Текст книги "Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде"

Но эти разночтения и противоречия выяснятся позже, после проверки через проведение соответствующих следственных действий (порожняковых). А пока, после Бориной пыточной исповеди, ему может и дадут ещё пару пендалей для проверки на «фуфло» (кули ты свистишь нам, падло!), и для поддержания ярого имиджа. Но не поверить или перепроверить тут же Борюсика песню у Них нет никакой возмоги. Придется поверить на слово, тем более что звучит всё складно, вкусно и в подробностях. Быть может, палачи даже порадуются своим скорым успехам. А Боречка аж двух зайцев за раз поймал ни за одним из них не гоняясь. Заяц № 1: Борька избавился от пыток и сохранил своё здоровье в столь нездоровом коллективе. Заяц № 2: Вся слитая на мусоров информация будет закреплена не только Явкой с повинной, письменными Объяснениями, но и в протоколах допроса. И когда при обнаружении явных противоречий потребуют разъяснений об их природе, о причинах столь острой лжи и самооговора, Боря, не дрогнув рыжей бровью, прямо заявляет, что избавления иного не имелось от пыток, не зная действительных событий и будучи непричастным к преступлениям подобным. Избавиться от таких, уже приобщённых доказательств следаки и суд уже не смогут, нет оснований их недопустимости кроме как через признание факта вынужденности и пыток. Для отвержения же этих доказательств, как недостоверных, также нужны прочные основания, которых «тю-тю» и нет пути избежать скандала. А значит, будут Борькины разборки и возможно накажут его гонителей. Ой бабоньки, тут в силках ещё и третий зайка: сколько хлопот Боря прибавил мусорам, чтобы перепроверять его трёп – не один день работы и чертыханий.

С другой стороны, Борькины действия остались в рамках гарантированного права защищаться всеми средствами и способами, не запрещёнными УПК РФ (статьи 16.3, 46.4.11, 47.4.21 УПК). Ну да, кодекс не содержит прямых запретов защищаться от пыток и посредством самообороны – физическими действиями, не запрещает причинять вред собственным жизни и здоровью, не запрещает и прямой обман, введение в заблуждение во имя самоспасения. Последнее, безусловно, относится к оговору и ложности показаний. Но фактическая допустимость использования ложных показаний косвенно подтверждается самим уголовным законодательством, где не предусмотрено предупреждений в адрес подозреваемых и обвиняемых об ответственности за дачу заведомо ложных показаний (по секрету, однако, отмечу, что жертва-Боря в данном случае выступает как потерпевший-свидетель, и его должны бы предупреждать Но об этом тс-с-с). Такая ответственность не может быть применена для лжецов «против себя». Исключением являются лишь случаи прямого и намеренногооговора других людей в совершении грешных дел, когда ложными показаниями причиняется серьёзный вред безвинным (у кого нет винища). Это правильно, разумно. Себя хлестать можешь, как хрен на душу ляжет, но не за счёт свободы и здоровья тех, кто не гадит тебе.

К третьему виду пыток с лёгким сердцем отнесём внутрироссийскую практику досудебного заключения и содержания под стражей (арест). В этом направлении власти намеренно создали и поддерживают абсолютно скотские условия обхождения с людьми, со своим народом проклятущим. Второй (после задержания) мощный психоудар ты получаешь при резкой смене своего состояния и положения от обычного существования к положению изгоя и лишенца. Это само по себе сильно травмирует и рушит мозгу, когда ощущаешь отвращение себя от общества и ближайшего окружения, когда появляется ров между вами, а на челе своём различаешь клеймо отщепенца. Резкая смена обстановки – внешнее проявление перемен, определитель смены состояния. Это, с одной стороны, можно рассматривать и как производное эмоциональное давление, а с другой – различимо и самостоятельное значение. Вроде выстрела в башку дуплетом. Тебя и физически и душевно вырывают из привычной обстановка, нормальной для тебя обстановки без всяких адаптаций и предупреждений, и бросают в выгребную яму.

Первые дни отчаяния и отчуждения медленно, но верно перетекают в период апатии и подавленности. Как будто ты вдруг узнаёшь своим опытом о существовании «нулевого измерения» и обнаруживаешь себя в этих пустотах (нигде): твои жилы и воля забиваются тромбами безвременья, тисками тесного пространства и навязанными отношениями хрен знает с кем, а духовная составляющая начинает кровоточить. Своё жилище ты меняешь на клоповий угол; семью – на сокамерников и мусоров; пищу – на баланду и подачки; секс – на мастурбацию; интимное око своих Богов – на зрачок видеоконтроллера и шнифты в «тормозах» и т. д. Красота!

