Текст книги "Пули для прокурора. Продолжение жесткого детектива"

Глава пятая. Новые друзья

Ночь прошла спокойно. Никто к Дроновым не рвался. Ольга разбудила нас всех в шесть утра, приготовила завтрак, накормила. Писарев опоздал на шесть минут – мы трое уже выходили из подъезда, когда увидели его БМВ.

– Чуть не проспал, ночевал у мамы, забыл ее предупредить, чтобы подняла пораньше, – объяснился журналист.

– Жениться вам пора, дядя Леша! – бросила реплику младшая из Дроновых. – А то все к маме, к маме…

– Погуляю, пока ты подрастешь! – улыбнулся Писарев, и не было понятно, шутит он или говорит в серьез.

Ленка вмиг покраснела и всю дорогу в наш разговор не вмешивалась, упрямо глядя на дорогу. В больнице доктор Брызгалов обрадовал нас сначала по телефону, потом и сам лично: Дронов пришел в сознание!

– Больной вспомнил все, что с ним вчера произошло, интересовался дочерями. Он еще очень слаб, поэтому пущу минут на пять, не больше! – строго предупредил врач.

Реанимационная палата нейрохирургии была рассчитана на троих пациентов, но сейчас в ней лежал лишь один Дронов. Обильное количество бинтов на голове судьи делало ее похожей на чалму восточного шаха или раджи. Услышав скрип половиц, пациент открыл глаза, улыбнулся нам одними губами.

– Папа! – девчонки гладили руки отца, целовали его с двух сторон в щеки. Чувствовалось, отца они любили безумно.

– Все хорошо! – шепотом произнес судья. – Все будет хорошо. С кем вы?

– Вчера Надежда Александровна ночевала с нами, – показывая в мою сторону, сообщила старшая.

– И сегодня буду, и сколько потребуется, пока вы не поправитесь, – пообещала я Юрию Петровичу.

– Спасибо! – тихо, но твердо произнес незнакомец.

На пороге палаты показался Валерий Михайлович. Он укоризненно покачал головой: пора уходить!

– Тебе надо отдыхать! Мы пойдем, папа! – девчонки вновь поцеловали отца.

Писарев, прощаясь, осторожно дотронулся до плеча друга ладонью. Я погладила его ладонь, чуть наклонившись к кровати больного. Дронов вдруг прошептал:

– Ира ненавидела мать, учтите. Вчера я хотел рассказать вам об этом…

– Все, все, уходим! – поторопил нас доктор Брызгалов.

Выйдя из палаты, мы окружили врача. Девчонки по-хозяйски допытывались, что из еды можно приготовить раненому. Медик советовал бульоны и соки. Слушая его, я не переставала задумываться над словами судьи: неужели это правда, и Ирина на самом деле ненавидела свою мать? Из-за чего?

Ладно, подумаю как следует над этим вопросом позже. Сейчас же нужно решать, что делать с девчонками. Еще вчера вечером я выяснила: бабушек и дедушек, теть и дядь и прочих близких родственников у девчонок в нашем городе нет. Родители их матери жили в Москве. Родители отца уже скончались несколько лет назад. На мой вопрос, стоит ли вызвать московских бабушку и дедушку, старшая дочка вчера решительно ответила отказом. Вмешиваться в частную жизнь чужой семьи и выяснять причины этого отказа я не стала, резонно рассудив, зачем мне это? Но оставлять девчонок одних, окончательно не выяснив, случайна или подстроена автокатастрофа, куда попал Дронов, я не могла, несмотря на уверенность Ольги в свои возможности защиты.

– Ты о чем думаешь, Надежда? – затормошил меня Писарев.

– Отвези нас ко мне домой, я возьму свою машину, мы поедем с девочками на рынок. Надо взять продуктов, да и тебя освободить от опеки над нами, – предложила я.

– К Ирине заедешь сегодня? – поинтересовался журналист.

– Ближе к вечеру, когда накормим Дронова, – предположила я – мне хотелось еще раз побывать в больнице, возможно, удастся узнать еще что-то об отношении Ирины к матери.

