Текст книги "Бог одержимых (сборник)"

7

Бытие. Гл. 3. Ст. 16:

«Жене сказал: умножу скорбь

твою в беременности твоей;

в болезни будешь рожать детей…»

Без симбионта человек слаб настолько, что даже воспроизводство его протекает мучительно и с риском для жизни.

– В следующий раз он тебя убьёт, – сказала Марина, отрезая ножницами хирургическую нить, которой минуту назад успешно стянула края очередной раны.

На этот раз без рассечений не обошлось.

В пылу схватки я и не заметил, что мне крепко досталось: грудь и лицо были разбиты в кровь. Предплечья и голени – сплошные синяки. Впрочем, с гематомами как раз понятно – удары мутана легко было спутать с ударами кувалды. А удар – есть удар, вне зависимости от того, куда он приходится: в цель или гасится на блоке. Но вот когда мутан успел надорвать мне левое ухо, разбить губы и рассечь грудь – не помню.

Кажется, я это сказал вслух.

– Вот так однажды ты придёшь домой без головы, – поддержала Марина. – И не сможешь вспомнить, где её потерял.

О доме это она напрасно.

Что не по мне дембель плачет, я уже понял: без улитки под кожей меня отсюда не выпустят.

Будут бить либо пока не соглашусь, либо пока не отправлюсь в свой последний путь, навстречу Солнцу. Тут у них всё продуманно. Для похорон крематорий не требуется. Ввиду близости светила.

Мы опять в процедурной. Только теперь я лежу. Топчан, клеёнка… ну и йод, пенициллин, резина… вы уже знаете.

Нашла меня Марина. Разумеется, в изоляторе. Где же мне ещё быть? Сидел на полу в луже крови. Было плохо. Впрочем, сейчас немногим лучше. Даже с учётом лёгкой эйфории от лекарств.

Мне было горько: я уважал мутана! Уважал нелюдь, которая прикончила мою расу!

А ещё мне было непонятно: как Борис сумел заделаться бойцом за двое суток? Я же ничего не путаю: прошло два дня.

А послезавтра, в пятницу, у Маринки день рождения…

А если он в душевой притворялся… то, выходит, ещё хуже: какого уровня должна быть подготовка, чтобы так ловко сыграть роль тупого качка, ничего, кроме железа, в своей жизни не видевшего? Это же как навыки вождения велосипеда: вы можете дурачиться и судорожно дёргать руль, но никогда не заставите себя УПАСТЬ! И ехать на голом пузе по мокрому полу, упиваясь собственным криком, не будете!

Но если это боец… вот, чёрт! Не мог профи пропустить удар в голову. Даже локтем. И «купиться» на явно неподготовленный, откровенно фальшивый удар ногой не мог.

Выходит, специально пропустил? Специально пропустил смертельный удар в висок?

Чушь!

Майор сразу предупредил, что в моём мутуальном будущем нисколько не сомневается. Но обещал играть честно: только аргументы! Простые и ясные. И конечный выбор за мной.

А Маринка? – я уже бояться её начинаю, – какая вероятность, что спустя пять лет мы встретимся именно здесь? Или это тоже один из элементов игры?

– Ты его знаешь?

– Бориса? – уточняет Марина.

– Бориса, – упавшим голосом подтверждаю я.

– Он – пилот в моём экипаже, – она говорит это таким тоном, будто её пилоту каждый день проламывают голову.

– Но как же… – Я ненавижу себя за эту растерянность. – Не понимаю.

– Мы тоже, – признаётся Марина. – Комплектацией и «доводкой» экипажей занимается крюинг. Тренировки, учёба, совместные действия… Они вообще большие затейники. Вот и тебя нам придумали. Наверное, чтобы посмотреть, как мы будем выпутываться.

Она заканчивает мои швейные дела и ещё раз проходится по сшивкам тампоном, пропитанным йодом. Не сказал бы, что особенное удовольствие.

– Это я у вас как боксёрская груша? Проблема, которую нужно решить коллективно и к радости крюинговых кураторов?

– Что-то в этом роде, милый… полежи спокойно, я запущу сканер.

Мимо меня шуршит колёсиками обруч. Только теперь, судя по ощущениям, вердикт будет настоящим. Липовыми «трещинами» в рёбрах дело не обойдётся.

– И скоро вы отправитесь?