Всё тюремное обращение с тобой пронизано только целями подавления воли, психологического слома как личности. Одновременно с этим подводят к мысли о возможном избавлении от этого состояния, о наличии некоторого выхода вообще или пути облегчения тягот. Избавления и улучшения такие могут выразиться: изменением меры пресечения; более мягкое наказание – осуждение, но всё это только через полное согласие с обвинением и содействие следствию; быстрый этап на зону через скорое разбирательство, при том, что на зоне, якобы, лучшие условия; более мелкие, но, по сути, никчёмные поблажки, как то, бухнуть – уколоться – с подружкой перепихнуться – с детьми повидаться. Практикуются и такие поощрения, как перевод в другую камеру, смена удобств и сокамерников, отпускной выезд на больничку или в психушку.

Организация этих и других методов подавления личности и защитных свойств оттачиваются непрерывно годами на практике и через разработки специальных институтов. Опыт поколений палачей бесценен. При всей, так называемой «гуманизации» в свете объявленных лицемерами реформ, нынешние условия любых форм ареста не только сохранили пыточную суть, но обрели ещё большую жестокость и изощрённость. Главное достижение – необратимый вред здоровью. Методика отдала предпочтение, признала преимущество психическим приёмам давления, морально-нравственным способам угнетения. Например. Раньше ты вообще не мог (был не вправе) пользоваться телефонной связью с близкими и родными, и при категоричном отсутствии таких возможностей просто смирялся с таким положением дел, не думал об этом. Теперь такое право и мнимое отсутствие ограничений имеются. Но созданы многие «мелкие» препятствия для осуществления таких прав и возможностей: то связи нет, то заявление подавай, то это заявление кем-то не санкционировано, то сами разговоры насыщают техническими помехами, прерывают под разными предлогами и т. д. То есть, обезьяне протягивают банан, – на, жри, твоё право, но дотянуться обезьяна не может, а сможет, так только лизнёт или понюхает и прочая мастурбация. Тем самым прививается психоз, нервяк стебает. Разрешили в хате пользоваться телевизором. Удовольствия – первые часы. А далее опять нервотрёпку устраивают: то свет вырубят во время просмотра; а в 22⁰⁰ отбой объявляют с полной отключкой сетей, когда самое интересное по ящику транслируют; в хате шесть рыл и каждый одеяло со своей программкой на себя тянет, и постоянная грызня из-за этого; телек без умолку целый день верещит и никуда не спрятаться от этого, чтоб сосредоточиться и за делюгу уголовную свою погонять. А раньше ящика не было, как не было и права на него. Нет его, да и хрен бы с ним – нет соблазна самого. Можно книжку почитать, зарики погонять, тишина и время есть для подготовок. В общем, всё внутрикамерное содержание тел построено на нервотрепании в различных её проявлениях, с прямым участием науськанных в этом направлении сотрудников. И если телесные раны со временем заживают, рубцуются шрамы, органика восстанавливается, то психическое разложение невосполнимо, превращает человека в тряпку дряхло-ветхую. Фатальные последствия от таких воздействий и состояний – тягостное, длительное, систематическое разъедание здоровья, его подрыв с отсрочкой. Преодолеть и предотвратить этих пагубных влияний практически не возможно. Даже при тренированной видимой отстранённости, подсознание не перестанет перевариватьвсё это дерьмо. Причинно-следственная связь явно не просматривается и формально не доказуема в рамках обычных процедур и восприятий. Ты не сможешь доказать, что неврастеником стал, что заработал инсульт и язву вследствиенервотрепаний последних, именно тюремных лет. Никакие надзорные инстанции не примут твоих доводов о нарушении твоего права на защиту ввиду отсутствия условий для подготовки к разбирательствам по причинам «бытового» характера. Не убедительными расценят доводы о том, что в тюряге в 22^ш отбой, вырубают свет, кошмарят, если ты не люльке, а ты, видите ли, по натуре «сова» и мозги у тебя нормально включаются только в ночные часы, и подобные глупости. Для них такое – пустой трёп, не более.

