Текст книги "Авиация великой войны"

Когда я вернулся, Бельке и компания уже завтракали и весьма удивлялись тому, что я пропал. Тогда я с гордостью доложил, что сбил англичанина, и все закричали от радости, тем более, что я был не единственным победителем в тот день. Как обычно, Бельке тоже подстрелил себе на завтрак очередного англичанина, и все остальные тоже.

Замечу, кстати, что с тех пор ни одна английская эскадрилья не залетала так далеко под Камбрэ, пока там находилась эскадрилья Бельке».

Если англичане, как уверяет Рихтгофен, не залетали больше так далеко, то русские гиганты продолжали успешную деятельность, правда, не в тех краях, где размещалась эскадрилья Бельке.

Особенно эффективным оказался групповой налет силами «ИМ-1», «ИМ-6», «ИМ-8» и «ИМ-9» на германскую гидробазу, расположенную на озере Ангерн (вблизи Риги), где были сосредоточены свыше 20 германских гидропланов.

Этот групповой полет был совершен под командованием лейтенанта ГИ. Лаврова, военно-морского пилота и командира «ИМ-1». «Муромцы» нанесли удар по станции гидропланов с помощью 73 больших бомб, весивших вместе 832 кг. В районе цели отмечено «22 отличных попадания в ангары и 11 в пристань, 2 бомбы легли вплотную у разбегавшихся аппаратов и последние остановились вовсе. Из 12 пулеметов все время поддерживался огонь по оставшимся на воде без движения пяти гидропланам». Огнем пулеметов с «Муромцев» был подавлен вражеский зенитный огонь. Всего на земле было замечено 17 гидропланов. Некоторые попытались взлететь навстречу «Муромцам», но их атаки были также отбиты пулеметным огнем. В результате взрывов бомб, сброшенных «Муромцами», загорелись ангары и в воздух поднялись столбы дыма.

«Муромцы» не получили никаких повреждений и благополучно возвратились на базу. Незадолго до этого группового полета «ИМ-8», под командованием военного пилота лейтенанта В. Лобова, во время разведки оказавшись в районе немецкой базы гидропланов на озере Ангерн, вступил в бой с семью гидропланами. Атакующие не решились подойти к «Муромцу» слишком близко из-за сильного пулеметного огня.

20 сентября – Происходили многочисленные воздушные бои между русскими и германскими летчиками в районе боевых действий 11-й русской армии. Отличились русские военные летчики Попов, Никулин, Пожарский, Сахно. Особенно отличились русский летчик-истребитель Панкратов с летчиком-наблюдателем лейтенантом французской службы Анри Лораном. Вылетев навстречу эскадрилье германских самолетов в районе Двинских позиций, они вступили в неравный бой и сбили один германский самолет. После чего были атакованы сбоку германским летчиком, смертельно ранившим Панкратова. Лоран, также дважды раненый, принял управление самолетом, смог выровнять его и повел к своим позициям, однако через несколько минут скончался от потери крови, и русский самолет камнем упал вниз.

22 сентября – 12-я истребительная группа «Аистов» в районе боевых действий 10-й армии провела 30 воздушных боев.

23 сентября – «Вокруг света» № 39, (2] октября 1916 г.: «„Пожиратель“ германских аэропланов».

«…На французском фронте летчик лейтенант Гийнемер, считает за собой рекорд в 18 сбитых неприятельских аэропланов, причем семнадцатый и восемнадцатый были сбиты им в один день 23 сентября нов. ст.»

25 сентября – 12-я истребительная группа «Аистов» провела 37 воздушных боев. Всего за последние дни французские истребители сбили 10 германских самолетов и вынудили к посадке три.

А тем временем германским авиаторам наконец-то удалось сбить русского гиганта над своей территорией.

