Текст книги "Пули для прокурора. Продолжение жесткого детектива"

Глава десятая. Проигранная дуэль

Утром, когда мы с девчонками завтракали, неожиданно заработал мой мобильник. Кто бы это мог быть с утра?

– Фомина! – лаконично ответила я, взяв в руки свою «трубу».

– Хелло, Надежда! Это Керри!

– Дэниэл, откуда вы? – удивилась я.

– Из Москвы! Я прилетел вчера вечером в командировку, как это по-русски, по обмену опытом. Буду передавать свой и перенимать ваш. У меня для тебя сюрприз.

– Приятный или не очень? – поинтересовалась я.

– С моей точки зрения очень приятный. Президент и госдепартамент в порядке исключения приняли решение предоставить тебе американское гражданство. За заслуги перед Штатами в укреплении нашего правопорядка. Ты же знаешь, нынешний хозяин Белого дома – бывший техасский губернатор, ему доложили о твоей нетрадиционной борьбе с Синей Бородой из Техаса. Так что поздравляю!

– Спасибо, Дэниэл! – искренне ответила я. – Вы надолго в Москву?

– На неделю. Встретиться сможем?

– Постараюсь в уикенд. Как мне найти вас в Москве?

– Записывай телефоны и адрес…

Звонок Керри-старшего, моего американского делового партнера, заставил вспомнить чудовищно трудное, но интересное предыдущее дело, заставившее меня провести несколько месяцев в Далласе, штат Техас. Нет, все-таки американцы умеют ценить специалистов. Милый Керри, один из высших руководителей ФБР, заместитель директора этой службы, курирующий специальные операции, совершенно бескорыстно постарался добиться для меня не только вид на жительство, положенный вдове американца по закону, но и гражданство. Теперь у меня нет проблем при вступлении в права наследства. Надо ловить момент, быстрее завершать эти два запутанных дела и ехать в Штаты, становиться богатой женщиной: по сведениям того же ФБР, на банковских счетах моего бывшего муженька Питера Кинга несколько миллионов долларов.

Грея свое воображение грядущими приятными процедурами, я собиралась почти автоматически. Нет, так не годится! Надо встряхнуться и собрать в кулак всю свою волю. День сегодняшний может дать ответы на все вопросы. Если только у прапорщика Орлова верное чутье. Надо подстраховаться. Остановив «десятку» возле гимназии, где учились дроновские девочки, я остановила их, собравшихся уже выпрыгнуть из машины:

– Оля, Лена! У меня сегодня очень тяжелый день. Могу задержаться. Если что, вечером не забудьте навестить отца. И ни кому не открывайте дверь без меня, договорились?!

Ольга тревожно посмотрела на меня:

– Может, мне не ходить на уроки, а помочь тебе?

– Нет, не волнуйся, мне сегодня помогает профессионал, хороший человек, десантник, Коля Беркутов, его вчера Лена видела. Ты лучше о сестре позаботься, если что…

– Ты прямо как отец. Он когда в милиции работал, всегда перед уходом такие ценные указания давал, как бы навек прощаясь. Вечером мы ждем тебя! – девчонки чмокнули меня с двух сторон в щеки и побежали в вестибюль гимназии – до звонка на первый урок оставались считанные минуты.

В больнице поднялась на третий, дроновский этаж, зашла в палату. Юрий Петрович уже сидел на кровати, поджидая меня.

– У тебя сегодня много дел? – иносказательно спросил судья – соседу с утра не здоровилось, он лежал, читая газеты и не мог галантно оставить нас.

– Да, надо проверить одну сногсшибательную версию. Пан или пропал, как говорили в старину…

Дронов вдруг взял меня за руку. Его горячие пальцы погладили мою ладонь.

– Надя, я прошу тебя, осторожней! Не лезь на рожон. Береги себя…

– Да кому я нужна? – развела я руками.