У себя я долго не задержалась. Лишь быстренько переоделась, взяла кредитную карточку, наличные рубли, хозяйственную сумку – на рынок-то я ездила часто, но с детьми мне еще не приходилось. Оставлять одних у себя в квартире девочек я не решилась, в гараж мы отправились вместе. Выкатывая «десятку», я заметила уважительный взгляд Ольги.

– У вас есть своя машина? – спросила я девчонок, закрывая дверь гаража.

– Да, «шестерка», – откликнулись в один голос обе.

– Кто, кроме отца, водит? – улыбнулась я.

– Обе, но Ольга лучше, – честно призналась младшая.

– Проверим! – усадив младшую назад, я показала Ольге на водительское место. Та недоверчиво посмотрела на меня:

– Можно?

– Вопросов нет, поехали! – подтвердила я.

Вела машину Ольга классно, даже на центральной городской магистрали чувствовала себя уверенно и раскованно. На нас у светофоров заглядывались водители-мужчины. Что же, единственный приятный момент последних нескольких суток…

Половину понедельника мы потратили на хозяйственные хлопоты. В пять вечера мы трое вновь поднялись в реанимацию. Но поговорить с Юрием Петровичем в этот раз не удалось – дежурила старая дама строгих правил, категорически запретившая какие-либо разговоры с больным и лично проследившая за этим! Нам разрешили лишь покормить раненого. Чертыхнувшись про себя – не ругаться же вслух при детях, не соло нахлебавшись, я спустилась вместе с девочками в машину.

Объяснив девочкам, что по дороге нам придется заехать еще в один дом, где произошла настоящая трагедия, я поехала к Громовым. Гроб с телом погибшей был уже установлен в зале. Вокруг сидели ближайшие родственники в темных траурных одеждах. Лицо покойной было очень бледным. Лоб прикрывала повязка с траурной надписью на старославянском. Губы плотно сжаты, щеки разглажены, выражение лица недоуменное – кажется, Виктория так и не поняла, что с ней случилось в субботнее утро.

Со своего стула поднялась Ирина, подошла ко мне:

– Ты не заехала вчера, – произнесла девушка с явной обидой в голосе.

– Еще одно дело навалилось, – пыталась объяснить я.

– Мне почему-то казалось, что мама была подругой тебе, а не фигурантом очередного дела, – фыркнула Ирина. – Откуда ты знаешь дроновских девчонок?

– Познакомилась вчера. Юрий Петрович попал в автокатастрофу, чудом остался жив…

– Так ты взялась за их опеку вместо того, чтобы разоблачать эту гадину? – возмутилась Ирина.

Интересное поведение для безутешной дочери, оставшейся сиротой после смерти матери! Неужели Дронов прав и Ирина по какой-то неизвестной мне причине ненавидела собственную матушку? Но почему неизвестной? Делить любимого человека даже с собственной матерью не сможет ни одна женщина. Вот вам и причина. Да, дела…

– Ирочка, милая моя, я обязательно найду убийц Виктории, но сейчас мне надо идти. Завтра я буду на похоронах! – обняв Ирину, я кивнула девчонкам – уходим.

В машине, пока ехали к ним, все молчали. Лишь когда мы поставили «десятку» на охраняемую стоянку и пришли к ним домой, Лена объяснила причину их молчаливости:

– Как подумаешь, что папа мог вот так уже лежать…

Но это оказалось лишь внешней причиной, лежавшей на поверхности, словно верхушка айсберга. Ленка уже ушла к себе спать, а мы с Ольгой опять засиделись на кухне. Девушка объяснила мне многое:

