Текст книги "Записки городского невротика"

– Все! – сказал он. – Я этот урок запомню. Больше никаких шашней, ни-ни! – Он еще раз тряхнул руку Перски и про себя решил послать ему в подарок галстук.

Три недели спустя, чудесным весенним вечерком, Перски открыл на звонок дверь квартиры. Перед ним стоял Кугельмас, на лице у которого было написано смущение.

– А, Кугельмас, – проговорил волшебник. – Куда теперь отправить?

– Последний разик, – сказал Кугельмас. – Погода такая прелесть, а я ведь не молодею. Слушайте, вы читали «Жалобу Портного»? Обезьянку[43]43
  Обезьянка – прозвище девушки, героини нашумевшего в США романа Филиппа Рота «Жалоба Портного».


[Закрыть] помните?

– Такса теперь двадцать пять долларов, поскольку стоимость жизни подскочила, но вас я для разгона разочек бесплатно прокачу: уж вы от меня натерпелись, компенсировать надо.

– Вы добрый человек, – сказал Кугельмас, причесывая свои последние три волосинки, перед тем как снова залезть в сундук. – А сработает?

– Будем надеяться. Правда, с тех пор, как у нас эта катавасия приключилась, системой пользовались мало.

– Секс и романтика, – донесся голос Кугельмаса из сундука. – На что не пойдешь ради смазливой мордашки.

Перски вбросил в сундук экземпляр «Жалобы Портного» и стукнул три раза по крышке.

На сей раз вместо хлопка послышался приглушенный взрыв, потом несколько раз что-то треснуло и дождем посыпались искры. Перски отпрянул, схватился за сердце и упал замертво. Сундук охватило пламя, и в конце концов сгорел весь дом.

О катастрофе Кугельмас ничего не ведал, но ему и своих забот хватало. Его зашвырнуло не только не в «Жалобу Портного», но и вообще не в роман. Кугельмас транспортировался в старый учебник испанского и теперь из последних сил бежал по каменистой выжженной равнине, спасаясь от слова tener[44]44
  Tener – иметь (исп.).


[Закрыть], причем этот неправильный глагол, ухватистый и волосатый, скакал за Кугельмасом на своих тонких членистых ногах.

Смерть открывает карты

Действие пьесы разворачивается в спальне принадлежащего Нату Акерману двухэтажного дома, расположенного где-то в Кью-Гарденз. Все стены в коврах. Просторная двуспальная кровать и немалых размеров туалетный столик. Изысканная мебель, шторы, на стенных коврах – несколько живописных полотен и довольно несимпатичный барометр. При открытии занавеса звучит негромкая мелодия – это основная музыкальная тема спектакля. Нат Акерман, лысый, пузатенький пятидесятисемилетний производитель готового платья, лежит на кровати, дочитывая завтрашний номер «Дейли Ньюс». Нат в халате и шлепанцах, газету освещает лампочка в белом металлическом абажуре, прикрепленная зажимом к спинке в изголовье кровати. Время близится к полуночи. Внезапно раздается какой-то шум, Нат садится в кровати и поворачивается к окну.

Н а т. Какого черта?

В окне, неуклюже корячась, возникает мрачная личность. На незнакомце черный плащ с клобуком и черный, в обтяжку костюм. Клобук покрывает голову, оставляя открытым лицо – лицо пожилого человека, но

совершенно белое. Внешне он немного смахивает на Ната. Громко пыхтя, незнакомец переваливается через подоконник и валится на пол.

Смерть. Иисусе Христе! Чуть шею не сломал.

Н а т (в замешательстве глядя на пришлеца). Ты кто такой?

Смерть. Смерть.

Н а т. Кто?

Смерть. Смерть. Послушай, можно я присяду? Я чуть шею себе не свернул. Дрожу, как осиновый лист.

Н ат. Нет, но кто ты такой?

Смерть. Да Смерть же, Господи. Стакан воды у тебя найдется?

Н а т. Смерть? Что ты этим хочешь сказать – смерть?

Смерть. Ты что, не в себе? Не видишь – весь в черном, лицо белое…

Н а т. Ну, вижу.

Смерть. Разве нынче Хэллоуин?

Н а т. Нет.

Смерть. Ну вот, значит, я – Смерть. Так могу я получить стакан воды – или хоть лимонаду?

Н а т. Если это какая-то шутка…

Смерть. Какие шутки? Тебе пятьдесят семь? Нат Акерман? Пасифик-стрит, сто восемнадцать? Если только я ничего не перепутал… сейчас, у меня где-то был список вызовов… (Роется по карманам и наконец

извлекает карточку с адресом. Похоже, адрес правильный.)

Н а т. И чего ты от меня хочешь?

Смерть. Чего я хочу? А как по-твоему?

