Текст книги "Офицер. Слово чести"

Тратить толовые шашки на уничтожение орудий я не хотел. Подозвал двух рядовых посмышлёнее, показал, как зарядить орудие фугасом и забить дуло камнями, глиной и землёй, после чего выдал им длинную бечёвку. И пока они делали то же самое с четырьмя оставшимися орудиями, я пообщался с майором, командиром батареи. Казаки не ошиблись, оставленный в живых офицер был именно командиром, но им просто повезло, я все-таки сделал втык: не стоит больше по внешности судить. Не все генералы толстяки. Почему-то у казаков бытовало мнение, что чем более тучный офицер, тем выше у него звание. Генералы, видать, по их представлениям совсем ожиревшие бочонки. В общем, пленных и раненого командира батареи с простреленным плечом мы оставили, раненых те сами забрали. Тут я поинтересовался у подчинённых, что будем делать с ранеными, те попросили оставить им жизнь, и я не преминул им указать, что это их решение.

Орудия подорвали дистанционно, по одному. Теперь их только в металлолом. А перед уходом подожгли обоз с боеприпасами. Палатки только целые забрали. Ну, и галопом унеслись. Обоз у нас увеличился на три армейские двуконные повозки, кухню, офицерскую коляску, трёх верховых и сотню ездовых лошадей. Пулемётов, к сожалению, у артиллеристов не было, зато все патроны забрали, продовольствие, а личное оружие сложили в телеги со снарядами и уничтожили вместе с ними. От дороги на стрельбу никто не появлялся, а вот взрывы привлекли внимание, станковым пришлось поработать, прогоняя. Вот так мы уходили.

У батареи я также сделал снимки – пленного майора и меня с ним рядом, я хотел себя тоже для истории запечатлеть; взорванные орудия и сидевших пленных под охраной моих солдат. Последние ещё и позировали с серьёзными лицами. Потом у обоза сделал снимок могилы солдата моего подразделения, тут тоже меня сняли, это мой денщик сделал, которого я учил фотоделу.

Уйти я планировал как можно дальше и часть ночи на дорогу пустить. Главное, лошади бы выдержали. Мы ушли от основной дороги недалеко и двигались параллельно ей, потому как по дорогам наступали германцы. Майор много чего рассказал, и хотя у него были карты удобных маршрутов по основной трассе и тому пути, который он должен пройти, а мне известно, какой корпус двигается по дороге от Калиша, всё равно он был в курсе наступления в округе, хотя бы по слухам, которыми со мной охотно и поделился. Точнее, не совсем охотно, но я умею быть убедительным. А то ишь, ряху наел, презрение через губу так и пышет. Думаете, это я офицера склонял к сотрудничеству? Да что вы, я его и пальцем не тронул. Не стоит ронять свою офицерскую честь, не поймут. Я приказал казакам, и те с лёгкостью и удовольствием убедили того всё рассказать. А я в это время, к майору спиной, озером любовался. Рассказал, никуда не делся. Карта летунов тоже помогала, отметки поставил частей, про которые сообщил майор.

Мы двигались часа два, уничтожив за это время за собой два деревянных мостика и один каменный, который я взорвал шашками, благо отлично разбираюсь во взрывном деле. И вот мы встали на отдых, наш кашевар доварил рыбный суп, который до него готовил германский повар, и мы ели и отдыхали. Ездовые лошадьми занимались. Зря я всех тяжеловесов германских забрал, но казаки такие жалобные глаза делали, для них эти здоровяки на вес золота, да и продать сможем, казаки это на себя берут. В общем, если за нами погоня была, мостов-то больше нет, этим и попридержали. Однако я довольно быстро понял, что нас ищут. Батарею нам не простили. В небе появился аэроплан и наворачивал круги. Заметил нас – ещё бы, с таким поголовьем, – приблизился. И воткнулся в землю, когда его из шести стволов срезали: из пяти ручников и доделанного таки в зенитку того МГ, что сняли с другого разведчика. Тут лётчик был один, да и не вооружён аппарат, даже пистолета и документов извлечь не смогли: загорелся.