– Года четыре назад, когда папа перешел, наконец, на более спокойную судейскую работу, он познакомился с Виктрией Васильевной, а потом и ее дочкой. Мне было уже тринадцать, как сейчас Ленке. Папа всегда делится со мной даже малейшими своими проблемами, переживаниями, – личными, конечно, а не служебными. Через несколько месяцев он вдруг спросил меня, как я отнесусь к тому, если он вновь женится и у нас появится мачеха. В седьмом классе уже понимаешь, зачем мужчине нужна женщина… Я спокойно отнеслась к его вопросу, отца не осуждала, только попросила познакомить с его симпатией. Отец объяснил, что это Ирина, дочка прокурора. Моложе его чуть ли не вдвое. По мнению отца, она должна была стать нам что-то вроде старшей сестры. Ему казалось, так нам с сестрой будет легче привыкнуть к чужой женщине в доме. Но, понимаешь, дети и собаки остро чувствуют, кто друг, а кто просто так… Нет, Надя, ты чего смеешься? Напрасно. Когда ты с дядей Лешей пришла вчера, сразу было ясно – человек хороший. Первый раз в жизни нас с сестрой видишь, а согласилась защищать, не раздумывая. А с Ириной – понимаешь, она хищница по натуре. Такая своего не упустит, она живет только для себя. Я объяснила это отцу. Не в таких, естественно, выражениях, как сейчас, мала была еще для подобных рассуждений, заявила просто: она злая! Папа меня поначалу не понимал, но, в конце концов согласился. Так Ирина Ивановна и не стала нашей мачехой. Но, все, что не делается – к лучшему.

– Твои слова о хищнице слишком взрослые даже сегодня, для семнадцатилетней девушки! – удивилась я.

– Без материнской ласки взрослеешь гораздо быстрее. Папа отличный человек, ласковый, добрый, но мать есть мать, – объяснила Ольга.

– Ты маму помнишь? – осторожно спросила я.

– Конечно. Я другого очень боюсь, – призналась девушка. – Мне никогда не найти парня, похожего на отца. Второго такого нет, поэтому боюсь за свое будущее.

– Сегодня, между прочим, вы обе пропустили школу. Причина, конечно, уважительная, но завтра с утра отца навещу я, предварительно завезя вас в школу, а втроем мы отправимся к нему вечером. Днем мне еще придется пойти на похороны Виктории Васильевны. Дружила я ведь с ней, а не с дочерью. Проводить в последний путь надо, не могу без этого. Утром я отвезу вас обеих в школу, – вновь решительно повторила я, резко меняя тему разговора.

– У тебя есть дети, Надя? – не с того ни с сего спросила Ольга.

– Я вдова. Детей мы не успели, к счастью, завести, – честно призналась я.

– Почему к счастью? – тревожно спросила девушка. – Ты не любишь детей?

– Обожаю. Просто моим мужем был преступник. Недавно его посадили на электрический стул…

– Он был американцем? – удивилась Дронова-средняя.

– Быстро соображаешь, будущий коллега! – похвалила я.

– Расскажи, Надя! – попросила Ольга.

– Как-нибудь в другой раз. Уже поздно. Нам с тобой еще надо привести себя в порядок, а завтра тяжелый день, – отказалась я.

Засыпая, я задумалась о том, что за прошедшие двое суток ни на миллиметр не приблизилась к разгадке гибели прокурора. Не выяснила даже и характер автокатастрофы, в которую попал Дронов – заказной или случайный. Вторник предстоял насыщенный – на похороны Громовой соберется много народа, надо потолкаться среди толпы, послушать разговоры, возможно, удастся узнать что-то новое.

Утром я проснулась раньше всех, приготовила тостеры на завтрак, согрела бульон и кусочек курицы для Дронова – вчерашний врач уже разрешила принести диетическое мясо, – разбудила девочек. Младшая, проснувшись, сразу потянула носом воздух:

– Так, кофе сварен… Что-то еще из печеного, никак не разберу… Тетя Надя, оставайся с нами навсегда!

Ольга, соскочившая с кровати минутой раньше и сейчас одевавшаяся перед зеркалом, одернула сестру:

– Ленка, ты думай, о чем говоришь! В качестве кого тетя Надя останется с нами?

– Ясное дело, папиной жены! Тетя Надя такая красивая, папа поправится, сразу влюбится, – простодушно объяснила девочка. – А мы ему поможем глаза на тетю Надю открыть!

Ольга запустила в младшую сестру подушкой. Покраснев, что со мной давненько не случалось, я удалилась на кухню. Нет, Лена не поймала меня на сокровенных мыслях, ведь только вчера я познакомилась с их отцом и относилась к нему лишь как к раненому, о детях которого некому побеспокоиться. Но слова еще почти совсем ребенка подтвердили правоту вчерашнего рассказа Ольги: дети на самом деле каким-то шестым чувством распознают характер людей. Мне было приятно, что обе сестры так высоко оценили мои качества.