Н а т. Ты, наверное, все-таки шутишь. Я совершенно здоров.

Смерть (равнодушно). Ну да, еще бы. (Оглядывается по сторонам.) А ничего у тебя квартирка. Сам обставлял?

Н а т. Нанял тут одну декораторшу, да только за ней все равно пришлось присматривать.

Смерть (вглядываясь в одну из картин). А вот эти детишки с вытаращенными глазами мне нравятся.

Н а т. Я пока еще не хочу уходить.

Смерть. Да ну? Слушай, не затевай ты эту бодягу. Меня, к твоему сведению, все еще тошнит от подъема.

Н а т. Какого подъема?

Смерть. По водосточной трубе. Хотел произвести впечатление. Вижу, окна большие, ты не спишь, читаешь. Вот и решил, что стоит попробовать. Думаю, влезу и появлюсь с этаким – ну, сам понимаешь… (Прищелкивает пальцами.) А пока лез, нога застряла в каких-то плетях, труба обломилась, я и повис, буквально на волоске. Потом еще капюшон начал расползаться. Послушай, пойдем, что ли? Ночка выдалась тяжелая.

Н а т. Ты сломал мою водосточную трубу?

Смерть. Ломал. Да только она не сломалась. Так, погнулась немного. А ты что, ничего не слышал? Я знаешь как об землю хряпнулся?

Н а т. Я читал.

Смерть. Наверное, что-нибудь интересное. (Поднимает с пола газету.) «Групповая оргия с участием девушек, изучающих „Новую Американскую Библию“. Можно, я это возьму?

Н а т. Я еще не дочитал.

Смерть. Ну… я не знаю, как бы тебе объяснить, дружище…

Н а т. А почему ты просто в дверь не позвонил?

Смерть. Я же тебе говорю, можно было б и позвонить, но как бы оно выглядело? А так все-таки – драматический эффект. Нечто внушительное. Ты «Фауста» читал?

Н а т. Кого?

Смерть. И потом, вдруг у тебя компания? Сидишь тут с важными шишками. И нате – я, Смерть, звоню в дверь и влезаю к вам, как я не знаю кто. Разве так можно?

Н а т. Послушайте, мистер, время уже позднее…

Смерть. Ну, а я о чем? Пошли, что ли?

Н а т. Куда?

Смерть. Брось. Жилье. Иди. За. Мною. У. Меня. Во гробе. Тихо. (Разглядывает свое колено.) Надо же, как разодрал. Первое задание, а я, того и гляди, гангрену подхвачу.

Н а т. Постой, постой. Мне нужно время. Я еще не готов.

Смерть. Сожалею. Но помочь не могу. И рад бы, да вот видишь ли – пробил твой час.

Н а т. Какой такой час? Я вон только что слил свою компанию с «Оригинальными Модистками».

Смерть. Подумаешь, разница – парой баксов больше, парой меньше.

Н а т. Тебе-то, конечно, без разницы. Тебе, небось, все расходы оплачивают.

Смерть. Так пойдем мы или не пойдем?

Н а т (внимательно вглядываясь в собеседника). Ты меня, конечно, извини, но я не верю, что ты – Смерть.

Смерть. Почему это? А ты кого хотел увидеть – Марлона Брандо?

Н а т. Дело не в этом.

Смерть. Прости, если разочаровал.

Н а т. Да ты не расстраивайся. Я не знаю, я всегда думал, что ты… ну… ростом повыше, что ли.

Смерть. Пять футов, семь дюймов. Средний рост для моего веса.

Н а т. И вообще ты немного смахиваешь на меня.

Смерть. На кого же мне еще смахивать? Я как-никак твоя смерть.

Н а т. Ты все-таки дай мне немного времени. Ну хоть один день.

Смерть. Не могу. Да ты и не ждал другого ответа.

Н а т. Один-единственный день. Двадцать четыре часа.

Смерть. На что он тебе? Вон по радио говорили – завтра дождь будет.

Н а т. Ну, может, все же договоримся как-нибудь?

Смерть. Например?

Н а т. В шахматишки сыграем, на время?

Смерть. Не могу.

Н а т. Я как-то видел в кино, ты играл в шахматы.

Смерть. Это не я, я в шахматы не играю. Разве что в кункен.

Н а т. Ты играешь в кункен?

Смерть. Я? А Париж – это город или озеро?

Н а т. И хорошо играешь, а?

Смерть. Еще как.

Н а т. Знаешь, что мы с тобой сделаем…

Смерть. Никаких сделок.

Н а т. Мы сыграем в кункен. Выигрываешь ты – я сразу иду с тобой. Выигрываю я – ты даешь мне малую отсрочку. Всего ничего – один день.

Смерть. Откуда у меня время в кункен играть?

Н а т. Ну, брось. Ты же хорошо играешь, игрок.

