Текст книги "Офицер. Слово чести"

По моему сигналу пролётки покинули укрытие и направились к холму. Порядки германцев были расстроены и дезориентированы. Атаковать холм они и не думали, пытались стрелять из своих пулемётов, но и с этим не сложилось, тут также поработали казаки. У них был приказ не только всех офицеров уничтожать снайперским огнём, но любого, кто попытается взять командование солдатами на себя. Заодно и по расчётам пулемётов они отстрелялись, оттого германцы и не помышляли о том, чтобы атаковать, у них одна мысль была: спрятаться от этого губительного огня, – но укрытий тут не было, оставалось или бежать, или притвориться мёртвым. Раненых тоже хватало. Меньше всего их было в тех местах, где «мадсены» под германский патрон работали. Разрывные патроны – это вещь. Помнится, в моей истории на Западном фронте германцам было запрещено их применять. А вот на Восточном, против нас, запросто. Твари. Получите своё обратно.

Расчёты станковых пулемётов прекратили огонь и покатили их к пролёткам. Всё же это довольно тяжёлые машинки, к тому же после стрельбы настолько пышущие жаром, что хорошо хоть от перегрева пулями плеваться не начали. А вот расчёты ручных пулемётов отходить пока не спешили, они прикрывали и короткими прицельными очередями давали отходившим германцам понять, что мы ещё на месте.

А уходить нужно было быстро, артиллеристы уже орудия разворачивали. Я и сам рванул к пролёткам. Отвязав Ворона, вскочил на него и понёсся вверх по склону, через вершину вниз, к дороге, и, под прикрытием парней соскочил, схватил знамя и, снова взлетев в седло, галопом рванул прочь. Гнал зигзагами. А ручные пулемёты как будто взбесились, палили длинными очередями, да и вокруг меня пули свистели, но я успел уйти за холм. Там осмотрел себя и обнаружил, что в двух местах форма прострелена, а у Ворона длинная царапина на бабке, зато остались целы.

Полковой стяг германской части я передал Скопову. Тот бережно его принял и велел снять с древка и сохранить. Тут и расчёты ручных пулемётов подбежали, так что мы поспешили покинуть позиции в обход города, а холм накрыли разрывы снарядов. При отходе нас нагнали казаки, каждый вёл по три коня за собой, видать драгунских собрали. Да и карабинов и подсумков хватало. Это хорошо: как мне доложили, патронов к германским пулемётам у нас осталось едва по магазину. И так небольшой запас весь расстреляли, а тут хоть пополнить можно будет. Наверняка в поклажах лошадей патроны имеются, сумки вон как набиты. Только с казаками этот вопрос нужно решить. Это не мои солдаты, так что трофеи придется выкупать. Ничего, поторгуемся!

По дороге, на которую мы выбрались, обойдя город, тянулось некоторое количество беженцев, но как-то не много.

Мы свернули с дороги, и через три километра вот она – роща, где скрывается наш обоз. Нас уже ждали, тут были все, включая тех, кто на склады ездил. Оживились при нашем появлении, Крапивин торопливо пересчитал, все ли вернулись. Пока солдаты занимались оружием – пулемёты остыли, и их стало возможно почистить, а еще ведь надо ленты снарядить, – обозники расспрашивали, как прошло. До них только отзвуки боя доносились. Рассказали им наши приключения. Я же по дороге расспросил дядьку об их действиях. Тот отчитался, что уничтожил двенадцать офицеров, трёх артиллеристов и расчёт пулемёта, да и у Егора результаты не хуже. Хорошо повоевали, потери германцев не меньше двух, а то и трёх рот. Фактически мы целый батальон уничтожили. Эх, нам бы станковых пулеметов побольше!

Обед был уже готов, и пока помощник кашевара занимался раздачей, я выставил наблюдателей, чтобы нас врасплох не застали, а тачанки расположил так, чтобы держали и дорогу, и поле. Только после этого мы пообедали. Кстати, мой денщик уже нашёл ездового, что у нас лошадьми занимался, и тот, осмотрев рану Ворона, смазал её какой-то чёрной мазью, сильно пахнущей дёгтем, и посоветовал пока не напрягать коня. Пришлось седло перекидывать на второго коня. Того я тоже неплохо объездил, норов знаю. Хороший конь, единственный минус – выстрелов пугается. Ворон к ним более терпим.

