Текст книги "Сказание о наших готских предках"

Как бы то ни было, воинственный седобородый готский старец обладал исключительной жизненной силой. Данное обстоятельство играет немаловажную роль в объяснении самими германцами причин загадочного ухода – нет, бегства готского царя в загробный мир. В то, что он покончил с собой, устрашившись врага, естественно, не мог поверить никто, осведомленный о подвигах Германариха. Кто мог всерьез поверить, что правитель и военачальник, всю свою жизнь проведший в войнах и только лишь благодаря этим, выигранным им, войнам, сумевший создать свою громадную державу, скрепленную силой его победоносного оружия, бросился на собственный меч? Не вонзив его предварительно как можно глубже в гуннскую или аланскую грудь? Что Германарих, мужественно противостоявший гуннам и аланам, вдруг ни с того ни с сего прекратил им сопротивляться, внезапно вняв молве о связанных с их нашествием «ужасных бедствиях»? Хотя он, уже вступивший в вооруженную борьбу с гуннами и гуннскими союзниками, никак не мог об этих приносимых ими бедствиях не слышать?! Известие о самоубийстве Германариха стало наиболее убедительным и широко известным свидетельством страха перед гуннами и ужасающего воздействия молвы о гуннском массовом терроре на всех современников. Но именно поэтому ему отказывались верить соплеменники самоубийцы, как и прочие германцы. Для готов смерть их величайшего царя должна была иметь иные причины.

Объяснения народными массами исторических событий, не подкрепленные надежными и убедительными доказательствами, историки называют легендами или сказаниями. Легенды и сказания так, сказать, «заполняют бреши». Ликвидируют «белые пятна истории». Удовлетворяют определенные потребности коллективной памяти народа. Но, чтобы выполнять эту задачу, они не должны быть выдуманными от начала и до конца, Не должны быть полностью и заведомо вымышленными. В отличие от сказок. То, что призвано выполнять указанную задачу, должно звучать достоверно. И соответствовать хотя бы некоторым известным фактам.

Поэтому-то создание легенды вокруг столь выдающейся фигуры эпохи Великого переселения народов, как царь остготов Германарих (не только слывший, но и бывший, несомненно, не только грозным полководцем, наводящим страх на внешних врагов, но и свирепым тираном для своих подданных), имеет выдающееся значение со всех точек зрения. В т.ч. и с точки зрения изучения отношения к гуннам народов, пострадавших от гуннского нашествия. О не описанной подробно пером историка фазе гуннского нашествия (поскольку эта фаза пришлась на время до начала вторжения гуннов в земли римлян, где имелись историки, способные это вторжение гуннских «кентавров» подробно описать) – первом вооруженном столкновении гуннов с готами – у нас имеются лишь предельно лаконичные сообщения античных авторов. А вот в германском героическом эпосе память об этом важнейшем событии IV в., напротив, сохранились. Рассмотрим свод героических сказаний о Германарихе (напомним, что у Иордана в «Гетике» он именуется буквально «Герменериг»; в древнейшем из германских эпосов – англосаксонском эпосе «Ведсид» – «Эорманрик» ; в древнейшей эддической песни «Речи Хамдира» – Ёрмунрекк(р)»; в древнеанглийском эпосе «Беовульф» – «Эрменрек», в действительности же его имя произносилось по-готски скорее всего как «Аирменереикс»), дошедший до нас лишь в позднейших переложениях, а также его нордическую (северогерманскую, скандинавскую, исландскую) редакцию. Согласно им, при дворе Германариха жила красавица по имени Сунильда (Свенильда, Свенельда, Сванхильда, Сванхильд, Свангильда, Шванхильда или Шванхильд, в разных сагах, песнях и других источниках – по-разному), происходившая из покоренного им рода (или народа) росомонов. Многочисленных спекуляций о происхождении этнонима и народа росомонов, попыток доказать родство росомонов с роксоланами (россо-аланами), русколанами (русо-аланами) или древними рус(с)ами-рос(с)сами, а рус(с)ов-рос(с) ов – со славянами мы здесь касаться не будем, ибо это увело бы нас слишком далеко в сторону от основной канвы нашего повествования. Хотя теоретически возможно все. Тем более, что на эту тему и без нас исписано множество страниц. Так, например, наш соотечественник, философ, герменевтик и историософ Леонид Александрович Гурченко, вообще не считает росомонов отдельным племенем или народом, утверждая в главе «Кто вдохнул варягам-руси имя Русь» своей книги «Вынуть дьявола из мелочей», со ссылкой на статью Ирины Владимировны Зиньковской «К вопросу о росомонах Иордана в свете древне-германской эпической традиции», опубликованной в 2008 г. в Воронеже в сборнике трудов, посвященных памяти Андрея Олеговича Амелькина «История общественного сознания»: «Росомоны, к примеру, на поверку оказались не названием этноса, а готским термином, обозначающим придворных Эрманариха. Rohsns = др. греч. ойкос, «двор» – «дом», семья, род»; «ойконрос» – «стерегущий дом, страж дома»; manna – «муж». Rohsomannos (росоманнос) – rosomoni (росомони) по-готски могло означать «люди двора», «дворские люди», т. е. «дворяне», «придворные». Но это так, к слову…