Пока я рассуждала подобным образом, девчонки пришли на кухню завтракать. Я предупредила, что после школы они обе самостоятельно возвращаются домой и никому не открывают двери, кроме меня. Договорились об условном сигнале звонка – три раза, короткий – длинный – короткий. За продуктами на рынок пообещала заехать я сама, вернуться домой (сказав так, вновь покраснела, заметив, как Лена многозначительно посмотрела на старшую сестру) планировала около шестнадцати часов.

– Папа нам всегда тоже говорит, во сколько он примерно должен вернуться. «Контрольный срок», – вот так папа выражается, – объяснила Лена причину своего взгляда. – Вы с ним очень похожи. В этом! – улыбнулась младшая Дронова.

– Надя, ты мне разрешишь сесть за руль, пока в школу едем? – спросила Ольга, когда мы подошли к «десятке».

Оказывается, я балую детей! Что только не откроешь в своем характере с каждым новым делом! Во всяком случае, Ольга с большим удовольствием и шиком подкатила на «жигулях» к гимназии, где они с Леной учились. «Даже старшая совсем еще ребенок», – подумала я, проводив девочек пристальным взглядом. Неужели во мне открываются материнские чувства?

Ладно, хватит рассуждать, у меня сегодня очень насыщенный и важный день. От гимназии я помчалась в областную травматологическую больницу. Официально – накормить больного судью. Но я надеялась, оказавшись один на один с Дроновым, выяснить, наконец, что ему конкретно известно об Ирине и ее взаимоотношениях с матерью. Лишь бы Юрий Петрович чувствовал себя прилично и никто нас не прервал.

Нет, мне определенно не везет в эти дни. В палате, где лежал Дронов, спиной к двери сидел очень крупный мужчина в белом халате, но без традиционной врачебной шапочки, следовательно, не медик. Судя по седой копне волос, он был значительно старше раненого.

– Вот наша палочка-выручалочка. Знакомьтесь, Юрий Игнатьевич Колосов, наш председатель суда. А это Надежда Александровна Фомина, моя племянница – голос Дронова был уже достаточно твердым для тяжелораненого. Но интересно, отчего Юрий Петрович представил меня своему шефу в качестве близкой родственницы? По пословице «Береженого Бог бережет» или у опытного розыскника, каким является подполковник Дронов, появились какие-то подозрения?

– Я вам не помешала, дядя? – ласково улыбнулась я, поцеловав Дронова в щеку – играть так играть. – Вы уж извините, – повернувшись лицом к Колосову, смущенно проговорила я, – мне любимого дядю покормить надо, я быстро.

– Пожалуйста, пожалуйста – поднял руки Колосов, – я пока покурю в коридоре. Может, вам помочь чем-нибудь? – вежливо улыбнулся председатель Дзержинского райсуда.

– Нет, тут ничего тяжелого, бульон и курица. Пусть съест, пока горячие, – забота моя не знала границ.

Колосов деликатно вышел. Дронов улыбнулся мне одними губами, выразительным взглядом показав на дверь. Да я и без его взгляда прекрасно понимала: о делах нам сегодня поговорить не придется. Хотя, может попытаться иносказательно?

– Тебе уже лучше, дядя? – дружелюбно поинтересовалась я, вытаскивая из сумки посуду с едой.

– Обещают завтра перевести в обычную палату, – обрадовал меня Дронов: хорошие люди должны быть здоровы.

– Ты у нас молодец. Девочки передают привет, я их отправила в школу. Тебя они навестят после тихого часа, – вела я обычный разговор близких людей.

– Ты разве не приедешь вместе ними вечером? – с тревогой в голосе спросил судья.

– Приеду, дядя, приеду! Куда же я от вас всех денусь?! – улыбнулась я.

– Тогда до вечера, Надюша! Спасибо тебе за девчонок, – совершенно искренне произнес Дронов.