Обед получился удачный, да еще и чаю попили – заваркой на всё подразделение на неделю запаслись. Когда допивали, пришло сообщение от наблюдателей. Их как раз сменили, чтобы пообедали. Посыльный сообщил, что на поле заметили фигуры, которые перемещаются бегом, а где и согнувшись. Встав с бревна, на котором устроился с кружкой в руках, я направился к опушке. Мы не на виду расположились, в глубине леса лагерь разбит, и я пока не планировал покидать эти места, так что не хотел, чтобы германцы о нас узнали. Ведь тут в рощице целый склад припасов, вывезенных со склада. В два приема вывозили. Кстати, склады на обратной дороге подожгли – я приказал, если обнаружат, что они брошены. До сих пор дымят.

Среди вывезенного оказалось два ящика с тротиловыми шашками и бикфордовым шнуром. Каптенармус лично выискивал на складе, а то разбежались все, подсказать, что где лежит, некому было.

Попивая чай, я в бинокль изучил горизонт в той стороне, где наблюдатели заметили движение.

– Наши, – известил я. – Пограничники, похоже… Ну да, точно они. Егор, слетай к ним галопом, приведи. Кашевар, у нас что-нибудь осталось?

– Никак нет, ваше благородие, добавками всё отдал.

– Пали бездымный костёр, кашу на мясе ставь, консервы у денщика моего возьми, покормим гостей. Не бросать же своих.

– Может, похлёбку сделать, вашбродь? С консервами она быстрее получится.

– Давай. И лепёшек ещё напеки.

– Есть, – козырнул тот и направился работать, а я проследил, как Егор добрался до погранцов и галопом вернулся, а те пешком потянулись к нам.

Я насчитал восемнадцать, плюс трое на носилках – не бросили своих, что не могло не радовать. Хотя у меня аналогичная ситуация, вон унтер на подстилке под кустом спит, покормленный. Дорога для него тяжела вышла, растрясло совсем. Идти им далече, минут десять точно, поэтому я вернулся к своей пролётке, достал журнал боевых действий и записал последние события – про засаду на холме, каковы потери у противника, наш боевой трофей – германское полковое знамя. Двоих наших раненых фельдшер уже закончил обрабатывать, обошлось без серьёзных ранений, у третьего лёгкая контузия – пуля в каску рикошетом попала. Главный наш минус – большая трата боеприпасов, по сути всё, что при нас тогда на холме было, расстреляли. Однако патронов у меня тут в роще на складе еще хватало, и я не уйду, пока не выпущу весь запас в сторону противника. Устроим пять-шесть небольших засад на дороге, соберем трофеи и уйдем. Что делать с пограничниками, пока ещё не решил, фельдшер готовился к встрече, к осмотру раненых и оказанию первой помощи. Думаю, выдам им телегу, трое поместятся – в тесноте, да не в обиде, – выдам патроны и, покормив, отправлю дальше.

Когда пограничники добрались до нас, некоторые из молодых со стонами повалились, видать на пределе шли. Мои бойцы перехватили носилки, чтобы раненых отнести к фельдшеру. Тот показал, куда их уложить, и занялся ранеными, начав с офицера, а ко мне направился корнет в изодранной форме. На подходе сделал три строевых шага и вскинул руку к виску – явно хотел доложиться, но я оборвал его:

– Без чинов, корнет. Поручик Волков, командир пулемётной полукоманды Тамбовского полка. Кто вы и откуда, спрашивать не буду, скажу честно: не интересно. Сделаю вот что, дам вам патронов, сколько пожелаете, покормлю, раненых сейчас перевяжут, и на телеге отправлю в тыл.

– А вы тот самый поручик Волков?

– Тот самый.

– Рад познакомиться с вами. Корнет Губин.

