Текст книги "Гибель советской империи глазами последнего председателя Госплана СССР"

Ухудшение ситуации в экономике в 1988–1989 годах

Большинство факторов, обусловивших стремительную деградацию положения дел в экономической области, носило искусственный, рукотворный характер или было обусловлено целенаправленным воздействием извне.

Щербаков В. И.: «Реформа в любом её варианте – это большое напряжение всех сил государства, серьёзная нагрузка на бюджет в первую очередь. К началу перестройки СССР уже потерял львиную долю бюджетных поступлений.

Разработчики и идейные вдохновители постановления «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения» в Политбюро Егор Лигачёв и Михаил Соломенцев полагали, что таким образом удастся повысить производительность труда и качество выпускаемой продукции.

На местах кремлевскую директиву восприняли подобно героям фильма “Джентльмены удачи”: чем больше сдадим, тем лучше! Какие 10 %, кто при таком мелком масштабе обратит на тебя внимание? Всего за пару лет продажа водки и ликёро-водочных изделий сократилась более чем вдвое! Закрывались заводы и точки реализации, люди давились за спиртным в диких очередях, по улицам зашагали “трезвые патрули”. В считаные месяцы под топор пошли тысячи гектаров виноградников и садов, были утрачены уникальные сорта винограда. Ограничения на продажу спиртного подхлестнули нелегальную торговлю “с заднего крыльца” и с рук (“из бардачка”), пышным цветом расцвело самогоноварение.

Вообще это похоже на какой-то рок: когда наша страна вступает в полосу трудных испытаний, политиков тянет начинать борьбу с алкоголизмом. Алкоголизм при этом не исчезает, зато каждый раз бюджет лихорадит, оставляя правительство, ладно правительство – государство – без денег. Сперва Николай II в канун начала Первой мировой войны объявил сухой закон. В казну перестали поступать доходы, в том числе и это внесло свой вклад в революцию 1917 года Через 70 лет Горбачёв, объявив необходимость перестройки экономики на социальные цели, принимает “антиалкогольное” законодательство, чем рушит доходную часть бюджета и ставит крест на возможности роста расходов бюджета на социальные цели. Теперь уже в наше время: то экономический блок правительства, то энтузиасты депутаты или сенаторы вбросят идеи из категории “пьянству бой”. Смотришь порой на нынешних и диву даёшься: такое впечатление, что они в этой стране не жили, ничего по её истории никогда не читали, сами никогда предыдущий опыт не анализировали и теперь с умным видом рвутся повторить самые нелепые ошибки, какие только можно совершить».

Против алкогольного закона выступал занимавший свой пост с 1960 года министр финансов Гарбузов, но осенью 1985 года Василия Фёдоровича не стало. А ведь главный финансист страны знал, что говорил: доходы от продажи алкоголя давали 15 % поступлений в бюджет и являлись одним из главных источников его наполнения. По замечанию В. И. Щербакова, после начала антиалкогольной кампании в 1986–1987 годах бюджетные доходы падали на 3–4 %, или в денежном выражении на 10–15 млрд рублей в год, за 4 года реформы казна недополучила 63 млрд. Причём, происходило это на фоне обрушения доходов от экспорта нефти. В результате, если в первый перестроечный год бюджет был сведён с дефицитом в 15 млрд рублей, то через год уже в 51 млрд. То есть с точки зрения экономики итог оказался сугубо отрицательным. Статистика фиксировала снижение продаж алкоголя в системе госторговли, и это было правдой, несмотря на неверие населения, но правда и в том, что никто не вёл статистики параллельного роста самогоноварения и выпитых суррогатов.

Народ же, которому в приказном порядке предписали протрезветь, в ответ саркастически переименовал Горбачёва из генерального секретаря в «минерального».

Другим важным фактором нарастания экономических проблем стало резкое падение в середине 1980-х годов цен на нефть. В предыдущее десятилетие стоимость барреля нефти подскочила примерно с 10 до более чем 100 долларов, что обеспечило значительный приток валютных поступлений в Советский Союз. Однако к осени 1985 года влиятельные западные круги через руководство США достигли соглашения с Саудовской Аравией, являвшейся одним из основных поставщиков «чёрного золота» на мировой рынок, о резком наращивании ей объёмов добычи, уровень которой к 1986 году возрос примерно в пять раз – с 2 до 10 млн баррелей в день. В результате успешно проведённой экономической диверсии был нанесён второй мощный удар по доходам советского бюджета, уже извне. Мировые цены на нефть упали тогда почти в три раза (с 30–35 долларов за баррель до 8–9). Каждая тонна советской нефти, уходящей на экспорт, едва окупала себестоимость добычи (которая по тем временам составляла 11 долларов).

