Текст книги "Авиация великой войны"

Апрель

Рикенбекер: «За плечами британцев и французов было более трех лет воздушной войны, и ветераны их эскадрилий посматривали на американских пилотов с недоумением и этаким вежливым пренебрежением. Они поверили в историю с двадцатью тысячами аэропланов, доставка которых была обещана к апрелю. И вот он апрель, а мы летаем на слабо оснащенных машинах, которые нам посчастливилось выклянчить у французов и англичан. Наши пилоты не проходили подготовку под началом ветеранов, как это происходило у британцев, а наши методы были новыми и неопробованными. Вероятно, союзники не ставили под сомнение нашу решительность и боевой дух, но каждый из нас чувствовал: нам необходимо показать этим опытным эскадрильям, что мы можем тягаться с ними в любой области авиации даже на таких плохоньких машинах – лишь бы была возможность летать. А дождь все не прекращался!»

1 апреля – Были созданы из RFC и RNAS Королевские Воздушные силы (Royal Air Force – RAF). Впервые в военной истории выступил наряду с традиционными наземными и морскими военными силами новый род войск. Как и во Франции в RAF различали тактические и оперативные воздушные силы.

Ллойд Джордж: «Результаты, полученные на всех театрах войны, а также при обороне Англии, более чем оправдывают сформирование Королевской Воздушной Силы. Как независимой боевой силы Королевства».

2 апреля – В ночь вылетели на бомбардирование 7 немецких самолетов, 1 из них на Париж; французские зенитчики выпустили 2 921 снаряд и не добились успеха.

3 апреля – Рикенбекер: «К 3-му апреля 1918 года на фронте находилась только моя эскадрилья (94-я, под командованием майора Джона Хаффера – одного из старых представителей эскадрильи „Лафайет“) и 95-я эскадрилья капитана Джеймса Миллера. Оба соединения вместе базировались в Вильнёве и вместе перелетели в Эпье. Ни один из пилотов обеих эскадрилий не мог принять участия в боевых действиях из-за отсутствия пулеметов на аэропланах. Фактически, пилоты 95-й не были даже обучены обращению с самолетным вооружением, хотя и прибыли на фронт незадолго до нас. Что касается 94-й эскадрильи, то нас направили в воздушную стрелковую школу в Казо месяцем раньше, и мы были готовы попытать счастья в настоящем воздушном бою. Но на наших машинах не было пулеметов!»

4 апреля – Германские войска 18-й и 2-й армий предпринимают последнюю отчаянную попытку захватить Амьен, но и эта попытка разбивается о стойкое сопротивление французских войск.

Гинденбург: «Сопротивление врага становится все сильнее и сильнее, а наше движение все медленнее и медленнее. Надежды на Амьен должны рассеяться…

Великая битва во Франции окончена!».

Так закончилась наступательная операция германских войск в Пикардии, начатая 21 марта.

Эта наступательная операция, которая по замыслу германского командования должна была быть поддержана наступлением на р. Лис, ставила своей целью вначале разгромить англичан, а затем – французов. Германское командование рассчитывало внезапным ударом на участке фронта протяженностью 70 км прорвать английскую оборону, охватить правый фланг английской армии, нанести ей решительное поражение и отбросить ее к побережью.

Операция проводилась силами трех армий; главный удар наносили 17-я и 2-я германские армии, а вспомогательный – 18-я. В полосе наступления германское командование создало двойное численное превосходство над англичанами.

В итоге операции германские войска, имея наибольший успех на вспомогательном направлении, вклинились в расположение англичан на глубину 65 км. Однако, за неимением резервов, развить столь крупный успех германским войскам не удалось. Более того, наступление германцев привело к прямо противоположным результатам; на германском фронте образовался большой мешок, вдавленный в сторону противника.

Однако в этой операции была одна очень важная сторона. Германское наступление в Пикардии явилось первым примером применения крупных сил авиации во время наступления, полностью оправдавшим себя на начальном этапе. Последующая утрата инициативы в воздухе, а соответственно и потери преимуществ в проведении наземных операций, связана не только с недостатком самолетов.