Я стоял на одном колене и делал снимок расчёта «мадсена», как они стреляют по аэроплану и тот на заднем фоне, оставляя дымным шлейф, падает. Восхитительный кадр получился, редко когда такие выходят, надеюсь, с проявлением плёнки и печатанием фотокарточек я не облажаюсь. Опыта всё же маловато. Ну, и снял сбитый аэроплан, как тот полыхал на поле.

Однако нас нашли, и свидетелей тому, как аэроплан полыхал, должно быть достаточно, так что, собравшись, мы направились дальше, за нами двигались битюги, подгоняемые семью солдатами верхом. Казаки осуществляли головную разведку. Германцы нам так и не встретились, мы пролетели с ходу деревню, странно пустую, и засветло повстречались с нашими войсками, обнаружив впереди не замаскированные и ещё не законченные окопы. К счастью, опознались нормально, и я выехал к командирам. Там майор командиром батальона был, они из двадцать третьего армейского корпуса Второй армии, – к слову, наш корпус входил в состав той же армии. Майору было жутко интересно, как там и что происходит. Он видел, что мы уже встречались с германцами: повозки не наши, кухня. И пока моя команда пробиралась через окопы, размещаясь в тылу батальона, мы с ним пообщались. Описание наших приключений произвело на майора изрядное впечатление. На самом деле он лишь исполнял обязанности командира, настоящий командир батальона в звании подполковника слёг в больницу. Пулемётов у них не было, и майор с надеждой смотрел на наши. Подумав, я выделил ему один «мадсен» под германский патрон и к нему патронов двойной боекомплект. Нам хватит, а здесь нужны. Пока мой унтер учил местного коллегу обращению с оружием, я подарил майору трофейный «люгер», и на этом мы распрощались.

Связи у здешних пока не было, линию ещё тянули, но майор рассказал, что штаб нашей армии находится в Лодзи, это в пятидесяти километрах отсюда, так что, уже в сгущающейся темноте, мы направились туда. Не только чтобы выяснить, где наша дивизия находится, но и решить некоторые свои вопросы. Например, продать интендантам всех трофейных лошадей, этим казаки займутся как посторонние нам люди, деньги поделим. Потом надо сдать в ремонт пулемёт, и обязательно дождаться его, чтобы кому другому не отдали. Также хочу отправить Егора, с ним это уже оговорено, в Санкт-Петербург. Он отвезет в мою квартиру, ключи я ему дам, сундучок с деньгами, полученными от контрабандистов. Заодно в редакцию газету «Русский патриот» передаст наработанный мной за первый день войны материал, там хватит на четыре отличных статьи. Но их еще предстоит доработать, да и фотографии пока не распечатаны, это тоже займёт время. Я надеялся сделать это всё в Лодзи, ведь для оборудования требуется электричество.

Я вот как себе запланировал свои статью. Во всех статьях будет по две-три фотографии для подтверждения рассказанного в них. В конце каждой – анонс новых приключений моей полукоманды, которые ждут читателя в следующем номере. В первой статье дам описание того, как перед войной мой отряд помог пограничникам, снимки я и там делал. Во второй – как мы тот полк встретили, аэроплан сбили и захватили стяг. В третьей – как на перекрёстке войска обстреляли. Обязательно про похороны нашего павшего солдата, на фото – его могила со скорбящими сослуживцами с непокрытыми головами. В четвёртой – как батарею уничтожили и второй аэроплан сбили, а потом вернулись к своим. Ну, и, мол, ждите новых статей от нашего внештатного корреспондента. Вот так вот. Неплохой материал наработал, и он необходим, чтобы показать, как русский солдат воевать умеет, да и для патриотического подъёма это требуется. Ну и про себя не забыл, в каждой статье упомяну поручика Волкова, командира пулемётной полукоманды. Причём на всех фотографиях мои солдаты в касках, и обязательно вставлю пару фото на отдыхе, где они едят из котелков изготовления моего завода. Ну да, я и не скрываю, что провожу скрытую рекламу.