Одновременно в попытке обеспечить ускорение темпов роста научно-технического прогресса (НТП) начиная с 1985 года были увеличены расходы на приобретение нового оборудования, в том числе иностранного, покупаемого за счёт валютных поступлений. Также руководство СССР было умело втянуто американцами в очередной виток гонки вооружений. Реагируя на агрессивные действия и риторику заокеанского соседа, советское руководство не жалело денег на новые оборонные программы.

Дополнительным бременем на советский бюджет легли многие другие военные расходы, в том числе на войну в Афганистане, на участие в которой советское руководство было спровоцировано ещё в 1980 году.

Из-за резкого сокращения доходов от продажи нефти, модернизируя производство, приходилось рассчитывать на собственные ресурсы, не надеясь на понимание и поддержку западных партнёров. В холодной войне против нас играли и выступали очень авторитетные люди с серьёзными интересами, и они нашли и ударили в самое слабое место советской экономики.

Щербаков В. И.: «Предшественники Рейгана мерялись с нами силами, что называется, в лоб: у кого атомная бомба больше, тот и даст потенциальному противнику по морде сильнее. Если первый тебе врежу, ты после этого встанешь и сумеешь ответить? Или ляжешь и уже не встанешь? Если я уверен, что ты ляжешь и не встанешь, пну посильнее… Это такие же хулиганские или бандитские разборки, как в любом дворе у шпаны. Но если не уверен, что сразу отправлю в нокаут, я тебя пока трогать не буду. Поищу способы – может, сзади зайду, может, другой какой дубиной огрею… Это и называлось “холодная война”. Рейган от этих приёмов тоже не отказывался, но вдобавок собрал умных людей, которые проанализировали наш бюджет и пришли к правильному выводу: в силу того, что СССР тянется за США в военной сфере, он из своего бюджета высосал уже практически всё. Хлопок продаём, потому что не хватает денег построить современное производство по его переработке. Есть текстильная промышленность, но не развито производство самих товаров. И так по всем товарным группам… Вывод: у русских не хватает денег для производства элементарных вещей для народа: Советский Союз закупает 30 % продовольствия, 60 % лекарств, почти 50 % товаров широкого потребления, почти всю бытовую электронику. Откуда Советы берут на это деньги, если сами у себя ничего не производят? Продают нефть и практически все деньги “проедают”».

Резкое сокращение доходов в условиях сохранения и наращивания дополнительных расходов привело к разбалансированию бюджета, сделавшегося дефицитным. Некоторое время этот дефицит удавалось скрывать, однако впоследствии его масштабы приняли такой характер, что не замечать их стало невозможным.

Нелишнее отступление. История про пианино и поиски самого себя…

В отделе было принято работать допоздна. В районе полуночи обычно устраивались чаепития.

Щербаков В. И.: «Мозги к тому времени уже начинали прокручиваться вхолостую, надо было хоть бутербродом и кофе себя подкрепить. Секретари готовили чай, кофе, и мы садились перекусить и потрепаться, а потом снова за работу часов до двух.

В какой-то из таких междусобойчиков узнаём, что у одного нового работника дочку после Московской консерватории отправили по распределению в Магаданскую область, в такой посёлок, что название с первого раза не запомнишь и на карте не сыщешь. Она оттуда отцу пишет: приехать-то я приехала, изба под музыкальную школу в посёлке есть, а вот из инструментов нет ничего, кроме старого баяна. Сама она консерваторию окончила по курсу фортепиано, и что ей там делать? В общем, мама, я хочу домой! Отец злоключениями дочери поделился в надежде, что кто-то подскажет выход. В самом деле, девчонку двадцати двух лет отправили в 50-градусные морозы, а там даже пианино нет!

