно пора сесть. Но как только мы соберемся с визитом в Советский Союз, так ваш лидер умирает. И так было трижды. В четвертый раз я этого делать не решаюсь», – говорил Рейган.

«Поэтому выбрана нейтральная страна? – рассмеялся Горбачев. – Но у меня здоровье крепкое».

«Да, я рад, что советский лидер молод, энергичен и остроумен. Это настраивает на определенный оптимизм».

О своих сборах с визитом в СССР Рейган явно лукавил. Пожалуй, он бы не состоялся, если бы не длительная беседа Горбачева с престарелым Армандом Хаммером. Вот что пишет по этому поводу американский лектор Джон Кларке: «В июне 1985 года Горбачев целые 90 минут говорил с Хаммером. Это был беспрецедентный случай. И после встречи именно Хаммер заявил, что ведутся переговоры об организации встречи Горбачева и Рейгана».

Беседа была одной из ключевых не только для перестройки, но и для судьбы империи – начало новой подготовительной компании беспрецедентного витка экспансии в СССР теневого правительства, потерпевшего поражение от Иосифа Сталина и его сторонников с высылкой из страны Троцкого и разгрома пятой колонны – троцкистов в середине тридцатых годов. На этот раз внедрение в недра страны иностранных концессий не предусматривалось. Страшились ядерных боеголовок и какого-нибудь патриота-фанатика генерала, стоящего на дежурстве ядерного дивизиона. Экспансия предусматривалась иного порядка: богатство России должно потечь в зарубежные банки от самих граждан империи. Это более гибкий, более коварный план. Об этом прозрачно намекнули в Рейкьявике главе государства – будущему предателю.

Личность Хаммера очень хорошо известна всему миру. Арманд – один из братьев, что первыми в России получили концессию на разработку и вывоз драгоценных металлов осенью 1921 года. Этот грабеж российских богатств позволил Хаммеру упрочить свои финансы и стать крупнейшим финансистом Америки. Вот, по существу, конечная цель революции и Гражданской войны в России – неограниченный вывоз капитала. Коль крупнейший банкир, то и влиятельнейший, к словам которого прислушивались американские президенты. По своим каналам со времен первых генсеков компартии он стал личным представителем американских банкиров в нашей стране. Он пережил всех, но когда умер, его место занял небезызвестный Джордж Сорос.

Горбачев не чувствовал усталости, хотя работал едва ли не круглые сутки. Силы умножало удовлетворение от результатов, которые он собирался обобщить и написать книгу о перестройке, напечатать по предложению американцев в издательстве «Харпер энд Роу». Теперь он твердо уверен в той короткой фразе, которую обронил своему верному помощнику Анатолию Черняеву: «Далеко пойду!». Да, он не разъяснил глубинный смысл фразы, так как и сам боялся его, как ребенок боится темноты, оставшись в одиночестве. Тот огромный и трудный путь, обозначенный этой фразой, был действительно не просто затемнен, а темен почти без просвета, только не для него, успешного рейкьявикского переговорщика, а для партии, для народа с укоренившейся административно-командной системой хозяйствования. Она глубоко вошла в генотип общества, у которого вытравили экономическую инициативу, подмяла свободу слова, а права человека, как он считал, замкнули в прокрустово ложе, пропагандируя свободу личности лживо и беззастенчиво. Он откроет все шлюзы, и свежие воды размочат закостенелую жизнь народа.

Это «Далеко пойду!» впервые замаячило в его сознании после той памятной беседы с Армандом Хаммером. Михаил Сергеевич не хотел бы не только публикации содержания, чего не допустит собеседник, но и даже записи в блокноте переводчика. Кроме всевозможных экономических вопросов, в чем Хаммер был крупнейший дока, он невзначай спросил:

«В период своего политического роста вы ощущали поддержку обкома партии?»

«Да. Незримая рука старших товарищей вела меня по этажам власти. Меня это не шокировало, я знал себе цену и шагал смело и уверенно», – самодовольно отвечал Горбачев.