По Иордану, жившему через много столетий после Германариха и считающего росомонов «народом», «родом» или «племенем» , супруг Свенильды, чье имя очень напоминает имя соратника (или соратников) русских князей Игоря-Ингоря-Ингвара Старого, Святослава и Ярополка – Свенельда (или Свенельдов ), был чем-то вроде постоянного посланника этого (на)рода при дворе царя остготов. И покорно исполнял все его приказания. Германарих часто отсылал его с разными поручениями к росомонам. Ибо в отсутствие мужа красавица Свенильда оставалась без опеки при дворе остготского царя. И могла невозбранно посещать его опочивальню. Ведь Германарих обращался с женщинами не иначе, чем с покоренными им народами. Он был их повелителем, берущим все, что пожелает. Существуют даже такие редакции этого сказания и такие толкования истории о Свенильде, согласно которым властный сластолюбец Германарих не пощадил даже чести собственной дочери. Поскольку она была рождена ему не законной женой, а наложницей. Свенильда (имя которой истолковывается как «дева-лебедь», «лебедка», от «свен» – «лебедь»), отличалась не только красотой, но и умом. Или, если угодно, коварством и хитростью. Она пользовалась своей близостью к готскому владыке, чтобы, уединяясь с ним для плотских утех, выведывать у старца все, что ее интересовало. С учетом данного обстоятельства версия, что Германариху было в описываемое время сто лет – не говоря уже о ста десяти! – представляется крайне сомнительной. Дело ведь происходило накануне гуннского нашествия, которого остготский царь не пережил ! Неужели он почти до самой своей гибели вел активную половую жизнь – в стодесяти– или даже столетнем возрасте? «Не то, что нынешнее племя ! Богатыри – не вы!..» Как бы то ни было, Свенильда запоминала все, что ей удавалось подслушать из бесед царя со своими советниками. И использовала полученные столь хитроумным образом сведения на пользу своему (на)роду. На пользу росомонам. Задумавшим поднять, с ее помощью, восстание против Германариха. Однако восстание «вероломного племени» (по Иордану) росомонов было подавлено готами. Как и многие другие восстания, происходящие в обширном царстве Германариха. Готский царь, оскорбленный не только как властитель, но и как мужчина, измыслил для коварной, вероломной, обольстительной Свенильды страшную, позорную, мучительную казнь. Очевидно, ее измена ранила старца больнее, чем, скажем, измена какого-либо из подчиненных, будь он даже высокого ранга. Ведь росомонка отдавалась Германариху, как выяснилось, не по любви, а лишь с целью выспросить и обмануть его. Перед лицом всего двора красавицу раздели догола и привязали крепкими веревками к лукам седел четырех горячих жеребцов. Под ударами бичей кони разбежались на все четыре стороны. Разодрав злосчастную Свенильду, на глазах разгневанного Германариха и всех его придворных, на четыре части. Так что руки и ноги оторвались от ее прекрасного тела. Как и при казни злополучного Дамьена, покушавшегося на жизнь французского короля Людовика XV Бурбона в XVIII в., тем же самым способом – четвертованием конями.