Мне пришлось ретироваться. Так, облом. По крайней мере, до вечера. Теперь следующий этап. Надо построить маршрут поездки к моему дому таким образом, чтобы слить информацию с прослушек, установленных нами с Писаревым в квартирах потенциальных подозреваемых по делу Громовой.

Помотавшись по городу, приехала домой. Открыла дверь – замки поддались ключам свободно. На всякий случай в кармане куртки сжимала холодную рукоять своего любимого «Макарова». Как в американских боевиках, с оружием в руках заглянула во все уголки квартиры. Никого… Немного успокоившись, чисто интуитивно, на всякий случай, вытащила микродискету из первой скрытой телекамеры, установленной в коридоре. Сунула ее в компьютер – техника у меня «Самсунг», как в рекламе, дискета взаимозаменяемая, сейчас посмотрим, что там записалось.

Скрытая камера включается автоматически, когда открывается дверь квартиры. Вот мы с дочками Дронова. Понятно. А это что за темная фигура? Взглянула на левый нижний угол экрана, где цифровая видеотехника автоматически фиксирует точное время: вчерашняя ночь, час двадцать три. Фигура в черном двинулась в сторону моей комнаты. Любопытно, что он там собрался сотворить? Я очень предусмотрительная девушка, и у себя в спальне камеру спрятала. Сейчас и ее материалы посмотрим. Нашла камеру, вынула дискету, поменяла ее. Фигура в черном оглядывает мою спальню. Отчетливо виден только луч фонарика, скользящий по стенкам спальни. Господи, как бы я испугалась, заночуй вчера дома!

Убедившись, что в комнате никого нет, незваный гость включил верхний свет. Прокол! Он не проверил зал. Или подонок меня уже за профессионала не считает? Окажись я дома, обязательно затаилась бы в зале, дождалась, пока визитер займется своим грязным делом в спальне, ворвалась бы туда с пистолетом наизготовку, а там посмотрела бы, кто – кого! Но почему прокол? – рассуждаю я, чуть остыв от переполнявшего меня возмущения и гнева. Нет, «гость» – профессионал высокого класса. Две версии приходят на ум. Незнакомец так спокоен, предварительно позвонив мне на домашний и не дождавшись ответа. Вторая – он или его сообщники следили, а, вероятно, и до сих пор следят за мной и прекрасно знают, где я ночую последние двое суток. Как бы там ни было на самом деле, вторгшийся в мои пределы мужик отлично знал, что хозяйки нет дома. Иначе он бы проверил в начале кровать, а потом уже светил по стенкам. Следовательно, меня не хотели убить. А что сделать?

Смотрю дальше. Так я и знала: кому-то потребовалось поставить новые «жучки» взамен изуродованного мною несколько дней назад. Так, микрофон засунул мне под кровать. Они собрались следить за моей нравственностью и слушать любовные стоны? Придурки! Прости меня, Господи, за грубость. Нет, не совсем чокнутые: мужик отправился осматривать мою квартиру дальше. В результате он нашпиговал скромную двухкомнатную квартиру пятью микрофонами в самых неожиданных местах.

Попробую порассуждать. Некто очень хочет знать, что делает частный детектив Надежда Фомина, о чем она думает (неужели Некто считает, что я думаю вслух?!), с кем встречается, о чем разговаривает, что обсуждает. Возможно, Некто, ворвавшийся в мою квартиру, сам киллер или, по крайней мере, заказчик убийства. Он не предполагал, что в момент совершения преступления рядом окажется профессионал, то есть я. Теперь Некто хочет знать каждый мой шаг, ибо я на верном пути? Но ведь мы с Писаревым обсуждали только личный вариант. Выходит, один из названных нами фигурантов и есть настоящий убийца?

Так, а почему я считаю, что следят за мной? Может, объектом чьего-то пристального внимания является мой друг Алексей Писарев? Ведь с ним мы встречались два раза и вслух обсуждали кандидатуры возможных убийц. Кстати, Алешка не случайно ночевал у матери. Он чего-то боится? Надо сегодня же после похорон проверить квартиру Писарева на предмет наличия прослушек или видеокамер.

