Текст книги "Этнополитика"

4. Подъем национального и этнического самосознания населения Российской империи в начале ХХ века

В конце XIX в. и особенно в ходе революции 1905 г. на базе национальных движений были созданы политические партии, провозглашавшие в своих программных заявлениях идеи трансформации национально-государственного устройства Российской империи.

Каким видели национально-государственное устройство России политические партии и движения начала ХХ столетия, когда кризис прежней модели государственности стал очевидным?

Представлявшая правое крыло русского либерализма партия крупных землевладельцев и торгово-промышленных кругов (октябристы) утверждала, что «жизненным условием для укрепления внешней мощи России и для ее внутреннего процветания» является «ограждение единства ее политического тела, сохранение за ее государственным строем исторически сложившегося унитарного характера».

В отличие от них главная политическая организация российских либералов – партия конституционалистов-демократов (кадеты) признавала за народностями империи право на самоопределение, но сводила его к культурному – в рамках унитарного государства.

Российская социал-демократическая рабочая партия (оба ее крыла – как большевистское, так и меньшевистское), провозглашая право на самоопределение, первоначально видела его в широком местном самоуправлении.

Размах революционной стихии в 1905-1907 гг. заставил самодержавие приступить к конституционным реформам, пойти на созыв законодательной Государственной думы. В первых Государственных думах были представлены многие этнические общности России, которые могли если и не защищать интересы этнических меньшинств, то, несомненно, ставить вопросы организации их жизни и взаимодействия.

В составе корпуса депутатов дореволюционных Государственных дум России представители других национальностей исчислялись в диапазоне от 13 до 28 %. Разумеется, что в составе дум представительство от национальных регионов, губерний было урезанным, но тем не менее при формировании депутатского корпуса учитывалась национальная составляющая. Тем самым были соблюдены правила взаимодействия в государстве между этническими общностями и властью. Этим формам взаимодействия придавался демократический характер.

После падения монархии весной и летом 1917 г. национальные движения и партии, кроме финнов и поляков, не выдвигали требований выше культурной и административной автономии.

«Свобода неотделима от федерации, спасение России – в ее федерализации»[10]. С этим заявлением председателя украинской Центральной рады Михаила Грушевского солидаризировались и лидеры других национальных движений. Эту же идею поддержало и Временное правительство с оговоркой, что решение вопроса следует оставить на усмотрение Учредительного собрания.

На выборах в Учредительное собрание все национальные партии получили только 22 % голосов, хотя доля нерусских избирателей, после отделения Польши и Финляндии, составила 50 % от числа всех избирателей. Большевики во всех регионах, кроме Прибалтики и Белоруссии, имели весьма слабую поддержку, хотя только они на словах поддерживали право наций на самоопределение.

Что же касается Ленина, то трезвый анализ сложнейших этнонациональных процессов поколебал его первоначальные представления о преимуществах централизованного унитарного государства. После событий октября 1917-го и начала Гражданской войны возникла нужда в поддержке со стороны политиков национальных окраин бывшей империи. Это означало неизбежность федерации и правомерность появления самостоятельных национально-государственных образований, а также создания культурно-национальных автономий. Однако значительная часть соратников Ленина (за исключением представителей тех же окраин) оказалась не готова к предложенной им трактовке.

5. Итоги нациестроительства в Российской империи

Анализируя особенности нациестроительства, исследователи выделяют целый ряд причин, которые не позволили завершить формирование нации в имперский период.

Как подчеркивает отечественный философ В.Д. Соловей, у русского народа отсутствовали такие важные предпосылки формирования политической нации, как значительная горизонтальная и вертикальная мобильность, а также культурная однородность. Низы общества были отделены от верхов не только политическими и социальными барьерами, они жили в разных культурных контекстах и пространственно-временных континуумах [11, с. 74–75].

В отличие от государств Европы, где значительную роль в процессе нациестроительства играла интеллигенция как интеллектуально «передовой отряд» третьего сословия, в России в силу слабости самого третьего сословия и достаточно резко выраженного её негативного отношения не только к империи, но и к государству вообще, в роли фундамента нации выступить не смогла. Известный британский историк Дж. Хоскинг считает, что русская интеллигенция, впитавшая имперскую культуру, но одновременно стремящаяся порвать с ней, пыталась «сыграть роль посредника и создать «придуманное общество» как синтез имперской культуры и этнической общности», в результате» оказалась просто раздавленной между ними» [12, с. 12-13].

