Текст книги "Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде"

2. 9. Состязательность сторон (статья 15 УПК)

Состязание – форма самоистязания и извечный попутчик животного человека в качестве эволюционного движка в его внутривидовой конкуренции. Иным словом: природой в нас запрограммировано локтями толкаться, царапаться и бодаться промеж себя по всем фронтам, без продыха доказывая себе и всем окрест, что «я» сильнее, умнее, ловчее и жирнее, с тем, чтобы выжила и потомство дала более «здоровая» особь.

Состязательность собственную эволюцию ведёт от древнейших днепровских соревнований[2]2
  Ещё до греческих Олимпиад спортивные состязания, но во истину континентального масштаба, проводились на территории Скифии. На берега Днепра (местечко Хохлаки) раз в год съезжались наиболее сильные и ловкие мужи – представители всех крупнейших народностей тогдашних Европы и Азии. Что примечательно: кроме традицион-ных видов соревнований, как то: прыжки в сторону, пластунский спринт и пугание ежей голым задом, молодчики состязались в метании через реку Днепр хлебобулочных изделий. Соответственно, китаи швыряли рисовые ле-пёшки, персы – самсу, евреи – мацу, славяне – расстегаи да кулебяки всякие, а вот римские парни – пиццу. Отсуда и «крылатое» выражение: «Не всякая пицца долетит до середины Днепра». И по сию пору в тех местах цыганские скауты там и сям находят окаменелости древней выпечки, а современным подобием италийского «снаряда» за-служенно стал метательный диск.


[Закрыть] сугубо физического порядка, до интеллектуальных баталий дня сегодняшнего. Последний тренд в виде одноимённого «Состязательность» на плечиках физически хилых, но могучих в трепачестве еврейских революционеров времён французских Конвента и «Марсельезы» превнесена была наряду с иными мнимыми «демократическими завоеваниями», типа Свобода, Равенство, Братство в судопроизводство. Следствием в том числе и таких изысков судопроизводство сублимировано в судоскотство.

Теперь по сути.

1. Уголовное судопроизводство осуществляется на основе состязательности сторон.

2. Функции обвинения, защиты и разрешения уголовного дела отделены друг от друга и не могут быть возложены на один и тот же орган или одно и то же должностное лицо.

3. Суд не является органом уголовного преследования, не выступает на стороне обвинения или защиты. Суд создаёт необходимые условия для исполнения сторонами своих обязанностей и осуществления предоставленных им прав.

4. Стороны обвинения и защиты равноправны перед судом.

Общая схема состязательности не сложна: происходит спор двух как бы равноправных сторон (обвинение и защита). А промеж тех сторон расположился как бы нейтральный арбитр – судья. Стороны в ходе спора доказывают каждая свою правоту, убеждают суд путём доказывания и опровержений, склоняют суд вынести выгодное для одной из сторон решение. Суд же обеспечивает им возможность состязаться и решает дело в пользу той стороны, кто более убедила его. Именно в итоге спора сторон суд и выносит свои решения, включая окончательные – приговор и кассационное определение (апелляционное постановление).

Для российского уголовного судопроизводства состязательность ещё новое явление. Но…

новое – это хорошо подзабитое старое.

К состязательности и равноправию нынешнее поколение мусоров не привыкло и вряд ли будет в своей практике в полной мере придерживаться этих принципов. Не воспитаны ещё в этом духе ни власть, ни народ, а перевоспитывать в корне, перепрограммировать волю современников, «прошить» их совесть и мозги не получиться в нашу бытность. Сейчас мы довольствуемся лишь видимостью состязательности и равноправия, катаемся на понтах, когда ещё и адвокаты-то не осознают себя в процессах сколько-нибудь равными мусорам.

Ущербность этих принципов, а их два в одном, заключается не только в сознании участников, но и в корявости самого УПК. Просто примеры.