Я завидую. Люто. До дрожи в голосе. До черноты в глазах.

Эти люди увидят звёзды. Увидят чужую жизнь, в чужом мире, под чужим, незнакомым солнцем… Бартон и Камерон, Блексленд и Лейхгардт, Карсон и Фрезер… Их слава и подвиги – ничто по сравнению с чудесными открытиями, которые предстоят Марине и её экипажу.

– Не скоро, миленький, – признаётся мой ангел. – У нас некомплект.

– Повара не хватает?

– Командира, – Марина озабоченно щёлкает клавиатурой. – Но это общая беда… Ну-с, вроде бы обошлось. Только потеря крови. Вообще-то при таких ранениях я должна вызвать дежурного офицера. Рапорт будешь составлять?

Я качаю головой: какое изощрённое издевательство!

– А что с командиром? – Сесть на кушетке из положения «лёжа» с первой попытки не удаётся. – Что ещё за дефицит?

– Это самое простое, миленький, – она озабоченно смотрит, как я, сидя, пытаюсь держать равновесие. – Командиром может быть только тестацелл.

– И что? – Я пристраиваюсь к стене и сразу чувствую себя уверенней.

– Ничего особенного, – она кокетливо ведёт плечиком. – Тестацелл – хищник, и, в отличие от лимаксы, выбор – симбиотировать или нет – за ним, а не за человеком. До самого соития тестацелл в кибернетической сборке с компьютером. Про искусственный интеллект что-нибудь слышал? Вот эта сборка и рулит ситуацию. Предпочтение мужчинам, но далеко не каждому… один на миллион. Ты можешь встать?

Я пытаюсь переместить центр тяжести на ноги и с ужасом понимаю, что эту вершину мне сегодня не одолеть.

– Понятно, – говорит Марина. – Тогда сиди. Сейчас поедем.

Уже через минуту меня везут к лифту. Вот что значит армия! Дисциплина!

А мне обидно до слёз: тоже мне, госпиталь называется! Человек приходит сам, ногами. А через два дня «лечения» его уже на каталке возят.

Да и «победа» моя… с душком. Если бы этот парень не подставил голову, я бы, наверное, прямо там, в коридоре, и коньки бы отбросил!

Каталка въезжает в изолятор. Привычно рябит светом чей-то призыв.

Маринка что-то говорит. Наверное, даёт мне какие-то инструкции. Или объясняет водителю каталки обратную дорогу. Ха-ха! «Щас умру!» Не, точно умру… и не от смеха.

Плыву в оранжевый туман.

Какой же дрянью она меня накачала? Ведьма!

Господи, как плохо-то… ужасно…

Туман рябит россыпями сигналов. Я осознаю, что у меня бред, но ничего не могу с этим поделать: вот она – матрица, и послушные моей воле сигналы один за другим занимают свои места в этой сетке. Сигналы недвижимы, инертны, бездыханны. Не скачут зайцами по закромам сознания, мешаясь и путаясь. Вот они – замерли. И теперь я спокойно могу прочесть, о чём же мне хотел поведать неведомый друг: «ОТЗОВИСЬ ПЯТЬ РАЗМЫКАНИЙ ЦЕПИ БЫСТРО».

Я удивлён и разочарован. «Размыканий?» «Цепи?» Потом озарением «доходит» – если корреспондент может управлять падением напряжения в сети, то что мешает ему регистрировать изменение разности потенциалов, в связи с включением и выключением электроприборов?

Тогда и в самом деле, включив и выключив что угодно пять раз подряд, я дам ясный сигнал о приёме сообщения.

Вот только вставать и тащиться к выключателю света – задачка не из простых. Теперь мне смешно: пока я под наркотиком, сигналы ясны и понятны, но я не могу встать, чтобы ответить. Но когда я приду в себя и смогу добраться до выключателя, наркота выйдет из крови, и я уже не смогу так легко принимать текст.

Чуть позже приходит в голову, что «тащиться» в такую даль незачем: у меня на запястье браслет медрегистратора. С ним-то я должен справиться.

Я кладу правую руку на браслет левой, нащупываю тумблер выключателя и быстро пять раз им щёлкаю.

Минута. Вторая. Ничего.

И вдруг мой туман распускается радостными соцветиями сигналов: «ТЫ ЧЕЛОВЕК ДА ДВА ВКЛ НЕТ ТРИ ВКЛ».