«А далее?»

«Меня несла волна удачи, и я безошибочно управлял штурвалом».

«Но ваша волна без опытного лоцмана могла разбиться о подводный утес, господин Генеральный секретарь», – с иронией на губах заметил Хаммер.

«Не хочет ли сказать этот богатейший человек мира, что своим успехом в политике я обязан денежным мешкам, а не своему интеллекту и характеру напористого бойца партии?» – подумал Горбачев, несколько стушевавшись.

«Не терзайтесь, господин Генеральный секретарь, мы вели многих перспективных секретарей и лучшим из них оказывали полную поддержку. Следы остались на счетах в наших банках. Теперь вы понимаете, что на всех уровнях вас поддерживали не бескорыстно. Пришло время платить по счетам. – Арманд Хаммер саркастически улыбнулся, обнажая ровные ряды вставных зубов. – Эта поддержка оказывается и по сей день. Вам не о чем беспокоиться. На вас работают десятки институтов…»

Горбачев едва сдерживал себя от бурных эмоций. Наглый старикан шпарит прямым текстом, намекнул, что страна почти банкрот и ей не выдержать гонку вооружений, в какую втравили американцы в бытность Леонида Ильича Брежнева. Афганистан – яркий пример начавшегося проигрыша.

Ситуация аховая, это он видит сам. Более того, беспокоило общее состояние Вооруженных сил. В смысле морального духа, низкой исполнительской дисциплины и дисциплины вообще. Эти участившиеся так называемые случаи «неуставных отношений», применение оружия по этому случаю солдатами, такие случаи, как месть, мародерство в Афганистане, майское безобразие пограничников в парке имени Горького, этой отборной части войск. Офицеры перестали уважать друг друга, погрязли в бытовке, пьянствуют, аварии с подводными лодками. Наконец этот фарс с немецким любителем-летчиком Рустом, что приземлился у Спасской башни на своем самолетике. Дело дошло до разбирательства на Политбюро.

Шеф КГБ Чебриков успокаивал:

– Из мухи раздуваем слона. Нарушителя вели с самой границы. Зенитчики десять раз брали его на мушку, и фотовыстрел показывал – стопроцентное попадание.

– Почему же тогда он долетел до Красной площади, почему не посадили пилота где-нибудь у границы? – справедливо возмущался Горбачев. – Не нашлось кому отдать приказ? Видите ли, командующий ПВО узнал о Русте, когда самолет уже приземлился!

Он хорошо помнит свое сдержанное негодование. А негодовать было от чего. Мальчишка взбудоражил всю страну, опозорил Вооруженные силы, и мы вынуждены отдать под суд десятки офицеров и генералов, снять с поста министра обороны маршала Соколова. Сейчас раздаются голоса, что очень круто обошлись: мол, на военных давил синдром сбитого корейского боинга. Пусть так, люди стали по-иному мыслить. Но ведь есть и другие средства, почему не подняли в воздух самолеты и не посадили на какой-то промежуточный аэродром? Все это наводит на серьезные размышления и выводы.

Муха оказалась весьма ядовитой и зловредной. Она потянула на крупный скандал в армии. 150 человек отдали под суд, свыше полумиллиона высших военных начальников были сняты с постов или отправлены в отставку, в том числе почти все командующие родами войск и военных округов, руководители Генштаба. По существу, тотальная чистка Вооруженных сил, превосходящая сталинские. Взамен поставлены на высшие посты удобные генералы и маршалы. Такое бывает накануне раскрытого заговора. Анатолий Черняев – помощник Горбачева – своими дневниками подтвердил боязнь смещения Генсека со своего поста. С чего бы это? Не самолетик же из Германии, севший на Красную площадь, причина, ставшая поводом для репрессивной чистки военных. Причина гораздо глубже! Военные сталинской закалки мешали Горбачеву проводить одностороннее разоружение, хотя с главным соперником США оно должно проходить обоюдно.