Он явно мой ровесник, если не старше меня, однако я на чин выше него, да ещё награду имею, поэтому он смотрел на меня восторженно и даже с восхищением.

– Рад познакомиться, корнет, – серьёзно кивнул я. – Еда скоро будет готова. Можете остаться с нами на сутки, базу мы пока менять не собираемся, потом желательно отправить вас дальше, иначе германцы нагонят в эти места войска. Могут и окружить.

– А вы?

– У меня пулемётная полукоманда и разрешение действовать как пожелаю. Сами подумайте, что будет, если восемью пулемётами из засады ударить. Час назад мы уже опробовали такую у города, уничтожили почти батальон пехоты, полуроту драгун и захватили полковое знамя.

– О-о-о?.. – глаза у корнет расширились.

– И аэроплан сбили, – добил я его.

– Это мы видели, господин поручик, только не знали, кто это сделал, и канонаду слышали.

– Германцы, когда оправились от внезапности нападения, нанесли артиллерийский удар по нашим позициям, вот только нас там уже не было. Кстати, у меня есть к вам просьба. И вопрос: кто тот раненый офицер?

– Это наш командир заставы, штабс-ротмистр Горелов. К сожалению, он два часа назад потерял сознание и пока в себя не приходил. Надеюсь, ваш медик сможет ему помочь. Господин поручик, а что за просьба?

– Я рапорт напишу о боевых действиях, прошу передать в штаб нашего полка, можно дивизии или корпуса. Если не получится, то просто любой армейской части, дальше курьером передадут. Военная почта кое-как, но все же работает.

Мы с корнетом подошли к штабс-ротмистру, и я поинтересовался у фельдшера:

– Кузнецов, что с ним?

При этом жестом подозвал казаков, которые уже поели и осматривали трофеи, несколько солдат курили неподалёку и с интересом наблюдали, как те потрошили чересседельные сумки и другую поклажу на трофейных лошадях.

– Если к врачу не попадёт, не жилец, – коротко ответил фельдшер и добавил: – Необходима операция.

– Ясно. Займись ранеными, подготовь их к транспортировке на одной из наших телег.

– Есть, – козырнул тот.

Я же повернулся к корнету.

– Вам желательно выйти как можно раньше, чтобы успеть доставить командира. Как поедите, сразу и отправляйтесь, успеете отдохнуть.

– Я понимаю.

– Сейчас вам телегу подберут и патроны выдадут, а пока отдыхайте, вижу, что сами с трудом на ногах держитесь.

Корнет отошёл к своим. Те с интересом наблюдали, как помощник кашевара печет на сковороде лепёшки, а в котле уже закипела вода, и кашевар бросал туда все необходимое для приготовления похлёбки, не жалея консервов. Я же негромко обратился к стоявшим рядом казакам:

– Корнет этот не из простых, форма, снаряжение дорогие, попробуйте продать ему трофейных коней, вдруг купит. Оружие тоже. Для него вы пришлые, мне не подчиняетесь, а коней с германскими армейскими клеймами он точно приметил. В общем, сами разберетесь. А мне необходимы германские патроны к пулемётам, а то боезапас к концу подошёл с этими прожорливыми машинками. Если есть, готов выкупить. Ну, и к дороге наблюдателя нужно послать, чтобы следил, не идут ли германцы. Должны уже вскоре подойти колонны. Сообщите, кто и когда прошёл. До наступления темноты я планирую ещё две-три засады устроить – на обозы и тылы. Мы местные дороги за время учений исколесили, удобные места знаем, более того, там подготовлены позиции с окопами, так что повоюем.

– Егор присмотрит за дорогой, а я с господином корнетом поговорю, – хлопнув племянника по плечу, решил старый казак. – А за патроны платить не надо, что мы – звери какие? Одно дело делаем.

– Спасибо.