Был у нас сотрудник, скромный такой, незаметный, пришёл в Совмин ещё когда Сталин был жив. Трудился всего-то в должности старшего инспектора, но никуда не лез, всё его устраивало. У него было совершенно уникальное хобби: он коллекционировал резолюции начальства. И когда мы в полночь собирались на посиделки, он обычно брал свои две старые тетрадки в клеточку и начинал нам зачитывать перлы из своей коллекции. Минут через 20 мы уже хохотать больше не могли. Резолюции там были собраны самые фантастические.

Для понимания обстановки: распределение функций между Госпланом СССР и Госснабом СССР, кто какими ресурсами распоряжается, производилось просто: всё, что за валюту из капстран, – это Госплан, что из стран СЭВ – частично Госснаб. Но сам председатель Госплана, хоть и в ранге министра, кому, что и сколько выделить, не решал, это была прерогатива правительства, куда он тоже по должности входил. Бюрократическая игра (я и сам в неё потом играл, состоя одновременно в Госплане и Совмине) заключалась в том, что твой заместитель (в Госплане) пишет письмо в правительство, не суть важно, о чём. Там оно попадает к тебе же, но не как к председателю Госплана, а к тебе – как зампредседателя Совмина. И тогда ты накладываешь на него резолюцию – и вопрос решён, причём окончательно.

Вот пример из коллекции нашего сотрудника. Ни в СССР, ни в СЭВ не было хороших каучуков. А они требовались для целого ряда отраслей, где было необходимо производить так называемое обрезинивание арматуры. Прежде всего для химической и нефтехимической промышленности, тяжёлого машиностроения – везде, где есть пневматика и гидравлика. Придумали такую схему: делают арматуру в ГДР, чтобы не возить из Советского Союза, потом передают её в ФРГ на обрезинивание и оттуда уже отправляют в СССР. Соответственно, тот, кому нужна такая готовая деталь, должен был сначала обратиться в Госплан, получить валюту, потом в Госснаб. Так как эти лимиты никогда не совпадали, то и совместить всё было тяжелейшим делом. Пока шли бесконечные споры по этому поводу, страдало производство. В итоге из Госснаба за подписью зампреда ушло в правительство письмо с просьбой передать им от Госплана право комплексного планирования расходования части твёрдой валюты, связанной с доработкой изделий из стран СЭВ. Это письмо принесли председателю Госснаба же, но в качестве вице-премьера, и он накладывает резолюцию: “Прикрепить ГДР к Госснабу СССР той частью резинотехнических изделий, которую они получают из ФРГ”.

И таких резолюций в тетрадке набиралась куча. Профессиональные чиновники хохотали до слёз и получали удовольствие от уровня культуры своих начальников.

Так что же всё-таки делать с девочкой в сибирском медвежьем углу? Все предлагали договориться с Минобразованием, чтобы девочку эту с севера отозвали. Но отец уже пробовал это сделать, с замминистра переговорил, тот обрисовал картину: он из союзного Министерства должен написать письмо в российское (РСФСР) Министерство, оттуда в областное, потом районное управления образования, а на дворе перестройка, разоблачение злоупотреблений, борьба с привилегиями – представляешь, как там могут отреагировать на такие депеши?! И как это потом срикошетит? Нет, не годится, нужно что-то другое придумать.

И тут наш коллекционер казусов спрашивает кого-то из коллег: “У тебя там вроде проект постановления по культуре на исполнении?” – “Да”, – отвечает тот. А речь шла о подготовке большого постановления по развитию культуры на очередные 10 лет, в нём ставились глобальные вопросы по библиотекам, театрам, музеям. Сопровождалось оно увесистым приложением – кому чего и сколько должно было достаться. “Коллекционер” продолжает: “Ну-ка, тащи его сюда!” Приносят документ с приложениями. Коллекционер полистал эту кипу бумаг и в одном месте приписал: “Министерству культуры: поставить в музыкальную школу № 1 рабочего посёлка имярек пианино в количестве 5 штук до такого-то числа”. “Иди, – говорит, – перепечатай”. Заинтересованный в решении вопроса отец перепечатал ту страницу, и мы благополучно забыли об этой истории.

Прошло месяца четыре, на очередные посиделки счастливый коллега приносит бутылку коньяка и говорит: “Это тебе, Гриша, давайте все выпьем!” С чего, почему? Оказывается, дочка позвонила и сообщила, что пришли пять пианино, теперь там есть, на чём заниматься. А уж под такое дело она сама смогла договориться на месте: я вам пианино организовала, вы меня теперь отпустите.