Также я поставил Егору задачу найти среди своих двух-трёх казаков, можно пожилых, которые ещё могут служить, но не попадают под призыв. Мне нужны курьеры, чтобы прямиком и максимально быстро доставлять материал в редакцию «Патриота», забирать готовые пачки газет для меня, а уж тут я по фронтам сам распространять буду. Есть такая возможность, через интендантов. Военная почта тоже существует.

Ушли мы от батальона не так далеко, километров на пятнадцать, дальше лошади запросили пощады, и мы встали лагерем у озера. С другой стороны водоёма деревенька раскинулась. Ездовые обихаживали лошадей, остальные лагерем занимались, палатки ставили, секреты и охрану, чтобы нас врасплох не застали, как мы германцев, у каждого пулемёта часовой, чтобы чуть что очередь в сторону опасности. Кашевар мыл кухню и носил воду, чтобы наутро завтрак быстро сделать. Ну, а я сидел теперь в своей трофейной офицерской палатке, тут складной столик и стул были, да и койка с матрасом и бельём, спасибо германскому майору, командиру батареи, что поделился со мной ими. Любитель воевать с комфортом. Керосиновая лампа горела. Я закончил писать журнал боевых действий, после чего занялся статьями, а после них – рапортами на имя командующего по боевым действиям подразделения и наградными листами. К полуночи закончил и лёг спать, денщик уже всё приготовил. К слову, казаки спали рядом с моей трофейной палаткой, меня охраняли, это одна из их обязанностей. У меня в поклаже были навес и двухместная палатка, сам купил, но те отказались, на открытом воздухе спали, на попонах. Так что второй небольшой палаткой пользовались Крапивин с каптенармусом.

Время подъёма я назначал на восемь утра, к девяти мы уже должны были свернуться и покинуть стоянку у озера. Карманные часы в подразделении имелись не только у меня, трофейными постепенно обзаводились солдаты, но пока в основном унтера владели, у Крапивина точно были, цепочку видел. Подъём состоялся вовремя. За час до побудки дежурный тихонько поднял кашевара с помощником и моего денщика.

После завтрака – каши на сале и чая – мы выехали на дорогу Калиш – Лодзь. Войск и обозов на ней хватало. На нас поглядывали, особенно на конец колонны, но не останавливали.

Нам повезло наткнуться на интендантов, что ездили по округе, скупая гужевой транспорт. Они всю кассу опустошили, но выкупили у нас всех лишних коней. Точнее, не у нас, а у казаков, мы тут вообще как бы ни при чем. Про захват лошадей я ни в журнале боевых действий, ни в статьях не писал. Точнее, писал, что они взяты казаками-добровольцами, бывшими при нас и по праву их трофеи. Дядька, который обозвался владельцем всех лошадей, торговался долго и яростно и, судя по счастливому лицу, сорвал солидный куш. Чуть позже, во время обеда, мы поделили средства. Себе я отложил, фельдфебелю сто рублей, взводным столько же, унтерам по пятьдесят, даже солдатам по двадцать рублей досталось. В общем, люди порадовались, а Крапивин с моей подачи стал обходить их и как бы намекать, мол, если будут так же действовать и воевать, то призовые им ещё будут. Раненые по тридцать рублей получили. А ведь за десять рублей можно корову купить, причем хорошую, молочную.

А мы теперь без обузы ускорили ход и к пяти часам подъехали к городу. Внутрь заезжать не стали, на опушке лесочка разбили лагерь, за старшего остался Крапивин. Фельдшер повёз раненых в госпиталь, ему ещё запас медикаментов пополнять, а я, прихватив двуколку, куда загрузили повреждённый пулемёт и некоторые мои вещи, с казаками и их вещами поскакал к городу. Со мной только два солдата были.