Я подозвал каптенармуса и велел выдать пограничникам телегу, патроны и продовольствия на двое суток, естественно под роспись, я не хочу получать нагоняй за потерю имущества, я за него материально отвечаю. Корнет примет, имеет на это право, как и любой офицер. Кроме того, распорядился забрать у казаков германские патроны и распределить среди трёх расчётов с соответствующими пулемётами. Каптенармус ушёл делами заниматься, но подошли командиры взводов с докладами по своим подразделениям. Оружие приведено в порядок, боекомплект пополнен, хотя не у всех, патроны к иностранному оружию ещё предстоит получить. Зато люди накормлены и отдыхают.

Егор ускакал на своём коне, а пограничники выстроились у котлов – через пятнадцать минут после того, как вода закипела, еда была готова. Приятный мясной аромат расходился по роще. В общем, гости обедали, а я собрал своих, всех, кроме тех, что на посту. Расположились на фоне тачанок, над ними развернули трофейное знамя, и я сделал снимок. Потом и меня сфотографировал один из пограничников. Оказалось, до службы он работал помощником фотографа, и хотя подобную камеру видел впервые, сумел сделать два снимка. Когда пленка закончится, часть снимков распечатаю и моим солдатам на память раздам, а часть отправлю в редакцию своей газеты «Русский патриот». Между прочим, если раньше она только в столице реализовывалась, мелкой газетёнкой был, то теперь газету пачками стали рассылать и по другим городам. Думаете, как в нашем полку узнали об этой газете? Да мне прислали из редакции, а я «забыл» несколько экземпляров в штабе и офицерском собрании. Прочитали и пошли хаять мою статью. Ну, да ладно.

По окончании фотосессии бойцы отправились отдыхать, я час дал после обеда на это, ну а Крапивин, свернув знамя и убрав в своей вещмешок, который он не снимая носил, направился выяснять, что там с раздачей патронов. Каптенармус разделил их на три равные кучи и выдал командирам расчётов, а те засели снаряжать магазины. Хватит даже ещё на два магазина, в запасе будут. Немного, но на короткое боестолкновение хватит, а там, надеюсь, ещё добудем. Пограничникам уже выдали два ящика патронов – у них у всех винтовки Мосина, оружие никто не потерял и не выбросил, – ну и телегу, как обещал. Один из погранцов уже коня осматривал и саму повозку. Каптенармус явно самую худшую выделил из имеющихся, но ещё послужит. Корнету я написал расписку на её передачу, мол, выдал для перевозки раненых, а тот расписался в получении, и всё, если что, есть чем зад прикрыть. В журнале боевых действий я написал о том, что встретил пограничников, и перечислил, что им выдал, корнет в нем тоже расписался для подтверждения. Мелочь вроде, а зацепиться при желании за такой пустяк можно, если кто меня утопить захочет. Мой наставник по бою на шашках умудрился продать корнету двух верховых коней, деньги у того действительно были. Причем вместе с сёдлами, подсумками, двумя трофейными карабинами и по тридцать патронов к каждому. Вот куркуль! К тому же, как и Егор, поучаствовал в фотосессии, со знаменем. Ушлые же они! Корнет тоже ушами не хлопал и велел казаку написать расписку, что кони – купленные чужие трофеи, и дядька взял меня в свидетели, пришлось ставить свою подпись для подтверждения.

Через час пограничники ушли, забрав телегу, куда погрузили своих раненых. Но корнет меня удивил. Умный парень, он двоих солдат верхом отправил на разведку, дорогу искать для основной группы. Я посоветовал держаться подальше от дорог, по которым германцы двигаются, мосты и броды ночью проходить, и тот, похоже, прислушался к моим советам. Было видно, что я стал для него авторитетом в военном деле. Передал ему рапорт о действиях моего подразделения – когда встретит кого-нибудь из старших армейских офицеров, отдаст, куда направить письмо, на обороте написано.

Отправив пограничников, я посмотрел на часы и объявил подъём. Закончился отдых, мы покидаем лагерь, остаются только обозники. Патронов берём побольше, на две-три засады, потом вернёмся сюда. Про Егора я помню, пусть наблюдает, мы в ту же сторону направимся, узнаю, что он высмотрел, и исходя из этой информации уже решать буду, где и на кого засаду устраивать, смотря кто нынче в наших окрестностях – войска ли ещё двигаются, или уже обозы пошли, вперемешку с войсками и артиллерией.

