Текст книги "Патриарх Тихон. Крестный путь"

Новые сподвижники

1920 год закончился разгромом Врангеля в Крыму. На Польском фронте Тухачевский собирался наскоком взять Варшаву, забыл про тылы, был бит, и Советская Россия потеряла Западную Украину и Западную Белоруссию. Зато были освобождены от белых и националистов Азербайджан, Армения, а в феврале 1921 года – Грузия.

Устоявшая советская власть великодушно вернула патриарху свободу, и святейший снова служил в храме Христа Спасителя. В приходские церкви Тихона приглашали редко. Все ходатайства Калинину о разрешении службы переправлялись в ЧК, ЧК немедленно выявляла главных виновников ходатайства, производила аресты. Дорого обходились народу патриаршии молебствия.

Не прекращалось преследование священства в губерниях, в уездах… В феврале в Новгороде местные власти состряпали «дело Епархиального совета», хотя совет этот был распущен полгода назад. На митрополита Арсения (Стадницкого) навешали несколько обвинений. Издал указ о трудовых общинах. Монахи сорганизовались, сохранили свою собственность. Поручал благочинным вести строительство храмов. Не запретил принимать сборы на упраздненные учреждения (Братство Святой Софии, Палестинское общество, общество Красного Креста). Сборы перечислялись на нужды Епархиального совета.

Устроил паломничество прямо на суде: народ вереницей пошел благословляться у владыки и других обвиняемых.

От тюрьмы Арсения спасла амнистия. Дали пять лет условно, жить назначили в Архангельске.

По этому же делу проходил епископ Тихвинский Алексий (Симанский), будущий патриарх. Он уже успел посидеть в тюрьме. Получил пять лет за фразу: «Никогда не дерзнул из любопытства осматривать мощи». Сказано было при вскрытии святых гробов в Новгородской Софии. Обвинение гласило: «Епископ намеренно ввел в заблуждение представителей власти». Сидел владыка недолго, попал под майскую амнистию 1920 года.

В новом деле владыку Алексия обвиняли в принудительных поборах с прихожан на смятенные революцией учреждения и общества царской России. Дело следователи возбудили по жалобам трудящихся, но, когда защита потребовала предъявить эти жалобы, оказалось, что их даже сфабриковать поленились.

Срок Алексий получил условный, и святейший Тихон поспешил переместить преосвященного. Назначил епископом Ямбургским, первым викарием Петроградской епархии.

Пришлось патриарху заниматься и международными делами.

Оторванные от России земли обустраивались, начинали самостоятельную жизнь. Появилось на карте небывалое государство: Эстония.

Святейший Тихон направил указ в Синод православной Эстонской церкви о даровании широкой автономии частям бывшей Псковской епархии и Ревельского викариатства, в границах которых и уместилась новая страна.

Подобная грамота вскоре была дана Финляндии.

Серафим Финляндский вместе с благодарственным письмом прислал запрос настоятеля посольской церкви в Париже отца Иакова Смирнова: как относиться к назначению высокопреосвященного Евлогия (Георгиевского) управляющим западноевропейскими русскими церквями? Назначение состоялось по решению Высшего временного русского церковного управления, находящегося в Константинополе.

Западноевропейские церкви прежде были подчинены митрополиту Петроградскому Вениамину, его имя поминали на службах, но влиять на дела он не мог.

Через Эстонскую миссию Тихон еще раньше получил сообщение от Антония (Храповицкого): в ноябре 1920 года Собор архиереев, бежавших в Константинополь, переименовал Южное церковное управление России в Русское церковное управление за границей. Константинопольская церковь благословила ВРЦУ.

Возможно, владыка Антоний поторопился с сообщением. Место Константинопольского патриарха пустовало. 16 ноября 1920 года Антоний с архиереями посетил Местоблюстителя Патриаршего престола. Прием, видимо, оказан был русским архипастырям благосклонный, но официальный ответ от 2 декабря озадачил. Разрешалось создать не Церковное управление, тем более Высшее, а всего лишь временную комиссию – эпитропию под высшим управлением Вселенской патриархии. Русским епископам позволялось заниматься пастырскими делами, но подчинены они были не своему управлению, а Константинопольскому.

