Электронная библиотека » Вуди Аллен » » онлайн чтение - страница 8


  • Текст добавлен: 11 января 2014, 15:13


Автор книги: Вуди Аллен


Жанр: Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Мифические животные в мировой литературе

Несколько примеров из моего четырехтомного собрания наиболее удивительных созданий мировой литературы, которое будет опубликовано издательством «Неликвидер и сыновья» на доходы от забастовки норвежских пастухов
Черноголовый пострел (*)[28]28
  Переводы А. Ливергента отмечены знаком (*), переводы С. Слободянюка не отмечены.


[Закрыть]

Черноголовый пострел – небольшая птица, обладающая даром речи. Обращается к себе в третьем лице, скажем: «Ну чем он не пострел?» В персидской мифологии появление черноголового пострела утром на подоконнике означает, что близкий родственник скоро разбогатеет или же переломает себе ноги, наткнувшись на помойное ведро.

По преданию, Заратустре вместо обещанных серых шкурок подарили на день рождения черноголового пострела.

В вавилонской мифологии также встречается черноголовый пострел, однако здесь он выглядит более язвительным и желчным. «Какая чушь, право!» – то и дело замечает вавилонский пострел.

Некоторым читателям, возможно, знакома малоизвестная опера Гольштейна «Taffelspitz»[29]29
  Taffelspitz – изысканное австрийское блюдо из вареной говядины.


[Закрыть]
, где немая девушка влюбляется в черноголового пострела, целует его, и они, взявшись за руки, носятся по сцене, пока не падает занавес.

Летающий сциник(*)

Летающий сциник – небольшая ящерица с четырьмястами глаз; из них двести – для дали и еще двести – для чтения. Старая легенда гласит: если человек встретится взглядом с летающим сциником, у него на следующий же день отберут водительские права.

Значение словосочетания «рыть могилу сцинику» неизвестно даже самим сциникам, у которых не принято хоронить родных и близких.

В скандинавской мифологии Локи пытается отыскать кладбище сциников, но встречает на своем пути рейнских русалок, которые награждают его трихинозом.

* * *

Как-то раз император Хо Син созерцал во сне дворец, который был больше его собственного, но плата за аренду была вполовину меньше.

Поднявшись на крыльцо и войдя в здание, Хо Син неожиданно обнаружил, что тело его вновь стало молодым, в то время как голова застряла где-то между шестьюдесятью пятью и семьюдесятью годами. Открыв дверь, он увидел за ней другую, ведущую к следующей, и через некоторое время понял, что прошел сто дверей и вышел на задний двор.

Хо Син уже готов был впасть в отчаяние, но тут ему на плечо сел соловей, завел прекраснейшую в мире песню, а закончив, долбанул императора в нос.

Умиротворенный Хо Син глянул в зеркало, но вместо своего отражения увидел там человека по имени Мендель Голдблат, водопроводчика из компании Вассермана, который заявил, что император присвоил его пальто.

Вот так Хо Син раскрыл великую тайну жизни, гласившую «Никогда не пой йодлем»[30]30
  Манера пения тирольцев.


[Закрыть]
.

Проснувшись в холодном поту, император так и не смог понять, сон ему снился или он до сих пор пребывает в сне, который снится его вольноотпущеннику.

Сирен

Сирен – морское чудище с телом краба и головой дипломированного бухгалтера.

Согласно легенде, сирен обладает чарующим голосом, который сводит с ума моряков, особенно когда он распевает песни Кола Портера. Убить сирена – дурная примета; в поэме сэра Герберта Фигга рассказывается, как моряк подстрелил одного из них, и корабль тут же попал в жесточайший шторм, так что команде пришлось схватить капитана и бросить за борт его вставную челюсть, чтобы остаться на плаву.

Клыкодав(*)

Клыкодав – мифический зверь с головой льва и телом льва, но другого. Клыкодав может проспать тысячу лет кряду, а затем проснуться, объятый пламенем, особенно если он заснул с сигаретой в зубах.