Но другое. Кто этот человек в камуфляже, среднего роста, в маске, совершенно свободно вошедший в мою квартиру? Откуда у него дубликаты ключей? Я не помню, чтобы забывала свою основную связку у кого-то, а запасная хранится у бабули. Так, надо навестить бабулю, поинтересоваться у нее, не заходил ли кто из посторонних к ней в последнее время? Меня не интересует, пока во всяком случае, имя и фамилия этого Некто. Но кто это, тот самый убийца-одиночка, кто в субботу ранним утром уложил прокурора, или представитель спецслужб, к примеру? Неужели, они меня считают потенциальным убийцей? Интереснейшая версия…

Ладно, разберемся потом с этим Фантомасом. Но, на всякий случай, надо пополнить свой боекомплект. Одной запасной обоймой к «Макарову», сдается, мне не обойтись. Открыв сейф в спальне, спрятанный под копией картины Айвазовского «Девятый вал», я достала еще две запасных обоймы. Три обоймы про запас и одна в пистолете – должно хватить. На вооружении специальных служб поступил новый восемнадцатизарядный пистолет, надо будет обратиться в ФСБ, в чей действующий резерв меня недавно включили, может, выдадут? Все-таки отбиваться при случае надежнее.

Не дай Бог этот проклятый Некто решится вторгнуться в квартиру Дроновых. Девочки ведь могут испугаться! Неужели меня волнуют чужие дети? Или старею, или хочу стать матерью. Что лучше? Конечно, стать матерью. Говорят, роды омолаживают женщину. Неплохо только кандидатуру отца подыскать для моих будущих детей…

Переодевшись по случаю похорон в траурные тона, я поехала к дому Громовой. Понятно, что подъехать близко не удалось – дом и ближайшая часть улицы были уже оцеплены нарядами ГИБДД: по рангу на похороны ожидалось все районное начальство и руководители городской и областной прокуратур.

Приткнув свою «десятку» за квартал до двадцать третьего дома по Советской улице, я пешком отправилась дальше. Все церемонии похорон похожи друг на друга, как две капли воды: гроб с телом покойного, установленный в самой большой комнате, венки и цветы, плач родных и близких, катафалк, отпевание в церкви, пугающий провал могилы – дверь в Вечность, куда опускается гроб, глухой стук земли о крышку последнего пристанища человека. Поминки с тремя поминальными рюмками за упокой души усопшего. Различно только количество венков и цветов, пришедших проводить в последний путь, отсутствие или наличие гражданской панихиды.

В этот январский морозный день (недаром на Крещение морозы всегда берут свое) венков и цветов было множество. Людей, собравшихся почтить память прокурора, тоже хватало – наготове уже стояло несколько «Икарусов», арендованных, очевидно, администрацией района. Много было мужчин и женщин в милицейской форме – за пятнадцать лет, что Виктория Васильевна руководила прокуратурой Дзержинского района, она сталкивалась по долгу службы со всем личным составом РОВД. Узнала я и своего утреннего знакомого Юрия Колосова, председателя райсуда, шествующего в окружении нескольких степенных сослуживцев.

Положив букет цветов и постояв несколько минут у гроба, кивнув головой Ирине, сидевшей рядом в окружении пожилых родственников, я вышла на улицу, закурила.

– Здравствуй, Надя! – кто-то сзади коснулся моей руки.

Оглянувшись, увидела Баева. На похоронах не бывает веселых лиц, это вполне естественно. Но мой всегда бравый сосед выглядел сегодня просто ужасно: «мешки» под глазами словно после бессонной ночи или крупной попойки, седина в волосах стала еще ярче, плечи ссутулились. Неужели так переживает смерть Виктории?

– Здравствуйте, Евгений Николаевич! – ответила я, повернувшись к инженеру. – Вы часом не заболели?

– Отойдем в сторонку, Надя! – предложил Баев, совершенно не обращая внимания на мои заботливые слова о его внешнем виде.

Мы отошли подальше от подъезда. Баев попросил у меня сигарету, как-то судорожно закурил. Я молча ждала, пока сосед сам начнет говорить. Чувствовалось, ему очень не просто давалась вся предстоящая беседа.

– Надя, это очень важно! – Баев глубоко затянулся сигаретой, выпустил бесформенное облако дыма. – Вику убила моя дочь…