В свою очередь, известный российский мыслитель Г.П. Федотов, отмечает оппозиционность (даже революционность) значительной части интеллигенции по отношению к империи: «после Пушкина, рассорившись с царями, русская интеллигенция потеряла вкус к имперским проблемам, к национальным и международным проблемам вообще. Темы политического освобождения и социальной справедливости завладели ею всецело, до умоисступления. С точки зрения гуманитарной и либеральной, осуждались Империя, все Империи, как насилие над народами, но результаты этого насилия принимались как непререкаемые. Более того, XIX век для большинства интеллигенции означал сужение национального сознания до пределов Великороссии» [13, с. 317].

Слишком слаба была и промышленность для того, чтобы проявить свои интегрирующие качества. Не могла возглавить процесс строительства нового национального государства и российская буржуазия, которая испытывала в то же время мучительный комплекс неполноценности в условиях тесных для него рамок традиционной империи. Этот внутренний болезненный разлом в предпринимательской среде мешал процессу ее универсальной консолидации. В силу этих и многих других обстоятельств внутренний потенциал капиталистической эволюции в XX в. был для России очень ограничен [14, с. 23].

Царское правительство практически отказалось от политики окончательной ассимиляции нерусских народов, что в результате означало невозможность создания единой российской нации. Православная церковь не вела активной деятельности, а на Кавказе и в Средней Азии она ограничилась лишь формальным присутствием.

Сегодня понятней, чем ранее, какие факторы затрудняли «ассимиляторские усилия русского национализма»: слабость многих институтов, например армии, перешедшей от рекрутского набора к призыву лишь в 1870-х годах; отсутствие светской системы обязательного начального образования на русском языке на всем пространстве империи; упорное нежелание династии переходить от традиционных механизмов легитимации власти (божественная санкция) к модерным, националистическим, что требовало введения конституции и представительных учреждений.

Полуобразованные, если вообще грамотные, широкие слои русскоговорящего населения Российской империи просто не умели мыслить категориями более широкого политического сообщества, нежели то, которое задавалось их провинциальными экономическими, сословными, культурными и кровнородственными общностями. Иными словами, процесс, схожий с описанной Юджином Вебером трансформацией в XIX веке «крестьян во французов», в русскоговорящих землях Российской империи на рубеже XX столетия едва шел.

Русская народная идентичность (практически до конца существования Российской империи) строилась преимущественно не на этнической, а на традиционных: конфессиональной («мы» – православные, «хрестьяне», «они» – нехристи, бусурмане, или поганые, латыняне), сословной («мы» – крестьяне, «мы» – мещане) или территориально-локальной/региональной – основаниях («мы» – «пскопские», «мы» – «тверские»). Лишь в экстремальных ситуациях крестьяне идентифицировали себя с государством, олицетворением которого для них являлся самодержавный царь.

В результате, как уже отмечалось, национальная идентификация на массовом уровне не была доминирующей на протяжении практически всей истории Российской империи. Провинциальная Россия не могла изменить подобного положения дел, поскольку была обществом практически без современных учреждений, где власть чаще всего ассоциировалась с конкретными личностями, а не занимаемыми ими должностями.

Итак, социальные институты и идеологические установки традиционной империи оказались слабо приспособленными к условиям модернизации. При этом роль государства была настолько значительна, что при его реформировании общество не только не усилило свой контроль над ним, но и само оказалось еще более ослабленным. В результате явно невозможным стал процесс построения имперской нации, точно так же как и процесс становления русской нации, как основы национального неимперского государства.

В этих условиях о формировании российской нации как согражданства и речи быть не могло. К началу Первой мировой войны царская Россия не была интегрирована ни экономически, ни культурно, ни конфессионально. И после Октябрьской революции 1917 г. Российская империя, так и не ставшая полноценным национальным государством, распалась.

6. Итоги и уроки национальной политики Российской империи

Каппелер А. в исследовании «Россия – многонациональная империя. Возникновение. История. Распад», анализируя особенности национальной политики Российской империи, приходит к следующему выводу: «Имперская политика в национальном вопросе так же пестра и многообразна в своих проявлениях, как само население этой империи пестро и многообразно. Привести это многообразие в последовательную систему, а тем более в некое единство невозможно, ибо такого единства в действительности просто не существует» [15, c. 178]. В этом обобщении достаточно полно и объективно раскрыты ее основные черты и особенности.

И современники и исследователи вполне отдавали и отдают себе отчет в том, что в России «строилась империя, а не рай на земле».