Считается, что Одиссей пробудил клыкодава от шестисотлетнего сна, но тот явно встал с левой ноги и принялся упрашивать Одиссея дать ему вздремнуть еще хотя бы пару сотен лет.

Появление клыкодава – плохой знак: он предвещает землетрясение либо приглашение на день рождения.

* * *

Один индийский мудрец поспорил с чародеем, что тот не сумеет его одурачить, после чего чародей стукнул мудреца по голове и обратил его в голубя. Голубь вылетел в окно и полетел на Мадагаскар, толкая перед собой багаж.

Наблюдавшая за этим жена мудреца поинтересовалась, может ли чародей превращать мусор в золото, и попросила в случае положительного ответа превратить ее брата в три доллара наличными, чтобы день не пропал даром.

Чародей ответил, что научиться подобному трюку можно, лишь объездив все четыре стороны света, но в одной из них надо побывать в мертвый сезон, а в три другие билеты следует заказывать заранее.

Женщина секунду подумала и решила совершить паломничество в Мекку, позабыв при этом выключить плиту. Через семнадцать лет она вернулась и, поболтав с далай-ламой, тут же разбогатела.

(Вышеизложенное является пересказом одного из индуистских мифов, объясняющих, откуда у нас пшеница. – Автор.)

Зеброкрыс

Огромная белая мышь, у которой на животе выведены слова: «Разве мне грустно?»

Зеброкрыс отличается от других грызунов одной уникальной особенностью: ее можно подобрать и играть на ней, как на аккордеоне. В этом с ней немного сходна лунетта – крохотная белка, умеющая свистеть и лично знакомая с мэром Детройта.

* * *

Астрономы толкуют о населенной планете под названием Квельм, которая находится так далеко от Земли, что человек, путешествующий со скоростью света, потратит шесть миллионов лет на поездку, хотя жители Квельма планируют в ближайшее время пустить экспресс, который сократит время полета до двух часов.

Средняя температура на Квельме составляет тринадцать градусов ниже нуля, и потому купаться там запрещено, а курорты либо закрыты, либо предлагают гостям развлекаться самостоятельно.

Вследствие удаленности от центра Солнечной системы силы тяжести на Квельме нет вообще, и большие застолья приходится тщательно планировать.

Вдобавок ко всем этим неудобствам на Квельме нет кислорода, который, как нам известно, является основой жизни, и те создания, которые там все-таки живут, зарабатывают на жизнь не иначе как вкалывая на двух работах одновременно.

Однако легенда гласит, что миллиарды лет назад среда обитания была куда более благоприятной – или, по крайней мере, не хуже, чем в Питтсбурге, – и там даже жили люди. Эти люди – во всем походившие на нас, только вместо носа у них был здоровенный кочан латука – все поголовно были философами. Они целиком полагались на логику и четко знали, что существованию жизни должны быть причины, а потому упорно искали темноволосого татуированного человека в бушлате морского флота.

Человек этот так и не материализовался, и жители Квельма, бросив философию, занялись торговлей по почте, но тарифы резко возросли, и все население погибло.

Если бы импрессионисты были дантистами

Фантазия, исследующая эволюцию характера

Дорогой Тео!

Неужели жизнь никогда не обернется ко мне своей лучшей стороной? Я в полном отчаянии! Голова моя разрывается! Мадам Сол Швиммер возбуждает против меня судебный иск за то, что я сделал ей зубной протез так, как чувствовал, а не так, чтобы он подходил к ее ротовой полости. Да, это верно! Не могу же я работать как заурядный ремесленник. Я вижу так: ее мост должен быть неровным, со своевольно вставленными зубами, напоминающими языки пламени! Она огорчается, что сделанная мною челюсть не помещается у нее во рту! Ах, какое негодование вызывает во мне этот тупой буржуазный взгляд на вещи! Просто убить ее хочется! Я пытался поставить удерживающую пластину, но она выпирает, как звезда из люстры. И все-таки я считаю свою работу прекрасной. Она, видите ли, жевать не может! Да какое мне дело до того, может она жевать или нет! Тео, силы

мои на исходе! Мне не хватает на аренду помещения для кабинета и пришлось просить Сезанна войти со мной в долю, хотя он ужасно старый и дряхлый и не способен удержать инструменты в руках, так что надо их подвязывать, но руки у него так и ходят ходуном, и когда ему удается попасть инструментом пациенту в рот, он вышибает больше зубов, чем вылечивает. Что мне делать?