Святейший Тихон этого не знал и согласился с назначением Евлогия. Указ патриарха гласил: «Ввиду состоявшегося постановления ВЦУ за границей считать православные Русские церкви в Западной Европе находящимися временно, впредь до восстановления правильных и беспрепятственных сношений означенных церквей с Петроградом, под управлением преосвященного Волынского Евлогия (Георгиевского), имя которого должно возноситься за богослужением».

7 марта, в День Торжества православия, святейший Тихон и митрополит Крутицкий Евсевий служили в храме Христа Спасителя. Почти все иерархи, жившие в Москве, кто на трамвае, кто на извозчике, кто пешком, прибыли на совместное моление. Весеннее половодье света переполняло храм. Розов сотворил еще одно чудо. Его пение воскрешало надежды. Православие торжествовало если не за стенами храма, так в сердцах.

Не ведали – Великий пост 1921 года был предтечей небывалого, даже в России, голода.

Горестно поглядывали москвичи на святейшего, когда он после службы садился с владыкой Евсевием в старенькую пролетку знаменитого извозчика Кирилла Ивановича. Больно, когда твой вождь, достойный высших почестей, – в унижении.

Но святейшего не тревожила бедность пролетки. Улыбался людям, солнцу. Хорошо служить в храме, хорошо быть с паствой.

– Ах, весна, весна! – сказал Тихон Евсевию. – Посмотрите на лица людей: хоть и вымученные до последней возможности, а все-таки светлы. Лужицы-то как сияют!

– А ветер океаном пахнет, – вздохнул Евсевий.

– По Владивостоку скучаете…

– Я на Приморской кафедре с 1899 года.

– Владыка! – В глазах Тихона светилось детское простодушие. – Вам хотелось бы услышать, как звонят колокольни храмов, построенных вами.

Евсевий даже вздрогнул:

– Мне сон вчера был… Все храмы, какие я ставил, собраны – вроде бы… в Кремле. Между Успенским и Благовещенским. Каким-то образом поместились, их ведь больше сотни! Все звонят, а звук… Ну словно бы синички тренькают. И тут – бум! бум! Колокол Ивана Великого! Я и пробудился.

– Вы за двадцать лет построили сто храмов, а Ленин за четыре года успел уничтожить шестьсот монастырей. Митрополита Арсения за строительство новой церкви чуть было не посадили…

Евсевий показал на Кремлевские соборы:

– Как второе солнце! – И не сумел утаить испуга в глазах. – Они ведь и это могут истребить. Что станется с верой?

– Вера и слово – вечны… В Европу, в Азию, даже в Африку и в Америку бежали сотни тысяч русских людей. Стало быть, православных. Мне недавно сообщили: в Сербию эвакуировался Леснинский монастырь. Игуменья матушка Екатерина, некогда сыгравшая в моей судьбе… определенную роль, вывезла из Холмщины всех монахинь. Семьдесят душ… А в Сербии, между прочим, женского монашества нет уже несколько веков. Теперь будет. Дай, Господи, матушке Екатерине сил и здоровья!

– Хорошо, хоть где-то прибывает… А у нас убыль на убыли… У меня двое священников сняли сан.

– Две паршивые овцы перебежали к волкам. Не велика потеря. Дай Бог, чтоб не стали Галкиными… Обрели же мы владыку Петра. Истинный стратилат! Мне рассказали про него удивительное… В прошлом году, когда моему домашнему аресту конца не предвиделось, я предложил ему постричься, с тем чтобы он стал моим помощником. Знаете, что Петр Федорович сказал своим домашним после этого разговора: «Если откажусь – предам Церковь. Если дам согласие – я это знаю, – подпишу себе смертный приговор…» И вот вместо мученика Иоасафа имеем епископа Петра Подольского, викария Московской епархии.

– Весьма распорядительного викария. А его познания богословия прямо-таки нереальные. Он – как дюжина энциклопедий.

– Петр Федорович магистр Московской академии. Много лет трудился в Учебном комитете Синода. Действительный статский советник. – Тихон вдруг положил руку на руку Евсевия. – Владыка, я не задумывался прежде… Но ведь это так и есть! Призвав на служение владыку Петра, вас призвав – я обрек двух замечательных людей на несение Креста.