Сначала выяснил, где армейские мастерские, там сдал под роспись пулемёт в ремонт, пообещав мастеру германский пистолет подарить, если сегодня с ремонтом закончит, после чего направился в штаб армии. Где он находится, мне теперь тоже известно, там стояло две легковых машины, одну из которых я ранее уже видел, и одна грузовая, офицеров тоже хватало. Оставив коня под присмотром двух своих солдат – казаков раньше отправил на задание, – прошёл в здание, где представился дежурному офицеру в звании штабс-капитана. А тот вдруг заулыбался и сообщил, что они обо мне знают. Мои рапорты дошли – те, что я корнету-пограничнику дал. Сразу поинтересовался, где полковое знамя германской части. Узнав, что при мне, снаружи в двуколке, охраняемой двумя солдатами, стал вызванивать по телефону какого-то генерала. Как оказалось, командующего нашей Второй армией. Это был генерал Самсонов. Фамилия на слуху, помнится, был такой генерал, и вроде даже успешный – тот или нет? Я только фамилию помню. Кончил он вроде плохо и массу народу загубил.

Дальше дежурный лично сопроводил меня в кабинет командующего, и тот вдруг резко обнял меня, оцарапав лицо правым эполетом. Отстранившись, только и сказал:

– Спасибо тебе, поручик, ты даже не представляешь, как твои рапорты были к месту при всеобщем отступлении. Пусть офицеры теперь знают, что и при отходе можно бить противника.

– Благодарю, господин генерал, однако хотелось бы добавить, что после расставания с пограничниками мы поучаствовали ещё в нескольких схватках. Произвели обстрел дороги, уничтожив несколько сотен германских солдат, потом уничтожили два эскадрона кавалеристов, что преследовали нас, сбили второй аэроплан, к сожалению, он сгорел на земле, а также захватили стоявшую на отдыхе тяжелую гаубичную батарею, уничтожив орудия подрывами, обоз сожгли. Документы командира батареи, других офицеров и рядовых при мне, как рапорты, так и наградные листы на отличившихся. Также при мне имеется боевое знамя германского полка, который мы встретили на подходе к городу Калиш. Готов всё передать.

– Господин поручик, я лично похлопочу о присвоении вам чина штабс-капитана, ведь именно такое должно быть звание у командира подразделения, коим вы состоите, а также о награждении вас за проявленную доблесть и героизм.

– Благодарю, господин генерал, – только и сказал я.

Дальше штабные офицеры приняли у меня все документы, рапорты и наградные листы и завизировали их. А также трофейное знамя, всё под роспись. На час задержка вышла, пока я дважды в подробностях рассказывал боевой путь подразделения, сначала генералу Самсонову и его старшим офицерам, которые в кабинете командующего собрались, потом другим офицерам, которые это пропустили. Когда я наконец покинул здание штаба, то снял фуражку и вытер мокрый от пота лоб – настолько устал. Всё штабным отдал, даже журнал боевых действий, мне взамен новый выдали. Также мне выдали направление обратно в полк. Где он строит оборону, сообщили, но я испросил соизволения отправиться завтра, мол, люди и лошади устали, да и пулемёт в ремонте. Такое разрешение я получил.

У здания штаба меня поджидали казаки. Они общались со своими – в этом городе казачья сотня стояла, из охраны штаба армии. Увидев меня, попрощались и подъехали ко мне.

– Командир, нашли мы место постоя, всё как ты велел: две комнаты, ляктричество. Окна ставнями закрыть можно.

– Хорошо, едем.

Я вскочил на коня и направился за казаками, а двуколка с солдатами за нами следом. Ехать пришлось далеко, на окраину, но хоть с той же стороны, где у леса моё подразделение стояло. Там и река – и покупаться можно, и лошадей напоить. В общем, до них минут пять верхом. Осмотрев жильё, я снял комнаты на сутки, заплатил хозяину, после чего вещи занесли в дом, один солдат остался во дворе на часах, ходил с винтовкой на плече, через два часа его сменят, а второй укатил к нашей стоянке доложить фельдфебелю, где я остановился. Денщика пришлют на пролётке. Казаки во дворе устроились, чтобы не мешаться, ну а я, приготовив всё оборудование, закрыл окна и, включив красную лампу, стал творить. Плёнка уже вся отщёлкана была, я её извлёк, проявил и стал печатать снимки. До полуночи работал. На верёвках, растянутых в соседней комнате, фотографии сохли. Без малого тридцать штук распечатал, все пойдут в редакцию или моим родителям; для солдат распечатаю позже, всё же не такое простое дело. Запорол два снимка при проявлении и пришлось выкидывать. Пачка фотобумаги у меня была на двести листов, так что я разом чуть больше десяти процентов использовал, а ещё ведь солдатам делать – трети как не бывало. В дальнейшем я планировал экономить.