Винсент

Дорогой Тео!

На этой неделе мне удалось сделать весьма, на мой взгляд, удачные рентгеновские снимки. А Дега увидел их и разнес на все корки. Сказал, что композиция ни к черту не годится. Все кариозные полости оказались в нижнем левом углу. Я пытался объяснить, что именно так выглядит в реальности рот мадам Слоткин, но он даже не захотел меня выслушать! Сказал, что терпеть не может оправы, а красное дерево само по себе тяжеловесно. После его ухода я порвал снимки на мелкие кусочки! Но и это меня не успокоило, и я принялся пломбировать канал у мадам Вильмы Зардис, но, почувствовав тяжесть на сердце, бросил на полдороге. Меня как ударило: пломбирование зубного канала – совсем не то, что мне теперь нужно! Кровь бросилась мне в лицо, голова закружилась. Я выбежал на улицу – мне требовался глоток свежего воздуха! С затуманенной головой много дней бродил я без всякой цели, пока не очнулся на морском берегу. Придя в себя, я вернулся в кабинет. Моя пациентка все еще сидела в кресле с открытым ртом. Я завершил работу, но не смог поставить под ней свою подпись.

Винсент

Дорогой Тео!

Я опять стеснен в средствах. Знаю, я для тебя обуза, но к кому еще мне обратиться? Нужны деньги на материалы. Сейчас я работаю только с зубной нитью, импровизирую напропалую и получаю потрясающие результаты. Боже! Мне не на что купить даже новокаин. Сегодня надо было рвать зуб и пришлось усыплять пациента, читая ему Драйзера. Помоги.

Винсент

Дорогой Тео!

Мы договорились арендовать помещение на паях с Гогеном. Он прекрасный дантист, специализирующийся на зубных протезах, и, кажется, хорошо ко мне относится. Он высоко оценил мою работу над зубами мистера Джея Грингласса. Помнишь, я запломбировал ему семь нижних зубов, а потом взял и все удалил. Грингласс воспринял это очень враждебно, и меня вызвали в суд. Речь шла о наследовании удаленных зубов, и по совету моего адвоката я настаивал на наследовании зубов целиком, но мне присудили только пломбы. Потом кто-то увидел одну из них у меня на полу, и теперь ее хотят поместить на выставке! Уже зашла речь о ретроспективе!

Винсент

Дорогой Тео!

Я, видимо, совершил роковую ошибку, связавшись с Гогеном. Он человек крайне неуравновешенный. Он ужасно много пьет. Когда я его упрекнул, он сорвал со стены мой докторский диплом. Однажды в мирную минуту я уговорил его поработать на свежем воздухе, в лугах, среди зелени, под золотыми лучами солнца. Он надевал коронки мадемуазель Анджеле Тоннато, а я ставил временную пломбу мсье Луи Кауфману. Как хорошо было нам обоим творить на пленэре! Эти ряды ослепительно белых зубов, сверкающих на солнце! Внезапный порыв ветра сорвал парик с головы Кауфмана и унес в кусты. Он кинулся за ним и опрокинул наземь рабочий столик Гогена. Гоген напустился на меня и хотел ударить, но вместо этого сбил с ног Кауфмана, который упал задом на включенный бор. Кауфман подскочил и быстрее ветра промчался мимо меня, увлекая за собой мадмуазель Тоннато. Дело кончилось тем, что страховая компания «Рифкин, Рифкин, Рифкин и Мельтцер» наложила арест на мой банковский счет. Вышли сколько можешь.

Винсент

Дорогой Тео!