– Святейший! Возблагодарим Господа! Он поставил нас служить, и будем служить Ему, пока живы.

Извозчик остановил лошадь. Сделал вид, что надо поправить сбрую, а на самом деле давая отдохнуть своей кормилице.

Коляску окружили прохожие. Глазели на патриарха, на владыку. Просили благословения. Тихон и Евсевий благословляли. Тотчас появился человек в штатском платье. Что-то шепнул на ушко извозчику. И тот, будто облитый кипятком, вскочил на облучок, принялся погонять лошадку.

– Я в последнее время думаю, – сказал Тихон, – надо самых верных, самых чистых молодых людей рукополагать тайно в иереев, а кто склонен, так и в монашество. И не забывать при этом: ошибка, донос могут обернуться непоправимой бедой.

– Святейший! – тихо засмеялся Евсевий. – А ведь мы с преосвященным Петром об этом думали! Даже кое-что успели. Я студента постриг. Владыка Петр рукоположил в сан священника инженера-путейца.

– Да торжествует православие на Русской земле! – сказал Тихон, благословляя прохожих, кричавших с тротуара: «Святейший! Святейший!»

Суета обновленчества

Странные вести доходили до святейшего Тихона. В разных концах России священники, а где-то и архиереи переиначивают службы. Иные церкви перешли на новый календарь. Значит, Пасху отпразднуют на тринадцать дней позже.

Архимандрит Иларион подобрал из почты стопу писем от батюшек. Спрашивали, как быть.

– Я еще в девятнадцатом году писал Вселенскому патриарху Герману, и как раз о необходимости принятия нового стиля! – Святейший прочитывал в письмах отчеркнутые Иларионом места, вздыхал.

– Святейший, что-то ведь надо делать!

– Герман умер… А сам я… – Тихон снова вздохнул. – Вот батюшка из Ряжска пишет: «…По юлианскому календарю служить опасно, власти обвиняют в любви к старому режиму…» Сам я… не противник перехода на новый стиль. В конце концов Православная церковь должна будет пойти на перемену календаря. В первые годы царствия Петра Рождество четвертого января праздновали, при нем же после 1700 года – пятого. Мы – седьмого. А в грядущем дело дойдет до абсурда. Рождество – на Сретение, Рождество – на Благовещение.

– Может быть, указ приготовить? – осторожно спросил Иларион.

Святейший печально покачал головой:

– Нынче страсти в людях кипят. Посеять еще один раскол? Избави Бог! Такие вопросы надо решать в эпоху мирную, спокойную…

– Тогда надо запретить перевод богослужений на новый стиль. В одной церкви – так, в другой – этак.

– Лучше потерпеть. Все это суета сует. Половодье! Половодье побушует, побушует, а в берега все-таки войдет… В Петрограде поторопились со строгостями – ввергли молодых людей в беду, в грех.

– Отец Иоанн Егоров был ярый обновленец, вот и породил сектантов.

– Не суди! – Тихон положил перед собой папку с докладами о всяческих новшествах, самочинно вводимых в церковную службу.

Егоров служил в Введенском храме напротив Царскосельского вокзала. Хорошее, людное место. Был он бессребреник, мечтал о духовном возрождении России, стремился приблизить Церковь к жизни. О молодых пекся. Вдохновенный преподаватель Закона Божия – случай редкостный – оставался духовным руководителем для нескольких поколений гимназистов. Из этих людей и образовался кружок, девиз которого гласил: «Религия в сочетании с жизнью». Это было новое народничество, только уже не с марксизмом на знамени, а с Богом. Кружок даже нравился петроградским духовным властям, но отец Иоанн умер от сыпняка, а его ученики, желая сохранить единство, избрали из своей среды руководителя. Просили митрополита Вениамина рукоположить этого избранника во иерея. Вениамин заподозрил молодых людей в сектантстве, отказал и отказом действительно толкнул горячие головы в сектантство. Бывшие гимназисты «хиротонисали» своего нового учителя во епископа. На Загородном проспекте появилась самосвятская «церковь».