– Моим девчонкам. Значит и мне! – в порыве нежности судья прижал мою ладонь к своим губам. Надо будет вечером поинтересоваться у Ольги, сколько точно лет отцу…

Забрав грязную посуду, прощаясь до вечера, я сама неожиданно чмокнула судью в давно небритую щеку. Закрывая дверь палаты, ощутила на своей спине его пристальный взгляд. Больно много эмоций с утра… Николай Беркутов, одетый по случаю выходных дней в обычную гражданскую кожаную куртку и меховую шапку, уже ждал меня в вестибюле. Поздоровавшись, я взяла его под руку – если за нами наблюдают, пусть наслаждаются обычным свиданием.

Улица Каспийская, на которой жили нужные нам посетители прокуратуры, располагалась на окраине Дзержинского района, у подножья холмов, окружавших город с северной стороны. Среди одноэтажных частных домов великанами казались две пятиэтажки времен расцвета социализма. В одной из них – под пятнадцатым номером – жили нужные нам люди. По закону пакости – именно на пятом этаже. Вот и квартира 74. Нажимаем кнопку звонка. Нам долго не открывают. Но слышно было, как к входной двери кто-то осторожно подкрался и посмотрел на нас сквозь глазок. Еще раз звоню. Дверь приоткрывается, образуя маленькую щель, перехваченную вверху цепочкой.

– Квартира Арбузовых? – спросила я.

– Вы кто? – вопросом на вопрос отвечает мужской голос.

– Ваши друзья! – как можно добродушнее отвечаю я. – Нам нужны Александр Михайлович и Евгения Александровна…

Дверь наконец-то распахивается, мы входим внутрь, раздевшись, по длинному коридору проходим в большую комнату, служащую, видимо, залом. Нас с Николаем усаживают в кресла, а на диване располагается седой уже мужчина пятидесяти с лишним лет и девушка, очень похожая на него, отец и дочь Арбузовы. Я перекидываюсь взглядами с Николаем. Тот едва заметно кивает головой: да, это они! Что ж, надо начинать трудный разговор…

– Александр Михайлович, Женя! Я – частный детектив Надежда Александра Фомина. Несколько дней назад убили моего друга, прокурора вашего района Викторию Громову. Позавчера застрелен еще один мой приятель, журналист Алексей Писарев, занявшийся раскруткой этого преступления. По одной из версий, погибла прокурор из-за расследования вашего заявления. Но оно исчезло. В сейфе прокурора ваших бумаг нет. По счастью, Николай, дежуривший в ту декабрьскую субботу в прокуратуре, успел прочесть ваш адрес и фамилию. Поэтому мы и пришли к вам. Нам надо знать, что там было написано. Против кого и за что вы просили возбудить уголовное дело? – я перевела взгляд с отца на дочь и обратно.

Но Арбузовы молчали. Дочка хотела что-то произнести, но ее остановил отец:

– Мы не хотим больше никаких жертв. Поэтому не скажем ничего. Квартиру мы продаем, переезжаем в другой город. Совсем скоро…

– За мной – слежка, сиротами чуть не остались двое дочек судьи Дронова, которого только заподозрили в содействии нам – судье организовали автокатастрофу, он чудом остался жив. Я еще не знаю, выйдем ли мы с Николаем живыми от вас… Но мы должны знать правду, чтобы помочь вам и наказать виновных! – с пафосом продолжила я, стараясь перетянуть потерпевших на свою сторону.

– Если все так серьезно – вы вдвоем их все равно не одолеете. Они же – система, государство, понимаете?! – начал горячиться Арбузов-старший.

– Папа, я так больше не могу! Надо рассказать! – прелестное лицо девушки покрылось красными пятнами…

– Хорошо! – помедлив несколько секунд, произнес отец. – Слушайте…

Попросив разрешения закурить и включив диктофон, я приготовилась слушать. По мере того, как старший Арбузов начал повествовать о злоключениях, выпавших на долю его дочери, мне становилось все горше и горше. Неужели, все сказанное этими двумя униженными и оскорбленными, правда? Но что же предпринять?

– Прокурор приехала к нам в ту же субботу. Выслушала, как вы сейчас. Обещала, что всех виновных посадит на полную катушку. Следствие будет вести сама, ввиду особой сложности. Говорила, что после Нового года все закрутится. Но после Нового года мы стали замечать слежку за нашей квартирой. А потом мы включили телевизор и узнали о гибели Громовой. В тот же вечер нам позвонили и пригрозили: если кому-то еще вякнем, то нас ждет тоже самое…

– А вы и поверили! – усмехнулась я.