Оба взвода и двуколки с боезапасом быстро собрались, а обозники с Крапивиным остались. Четверо с трофейным авиационным пулемётом возились, ленты его патронные мы не трогали, – они пытались сделать авиационную турель. На это я выдал им вторую телегу – будет зениткой, двуколка для этого не годится, платформа неустойчивая. Крапивину отдал приказ, чтобы после нашего ухода подготовился к немедленному оставлению временного лагеря: всё погрузить, лошадей держать под рукой. Ужин чтобы готов был. Приедем, поужинаем, и все вместе покинем не только рощу, но и этот район. Если всё получится, нас с собаками искать будут, и я бы не хотел попасть под горячую тевтонскую руку. Поэтому пусть в лагере нас ждут, секреты у них стоят, надеюсь, за время нашего отсутствия никто их не найдёт. Если что, пулемёт есть, хоть пока и без станины, но вдруг действительно что-нибудь с ней придумают, турель ведь с самолёта сняли. Да и инструменты у каптенармуса имеются.

Колонна выстроилась для движения, и мы направились по полевой дороге к той, что шла из города в глубь страны, в сторону города Лодзь, и где мы ожидали найти германцев. Дядька, что с двумя солдатами осуществлял головной дозор, двигался в километре от нас, чтобы предупредить в случае неожиданной встречи. Уже вскоре вихрем прискакал один из солдат: на дороге германцев оказалось видимо-невидимо. Остановив колонну, я сам отправился вперёд, и из укрытия, чтобы германцы не заметили, стал изучать дорогу. М-да, действительно много, и соваться сюда с моей пулемётной полукомандой смерти подобно. Надо что-то другое поискать. Я велел вызвать Егора, но тот сам вскоре появился, видимо за спиной приглядывал и увидел нас, ну и дал задание казакам объехать окрестности. Посмотреть остальные дороги, не по одной же этой идет продвижение войск, на других может быть не так плотно, а лучше бы найти со слабым потоком, на такой бы засаду устроить… В общем, казаки отправились в разные стороны, ну а я повернул колонну обратно к лагерю. Без нормальных разведданных соваться к германцам я не хочу. Кстати, казакам сообщил, что если удастся офицера выкрасть, да с картой, так совсем хорошо будет: мне «язык» нужен. К каждому из них я прикрепил в напарники солдата верхом, и они унеслись выполнять поручение, а мы пришли в лагерь ни с чем. Будем ждать.

Пока выдалось свободное время, я изучил документы лётчиков и карту. Ничего интересного.

Однако ждать пришлось недолго. Нет, не казаки вернулись: дозорный, что на дереве сидел, сообщил, что к нам по дороге движется отряд германской кавалерии. Вот ещё не хватало! Сразу понятно, что это просто разъезд, дороги патрулирует, тридцать всадников всего, но так они нас быстро обнаружат, к гадалке не ходи. Значит, нужно встретить и сделать так, чтобы ни один не ушёл. И дорога-то недалеко, три километра всего, стрельбу точно услышат. Значит, бьём всадников, стараясь не зацепить лошадей, выживших коней ловим, на них навьючиваем припасы и патроны, и уходим. Если так прикинуть, пятнадцати верховых лошадей нам хватит, чтобы всё вывезти. Это я и изложил вызванным взводным и Крапивину, так что мы начали готовиться к бою. Главное – поближе их подпустить, чтобы в упор огнём встретить.