Разумно, конечно. «ДА» – две буквы, «НЕТ» – три.

Легко понять. И запомнить.

Я дважды щёлкаю выключателем браслета.

А потом думаю: «Какого чёрта»? И в ответ выщёлкиваю своему собеседнику: «А ТЫ КТО?».

А что? Пусть не думает, что он один такой умный!

Ответ приходит через секунду. Странный такой ответ: «ВОИН».

Удивил! На «Кассиди», похоже, все воины. Даже те, кто на голом пузе по кафелю душевой катается.

«ТЫ СОМНЕВАЕШЬСЯ?».

Я не отвечаю. Раздумываю. Вот человек признался, что он – воин. А я даже не уверен, что могу ему посочувствовать.

«СКОЛЬКО ТЫ УБИЛ».

Ну, на этот вопрос я могу ответить абсолютно точно: «НИ ОДНОГО?».

«А Я ТЫСЯЧУ».

Тогда я повторяю вопрос: «КТО ТЫ?».

И он мне отвечает: «Я ТЕСТАЦЕЛЛ».

И мы продолжаем нашу беседу.

8

Бытие. Гл. 3. Ст. 17:

«Адаму же сказал: …

проклята земля для тебя;

со скорбью будешь питаться

от неё во все дни жизни своей…»

Речь не об оскудении земли, а о вынужденном ограничении пищевого рациона человека. Поскольку без симбионта лишь немногие плоды и растения годятся человеку в пищу.

Армейская терапия как всегда на уровне: «В лазарете отлежался, на штыки врага помчался…»

Во всяком случае, успехи медицины налицо. В том смысле, что по роже моей не скажешь, что третьего дня был избит нещадно: ухо срослось, разбитые губы вернулись к естественной форме, размерам и цвету (мазь номер пять, электрофорез, бетонин внутримышечно). А то, что косточки мои при неосторожных движениях скрипят и побаливают, – скрываю, дабы вводить врагов в заблуждение: огурчик совсем свежий, только из госпиталя. Хоть сейчас в бой.

Всего «врагов» – семь. Команда звездолёта. Некомплект.

Празднуем в экипаже: кают-компания, восемь кубриков, кухня, удобства…

Борис со своей девушкой Викторией. Тот, что в душевой был «вторым», зовётся Сергеем, сидит на кушетке рядом с Тиной. «Третий», он же «добряк с лавочки», – Василий, у него в руках гитара, а на плечах – Диана. Что нисколько ему не мешает довольно ловко управляться с инструментом. Играет он здорово.

Поёт не хуже.

Впрочем, они все поют…

И Маринка-именинка тоже. Я и не знал, что у неё такой чудесный голос.

Только чему удивляться? Захотела – заголосила. Захочет – полетит.

Лимакса – червь сомнений, на поверку исполнителем желаний обернулся.

Хотя… может, пока Маринку во враги не записывать?

Она сидит рядом. Её рука на моём колене. Будто боится, что я встану и уйду.

Напрасно. Боится напрасно, говорю. Я и сюда-то едва доковылял. Надо передохнуть… перед обратной дорогой.

То, что мы с Борисом едва не убили друг друга, никак не сказывается на душевности посиделок: девушки очень красивы и приветливы. Парни добродушно снисходительны. Беседы исключительно о прекрасном и возвышенном: звёздная экспансия, звёздное будущее, звёздные перспективы человечества.

Я помалкиваю. Только невежи в чужих монастырях свои уставы пиарят. Вот и молчу, что не проходит мимо внимания прекрасной половины нашего тёплого собрания:

– А кто вы по специальности, Семён? – тормошит меня Тина. – Марина говорила, историк?

– Юго-Восточная Азия. Средние века.

– Таиланд? Лаос? Камбоджа?

– Нет, Япония. Сёгунаты Минамото, Асикага, Токугава…

– О! – вклинивается Сергей. – Мне тут набор ножей обломился. Интересуюсь знать твоё мнение.

Он прячется в одном из кубриков. Через минуту возвращается.

В руках – симпатичная чёрная шкатулка. Внутри, на тёмно-синем бархате два великолепных прямых ножа: рукояти под цвет коробки, отливающая фиолетовым сталь. Клинки остро заточены. Режущая кромка отполирована до эффекта плывущей волны. Интерференция.