Смерть. Хотя вообще-то сыграть бы можно…

Н а т. А я о чем? Слушай, а ты отличный парень. За каких-нибудь полчаса отстреляемся.

Смерть. Строго говоря, мне оно не положено.

Н а т. У меня вот и колода под рукой. Кончай ты выеживаться, в самом деле.

Смерть. Ладно, давай. Поиграем немного. Хоть передохну.

Нат (вытаскивая карандаш, бумагу и колоду карт). Увидишь, не пожалеешь.

Смерть. Ты мне зубы не заговаривай. Сдавай карты, да принеси лимонаду и выставь наконец хоть что-нибудь на стол. Господи Боже, к тебе гость пришел, а у тебя даже картофельных чипсов нет или хоть сухариков.

Н а т. Внизу стоит чашка с «М&М».

Смерть. «М&М». А если к тебе президент заявится? Ты его тоже «М&М» угощать будешь?

Н а т. Ты не президент.

Смерть. Сдавай.

Нат сдает, открывает пятерку.

Н а т. Не хочешь сыграть по центу за десять очков? Все интереснее будет

Смерть. А так тебе недостаточно интересно?

Н а т. Я на деньги лучше играю.

Смерть. Как скажешь, Ньют.

Н а т. Н а т. Нат Акерман. Ты что же, и имени моего не помнишь?

Смерть. Нат, Ньют – знал бы ты, как у меня голова болит.

Н а т. Тебе эта пятерка нужна?

Смерть. Нет.

Н а т. Ну, так бери из колоды.

Смерть (вытаскивая из колоды карту и разглядывая те, что держит в руке). Иисусе, совершенно нечем играть.

Н а т. А на что это похоже?

Смерть. Что на что?

При дальнейшем обмене репликами они продолжают брать и сбрасывать карты.

Н а т. Смерть.

Смерть. На что она может быть похожа? Лежишь себе и лежишь.

Н а т. И все?

Смерть. Ага, ты двойки набираешь.

Н а т. Я тебя спрашиваю, больше ничего не будет?

Смерть (рассеянно). Сам увидишь.

Н а т. А, так видеть я все-таки буду?

Смерть. Ну, может, я не так выразился. Ты давай, сбрасывай.

Н а т. Получить от тебя ответ – это что-то.

Смерть. Я, между прочим, в карты играю.

Н а т. Ладно-ладно, играй.

Смерть. И тем временем отдаю тебе одну карту за другой.

Н а т. Ты все-таки в сброшенные-то не заглядывай.

Смерть. Я и не заглядываю. Я их выравниваю. На скольких раскрываемся?

Н а т. На четырех. А ты уже раскрываться собрался?

Смерть. Кто это сказал? Я только спросил: на скольких раскрываемся?

Н а т. А я спросил, что меня ожидает.

Смерть. Играй давай.

Н а т. Ну хоть что-то ты мне можешь сказать? Куда мы направимся?

Смерть. Мы? Если хочешь знать правду, ты просто свалишься на пол и будешь лежать тут, как узел с тряпьем.

Н а т. Да-а, просто жду и дождаться не могу. А больно будет?

Смерть. Очень скоро узнаешь.

Н а т. Замечательно. (Вздыхает.) Только этого мне и не хватало. Человек только что слился с «Оригинальными Модистками»…

Смерть. Как насчет четырех очков?

Н а т. Раскрываешься?

Смерть. Четыре очка тебя устроят?

Н а т. Нет. У меня два.

Смерть. Шутишь?

Н а т. Какие шутки? Ты проиграл.

Смерть. Господи Иисусе, а я думал, ты шестерки копишь.

Н а т. Выходит, ошибся. Тебе сдавать. Двадцать очков, два списываем. (Смерть сдает карты.) Значит, говоришь, на пол упаду? А нельзя, чтобы я, когда это случится, стоял у софы?

Смерть. Нельзя. Играй.

Н а т. А почему нельзя?

Смерть. Потому что ты на пол должен упасть! Оставь меня наконец в покое. Я пытаюсь сосредоточиться.

Н а т. Но почему обязательно на пол? Я же ни о чем больше не спрашиваю. Почему, когда это случится, я не могу стоять у софы?

Смерть. Ладно, я постараюсь сделать как лучше. Будем мы играть или не будем?

Н а т. Уж и спросить нельзя! Ты мне напоминаешь Моисея Лефковица. Такой же упрямый.

Смерть. Видали, я ему Моисея Лефковица напоминаю. Я страшнее всего, что он способен себе представить, и я напоминаю ему Моисея Лефковица. Он кто, скорняк?

Н а т. Сам ты скорняк. Он зашибает по восемьдесят тысяч в год. Позумент, галуны. Собственная фабрика. Два очка.

Смерть. Что?