Всё получилось, как и было спланировано: подпустили и ударили в упор. Никто не ушёл, правда, уцелевших лошадей едва с десяток набралось. Их отловили конные. А раненых лошадей добили. Относительно германцев, впрочем, я отдал такой же приказ. Собрали вооружение, амуницию, все патроны, тем более что они подходили к пулемётам. Оружие брать не стали, нам карабины не нужны. Три пистолета было: один «маузер» и два «люгера». У нас потери тоже были, один легкий, другой серьёзнее, и это оказался мой штатный писарь. Пленных мне двух притащили более-менее целых. Офицер, к сожалению, при атаке погиб одним из первых, так что это были рядовые. Особой информацией не владели, допрос это ясно показал, выяснили только, что они из Третьего кавалерийского корпуса, и я приказал их пристрелить. Вот тут солдаты меня удивили, они проявили резкое нежелание убивать пленных. Я даже был озадачен, прикидывая, как на это реагировать. Неисполнение приказа – это очень серьёзно. Тут меня подчинённые добили, они и раненых кавалеристов не тронули, решив, что им послышалось, когда я приказал их добить. Подумали, что я о раненых лошадях говорю. М-да, всё же мораль человека из будущего и человека этого времени различаются сильно. Даже простые солдаты и то воспитаны «не тронь слабого, не убивай пленного». Слишком много в них доброты, не хлебнули те ещё, не видели, что германцы будут творить, да и уже творят. Для них это цивилизованные европейцы, с которыми нужно обращаться как с нормальными людьми.

– Фельдфебель, постройте людей.

В это время шло свертывание лагеря перед уходом, трофеи уже все собрали, и такой приказ стал неожиданностью. Когда люди построились, я их осмотрел и толкнул большую речь на тему того, как потом эти же германцы будут обращаться с русскими, в том числе мирными. Указал, что если бы они добровольно сдались в плен, я и сам слова не сказал бы против них. Но пленные вернутся в строй, а раненые – излечатся и тоже вернутся туда же.

– Помните, что именно вы отказались уничтожать этих чудовищ. А теперь по повозкам, приготовиться к движению.

Я видел, что зацепил что-то в душе своих солдат, но пока они сами не увидят зверства, сомневаюсь, что смогу их переубедить, поэтому они, переговариваясь, направились к повозкам, двуколкам и телегам, но покинуть рощу мы не успели, дозорный сигнал подал. Судя по нему, приближались наши, для врагов у нас другой сигнал.

И действительно, мой дядька-наставник вернулся. Причём он был верхом, а его напарник из моих подчинённых правил телегой, в которую был запряжён его верховой конь. Телега не пустая, что-то там накрыто дерюгой.

Когда они подкатили, старый казак покинул седло и с видом фокусника сдёрнул ткань. В телеге стояли на станках Соколова два пулемёта «максим». С щитами. Наши, в полном порядке. У меня в пулемётной полукоманде таких три было. Тут же лежали два ящика с патронами и запасные ленты к ним. Какой-то солдат ещё и свой вещмешок забыл.

– Однако, – сбил я фуражку на затылок, каска на ремне висела. – Ты где их нашёл?

– Телега стояла брошенная у реки. Видимо, хозяева вплавь переправились и драпанули, бросив имущество. Я там по следам всё высмотрел. Вот, пригнали, пользуйся на здоровье.

– Спасибо, дядька, ты даже не представляешь, какой ты молодец… Крапивин!

– Я, ваш бродь!

– Осмотри пулемёты, в порядке ли они, и оформи во второй взвод. По все бумагам проведи и мне на подпись дай. Пусть два расчёта сдадут свои ручные пулемёты под германский патрон в обоз – там для охраны смогут использовать, – и примут эти. Сделай во втором взводе тачанки.

– Есть.

Пулемёты с лентами быстро извлекли из телеги, саму телегу наш каптенармус прибрал, ему было что туда загрузить, да и лошадь другую подобрали, не верховую, у неё и постромки обрезаны были, благо у нас запасная упряжь была.

Задержавшись всего на десять минут, мы направились в путь. Как я отметил, бойцы из второго взвода старшего унтер-офицера Скопова уже освоили найденные пулемёты, такие они знали от и до, и установили на площадки. С пятью станковыми пулемётами уже можно работать, хотя всё равно мало. Зато теперь у нас не три, а пять тачанок. Все семь имеющихся у нас пролёток имели готовые площадки.