– Если они прокурора уничтожили и этого вашего друга – журналиста, что же говорить о нас, маленьких людях? – вполне резонно заметил Арбузов-старший.

– Когда мы узнали об убийстве прокурора, то папа сразу уволился с работы и спешно занялся продажей квартиры. Нам иначе не спастись, – горестно заметила дочь.

– Ладно, главное – выйти живыми от вас. Там посмотрим, кто кого, – заметила я.

Выйдя из квартиры, мы остановились на лестничной площадке. Она и этажом ниже были пусты. Но что ждет нас внизу?

– Так, Николай, слушай меня внимательно… – я жадно закурила сигарету, на этот раз уже не ради диктофона, а для успокоения нервов. – Я выхожу первой, ты меня страхуешь сзади. Оружие есть?

– Сдаю после дежурства. У меня нет разрешения на постоянное ношение пистолета, – покачал головой милиционер.

– «Макаров» у меня в сумочке. Обоймы там же. Ключи от «десятки». Возьмешь, если… Ручка, листок есть? – честное слово, я начала волноваться.

– Это есть, – подтвердил Николай.

– Запиши адреса и телефоны. Я сейчас живу у судьи Дронова из вашего райсуда, Юрий Петрович в больнице после автокатастрофы, а дочки его остались без присмотра. Позаботься о них…

– Надя, ты что, умирать собралась? – возмутился Беркутов.

– А что ты делать станешь, коль на самом деле?.. Ладно, пиши дальше. Телефоны в Москве… По ним разыщешь Дэниэла Керри. Это мой друг из США, заместитель директора ФБР, между прочим. Он сейчас в командировке в нашей столице. Кстати, он мне утром сообщил, что я стала еще и американской гражданкой с некоторых пор. Керри – большой человек, поможет. Мои родственники здесь – Слава Медведев, кузен… Так, кажется, все. Да, Николай, прав ты оказался со своей версией. Спасибо за помощь, – я на секунду прижалась к милиционеру, чмокнула его в щеку. – Пошли пробиваться!

Раскрыв сумочку (не вынимать же пистолет наизготовку, случайных прохожих испугаю!), я начала осторожно спускаться по лестничным маршам. Беркутов шел через пять-шесть ступенек позади. Пятый, четвертый, третий, второй этаж… Вот и первый, последний на нашем пути, долгожданный выход на улицу, к машине. Кажется, пронесло – я открываю входную дверь подъезда, навстречу мне только молодая женщина, чуть старше меня, высокая, спортивная, в дорогом полушубке, распахнутом, несмотря на мороз – вышла, видимо, из автомашины, – шапки зимней нет, волосы распущены, глаза улыбаются… Господи, но ведь это же…

Как в компьютерной игре с виртуальными ковбоями в последний момент я пытаюсь выхватить «Макарова». Где моя хваленая реакция, где мой рекордный результат – по нулям? Чувствую толчок в грудь и проваливаюсь куда-то в бездну… Я лечу по бесконечному тоннелю, вокруг кромешная тьма, и только там где-то впереди, сначала нехотя, потом все ярче и ярче брезжит свет. Нет эпитетов, чтобы его описать. Этот свет какой-то неземной, я читала воспоминания Алексея Леонова, советского космонавта, первым вышедшим в открытый космос, видела, когда жила в Москве, картины Леонова и Владимира Джанибекова, это еще один наш космонавт, увлекающийся живописью. Так ярко может светить только Солнце в открытом космосе.

Вот и выход из этого туннеля. Я вылетаю из него, жмурясь от всепроникающего света. Вокруг меня какие-то видения, сгустки, облака, в которых с трудом я узнаю… Нет, не может быть! Папа, разве ты жив? Где я? Пытаюсь взглянуть на свои руки, ноги, – но у меня нет тела… Выходит – я душа, вырвавшаяся на свободу из бренной земной оболочки?!