Пример 1. С одной стороны, функция защиты отделена от обвинения, а каждая из этих функций не может быть возложена на один и тот же орган или лицо. С другой же – прокурор, следователь и дознаватель обязаны обеспечивать обвиняемому возможность осуществлять им свои права, включая право на защиту – то есть фактически потворствовать защите. Чему, естественно, в душе обвинители противятся, не соглашаясь с таким положением вещей. А потому мусора стараются избегать выполнения таких функций или только видимость создавать в выполнении этого. Отчасти они правы и понять их можно. Ведь на началах взаимности участники от защиты не обременены встречной функцией обеспечивать обвинителям их право обвинять.

Пример 2. Сторона обвинения свободно собирает, приобщает и представляет суду любые какие угодно доказательства, собственным усмотрением признавая их таковыми, и тем самым свободно формирует доказательственную базу обвинения. А вот участники от защиты могут только просить (ходатайствовать) обвинителей о получении большинства видов сведений, просить о признании и приобщении их как доказательств. Обвинители же своей волей и усмотрением решаю о необходимости проведения просимых следственных действий (допрос, экспертиза, осмотр), о получении самих доказательств (показания, заключение протокольная информация), которые ещё нужно признать и приобщить. Самостоятельно сторона защиты этого сделать не вправе и не имеет реальной возможности. О каком равенстве здесь можно вести речь! Естественно, используя свою власть и под любым формальным предлогом, в условиях, когда возникает или может возникнуть угроза для позиции обвинения, мусора (и суд в том числе) находят причины для отказа в удовлетворении прошений защиты. Это же право следователя – право отказать. Идиотская реальность равноправия: одна равноправная сторона (защита) на коленках ползает перед равной в правах ей другой стороной (обвинение) и просит содействия униженномоляще. Да если и принудят сторону обвинения к такому, ведь она-падлюка намеренно напортачит так, чтобы в суде это доказательство признали недопустимым.

Пример 3. По вновь открывшимся обстоятельствам осужденный (он же – обвиняемый) не может самостоятельно обратиться в суд о возбуждении судебного производства и пересмотре дела. Осужденный может только просить об этом прокурора. А пан-прокурор уже решит своим усмотрением, следует или нет инициировать перед судом такое производство. Но ведь прокурор – это сторона обвинения, какие бы колготки он на себя не натягивал.

 
Купила Лёше тётка с лампасами колготки.
Колготки настоящие, керзовые, блестящие…
 

И не выгодно прокурору возбуждать пересмотр уже состоявшегося решения, которое отвечает интересам обвинения. Новое разбирательство под сомнение может поставить законность всех предшествующих обвинительных потуг и успехов. Мало того, вследствие новых разборок появиться угроза чьим-то погонам и креслам. Потому мы имеем 99,9 % вероятности, что прокурор изыщет предлог для отказа в удовлетворении требований защиты. Равноправием и состязательности и в этом случае не пахнет.

Примеров несостоятельности принципа состязательности множество. Истинно, я не встречал случаев полного и искреннего соблюдения этих конституционных гарантий на любой из возможных стадий разбирательств уголовных дел. И обычно только для стороны обвинения создаются существенные преимущества, а возможности защиты подавляют по всем фронтам. Открытый путь для извращения того же принципа размежевания функций сторон и суда предоставляет УПК конкретно для судебной власти. Посему очень чешется ещё один примерчик тебе впарить.