Горбачев несколько раньше получил на себя досье от западных спецслужб. Беседа с Армандом – очередная страница предательства. О Генсеке они знали очень много, больше, чем он сам о себе. Выкопали даже подлинный листок с фашистской свастикой, на котором он своим неровным мальчишеским почерком давал согласие на будущее сотрудничество. Такие подписки тайно брали почти у всех смышленых мальчишек на оккупированной территории. Иначе угон в Германию. Немцев разбили. Он и забыл об этой тайной акции. Враги отыскали и сунули под нос в 1966 году во время его поездки с женой во Францию. Можно бы плюнуть на этот порочащий лист. Кто он был тогда – полуголодный несмышленыш. Но иметь грязное пятнышко на белоснежной рубашке первого секретаря Ставропольского крайкома партии – совсем не пустяк. Считай, карьере хана. А он так быстро рос на зависть коллегам.

Сам Горбачев прекрасно помнит все перипетии переговоров с американцами о разоружении. Мало кто знает о его бурных инициативах. Выболтал в своей книге «Сугубо доверительно» бывший посол в США Анатолий Добрынин, назначенный секретарем ЦК по международным вопросам. Он так прямым текстом шпарит: «Горбачев и вопросы разоружения, конфликт с военными. Генералы не поддерживали его радикальные предложения по разоружению». Конфликт с военными обострился, когда впавший в эйфорию от успеха переговоров с янки петух вдруг запел соловьем: предложил ни с того ни с сего разобрать не имеющие аналогов в мире ракеты Р-36М. Для янки эти ракеты были ближней страшилкой. У них от удивления такой песней глаза полезли на лоб. У наших же военных этот абсурд вызвал шок. Дальше – больше: у наскипидаренного похвалами янки (а только ли похвалами? – В. Н.) Горбачева появился нестерпимый зуд по уничтожению созданного ядерного щита Родины – из накопленных многомиллиардных народных денег. Он без согласования с Политбюро, с военными дал добро госсекретарю Шульцу на уничтожение нескольких типов ракет средней дальности. Трусоватый Горбачев не решался идти на прямой конфликт с генералами, но неожиданно прилетел немецкий самолетик, и тут Михаил Сергеевич выпустил весь пар на военных. Как-то все получилось ладно и гладко – с одной стороны, а с оборотной, все это шито белыми нитками и читается не иначе как начало предательства.

Вот в чем смысл загадочного изречения «Далеко пойду!».

Горбачев был одет в свой излюбленный костюм темно-синего цвета, и этот цвет шел к его загорелому широкому лицу, с чуть начинающими седеть висками, широкая лысина обнажала большое родимое пятно, коротким хвостиком спускавшееся на округлый и высокий лоб. Насмешливые полные губы и на этот раз выражали иронию. Он ворохнул стопку тонких книг в красочных переплетах, распространяемых иеговистами, взял одну посмотреть и самому убедиться, насколько вредна или полезна для простого человека, раскрыл и незаметно вчитался. И чем больше вникал в содержание стихов, тем больше его охватывал подспудный страх за начатое дело перестройки, за жизнь огромной империи, вмещающей в себя шестую часть суши с народами и народностями, которых насчитывается более ста тридцати. И еще этот старик Хаммер с ядовитыми репликами и прозрачными намеками…

Он смежил глаза, и прочитанное поплыло в цветных картинах, когда-то скупо рассказанное матерью.

«В тени каштана в несвежем и рваном хитоне сидел на камнях слепец и просил милостыню. Рядом стоял храм, и от молящихся несчастный получал то горсть орехов, то кисть винограда, то кусок лепешки. Так кормился слепец, уже будучи в совершенных летах. Но и сытый он был жалок в своей слепоте и беспомощности. Люди знали, что таким он был рожден, и одни винили его родителей, другие отрицали их вину, говоря: «Никто не знает, каким появится на свет божий новое дитя, кроме самого Бога. Не спешите осуждать невинных, а спешите сострадать несчастью».