Если поддаться депрессии, то в течение двух-трёх месяцев предсказуемо твоё торжественное с-ума-схождение, а следом и полный стопор в защите. Чего, собственно, и добиваются от тебя. Есть, правда, один оберёг от саморазрухи. Он действует через правило: Если не можешь повлиять на обстоятельства, не дай обстоятельствам повлиять на тебя. Всё же отрешись от обстановки, самоограничь себя во многом излишнем, отстранись от действительности, забей на бытовуху и окружающий люд. Сломай сознание и угол обзора происходящего, то есть внуши себе, что текущий этап – это положенная данность, вплоть до мысли, что не по принуждению такая обстановка, а ты сам так всё спланировал и пожелал, получил «подарком судьбы», что другим не доступно ввиду отсутствия заслуг на это. По-идиотски, конечно, звучит. Но это старая аксиома, известная опытным сидельцам: всё настолько хреново (или кайфово), насколько мы сами себе так внушили исходя из комплекса стереотипов, догм и ожиданий. Займи свои мозги полезным кипением. Желательно не в каких-то абстрактных областях познаний и созерцаний, а в русле интересов защиты по уголовному делу. Я, естественно, предлагаю загрузиться юриспруденцией: постигай законы и судебную практику, соизмеряй их содержание со своей ситуацией; вникай в правила игры; разрабатывай свои тактические и стратегические ходики; проигрывай различные ситуации и развитие событий; включайся в оценку происходящего через призму законности и перспектив, тренируй речевые функции. Пусть это напомнит увлеченное изучение шахмат на пути к гроссмейстерству с глубоким постижением всех правил, отработкой партий и ходов, где ты косишь под сранную пешку, но с перспективами стать ферзем, либо быть сожранной в глупом или намеренном жертвовании. При определённой доле той увлечённости и заинтересованности можешь получить реальную пользу – спасение, плюс, глубинные познания и даже кайф от работы. Ты приобщаешься к ранее неведомому, как на другую планету попав, первооткрываешь для себя новые явления и их существо, постигаешь законы происходящих процессов, действий и поведения участников «игрищ». О, это может стать очень занятным времяпровождением с мощной гимнастикой мозгов, сохранением психики, с сохранением защитного тонуса – устойчивого стремления, жажды активной борьбы с чувством уверенности в силах своих. Ну а ежели тошнит от всех этих правовых заморочек, то погружайся в любую другую творческую или познавательную деятельность: рисование, языки, науки, сочинительство и подобное. Для вреднючих внутренних переживаний и скотьих страхов меньше места останется. Это точно, курсант.

В общении с сокамерниками необходимо себя жёстко ограничивать, вплоть до допуска обсуждений лишь крайних вопросов к краткой форме «да – нет». Помни, тюрьма – не место для общений, в камерах водятся двуногие сучки и те субъекты, что самоутверждаются за счёт унижения других. Когда камера переполнена или тесна, а администрация не принимает мер в устранении этих неудобств, поможет даже метод намеренных конфликтов. Неуживчивость с другими, а в действительности – естественное желание любого организма уединённости и покоя, через безмотивные ссоры, драки, склоки, скорее всего вынудят ментов пойти на условия изоляции тебя от иных человеков. Знаешь ли, быть одному, то есть без тесного общества чуждых тебе личностей, намного комфортнее (а вместе только весело шагать по просторам, по просторам, по просторам). А если сама администрация нервяк прививает, на выручку придёт любимое тобой жалобописание. По любому поводу, где бы не узрел нарушение порядка и ущемление своих прав, да даже если такие являют тебе только воображения. Важно в обращениях всё сводить, акцентировать происходящее с нарушением права на защиту. Например, по схеме: в камере тусклое освещение —► усталость глаз при чтении и письме —► этим ограничена возможность в работе с процессуальными документами, обращениями и нормативами —► невозможность готовиться к следственно-судебным действиям —► нарушение права на защиту —► прошу устранить (чёрт бы вас там всех побрал!). К подобным заявлениям побольше внимания со стороны прокуратуры и судов. Если последствий серьёзных для тюремщиков и не будет от нытья твоего, но объяснениями, проверками и отписками их время серьёзно потопчешь, взаимно нервы потреплешь. Им бы проще тебе уступить.