После полуночи уставший, одуревший от работы, всё прибрал обратно в чемодан фотолаборатории и отправился спать. А утром, закончив писать письмо редактору «Русского патриота», вложил в посылку фотографии, отобрав самые удачные с собой в кадре, вручил пакет Егору для передачи редактору лично в руки. Там и статьи, и фотографии. Разберутся. Тем более я подробно изложил, как оформлять статьи. На оборотах фото расписано, где это снято и кто на нем, чтобы не запутались.

Часть своих вещей, которые здесь мне не могли пригодиться, в том числе сундучок с деньгами, тоже отдал, я в него убрал свою долю от продажи лошадей интендантам и негативы, и Егор отбыл в Варшаву. Причём не верхом, коня дядьке оставил, а нанял тут бричку. А оттуда поездом отправится в столицу. Деньги на дорогу и проживание я ему выдал. Поселится в номере на территории завода, записку директору я тоже написал.

Собрав вещи в пролётку, я с денщиком и часовым покинул место постоя. Дядьки-наставника не было, по своим делам убыл, обещал быть в лагере часа через два. Мы же добрались до мастерских, где я получил на руки пулемёт. Теперь он нормально работал – взводился и всухую щёлкал бойком. Но точно проверить можно только при стрельбе. Оказалось, это без проблем, обрывок ленты у них был, но не было боезапаса. Я выдал пять патронов, и мы дали очередь в яму-пулеуловитель. Работает. После этого пулемёт поставили в пролётку на пол, я расплатился с мастером как обещал, и мы покатили к выезду из города.

Добравшись до стоянки, проверил, как дела, после чего выдал фельдфебелю три снимка, где в разных местах вся команда была запечатлена, пусть полюбуются пока общими, личные получат позже, раз уж обещал, сделаю. Пулемёт его расчёт уже забрал и сразу занялись его чисткой.

Что касается нашего вооружения, транспорта и снаряжения, то, пользуясь хорошим отношением ко мне генерала, я попросил его посодействовать в том, чтобы часть трофеев зарегистрировали на моё подразделение. Иначе интенданты налетят и быстро лишнее приберут, а всё записать как свою собственность я не могу. И теперь всё это, включая пролётки, купленные на мои деньги, пулемёты и лошадей, было записано на подразделение. Ну, кроме той пролетки, на которой мои вещи перевозились и которой денщик правил. Своё имущество я официально передал армии, то есть своему же подразделению, в качестве помощи, за что получил благодарственное письмо от начальника штаба армии. Я думал, это такая тонкая издёвка, но нет, тот был полностью серьёзен. Ладно, письмо сохраню. Оно в сундучке направлялось в столицу. Ну, и германские трофеи, кухня, палатки, повозки с лошадьми и другое снаряжение, также были записаны за полукомандой.

В путь мы тронулись в десять, когда старый казак прибыл. Нам нужно преодолеть порядка восьмидесяти километров, думаю, завтра будем на месте. Не удивлюсь, если наш полк тоже ещё только на пути к месту дислокации. Так и двигались, вставали на отдых, благо теперь горячая пища всегда была, кухня позволяла на ходу готовить, и кашевар был очень доволен.

Переночевав в открытом поле, продолжили путь. Нас никто не останавливал, не спрашивал, кто такие и куда идём, – какой простор для диверсантов! – но к обеду следующего дня, как мы покинули окрестности Лодзи, прибыли на место. Тут неподалёку находилось село, но полка нашего не было. Похоже, мы их действительно обогнали. Прикинув, я обоз и тылы разместил в низине, тут распадок удобно находился, два станковых поставил в одном месте, откуда поле хорошо солдаты видели километра на два, и те уже копали пулемётные позиции в полный рост. Ещё два – в двух километрах на возвышенности, и пятый направил в сторону села. На земляные работы я отправил всех свободных солдат.