«Однажды к храму пришел Иисус со своими учениками, они увидели сидящего на каменьях в тени каштана слепца, сострадали ему и делали посильные подаяния. Иисус посмотрел на беднягу и увидел, что тот не грешен перед людьми и перед Отцом небесным, но ученики не знали того, что знал их учитель, и, думая о греховном зачатии младенца, они спросили Его: «Учитель, кто согрешил, он или родители его, что родился слепым?»

«Никто, – отвечал Иисус, – такова воля Божия, и через меня вы увидите дела Его».

Иисус подошел к человеку, плюнул на землю, растер слюну с пылью и наложил на глаза слепому и сказал:

«Пойди, умойся в купальне Силоам».

Солнце заглядывало под ветки каштана, где сидел слепой, птицы порхали в ветвях дерева и с любопытством замерли, прохожие люди останавливались, спрашивая друг у друга, что здесь происходит, и оставались на месте, чтобы удовлетворить свое любопытство: сотворится ли чудо?

Человек повиновался и безошибочно пошел к купальне, сопровождаемый учениками, верующими в его исцеление. Видя необычное дело, возле купальни стала быстро собираться толпа. С насмешками и недоверчивыми возгласами они смотрели на слепого нищего и ждали обмана. Но каково же оказалось их удивление, когда слепой человек подошел к купальне, умылся и глаза у него прозрели.

«О, счастье! – воскликнул нищий. – Я вижу воду, вижу людей, вижу дома Иерусалима, деревья и самого себя в своей потрепанной одежде. Я вижу весь белый свет!»

«Не может быть, – кричали одни, – он обманывает нас, он по-прежнему ничего не видит, хотя глаза у него открыты».

«Но он не нуждается больше в поводыре и в палке, чтобы не сбиться с дороги, – кричали другие, – он видит».

Весть о чуде быстро разнеслась по городу. Все, кто знал его раньше слепым и просящим милостыню, не могут поверить в его прозрение и спрашивают друг у друга:

«Тот ли этот человек, что сидел слепым и просил милостыни?»

Одни утверждали, что именно тот, другие сомневались, хотя и видели, что он похож на себя, как похожи две капли воды, но упорно доказывали, что этот просто похож на него.

Но сам бывший слепой утверждает: «Да, это я и разверз мне глаза человек, называемый Иисус».

«Утверждение могущества Божьего и любви Его к миру через посланца своего, Сына, не вызывает особого удивления. Все эти чудеса, творимые в древности, люди научились воплощать, – размышлял глава государства. – Вот и я способен осчастливить пострадавшего от произвола чиновников, восстановить справедливость. В моих силах прекратить всяческие гонения на личность из-за политических взглядов, вернуть доброе имя Андрею Сахарову, Александру Солженицыну и многим другим деятелям. Гласность – одно из коренных завоеваний перестройки – раскрывает ворота свободам, правам человека, о которых мы раньше не хотели говорить. Но поражает в этой библейской истории другое. Одни верят в чудо прозрения, другие нет, хотя воочию убедились в исцелении человека, и что более всего тревожит, люди пытаются развеять свои сомнения или утвердиться в них, прибегая к мнению своих религиозных вождей, фарисеев как высших авторитетов после самого Бога. И что же мы видим? Фарисеи, задав вопросы прозревшему человеку, не верят ему, не верят в божественную силу того человека, который исцелил слепого. Многократно подвергая прозревшего допросам, они пытаются запугать его и отлучить от синагоги, дознаются о нем и у родителей. Но те, боясь, что вожди могут отлучить их за неугодный ответ от синагоги, уходят от прямого ответа».

«Стихи из Евангелия подсказывают мне о сегодняшней ситуации в мозгах людей, особенно партийных руководителей, начиная снизу и доверху. Они видят необходимость коренных перемен в жизни общества и не верят в них. Уровень мышления остался на том же уровне, что и у древних фарисеев, никакого прогресса!» – восхитился Михаил Сергеевич, продолжая воображать библейские картинки:

«Мы знаем, что это сын наш слепой от рождения, но как теперь видит, не знаем, – отвечали со страхом фарисеям перепуганные родители прозревшего несчастного сына, – кто ему отверз очи, мы не знаем, спросите его самого, он в совершенных летах».