Облако-отец заботливо окружает меня, готовое поглотить, но я не хочу попасть… нет, не в руки, у души-отца конечностей нет, я не хочу оставаться здесь! Мне еще много осталось сделать на земле… Господи! Я знала всегда, всю жизнь, даже, когда была красногалстучной пионеркой, знала – Ты есть! Боже, помоги мне! Я обязательно приду к Тебе. Но не сейчас, мне еще надо наказать убийц Виктории и Алеши… Создатель, у меня нет ребенка, а я хочу продолжить себя… Создатель, будь милосерден, верни меня в наш мир, я не стану грешить, не стану никого наказывать, на все Твоя воля, Господи! Только верни меня…

Словно молния ударяет вокруг меня. Вдруг вижу себя на циферблате часов. Я – на минутной стрелке, которая неумолимо приближается к двенадцати. Что это – полдень или полночь?.. Еще секунда – и часовой механизм неумолимо ударит по мне несчетных двенадцать раз… Свет меркнет, вновь я лечу по тому же самому тоннелю, только в обратном направлении. Такие полеты я видела – затяжные, из стратосферы, парашют раскрывается только у самой земли. Но я не успела раскрыть спасительный купол, и, как космонавт Комаров, со всего маху врезаюсь в жесткую землю. Все, конец!..

Предсмертный стон вырывается у меня из горла. Тяжело, словно дверцу банковского сейфа, пытаюсь открыть веки. Наконец мне это удается. Надо мной какие-то существа в зеленых халатах, таких же масках и шапочках.

– Есть пульс! – чей-то восторженный голос доходит до моего угасающего сознания.

– Давление шестьдесят на сорок, пульс тридцать, кривая пошла…

– Адреналин и электрошок держите наготове. С третьей попытки завели…

– В рубашке родилась… Еще бы пару миллиметров…

О ком они там рассуждают? Неужели обо мне? Я вновь проваливаюсь в темноту, на этот раз безо всяких туннелей и долгожданного света в их конце…

Зимний рассвет робкий. Мои глаза открываются, смотрят, как очень долго не светлеет вокруг. Где я? Что со мной? Что за трубки у меня в ноздрях и во рту? Пить, нестерпимо хочется пить…

– Доктор, она очнулась! – девичий крик доходит до моего сознания.

Надо мной склоняется бородатое лицо, наполовину закрытое марлевой маской.

– Вот умница! Выдюжила! Теперь долго жить будешь! – басил врач надо мной.

– Пить… – еле слышно шепчу я.

– Сестра, смочите ей губы! Пить тебе еще нельзя, голубушка! Спи. Сон – лучшее лекарство. Завтра, если получше будет, родных пустим…

На потрескавшихся губах я чувствую спасительную влагу и вновь проваливаюсь в небытие…

Как хорошо жить! Просто проснуться и почувствовать, что ты мыслишь, значит – существуешь, правы, черт подери, были древние философы. Мои веки открываются, глаза оглядывают все вокруг. Зеленые стены, белизна постельного белья, приглушенный шум каких-то приборов. Трубки во рту уже нет – хороший признак. Но тело мое сплошь опутано проводами. Выходит, я не в обычной палате, а еще в реанимации. Как я сюда вообще попала?

Я начинаю стонать, и на мой призывный звук появляются медики. Мне уже приходилось общаться с больными в подобных палатах, их называют еще интенсивной терапии. Бригады медиков меняют друг друга каждые сутки. Так что сегодня новая, незнакомая мне.

– Замечательно, наркоз закончился, температура нормальная. Как вас зовут, помните? – обращается ко мне женщина-врач.

– Надежда Фомина… – тихо ответила я.

– Прекрасно! – искренне удивилась врач.

– Что со мной? – прошептала я.

– Это вы не помните? Понятно. Огнестрельное ранение в грудь. Пуля прошла в нескольких миллиметрах от сердца. Молитесь Богу и своему охраннику – он успел толкнуть вас в спину, а потом отвез к нам, за семь минут, даже «Скорая» не успела бы раньше…

– Ко мне можно пропускать родных? – уже с большим трудом спросила я.