Пример 4. Принцип состязательности гарантирует, что суд по функциям своим отделён от сторон. Суд не имеет полномочий уголовно преследовать, не вправе выступать на чьей-либо стороне. А мы знаем, что отобранные и профильтрованные для суда доказательства не должны оставаться нейтральными по значению, они обязательно отражают позицию какой-либо из сторон, как сторона об этом сама заявляет. Стороны сами должны собирать необходимые им доказательства, представлять их ко вниманию суда и давать им соответствующую своему мнению оценку. Дело суда – только разрешить дело по существу спора, и он может лишь содействовать сторонам в получении необходимых им доказательств по инициативе самих сторон, тем самым обеспечивая эту их возможность и право. Однако существуют одновременно в УПК нормы, предоставляющие суду возможность (а возможность такая Пленумом Верховного Суда приравнена к обязанности) самостоятельно, по собственной инициативе собирать, затем самому же себе представлять доказательства, и по этим доказательствам делать выводы и постановлять решение (смотри статьи 86.1., 87, 275.3., 277.1., 278.3., 281.2., 282.1., 283.1,4.). Опираясь кривой ногой на эти нормы, суд самостоятельно инициирует проведение конкретных следственных действий: допросы, оглашение показаний, истребование документов, проведение экспертиз, осмотров, опознаний и равно прочих других. В результате таких судебных инициаций появляются и исследуются в суде всеразличные доказательства. И эти доказательства пренепременно отражают интересы одной из сторон в процессе. Догадайся, какой из сторон? Молодец, конечно, обвинения! Тогда, если в заседании обвинитель по каким-то причинам не добыл и не представил суду, допустим, важные показания свидетеля, сам судья, путём допроса своими вопросами или через оглашение показаний этого свидетеля, получает нужные показания, устраняет в них противоречия, а затем на эти же показания ссылается в приговоре при установлении как доказанных каких-либо обвинительных обстоятельств. Тьфу, когда бы речь шла о таких судейских полномочиях, как задавать вопросы (получать показания) для уточнения ранее (уже) сказанного допрашиваемым. Так нет ведь, судьи активнейшим образом участвуют в сборе и самопредставлении доказательств, и этим, фактически, подменяют основные функции стороны обвинения, функционируют вместо этой стороны. Доходит до маразма, когда обвинитель – какая-нибудь молодая бестолковая курица выполняет роль статиста в заседании, безучастна в процессе, а всю её основную работу осуществляет председательствующий судья.

Судопроизводство – это не только производство в период рассмотрения дела (обвинения) судом, но во всё время предварительного расследования с момента официального следствия или дознания, а также на стадиях исполнения приговора. Гарантии состязательности распространяются на все без исключения стадии судопроизводства. Нам здесь интересна только стадия предварительного расследования. И важно отличать не формальное начало следствия (дознания), когда, например, рождается документальное фиксирование преступления и возбуждается уголовное дело, но когда расследование начинается фактически. Как уже отмечено, органы расследования и опера не склонны своевременно принимать открытые, гласные решения о начале своей деятельности и о начале уголовного преследования подозреваемых. Расследование может протекать некоторое, порой продолжительное время в скрытой форме, в том числе в «благой» целью сохранения тайны расследования, действительного статуса участников, наличия и существа доказательств, с целью избежания жёстких правил и гарантий, включая обсуждаемые принципы состязательности и равноправия. Но как бы то ни было, факт начала судопроизводства вскроется рано или поздно, что можно установить из материалов внутреннего мусорского производства (переписка, рапорта, сообщения, запросы, отчёты, справки и пр.). Так вот, касательно всего предварительного расследования тебе и необходимо последить соблюдение всех гарантий и использовать нарушения по ним.

Национальный Закон (Конституция, УПК, Закон о судебной системе) не раскрывает содержание понятия «состязательность». Стесняется. Только граем вороньим перекличку устроили: состязательность-состязательность-…-… Кроме статьи 15 ни в одной другой норме УПК мы не находим упоминаний этого принципа, его содержания, порядка воплощения и охраны. Только в статье 244 частично оговорено, как данность, равенство прав сторон, и только в отношении стадии судебного рассмотрения обвинения по существу. Судебная практика по этой теме торжественно глухарит. Сквозь эту глухомань видима общая нелюбовь законодателя и мусоров к гарантиям. А потому, что сами они не в состоянии полностью их воплощать, ссаться от могучей силы этих принципов на деле, когда они оказываются на вооружении у грамотной защиты.