Заблуждается тот, кто полагает, что после вынесения обвинительного приговора и с отправкой в колонию пыточная стезя прекратиться. Держи хлебало шире! Нынешняя политика исполнения наказаний по порядку режимных условий содержания заточена так, что в отношении непокорных воле обвинения и обвинительного суда, несогласных с приговорами, не признавших полностью вины, карательно-пыточный механизм не только продолжает действовать, но приобретает иной окрас и ужесточается кратно.

Травить будут и сами мусора и через других зеков, шантажировать возможностями поощрений и взысканий. Впрочем, об этом в своё время.

В любом случае, где и как бы ты не столкнулся, не ощутил на себе физическое, психическое или моральное давление, с помощью которых от тебя прямо или косвенно добиваются определённых телодвижений с целью достижения конкретных результатов, – есть смысл считать (оценивать) эти процессы пытками, заявлять об этом открыто и требовать настойчиво восстановления прав, законного порядка и наказания виновных.

3.3. Начало гонений

С момента становления тебя подозреваемым против тебя включаются все гласные и негласные (оперативные) методы сыска. В твоём отношении начинает работать процессуальная машина гонений – правоохранительная мясорубка конвейерного типа, мундиры и мантии зачинают свои хороводы. Весь круг знакомых, соседей, друзей, сослуживцев, родни, кто так или иначе связан с тобой, будут подведены под жёсткий пресс и глубинное зондирование. И среди них всегда сюрпризом обнаружатся подленькие и бесхребетные, кто с удовольствием, по глупости, из трусости, зовом сердца и скрытых чаяний обольют тебя грязью. Эти грязевые ручейки в дальнейшем сольются единым бурным потоком дерьма на твою головушку (и не только твою). Чем больше у тебя приятелей и знакомых, тем объёмнее и зловоннее те потоки. Подайте респиратор! Мундиры профессионально используют низменные чувства и слабости людишек; компромат, обман, провокации и силу с целью развязывания языков. Когда ещё нет твёрдых доказательств по обстоятельствам дела, но уже скапливается мрачная информация о твоей личности: способен, склонен, кто и когда склонил, слышали, поняли, видели, вспомнили. Из этого в дальнейшем будет сформирован твой образ, портрет и субъективное суждение о тебе, как криминальном элементе. Массив этой трепотни в большей части сопровождает материалы дела только в оперативном порядке, из уст в уста (как дерпис), по частному общению. Характеризующий материал образуется по информации ото всех лиц, кто способен обрисовать тебя. С момента задержания источники неуклонно пополняются. К прежней совокупности присовокупляются, например, сведения от проводящих беседы оперов, от врачей-психиатров, отдельных сокамерников-стукачей, из данных аудиовидео наблюдений, от следователей и даже адвокатов-защитников. Ежели тебя (вдруг) ещё не взяли под стражу, информацию о тебе может сообщить любая сволочь, вплоть до неумных членов семьи, вплоть до совершенно посторонних чуваков. Но, так или иначе, ты узнаешь о происходящем, сработают чутьё и болтливость других.

На этом этапе нечаянно вспоминается завет Бруно на костре инквизиции: «Язык мой – враг мой» (Бруно страдал типуном). Пусть с опозданием, но понимание должно прийти, что общаться нужно только с оглядкой на то, как сказанное может быть оценено слушателями, и не обратят ли твои слова против тебя самого. Принимая эти условии, одновременно могут быть и не чуждым намеренная провокация. Вот собственный пример. Имелись против меня подозрения о совершении убийства с применением огнестрела. Был помещён в камеру с «наседкой». Стукач был идентифицирован по поведению, а ещё на него кивнул сотрудник ИВС, ранее мне знакомый. Лез в душу ко мне стукачок, жаждал помочь мне советом опытного уркагана. А для верного совета желал он знать подробности делюги моей. Какой наив и примитив! Тогда я, в пылу как бы спора, и как бы нечаянно, раскрыл страшную тайну: убийство совершено в коттедже гражданина Л.; в одной из комнат второго этажа под половым покрытием на лагах остались следы крови; а оружие мокрушное Л. прячет под обшивкой своего BMW. (У меня было моральное оправдание такому поступку – этот Л. оболгал меня изрядно в оперативном порядке.) Естественно эту информуху стукач слил операм со всеми убедительными подробностями. На информацию клюнули, проигнорировать такое нельзя. Полы на коттедже у Л. вскрыли и ничего не обнаружили. На въезде в город Л остановили, мордой кинули на капот, взлохматили всю обшивку в салоне его Бэхи, и там ни фига не нашли. Л. – уважаемый в нашем городище пипл – полубандос, полукомерс, вхож в двери местных властей. Скандал случился страшенный. Ему же ещё при задержании на авто УБОПовцы печёнку отстучали. Менты, как полагается, от начальства своего по соплям получили следом. Стукача из камеры выдернули, морду со злости набили и вернули только, чтоб матрас свой санный забрал. Ну и мне слегка бакенбарды потрепали. Но больше ко мне стукачей не подселяли, признали бесполезность в провокациях, а ко всей информации, исходящей от меня, стали относиться трепетно и с недоверием. С чего бы это? Перестали верить свидетелям по содержанию моих с ними разговоров, и многие прежние беседы по прошлому общению, хотя и содержали опасность по сути, благополучно отсеялись.