– Рановато! – категорически произнесла врач. Я не успела возразить или согласиться с ней, вновь впав в беспамятство.

Глава одиннадцатая. Ищите женщину!

Окончательно пришла в себя я только на третьи (или четвертые?) сутки после ранения. Когда же все произошло? В среду или четверг? Может, в пятницу? Какой же день сегодня понедельник, вторник, среда? Дежурного врача – Бородач – так я окрестила этого медика, – я уже узнала. Именно его лицо я видела мельком в первый день после ранения. Следовательно, сегодня четвертый.

– Так, золотая моя, кризис прошел. Пульс, давление, температура – в пределах нормы. Молодец, Надежда! Имя у тебя знаковое, с таким именем в могилу ну никак нельзя, только на этот свет, который белым зовется. Давайте знакомиться, меня Павлом Олеговичем зовут, доктор Кривошеев, – врач осторожно потрогал мою правую руку вместо приветствия.

– Очень… приятно, – тихо произнесла я.

– Вот теперь к вам можно пропускать родных и близких! – потер руками врач. – Там, кстати, целая очередь. Но одного я пропущу прямо сейчас. Ему пропуск не нужен, он такой же пациент, как и вы…

Через пару минут в палату вошел Дронов. Чисто выбритым я видела судью впервые. Волевое мужественное лицо. Аккуратный шрамик на левой стороне скулы. Фигура не мощная, но довольно спортивная, черты лица привлекательные, глаза очень добрые, лучистые.

– Мне разрешили вставать вчера. Но я все равно бы поднялся и сам, без разрешения, чтобы тебя увидеть, Наденька! – судья так смотрит на меня, как никто из мужчин не смотрел в последние пятнадцать лет, с тех пор, как я ощутила себя женщиной. Забавно! Или это ко мне просто возвращаются силы и самый обычный взгляд кажется мне любящим?

– Юрий Петрович, вы знаете, что произошло? – спрашиваю я судью. – Кто стрелял в меня?

– Знаю, аресты уже произведены. Ты не волнуйся, тебе, пока, разумеется, врачи запретили даже положительные эмоции. Слишком серьезное ранение. Все хорошо. Киллер задержан, заказчики – тоже. Отдохни с недельку. Как только совсем окрепнешь, я лично сам тебе все расскажу. Тем более, сейчас с вашей – твоей и Беркутова – подачи сюда московская бригада нагрянула, шум на всю страну будет! – Дронов удовлетворенно усмехнулся. Потом резко перевел разговор в сторону. – Вечером, после школы, девчонки придут. Ты уж позволь пропустить их, а то у тебя строго, у палаты охрану поставили, слава Богу, девчонки принесли мое служебное удостоверение, да меня еще менты помнят, прорвался…

После тихого часа в палату пришли Ольга и Лена. Принесли с собой бульон, стали меня подкармливать.

– Напугала же ты нас, Надежда Александровна! – Ольга кормила меня из ложечки, как ребенка. – Трое суток без сознания. Страшно было очень.

– Алексея похоронили? – спросила я.

– Похоронили, мы ездили, – ответила Лена.

– Вдвоем не страшно?

– Мы вдвоем остаемся только через две ночи на третью, – объяснила Ольга.

– А кто с вами? – не поняла я.

– Твой спаситель, Коля Беркутов. Он как тебя привез сюда в больницу, к отцу спустился, договорился, что нас не бросит. Но папа говорит, что опасность миновала… – начала откровенничать младшая, но старшая показала ей грозный кулак.

Только через неделю, когда меня перевели в обычную палату, а судью выписали долечиваться в домашних условиях, я наконец-то узнала все подробности этих двух взаимосвязанных дел. Обо всем по порядку.

В середине декабря прошлого года в субботу на прием к прокурору Громовой явились отец и дочь Арбузовы. Не дождавшись прокурора, они оставили заявление на ее имя, с просьбой возбудить уголовное дело. Суть в следующем. В сентябре прошлого года Женю Арбузову, девятнадцатилетнюю студентку технического университета, задержал на автобусной остановке наряд из патрульно-постовой службы Дзержинского РОВД на том основании, что девушка якобы похожа на находящуюся в розыске воровку. Поскольку документов при Жене не оказалось – она возвращалась с дискотеки, а для входа туда ни паспорта, ни студенческого билета не нужно, – ее доставили в РОВД на предмет установления личности.