С.Ю. Витте подчеркивал: «Вся ошибка нашей многодесятилетней политики – это то, что мы до сих пор еще не осознали, что со времени Петра Великого и Екатерины Великой нет России, а есть Российская империя. Когда около 35 % населения – инородцы, а русские разделяются на великороссов, малороссов и белорусов, то невозможно в XIX и XX вв. вести политику, игнорируя этот исторический, капитальной важности факт, игнорируя национальные свойства других национальностей, вошедших в Российскую империю, – их религию, их язык и прочее. Девиз такой империи не может быть: «обращу всех в истинно русских». Этот идеал не может создать общего идеала всех подданных русского императора, не может сплотить все население, создать одну политическую душу» [16, с. 213].

И в то же время нельзя не признавать, что царская Россия проводила достаточно эффективную национальную политику. Не сглаживая «острых углов», связанных с политикой колонизации ряда регионов, с насильственной христианизацией на определенных этапах, ограничением в правах отдельных народов, политика центральной власти в отношении окраин была направлена на скорейшее их хозяйственное освоение, активное содействие культурно-образовательному росту местного населения. В Российской империи этнический признак не имел решающего значения и в организации территориального деления. В целом власти не проводили политику жесткой унификации, сохранялись различия и в территориальной организации, и в способах управления регионами.

Вошедшие в состав России народы, разумеется, подвергались различным видам притеснений и эксплуатации, страдали от административного произвола, жульничества чиновников и купцов, но, во-первых, в массе своей ничуть не более, чем русский народ. Нельзя не отметить, что с момента покорения Средней Азии не было ни одного года, когда сумма налогов и прибылей казны хотя бы сравнилась с суммой расходов на содержание территории.

По отношению почти ко всем областям имперской периферии – Поволжью, Средней Азии, Уралу, Сибири, Кавказу, Закавказью, Средней Азии и т. д. – российский колониализм выполнял цивилизаторскую миссию, был передатчиком, а в чем-то и оригинальным источником европейских экономических, политических и социальных нововведений, западных ценностей и тем самым постепенно готовил эти области к модернизации и развитию. По словам Федотова Г., Россия несла им «универсальное просвещение, сияющее с Запада, хотя и в лучах русского слова» [17, с. 337]. В условиях России роль основного ретранслятора ценностей мировой культуры и роль культурного интегратора в целом выполняет русская культура.

В истории России можно найти немало примеров подавления и угнетения, но достаточно примеров и братского сотрудничества русского и других народов. Русь всегда славилась уважительным отношением к иноязычному населению и иноверцам. Многие историки сходятся во мнении об особом характере Российской империи, в национальной политике которой преобладали принципы сотрудничества и уважения национальной специфики. Зрелость и уровень функционирования входящих в Российское государство наций-этносов были весьма различными, и собрать Россию, сохранить и превратить в мощное жизнеспособное государство можно было только учитывая интересы каждого и всех.

Главной целью империи, создававшейся в России на протяжении четырех столетий от присоединения Казани в 1552 г. и Астрахани в 1554 г., была не религиозная и культурная ассимиляция, а безопасность русского государства. Достаточно сравнить судьбу мавров Гранады и татар Поволжья. Первые были частью депортированы в Марокко, частью обращены в христианство. И уже через 100-150 лет после того, как 2 января 1492 г. флаги Арагона и Кастилии были подняты над сторожевой башней Альгамбры, не только вера, но и язык предков маврами был утрачен. Происходит их полная ассимиляция. В то же время поволжские народы большей частью сохранили и мусульманскую религию, и язык и историческую память до сего дня.

Прибалтика, веками представляла собой арену кровавых столкновений между сопредельными государствами, оказавшись в составе России, не знала на своей территории войн почти 200 лет. Украина накануне Переяславской рады (1654) была полем ожесточенных сражений между казачеством, поляками, татарами и турками и лишь в составе России получила возможность мирного развития хотя бы своей левобережной части. В Закавказье лишь покровительство России спасло грузин и армян от физического уничтожения. «Имперский» период их истории оказался, пожалуй, самым мирным и зажиточным.

Следует особо отметить, что отличительной чертой царской России была веротерпимость, которая пронизывает всю историю России. Власть не поощряла грубого давления на традиционную религию, не закрывались местные религиозные школы, для местного населения сохранялись народные суды, которые разрешали подсудные им дела на основании существующих у каждого народа обычаев.