Тулуз-Лотрек – несчастнейший из смертных. Более, чем кто-либо еще, он мечтает стать великим дантистом и обладает подлинным талантом, но из-за малого роста не может дотянуться до ртов своих пациентов, а встать на табурет ему не позволяет гордость. Он вслепую ощупывает их лица, пытаясь обнаружить зубы, и вчера поставил коронки на подбородок мадам Фительсон. Кстати, старина Моне работает теперь только с очень крупными ртами, а Сера, человек угрюмый и немногословный, без всяких объяснений объявил о том, что будет лечить не больше одного зуба за визит, и так до тех пор, пока не обновит всю полость. В этом чувствуется основательность архитектора, но должен ли так поступать дантист?

Винсент

Дорогой Тео!

Я влюблен. На прошлой неделе ко мне на профосмотр пришла Клер Мемлинг. (Я послал ей открытку, извещая, что со времени ее последнего посещения прошло полгода, хотя на самом деле прошло всего четыре дня.) Тео, она сводит меня с ума! Я просто сгораю от желания! Ее прикус! Никогда не видел такого прикуса! Ее челюсти безупречно соответствуют одна другой. Не то что у мадам Иткин, у которой нижняя челюсть выдается на целый дюйм – сущая волчица! Нет! У Клер зубы прямые и ровные.

Не зубы, а дар Божий! Правда, она не абсолютное совершенство. Но недостатков в ней ровно столько, сколько нужно, чтобы подчеркнуть ее прелесть. Например, у нее есть щербинка между нижним девятым и одиннадцатым. Десятый она потеряла в отрочестве. Вдруг ни с того ни с сего возникло дупло. Зуб без труда удалили (точнее, он сам вывалился, когда она с кем-то заболталась), а искусственный не поставили. «Разве можно заменить нижний десятый! – сказала она мне. – Это был не зуб, это была судьба». С годами разговоры об утраченном зубе утихли, и, насколько я понимаю, теперь я единственный, с кем она может доверительно побеседовать на эту тему. Ах, Тео, я люблю ее. Глядя сегодня ей в рот, я чувствовал себя робким студентом, роняющим тампоны и зеркала. Потом я обнял ее, показывая, как нужно правильно чистить зубы. До этого моя милая дурочка неподвижно фиксировала щетку во рту и мотала головой из стороны в сторону. В следующий четверг я дам ей подышать веселящим газом и сделаю предложение.

Винсент

Дорогой Тео!

У нас с Гогеном опять произошла стычка, и он отбыл на Таити! Он удалял зуб, и в этот момент я его побеспокоил. Он уперся коленом в грудь Ната Фельдмана, ухватив щипцами его верхний правый моляр. Вполне обычное дело, но тут я как раз имел несчастье войти, чтобы спросить, не попадалась ли ему на глаза моя фетровая шляпа. Щипцы соскользнули, Фельдман воспользовался случаем, сполз с кресла и выскочил из кабинета. Гоген впал в яростное исступление! Он прижал мою голову к рентгеновскому аппарату и держал целых десять минут, так что потом я несколько часов не мог одновременно моргнуть обоими глазами. Теперь я одинок.

Винсент

Дорогой Тео!

– Все потеряно! Сегодня я решил сделать предложение Клер и оттого сильно волновался. Она прелестно выглядела в своем платье из органди, в шляпе с перьями и с обнаженными деснами. Когда она сидела в кресле с дренажной трубкой во рту, сердце у меня готово было выскочить из груди. Я попытался создать романтическую атмосферу. Притушил свет и заговорил на легкие, приятные темы. Мы оба были под газом. Дождавшись подходящего момента, я посмотрел ей прямо в глаза и сказал: «Полощите!» И она… рассмеялась мне в лицо! Да, Тео! Она смеялась надо мной, а потом со злостью сказала: «Неужели вы думаете, что я стану полоскать рот ради такого, как вы? Даже в шутку не буду я этого делать!» – «Ах, – сказал я, – вы не поняли…» – «Нет, я слишком хорошо все поняла! И знайте, что никогда не буду я полоскать рот ни в чьем присутствии, кроме дипломированного ортодонта! Как вам только в голову взбрело! Прочь!» И с этими словами она в рыданьях выбежала из кабинета. Тео! Я хочу умереть! Я смотрю на свое отражение в зеркале, и мне хочется расквасить эту физиономию! Расквасить! Надеюсь, ты здоров.