Сущность принципа Состязательность мы можем выяснить из решений Европейского и Конституционного Судов. Следуя правовым позициям этих судов, данный принцип означает специально действующие и созданные условия равных и полных возможностей для спорящих сторон, их отдельных участников по использованию предоставленных законом прав и исполнению обязанностей. В рамках состязательности суд не только устранять должен любые препятствия, но и обеспечивать все необходимые условия для отстаивания сторонами своих законных интересов. В этих целях установлены специальные средства: разъяснение на каждой стадии существующих прав, обязанностей, ответственности, порядка их осуществления и содержания грядущих процедур; принятие и рассмотрение различных обращений (жалобы, ходатайства, отводы, заявления и прочие); представление, исследование, обсуждение доказательств; принятие мотивированных и обоснованных решений, их доведение до заинтересованных участников с разъяснениями; ознакомление с позицией участников; возможность подготовки, и многое другое. Как видим, это огромный комплекс правил, выполнение которых возложено на органы расследования, прокуратуру и суд, а также на адвокатов. Внешне незначительное отступление от любой из таких установок может повлечь серьёзные и невосполнимые утраты для заинтересованной стороны (участника) и признание недействительными уже состоявшиеся действия или решения. И если в ходе судебного разбирательства, хотя и в крайне извращённой форме, состязательность демонстрируется, то на стадии предварительного расследования гарантии игнорируются, а менты оправдываются «тайной следствия».

Ещё пример: Обвиняемый вправе знать, в чём он обвиняется, возражать против обвинения, представлять доказательства, иметь время и возможность для подготовке к защите (статья 47 УПК). По этой норме «знать, в чём обвиняется», то есть знать о существе обвинения, означает знание фактических оснований этого обвинения – иными словами, знание тех доказательств-улик, которые подтверждают обвинительные выводы и утверждения. Однако, по действующей в реальном измерении практике, вплоть до окончания предварительного расследования обвиняемым не сообщают об имеющихся против них доказательствах, скрывают такие изобличительные сведения. Соответственно, на стадии расследования любой обвиняемый лишён возможности противопоставлять что-либо конкретное против доводов стороны обвинения, обоснованно-доказательственно возражать всем имеющимся в его отношении претензиям. И если существуют, допустим, показания свидетеля о совершении тобой разбойного нападения в каких-либо подробностях, ты вправе бы знать о наличии таких свидетельств.

В ином случае нет никакой возможности отводить свидетеля из-за его лживости или необъективности, опровергать его показания другими сведениями, в том числе путём его же нового допроса, очной ставкой или через иные сведения защитительного свойства. А быть может, существенность улик подскажет тебе путь и к чистосердечному признанию содеянного. В дальнейшем же такие меры могут оказаться запоздалыми: свидетель сдох, его показания огласят без возможности передопроса, свидетели защиты за давностью событий ни черта не могут вспомнить важных обстоятельств, и прочие напряги.

Возвращаемся к гарантии о разграничении функций сторон и суда. Скрытая или явная подмена функций наблюдается в каждом процессе и только в пользу позиции обвинения, ввиду полной обвинительности самого судопроизводства по его содержанию. А ведь функциональные процессы могут проявляться как в активном действии, так и в пассивном бездействии.

Знаем, и бездействие порой не менее вредоносным оказывается по последствиям своим. Вот примеры такого расклада:

Пример 1. Так называемый «дежурный адвокат» привлечён к участию в качестве защитника только что задержанного подозреваемого. В ходе первичного следственного допроса мусора откровенно кошмарят подзащитного в присутствии «защитника». А защитник посиживает себе в уголочке тихонько, не вякает, никакой помощи не кажет, лишь в конце действа всего проставится своими подписюшками в протоколе. И всё. Бывает, что подзащитный много позже узнаёт, что «этот хрен в углу» оказывается был его защитником. В других случаях «защитник» активен, да только советы даёт вредоносные или не возражает незаконным действиям мусоров. Тогда такой субъект и не защитник вовсе, ввиду бездействия своего, а скрытый соучастник стороны обвинения. Разве нет?