Мы ушли километров на шесть, где оставили обоз и с одними только тачанками и одной пролёткой, в которой сидело два расчёта с ручными пулемётами – теми, что под русский патрон, – подошли к забитой войсками дороге и принялись готовиться к бою. Лихим наскоком тут не выйдет, сразу встретят огнём, значит, нужно подобраться поближе, чтобы встать на позиции. Этим мы и занялись.

Место, которое я выбрал, находилось на перекрёстке нескольких дорог. На наших глазах там произошла авария: у орудия колесо отвалилось отчего-то и перегородило дорогу. Повреждённую пушку обтекали по обочине, отчего постепенно скопилась пробка, и, пока орудие не оттащили, я решил этим воспользоваться. Как я уже говорил, на тачанках к дороге не подобраться, заметят, а вот пешком, пригнувшись, вполне. Так расчёты свои станковые пулемёты и докатили. Пролётки остались в неглубоком овраге, который, однако, смог скрыть их. Если что, то возвращаться к ним недалеко. Взяли по три запасных ленты. Дальность до перекрёстка восемьсот метров, для наших станковых вполне, ручные тут скорее для массовки, откроют огонь, когда станковые перезаряжаться начнут.

Бойцы выкатывали пулемёты, тут неровность удобная, и вторые номера заряжали их. И вот когда все были готовы, я махнул рукой, и пять станковых пулемётов застрочили свои песни. Два найдёныша прошли проверку. Рабочие.

Я же смотрел на своих солдат и удивлялся. Сейчас там каждую секунду гибли десятки человек противника, уже счёт и до сотни доходил, слишком много было, дорога забита, и любая пуля находила свою цель, – и это для них нормально. А пленных и раненых добивать никак – табу. Вот как их поймёшь? Где сотнями валят, а где рука не поднимается. Эх, русская душа – потёмки.

У каждого станкового пулемёта было по четыре ленты, основная и три запасных. Кстати, если при интенсивной стрельбе использовать пятую, пулемёт начнёт плеваться от перегрева. У него и после четвёртой вода шипит. Станковые пулемёты у нас на водяном охлаждении, для чего перевозим воду в бидонах. Обычно меняем ее сразу после смены позиции. Вот и сейчас, когда станкачи впустили четвёртые ленты, их расчёты прихватили пулемёты и бегом, пригибаясь от свистевших над головами пуль, побежали к транспорту, а расчёты ручных пулемётов их прикрывали. Ну, как обычно это делается.

Наконец мы добрались до тачанок, пулемёты ставили на площадки и закрепляли, а заряжающие через горловины заправляли их водой, оттуда с шипением пар поднимался. Дождавшись прикрытия, которое бежало следом, мы рванули обратно к обозу. Километр отмахали, когда обнаружили кавалерию: два эскадрона нагоняли нас. Заряжающее начали готовить ленты, ещё когда станковые пулемёты стреляли по германским колоннам на перекрёстке, когда первые две ленты отстреляли и бойцы-подносчики доставили их к пролёткам. Поэтому, когда мы покидали овраг, все пять пулемётов уже были заряжены, да ещё имелось по одной запасной ленте.

Мы подпустили кавалерию поближе, там даже сабли достали для атаки, и тачанки, вставшие в ряд, с трёхсот метров открыли убийственный огонь. Как ни странно, кавалеристы не пытались уйти, наткнувшись на такую встречу, а продолжали атаку, и когда станковые пулемёты замолчали, тех осталось около тридцати, и они почти достигли тачанок, но тут заработали ручные пулемёты да захлопали винтовки, но и это помогло. Даже я, убрав «Лейку», которой делал снимки, из своего «маузера» снял шестерых. Одного солдата мне зарубили, двое ранены, но из немцев не ушёл никто. Таков итог этой схватки, где мы понесли первую потерю.

Мы собрали лошадей и патроны, старый казак больше всех суетился, и добрались до обоза. Больше нас почему-то не преследовали. Кстати, у обоза ждали Егор с напарником, и тот сообщил, что нашёл просто жирную цель для нас: тяжёлая артиллерийская батарея на отдыхе.