Новоявленных реформаторов было предостаточно и в Москве. На Арбате в храме Тихона Амафунтского служил отец Иван Борисов. Служил с открытыми Царскими вратами… Церковные власти пригрозили батюшке запрещением, он – к патриарху. Пришлось на его заявлении начертать резолюцию, позволяя служить…

Взял Тихон под защиту и отца Владимира Быкова. Это был известный биолог, принявший сан. Каждая его служба заканчивалась беседой. Отец Владимир не столько сам говорил, сколько слушал разного рода измышления и вопросы, а потом отвечал, наставляя на путь истины. Всякий домысел – на свет и с поля вон, как сорняк. Тихон переместил отца Владимира на Остоженку, в храм Зачатьевского монастыря, где прихожане в большинстве интеллигенция.

Священник Гребневской церкви на Лубянке отец Калиновский затеял организовать рабоче-крестьянскую христианско-социалистическую партию. Тихон и этот почин приветствовал, а власти – нет.

Несколько заявлений докладывали о вольностях, творимых в богослужении пребывающим на покое епископом Антонином (Грановским). Решил вернуть Церковь к истокам. Открыл Царские врата, службу перенес в центр храма. Тайные евхаристические молитвы оглашает громовым голосом.

Иларион, заглядывая в документы, сказал:

– С владыкой Антонином прямо беда. Сегодня у него одно нововведение, завтра – другое…

Святейший чувствовал суровость в голосе своего секретаря: запретов жаждет. Многие хотят запретов.

– Половодье, – сказал Тихон. – Все это половодье. Антонин – человек неистовый. Но хулы Господу в его действиях я не вижу. Истину ищет! В любимых своих первых веках христианства… Коли в сердце его Бог – вернется к нам.

– А оглашение тайных молитв?!

– Об этом ему надо сказать.

Объявился радетель древнего обряда и в Лебедяни. Отец Константин Смирнов сан принял в 1919 году. Рукополагал его во иерея Антоний (Храповицкий).

Получив приход, молодой батюшка принялся «улучшать» службу. Из Лебедяни писали: устроил мытье престола в Четверток на Страстной неделе, ввел омовение ног. Собирается возродить Пещное действо и вождение Осли[3]3
  То есть осла, на котором Христос въехал в Иерусалим.


[Закрыть] в Вербное воскресенье.

– Ладно древние, но ведь это архиерейские, а то и патриаршие службы! – возмутился Иларион.

– Я ему напишу, – сказал Тихон.

Прочитал письмо о «новшествах» Томского епископа Виктора (Островидова).

– В Томск я тоже напишу.

– А с этим что делать? – Иларион показал на письмо из Царицына.

Новым скандалом покрыл свое имя иеромонах Илиодор (Труфанов). Друг Распутина, враг Распутина. Сбежал в Америку, пытался нажиться шантажом, грозя оскандалить царя и царицу. И вот вернулся напомнить о себе новой громкой выходкой. Объявил себя патриархом всея Руси, но не прежней, надоевшей Церкви – эта пусть остается у Тихона, – а новой, угодной большевикам. У Тихона с властью война, а у него, у нового патриарха новехонькой Церкви, – с большевиками дружба.

– Слава орлам! – кричал Илиодор, кланяясь в храме на четыре стороны. – Слава красным орлам, выклевавшим глаза самодержавию!

Беда с русскими бабами! Приняли «святейшего». Снова сыт и пьян и в почести. Выбрал из своих почитателей двенадцать лучших, объявил Синодом. Каждому избраннику даровал титул «Ваше достоинство».

– Этого безобразия лучше не замечать, – сказал Иларион.

– Да, случай, схожий с делом Путяты. Сей доносчик даже у Ленина вызвал омерзение… Думаю, что красный патриарх благословения властей не удостоится. Уж очень авантюра-то наглая, бесстыдная…

– Святейший, священник храма Василия Блаженного отец Роман Медведь опять говорил против вас. Власть раздариваете. Дали автономию Эстонии, Финляндии, отдали Европу бежавшему Евлогию.

– Отец Роман поминает патриарха?

– Поминает.

– Тогда все в порядке. Поместные автономии я действительно предоставил Эстонии, Финляндии… На очереди Латвия, Польша… Отцу Роману не надо выговаривать. Патриарх – не папа римский, это ведь папа – непогрешимый.