Из отчета: «Один „Муромец“ дрался с четырьмя немецкими аппаратами, из коих сбил три, а затем сам погиб…»

ЭВК вновь предприняла дерзкую операцию по бомбардированию глубокого германского тыла; глава разведотдела штаб-квартиры Западного фронта взял на себя организацию этой миссии. Впервые легкая и тяжелая авиация должны были оперировать совместно. Тем не менее, в планировании этой уникальной операции были допущены ошибки по ряду причин, включая новизну тактики и игнорирование требований, выполнение которых было необходимо для успешной работы.

Все участвующие в операции самолеты поднялись один за другим. Наши истребители отделились, затем стали кружить над линией фронта. Имея недостаточную дальность полета, они не могли вести операции в глубоком тылу противника. «Муромцы», напротив, могли с успехом выполнять такие задания, особенно если летели в строю, как они доказали это во время операций в секторе Риги и вокруг озера Ангерн. Летая в строю, «Муромцы» обладали сильным оборонительным огнем, но во время этой совместной операции они рассеялись и летели по одиночке.

Начальник разведывательного отдела летел на «ИМ-Киевском». Только это воздушное судно успешно выполнило свое задание. «ИМ-Киевский» достиг цели, обнаружил штаб немецкой дивизии и летал над ним пятнадцать минут, точно сбрасывая бомбы на цель. Затем «ИМ-Киевский» благополучно возвратился на базу. «ИМ-16» во время выполнения задания был атакован четырьмя истребителями. Враг открыл сильный огонь, град разрывных и зажигательных пуль обрушился на аэроплан. Топливный бак «ИМ-16» взорвался и воздушное судно упало на землю, объятое пламенем. «ИМ-16» упал на вражескую территорию неподалеку от озера Крево. Все члены экипажа погибли: командир корабля лейтенант Макшеев; заместитель командира лейтенант Рахмин; артиллерийский офицер лейтенант Гаубов; и кадет Карпов. Текст перехваченной немецкой радиограммы описывал эти события так: «Наконец-то нам удалось сбить огромный русский четырехмоторный самолет, хотя и ценой гибели трех истребителей».

Следуя традиции, немцы сбросили записку с одного из своих самолетов, в которой говорилось, что члены экипажа были погребены с воинскими почестями. Позднее в немецкой газете была напечатана фотография могилы, над которой был поставлен восьмиконечный православный крест. Надпись на кресте гласила: «Здесь лежат четыре русских летчика, героически погибшие в воздушном бою 25 сентября».

Рапорт лейтенанта Вольфа, летчика 45-го истребительного отряда, об уничтожении бомбардировщика «Илья Муромец», сентябрь, 1916 г.:

«В семь часов утра солнечным осенним утром 25 сентября 1916 г. в длинном гулком коридоре дома, в котором жили офицеры, раздался крик: „Сикорский летит!“

Уже два раза эти самолеты пролетали над нашим аэродромом, сбрасывая с большой высоты бомбы на нашу железнодорожную станцию и казармы. Тем не менее, эти бомбежки не причинили серьезного ущерба.

Оба наших одномоторных истребителя уже находились в воздухе, в то время пока мы, пилоты бипланов, по большей части еще спали. Большинство летчиков побежало на аэродром – некоторые были еще не одеты, – чтобы посмотреть на гигантский аэроплан. Я, однако, быстро оделся, и приказал подготовить мой самолет к вылету. Я думаю, в этот раз мы побили все рекорды по скорости сборов в полет. Стояло чудесное утро. Воздух был почти неподвижным, самолет быстро поднимался вверх. За двадцать минут мы достигли высоты 2500 метров и увидели над линией фронта длинный, тонкий, темный силуэт: это был „Сикорский“, который как раз пролетал над нашими окопами на высоте примерно 3000 метров. Я описал широкий круг над нашим аэродромом, затем с небольшим разворотом направился к русскому самолету, поднявшись к этому времени на его высоту. Я должен был быстро решить, как мне атаковать, потому что „Сикорский“ был внушающим страх противником; нам сообщили, что он очень хорошо вооружен и во время предыдущих воздушных боев уже успел сильно повредить ряд наших самолетов. Затем мы заметили, что его эскортируют моноплан типа „Парасоль“ и три или четыре „Вуазена“. Я позволил противнику углубиться на нашу территорию на три или четыре километра и занял позицию, следуя параллельным курсом, примерно в 100 метрах в стороне от него, для того, чтобы определить, какую цель он выбрал на этот раз. Судя по направлению его полета, он летел к штабу нашей дивизии, который находился примерно в 10 км за линией фронта. Однако, за несколько дней до налета мы переместили штаб в другое место.