Н а т. Два очка. Я открываюсь. У тебя сколько?

Смерть. С моими только в баскетбол выигрывать.

Н а т. Тузы собирал.

Смерть. Хоть бы ты говорил поменьше.

Новая сдача, игра продолжается.

Н а т. А что ты там такое толковал, насчет первого задания?

Смерть. А как по-твоему?

Н а т. Не понимаю, разве до сих пор никто не умирал?

Смерть. Умирали, конечно. Только их не я забирал.

Н а т. А кто же?

Смерть. Другие.

Н а т. Значит, есть и другие?

Смерть. А то. Каждый отходит по-своему.

Н а т. Не знал.

Смерть. Да откуда ж тебе знать. Кто ты вообще такой?

Н а т. Что значит – кто я такой? Я что, по-твоему, пустое место?

Смерть. Не пустое. Ты – производитель готового платья. Так откуда ж тебе знать тайны вечности?

Н а т. О чем ты говоришь? Я делаю хорошие деньга. У меня двое детишек университет окончили. Один работает в рекламе, другой женился. Собственный дом. Езжу на «крайслере». У жены есть все, что она хочет. Горничные, норковая шуба, курорты. Она как раз сейчас на Иден-рок. Пятьдесят долларов в день, потому что ей, видишь ли, угодно отдыхать с родной сестрой. Я и сам туда собирался на той неделе – так кто ж я, по-твоему, забулдыга с улицы, что ли?

Смерть. Ну, хорошо. Что ты так нервничаешь?

Н а т. Кто нервничает?

Смерть. Если бы я так же вот обижался на каждое слово, тебе бы это понравилось?

Н а т. Я тебя обидел?

Смерть. Разве ты не сказал, что разочарован во мне?

Н а т. А чего ты ждал? Что я в твою честь вечеринку устрою?

Смерть. Я не об этом. Я о твоем отношении ко мне лично. Я тебе и ростом не вышел, я и то, я и это…

Н а т. Но я всего лишь сказал, что ты похож на меня. Вроде как отражение в зеркале.

Смерть. Ладно, ладно. Сдавай.

Продолжают играть, тем временем возникает музыка,

свет меркнет, пока не наступает полная тьма. Когда свет

снова медленно разгорается, видно, что время уже

позднее, игра окончена. Нат подводит итоги.

Н а т. Семьдесят восемь… сто пятьдесят… В общем, ты здорово продулся.

Смерть (сокрушенно перебирая карты). И ведь знал же я, что не надо сбрасывать девятку. Вот черт!

Н а т. Стало быть, до завтра.

Смерть. То есть как это – до завтра?

Н а т. Я выиграл лишний день. Так что оставь меня в покое.

Смерть. Ты что, серьезно?

Н а т. Мы же договорились.

Смерть. Да, но…

Н а т. Какое еще «но»? Я выиграл двадцать четыре часа. Приходи завтра.

Смерть. Я не думал, что мы играем на время.

Н а т. Сочувствую. Надо было внимательней слушать.

Смерть. Где же я теперь околачиваться буду целые сутки?

Н а т. А это мне без разницы. Главное, я выиграл лишний день.

Смерть. Нет, а я-то что, по-твоему, должен делать – по улицам гулять?

Н а т. Сними номер в отеле, в кино сходи. Отдохни. И не устраивай из этого мировую трагедию.

Смерть. Подсчитай еще раз очки.

Н а т. А, да, ты еще должен мне двадцать восемь долларов.

Смерть. Сколько?

Н а т. Ровно столько, дружок. Вот – можешь сам посмотреть.

Смерть (шаря по карманам). У меня всего-то доллара три-четыре, где я тебе возьму двадцать восемь?

Н а т. Выпиши чек.

Смерть. Ты думаешь, у меня счет есть?

Н а т. Господи Боже, с кем приходится дело иметь!

Смерть. А ты на меня в суд подай. Где я, по-твоему, должен был счет завести?

Н а т. Ладно, давай что у тебя есть, и будем считать, что мы квиты.

Смерть. Погоди, мне эти деньги самому нужны.

Н а т. На что они тебе?

Смерть. Нет, вы послушайте, что он говорит! Мы же с тобой отправляемся в Загробный мир.

Н а т. И что?

Смерть. И то. Ты знаешь, сколько туда переть?

Н а т. И что?

Смерть. Что-что? А бензин? А дороги платные?

Н а т. А, так мы на машине поедем?

Смерть. Там узнаешь. (Взволнованно.) Послушай, когда я завтра приду, ты должен дать мне шанс отыграться. Иначе я такие неприятности наживу…

Н а т. Как хочешь. Но только ставки удваиваются. Я намерен отыграть еще неделю, если не месяц. А судя по тому, как ты играешь, так, может, и несколько лет.

Смерть. В хорошенькую историю я вляпался.