Пример 2. Судья в заседании под различными предлогами не допускает к допросу нового свидетеля защиты или не принимает мер к исключению недопустимых доказательств обвинения. В первом варианте имеет место фактический запрет на представление доказательств защиты по основаниям и доводам самого суда, а не второй стороны. Вторым вариантом суд оставляет в процессе доказывания порочные сведения и потворствует нарушениям, отстраняясь от критической оценки доказательств. В этом видим самовозложение судом на себя функций стороны обвинения. Интересно, а известны ли случаи обратного характера, когда бы следователь на допросе взял, да и исполнил бы функции защитника, подсказал бы обвиняемому более выгодную для него позицию, или судья по собственной инициативе заморочился бы поиском и истребованием оправдательных доказательств. Я имею ввиду бескорыстные их акии. Это были бы поразительные явления. Укажите мне на такие случаи, поржём вместе.

Каждая сторона и суд должны только свои роли исполнять и только в границах законных полномочий. И только в таких условиях участники способны точно определять свои функциональные способности и возможности, в разумных пределах предвидеть действия и возможности других участников, добросовестно разуметь о возможных решениях и о последствиях от действий или бездействия, в том числе и от своих собственных. Если же функции подвергаются подмене, это непредсказуемо ломает баланс сил и возможностей, искажает существо правосудия, даёт кратные преимущества одной стороне и пропорционально угнетает способности оппонента. В спектре нашего вопроса подобное сопряжено и с нарушением права на защиту. Когда весы Фемиды подкручивают «в плюс» чаше обвинения, а сама Фемочка украдкой эту же чашу говнецом утяжеляет, понятно, что весь механизм сдержек и противовесов рушится, разрушая защитную среду.

Принцип состязательности, проставляя акцент на том, что суд не является органом уголовного преследования, в равной мере не отрицает безотносимость суда к «органам» защиты. Разве без такой нормативной прописки не ясно, что суд – это Суд? Нет, такой нормой, во-первых, дополнительно остерегают судейских, известно склонных к обвинительству, от злоупотреблений властными полномочиями. Закон призывает судей оставаться беспристрастными арбитрами в споре сторон, оберегая все правила «игры», предоставляя сторонам все установленные в том же Законе возможности добиваться выгодных решений и влиять результативно на убеждения суда, когда и сам суд должен полностью и равно быть открыт сторонам для законных влияний на него. Точно губка – готова впитывать всё полезное, этим и уживаясь. А, во-вторых, формально не отрицается функция суда по осуществлению и защитных мер.

Равноправие сторон перед судом распространяется только на комплекс общих прав: обращаться к суду; быть в курсе рассматриваемых судом вопросов и позицию противостоящей стороны (отдельных участников); доказывать; возражать; высказывать мнение и другие правовые возмоги. Соответственно, равенство не распространяется на те права, которые Законом предоставлены сугубо одной из сторонили конкретному участнику. Так, только подсудимый имеет право на последнее слово, только обвинитель может отказаться от предъявленного обвинения, только защитник может проводить опрос потенциальных свидетелей, только потерпевший вправе требовать возмещения морального вреда, или же только следователь (дознаватель, прокурор в суде) вправе ходатайствовать о применении меры пресечения.

Распределение прав в УПК не во всех случаях соответствует гарантиям равноправия. Когда сам Закон или его толкователи предоставляют одной из сторон явные преимущества, а для второй стороны отсутствуют эффективные средства противодействия, есть повод проверить такую норму на предмет её соответствия конституционной гарантии.