Эта история кажется, на первый взгляд, похожей на сказку. Однако именно избранный готским царем для Свенильды истинно «варварский» и, прямо скажем, зверский способ казни принадлежит к числу несомненных свидетельств в пользу историчности, т.е. подлинности ядра данного сказания. Ибо автору «Гетики» Иордану, приведенную которым версию мы, дополнив ее другими редакциями саги, положили в основу нашего рассказа, никак не могло быть известно нечто, известное нам. То, что еще в эпоху франкских царей из дома Меровингов именно таким – варварским (без кавычек), на наш взгляд – способом было принято казнить женщин. В особенности – преступниц знатного рода, вроде царицы Брунегаут (Брунгильды), за убийство десяти членов франкской царской семьи. От Меровингов этот мучительный вид казни переняли и их преемники из династии Каролингов. Казнившие этим способом не только женщин, но и мужчин. Если верить «Песни о Роланде», по приказанию императора Карла Великого был четырьмя конями растерзан на части изменник Ганелон. Погубивший при отступлении франкского войска его арьергард во главе с графом Хруодландом-Роландом. О казни Дамьена в правление династии Бурбонов уже говорилось выше.

В общем, Свенильде был уготован, разумеется, страшный и привлекший всеобщее внимание, но все-таки достаточно обычный для готов способ казни . Она погибла смертью изменниц из ближайшего царского окружения. И даже из царской семьи. И орудием ее казни были кони, считавшиеся у древних германцев (как, впрочем, и у других народов индоевропейского корня) священными животными.

Возможно, у Германариха имелся и еще один повод учинить Свенильде столь жестокую казнь. А именно – дать урок потенциальным изменникам, вселив в них страх перед карающей десницей готского царя и ожидающем их жестоком наказании. Весть о столь зверской расправе далеко разнеслась и надолго запомнилась. Ведь у народов позднеантичной Европы еще не было ни газет и журналов, ни телевидения, ни кино, ни видео, ни Интернета. Поэтому события такого рода врезались в память всех, до кого доходила весть о них, несравненно сильнее, чем у наших современников – жертв «клипового» восприятия окружающего мира…

Поэтому молва о мучительной смерти Свенильды неизбежно дошла и до ее далекой родины. Вероятно, ее соплеменников (оставим в стороне вопрос, были ли это легендарные «росомоны» или какоенибудь сарматское племя) особенно возмутило то, что весь двор Германариха, сотни остготов, наслаждались зрелищем публичной казни Свеннльды. Идти на открытый мятеж было бессмысленно. Германарих без труда смирил бы непокорных данников так же, как уже смирял их и другие племена до них. Поэтому ближайшие родственники «лебедки» – либо два брата, либо три брата казненной, либо два брата и супруг Свенильды – отправились в Данпарстадир, проникли в «киевский» дворец остготского царя, подстерегли его в темном закоулке и нанесли старцу тяжелое ранение. Если верить «Гетике» – «вонзив ему в бок меч». Что помешало Германариху, страдавшему от тяжкой раны, лично возглавить свое дотоле непобедимое войско в войне с гуннами.

В дни военной страды той далекой эпохи цари и вожди были обязаны пребывать всегда в гуще схватки. «Впереди, на лихом коне». В самом опасном месте кровавой сечи. Да и могло ли быть иначе? Как мы помним, немецкое слово «фюрст» («князь», «государь». «монарх»), происходит от древнегерманского «фуристо», т.е. «первый (в воинском строю»). И означает, соответственно, «передовой боец»! Как, кстати, и латинское слово «принцепс» (от которого происходит слово «принц») – один из титулов римских императоров. Ведь «принцепсами», или «принципами», как мы знаем, изначально назывались воины первой шеренги древнеримского легиона, передовые бойцы. А слово «герцог», аналогичное латинскому «дукс» -«вождь», предводитель (войска)» – происходит от древнегерманского «герицого», Что означает: «выступающий впереди (во главе) войска». Опять-таки – передовой боец! А иначе – какой же ты царь?

Осознав свою неспособность возглавить, как и встарь, во всеоружии, верхом на боевом коне, поход остготского народа, Германарих совершил самоубийство. Не из страха. А чтобы освободить место для нового, полного сил, царя. Хотя самоубийство Германариха и привело, в конечном счете, к гибели остготского царства, его доброе имя и честь были сохранены. Ибо он действовал не из «гуннобоязни», а из добрых побуждений.