Н а т. До завтра.

Смерть (которуюHamпонемногу оттесняет к двери). Тут приличный отель поблизости есть? Хотя на что мне отель, у меня же денег ни цента. Придется отсиживаться в какой-нибудь забегаловке. (Прихватывает газету.)

Н а т. Ну-ка, ну-ка! Это моя газета. (Отбирает ее.)

Смерть (выходя из спальни). И чего я сразу его не забрал, делов-то? Так нет, надо было усесться с ним в карты играть.

Н а т (кричит вслед уходящей Смерти). Поосторожней там, на лестнице. У меня ковер на одной ступеньке проскальзывает.

Словно бы в ответ, слышится грохот и жуткий удар. Нат

вздыхает, затем, перейдя спальню, снимает с телефона

трубку и набирает номер.

Н а т. Алло, это ты, Моисей? Слушай, не знаю, может, тут кто шутки шутит или что, но ко мне только что приходила Смерть. Мы с ней в кункен играли… Да нет же, Смерть. Собственной персоной. Или кто-то выдающий себя за Смерть. Нет, ты послушай, Моисей, это такой шлимазл!

ЗАНАВЕС

Смерть

Пьеса

Действующие лица

Клайнман Мужчина

Хэнк Полицейский

Ал Билл

Сэм Фрэнк

Джон Дон

Хэкер Генри

Виктор Помощник судьи

Анна Спиро

Доктор Эйб

Джина Маньяк

Занавес поднимается. На сцене – спящий Клайнман. Два часа ночи. Громкие удары в дверь. С большим трудом Клайнман заставляет себя наконец встать с постели.

Клайнман. Кто там?

Голоса. Откройте! Эй, открывайте, мы знаем, что вы здесь! Откройте! Откройте, говорят!

Клайнман. Что?! Что такое?

Голоса. Да откройте вы!

Клайнман. Что? Подождите! (Включает свет.) А кто там?

Голоса. Сказано вам – откройте! Ну… открывайте же!

Клайнман. Кто это?

Голоса. Давайте, Клайнман, пошевеливайтесь.

Клайнман. Хэкер… Голос Хэкера. Это вы, Хэкер?

Голоса. Клайнман, откроете вы или нет!

Клайнман. Иду, иду… Я же спал! Подождите, сейчас! (С трудом ворочает заплетающимся языком. Смотрит на часы.) Боже мой, полтретьего… Иду! Подождите! (Отпирает дверь, и в комнату вваливаются несколько человек.)

Хэнк. Господи, Клайнман, вы что, оглохли?

Клайнман. Я спал. Сейчас же полтретьего! А что случилось?

Ал. Вы нам нужны. Одевайтесь!

Клайнман. Что?!

С э м. И поскорее, Клайнман! У нас нет времени!

Клайнман. Что все это значит?

Ал. Пошли, пошли. Клайнман. Куда, Хэкер? Куда я должен идти посреди ночи?

X э к е р. Да проснитесь же вы!

Клайнман. Что происходит? Джон. Не прикидывайтесь. Клайнман. Это я прикидываюсь? Я же спал, крепко спал. Что, по-вашему, я делал в полтретьего, танцевал, что ли? Хэкер. Нам нужны все мужчины. Клайнман. Для чего? Виктор. Что с вами, Клайнман? Вы где витаете? Неужели вам не известно, что происходит?

Клайнман. Я не понимаю… о чем речь? Ал. О патрулировании. Клайнман. О чем? Ал. О патрулировании. Джон. И теперь у нас есть план. Хэкер. Хорошо продуманный план. Сэм. Замечательный план. Клайнман. Послушайте, кто-нибудь объяснит мне все-таки, почему вы пришли сюда? Я уже замерз стоять в одних трусах. Хэкер. Могу сказать только, что нам нужны люди… Чем больше, тем лучше. А теперь одевайтесь. В и к т о р (с угрозой). И поживее.

Клайнман. Хорошо, я оденусь… Но позвольте все-таки узнать, что стряслось. (Опасливо озираясь, натягивает первые попавшиеся брюки.)

Джон. Убийца обнаружен. Две женщины видели, как он входил в парк.

Клайнман. Какой убийца?

Виктор. Клайнман, некогда болтать.

Клайнман. Что значит болтать? Что еще за убийца? Вы врываетесь в дом… Я крепко сплю…

Хэкер. Убийца Ричардсона, убийца Джемпела.

Ал. Убийца Мэри Куилти.

Сэм. Маньяк.

Хэнк. Душитель.

Клайнман. Какой маньяк? Какой душитель?

Джон. Тот самый, что убил сына Айслера и задушил Дженсена струной от рояля.

Клайнман. Дженсена?.. Здоровенного ночного сторожа?