Рассерженные фарисеи вновь спрашивают прозревшего человека: «Что сделал Он с тобою? Как отверз твои очи?»

«Я уже сказал вам, а вы не слушали; что еще хотите слышать? Или вы хотите сделаться его учениками?» – насмешливо закончил свой ответ человек.

«Это ты ученик Его, а мы ученики Моисея, мы знаем, что с Моисеем говорил Бог. Этого же не знают, откуда Он».

«Он пророк, и Он от Бога. Разве мог бы Он творить без Его воли и во грехе?»

Разгневанные фарисеи ничего не могли возразить на справедливый вывод нищего, уверовавшего в Иисуса, и принялись бранить человека, защищавшего веру в свое божественное исцеление, и тот был удивлен упрямству фарисеев, не веривших в Им содеянное чудо.

Горбачев закрыл книгу библейских фактов, в которой ярко отражался характер людей, их пристрастие к своему прошлому и настоящему, к убеждению в своей единственно правильной вере. С ослиным упрямством они не желали воспринимать новое, верить в другое и другому, хотя этот другой был перед ними во плоти с наглядным примером чуда. Все свои поступки и привычки человек рассматривает и оценивает с точки зрения своего эгоизма. У общества должен быть иной подход: рассматривать и оценивать их с точки зрения морали. К сожалению, мы не всегда преодолеваем свой эгоизм даже в государственных вопросах. Горбачев вспомнил на эту тему чьи-то стихи и процитировал:

«Древо новых хороших манер вырастить проще.

Отказаться от старых: равно вырубить милую рощу.

По прошествии двух тысяч лет изменились ли люди, не сделались ли они однородными во мнениях и убеждениях или диапазон взглядов на истину широчайший, конструктивный? Увы, образованность их и действительное положение дел сделали глубоко неверующими в возможность преображения своей жизни, за которым стоит смена политического курса, отказ от некоторых уставных партийных догм. Как же мне убедить общество в том, что задуманное – единственно верный путь к свободе и зажиточной жизни? Подтверждают примеры экономического чуда, которого добились другие народы, избрав эволюционный путь развития, а не насильственный, как в моей стране. Нужна обновленная теория, классики устарели? Смена курса без крови не бывает, но мудрость и есть в том, чтобы не пролить кровь. Открыл же я глаза своему народу на зарубежный мир, и мир этот показался привлекательным, стало ясно, что так, как шли, дальше идти нельзя, надо перестраиваться. Вроде бы соглашаются с такой необходимостью наши фарисеи – партийная верхушка, но одно дело соглашаться, другое – понимать и активно браться за перестройку. Бесспорно, процессы, происходящие в Советском Союзе, подтолкнули капиталистический мир к новому подходу в социальных отношениях ко всем слоям населения в самих странах капитала. Они боялись социального взрыва и стали делиться с народом накопленными и производимыми ресурсами и товарами, они дали возможность людям жить свободнее и богаче. Но нам пока от этого опыта не легче, а с каждым годом все труднее удовлетворять растущие запросы населения».

Горбачев не знал, в отличие от Иисуса, свою судьбу и судьбу перестройки. Он верил в свои силы, силы соратников, правда, среди них уже появились иуды, да и сам в себе он чувствовал зарождение нового человека, но пока в нем здравый смысл преобладал, и он на него уповал, как и на силу своего убеждения, обаяния, на данную ему власть.

– Михаил Сергеевич, – вывел его из раздумий голос помощника Черняева, – вы просили подобрать вам интересные письма из армии, вот несколько. Обратите внимание на письмо лейтенанта Ливанова. Несколько парадоксальное, но это боец перестройки.

– Ты мне свое мнение не навязывай, Толя, я спрошу его у тебя, если сочту нужным.

– Но я же ваш помощник и единомышленник.