Я такого пируэта не видел в жизни никогда. И после этого понял: в другое измерение попал, в другой мир. Мне бы в голову не пришло в Постановление ЦК КПСС и Совета министров по глобальной программе развития культуры в СССР на 10-летний период, включить несколько музыкальных инструментов в никому не ведомый рабочий посёлок между Якутском и Магаданом. Но самое поразительное, что всё было точно исполнено! Никто не посчитал нужным посмотреть-посчитать, где этот медвежий угол находится, как доставить туда эти пианино и, наконец, сколько будет стоить их доставка. Написали пять – значит, пять, их и доставили. Исполнительская дисциплина тогда ещё была на высоте!»

Ещё одно нескучное отступление о самооценке

Напряжённая работа требовала активного отдыха или по крайней мере отвлечения от основного занятия. Формы они принимали разнообразные.

Это случилось летом 1988 года. В. И. Щербаков работал тогда первым заместителем начальника отдела Совмина.

Щербаков В. И. «В команду серьёзных мужей, писавших в “Соснах” очередной важный документ, входили первый заместитель председателя Совета министров СССР, председатель Госплана СССР, кандидат в члены Политбюро Ю. Д. Маслюков, председатель Госкомцен В. С. Павлов, бывший заведующий экономическим отделом ЦК КПСС, а теперь министр финансов СССР Б. И. Гостев и, кажется, ещё в то время директор Института экономики, академик Л. И. Абалкин.

Как-то после обеда мы гуляли с чувством исполненного долга и, фланируя вечером вдоль Москвы-реки, увидели на другой стороне реки манящее взоры колхозное кукурузное поле. Мужики все чувствовали себя молодыми, пенсионный возраст перевалил только Борис Иванович (ему был 61 год), и всем так захотелось сорвать несколько початков, что, недолго думая, на двух лодках поплыли, как вскоре оказалось, за приключениями.

Вначале всё шло хорошо, мы, как пацаны, засовывали кукурузу за пазухи, веселились и уже собрались возвращаться, как нас заметил колхозный дозор и два охранника на лошадях и с кнутами захватили двух наших товарищей – Валентина Павлова и Бориса Ивановича Гостева.

Находясь в безопасности, отплыв от берега мы стали вести переговоры, пытаясь решить вопрос мирным путём. В процессе торга была назначена цена выкупа заложников, оперативно добрались до санатория и вернулись с тремя или четырьмя бутылками водки – во столько оценили местные жители двух советских министров. Произвели честный обмен. Выкупили “особо одарённых”. И всех охватил неудержимый хохот – представили, что было бы, если колхозники вызвали наряд милиции и те начали составлять протокол на “банду”, возглавляемую кандидатом в члены Политбюро! При этом мы будем объяснять им, что в этот вечер искали пути перевода нашей экономики на рыночные рельсы!

Трофеи нам оставили, кукурузу, вернувшись, мы сварили и, восстановив наш водочный запас, быстро его уничтожили.

Эта история сопровождала нас полжизни. Увы, теперь из всей той нашей весёлой команды остались только мы с Аганбегяном…»

Вообще, если мы коснулись этой, казалось бы, несерьёзной темы, следует сказать, что расслабления после напряжённой работы создали целую фольклорную, закодированную систему. Вот некоторые афоризмы, созданные специалистами, работающими на совминовских и цековских дачах:

Аганбегян А. Г.: «Сухой закон на нас сильно сказался. С его введением мы стали хуже писать… Мы намекали Горбачёву (на это уполномочили меня), приводя ещё одну мудрую мысль: “Хороший доклад на воде не напишешь”, однако генсек был стоек, тогда даже пива на дачах не стало. В качестве компромисса у нас появился верблюжий кумыс, относительно крепкий. Но по своим комнатам мы всё равно режим нарушали…»

Если кто-то брал вызывную машину и отправлялся в Москву, то коллеги просили его непременно «не забыть привезти материал».

Щербаков В. И.: «Садившегося в машину коллегу напутствовали так, чтобы проходящие мимо не поняли истинного смысла послания: “Ты рукопись не забудь!” Под книгой в твёрдой обложке подразумевался коньяк, в противном случае имелась в виду водка. Диалоги поэтому принимали забавный вид: “Степан Арамаисович, ты в город? Заскочи, возьми мне Ленина 52-й том. Только в твёрдой обложке”».