Хэкер. Его самого. Убийца напал сзади. Осторожно подкрался и накинул на шею струну. Дженсена нашли уже посиневшим. В уголке рта засохла слюна.

Клайнман (озирается вокруг). Да-да… я все понимаю… но мне завтра на работу.

Виктор. Пойдемте, Клайнман. Нам надо схватить убийцу, пока он не нашел очередную жертву.

Клайнман. Нам? Мне с вами?

Хэкер. Да. Полиция, как выяснилось, с этим не справляется.

Клайнман. Значит, надо писать жалобы. Я как встану, сразу же этим займусь.

Хэкер. Клайнман, полицейские и так делают все, что могут. Но они совершенно сбиты с толку.

Сэм. Все сбиты с толку.

Ал. Неужели вы ничего не слышали?

Джон. Да кто в это поверит?

Клайнман. Поймите, сейчас самая напряженная пора… У нас столько работы… (Его простодушие впечатления не производит.) Даже на обед не ходим, а я ведь люблю поесть. Хэкер подтвердит, что я люблю поесть.

Хэкер. Но этот кошмар начался не вчера… Вы что, не следите за новостями?

Клайнман. Просто не успеваю.

Хэкер. Все в ужасе. По вечерам люди боятся выйти на улицу.

Джон. Да что там на улицу! Сестры Саймон забыли запереть дверь и были убиты дома. Глотку перерезали – от уха до уха.

Клайнман. Мне показалось, вы говорили, что он душитель.

Джон. Клайнман, не будьте наивным.

Клайнман. После всего, что вы рассказали, придется сменить дверной замок.

Хэкер. Ужас! Кто знает, когда он нападет в следующий раз?

Клайнман. А когда все это началось? Странно, что я ничего не слышал.

Хэкер. Сперва был один труп, затем другой, потом еще и еще. Все вокруг в панике, все, кроме вас.

Клайнман. Не волнуйтесь, теперь и я в панике.

Хэкер. Маньяков ловить трудно, ведь они убивают безо всякой причины. Не знаешь, за что зацепиться.

Клайнман. Может, он сначала кого-нибудь ограбил, изнасиловал или, скажем, пощекотал?

Виктор. Нет. Душил – и всё.

Клайнман. И Дженсена тоже… Он же такой сильный.

Сэм. Был сильный, а теперь синий. Лежит с высунутым языком.

Клайнман. Синий… Для сорокалетнего мужчины это не самый подходящий цвет… И что, никаких улик? Волоска там или отпечатков пальцев?

Хэкер. Найден волос.

Клайнман. Так что же? Сегодня большего и не требуется. Положите его под микроскоп. Раз, два, три – и все ясно. Какого он цвета?

Хэкер. Как у вас.

Клайнман. Да что вы на меня уставились! У меня в последнее время волосы не выпадают. Я… Послушайте, не сходите с ума… Главное, не отступать от логики.

Хэкер. Ну-ну.

Клайнман. Иногда жертвы выбираются по какому-нибудь признаку. Скажем, только медсестры или только лысые… или, скажем, лысые медсестры.

Джон. Ну, тогда подскажите нам, что общего между жертвами.

Сэм. Да, что общего между сыном Айслера, Мэри Куилти, Дженсеном, Джемпелом…

Клайнман. Ну, если бы я знал больше об этом деле…

Ал. Если бы он знал больше! Между ними нет ничего общего. Кроме того, что они все были живыми, а теперь все мертвы. В этом они, конечно, похожи.

Хэкер. Он прав. Клайнман, поверьте, опасность грозит любому, в том числе и вам.

Ал. Он, видать, просто хочет себя успокоить.

Джон. Точно.

Сэм. Клайнман, убийства между собой никак не связаны.

Виктор. Это вам не медсестры!

Ал. Он может убить каждого.

Клайнман. Я себя не успокаиваю. Спросить нельзя…

Сэм. Всё, хватит идиотских вопросов. Пора заняться делом.

Виктор. Мы очень волнуемся. Следующей жертвой может оказаться любой из нас.

Клайнман. Послушайте, я в этом ничего не смыслю. Откуда мне знать, как выслеживают людей! Я буду только мешать. Позвольте мне помочь деньгами. Считайте это моим вкладом в общее дело. Давайте я пожертвую несколько долларов…

Сэм (подходит к письменному столу и замечает волос). Что это?

Клайнман. Где?

Сэм. Здесь, в вашей расческе. Это же волос.

Клайнман. Конечно. Я ведь ею расчесываюсь.

Сэм. Тот же цвет, что и у волоса, найденного полицией.

Клайнман. Вы что, с ума посходили?! Он же черный. Вокруг миллионы черных волос. Зачем вы кладете его в конверт? Это обычный волос. Вот (указывает на Джона), смотрите, у него тоже черные волосы.