Нетрудно догадаться, как доволен был Иордан этим объяснением. Оно давало ответы на все недоуменные вопросы, придавая позорному поражению романтический ореол с оттенком мрачного трагизма. Не тускневший от того, что столь великий государь, как Германарих, все же представал таким жестоким. Германские «судебники» предоставляли обманутым супругам право самим наказывать своих неверных жен за измену, изобретая для них наказания по своему собственному усмотрению. В эпоху Средневековья разгневанные рогоносцы так и поступали. Например, короли Артур Британский и Марк Корнуэльский приговорили своих жен-прелюбодеек Гиневру и Изольду (изменивших им, соответственно, с доблестными рыцарями Ланселотом и Тристаном) к сожжению на костре. Но это так, к слову…

Герман Шрайбер, известный немецкий специалист в области изучения культуры и истории германцев, выдвинул тезис о глубокой древности эпоса о Эрманрихе-Германарихе. При этом он особо подчеркивал соответствие его содержания идеалам германских народов: «Нашему взору предстают великая держава Эрманриха и неудачная попытка восстания порабощенного племени. Удары братьев-мстителей поразили в Эрманрихе не только личного, но одновременно и политического врага. Этот соответствующий народным представлениям, подспудный мотив покушения мы склонны считать весьма древним. Мрачный образ великого царя готов, превалирующий во всех эпических сказаниях германцев об Эрманрихе, свидетельствует о его восприятии другими германскими племенами той эпохи, в которую они были подчинены верховной власти готов, как политического врага. Этот образ создан явно не самими готами». Историки находят самые разные оправдания самоубийству Германариха, о котором сообщает Аммиан. Но главное в другом. Последующая судьба готов, живших западнее и восточнее Тираса, недвусмысленно свидетельствует: все они, включая даже столь мудрого и осторожного Атанариха, оказались перед лицом гуннских захватчиков такими же бессильными, как одряхлевший и, возможно, смертельно раненый мстителями за Свенильду накануне битвы с гуннами деспот Германарих. Гунны были не только слишком многочисленными, но и слишком быстрыми, не оставляя германцам времени собраться с силами для решающей битвы. Как писал Аммиан Марцеллин в XXXI книге «Деяний»:

«Витимир, ИЗБРАННЫЙ (выделено нами – В.А.) после его (Германариха – В.А.) кончины царем (остготов – В.А.), оказывал некоторое время сопротивление аланам (т.е. объединенным силам гуннов и аланов – В.А.), опираясь на другое племя гуннов, которых он за деньги привлек в союз с собою. Но после многих понесенных им поражений, он пал в битве, побежденный силой оружия. От имени его малолетнего сына приняли управление Алафей и Сафрак, вожди опытные и известные твердостью духа».

Таким образом, по Аммиану, грозный царь остготов Германарих, несмотря на свои многочисленные браки (надо думать – не бездетные), переселился в мир иной, не оставив законного наследника и общепризнанного преемника. Ибо Витимир не унаследовал власть над готами по праву рождения, а был ИЗБРАН (выделено нами – В.А.). В то время как после гибели Витимира в бою, его сын с общего согласия унаследовал власть над остготами, несмотря на свое «малолетство». Очередная загадка истории…

«…тяжкие обстоятельства сломили их (Алафея и Сафрака – В.А.) и, потеряв надежду дать отпор (гуннам – В.А.), они осторожно отступили и перешли к реке Данастию (Данастру-Тирасу – В.А.), которая протекает по обширным равнинам между Истром и Борисфеном. Когда слухи об этих неожиданных событиях дошли до Атанариха, правителя тервингов («древлян»-вестготов – В.А.), против которого недавно, как я об этом рассказывал, выступал в поход Валент, чтобы наказать за помощь, оказанную Прокопию, он решил попытаться оказать сопротивление и развернуть все свои силы, если (гуннами – В.А.) и на него будет сделано нападение, как на остальных (готов – В.А.). Он разбил большой лагерь на берегах Данастия в удобной местности поблизости от степей гревтунгов (остготов – В.А.), и в то же время выслал на 20 миль вперед Мундериха, который был впоследствии командиром пограничной полосы в Аравии (уже на римской службе – В.А.), с Лагариманом и другими старейшинами, поручив им высматривать приближение врага, пока он сам беспрепятственно занимался приготовлениями к битве. Но дело вышло совсем не так, как он рассчитывал. Гунны со свойственной им догадливостью заподозрили, что главные силы находятся дальше. Они обошли тех, кого увидели, и, когда те спокойно расположились на ночлег, сами при свете луны, рассеявшей мрак ночи, перешли через реку вброд и избрали наилучший образ действий. Опасаясь, чтобы передовой вестник не испугал стоявших дальше, они ринулись быстрым натиском на Атанариха». («Деяния»).