Когда солнце оказалось у меня за спиной, я атаковал «Сикорского», переместившись на его левую сторону, целясь в закрытую пилотскую кабину, которая казалась самым уязвимым местом. С расстояния 300 метров мой наблюдатель открыл огонь. Цель была большой и ясно видной. Гигант продолжал следовать своим курсом, как будто нас не замечая. Он был относительно медленным, но затем довольно быстро начал набирать высоту, поскольку по нему открыли огонь наши зенитные батареи. Через несколько минут я приблизился на расстояние в 150 метров и смог понять, с большим удовлетворением, что во время первого столкновения мы попали в цель, поскольку крайний правый двигатель был поврежден. Пропеллер терял обороты и внезапно остановился. Теперь только три мотора обеспечивали тягу. „Сикорский“ начал терять высоту.

Неожиданно, в середине верхнего крыла открылся люк, в нем появился пулеметчик и открыл по нам огонь. Тем временем, я приблизился на расстояние 100 метров и мой наблюдатель начал стрелять вперед. Я расположил самолет таким образом, чтобы наблюдатель мог вести огонь по главной кабине между крыльями. Мой самолет бросало из стороны в сторону сильной воздушной струей от его винта и мне несколько раз приходилось стабилизировать машину и держаться той же скорости, чтобы не обогнать его, потому что он мог затем атаковать меня сзади.

К этому времени я находился в 50-ти метрах в стороне и мог ясно видеть каждое движение членов экипажа. Стрелок исчез с верхнего крыла, неожиданно открылся другой люк в задней части кабины и в нас стали стрелять из двух или трех пулеметов. Пули с грохотом били о мой самолет, как будто кто-то сыпал горошины на крышку стола. Поскольку я дал полный газ и резко отошел в сторону и вверх от вражеского самолета, большая часть пуль прошла ниже моей машины. Я немедленно убрал газ и опять подошел ближе к вражескому самолету, так, чтобы мой наблюдатель мог вновь открыть огонь, находясь немного сбоку и выше кабины.

Я повторил этот маневр три раза. Русский самолет сейчас находился в 6-10 км за нашими линиями и медленно терял высоту. Я начал надеяться, что смогу заставить его совершить вынужденную посадку. Тем временем мы опустились до высоты 2500 метров. Неожиданно он начал разворачиваться влево, все еще ведя по мне огонь, вероятно пытаясь спланировать в безопасную зону за русскими окопами. Я немедленно развернул мой самолет и мы атаковали его еще раз, стреляя в кабину. Я заметил, что самолет начал раскачиваться из стороны в сторону и затем неожиданно свалился в штопор. Когда вращение стало почти отвесным, внешняя часть верхнего крыла, на которой была нанесена эмблема русской военной авиации, отломилась и полетела вниз. Вероятно, мы повредили внешнюю часть главной стойки крыла, потому что, когда мы позже нашли ее на земле, в ней было множество пулевых отверстий.

Я начал пикировать, следуя за вражеской машиной. Во время второго разворота мой двигатель остановился. Все мои попытки запустить его снова оказались бесполезными. Судя по выражению лица у моего наблюдателя, он не ожидал скорого приземления. Я спустился над летным полем, которое использовали наши самолеты-корректировщики, и приземлился без затруднений. Во время спуска с высоты 2400 метров я имел возможность оглядеть мой самолет. С обеих сторон наши крылья были изрешечены пулями, лопасть пропеллера была пробита дважды, бензин и масло лились на дно фюзеляжа. После посадки я насчитал семьдесят пулевых пробоин. Тем не менее, нас самих не задело. На одной пуле было написано мое имя и я, скорее всего, был бы ранен ею в живот, если бы она не застряла в стартере.