Джон (хватает Клайнмана). Вы в чем меня обвиняете, Клайнман?

Клайнман. Никто никого не обвиняет! Он мой волос в конверт положил! Отдайте мой волос! (Хватает конверт, но Джон отталкивает Клайнмана.)

Джон. Отстаньте от него!

С э м. Я выполняю свой долг.

Виктор. Он прав. Полиция обратилась за помощью ко всем жителям.

Хэкер. Да, и теперь у нас есть план.

Клайнман. Какой план?

А л. Мы ведь можем на вас рассчитывать, правда?

Виктор. Конечно, мы рассчитываем на Клайнмана. Ему отведено место в плане.

Клайнман. Место в плане? Мне? Что это за план?

Джон. Не беспокойтесь, вам сообщат.

Клайнман. А мой волос обязательно должен быть в конверте?

Сэм. Одевайтесь, мы подождем вас внизу. Только побыстрее, и так столько времени потеряли!

Клайнман. Хорошо, но хотя бы два слова про план!

X э к е р. Клайнман, ради Бога, пошевеливайтесь. Речь идет о жизни людей. Оденьтесь потеплее. На улице холодно.

Клайнман. Хорошо, хорошо… Но все-таки, что это за план? Зная план, я смогу его обдумать.

Они, однако, уходят, и Клайнман начинает нервно и неуклюже одеваться.

Черт, где этот проклятый рожок?… С ума сойти… разбудить человека среди ночи и наговорить таких ужасов! За что мы платим полиции? Спишь себе мирно в уютной теплой кровати, и вдруг, нате вам, заставляют ловить убийцу-маньяка, который подкрадывается сзади и…

Незаметно для Клайнмана входит со свечой сварливая супруга.

Анна. Клайнман?

Клайнман (оборачивается, до смерти перепуганный). Кто это?

Анна. Что?

Клайнман. Ради Бога, никогда больше так ко мне не подкрадывайся!

Анна. Я слышала голоса.

Клайнман. Да, туг ко мне приходили. Оказывается, я должен патрулировать улицы.

Анна. Прямо сейчас?

Клайнман. Да, до утра ждать нельзя. По городу, говорят, разгуливает убийца. Он по ночам работает.

Анна. А, этот маньяк.

Клайнман. Слушай, если ты что-то знала о нем, то почему же ни слова мне не сказала?

Анна. Потому что каждый раз, как я о нем заговариваю, ты отказываешься слушать.

Клайнман. Кто?Я?

Анна. Ты всегда или работаешь, или еще чем-нибудь занимаешься.

Клайнман. Но я не виноват, что сейчас работы по горло, самая горячая пора.

Анна. Я говорила тебе про нераскрытое убийство, про два нераскрытых убийства, про шесть, но ты всегда отмахивался: «Потом, потом».

Клайнман. Да потому что ты вечно лезешь не вовремя.

Анна. Неужели?

Клайнман. Возьмем мой день рождения. У меня прекрасное настроение, я разворачиваю подарки. Вдруг появляешься ты – с вытянутым лицом – и говоришь: «Читал газету? Про девушку, которой горло перерезали?» Другое время ты не могла выбрать? У человека в кои веки маленькая радость, а тут ты со своим загробным голосом.

Анна. А ты только приятное и слушаешь, остальное – всегда не вовремя.

Клайнман. Ладно, хватит. Где мой галстук?

Анна. Зачем тебе галстук? Ты же собрался охотиться на маньяка.

Клайнман. Ну и что?

Анна. А одеваешься как на королевскую охоту.

Клайнман. Откуда я знаю, кого встречу! Вдруг мой начальник тоже там.

Анна. Не сомневаюсь, что он одет очень просто.

Клайнман. Надо же… привлечь меня к поискам убийцы. Я же коммивояжер.

Анна. Не позволяй ему заходить за спину.

Клайнман. Хорошо, Анна, так и передам ему: мол, ты велела все время быть на виду.

Анна. Ну что ты злишься? Поймать-то его все равно надо.

Клайнман. Вот пусть полиция и ловит. А мне туда идти страшно. Темень-то какая. И холодно.

Анна. Хоть раз в жизни будь мужчиной.

Клайнман. Тебе легко говорить – ты сейчас пойдешь досыпать.

Анна. А вдруг он к нам в окно влезет!..

Клайнман. Тогда я тебе не завидую.

Анна. Если нападет, я на него перец дуну.

Клайнман. Что?!

Анна. Я возле кровати специально перец держу, если он появится – дуну прямо ему в глаза!

Клайнман. Прекрасная мысль. Поверь, Анна, если он здесь окажется, то размажет тебя по потолку вместе с твоим перцем.

Анна. У меня все двери на двойных запорах.

Клайнман. Не знаю… может, и мне взять немного перца.