Основными недостатками боевого применения германской авиации явились ее равномерное распределение по армиям и отсутствие взаимодействия между авиационными частями соседних армий, исключавшее возможность массированного применения авиационных сил.

5 апреля– Сначала Япония, а затем и Англия приступили к высадке войск во Владивостоке. Начинается интервенция Антанты в Советскую Россию.

Над европейскими полями сражений продолжается упорное противостояние английских, французских и германских летчиков. Их боевые действия, в отличие от наземных войск, не прекращаются практически ни на день.

6 апреля– Удет: «Я сбиваю еще одного. „Сопвич Кемел“, я выхватил его из середины вражеского строя. Это моя двадцать четвертая победа. Когда я приземляюсь, боль такая сильная, что я еле-еле могу ходить. Рихтгофен стоит на летном поле и я, спотыкаясь и не отдавая ему честь, бреду мимо него в сторону бараков…

У нас на аэродроме только фельдшер. Доктор нам еще не положен. Фельдшер – приятный, грузноватый парень, но я не очень верю в его медицинские познания. Он так ковыряет в моих ушах своими инструментами, что мне начинает казаться, будто он решил просверлить мне череп.

– Там внутри все заполнено гноем, – произносит он, наконец.

Дверь открывается и входит капитан:

– Удет, что с тобой? – спрашивает он.

Фельдшер объясняет. Капитан хлопает меня по плечу:

– Готовься к поездке на лечение. Я протестую:

– Может быть, это пройдет? Но он прерывает меня:

– Ты уезжаешь завтра. Дома пройдет быстрее…

Нужно привыкнуть к тому факту, что его одобрение всегда происходит в сухой манере, без малейшего следа сантиментов. Он служит отечеству всеми фибрами своей души и ожидает того же самого от своих летчиков. Он судит людей по тому, что им удается достичь и также, возможно, по их товарищеским качествам. Того, кто оправдывает его надежды, он всячески поддерживает. Того, кто не может их оправдать, он отчисляет, не моргнув глазом. Тот, кто демонстрирует во время вылазки равнодушие, должен покинуть группу – в тот же самый день. Конечно, Рихтгофен ест, пьет и спит, как любой из нас. Но он делает это только для того, чтобы сражаться. Когда есть опасность, что запасы еды подойдут к концу, он посылает Боденшатца, своего образцового адъютанта в тыл… чтобы тот реквизировал все, что требуется. Для этого случая Боденшатц берет с собой коллекцию фотографий Рихтгофена с его автографом: „На память моему уважаемому боевому товарищу…“ Эти фотографии чрезвычайно высоко ценятся у тыловых снабженцев. Дома, в какой-нибудь пивной, они способны вызвать почтительную тишину у всех сидящих за столом. А в группе Рихтгофена никогда не кончаются запасы сосисок и ветчины».

7 апреля – Немецкий цеппелин L-59 сбросил бомбу в 14 тыс. фунтов на Неаполь. Погибло 22 человека.

Удет: «Мне трудно покидать мою новую эскадрилью и прерывать череду успехов. Манфред фон Рихтгофен тоже это знает, потому что мы все в той или иной степени верим в закон чернобелого, когда период удач сменяется неудачами. На следующее утро он сам ведет меня к двухместному самолету. Он стоит на поле и машет мне вслед фуражкой. Его белокурые волосы блестят на солнце».

Гинденбург: «В годовщину большого кризиса у Арраса наши войска, готовые к бою, снялись со своих заболоченных позиций на фронте Лис от Армантьера до Ла-Бассе…

Под прикрытием огня нашей артиллерии и аэропланов… маленькими группами и редкими колоннами переходили вброд болота, пробирались между глубокими, заполненными водой воронками…»

Поддержкой нового удара должно было служить удержание амьенского выступа, образовавшегося в результате предыдущего наступления в Пикардии.

9 апреля – На рассвете войска 6-й германской армии атаковали англичан на 16-км участке фронта между Армантьером и каналом Ла-Бассе. После полудня удар был распространен еще на несколько километров к северу. В первые дни наступление германцев развивалось успешно.