Винсент

Дорогой Тео!

Да, это правда. Ухо в витрине лавки братьев Флейшман – мое. Наверное, я совершил глупость, но мне очень хотелось сделать подарок Клер в день рождения, а все магазины были закрыты по случаю воскресенья. Вот так. Подчас мне кажется, что надо было послушать отца и стать художником. Конечно, эта профессия не столь увлекательна, как лечение зубов, но она, по крайней мере, гарантирует размеренный образ жизни.

Винсент

Каддиш о недостойном Вайнштейне

Вайнштейн лежал под покрывалом, в глубоком оцепенении уставясь глазами в потолок. За окнами ветер гнал по тротуару мягкие волны сырого воздуха. Шум машин таял в тумане, и в довершение ко всему тлела кровать. Посмотрите на меня, думал Вайнштейн. Пятьдесят лет. Полвека. На следующий год будет 51. Потом 52. Эдак размышляя, он довел возраст до 55. Как мал оставшийся мне срок, думал он, как много надо свершить. Вот, к примеру, давняя мечта научиться водить машину. Эдельман, приятель, с которым они, бывало, мальчишками играли во дворе, выучился этому еще студентом в Сорбонне. Он замечательно управлялся с машиной и самостоятельно объехал множество мест. А Вайнштейн несколько раз пытался порулить отцовским «чеви», но так и не сдвинулся с тротуара.

А какие надежды подавал он ребенком! Вундеркинд, да и только. Например, когда какие-то вандалы, ворвавшись в библиотеку, перевели на французский язык поэмы Т. С. Элиота, Вайнштейн в свои 12 лет взял и перевел их обратно на английский. Мало того, что его IQ и так изолировал его от общества, он еще терпел несправедливые преследования за веру, и более всего от собственных родителей. Вот же, сами правоверные евреи, а не могли смириться с тем, что их сын еврей. «Как так случилось?» – в изумлении вопрошал отец. «А ведь семитская у меня внешность», – каждое утро думал Вайнштейн, глядя на себя в зеркало во время бритья. А его таки несколько раз принимали за Роберта Рэдфорда[31]31
  Роберт Рэдфорд (р. 1937) – американский киноактер и режиссер.


[Закрыть]
, правда, каждый раз оказывалось, что это были слепцы. А вот еще один школьный приятель, Фейнгласс. Профсоюзная крыса, пробрался в ряды рабочих, чтобы шпионить. Потом обратился в марксизм. Стал коммунистическим агитатором. Разочаровавшись в партийном движении, отправился в Голливуд, озвучивает знаменитую мультипликационную мышь. Ирония судьбы.

Вайнштейн тоже поиграл в коммуниста. Чтобы произвести впечатление на одну продавщицу из универмага «Рутджерс», он отправился в Москву и вступил в Красную Армию. А когда пригласил ее на второе свидание, оказалось, его подружку уже подцепил кто-то другой. Вдобавок звание сержанта русской пехоты помешало ему получить сертификат о лояльности, дававший право на бесплатную закуску в дополнение к обеду в столовке на Лонгчэмпс. Оно же спровоцировало его на организацию забастовки белых мышей против условий труда в опытной лаборатории. Строго говоря, его привлекала не столько политика, сколько поэзия марксистской теории. Он верил в коллективизацию и победу масс, овладевших одой «К половой тряпке». А лозунг об «отмирании государства» вошел в его плоть и кровь после того, как в универмаге «Сакс» на Пятой авеню у его родного дяди отвалился нос. Размышляя об истинном смысле социальной революции, Вайнштейн пришел к непреложному выводу, что ее не пойдешь совершать, поев мексиканской еды.

Другой дядя Вайнштейна, Мейер, пострадал во время Великой депрессии. Он держал все свое состояние под матрацем, а когда произошла буря на фондовой бирже, правительство, как известно, перетряхнуло все матрацы, и Мей-ер в одну ночь стал нищим. Ему оставалось только выпрыгнуть из окна, но поскольку у него не хватило духу пойти до конца, он просидел на подоконнике своего многоквартирного дома с 1930-го по 1937 год.