– Знатная вещь, – одобрительно киваю и возвращаю коробку владельцу.

– Мне сказали, что это косунбогу.

– Косунгобу, – автоматически поправяю и тут же спешу успокоить: – Тебя обманули. Лезвие ножа для сэппуки всегда под углом к рукояти, без цубы и белое. И уж парами они никогда не хранятся. Но ты не переживай: это танто. Отличные ножи: баланс, сталь, кромка…

– Семён, а правда, что самураи себе харакири делали? – интересуется Тина.

– Правда, – я пожимаю плечами. – Только всё-таки «сэппуку». Это уважение к традиции.

– А есть разница? – торопится узнать что-то новое Сергей. – Чем отличается?

– Тем же, чем «врезать дуба» отличается от «перехода в мир иной». Всего лишь вульгаризация, разночтение одного и того же иероглифа. Если дело чести проиграно, всё можно поправить сэппукой.

– Дикость какая-то, – недовольно роняет Вика.

– Цена словам и поступкам, – поправляю я.

– История? – немедленно снимает напряжение Диана. – Как же вас к нам занесло?

– Сдал экзамены в аспирантуру. Но для зачисления нужна справка из военкомата о прохождении срочной. Год раздумывал. Потом учебка: тренировки, тесты, анализы. За каким-то чёртом загнали к вам, на «Кассиди». Что армейскому крюингу от меня нужно – не знаю. Но в первый же день майор потребовал соития с лимаксой. Лимаксу я послал. Майора тоже. Лимакса меня простила, майор – нет. Вот и хожу в штрафниках. Неквалифицированный труд, отстойное питание и ограничение свободы перемещений.

– Это вас угнетает?

– Ни в коем случае, – отвечаю быстро, ибо – правда. – Согласен на что угодно, лишь бы оставили в покое и дали дожить до дембеля.

– Нет, – говорит Диана. – В нашей системе так просто ничего не делается. Крюинг – это рота суперспецов: психологи, социологи, симбиологи. Если тебя к нам из учебки забрали, то им что-то нужно. Не надейся – не отвяжутся. На «Кассиди» ничего просто так не происходит.

– Разумеется «не просто», – подключается к теме Василий. Гитара под его пальцами радует слух душевными переборами. – Видела бы ты, как он нас в душевой раскидал. Как кегли!

В его словах только смиренная уважительность.

Не в моих правилах отвечать гнутой монетой:

– Ну, положим, во втором раунде вы отыгрались.

– Отыгрались? – изумляется Борис. – Да ты убил меня, парень! После нашей схватки я два часа в реанимации отлёживался.

– Я о том, что если бы вы втроём на меня кинулись…

– Втроём?! – переспрашивает Сергей. Я физически чувствую их уважение и восторг: – Ты был готов сразиться с нами тремя?

– А где вы учились драться? – интересуется Тина. – Я вообще о таком не слышала, чтобы человек оказал сопротивление мутуалу.

– Бусидо – тема моей диссертации, – скромно так отвечаю. – Но понимание кодекса чести самурая без рукомашества, то же, что пояснения инструктора по плаванию на дне сухого бассейна. Так что моя компетентность вынужденная. А вот вы, Борис, где брали уроки рукопашного?

Они смеются. Смешно им. Впрочем, нет, смешно не всем. Маринка моя хмурится:

– А мне кажется, – говорит она, – чтобы скачать у тестацелловой сборки инфу по рукопашке, большого ума не нужно. И хвастать тут нечем: если после ТАКОГО получить по башке от человека…

Улыбки зауживаются. Гитара Василия чуть позванивает в попытке отвлечь от напряга.

– Порядок, ребята, – спешу заверить новых знакомых. – Только расскажите о чём речь-то? Что за инфа? При чём тут тестацелл? Чужой я здесь. Порядков не знаю.

– Слизни позволяют обмениваться информацией на рефлекторном уровне, – говорит Марина. – Тестацелл – хищник и убийца. Если его темпераментом промодулировать книжную теорию рукопашного боя, то мутуал получит необходимые для схватки навыки. Процедура очень неприятная, болезненная. Мало кто из лимаксоидов решается на такое…

– Так это и есть ответ на вопрос, – жизнерадостно перебивает её Борис. – Семёна к нам подсунул крюинг, чтобы заставить меня пройти этот ужас.