Истребительная группа «Аистов» вновь переменила место своей стоянки, перебравшись поближе к новому очагу военных действий. В одной из палаток группы, как обычно, был размещен разведотдел (Bureau de renseignements); все стены палатки были увешаны разноцветными картами и всевозможными распоряжениями. Эта палатка представляла собой едва ли не сердце эскадрильи.

В палатке разведотдела висел, например, такой приказ: «О времени вылета патрулей предписывается телефонировать за 45 минут до начала вылета во все три сектора; сектора надо запросить: имеют ли они самолеты в воздухе или, если они только что вылетели, – то в котором именно часу, с каким заданием и на какой высоте они будут держаться…»

Висела также памятка для летчиков, сбивших в воздушном бою самолет противника: «…чтобы победа была зарегистрирована официально летчику необходимо указать:

1) Точное время сбития противника;

2) Место падения сбитого самолета или проекцию падения самолета на данную местность;

3) Условия и обстановку сбития самолета;

4) Систему сбитого самолета;

5) Самолеты, замеченные во время воздушного боя».

10 апреля– Начала наступление в поддержку 6-й армии 4-я германская армия на 7-км участке фронта от Армантьера до Мессин. Германцам в отдельных местах в первые же дни наступления удается отбросить англичан на 10 км.

На помощь англичанам спешно перебрасываются французские дивизии.

Рикенбекер: «Внезапно прибыло вооружение! Всевозможное великолепное новенькое снаряжение буквально посыпалось на нас. Инструменты для аэропланов, теплые костюмы для пилотов, дополнительные запчасти для машин. И в это же время глупых новичков из 95-й эскадрильи… отправили обратно в школу Казо, тогда как старой 94-й, избранной судьбой стать лучшей американской эскадрильей по числу побед, было приказано оставить аэродром в Эпье и переместиться на северо-восток к Тулю.

10 апреля 1918 года мы вылетели на наших „Ньюпорах“[166]166
  Эскадрилья в это время была вооружена «Ньюпорами-28».


[Закрыть] к старому аэродрому на восток от Туля, который уже был подготовлен французами. Амуниция, кровати, посуда, масло, бензин и все бесчисленные личные принадлежности авиационного лагеря следовали за нами на грузовиках».

11 апреля– Рикенбекер: «Пару дней мы были заняты обустройством и изучением карты нашего сектора. Мы находились в двух милях к востоку от Туля – одного из наиболее важных транспортных узлов по эту сторону линии фронта, который враг практически ежедневно пытался сокрушить при помощи авиационных бомб. Мы располагались в неполных 18 милях от линии фронта посреди холмистой местности, покрытой густыми лесами.

Когда мы узнали, что нашей любимой эскадрилье предназначено стать первым формированием, сражающимся за Америку, вопрос о нашем обозначении и соответствующих опознавательных знаках приобрел первостепенное значение. Во время пребывания в Туле, мы занимались покраской наших машин в красный, белый и синий цвета государственной принадлежности[167]167
  Самолеты американских ВВС носили французские опознавательные знаки.


[Закрыть] и нанесением личных эмблем, чтобы наши самолеты были полностью готовы к первому боевому вылету. И тут мы решили обзавестись отличительным знаком нашей эскадрильи!

Майор Хаффер предложил изображение звездно-полосатого цилиндра дядюшки Сэма. А наш офицер медицинской службы – лейтенант Уолтере из Питтсбурга, штат Пенсильвания, поднял всем настроение, придумав „Цилиндр-в-кольце“. Все это было немедленно принято и на следующий день изображено лейтенантом Джоном Вентвортом из Чикаго, чтобы вскоре увенчать символы дерзкого вызова, нанесенные на бортах наших машин. Таким образом, Туль стал свидетелем рождения первой американской истребительной эскадрильи. Именно с этого аэродрома за последующие 30 дней я совершил вылеты, в которых одержал первые пять побед».

12 апреля– в ночь 2 немецких самолета бомбили Париж; французские зенитчики выпустили 1268 снарядов и не добились успеха.