– Если бы таковым не был, мы бы с тобой сейчас не разговаривали, – засмеялся Горбачев. – Это ты мне подбросил эти книжки?

– По вашей просьбе.

– Молодец. И знаешь, они актуальны, они о сегодняшнем дне, ситуация в мозгах наших людей почти такая же: неверие в очевидное, сомнение в действительности, и как же держит их прошлое, словно фарисеи оттуда перекочевали в наши дни. Я об истории о слепце. Да и другие главы этой «Живой воды» говорят о трудном пути первого социалиста на земле. Что ты скажешь об этом – о боязни наших людей идти по новому пути? Или ее нет?

– Я думаю, есть. И хорошо бы привлечь наши институты к изучению общественного мнения.

– Которых у нас нет, но мы их создадим и будем с их помощью советоваться с народом.

– Это будет очень большой разброс и неискренность из-за партийной принадлежности. Люди к этому не привыкли, точнее, не знают, что это такое: опрос мнений.

– Не бойся, когда анонимно, люди, невзирая на партбилет и образование, социальное положение, будут искренними. Давай, где это письмо?

Горбачев читал быстро и моментально улавливал суть мысли адресата.

– Вот, Анатолий, то, с чем перестройка призвана бороться, перестраивать умы – уход от сталинских приемов воспитания патриотов. Молодой офицер клятвенно заверяет, что не пощадит жизни ради защиты Отечества. Я ему верю. Будучи курсантом, он всего лишь высказал свое мнение и за это наказан, он искренне поддерживает перестройку, новое мышление. Вот она, наша опора. Кстати, его отец, а я думаю, не однофамилец, выдал толковую статью, разъясняющую идеи перестройки. Надо взять его на заметку, и если он потянет, назначить главным редактором центральной газеты. Ты подскажи военному кадровику, пусть разберется и воздаст офицеру должное. Как положено по его отличным оценкам. Я тоже наложу резолюцию, – и Горбачев написал несколько слов, передал письмо помощнику.

В эти минуты, когда лайнер Горбачева совершал посадку, в одном из ресторанов столицы обедали редактор газеты «Московская правда» Михаил Полторанин, крепкий грузнолиций мужик с насмешливыми глазами, знакомый нам Михаил Ливанов и средних лет сотрудник американского издательства «Харпер энд Роу» Майкл Бесси. В ресторане людно, клиенты, солидные люди при галстуках, вели себя спокойно, не шумно, обслуга быстро выполняла заказы. Стол у наших друзей был так же быстро накрыт, и обед начался.

– Миша, я хочу познакомить тебя с Майклом Бесси, – сказал Полторанин, при этом американец сделал небольшой реверанс головой, – он представитель солидного американского издательства.

– Спасибо, тезка, – Ливанов разрезал ножом антрекот, – но чем я заинтересовал американских коллег?

– Нам понравилась ваша давняя статья о проблемах малых народов Севера. – Майкл говорил с легким акцентом, как бы нажевывая слова, что несколько тормозило его речь. – Но наш интерес не ограничился этим. Если вы напишете новую статью, шире раскрыв быт аборигенов-оленеводов, их социальное положение, мы издадим ее – с хорошей иллюстрацией, отдельной брошюрой, и вы хорошо заработаете.

– Я веду скромный образ жизни, и мне вполне хватает на жизнь моего заработка.

– О да, узнаю в вашем лице истинного социалиста. Но я слышал, вы задумали открыть свою газету, активно помогать перестройке, но стеснены в средствах. Наш солидный гонорар позволит вам развернуться.

– И вы станете моим хозяином? – иронично усмехнулся Ливанов, отправляя в рот кусочек антрекота.

– Ну зачем же так прямолинейно! – удивился Майкл.

– Он такой человек, дипломатию ему медведь отдавил, – смеясь, сказал Полторанин.

– Как медведь? – вновь удивленно вскинул глаза Майкл.

– У нас есть байка: если у человека нет музыкального слуха, то говорят: медведь на ухо наступил.