– Не печетесь вы о своем авторитете! – сказал в сердцах Иларион.

– Не сердись. Скоро нам не до того будет. В Поволжье погибли и озимые, и то, что весной посеяли. Засуха невиданная.

– За обновленчество Господь наказывает.

– Не суди! – сказал мягко, просительно. – Господи, еще одно испытание. Пять лет уже на голодных пайках, а теперь чего ждать?.. Из тысячи монастырей осталось сотни полторы. Все кладовые выскреблены подчистую… Подготовь данные, есть ли хоть какие-то излишки зерна по обителям.

– Святейший, хлеб приходится укрывать. Продразверстка. У крестьян, даже у бедных, продотряды забирают последнее. Ни на семена не оставляют, ни на пропитание.

– И все-таки, – сказал Тихон.

– Будет исполнено, – поклонился архимандрит и показал на тонкую зеленую папку. – Здесь американские дела. Весьма неотложные.

– Есть и поважнее. Готовься к хиротонии во епископа Верейского.

Пасха

Горько было читать о судебных тяжбах, в пучину которых погрузилась православная Американская епархия. Дотации из России прекратились сразу после октябрьских событий. Евдоким Мещерский тогда же бросил паству, боясь громкого скандала. Личная жизнь владыки подверглась осуждению, и он сбежал. На Американскую епархию Тихон поставил епископа Канады преосвященного Александра (Немоловского). Велика слава, да тяжела лямка. Духовенство бедных американских приходов осталось без жалованья. Немоловский кинулся за помощью к респектабельным бизнесменам, но респектабельные тоже считают свои деньги. Предложили заложить… храмы. Всем казалось – красные долго не усидят в Московском Кремле, но годы шли, платежи по закладным были просрочены, началось следствие. Дело дошло до Верховного суда, и этот чуждый православию суд назначил для русского архиерея и консистории опекуна.

Деньги на выкуп храмов – в том числе и Нью-Йоркского собора, – дал бывший посол Временного правительства Бахметьев. Увы! Часть сумм исчезла. В коррупции обвиняли и самого Александра (Немоловского), и митрополита Платона (Рождественского), который приехал уговаривать американское правительство оставить войска в России. Платону пришлось остаться в Америке. Сообщалось также: галичане выразили недоверие Немоловскому и отвергли посредничество Платона.

Столько было радостных хлопот, когда затевали, когда возводили Нью-Йоркский собор, собор в Чикаго. Столько сил было отдано на поездки по дебрям, по весям, где жили бывшие униаты…

«Нужна полная картина американских дел, – думал Тихон. – Нужен деятельный честный человек, чтобы восстановить доверие галичан. Евлогий! Только Евлогий. Уж он-то знает униатскую эпопею».

Святейший позвал Гурьева, начальника своей канцелярии. Передал незапечатанный конверт:

– Это – для митрополита Евлогия. Я прошу его съездить в Америку для ревизии епархии.

Гурьев посмотрел на адрес:

– Профессору Дмитрию Николаевичу Вергуну. В Ригу. Через какую миссию действовать?

– Письмо срочное.

– Моравскому в ножки упаду. У них курьер уезжает завтра.

– Видимо, мою просьбу – командировать владыку Евлогия в Америку – надо направить и в заграничное ВЦУ, Антонию. Деньги ведь нужны на поездку. Ради денег я и в Америку написал, председателю Русского православного общества взаимопомощи. Если денег у ВЦУ нет, пришлет Коханик… А то, не дай Бог, вместо дела начнется переписка, да через посредников…

Деньги от Коханика Евлогий получил быстро, а переписка все-таки завязалась. Евлогий сообщил Александру (Немоловскому) и Платону о предложении патриарха сделать ревизию Северо-Американской епархии. Епископ Александр ответил: приезд бесцелен, заключение ревизии не сможет отрицательно повлиять на его сторонников. Эти сторонники сделают все возможное, чтобы удержать своего владыку на кафедре. Митрополит Платон тоже просил не приезжать. Если бы с деньгами – другое дело.

Евлогий послал патриарху отказ от своей ревизской миссии. Предложил назначить ревизором Платона. Тихон возразил: «Платон в этом деле не беспристрастен» – и снова попросил митрополита Антония направить Евлогия за океан.