После приземления нас приветствовала группа ликовавших солдат, которые наблюдали за воздушным боем, продолжавшимся около десяти минут…

26 сентября экипаж был похоронен со всеми воинскими почестями на кладбище города Борун.

Место катастрофы – Богданов, восточнее Лиды».

Немцы собрали обломки сбитого «Муромца», намереваясь по их образцам построить свой тяжелый бомбардировщик.

28 сентября – Приблизившись к Констанце, прапорщик Ефимов увидел пожар стоявших в порту вагонов-цистерн, зажженных бомбами, и заметил шесть неприятельских аэропланов. Пять из них бросали бомбы, один истребитель охранял. Прапорщик Ефимов вступил с ними в бой, другие старались окружить его. Отбив последний аппарат от Констанцы, Ефимов отправился на аэродром.

29 сентября – Встретив «Альбатрос» противника, подходящий к Меджидие со стороны Констанцы, Ефимов преследовал его и, открыв огонь, выпустил 47 пуль, затем два раза перезаряжал. Сбить не удалось, так как много времени уходит на перезаряжание.

Западноевропейский театр

В сентябре, с прекращением наступления под Верденом, германское командование перебросило на Сомму значительную группу истребителей. На вооружение истребительных отрядов поступили новые самолеты «Гальберштадты» и «Альбатросы», превосходившие по боевым качествам английские и французские самолеты. Индивидуальному искусству воздушного боя французских асов германская истребительная авиация противопоставила тактику группового воздушного боя, сущность которой заключалась в атаке самолета противника одновременно двумя и более самолетами. Самым распространенным приемом борьбы германской истребительной авиации с асами противника являлось заманивание их одиночными самолетами под удар своих барражирующих групп.

Однако отдельные наиболее выдающиеся летчики, как с той, так и с другой стороны, продолжали практиковать индивидуальный бой.

Новый самолет-истребитель «Альбатрос-D 1» более всего способствовал тому, что инициатива в воздухе вновь перешла на сторону немцев. Двигатель их машины был мощнее, скорость выше. На нее ставились уже два, а не один, как раньше, пулемета конструкции Шпандау. Англичанам на их «DH-2» теперь приходилось, в основном, лишь уворачиваться от атак.

В России все продолжается процесс технического совершенствования вооружения самолетов. Поскольку русский воздушный флот не имел на вооружении бомбосбрасывателей и бомбодержателей какого-либо определенного типа, Комиссия по воздушной артиллерии в составе крупнейших специалистов артиллерии и военных летчиков при УВВФ занялась решением этого вопроса. На заседании (11] сентября 1916 г. она после внимательного обсуждения сформулировала основные требования к бомбосбрасывателям:

1. Должны быть пригодны по возможности для всех типов бомб как фугасных, так и осколочных.

2. Должны освобождать бомбу при горизонтальном ее положении. Бомба должна освобождаться прибором одновременно во всех точках подвески, если их несколько.

3. Аппараты для сбрасывания не должны оказывать большого вредного сопротивления. Помещать прибор желательно в гондоле или фюзеляже летательного аппарата. При расположении сбрасывателя снаружи аппарата все его части должны иметь небольшое сопротивление.

4. Бомба должна быть расположена в сбрасывателе головной частью вперед, а стабилизатором – назад.

5. Сбрасыватели не должны давать задержек в сбрасывании бомбы.

6. Приспособление, контрящее пропеллер взрывателя бомбы при нахождении ее в сбрасывателе должно быть надежно.

7. Сбрасыватели должны иметь возможно малый вес.