Кроме этого, сложилось и негласное правило поведения «писателей»: написав доклад, во время его произнесения следовало сесть в первый ряд и внимательно конспектировать выступающего.

Говорили также: «Доклад не так хорош, чтобы его показать автору».

Щербаков В. И.: «Когда я уже был заместителем премьера и участвовал в формировании окончательного текста программ и документов по перестройке в “узком составе” из 5–6 человек, Михаил Сергеевич после посиделок всегда с нами бутылку армянского коньяка распивал, ограничиваясь, правда, парой 25-граммовых рюмочек. Полулитровой бутылки коньяка на здоровых мужиков, конечно, не хватало. Но добавки никогда не давали, даже если кто-то привозил с собой».

Закон «О государственном предприятии (объединении)»

Одним из важнейших дел отдела была, конечно, работа над этим законом.

Подготовка закона. Правительство Рыжкова изначально взяло курс на создание рынка производителей, стремясь предоставить экономическую свободу именно предприятиям, а не чиновничьим министерским структурам. С этой целью премьер и его команда рассчитывали опереться на директорский корпус.

Рыжков Н. И.: «Ещё в 1983 году мы потихоньку начали этот вечный путь с высвобождения из-под гнёта командно-распределительной централизации первичного звена экономической цепи – предприятия. Но всё это носило характер подзаконности, некоей правовой нелегальности. Нужен был Закон СССР, который максимально чётко определил бы права и обязанности предприятия, его место и роль в системе экономики страны»[17]17
  Рыжков Н.И. Перестройка: история предательств М.: Новости, 1992. С. 265.


[Закрыть].

Как мы уже рассказывали, в 1985 году, когда отдел по вопросам совершенствования управления народным хозяйством Совмина возглавил опытный производственник П.М. Кацура, он сосредоточил своё внимание в первую очередь на организации управления в отраслях промышленности страны, выступил с инициативой сформулировать на базе принципов вазовского эксперимента, которым он занимался, Закон «О государственном предприятии (объединении)».

Кацура П.М.: «Предполагалось разорвать по живому сквозную административную вертикаль управления и начать этот процесс именно с перестройки в основном звене общественного производства» [18]18
  Кацура П.М. АвтоВАЗ и его время. Тольятти, 2012. С. 160.


[Закрыть].

Он так объясняет задуманное.

Кацура П. М.: «Место и роль этого закона в реформировании экономики страны оказались незаслуженно задвинутыми на задний план. Энтузиастам перестройки понятие “государственное”, казалось, изначально противостоящим всей логике реформы, откровенно тормозящим её ресурсом. Эти впечатления, безусловно, формировали импортные консультанты, которые, по определению, не владели основами плановой экономики, её достоинствами. Что касается отечественных энтузиастов, поставивших исключительно на монетарный путь реформирования, то здесь, как мне представляется, сказалось отсутствие элементарного понимания сложных взаимообусловленных процессов непосредственно в процессе производства»[19]19
  Там же. С. 160.


[Закрыть].

В 1987 году такой закон в отделе Кацуры был сформулирован, согласован со всеми заинтересованными государственными структурами, рассмотрен на Политбюро ЦК и представлен в Верховный Совет СССР.

В докладе на июньском (1987 года) Пленуме ЦК КПСС Генеральный секретарь М. С. Горбачёв, указывая на необходимость радикальной реформы управления экономикой, провозгласил её главный принцип: «Больше социализма, больше демократии». Для этого требовалось, развивая самоуправление на производстве, расширить права предприятий, усилить их ответственность, увязав доходы с конечными результатами.

Законопроект красиво ложился на ту политику демократизации, которая внедрялась в то время, и он был обречён на то, что будет принят.

Вопросы финансовой и хозяйственной самостоятельности вытекали из логики результатов экспериментов. Но были и не очень проработанные вопросы, в частности, выборы директоров принесли вред советской экономике.