Вообще политика всех царских правительств была более лояльной по отношению к коренному населению присоединявшихся территорий, чем политика других метрополий (Великобритании, Франции, Голландии, Германии и других в отношении их колоний), хотя без насилия не обходилось и в России. Однако «этническое» насилие в истории Российской империи практически никогда не было направлено против этноса в целом.

Исходя из приведенных фактов, на наш взгляд, не вполне корректным является мнение ряда историков, журналистов и публицистов, которые употребляют слово «империя», «имперский» исключительно в негативном смысле, чуть ли не как ругательство. Такой подход грубо нарушает принципы историзма. Империи складывались в соответствии с общепринятыми и общепризнанными в то время морально-этическими и правовыми нормами. Империя – закономерный, логический (хотя и не обязательный, не неизбежный) этап в развитии государства, имеющий для вошедших в нее народов как «минусы», так и «плюсы» – правда, в разных, как правило, соотношениях, в разных пропорциях. И что же касается Российской империи, то в свете вышеизложенного можно сделать лишь один вывод: она несла населявшим ее народам гораздо больше «плюсов», чем «минусов».

Разумеется, отношения между русскими и нерусскими не были идиллическими (таких отношений не наблюдалось и среди представителей одного народа, особенно если они принадлежали к представителям разных сословий), но они в принципе развивались в русле партнерства и добрососедства. Но не нужно забывать, что сравнительный анализ качества жизни русского и нерусских народов убеждает, что «угнетавшая нация» в ряде случаев находилась в худшем положении, чем нации «угнетенные».

Вероятно, крупнейшим просчетом российской этнополитики XIX века можно считать отсутствие должного внимания к поддержанию русского ассимиляционного потенциала. Опыт свидетельствует: империя заходит в тупик, когда не имеет поддержки русских анклавов на местах, которые являются ее скрепляющими обручами.

Выводы

1. Основные черты и принципы государственной национальной политики императорской России в первую очередь определялись ее многоэтническим и многоконфессиональным характером. «Нерусские» (неславянские) этнические группы веками оставались весомым фактором формирования российской государственности и русской культуры.

2. Именно благодаря объединяющей роли русского народа во все времена на территории России сохранялись относительное единство, многообразие, духовная общность и союз различных народов.

3. Будучи по существу даже не классической империей, а деспотией, Россия так и не смогла стать европейским унитарным государством, способным организовать общее политическое и культурное пространство для равноправной жизни своих народов.

4. К началу первой мировой войны царская Россия не была интегрирована ни экономически, ни культурно, ни конфессионально. Ее многочисленные народы, включая русских, не охваченные общей системой образования, почти поголовно неграмотные, продолжали «жить на особицу», так и не создав единой нации.

5. После 1917-го года в результате революционных потрясений, Российская империя, так и не ставшая «национальным государством», распалась.

Основные понятия: дискриминация этническая, принципы государственной национальной политики императорской России, черта оседлости, инородец, русификация, национал-сепаратизм, национал-шовинизм, национальное движение, национально-освободительное движение, автономизация.

Контрольные вопросы и задания

1. Насколько полно и объективно характеризуют Российскую империю такие понятия, как «лоскутная империя» и «тюрьма народов»?

2. Кто был автором афоризма: «Россия – тюрьма народов»?

3. Предложите свой вариант афоризма, который бы наиболее полно и объективно отражал особенности национальной политики Российской империи.

4. Сформулируйте основные принципы национальной политики Российской империи.

5. Что представляла собой политика русификации народов? Имела ли она прогрессивное значение?

6. Как следует относиться к имперскому прошлому России? Почему оно может быть предметом гордости? Равнозначна ли гордость за прошлое к стремлению вернуться к этому прошлому?

7. Какие позитивные элементы в сфере национальной политики Российской империи не утратили своего значения и в наши дни? Свой вывод подкрепите конкретными фактами.

8. Ф. Достоевский считал: «В Европе мы были приживальщики и рабы, а в Азии мы европейцы». Насколько верна данная характеристика? Какой смысл вкладывал писатель в понятие «европеец»? Выполнила ли Россия взятую на себя миссию?

9. Может ли русский народ нести ответственность за колонизаторскую политику царизма? Или вопрос должен стоять иначе?

10. Согласны ли вы с тем, что со временем в России могла сложиться «нация-государство», то есть гражданская (а не этническая) нация в ее современном понимании, основу которой составил бы синтез множества национальных и этнических групп?

11. Готовы ли вы оспорить устоявшуюся в историографии точку зрения о том, что именно острота межнациональных противоречий стала одной из главных причин крушения Российской империи?