Позвонить домой или вызвать адвоката девушке не разрешили. Более того, из нее стали выбивать показания, показывая отдаленно напоминающий ее внешность фоторобот. Девушку пытались заставить признать себя виновной в нескольких преступлениях, прежде всего квартирных кражах. Но Арбузовой признаваться было не в чем, она молчала. Тогда менты, связав руки, разжав зубы, влили в рот девушки стакан водки, а, когда она лишилась чувств, изнасиловали, выражаясь сухим языком протокола, «в обычной и извращенной форме».

Самое страшное заключается в том, что отец Жени, не дождавшись возвращения дочери с дискотеки, обратился в дежурную часть того же самого РОВД с заявлением о ее пропаже и необходимости организовать поиски. Принимая заявление, в дежурной части не догадались даже проверить заявление по спискам задержанных. С одной стороны милиция имитировала бурный поиск пропавшей студентки, с другой – издевалась и надругалась над той же самой девушкой.

Когда очнувшаяся девушка отказалась подписать признательные показания, ее вывезли из здания РОВД на снятую для подобных случаев квартиру. Там уже жили две ее сверстницы. Девушек использовали в качестве сексуальных рабынь для утехи почти всего начальствующего состава Дзержинского РОВД. Отпустили они свою жертву только через три месяца, когда измученная Женька догадалась сымитировать заразное заболевание – чесотку – трижды наказав никому ничего не говорить. Женю привезли домой, счастливому отцу объявили, что похищенную месяц назад с трамвайной остановки девушку нашли лишь благодаря совместным усилиям многих милицейских служб. Так бы Арбузова-младшая и молчала по сей день, если бы через некоторое время не обнаружила, что беременна неизвестно от кого. Пришлось рассказать отцу всю правду – мать Жени умерла при родах, дочку воспитывал отец.

Прокурор Громова, побеседовав с потерпевшими и показав им фотографии ведущих сотрудников РОВД, поняла, что факты, изложенные в заявлении, соответствуют истине. Она начала расследование этого позорного для милиции дела, побывала по адресам конспиративных квартир, указанных Арбузовой-младшей. Опыта оперативной работы прокурору не занимать, поэтому она лично провела съемки скрытой камерой высокого милицейского начальства, посещавшего подпольные притоны. Возможно, Виктория Васильевна, собрав неопровержимые доказательства вины ментов, предложила их боссу решить скандал по доброму – уволить из органов всех виновных, самому уйти в отставку, помочь не шибко богатой семье заявителя. Но, то ли менты побоялись идти на компромисс с прокурором – это означало всю оставшуюся жизнь чувствовать себя в положении рыбы, заглотнувшей наживку – рыбак в любой момент может выхватить тебя из воды, или такого компромиссного предложения с ее стороны вообще не поступало, но подтвержденным фактом остается лишь ненайденный консенсус между прокурором и начальником РОВД полковником Степановым. Тогда менты решили убрать несговорчивого прокурора…

Убийство Громовой было обставлено с большой тщатеьностью. Звонил ей действительно дежурный по РОВД майор Утешев. За прокурором на самом деле вышла дежурная машина, в которой сидел убийца, киллер в милицейской форме. Только на сотрудника милиции, хорошо узнаваемого в лицо, могла не среагировать в собственном подъезде бдительный прокурор. Киллером оказалась Никита – капитан милиции Ирина Никитина, давно уже ставшая подручной грязных дел своего руководства. Застрелив прокурора, она спокойно уехала, объяснив водителю, не слышавшему из-за шума не выключенного мотора, что прокурор, не дождавшись их, уехала на собственной машине.