Формулировка «равноправны перед судом» в буквальном смысле означает ограничение действия гарантии только стадией судебного рассмотрения самого обвинения и прочими промежуточными этапами разбирательств по подсудным суду вопросам (рассмотрение жалоб, ходатайств о мере пресечения и других, перечисленных в ст. 29.2. УПК). Выпали из-под действия принципа также судебные, но вопросы, касающиеся разрешения отдельных следственных действий: контроля и записи переговоров; обысков и выемки в жилищах; ареста, осмотров, выемки корреспонденции; ареста имущества и денежных средств. Это изъятие из гарантии произошло только в силу сложившейся практики расследований. А и действительно, ведь утратит всякий смысл прослушивание телефонных переговоров подозреваемого, если он заранее об этом узнает через судебное разбирательство. С другой же стороны, не существует официальных оговорок, ограничивающих равноправность перед судом и для случаев обращений органов расследования в суд с возбуждением любых судебных производств, в результате которых могут быть как-либо ограничены гражданские права. По справедливости, так контролируемому лицу должна быть обеспечена равная возможность обсуждать судебные вопросы уже на первоначальной стадии их рассмотрения. Последующее право на обжалование не восполняет равенства и, вообще, может быть неосуществимо, вследствие безызвестности о случившемся контроле и состоявшемся решении суда по этому поводу. То есть такое производное право не может расцениваться адекватным средством защиты в рамках Равноправия. Может и нелепо это звучит, но подобное восприятие, как нелепицы – плод только наших собственных, искажённых, укоренившихся пониманий «таинства подслушивания и подсматривания» и привычки хождения на коротком поводке у подставных и прикормленных толкователей. А мы с тобой вправе настаивать: если нет исключений из Равенства, так обеспечьте его (и дальше шёпотом – «Скоты!»).

Гарантию равноправия следует осознавать глубже. Понятие «перед судом» не ограничивает равенство только лишь судебным производством. Стороны должны предстать «перед судом» в доспехах равноправия, которые им предоставлены должны быть ещё до возбуждения самого судебного процесса. А само Равноправие приобретается, накапливаются возможности и способности с момента начала уголовного преследования. Действие принципа распространяется на любые досудебные и послесудебные процессуальные вопросы, которые даже предположительно могут в будущем оказаться предметом судебных дрязг.

Возьмём в пример процесс доказывания. Итогово, доказательства рассматриваются судом. Но этому предшествует обширная процессуальная деятельность по их сбору, приобщению и оценке. И если сторона обвинения вправе осуществлять такое формирование собственной доказательственной базы, будучи обеспеченной достаточными временем и возможностями, тогда и сторона защиты должна иметь наравне такие же право и возможности. В ином случае, как это имеем сейчас, обвинение оказывается в преимущественном положении. Да, мы вправе так рассуждать, так как такие условия вполне отвечают критериям справедливости и соответствуют действительному значению конституционных гарантий. А вот законодательное неравенство, когда следак вправе получать и приобщать любые доказательства, а сторона защиты может только просить об этом; когда следак может собирать доказательства несколько месяцев по возбужденному делу, да ещё многие месяцы не возбуждая дело, а стороне защиты оставляют на это пару месяцев с галопирующей передачей дела в суд – эти и подобные нормативные явления сорнячны и требуют срочной прополки.

Во всех случаях, когда обнаруживается нарушение принципа или даже реальная перспектива этого, необходимо требовать исправления нарушений, но не ждать удачи, самозаглаживаний или того, что суд сам всё увидит и исправит. Такие выжидания могут хреново кончиться для тебя.