Ещё в процессе предшествовавших июньскому пленуму дискуссий было провозглашено, что надо раскрепостить деятельность первичного хозяйственного звена: предприятий и объединений, дать им максимальную экономическую свободу. Была выдвинута формула: самоокупаемость, самофинансирование, самоуправление предприятий. По мнению авторов этого этапа реформ (а среди них были, в частности, А. Г. Аганбегян, А. И. Анчишкин, В. А. Медведев, С. А. Ситарян высшим экономическим органам управления – Госплану, Госснабу, министерствам и ведомствам – следовало разработать систему единых или хотя бы групповых экономических нормативов, в рамках которых предприятиям была бы предоставлена возможность достаточно широкой самостоятельности в области выбора инвестиционной политики, установления хозяйственных связей, выработке форм и методов оплаты труда своих работников.

По словам Л. И. Абалкина, они «пришли к выводу, что поправить положение в экономике сможет лишь появление реального хозяина на предприятии».

Принятие закона, первые результаты его реализации. И вот 30 июня 1987 года Верховным Советом СССР был принят Закон № 7284-XI «О государственном предприятии (объединении)». Этот документ на июньском Пленуме представлял и защищал Н.И. Рыжков. Он считал, что следует обеспечить «человеку труда положение подлинного хозяина и на своём рабочем месте, и в коллективе, и в обществе в целом».

В его докладе говорилось: «Предприятия должны быть поставлены в такие условия, в которых между ними развёртывается экономическое соревнование за лучшее удовлетворение спроса потребителей…

Мы исходим из необходимости усиления реальной состязательности между предприятиями и организациями, в том числе государственными и кооперативными за лучшее удовлетворение потребностей населения и народного хозяйства. Победители в этом соревновании должны получать ощутимую экономическую выгоду…»

Щербаков В. И.: «Вступил в действие закон с 1 января 1988 года. Планировалось, что в течение года он будет распространён на 50 % предприятий, а в 1989 году – на остальные.

Законом были поставлены на долговременную экономическую основу взаимоотношения хозяйства с трудовыми коллективами и государством».

Главные принципиальные положения этого документа были следующие:

1. Изменение содержания планирования. Предприятия перестали получать директивные показатели, до них стали доводиться лишь контрольные цифры (для ориентации). Впрочем, устанавливались государственные заказы (обязательные), о которых мы ещё поговорим, а также долговременные экономические нормативы и лимиты. Исходя из всего этого, а также полученных заказов потребителей, смежников предприятие само разрабатывало и утверждало свои планы.

2. Полный хозрасчёт и самофинансирование. Прибыль, или доход, стали обобщающим показателем результатов деятельности предприятия. Чистая прибыль после расчётов с бюджетом, банками и вышестоящей организацией вместе с фондом оплаты труда образовывали хозрасчётный доход коллектива.

3. Социалистическое самоуправление. При том, что производственные фонды оставались в собственности государства, трудовые коллективы объявлялись полноправными хозяевами предприятий. Высшей формой демократии становилось собрание (конференция) трудового коллектива, избирающее директора и совет трудового коллектива (СТК), обладающий огромными полномочиями по руководству деятельностью предприятия и действующий между собраниями.

4. Отношения с вышестоящим органом. Предприятие получает от него «исходные данные для планирования», увязанные между собой (контрольные цифры, госзаказы, лимиты, экономические нормативы) по списку, утверждаемому Советом министров, и сверх этого списка никаких команд отдавать было нельзя.

5. Снабжение и сбыт по прямым связям, а также централизованно для выполнения госзаказов.

6. Цены устанавливаются централизованно, по договорённости с потребителем или самостоятельно. Цены свободны, а за госзаказ государство платит рыночную цену.

7. Внешнеэкономические связи. Предприятиям, получившим дополнительное разрешение, разрешалось непосредственное осуществление экспортно-импортных операций, в том числе капиталистическими странами. Но тем не менее монополия внешней торговли была сохранена. До середины 1990 года функции государственных внешнеторговых объединений не оспаривались.

8. Социальное развитие. Развитие при предприятии и за его счёт разветвлённой социальной сферы поощрялось.

Закон предусматривал расширение прав предприятий, увязывал их доходы с конечными результатами, вводил самоуправление на производстве. Закон должен был заменить суть планирования: начиная с 1988 года традиционные обязательные плановые задания по выпуску продукции заменялись госзаказами на поставку оговорённого количества товаров конкретным партнёрам. В рамках спущенных сверху контрольных цифр, долговременных нормативов и лимитов предприятие могло теперь само планировать свою работу и обретало свободу искать и находить нужных ему партнёров и заключать с ними прямые договоры.