Но никто из сотрудников милиции не мог просто предположить, что в момент убийства всего в нескольких шагах от него, в квартире прокурора, окажется профессиональный детектив, пусть даже частный, для которого раскрытие этого преступления станет делом чести. Вот почему милиция взяла меня лично под свой колпак, следя за всеми, кто контактировал со мной. Так в поле их зрения попал журналист Писарев, взявшийся вместе со мной за независимое расследование этого дела. Своего бывшего возлюбленного вела лично Никита. Преступники уже закусили удила – они не останавливались ни перед чем. Узнав о предстоящей встрече Писарева с судьей Дроновым, менты организовали автокатастрофу – стрелять просто было уже слишком подозрительно. Только по счастливой случайности их бывший коллега отделался легко, сумев сгруппироваться в последний момент.

Моя версия о контакте Писарева в день своей гибели на Крытом рынке с кем-то из своих многочисленных информаторов подтвердилась. С ним действительно встретился знакомый офицер из Дзержинского РОВД, сообщивший журналисту о тайных делишках своего руководства – все таки, подонков в милиции меньше, чем честных людей. Контакт засекли. Решение об устранении газетчика спонтанно приняла Никита. Она же и исполнила приговор, в последний момент «пожалев» своего бывшего возлюбленного, не сделав контрольного выстрела в голову. Ею двигало не только желание уйти от неизбежного возмездия, но и элементарная ревность – не со мной, так ни с кем.

Используя свое влияние в правоохранительных органах, полковник Степанов пытался направить следствие по делу Громовой в нужную ему плоскость – убийство на почве ревности, организованное кем-то из соперниц Виктории Васильевны. Каюсь, я сама отдала большую часть времени этой версии. Но – не ошибается только тот, кто ничего не делает. На пути к долгожданному спокойствию ментов оставалась только я.

Элементарная случайность – наше личное знакомство с Николаем Беркутовым, прапорщиком, преданным Виктории Громовой за ее материнское отношение к нему, честнейшему деревенскому парню, – помогла мне выйти на след преступников. Только один раз мне удалось уйти от «колпака» ментов – это в момент нашей трогательной встречи с Николаем у памятника первой учительнице. На следующий день, узнав, куда я отправилась после посещения Дронова в больнице, преступники приняли решение убрать и меня. На привлекательную женщину никто не обратил бы внимания. Вот почему Никита была уверена в своем успехе и в третий раз. Да, на долю секунды она меня опередила. Но Никитина не учла одного – я была не одна, сзади шел прапорщик Беркутов. Боевой опыт десантника, побывавшего и в Югославии, и в Чечне, пригодился Николаю и спас меня. Прапорщик резко толкнул меня в спину, я упала на живот, а сверху на меня навалился Николай, закрывая своим телом от возможного повторного выстрела.

От неожиданности Никитина на доли секунды инстинктивно покачнулась. Для Беркутова это оказалось достаточным, чтобы выбить у нее пистолет и оглушить для верности многократно проверенным в боевой обстановке приемом. Никитину страховали ее друзья из убойного отдела, но не на таком близком расстоянии, а за сотню метров от дома Арбузовых. На выстрел и шум борьбы стала собираться толпа. Рисковать и стрелять в толпу менты не стали. Беркутов уложил меня на заднее сиденье «жигулей», оглоушенную и связанную по рукам и ногам своим шарфом Никитину засунул на переднее, и помчался в областную травмотологию, благо она расположена не так далеко от улицы Каспийской.

Сдав меня на руки врачам, умница-прапорщик успел спуститься на другой этаж в палату к Дронову, которого, по счастью, прапорщик знал лично – он неоднократно конвоировал в суд обвиняемых. Сообща они и решили – Никиту сдать только в ФСБ, позвонили с моего мобильника в Москву, рассказали Дэнеэлу Керри о моем тяжелом ранении и деле, затронувшем крупных акул местной милиции. Керри под благовидным предлогом – все таки я американская гражданка вдобавок ко всему! – вышел на директора ФСБ. В наше областное управление спецслужбы за несколько минут пришла шифрограмма с указанием заняться этим делом, а вечерним рейсом из Москвы прилетела бригада лучших оперативников и следователей центрального аппарата ФСБ. Замять скандал уже не было никакой возможности.