Во всяком случае, тебе следует прогнозировать все имевшие место и возможные направления оперативных разработок. Необходимо определить круг лиц, к кому могут «хоботки» нагрянут с расспросами о событиях и тебе самом, определиться с предметом таких вопросов и возможными ответами на них. При общении с предполагаемым информатором о его связи с операми, даже без прямых указаний на это, возможно судить по изменениям в поведении, по изменившемуся отношению к тебе. Например, обнаруживается настороженность, напряжённость в разговорах, направленность вопросов на выяснение обстоятельств случившегося, чего раньше не наблюдалось, и чему нет разумных иных объяснений.

Отметим, если лицо не допрошено в официальном качестве свидетеля, а только проводился его опрос, состоялась беседа с операми или другими представителями обвинения, все их просьбы и встречные обещания о сохранении в тайне содержания бесед являются ничтожными, даже при всяких нелепых расписках об этом. Обязанность и ответственность за неразглашение сведений могут иметь место лишь при официальном порядке предупреждений об этом с изъятием специальных удостоверений. И вот, когда приходит осознание существующего сношения известного тебе лица с операми, и ты улавливаешь сочувствие к тебе у агента, возможно и напрямую его пристыдить, разъяснить этому человеку о неопасности обсуждений, добиться откровенности и разговора «по чесноку». Быть может этот человек, в силу своей порядочности и в протест милицейскому беспределу, сам откроется в своих знаниях, мнениях и переживаниях, ну хоть намёком укажет об интересах по твоей персоне. Первый вариант кажется более благоприятным для овладения информацией о существе подозрений и объёме улик. Но если это не действительно доверительный товарищ, то проявляемая им «болтливость» не гарантирована наличием достоверности именно его сообщений. Это может быть и провокацией тебя на саморазоблачение через мнимую дружественность и сочувствие, когда и твои реакции на сообщения (испуг, настороженность, безразличие, ирония) сами по себе могут означать косвенное или прямое соотношение с событиями по делу и с подозрениями. В каждом случае даже за пределами убеждений о реальной сути оппонента, тем более при неуверенности, неопределённости в намерениях и отношениях, единственно оправданным способом самозащиты является следование принципу: побольше узнать, поменьше открыться; не оставить однозначного мнения о себе в условиях информационного голодняка. И только при уверенности в мотивах и намерениях, помятуя, что другие не глупее тебя, можно избирать наиболее приемлемую линию поведения. А линия поведения (пунктирная или сплошная) будет обусловлена твоими целями и намерениями: убедить человека в чём-либо, сформировать у него конкретное мнение, добиться союза и поддержки, настроить против кого-то или даже себя, дезинформировать, спровоцировать, изобличить и прочее).

Второй вариант (очевидной дружественности) видится мне менее внятным. Опера ведь также способны распознавать отношения и изменения, принимать эти обстоятельства ко вниманию и мутить через тех же человеков двойную игру. Шпионские страсти. Но товарищу всё же что-то известно, он может сдерживаться от прямых откровений в силу скромности безликой или всяких дурацких опасений. Так и ты, твоя судьба ему вовсе не безразличны. Не следует с наскока, агрессивно одолевать его расспросами. Если он сам не углубляется в тему при выражаемом тобою равнодушии к ней, лучше сменить тему вообще. Через некоторое время, пусть даже ценные дни пройдут порожняком, «нечаянно» вернёшься к той же проблеме. Тогда, быть может, перекипит фигня всякая в мозгах у парняги и он откроется тебе вполне, важное поведает. Но гарантий твёрдых нет ни по одному варианту, человечий материал сложен в работе.