8. Должны удобно и быстро устанавливаться на аппараты, имеющиеся на вооружении и в отрядах».

Эти требования к бомбардировочному оборудованию самолетов были (16) сентября утверждены начальником УВВФ и разосланы заводам, строившим самолеты.

Осенью этого года на вооружение поступил парашют Котельникова, более совершенный, чем французский парашют Жюкмеса. Небольшое количество таких парашютов было изготовлено в Петрограде на заводе «Треугольник» и направлено в действующую армию. После появления на фронте истребителей противника, стреляющих через винт, воздухоплаватели стали более внимательно относиться к этому единственному средству спасения жизни в случае гибели аэростата.

30 сентября – Впервые в истории морской авиации русский летчик Нагурский сделал мертвую петлю на гидросамолете.

Из докладной записки: «В 9 часов 30 минут летчик лейтенант Нагурский при перелете из Ревеля в Папенгольм на летающей лодке «М-9» (условный номер 40) попал в шквал. Из-за шквала самолет сделал две мертвые петли. Механика выбросило из гондолы, и он застрял в моторной раме. Весь инструмент вылетел. Был поврежден винт. Нагурский посадил самолет. Механик получил незначительные ушибы головы, летчик не пострадал. В 11 часов 30 минут самолет прибыл в Папенгольм».

Осенью следующего года командир авиационного отряда Балтийского флота Я.И. Нагурский был сбит в воздушном бою над Рижским заливом. Подобран поляками вместе с наблюдателем после двух часов плавания в спасательных поясах. Умер в Варшаве в 1976 г.

В конце сентября была создана войсковая группа Макензена и Фалькенхайна для удара по Румынии.

Людендорф: «Трудно было, но все же пришлось решиться отнять у находившихся в тяжелой борьбе западных армий еще несколько дивизий, чтобы направить их на Восток и взять там инициативу в свои руки для нанесения решительного удара по Румынии».

Германское верховное командование отдает распоряжение о постройке на Западе больших тыловых позиций: позиции Зигфрида по линии Аррас, западнее Камбрэ – Сен-Кантен – Ла-Фер – Вальи на р. Эн, чтобы срезать большую нуайонскую дугу и выступ Сен-Миель к югу от Вердена.

Октябрь

В Германии к этому времени стала отчетливо ясной необходимость объединения всех авиационных, воздухоплавательных и противовоздушных сил под одним командованием; в октябре 1916 г. была учреждена должность главнокомандующего воздушными силами, на которую был назначен генерал фон Гепнер; это значительно улучшило общее руководство боевой работой германских ВВС.

В первый же день этого месяца в Германии было создано 7 истребительных эскадрилий.

Россия все больше понимает необходимость развития собственной авиапромышленности. Особое совещание по обороне государства, имевшее место в России в октябре 1916 г., приняло решение заказать 400 самолетов «Анатра-Д» для корпусных авиаотрядов.

1 октября – 7 цеппелинов сбросило на Восточное побережье Англии 200 бомб. Один из них расстрелян расчетом английского лейтенанта У. Темпеста. Все 19 человек команды погибли.

3 октября – Русский военный летчик Орлов провел шесть воздушных боев и сбил один самолет противника.

«Вокруг света» № 39, (2) октября 1916 г.: «Хроника войны. От (16) до (22) сентября

Австро-германский фронт

…В боях на юго-западном фронте в последнее время принимали деятельное участие наши воздушные эскадры. Раньше роль воздушных судов ограничивалась разведкой и корректированием артиллерийского огня, в последнее время воздушная эскадра стала выполнять чисто боевые функции, обстреливая из орудий и пулеметов резервы противника и даже его сторожевые цепи. Происходили также бои с неприятельскими воздушными эскадрами, в большинстве удачные для наших воздушных судов…»

5 октября – «Вокруг света» № 39, (2) октября 1916 г.: «Вокруг войны. Сценки из британского наступления