Евлогий прислал в Москву еще одно письмо: «В Америку наше заграничное управление все же меня посылает, несмотря на пребывание там митр. Платона, ибо галичане ему как-то не доверяют. Что делать – придется ехать, а сюда пришлют, вероятно, временного заместителя. Может быть, приедет сам Антоний. У нас по инициативе молодого еп. Вениамина (Федченкова) затевается большой заграничный церковный собор, с привлечением Латвии, Эстонии, Польши, Финляндии и даже Америки, Японии и Китая. Слишком широко замахнулись. Хватит ли пороху. В Аляску назначен архиеп. Антоний (Дашкевич), который давно там служил. А теперь настоятельствует в Копенгагене. Но оттуда не очень хотят отпускать.

Посылаю Вашему Святейшеству письма еп. Владимира, действующего в Польше. Он сообщает печальные сведения о моем бывшем викарии Дионисии Кременецком. Нельзя ли его оттуда изъять для блага Церкви, да не будут там Терлецкие Пацеи. По приглашению Польского правительства туда направился теперь архиеп. Минский Георгий, по-видимому, чтобы стать православным митрополитом Польши, он жил доселе в Бари и заведывал нашими церквями в Италии, в зависимости от меня. Он человек умный, с характером, хотя и часто неуравновешенным. Для церкви его назначение будет очень полезно. Вероятно, и Вы согласитесь его утвердить в нынешнем звании Главного управляющего церкви в Польше. Поляки за ним очень ухаживали, и в Риме, и в Берлине. ВЦУ в лице митр. Антония и архиеп. Феофана Полтавского теперь в Сербии, в Карловцах. Приезжал и Вениамин, но уехал в Константинополь. В Сербии предполагается созвать эмигрантской Церковью Собор на 1 окт. ст. стиля. Патриарх Сербский Дмитрий согласился».

Жизнь утекших за пределы России архиереев зело бурная. Где уж тут молиться – скликают соборы, ездят из страны в страну, ищут мест посытнее.

«Боже мой! Где мое непробиваемое спокойствие?» – покорил себя Тихон.

И вспомнилось из Луки: «Царица южная восстанет на суд с людьми рода сего и осудит их, ибо она приходила от пределов земли послушать мудрости Соломоновой; и вот, здесь больше Соломона».

Две волны иудейские смыли с лица земли Россию. Первая волна разорила последнее, что не сумела разорить война. Вторая, с Троцким на гребне, окунула русский народ в русскую кровь. Будет ли когда суд у русских с иудеями?

Не нашел ответа в сердце своем. Нашел одну боль… Молиться надо, пока время дано.

Пасха в 1921 году совпала с красным праздником 1 Мая. 1 мая у католиков день игуменьи Вальпургии. Ночь Воскресения Христа пришлась на ночь большого бесовского шабаша, когда ведьмы и черти слетаются на самую высокую гору Гарца – Броккен – для плясок, для оргий вокруг сатаны.

Святейший прозревал: это же – Гефсимания! Россия снова умоется своей кровью, как Христос, молившийся до кровавого пота. А дальше-то – пленение, бичевание, суд, несение Креста, Голгофа, смерть и уж только потом – Воскресение из мертвых.

К Тихону приехал владыка Петр Подольский. Святейший поделился тревогой предчувствий.

– А я ведь с тем же к вашему святейшеству, – испугался Петр. – Весь день вчера выписки делал. Вот пророчество Иоанна Кронштадтского, кое дано ему в сонном видении в январе 1901 года. Батюшке явился Серафим Саровский, начертал на стене посохом цифры: 1913, 1914, 1917, 1922, 1924, 1934… О трех годах мы уже знаем. Тринадцатый – ликование, трехсотлетие Дома Романовых. Четырнадцатый – война. Семнадцатый – революция. Теперь грядет двадцать второй. Чего ждать?

– Голода, – сказал Тихон. – Ленин опоздал со своим НЭПом. Продразверстка подрубила крестьянина под корень.

– Цена рубля, большевики сами об этом пишут, упала по сравнению с восемнадцатым годом в восемьсот раз, а по сравнению с довоенным – в тринадцать тысяч! Святейший, вы можете это себе представить – тринадцать тысяч!