Во всех этих ситуациях наиболее сложной проблемой является способность уяснить, насколько тесно примерил твой знакомец маску агента, и насколько он может быть опасен сам, своими знаниями, или полезен при тех же данных. Удобной позицией при таких неясных характеристиках является уже полюбившееся нам правило по презумпции негатива: все заведомо (априори) гандоны, пока не установится обратное. Просто, когда ты твёрдо уверен в положительности человека, когда он только о твоей пользе радеет, готов помочь или хотя бы не навредить, в отношении такого не растеряй чуткость, искреннюю берегиню, не дай повода разочароваться в тебе, отвернуться, тем более пойти супротив. И сложна проблема определения истинных помыслов, стремлений и устойчивости отношений. Неизбежно будет угнетать мысль о возможной ошибке, о фатальной ошибке в оценке ситуации и возможных утрат. Отношения двух любых личностей всегда оригинальны и неповторимы, трудно предсказуемы, а потому не существует подробных правил, не может существовать идеально надёжных ходов. Я не беру в расчёт отношения мать – ребёнок, братья по крови, пуд соли съевшие фронтовые товарищи. По основной массе отношений уповать приходиться только на собственную интуицию (ты умеешь уповать?), жизненный опыт, искренность чувств и результаты проверки на вшивость. Так же как и твоя фальшивость, неискренность, обман по отношению к другим – эти элементы парши в поведении, явственны будут рано или поздно (лучше поздно, этак – заполночь).

Исходя из понятого и узнанного, уже возможно выстраивать, корректировать и своё положение и оценивать возможности, избирать более разумную и выгодную позицию. Такое позиционирование в уголовном противостоянии различаю в отношении преследуемого тремя основными видами, плюс двумя дэпэшками.

1. Ты причастен и виновен, согласен с претензиями, готов нести наказание. Вполне удобная и, в общем-то, всех устраивающая позиция. Чувство вины, покаяние, осознание противоправности содеянного можно считать нормальным состоянием морально, духовно и психически дисциплинированного человека. Такую позицию закон и власть стараются поощрять. Что следует из совокупности норм о смягчающих обстоятельствах, из правил и судебной практики по назначению более мягких видов и размеров наказаний или вовсе приводящих к уголовной безнаказанности, а так же из иных форм послаблений. Данная позиция приемлема и при действительном раскаянии, и в ситуациях явной доказуемости (обоснованности) подозрений, бесперспективности споров и возможностью облегчения своей участи через поддержку от самого обвинения. Здесь деятельность защиты может ограничиться лишь контролем и сдерживанием второй стороны и суда, в целях недопущения вольной трактовки событий, квалификаций действий, для обеспечения точного установления всех обстоятельств по делу, соблюдения законных прав и интересов обвиняемого, справедливого наказания. Но, как увидишь позднее, ожидания справедливой участи могут и не оправдаться. (Со своей стороны лишь добавлю, что не верую в существование искренне-реальных Раскольниковых. Не то, чтобы по себе сужу о других, но таковых реально не встречал, а в тех, кто провозглашает себя в данном образе лицемерие и фальшь рано или поздно выясняются. Все люди – просто умные животные, но всё же животные, и, если индивидуум психически здоров, не религиозный фанатик, в нём неистребимо чувство самоспасения, он под гильотину ни за что не полезет. Что бы ни натворил. Все эти акты раскаяния – придумка человека для недостижимых целей (пере)воспитания, создания института снисхождений для облегчения расследований и судилищ).

2. Ты непричастен и невиновен, полностью отвергаешь любые претензии, не намерен идти на поводу у своих преследователей. Наиболее жёсткая и категоричная позиция. И в этом случае естественны чувства возмущения, протеста и открытое сопротивление несправедливости. Понятно желание любого человека отстаивать свои честь и свободу. Если у властей иное мнение и есть уверенность в твоём отношении из-за их не квалифицированности, упрямства, низменных стремлений или наличия весомых свидетельств, давших повод тебя преследовать, то предстоит долгая и трудная борьба до кровавых соплей (скорее всего, твоих). В этом случае эффективность защиты и общий результат зависят от энергичности, широты и качества сопротивления на всяком этапе производства, начиная с «уже сейчас».