Щербаков В. И.: «Я с большой надеждой ждал решения Политбюро по одобрению проекта этого закона, но одновременно ожидал ожесточения дискуссии на тему: “Куда нас ведут”. Поразительно, но в данном случае советское партийное руководство при всех обязательных ритуальных ссылках на цитаты из классиков позволило себе пойти на прямой конфликт с самим В. И. Лениным, предупреждавшим: “Величайшим искажением основных начал советской власти и полным отказом от социализма является всякое, прямое или косвенное, узаконение собственности рабочих отдельной фабрики или отдельной профессии на их особое производство, или их права ослаблять или тормозить распоряжения общегосударственной власти…” Вот так: сначала – “Фабрики – рабочим, землю – крестьянам”, а потом “величайшая ошибка”. За время работы в составе групп по подготовке концептуальных документов моё понимание проблем экономики СССР и политики и практики коммунистической партии, в которой, будучи уже министром СССР, был избран в состав ЦК КПСС, сильно изменилось. Уже позже, на съезде КПСС, когда мою кандидатуру предложили на избрание первым секретарём компартии Российской Федерации, я пришёл в ужасное эмоциональное состояние и немедленно выскочил на трибуну для отказа от этого предложения.

Я был всецело на стороне того большинства, кто считал правильным и остро необходимым, первоочередной задачей – дать свободу промышленным предприятиям, и очень добросовестно работал над текстом этого закона. А как верил в это дело Николай Иванович Рыжков – человек, на которого я смотрел с глубочайшим уважением. Настоящий технический интеллигент, Рыжков почти всю жизнь проработал на производстве, причём не где-нибудь на свечном заводике, а на Уралмаше – “заводе заводов”, как его называли в СССР. Ну, ладно, я по молодости, по горячности, допустим, чего-то недопонимаю, смотрю куда-то не туда и вижу не совсем то, но, когда такой опытный, а главное, честный и порядочный человек со светлой головой идею поддерживает, сомнения уходят. “За” были и другие директора предприятий, и отраслевые министры, многие из которых сами из директоров вышли. Все в один голос настаивали: дать предприятиям свободу. И я, можно сказать, собственной рукой пишу закон о предприятии, потом закон о производственном объединении, и лишь через несколько лет, прошедших после выхода закона, после столкновения некоторых норм закона с жизнью приходит понимание, что правильные в принципе законы оказались опередившими время, так сказать, “телегой, поставленной впереди лошади”. Но не потому, что эти законы приняли рано или нормы законов ошибочны, а потому, что не приняли раньше многие другие законы, формирующие институты и среду рынка, рыночные отношения между хозяйствующими субъектами, их отношения с госорганами, правила формирования ими своей экономики в рыночной среде и т. д. Закон вышел несовременный, рано по критериям готовности экономической среды к его применению, но в то же время поздно по социально-политическим критериям общества. Образно говоря, поезд экономики, да и жизни общества, не только замедлил ход, он вообще остановился на рельсах, и все увидели впереди полный тупик. Пассажиры не просто волнуются, они уже просто взбешены действиями паровозной команды. Железнодорожное начальство, конечно, объявляет виноватыми стрелочников и обещает всё быстро исправить. Но, честно говоря, само не знает как».

С точки идеального видения разработчиков всё делалось правильно. Рыжков, как бывший директор завода, привык, что, когда он давал задание, его чётко выполняли. Но государство при этом обеспечивало директора необходимыми ресурсами. Сейчас же этого не происходило.

Заведующий сектором экономических наук ЦК КПСС Олег Иванович Ожерельев комментирует это так.

Ожерельев О. И.: «Мы же исходили из того, что финансирование не должно быть безвозмездным, все предприятия должны перейти на полное самофинансирование и самоокупаемость. Они сами должны составлять планы по номенклатуре, по производительности, по количеству работников и т. д. При этом часть полученной прибыли по нормативам отчислять государству.

Заговорили мы и о конкуренции. Правда, это слово ещё стеснялись произносить, говорить о социалистическом соревновании.

Важно было, чтобы не олигархи захватили собственность предприятий, а ими владели трудовые коллективы через возможность выбора руководства. Директор в этом случае будет подотчётен не вышестоящему начальству, а тому самому выбравшему его коллективу.

В этом была вся логика».