13 апреля– Рикенбекер: «Вечером мы были обрадованы появлением на новой доске оперативной информации первого боевого приказа от командира американской эскадрильи американским пилотам. Скупыми фразами он сообщал, что капитан Петерсон, лейтенант Рид Чемберс и лейтенант Рикенбекер вылетают на патрулирование над линией фронта в шесть часов утра следующего дня. Полет на высоте 16 000 футов, зона патрулирования от Поит-а-Муссона до Сен-Мийеля, возвращение в восемь часов. Возглавить патруль предстояло капитану Петерсону.

В 20-ти милях строго на север от Понт-а-Муссона расположен Мец. В окрестностях Меца находятся логова немецких бомбардировщиков и истребителей, откуда они и вылетают к позициям, которые нам приказано патрулировать. И когда погода позволяла поднимать в воздух аэропланы, в секторе между Понт-а-Муссоном и Сен-Мийелем разворачивалась бурная воздушная активность».

14 апреля– Имея на вооружении аэропланы «Ньюпор28», первая американская истребительная эскадрилья вступила в бой, и первый лейтенант Дуглас Кэмпбелл, а затем второй лейтенант Алан Випслоу сбили «Пфальц D-IIIa» и «Альбатрос D-Va». В этой эскадрилье начал свою боевую карьеру самый результативный американский летчик Рикенбекер.

Рикенбекер: «Срочно! Два аэроплана бошей замечены над Фугом. Выслать дежурное звено!»

Практически в то же мгновение стало слышно, как две машины покидают поле. Это были Кэмпбелл и Винслоу, целое утро ожидавшие шанса, который, казалось, им уже не выпадет. Я побежал к ангарам, но, прежде чем я оказался на поле, меня перехватил рядовой, сказав, что на наш аэродром только что упал горящий немецкий самолет!

Это было правдой. С того места, где я стоял, виднелись языки пламени. Еще не добравшись до места падения, я обратил внимание на пронзительные крики. Обернувшись, я увидел, как другая немецкая машина вонзилась носом в землю на расстоянии, не превышавшем пятисот ярдов. Первый самолет поджег Алан Винслоу через три минуты после того, как поднялся в воздух. Второго прижал к земле Дуглас Кэмпбелл; машина разбилась в дымке, прежде чем пилот заметил опасность. Это были первые немецкие аэропланы, сбитые американской эскадрильей буквально на пороге нашего аэродрома в день открытия боевых действий».

20 апреля – Манфред фон Рихтгофен сбил свою 80-ю жертву – 19-летнего летчика из Родезии лейтенанта Льюиса и взял его в плен.

21 апреля – Манфред фон Рихтгофен сбит канадцем Роем Брауном; найден мертвым. Согласно легенде, лучший германский летчик был сбит не в воздушном бою, а с земли пехотинцем. Никто не хотел верить в возможность его поражения в воздухе.

Грей: «21 апреля 1918 года в пылу жестокой схватки Рихт-хофен атаковал „Сопвич Кэмел“ Уилфреда Мэя. Защищая своего школьного приятеля, капитан Рой Браун бросился на увлекшегося боем барона и сбил его. «Фоккер» рухнул на английские окопы. Медицинское освидетельствование показало: единственная пуля попала точно в сердце. Тело Рихтгофена было предано земле со всеми воинскими почестями. После его смерти руководителем JSt-2 был назначен Герман Геринг».

Французские и английские летчики в день похорон Рихтгофена пролетели над его могилой и сбросили венки.

23 апреля – Рикенбекер: «Я дежурил на аэродроме, когда около полудня по телефону пришло предупреждение о пролете с запада на восток вражеского аэроплана, замеченного между Сен-Мийелем и Понт-а-Муссоном. Майор Хаффер приказал мне немедленно подняться в воздух и найти боша. Больше никто не был готов к вылету, и я вылетел самостоятельно.

Задрав нос машины и взяв курс прямо на Понт-а-Муссон, я тянул мой маленький „Ньюпор“ вверх настолько круто, насколько это было возможно. День выдался пасмурный и дождливый, а с тех пор, как в воздухе наблюдалась активность, прошло несколько дней. Через пять минут я достиг реки и маленького городка Понт-а-Муссон, расположившегося вдоль ее берегов. К тому времени самолет взобрался на восемь тысяч футов.