Артиллерия под землей

Несмотря на ужасающий орудийный обстрел и разгром германских окопов, англичанам пришлось продвигаться вперед, сквозь завесу пулеметного огня. Было установлено, что германцы провели ряд тоннелей по всему фронту, которые все вели в большое подземелье, на 20-ти футовой глубине, прекрасно обставленное и защищенное. Это „жилое“ помещение… Отсюда, еще ближе к передовой линии, несколько ступеней ведет в другое подземелье, поменьше и расположенное выше, как раз перед парапетом, под прочной крышей. Тут стоит орудие „в деле“ и помещается двое наводчиков. Никакие снаряды не опасны им…

Подземная крепость.

До прошлой субботы германские позиции представляли собой огромную подземную крепость, на 30-ти футовой глубине. Теперь эта площадь словно покрыта вулканами. Там и сям зияют ямы, сквозь которые можно спуститься в подземный город…»

6 октября – Немцы, воодушевленные удачей, теперь при каждой возможности посылали свои быстроходные истребители на перехват «Муромцев». Они пытались воспользоваться любой ошибкой русских; преследовали «Муромцев» и атаковали их сзади, где эти самолеты были наиболее уязвимы. Этим атакам помогала излишняя самонадеянность экипажей «Муромцев», что подтверждается атакой вражеского истребителя на «ИМ-6»… (23 сентября) «ИМ-6» возвращался с боевого задания. Пролетая над Рижским заливом, команда потеряла бдительность, думая, что они находятся за пределами зоны действия вражеских истребителей. Неожиданно сзади появился вражеский истребитель, который открыл огонь практически в упор, стреляя с расстояния 10 метров.

Пулеметными очередями было ранено несколько членов экипажа, включая командира корабля штабс-капитана С.Н. Головина, артиллерийского офицера В.А. Иванова и штабс-капитана Лойко. Кроме того, был поврежден бортовой пулемет Виккерс. Другой легкий пулемет заклинило после первой же короткой очереди. Лейтенант АЛО. Луттс отбил атаку, выпустив во вражеский истребитель десять пуль с близкого расстояния.

Противник спикировал и полетел в направлении города Тукумс. Вероятно, вражеский пилот потерял самообладание и решил выйти из боя, или его самолет был поврежден; у экипажа «ИМ-6» не было времени проследить, в каком направлении снижается вражеский самолет. Для них ситуация была критической, поскольку «ИМ-6», как обнаружилось позднее, получил 293 пулевые пробоины. Однако гигант благополучно приземлился на аэродроме под Ригой. Как позднее вспоминал один из членов экипажа: «Когда полетаешь над морем, земля кажется такой прекрасной».

7 октября – Русский военный летчик Арцеулов впервые в русской авиационной практике освоил выведение самолета из штопора. До этого дня вхождение самолета в штопор считалось верной гибелью.

Этот маневр, ставший впоследствии одной из фигур высшего пилотажа, так же как и «мертва петля» Нестерова, был выполнен не случайно. Константин Арцеулов, получивший пилотский диплом еще в сентябре 1911 г., с начала войны служил в кавалерии и в авиацию вернулся только в 1915 г. Сдав экзамен на военного летчика в Севастопольской авиационной школе, он был поначалу в чине прапорщика направлен в 18-й корпусной авиаотряд, где занимался в основном воздушной разведкой и корректировкой артиллерийской стрельбы. В начале 1916 г. на московском заводе «Дуке» Арцеулов вместе с Крутенем проводил испытания отечественного истребителя «Моска», после чего отбыл в 8-й авиационный отряд в качестве истребителя.

Воевал Арцеулов дерзко и самоотверженно, совершил свыше 210 боевых вылетов и провел до конца лета 1916 г. более 20 воздушных боев. За мужество и отвагу летчик был удостоен пяти орденов и, поскольку фронту были необходимы умелые летчики-истребители, был назначен Увофлотом в Севастопольскую летную школу (на реке Каче) обучающим офицером класса истребителей. Именно этот факт и явился решающим в истории возникновения новой фигуры высшего пилотажа.