Дядька-наставник был отправлен изучить окрестности, посмотреть, где наши, и поискать германцев – только осторожно. А я пока объезжал позиции.

Палатки уже установили, кухня снова задымила, подготовка к ужину началась, а я у себя в палатке за столиком, откинув полог, чтобы свет падал, составлял рапорт на имя командира полка. Тому же тоже нужно доложиться, тем более что это он разрешил мне действовать на свой страх и риск, по этому часть плюшек за удачные действия достанутся и ему. Я его поминал в штабе армии, когда докладывал о своих боевых действиях. Кстати, те узнали из полученных разведданных, какие части германцев наступают, чтобы Самсонов знал, какие там силы. В общем, что добыл, всё и выложил, и всё это офицеры штаба записали. Карты трофейные все забрали. Ну почти. Лично мне в штабе полка так карту и не выдали, я первую на руки получил трофейную, с аэроплана. Поэтому утаил одну, та чистой была, и пусть на немецком обозначения, для меня это не проблема. Языками владею. Проблемой было то, что она километровка, и вот этих мест, где позиции для обороны полка были выделены, на ней не имелось, за границами находились, так что сейчас она мне бесполезна.

В три часа дня наблюдатели на возвышенности сообщили, что в нашу сторону двигается колонна всадников. Вроде в нашей форме, но не с тыла, да и не от германцев, а параллельно линии будущего фронта. Взлетев конно на возвышенность, я присмотрелся и признал знакомого офицера из полуроты разведчиков. Между прочим, это подразделение не числится за полком, придали из дивизии для усиления. Меня хорошо было видно, поэтому те остановились, всматриваясь, и, опознав русского офицера, продолжили движение, – ничего не боятся, а если это приманка? Не могли пару солдат для проверки выслать? Я спустился с возвышенности и сам поскакал навстречу. Командовал полуротой офицер в звании штабс-капитана. Он меня тоже узнал и сильно удивился моему тут появлению, да ещё раньше них. Полковая колонна двигалась позади, через час будет, они же головной дозор осуществляли. Ну, я и пояснил, что пока сам тут только обустраиваюсь да разведчика выслал и теперь жду, а тут они.

Пока разведчики с моими солдатами у обоза общались, я пригласил офицеров к себе в палатку, кроме штабс-капитана было ещё два младших офицера – один подпоручик и второй поручик.

Командир полуроты отправил пятёрки разведчиков, пять групп, в разные стороны, и вестового к колонне полка. Мы устроились в палатке, и я рассказал, что и как с нами происходило, даже три фотографии показал: общий снимок на фоне уничтоженной батареи, сбитого аэроплана и с захваченным германским знаменем. Они были впечатлены, они были раздавлены, они были восхищены – в общем, шокировал я их так, что не сразу пришли в себя. Достав трофейную бутылочку вина, я налил в кружки, бокалов, уж извините, не держим, и мы выпили за отличный рейд по тылам германцев. Ну, и рассказал, как меня в штабе нашей армии встретили и что мне генерал Самсонов пообещал, чем впечатлил ещё больше, но все офицеры признали, что, несмотря на молодость, я достоин этого повышения в чине и наград. Это они так меня куртуазно похвалили. Ещё и полковника Молчанова помянули, мол, не зря именно меня на это подразделение поставил, хотя охочих до этой должности хватало. Ну, про это я и так знал, выскочкой меня считали, хотя вроде как и отличился в столице. Заглохли только после того, как я пограничникам помог. Да и то ворчали, что без приказа подразделение снял. Хотя и признали, что у меня было разрешение командира полка на проведение учений в любое время. Произошедшее тоже с натяжкой можно назвать учениями, только приближёнными к боевым.

Допив вино, мы отправились на экскурсию. Я провёл их по расположению, они удивлённо качали головой: всё чисто, сделано аккуратно, даже туалет в сторонке оборудован, кухня трубой дымит, часть разведчиков отдыхают, кони в стороне пасутся. Пообщались с моими солдатами. В это время вернулся дядька с разведки, да и головная часть колонны нашего полка появилась. Старый казак сообщил, что у нас тут вторая линия обороны и германцев сдерживают другие части в шести километрах дальше. Там ленивая ружейно-пулемётная перестрелка идёт, артиллерию не используют, поэтому мы и не слышали канонады и казалось всё так тихо. Странно, мне не сообщили о том, что мы на второй линии будем стоять. Хотя я и не интересовался, просто сообщили, где полк искать, и отправили с богом. Я на карте в штабе армии посмотрел, куда ехать, и отправился. С богом.