Теперь городом владели французы. Вражеская артиллерия нанесла значительные повреждения мосту и зданиям – все это сейчас было перед моими глазами. Многие крыши сорваны, да и весь город имел жалкий вид. Я оторвал взгляд от земли и стал осматривать небо в поисках движущегося пятнышка.

Вдруг сердце забилось чаще, потому что, стоило мне бросить взгляд в сторону Германии, я действительно увидел точку. Там, на высоте приблизительно равной моей, висел осиный силуэт аэроплана. Мной овладело опасение, не заметил ли он меня первым, пока я прогуливался над Понт-а-Муссоном, и не замыслил ли какую ловушку, прежде, чем это сделаю я. Мы продолжали сближение лоб в лоб в течение двадцати секунд, пока практически не вышли на дистанцию прицельного огня. И тут я с облегчением рассмотрел на машине перед собой французскую кокарду с синим центром; самолет оказался „СПАДом“. К счастью, никто из нас не произвел ни единого выстрела.

Внезапно француз взмыл вверх и попытался зайти мне в хвост. Делал он это в шутку или нет, но я не мог позволить подобного маневрирования, так что я быстро спикировал под него и в свою очередь занял выгодную позицию. „Ньюпор“ маневреннее „СПАДа“ и несколько быстрее в скороподъемности; в общем, незнакомец быстро убедился в том, что встретил достойного противника. Но, к моему изумлению, парень продолжал кружить вокруг моей машины, пытаясь поймать меня в прицел пулеметов. Я заинтересовался: может это какой-то идиот, который не способен узнать союзника. Или это действительно бош, летающий над нашей территорией на захваченной французской машине? Последняя версия казалась наиболее правдоподобной, но когда я снова пролетал мимо, то развернул плоскости по направлению к нему, чтобы он смог увидеть американские кокарды с белым центром на моих крыльях. Это представление, очевидно, удовлетворило моего настойчивого друга, и он вскоре отвернул, что позволило мне продолжить выполнение задания. Я извлек еще один урок из этого маленького эпизода. С тех пор я не оставлял шансов на преимущество ни одному аэроплану в поле зрения – будь то друг или враг. Бывает, что друзья стреляют лучше случайного противника».

24 апреля – Рикенбекер: «В полдень, когда я был на дежурстве, пришло тревожное сообщение о появлении боша над Сен-Мийелем. В тот день тучи висели низко над землей. Самым решительным образом я был настроен сбить своего боша при любых обстоятельствах. Итак, вылет точно в направлении вражеских позиций, высота – около 3000 футов. На такой маленькой высоте моя машина представляла прекрасную мишень для „Арчи“[168]168
  Так американские летчики называли германскую зенитную артиллерию.
  Рикенбекер: «Я знал, что это были за облачка: „Арчи!“ Немцы стреляли по мне восемнадцатифунтовыми снарядами со шрапнелью. И батарея, стрелявшая ими, оказалась очень знакомой. Нам уже рассказывали о самой точной батарее в секторе, с которой столкнулась союзная авиация. Она располагалась в пригороде Сюипа».


[Закрыть], так как после первого выстрела по мне они смогли определить точную высоту облачности, и понять, что я находился сразу под ней. Соответственно и мне стало понятно, что наступила горячая пора, и я прибегнул к некоторым дополнительным уловкам, пролетая над двумя или тремя батареями.

Буквально через минуту после того, как я пролетел северную часть Сен-Мийеля и „Арчи“ открыли огонь, я заметил впереди вражеский самолет. Я стал заходить на него сзади, посчитав идеальным пересечь линию фронта на половине расстояния до Вердена и перехватить боша с такого ракурса, откуда он меньше всего ожидает нападения. Все было разыграно, как по нотам: я даже недоумевал, как он умудрился не заметить черных разрывов зенитных снарядов вокруг меня. Но враг по-прежнему не показывал видимого намерения оторваться от преследования. Меня терзала мысль: все идет слишком хорошо. Может, это не бош?