В то время считалось, что сорвавшийся в произвольное винтообразное свободное падение самолет удержать уже невозможно. Число катастроф от срыва в штопор особенно возросло во время войны, когда условия выполнения боевых полетов требовали от летчиков выполнения резких маневрирований при встрече с воздушным противником. И у Арцеулова еще во время его боевой деятельности родилась идея о поиске возможностей вывода самолета из штопора. Именно оказавшись на учебном поле при Качинской школе, Арцеулов смог спокойно подготовиться к осуществлению своего замысла.

В 11 часов утра (24 сентября) Арцеулов поднялся в воздух на самолете «Ньюпор-21» и быстро набрал высоту 2000 м. Несмотря на то, что он предупредил о своем замысле только двух ближайших друзей – Цветкова и Капустняна, наблюдать за его полетом высыпал весь личный состав школы. Арцеулов, сделав круг над аэродромом. Решительно свалил самолет на левое крыло и ввел в штопор. Затем, после трех витков, спокойно перевел самолет в крутое пикирование, легко выйдя из которого, вновь набрал высоту и повторил штопор, сделав на этот раз пять витков.

С конца октября штопор уже был введен в программу обучения школы на отделении истребителей.

9 октября – 12-я истребительная группа «Аистов» провела 58 воздушных боев и сбросила 12 тысяч стрел над Мизери, Муассоном, Перонном и в районе форта Во.

Французы пытались вернуть свои позиции, занятые немцами при наступлении под Верденом.

16 октября – Из доклада председателя комиссии по авиационным вопросам В. Гурко при Особом совещании по обороне государства: «У Риги на протяжении 45 верст фронта неприятеля расположены 43 зенитных батареи в составе 4–6 орудий каждая, стреляющих с большой меткостью… После одного из сентябрьских полетов „Муромец“ вернулся на базу с 293 повреждениями, из коих много было довольно существенных… До бросания бомб большого веса представлялось возможным летать на высоте 1200 м, теперь же разрывы снарядов наблюдались над аппаратом при полетах даже на высоте 2200 м».

Этот доклад свидетельствует о том, что в последнем боевом столкновении (23 сентября] «Муромец» пострадал не только от нападения германского истребителя.

Западноевропейский театр

18 октября – Рихтгофен: «Как-то мы совершали обычный полет, как всегда под предводительством Бельке. Когда он был с нами, все испытывали удивительное чувство защищенности и безопасности, ведь он был единственным на свете. Погода стояла отвратительная, все небо было затянуто облаками. Кроме истребителей никто не летал.

Тем не менее, мы издалека увидели двух нахальных англичан, которые явно вознамерились побаловаться ужасной погодой. Нас было шестеро, но даже если бы их было и двадцать, мы, ничуть не задумываясь, последовали бы приказу Бельке атаковать.

Схватка началась как обычно. Бельке наметил одного, я – другого. Но мне пришлось пропустить выстрел, поскольку один из наших внезапно пересек мне дорогу. Я оглянулся и увидел, что Бельке гонит свою жертву ярдах в двухстах от меня. Это была привычная штука: он его подстрелит, а я должен проконтролировать. Рядом же с Бельке летел один его старый приятель. Борьба становилась все интересней, стреляли уже оба, и было ясно, что англичанин вот-вот рухнет. Но неожиданно я заметил странные непривычные движения двух наших машин и немедленно понял: столкновение. Я еще ни разу не видел столкновения в воздухе, и мне казалось, что выглядеть оно должно совсем по-другому. Впрочем, на самом деле то, что случилось, не было столкновением, аэропланы только коснулись друг друга. Но надо себе представлять, что когда две машины идут на такой скорости, то даже легкое соприкосновение производит эффект столкновения.