Анна. Вот, возьми. (Дает ему амулет.)

Клайнман. Что это?

Анна. Амулет, отвращающий зло. Я купила его у нищего калеки.

Клайнман (разглядывает без особого энтузиазма). Хорошо. Но дай-ка мне все-таки перец.

Анна. Ну что ты так разволновался? Не один же ты там будешь.

Клайнман. Это верно. И у них к тому же какой-то хитроумный план.

Анна. Какой?

Клайнман. Еще не знаю.

Анна. С чего же ты взял, что он такой хитроумный?

Клайнман. Потому что его придумали лучшие умы города. Поверь мне, они знают, что делают.

Анна. Хочется верить, раз уж ты влип в это дело.

Клайнман. Ладно, запри все двери и никому не отпирай, даже мне, если, конечно, я не заору: «Открой дверь!» В этом случае открывай немедленно.

Анна. Удачи, Клайнман.

Клайнман (смотрит в окно. Ночная тьма). Ты посмотри только… Хоть глаз выколи…

Анна. Я никого не вижу.

Клайнман. Я тоже. А ведь должно быть столько людей… у них там факелы и все такое.

Анна. Что ж, раз они говорят, что есть план…

Клайнман. Анна!

Анна. Да?

Клайнман (смотрит в ночь). Ты о смерти когда-нибудь думаешь?

Анна. С чего это вдруг я о смерти буду думать? А ты что, думаешь?

Клайнман. Не часто, но случается, и, знаешь, я представляю себе смерть совсем иначе – не оттого, что задушат или перережут горло.

Анна. Я тоже надеюсь, что этого не случится.

Клайнман. Я собираюсь умереть более достойно, Анна. Ну, знаешь, на свете столько способов умереть.

Клайнман. Например?

Анна. Например? Ты спрашиваешь, как можно умереть достойно?

Клайнман. Да.

Анна. Надо подумать.

Клайнман. Ну.

Анна. Яд.

Клайнман. Яд? Но это ужасно!

Анна. Почему?

Клайнман. Ты что, смеешься? Яд вызывает судороги.

Анна. Необязательно.

Клайнман. Ты хоть понимаешь, о чем говоришь?

Анна. Я говорю о цианистом калии.

Клайнман. О, да ты специалист! Но я не такой дурак, чтобы есть отраву. Я ее сразу чувствую, даже когда ем несвежие креветки.

Анна. Это не отрава, а пищевое отравление.

Клайнман. Все равно, кто станет глотать всякую гадость?

Анна. От чего же ты собираешься умереть?

Клайнман. От старости. Через много лет. Когда пройду свой долгий жизненный путь. В девяносто лет. Лежа в уютной постели и окруженный родственниками.

Анна. Все это мечты. На самом деле маньяк-убийца может в любой момент свернуть тебе шею или перерезать глотку, прямо сейчас, не дожидаясь, пока тебе стукнет девяносто.

Клайнман. Анна, с тобой говорить – одно удовольствие!

Анна. Я просто за тебя беспокоюсь. Посмотри в окно. Где-то там бродит убийца, в такую темную ночь он может прятаться повсюду – в переулках, под порталами или железнодорожными мостами. В темноте ты и не заметишь, где он притаился со своей удавкой.

Клайнман. Ладно, ты своего добилась – я возвращаюсь в постель.

Стук в дверь.

Голос. Клайнман! Пойдемте! Клайнман. Иду, иду! (Целует Анну.) Ну, до

скорого. Анна. Смотри в оба.

Клайнман выходит из дома. Его поджидает Ал, которого оставили присмотреть за Клайнманом.

Клайнман. Не пойму, почему так срочно

понадобился именно я? А л. Преступника ловят все. Клайнман. А повезет мне. Я его обнаружу.

Черт, перец забыл! Ал. Что?

Клайнман. Где остальные? А л. Ушли. Главное – не отступать от плана. Клайнман. Итак, что же это за план такой замечательный?

Ал. Вы все узнаете.

Клайнман. Когда? После того, как схватят убийцу?

Ал. Потерпите.

Клайнман. Послушайте, сейчас поздно, холодно. К тому же я нервничаю.

Ал. Хэкер с остальными должен был уйти, но велел передать, что очень скоро вы узнаете о своей роли в плане.

Клайнман. Хэкер так и сказал?

Ал. Да.

Клайнман. А что мне пока делать, раз уж я вылез из дому и оставил теплую постель?

Ал. Ждите.

Клайнман. Чего?

Ал. Указаний.

Клайнман. Каких указаний?

Ал. О вашей роли.

Клайнман. Я домой пошел.

Ал. Нет! Как вы можете? Сейчас одно неверное движение может стоить нам жизни. Думаете, я хочу отправиться на тот свет?

Клайнман. Тогда сообщите мне план.