– А-а, – заулыбался Майкл, – понимаю смысл. Но медведь не наступил на талант журналиста и писателя, не так ли?

– Ни в коем случае, иначе бы я вам его не рекомендовал; кстати, свободно владеет английским, – твердо заверил Полторанин. – Я его хотел к себе перетащить, но он упирается, говорит, Сибири не изменю, как жене.

– Похвально, Михаил, похвально. Но наши эскимосы на Аляске с удовольствием прочитают о жизни своих собратьев из Советского Союза.

– Вы хотите сравнить их уровень жизни?

– Никакой политики, чисто познавательного характера. Но если вы не возражаете, покажите, как влияет на их жизнь перестройка, демократия.

– Я прямо скажу: плохо, они стали спиваться из-за свободной продажи меха песцов, рыбы и мяса оленей. Это их погубит, они вымрут, как вымерли когда-то многие племена североамериканских индейцев. Им нужен сухой закон, который вводился у нас Горбачевым в первый год его правления. Сухой закон нужен всем нам, но он, к большому сожалению, высмеян, – сказал Ливанов, хмурясь от вдруг всплывшего в памяти давнего сна, как аборигены Америки пьют огненную воду кружками, как одни замертво валятся на землю, другие танцуют и снова пьют и пьют. Веселая дикая пляска переходит в траурный ритуал: деревня вымерла…

– Вы хорошо видите проблему, разве не дело патриота поднять ее на мировой уровень, привлечь внимание мировых гуманитарных организаций?

– Возможно, вы правы, но зачем выносить сор из избы?

– Миша, ты не прав. Гласность как раз требует, выражаясь языком Горбачева, такого подхода к проблеме. Эти люди нужны Северу, надо их защищать, – сказал с глубоким убеждением Полторанин.

– Так что: мы ждем от вас превосходного очерка о коренных северянах?

– Хорошо, но мне надо пару месяцев.

– Никаких проблем. Я готов заключить с вами контракт немедленно и выдать аванс.

– С авансом спешить не надо, а контракт давайте подпишем.

– Коль соглашение достигнуто, обмоем его по русскому обычаю бокалом вина, – Полторанин налил из откупоренной бутылки красное вино в стоящие бокалы, и они дружно выпили.

Ритуал этот сам по себе не нес ничего предосудительного и угрожающего, но с этих пор журналист Ливанов попал на крючок американских финансистов. О чем он даже не подозревал, хотя должен был насторожиться. Полученная информация о сущности революции, хаоса в стране, моря пролитой крови давала все основания глубоко задуматься о том процессе, что нынче шел в стране. Его аналогию с прошлым нетрудно разглядеть.

Надо быть ребенком, чтобы не понимать, какие громадные средства и силы необходимы для успешного похода по захвату власти в Российской империи, ее экономики, природных ресурсов, для установления жесточайшей диктатуры, способствующей ограблению страны. Это прежде всего действующие сильные и многочисленные организации внутри страны, громадные деньги на их содержание. Такими организациями стали все без исключения политические нелегальные партии в России, которые возглавляли опять же не русские. Деньги для коварных замыслов давали их единоверцы – банкиры Западной Европы и США. В брошюре «Интернациональные банкиры и коммунистический заговор» Франка Капеллы читаем следующее: “Кюн, Лееб и Ко” была создана в 1867 году Абрамом Кюном и Соломоном Леебом. Ловкие и пронырливые парни в 1850 году начали с торговли в штате Индиана, в городке Лафает. Позднее перебрались в Нью-Йорк. Масштаб операций банкирского дома “Кюн, Лееб и Ко” был раскрыт в отчете экономистов в июне 1939 года, озаглавленном «Структура американской экономики. Часть первая», который показывает, что интерес, контролируемый банкирами, составлял 10 миллиардов 843 миллиона долларов! Яков Шифф потратил десятки миллионов долларов на свержение русского царя и замену Керенского на большевистский режим Троцкого-Ленина. Американский журнал «Нью-Йорк Джорнал Америкэн» третьего февраля 1949 года цитировал внука Якова Шиффа, который сказал, что “его дед дал 20 миллионов долларов Леону Троцкому на победу революции. Масштабы и щедрость моего деда восхищают. Во время русско-японской войны Яков Шифф предоставил займов Японии на 200 миллионов долларов”».