Нужно признать – думали они резво. Я не поспевал за их словами.

– Это значит, что твои бойцовские навыки – всего лишь принятая на мышечном уровне информация с компьютера?

– Ничего себе «всего лишь»! – ухмыляется Сергей. – Видел бы ты Борьку, когда мы его из камеры вытащили!

– Но тогда… как дерётся сам тестацелл? – спрашиваю я.

И сразу понимаю, что говорю запретное. Больное.

Даже гитара Василия умолкает.

– И почему вы подсадили себе лимаксу? Брали бы сразу тестацелла.

– Я вижу, ты и в самом деле издалека, – говорит Тина. – Тестацелла никто себе «подсадить» не может. Он – хищник. Он сам выбирает хозяина. Посмотри на нас. Семь человек. Команда звездолёта без капитана. И таких некомплектов на «Кассиди» – сотни. Мы здесь живём, работаем, учимся, любим. И ждём. Ждём, пока крюинг не подыщет нам капитана-тестацелла. На это могут уйти годы. Есть экипажи, которые уже несколько лет ждут. А есть и такие, которые не выдерживают: распадаются и возвращаются в Систему на внутренние маршруты.

– А зачем это? – Мне и в самом деле интересно. – Зачем капитан-тестацелл? Вы и так производите впечатление крепких ребят.

– Звёзды нам подарили улитки, – отвечает Борис. – Без мутуальной революции не было бы межзвёздных перелётов. Но чтобы там, хрен-знает-где, группа людей работала единым целым, у команды должен быть лидер с непререкаемым авторитетом. У лимаксоидов таким вожаком может быть только тестацелл. Но даже не это главное…

– Это почему же «звёзды нам подарили улитки»? – Я возмущён. – Насколько я помню, фотонная тяга разрабатывалась задолго до опытов Цунг На…

– Ого! – Диана хлопает в ладоши. – Ты знаешь имя папы мутуализма?

– Потому что без поголовной вечной молодости, – отвечает Борис, – полёты к звёздам были бы бессмысленными. Никто не будет тратиться на экспедицию, результаты которой достанутся чужим людям в другой жизни. Да и тем, кто улетает, не позавидуешь – «возвращение со звёзд» ещё до старта убило бы горечью.

– А так, – подводит черту Марина, – улетающие возвращаются к провожающим. Никто не умирает, все счастливы и живут долго-долго.

– Вы ещё о стивидорских проблемах не забудьте, – напоминает Сергей. – Еда-питьё-воздух. Если бы к звёздам летели люди, четыре пятых полезного веса уходило бы на жратву.

– Как раз хотел спросить, – я киваю на обеденный стол. – Если можете кушать дерево, зачем все эти разносолы?

– Странный вопрос, – пожимает плечами Василий. – Ты же не умрёшь от такой «музыки»? – Гитара под его пальцами отвратительно визжит. Диана прикладывает ладони к ушам. – Но, думаю, такое слушать приятней…

Он играет на гитаре, а через минуту общая беседа разваливается на лёгкие перешёптывания парочек: Борис шушукается с молчуньей-Викой, Тина что-то шепчет Сергею, Диана привычно обнимает Василия, а он, чуть склонив к ней голову, поправляет колки на гитаре. Видимо, аудиохулиганство расстроило не только меня.

Я смотрю на них и вновь завидую. И дело даже не в том, что придёт время, и они улетят к звёздам: увидят чужие миры, будут свидетелями удивительных открытий. Передо мной открылась неизвестная сторона ненавистной мне измены человечеству. Живёт только то, что развивается. А что такое развитие без экспансии? Эти симпатичные молодые люди стоят у истоков звёздной расы, которая уже сейчас готова покорить галактику и двинуться дальше. Им всё равно, сколько лет будет потрачено на перелёт: десять, сто… Им всё равно, сколько времени пройдёт на Земле – пятьсот или тысяча. Они вернутся к тем же людям, которых когда-то оставили. И знания, которые они привезут, достанутся тому миру, который когда-то отправил их к звёздам.

Они знают, что являются частью «процесса». Они гордятся своей ролью. Гордятся своим значением, своей судьбой…

У меня ничего этого не было.

У меня не было ничего.

Мне нечего им дать такого, что помогло бы выжить и победить.

Или есть?