3. Ты и причастен, и виновен (самосознательно), но отрицаешь подозрения, не желаешь осуждения и наказания. Так ведь и это нормальное состояние, и поведение – желание избежать любых ущемлений, унижений и всяких утрат. Будучи в (здравой) зависимости от своих мировоззрений, предпочтений, воспитания, убеждений и прочих некачественных качеств (ты такой, какой есть), ты можешь относиться наплевательски к происходящему и грядущему, МОЖЕШЬ, несмотря на все законодательные запреты, считать себя правым в совершённом или всё же искренне в глубине души каяться и сожалеть, страдать и сопереживать. Но, как уже заметил в пункте первом, редкий овен из «людского» скопища готов добровольно вытесать себе крестилище и бесконечно влачить его на свою Голгофу-капище. Страх перед наказанием, как и перед смертью, также свойственен живым и понятно желание этого избежать или отдалить на неопределённое время, а лучше – навсегда. Тем более в варварских условиях нашего общества и государственной политики, где только глупец может рассчитывать на справедливость и понимание.

Жизнь то у каждого ОДНА (потусторонние блуждания душ не принимаю во внимание), здоровье невосполнимо. Ты, конечно, можешь на себя забить. Но твои лишения повлекут и лишения для всех родных и близких тебе людей. Поэтому ты вправе сопротивляться в любом случае, несмотря на все моральные противовесы. Тем более, что это право безоговорочно гарантированно и Законом, его использование не может являться основанием для ухудшения положения правообладателя, запрещено ставить их использование в укор. Естественно, эта позиция не сулит лёгких прогулок и беспечного фокстрота, а только баталий. Не плохо бы здесь объективным быть (ты когда-нибудь был таким?), верно оценивать собственные силы – возможности, мощу второй стороны, перспективность планов, принимать и победы, и поражения. Только, блин, без этих бесконечных метаний, а с пульсом «не бзди, прорвёмся» в мозгу. Всё же никогда не поздно сознаться, раскаяться. Но и от выигрышных сюжетов глупо отказываться. В обсуждаемом варианте защита тяготеет к активно-выжидательному состоянию, как кролик в засаде. Главное условие – самим не провоцировать появление обвинительных доказательств, а всю потугу устремлять на получение своих, на опровержение доводов противника, опорочку их же улик, на всемерную растяжку заграждений по всем направлениям процессуальных атак. Удачу можно и нужно ловить за хвост, в том числе и в ошибках этой хвостатой живности – в его оплошностях и нарушениях.

4. Дополнительные позиции различаю ввиду их частичного совпадения, пересечения с основными, их неоднозначностью и изменчивостью.

«Частичное признание вины» – это ещё и согласие с частью подозрений. Так, ты можешь признавать отдельные факты и обстоятельства, но в собственной версии, которая не совпадает с официальной. Допустим, тебя подозревают в совершении разбоя: с применением оружия напал на гражданина Н. с целью отобрать его мобилу. Ты же утверждаешь иное: с гражданином Н. случился конфликт из-за личной неприязни, произошла обоюдная драчка, никаким оружием ты не пользовался и не имел такового, куда делся телефон «потерпевшего» тебе неизвестно, ты его не отбирал и, вообще, не наблюдал в наличии. То есть ты фактически подтверждаешь только наличие со своей стороны насильственных действий, но в спектре иного состава правонарушения. Совершенно необоснованной является часто используемая формулировочка «частичное признание вины». Возвращаюсь к разбойному примеру. Итак, имеется на повестке дня подозрение в разбое – то есть в нападении с целью хищения с применением оружия. Но именно в совершении разбоя виновность тобой и не признаётся, из всех признаков состава «разбой» ты признаёшь наличие только одного – «насилие», не так ли? То, что ты признаёшь, так в этом нет подозрений или обвинений. О признании вины можно говорить, когда бы изобличаемый согласен был со всем объёмом подозрений и квалификацией действий, как по основной формулировке состава, так и по предлагаемым стороной обвинения обстоятельствам преступления. Не должно быть существенных различий между подозрениями и признаваемыми тобой фактами. В ином же случае, когда по значимым обстоятельствам претензии не совпадают с утверждениями подозреваемого, не может быть и речи о каком-либо признании вины. Теоретически можно бы рассуждать (но только рассуждать) о частичном признании, когда б ты согласился, что: да, напал, хотел трубу отобрать, для этого применил силу, но вот оружие не применял, как это вменяется отягчающей квалификацией.