Тихон улыбнулся:

– Могу. Яков чай ходил покупать – за фунт берут сорок тысяч. Главная беда в том, что за все эти годы пришли в негодность орудия крестьянского труда, заменить их не на что да и взять негде. Лошадей война истребила.

– Промышленное производство, пишут, сократилось в семь раз… А вот еще послушайте, это уже из пророчества самого Серафима Саровского: «До рождения Антихриста произойдет великая продолжительная война и страшная революция в России, превышающая всякое воображение человеческое, ибо кровопролитие будет ужаснейшее: бунты разинский, пугачевский, французская революция – ничто в сравнении с тем, что будет с Россией. Произойдет гибель множества верных Отечеству людей; разграбление церковного имущества и монастырей; осквернение церквей Господних; уничтожение и разграбление богатства добрых людей; реки крови русской прольются. Но Господь помилует Россию и приведет ее путем страданий к великой славе…» Все ведь свершилось.

– Все ли? – Тихон покачал головой. – Все ли? – И улыбнулся. – А кончится славой. Ничего, что наша доля иная. По золотнику, по маковому зернышку, по кристаллику соберет Господь доброе с нашего поколения, с каждой загубленной души – и сотворит свет.

– Вот еще из Серафима Саровского: «Пройдет более чем полвека. Тогда злодеи поднимут высоко свою голову. Будет это непременно: Господь, видя нераскаянную злобу сердец их, попустит их начинаниям на малое время, но болезнь их обратится на главу их, и на верх их снидет неправда пагубных замыслов их. Земля Русская обагрится реками кровей».

– Какое пророчество ни возьми – реки крови по России… Но, Господи! Благодарю Тебя, что родил меня русским! – Тихон смутился, уж очень картинно сказалось. Покашлял в кулак. – Владыка, вот что я подумал: на Пасху днем надо сделать службу в самом людном месте Москвы.

– На Лобном месте власти не позволят. У них будет демонстрация. Смеются: сами назвали площадь Красной. Вот и пришли – красные.

– В Замоскворечье, может быть. Там есть место, говорили мне, где в древности выставляли для устрашения головы казненных, отрубленные ноги, руки… Пусть в службе будет оттенок покаяния…

– Святейший! Не лучше ли на Трубе?.. Здесь и ресторан «Эрмитаж», где сначала дворяне безобразничали, потом купцы. И главное, здесь, на Трубе, было еще одно жуткое питейное заведение – ни больше ни меньше «Ад». Притон убийц, воров, и в этом самом «Аду» заговорщики додумались покуситься на жизнь государя Александра Второго. Каракозовское дело в Москве было затеяно именно в «Аду».

– Я Москву плохо знаю! – признался Тихон. – Мысль замечательная. Вальпургиева ночь, «Ад», торг… На торжище сделаем службу!..

Пасха 1921 года запомнилась москвичам надолго. Служили под открытым небом, на помосте, патриарх Тихон, митрополит Крутицкий Евсевий, епископ Петр Подольский. И конечно, Розов и дивные хоры. Народу собралось даже для Москвы множество невиданное, свеч было воскурено – тысячи тысяч. Иным особам с тонкими чувствами казалось – вся Россия пришла на Трубу, Россия молится Богу.

 
Передавали листочек со стихами:
Бог видит все, Он знает все дела,
Рукой Своей преступников карая.
А мы должны не допускать до зла,
Творить любовь и ждать награды рая.
Иди вперед, блюдя завет Христа.
Его учение – един источник света.
Без веры, без молитв, без знаменья креста
Есть только к аду путь. Молись и помни это…
Религию ты должен охранять,
Еретиков бояться больше ада,
Господь прольет святую благодать,
И ждет того небесная награда,
Того, кто поднял меч и взял священный щит,
Единый грозный щит для всех врагов Христовых,
Тернистый путь пусть сердце не страшит,
И мы не будем жить в разбойничьих оковах,
Христос зовет нас в бой… О, братие, идем,
Он охранит нас милостью бездонной,
Нас, осененных верой и крестом,
Антихрист не сразит, а сам падет сраженный.