Штаб полка в селе расположиться решил. Получается, стоянка моего подразделения в тылу будет, а позиции четырёх батальонов, которые растянутся на четыре километра, будут впереди. Кстати, по словам дядьки, по бокам позиции уже готовятся, это наш полк запаздывал.

По прибытии полка меня немедленно вызвали в штаб, полковник Молчанов видеть желал. Приказ есть приказ. Форма чистая, сапоги начищены – денщик расстарался, так что, влетев в седло, я вскоре оказался в селе и остановился у крупного здания, похожего на церковную школу. Да в принципе это она и была. Церковь в селе также имелась. Разведчики неподалёку разместились, заняв несколько домов для постоя, я же не торопился попадать на глаза полковнику, кто его знает, как тот отреагирует на моё самоуправство. Давая разрешение действовать по своему усмотрению, он явно имел в виду прикрытие полка при отходе, но никак не такую свободную деятельность. Пусть всё прошло успешно, но всё же полковник – старый служака, и не особо любил подобных инициативных офицеров, как я. Это мне штабс-капитан пояснил, командир полуроты разведки. Хоть он тут со своими лишь прикомандированный, но информацией владел, со слов других офицеров, что давненько служили в полку и знали комполка как облупленного.

В принципе, встретил полковник меня хорошо, внимательно выслушал, поблагодарил за то, что пару раз помянул его перед командующим, и остался доволен. Но сразу было видно, что гайки он всё же решил закрутить. Мою полукоманду он распределил так, чтобы усилить пулемётами батальоны. До сих пор лишь первая пулемётная команда капитана Крутилина была полного штата, восемь пулемётов «максим». Их распределили на два взвода по двум первым батальонам, два других остались пока без прикрытия, поэтому моё возвращение было встречено с радостью. Что ж, первый взвод Букина с тремя «максимами» я отправил в третий батальон, а второй взвод – в четвёртый, в него входили два станковых «максима» и два ручных «мадсена» под русский патрон. Три под германский и один, переделанный в зенитку, я пока приберёг, это мой резерв. Да и зенитка приписана мной к обозу, охраняет только его. Кстати, те два найденных «максима» оказались не из команды Крутилина, – я думал, его люди бросили, вроде отступали в тех же местах, но у него полный штат, я проверил.

Так как батальоны разместились в паре километров от села, где находился штаб полка, я, испросив разрешения комполка, перебрался с тылами туда и встал позади четвёртого батальона, тут, если что, можно стыки полков усилить, как я уже говорил, было чем. Тылы я спрятал хорошо, разместились в овраге рядом с водоёмом, где держали лошадей. Там же паслись и лошади артиллеристов. Полковник восемь орудий батареи, где раньше служил Волков, распределил по два на каждый батальон, размазав и так невеликие силы на четыре километра. Ну, командир он, ему виднее. Я же бегал по позициям, показывал, где разместить пулемёты, общался с офицерами обоих батальонов, никто из четвёртого мне не был ранее знаком, только из третьего батальона, что дислоцировался в Калише. Однако, как бы то ни было, за два дня окопы были вырыты, как и землянки, а у моих расчётов – так ещё и укрытия, пусть и в один накат дзоты, но от шрапнели защитят. Солдаты явно не желали столько работать, но я приказал и проследил за выполнением, так что никуда не делись.

После двух дней беготни наконец появилась возможность передохнуть, чем я и воспользовался, и ещё шесть дней бездельничал. Германцы пока на первой линии ленивые бои ведут, хотя уже и канонаду изредка слышно. Будем ждать. Обоз на склады я вчера отправил, а вернулись только сегодня к обеду, так что патронов хватает, запас солидный. Да и сами сколько вывезли, я ведь ничего не бросил. На неделю интенсивных боёв теперь точно хватит, главное, чтобы пулемёты не подвели.