Так как это была первая немецкая машина, которую я повстречал в воздухе, – а её принадлежность я установил лишь по очертаниям плоскостей и фюзеляжа, – то я решил получше рассмотреть опознавательные знаки, прежде чем открывать огонь, и убедиться, что на машину нанесены черные кресты. Поэтому я убрал палец с гашетки и нырнул поближе.

Да! Это был бош. Но вместо черного креста, он нес черную кокарду! Черная кокарда с белым центром. Нечто новенькое, по крайней мере, такие опознавательные знаки не были известны в нашем штабе. Вобщем, он не был другом, и я мог сбивать его. Но почему он так любезно подставляется под мои пулеметы?

И тут мне припомнились наставления относительно вражеских наблюдательных машин, которые часто повторял майор Лафбери: „Всегда помните – это может быть ловушкой!“ Я быстро оглянулся через плечо – очень своевременно! Из облаков над моей головой вывалился прекрасный черный истребитель „Альбатрос“, который прятался там, ожидая, пока я влезу в ловушку. Тяну за ручку и взмываю, вися „на винте“ и не думая больше о легкой добыче, что осталась подо мной.

С удовольствием обнаруживаю, что я проворней соперника не только по скороподъемности, но и по маневренности. Через несколько секунд я уже над ним и снова жму на гашетки, чтобы сделать свои первые выстрелы в большой войне, как вдруг решаю еще раз взглянуть, не притаился ли сверху еще кто-нибудь, наблюдающий за нашей возней и намеренный присоединиться, пока мое внимание отвлечено. Бросаю быстрый взгляд через плечо.

Моментально забываю о преследовании бошей – мной овладевает огромное желание добраться домой как можно быстрее. Два немецких аэроплана заходят на меня в атаку с расстояния в 500 ярдов. Я решил не выяснять, сколько ещё машин находится за ними. До меня дошло, в какую изумительную западню меня завели неопытность и глупость. Это были гонки на выживание.

По пути домой мне довелось пережить целую гамму чувств. Я верил в то, что немецкие самолеты не слишком хороши и что у нас есть возможность оторваться от них в любой момент. Когда я оглядывался назад и убеждался, что они настигают меня, несмотря на все мои маневры, то проникался своего рода восхищением перед их отточенным умением летать, смешанным с невыразимым презрением к суждениям инструкторов, якобы знавших все о немецких аэропланах. Я кабрировал, пикировал, штопорил и маневрировал скоростью. Они разгадывали каждый маневр и продолжали настигать меня. На какое-то мгновение я оказался в выгодной позиции и решил выжать из нее все. Резко изменив курс, стал карабкаться вверх. После тридцати минут, полностью посвященных попыткам стряхнуть с хвоста моих преследователей, я выполз из „укрытия“ и с удовольствием направился домой. На поле два добрых старых друга ждали моего возвращения. Какую тревогу им довелось бы пережить, узнай они в какую передрягу я попал!»

25 апреля– В ночь один немецкий самолет отправился к Парижу для бомбардировки, но был принужден к посадке в районе Ножан-Лерто; в эту ночь французские зенитчики выпустили 1307 снарядов.

29 апреля– Рикенбекер: «От северной части Понт-а-Муссона в нашем направлении летел истребитель. Он находился на высоте, примерно равной нашей. В тот же миг, когда я увидел его, то узнал в нем ганса по знакомым очертаниям их нового „Пфальца“. Более того, моя уверенность в Джеймсе Нормане Холле была такова, что я знал: он не мог допустить ошибки. А он по-прежнему набирал высоту, точно сохраняя позицию между сиянием солнца и приближающимся самолетом. Я же буквально вцепился в Холла. Ганс неуклонно сближался, не подозревая о грозящей опасности, так как мы полностью находились на фоне солнца.

С первым же пике машины Джимми, я оказался рядом. Мы располагали преимуществом по высоте над противником по крайней мере в тысячу футов, и нас было двое на одного. Он мог уйти от нас в пикировании, так как „Пфальц“ превосходен в этом маневре, в то время как наши более скороподъемные „Ньюпоры“ обладали маленькой забавной привычкой избавляться от обшивки крыльев при слишком неистовом нырянии через воздух. Шансов удрать у боша не было. Его единственным спасением могло стать пикирование к своей территории.