Тело нашего убитого солдата мы повезли с собой, нужно будет его похоронить, но пока нет времени, мы постоянно в пути. В дороге, сидя в своей пролётке, я заполнял журнал боевых действий, писал карандашом, набело потом перепишу. Та цель, которую Егор нашёл, меня, конечно же, заинтересовала, в германской батарее было пять тяжёлых орудий, куча лошадей, по восемь тянули в упряжке, плюс обоз. Всё это расположилось чуть в стороне от дороги у озера. Видимо, на ночёвку. Конечно, можно было бы оставшийся световой день идти, а до наступления темноты еще оставалось чуть больше пяти часов, однако лошадям этого не объяснишь, они устают. Поэтому паслись, в озере купались – в общем, уход и отдых дали лошадям, да и сами плескались. Палатки разбиты, кухня дымит – очень кстати, я её запланировал целой захватить. Когда ставил эту задачу, уловил заинтересованные взгляды Крапивина и кашевара. По штату на каждый взвод по кашевару с помощником должно быть, а у меня один. Если всё получится, ему не придется мучиться с котлами, кухни вполне хватит на всё подразделение. Сами орудия мне не нужны, подорвём, обоз уничтожим – то, что нам не надо, личный состав также подлежит уничтожению. В общем, нас ждёт дело. Упускать такую добычу я не собирался.

И пока мы ехали, я занимался бюрократией. Эх, жаль, штатный писарь подразделения ранен, с ним удобнее. О боевых действиях и потерях написал, о том, что погиб один из солдат и несколько ранено. Когда я закончил, мы как раз приблизились к тому месту, где встала батарея.

Оставив обоз – там хоронили павшего бойца, – мы на тачанках покатили к батарее. Особо ничего не выдумывали: выехали из-за рощи и два километра двигались по открытому полю к озеру. Несмотря на то что нас видели издалека, понять смогли, кто движется, только когда мы приблизились на сто метров, до этого на нас особо не обращали внимания. Видимо, каски смутили, за своих нас приняли, германцам известно, что у русских их нет: фуражки, папахи, и всё. Раздался крик тревоги, да поздно, пять тачанок развернулись, и сразу застрочили станковые пулемёты. Из пролётки спрыгнули расчёты ручных пулемётов и залегли, также открыв огонь. Они не подпускали артиллеристов к стойкам с личным оружием, а станковые били по крупным скоплениям солдат. По воде фонтанчики вставали, где виднелись головы купающихся. Там руки солдаты первыми подняли. Казаки прямо с седла били из своих карабинов и уничтожили трёх офицеров, ранив одного, самого полного, который, по их предположению, и являлся командиром, и которого нужно было брать живьём. Мою просьбу о знающем офицере они помнили.

Сам я с седла стрелял из подаренного дядькой трофейного карабина. Конь подо мной вздрагивал, по нему пробегала дрожь, но тот стоял как вкопанный, я крепко сжимал его коленями, чтобы чего не удумал. Выпустив обойму, все пять патронов без единого промаха, я неспешно перезаражался, двигаясь к орудиям, стрелять было уже не в кого, батарея захвачена, личный состав практически полностью перебит, уцелело едва с три десятка солдат из любителей поплавать, мои сгоняли их в общую кучу. С нами были фельдфебель и каптенармус, как раз на предмет приёма трофеев и взяли, и вот они с Крапивиным этим занялись. К кухне, что продолжала дымить, уже подвели двух коней и приготовились запрягать, телеги осматривали, обоз, палатки. Патроны собирали и грузили в две повозки, в них тоже запрягали лошадей. Четыре станковых пулемёта перезарядили и перегнали так, чтобы те контролировали поле, за которым и проходила дорога, тут возвышенность, ее не видно, но слышно, так что скоро стоит ожидать гостей. Вот с пятым пулемётом возникла проблема – обнаружилась какая-то поломка, причем это был один из моих, а не найдёныш. Расчёт попытался отремонтировать своими силами, взводный, старший унтер-офицер Букин, рядом суетился, но, похоже, дело серьёзное, в мастерскую нужно везти.