Опытный в военном деле греко-римлянин Аммиан описал здесь гуннский способ ведения войны, с которым готы и вообще германцы той эпохи были явно не знакомы. Он противоречил всему их прежнему военному опыту и их понятиям о воинской чести. Но война есть война. Не следовало использовать знатных римлян в качестве соглядатаев и оставлять речные переправы без охраны. Атанарих был разгромлен гуннами, но не смирился с поражением. Он ушел в Венедские горы, потеснив тамошних сарматов, и даже возвел в Карпатах стену для защиты от гуннов – пример выдающейся стойкости и несломленного боевого духа!

Как писал Аммиан Марцеллин:

«Ошеломленный первым ударом (гуннов – В.А.), Атанарих, потеряв кое-кого из своих, вынужден был искать убежища в крутых горах. От неожиданности этого события и еще большего страха перед будущим, он стал воздвигать высокие стены от берегов Гераза (греч. Пирета, нынешнего Прута – В.А.) до Дуная поблизости от области тайфалов. Он полагал, что быстро и основательно соорудив это прикрытие, он обеспечит себе полную безопасность и спокойствие. Пока работа велась со всей энергией, гунны теснили его быстрым наступлением и могли бы совершенно погубить его своим появлением, если бы не оставили этого дела вследствие затруднительного положения, в которое их поставило обилие добычи».

Со временем нехватка продовольствия заставила большую часть вестготов, перейдя Истр, направиться на юг. Поскольку под защитой полноводного Дануба, да еще на римской территории, они надеялись оказаться в большей безопасности от гуннов.

«Большая часть племен, которая оставила Атанариха вследствие недостатка в жизненных припасах, стала искать место для жительства подальше от всякого слуха о варварах (гуннах – В.А.). После продолжительных совещаний о том, какое место избрать для поселения, они решили, что наиболее подходящим для них убежищем будет (восточно-римская – В.А.) Фракия; в пользу этого говорили два соображения: во-первых, эта страна имеет богатейшие пастбища и, во-вторых, она отделена мощным течением Истра от пространств, которые уже открыты для перунов чужеземного Марса. То же самое решение как бы на общем совете приняли и остальные» («Деяния»). Сам Атанарих, впрочем, долго отбивался в своих горных укреплениях, пока не был покинут последними из хранивших ему некоторое время верность готов. И уж потом был вынужден отдаться под защиту императора Второго Рима (возможно, спасаясь от восставших на него собственных подданных – если верить Аммиану; не исключено, что среди восставших задавали тон готы-христиане, желавшие отомстить Атанариху за его гонения на христиан). Как нам уже известно, прожил готский судья в Константинополе недолго. И то, что «юдекс» не смог приспособиться к жизни на римской службе (в отличие от многих германских вождей до и после него) выделяет этого прирожденного бойца, «бойца по жизни», из общей массы его современников… Для готов же, как остроготов, так и визиготов, гуннское нашествие и гибель их великого царя резко оборвали эпоху создания их первой государственности. На протяжении следующих пятидесяти лет вестготы скитались, в поисках защиты, будучи в полной зависимости от Рима. Остготам, подчиненным гуннами, волей-неволей приходилось драться и грабить «цивилизованных» подданных Римской империи плечом к плечу с этими «всадниками ниоткуда», став союзниками гуннского царя с готским именем Аттила и, соответственно, противниками его братьев. Так начались самые «черные» 50 лет в истории готов. Истории, которую творили не готы, а другие – гунны и римляне. Действуя с помощью готов и – чаще всего! – против готов.