– Не понимаю, – говорю я. – Если у Бориса был прямой контакт с тестацеллом, почему он его не попросил? Не объяснил, насколько важно его участие в команде…

– Ты не понимаешь, потому что мыслишь не в ту сторону, – мягко сказала Тина. – Что лимакса, что тестацелл – это всего лишь безмозглые слизни. Разговаривать с ними, то же, что общаться со своим шкафом.

– Ничего подобного! Я разговаривал с тестацеллом!

Теперь они все смотрят на меня с сожалением.

– Нервная сеть слизня, – поясняет Тина, – всего лишь мост между разными структурами управления человеческого организма. Сам «мост» в мыслительных процессах участия не принимает. Что до тестацелла, то он обладает способностью обеспечить прямое общение с подсознанием. Маринкины коллеги называют этот эффект «киберэхом». Когда у человека полная иллюзия, что он может вести конструктивную беседу со своим внутренним «Я».

– Но я разговаривал с ним! – настаивал я.

– Ты разговаривал с компьютером, – сказала Марина. – В лабораторных условиях тестацелла подключают к компьютеру, чтобы он не деградировал в искусственной среде.

– Погоди! – гитара Василия умолкает на полуфразе. – Где это ты «разговаривал» с тестацеллом?

Это была напряжённая пауза.

– В самом деле, – заинтересовалась Тина. – В каком смысле «разговаривал»?

Похоже, в этой компании она была за главную.

– В прямом, – я пожимаю плечами. – Сигналы светом. Я говорил Марине. В санчасти моргало освещение. Никто не обращал внимания, а мне всё равно было нечем заняться. Я разгадал код и «увидел» сообщение. Так и познакомился с тестацеллом, которому до смерти надоело сидеть в чашечке Петри и развлекаться виртуальными погонями за аннелидами. Где-то сутки болтали. Классный парень!

– Ого! – говорит Сергей.

– Вот это да! – соглашается с ним Борис.

– Фигня, – я легкомысленно машу рукой. – Считайте, подарок. Найдите себе человечка, я отведу его к своему приятелю, и будет вам капитан.

– Ха! – восклицает Василий, позабыв о своей гитаре. – Если ТЫ говорил с тестацеллом, то за хозяина он примет только тебя.

– Ты будешь нашим капитаном! – горячо дышит мне в ухо Маринка.

– Шутите! – приятно, конечно, чего там. – Я – человек штатский. Мне ещё полгода унитазы чистить. Какие звёзды?! Дожить до дембеля и диссер лабать. Про Муромати бакуфу…

– Капитан и должен быть штатским, – терпеливо поясняет Борис. Гитара Василия отзывается ликующим маршем. – Мы, команда, – придатки машин и задачи. Но капитан – это принимальщик решений. Всё сходится! Я-то думал, что все эти проделки крюинга, чтобы нашу команду тестировать. А выходит, это нам так капитана сватали?

Они радостно смеются и улыбаются друг другу. Они счастливы.

А я понемногу вползаю в уныние.

Я никак не разделяю их радость. Это не «моё». Меня нет и быть не может в их счастливом будущем.

– У нас осталось ещё одно нерешённое дельце, – напоминаю Борису.

Их восторг заметно убавляется.

– Разумеется, – отвечает Борис.

– Это ещё зачем? – недовольно хмурит брови Марина.

– Хочу закончить свои исследования по депрессивным синдромам безысходности, – миролюбиво поясняю своё желание мутуалам. – Бусидо. Путь воина. Честь дороги в её финише.

– Ты нездоров, – отрезает Марина.

– Поэтому предлагаю немного усложнить задачу, – я киваю на чёрную шкатулку. – Если Борис не брал у тестацелла уроков по холодному оружию, то мы окажемся в примерно равных условиях: он не будет знать, что делать. А я не буду достаточно быстр в своём знании. По-моему, честно. После небольшого кровопускания прямо отсюда пойдём к моему приятелю, тестацеллу, и он в момент заживит мои случайные проколы и порезы.

Я вижу, как светлеют у них лица. Вот-вот исполнится их заветная мечта: они получат капитана и улетят к звёздам.

Не вижу причин их расстраивать. Что будет завтра, пусть завтра и терзает разочарованием. А сегодня у Маринки день рождения.

Когда-то я мечтал отдать за неё свою жизнь.

Откуда человеку знать, какое из его желаний однажды сбудется, чтобы вцепиться ему в горло?