Это заявление коробит. Злые языки утверждают, что такая сумма выделялась Троцкому дважды. Языки языками, но ясно как белый день: без громадных денег нет глобальных дел.

Михаил Ливанов все же наивно полагал, что прошлое повториться не может, как не падает в одну и ту же воронку артиллерийский снаряд. Российское общество найдет выход из расставленной западни – Бнай-Бритом («Сыновья Завета», а более понятная расшифровка – иудейский международный финансовый интернационал, сердце и мозг мирового масонства). Достаточно раскрыть народу глаза на происходящее. Не допустит повторения прошлого и ЦК КПСС во главе с русским человеком и русской прослойкой его сторонников. Не может же человек дважды наступать на одни и те же грабли, разбивая в кровь свой лоб. Трезвый политик постарается их убрать со своей дороги.

К сожалению, у Ливанова не было той трибуны, с которой бы мог вещать свои мысли, доносить до соотечественников истинную правду о революции и Гражданской войне, все, что он успел раскопать, проанализировать и осмыслить. Понимал, со своими знаниями правды: один в поле воин и то без оружия, может запросто угодить в крысоловку обкома партии. Щемит сердце цитата француза Мориса Мюррей из книги «Еврейский дух», опубликованной в конце 19-го столетия: «В процессе того, как массы все больше и больше отворачиваются от христианства, они все более и более проникаются нашим духом. Возрождающийся еврейский идеализм готовит, может быть, для 20-го века грандиознейшую революцию, и каждое интенсивное проявление нашего идеализма в Европе выливается в восстания народа, в голод, геноцид и разруху…»

Ситуация с разрухой, с расцветающим тюльпанами дефицитом товаров, по мнению Ливанова, повторяется и неудержимо назревает. Эта мысль навеяна знаниями о прошлом, и чем больше размышлял он на этот счет, тем больше утверждался, что надвигается необратимый кризис советской системы. Исправить положение дел в стране, убежден, могут только перестроечные радикальные реформы. Но в чем их суть? На этот вопрос ответить не мог пока никто, как и сам Горбачев. Ливанова очень смущала неправда о революции и засилье нерусских у руля страны, образно говоря, их оккупация империи, экономики, идеологии. Теперь эта длительная встреча Горбачева с Армандом Хаммером – заглавным грабителем России. О чем говорили? Не о возврате ли страны в когти концессий банкиров Америки и Великобритании? Этот вопрос не давал покоя журналисту, он пытался найти подтверждение тому, что ничего подобного со страной не случится. Не то сейчас общество, не малограмотная масса народа, а самая просвещенная в мире, да и мощь армии и других силовых структур настолько огромна, что соваться с реставрацией троцкизма никто не решится. Между тем он понимал по все ухудшающейся работе предприятий – кризис ползет неудержимым асфальтным катком большой мощности. Михаил вновь вспомнил о тайном плане Даллеса. Тогда никому не казались серьезной угрозой эти наброски, но сейчас, вернувшись из Москвы после встречи с Полтораниным и Майклом, думал иначе. Придя домой, он как карточный пасьянс разбросал добытые новые документы о прошлом и отдельные вырезки.

В выходящей в США на английском языке «Еврейской энциклопедии» говорится, что «Индивидуальные революционные лидеры еврейского происхождения – такие, как Троцкий, Зиновьев, Каменев и Свердлов, играли выдающуюся роль в революции ноября 1917 года, которая позволила большевикам овладеть государственным аппаратом». То тут, то там в «Энциклопедии» разные люди называются основателями современного коммунизма, но нигде в ней вы не найдете упоминания о Ленине и Сталине.