Все эти мысли пронеслись в моем сознании подобно вспышке, и я мгновенно определил для себя тактику предстоящего боя. Пока Джимми заходит в атаку, я, сохраняя высоту, буду держаться с другой стороны „Пфальца“, отрезая гансу путь к отступлению. Прежде, чем я изменил курс, германский пилот заметил, как я выхожу из лучей солнца. Холл находился почти в половине расстояния до него, когда тот задрал нос и стал бешено набирать высоту. Я пропустил его и оказался с другой стороны как раз в тот момент, когда Холл открыл огонь. Не думаю, что бош вообще заметил „Ньюпор“ Холла.

Удивленный появлением нового соперника прямо по курсу, пилот „Пфальца“ мгновенно отказался от идеи ввязываться с ним в бой и, заложив правый вираж, направился домой, в точности как я и ожидал. В мгновение ока я повис у него на хвосте. Снижаемся на полном газу. Холл приближается где-то сзади меня. От страха бош даже не пытается маневрировать. Он убегает, как перепуганный кролик, подобно тому, как я убегал совсем недавно. С каждым мгновением я приближаюсь к нему, прочно удерживая прицелы на месте пилота.

На расстоянии 150-ти ярдов я нажимаю гашетки. Трассирующие пули протягивают огненную полосу к хвосту „Пфальца“. Слегка поднимаю нос аэроплана, за которым, словно струя воды из садового шланга поднимается и огненный росчерк. Еще немного – и он утыкается в кабину пилота. „Пфальц“ резко меняет курс: его рули более не управляются рукой человека. С высоты 2000 футов над позициями противника я совершаю безрассудное пикирование, наблюдая за полетом вражеской машины. Слегка виражнув влево, „Пфальц“ некоторое время разворачивается в южном направлении, а еще через минуту врезается в землю прямо на окраине леса в миле от линии фронта на своей территории. Я сбил свой первый вражеский аэроплан, не будучи сам даже обстрелян!

…Каждый из нас был представлен к награждению Военным Крестом с пальмовой ветвью (Croix de Guerre), что и было одобрено нашим правительством.[169]169
  Значок пальмовой ветви не был неотъемлемым атрибутом французского Военного Креста. Его прикрепляли к орденской ленте в знак повторного награждения этим орденом. Иногда количество «пальм» превышало десяток. Возможно, французское правительство, вручив Рикенбекеру Крест с «пальмой», хотело таким образом подчеркнуть, насколько оно ценит заслуги американских авиаторов.


[Закрыть] Но в то время офицеры армии США не имели права принимать награды иностранных правительств, поэтому церемония награждения прошла без нас. Награды удостоились капитан Холл и я, в связи с тем, что, согласно французским правилам, отмечались оба пилота, одержавшие групповую победу».

30 апреля – Завершилась наступательная операция германских войск во Фландрии. После 14-дневной упорной борьбы германские войска стремительным штурмом овладели горой Кеммель. Действия штурмовой авиации при прорыве обороны противника становятся такой же естественной и необходимой вещью, как и артиллерийская подготовка.

Германн: «Если нужно было в позиционной войне выбросить противника из окопов пехотной атакой, то для сломления его сопротивления оказалась еще недостаточной предварительная артиллерийская подготовка. В момент штурма не хватало деморализующих действий. Этот пробел и восполнили штурмовые самолеты… Низко, едва на 50 м над землей, проносились летчики впереди атакующих и, действуя пулеметным огнем и ручными гранатами, заставляли противника укрываться в его окопах. Поворачивая затем обратно, они с неослабевающим упорством продолжали свои нападения несколько раз…

Так молниеносно завершился штурм высоты Кеммель».

Однако проникнуть до более важных в стратегическом отношении Кессельских высот германцам не удалось. В результате наступления на р. Лис, германские войска попали в такое же тяжелое положение, как и под Амьеном. Образовавшийся новый мешок на Хазебрук ничего кроме опасности для германских войск не представлял.