Бельке оторвался от своей жертвы и пошел вниз широкими кругами, но не было похоже, что он надает. И только когда он пролетал подо мной, я с ужасом заметил, что часть его крыла оторвалась. Что произошло дальше, я не видел, но, скрывшись в облаке, он потерял и остальную часть крыла. Теперь его машина не могла больше держаться в воздухе, и он упал, до конца сопровождаемый своим верным другом.

Вернувшись на аэродром, мы обнаружили рапорт со словами „Бельке мертв“, но поверить в это было трудно.

Самую ужасную боль испытывал, конечно, тот, кто был невольной причиной этого ужасного случая.

Странная вещь: любой, кто когда-либо встречался с Бельке, всегда считал, что именно он его лучший друг. Я знал, по крайней мере, человек сорок, каждый из которых воображал это, будучи уверенным, что только он один по-настоящему привлек к себе сердце Бельке. Даже люди, чьи имена вообще не могли быть ему известны, верили, что они ему нравились. Это любопытный феномен, которого я не замечал больше по отношению ни к кому. У Бельке не было врагов, он был всегда и везде ровен со всеми, не делая никаких исключений.

Единственным человеком, который действительно был к нему немного ближе, чем остальные, был тот, по чьей несчастной вине Бельке погиб. Ничто не совершается без Божией воли – и это было единственным утешением, согревавшим нас во время этой войны».

Жизнь Освальда Бельке прервалась на 25-м году жизни, в результате трагического столкновения в воздухе с машиной его лучшего друга – Эрвина Боме. К моменту своей гибели Бельке был среди пилотов-истребителей абсолютным авторитетом. Его храбрость вызывала уважение даже у врагов. Вечером в день его гибели на аэродром Первого истребительного соединения английский самолет сбросил вымпел. Надпись на нем гласила: «В память о капитане Бельке, нашем мужественном и благородном сопернике, от британских Королевских воздушных сил». На счету Бельке в момент гибели было уже 40 аэропланов противника! Он был абсолютным лидером на этот момент среди истребителей.

22 октября – 12-я истребительная группа «Аистов» провела 49 воздушных боев! Но французские летчики не только одерживали победы; лишь за сентябрь – октябрь французская авиация потеряла 87 самолетов.

24 октября – Французы отбили важный в тактическом отношении форт Дуомон.

А в России все продолжали биться над решением технических и прочих проблем. Из отношения начальника УВВФ от (25 октября] 1916 г. великому князю Александру Михайловичу: «попытки заказать коллиматоры в России были сделаны, но ни один завод и мастерская за этот заказ не брались».

Отсутствие надежных прицелов ставило русских летчиков в неравные условия в борьбе с немецкими истребителями, имевшими хорошие цейсовские оптические приборы.

В русской авиации до сих пор так и не была решена задача вооружения. Кроме того, в русских авиачастях между пилотами различного происхождения нарастала напряженность, которая в мае следующего года приведет к гибели «ИМ-1» со всем экипажем.

Командиры авиационных дивизионов, сохраняя кастовую замкнутость офицеров, задерживали присвоение офицерских званий летчикам из «нижних чинов». Несмотря на то, что многие летчики из солдат имели многочисленные боевые вылеты, были награждены Георгиевскими крестами, их «не производили в прапорщики». Однако, положение с офицерскими кадрами становилось критическим, и командование вынуждено было принять меры. Приказ от (7 октября] 1916 г. гласил: «Такое явление совершенно недопустимо, так как оно ставит этих нижних чинов, честно и с отличием выполняющих свой долг, в худшие условия для достижения офицерского звания, чем это установилось в других родах оружия».

Например, летчик-солдат 2-го сибирского авиаотряда, бывший рабочий Путиловского завода, А.Г. Мортиров с 1915 г. совершил около 600 боевых вылетов. За подвиги в войне получил три Георгиевских креста. В начале 1917 г. получил чин поручика, вскоре после этого был награжден орденом Владимира IV степени и золотым Георгиевским оружием. Однако дальнейшего продвижения по службе не имел.