Единственный минус – кухня. Их в полку немного, поэтому, прознав о наличии у меня таковой, сразу встал вопрос, как отобрать, но я не дал. Надо – сами у германца отбирайте. Поэтому поступили проще: поставили на довольствие к ней ближайшие части, а это артиллерийский взвод из двух орудий, штаб и тылы четвёртого батальона. Денщики с котелками прибегали для офицеров. Может, это покажется странным, но у обоих батальонов по две походные кухни было, их не хватало, минимум четыре на батальон требовалось. Подумав, я котлы старые отдал, хоть как-то облегчил жизнь одного из батальонов. Для одной роты кашевар теперь готовил отдельно, не нужно ждать, когда их очередь на кухню подойдет. Хотя многие солдаты на костерках сами готовили, или артельно этим занимались.

Я сидел на берегу озера, на другой стороне на лугу наши кони паслись, охрана при них, помощник кашевара и дежурный по кухне, который наряды отрабатывал – это уже моё нововведение, они возились на берегу, что-то отдраивали песком. В основном берега у озера глиняные, но как раз там был небольшой песчаный пляж.

Я замер и подсёк рыбину, как только самодельный поправок ушёл под воду. Озеро небольшое, поэтому и рыбёшка тут мелкая, пойманный карп был с ладошку. Мой денщик, что замер на берегу в ожидании, тут же схватил рыбку, что билась на траве, снял с крючка и насадил свежего червя, и я продолжил рыбалку, а тот в сторонке на доске начал разделку. Я уже штук двадцать поймал таких карпов, ужинать жареной рыбой будем. Я офицеров пригласил из четвёртого батальона, порадую их уловом. Скучно, забрасываю да вытаскиваю, а по-другому нельзя, урон-с чести-с, блин-с. Ревнители традиций, из штабов двух батальонов, обязательно кто-нибудь рядом со мной крутится. Да еще указывают, что не так делаю. Мало мне было пробивных мамаш, озабоченных тем, что я ещё не просватан и не женат, особенно на их милых – не всегда – дочерях. Особенно на банкете, который я закатил по поводу получения чина, набежали. Раньше-то Игорем не интересовались, а тут смотри, сразу этот интерес проявился. Чёрт, да там девиц было раза в два больше, чем я пригласил офицеров. Хорошо, залы в ресторации вместили всех. Честно скажу, я бы там ещё побыл, но танцевать с очередной мамзелью, что, воркуя, выливала в уши тонны ненужной мне информации, уже не мог. Сбежал. Ладно бы товар хороший предлагали, так ведь нет, тут идеал красоты – полнота, и самые пышки вились вокруг меня. А другой тип – жертва концлагеря, бледные тени. Тут вообще бабы нормальные есть? Тьфу ты, я имею в виду девушки, стройного, красивого телосложения, приятной наружности, чтобы всё при них было. Я хотел держать в руках приятные округлости, а не холодцы или мослы. Вон, как вдова аптекаря – мой идеал. Вот с ней я время проводил отлично, и был бы не прочь продолжить, желание, знаете ли, есть, но она отказалась покидать Калиш, хотя я предлагал. В содержанки идти не захотела, погулять и помиловаться с офицером втихую не прочь, но вообще-то стремилась замуж, за достойного. Чёрт, да я тут в селе себе новую вдовушку нашёл, не совсем в моём вкусе, но уже радует. Так что началу войны я был рад, поскольку на любом празднестве в Калише обязательно такие охотницы на мужей бывают, да с мамашами в виде тяжёлой артиллерии, в с началом войны их всех отправили в тыл. Только вот теперь с другими офицерами постоянно общаться приходилось. Ладно, Зиновьева раньше как-то терпел. Кстати, я выяснил, где он: при эвакуации из города выпросил в штабе полка больничную справку у полкового врача и убыл в тыл на лечение, а меня не предупредил. Да ещё денщика прихватил. Но он продолжал числиться за подразделением, так что, думаю, вернётся по выздоровлении.