Острым примером нарушения равноправия и состязательности желаю отметить существующую практику выдворения подсудимых из зала заседаний. Это излюбленный приём из арсенала судей в рассмотрениях с участием присяжных заседателей – удалять неудобных, излишне активных подсудимых или других ярых участников от защиты. С одной стороны, подсудимый как бы вправе участвовать в судебном разбирательстве уголовного дела и право его в этом объявлено незыблемым (статья 47.4.16 УПК) – то есть обвиняемый вправе реализовывать право на защиту личным участием в открытом для сторон процессе. Но заложена в обойму суда хитрющая статеечка 258 УПК о мерах воздействия за нарушение порядка в судебном заседании (заметь: не порядка судопроизводства, не порядка судебного разбирательства и не регламента). По этой норме подсудимых лихо удаляют из зала заседания вплоть до окончания прений сторон лишь с предоставлением последнего слова. При этом Закон чётко не определяет, что понимается под «порядком судебного заседания»; что следует считать нарушением этого Порядка; насколько должно быть существенно такое нарушение; какими критериями определить само нарушение и его существенность – серьёзность. Если полагать, что указанным Порядком являются правила Регламента (ст. 257 УПК), так это заблуждение. В отличии же от Порядка исследования доказательств, например, Порядок судебного заседания не утверждается специальным судебным решением (постановление, определение), не оговаривается по элементам, не разъясняется участникам изначально. Ну да, подсудимого с Порядком в судебном заседании не знакомят и не устанавливают понятность разъяснений об этом. Так какой же спрос с него за нарушение незнаемого?

Исходя из сложившейся практики, сами судьи (когда им это выгодно, вернее – выгодно обвинению) под нарушением порядка негласно склонны понимать любые действия или бездействие, которые на их взгляд отступают от нормального течения процедурного участия в ходе заседания, как эти процедуры, якобы, установлены УПК и производственными решениями председательствующего судьи. «Якобы» – потому, как сами нормы и решения толкуются всякий раз неоднозначно, невнятно, а решения непредсказуемы в понимании. Но мы уже отмечали, что подсудимый слабо знаком с законодательными тонкостями, не опытен в практике и не имеет воспитанности должной. Оттого он часто подвержен эмоциональным срывам, ошибкам в поведении, подвержен ляпам и нарушительности, в том числе и из-за недопонимания происходящего. Зная это, обвинители и судьи, с превеликим удовольствием применят приёмы провокаций по отношению к подсудимому или иным «вредным» участникам. Вот подсудимый высказался вслух (реплика) во время выступления другого участника, а в следующий раз разразился недовольством в адрес судьи, развалился-подбоченился или отвернулся от зала и журнальчик листает, а теперь на вопрос гособвинителя схамил слегонца: «Не твоё дело». А судья по паучьи всё это время выжидает момент удобный, да и сам нагнетает отрицательный разряд в подсудимом (глянь, как усиками хищно шевелит, попкой по трону елозит в нетерпении, глазёнками зарделся, облизывает реснички в азарте). Одно замечание, второе, а после третьего резво выносит решение о выдворении гаденыша, и возмутителя Порядка под белы рученьки конвой буксирует в отстойник.

А в результате то – подсудимый фактически лишается всех своих прав и возможностей в судебном разбирательстве, кроме что последнего слова (последнего вздоха). Вариант замены непосредственно телесного участия, например, на конференцсвязь с возможностью голосовых пресечений, почему-то не предусмотрен. Такие лишения крайне выгодны обвинителям и, как мы видим, не могут быть компенсированы иными средствами.

Подсудимый, по сути, наказывается, а санкцией является ограничение конституционного права.

Или же обратимся к кассационной стадии. Своё право на непосредственное участие в заседании кассационного суда сторона обвинения может реализовать свободно, беспрепятственно. Право же участия осужденного, содержащегося под стражей, обременено множеством дополнительных условий. Если такой пожелает участвовать, требуется: ходатайствовать (слёзно просить) суд о своём участии; такое ходатайство заявить заблаговременно и в первоначальной жалобе; суд рассмотрит ходатайство и ещё решит, допустить к участию или нет; суд решает о форме участия, обычно в пользу использования видео-конференцсвязи. Таким образом, равноправием и не пахнет (а если и пахнет, так с душком).