«Ох уж эта молодежь с ее травкой и сексом, – говаривал дядя Мейер. – Знают ли они, что такое семь лет сидеть на подоконнике? Вот там видишь, что такое жизнь. Конечно, люди смотрятся как муравьи. Но представь себе, каждый год моя Тесси – мир ее праху – устраивала пасхальный седер[32]32
  Седер – пасхальная семейная трапеза.


[Закрыть]
прямо на карнизе. И вся семья собиралась вместе. Ой, племянник! Что будет с миром, когда у них есть бомба, которая может убить больше народу, чем взгляд на дочку Макса Рифкина?»

Все так называемые друзья Вайнштейна прошли слушания Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Блотника привела туда за руку собственная мама. Шарп-штейн пришел сам, признался, что финансировал Гражданскую войну в России, и добавил, что подарил лично Сталину столовый сервиз. Он наотрез отказался назвать имена товарищей, с которыми встречался на митингах единомышленников, но обязался – если таково будет требование Комиссии – сообщить рост каждого из них. Это сохранило ему возможность каждое воскресенье покупать пиво в Филадельфии.

Вайнштейн кончил бриться и встал под душ. Он намыливался, и вода шлепала его по толстой спине. Он думал: вот я в некой точке пространства и времени принимаю душ. Я, Айзек Вайнштейн. Одно из созданий Божьих. Вылезая из ванны, он поскользнулся на обмылке и упал, ударившись о вешалку для полотенец. Ах, какая неудачная неделя! Как раз накануне он побывал в парикмахерской и еще не оправился от волнений, связанных с этим событием. Парикмахер сразу решительно взялся за дело, и вскоре Вайнштейн понял, что он зашел слишком далеко.

– Назад, – закричал он, – назад!

– Как это – назад, – возразил парикмахер. – Волосы же обратно не вставишь.

– Ну, тогда отдай их мне, Доминик, я возьму их с собой.

– Раз они лежат на полу моего заведения, они моя собственность, мистер Вайнштейн, – ответил парикмахер.

– Плевать! Отдай мои волосы!

Вайнштейн рвал и метал, но все было бесполезно. Расстроенный, он вышел на улицу. Гоим, думал он. Так или иначе, а достанут они тебя.

Кончив туалет, Вайнштейн вышел из отеля и двинулся по Восьмой авеню. На углу двое мужчин обрабатывали пожилую даму, выклянчивая пожертвования. Господи, подумал Вайнштейн, было время, когда с этой работой справлялись в одиночку. Что за город. Кругом хаос. Прав был старик Кант: только разум вносит порядок в бытие. Он также подсказывает, сколько следует дать чаевых. Как все-таки хорошо быть человеком разумным! Вот бы все в Нью-Джерси были такими. …

Он шел к Харриет поговорить насчет алиментов. Он по-прежнему любил Харриет, несмотря на то что, пока они состояли в браке, она наставляла ему рога со всеми абонентами телефонной сети Манхэттена на букву Р. Он простил ее. Но что, скажите, он должен был подумать, когда Харриет вместе с его лучшим другом сняла домик в штате Мэн и, не сказав ему ни слова, исчезла на целых три года? Будто ему интересно, что там у них было. Его, Вайнштейна, сексуальные отношения с женой закончились давным-давно. Один раз он переспал с ней, когда они познакомились, второй – в первую ночь медового месяца и еще один, чтобы проверить, все ли у него в порядке с позвоночником после вывиха диска. «До чего же с тобой паршиво, – жаловался он бывало. – Уж такая ты стыдливая да целомудренная. Приходится сублимироваться, воображая, что сажаю дерево в Израиле. Ты напоминаешь мне мою мать». (Молли Вайнштейн, мир праху ее, которая глаз с него не спускала и готовила лучшую в Чикаго фаршированную рыбу, пока не открылось, что она добавляла в нее гашиш.)

Для любовных утех Вайнштейну нужна была совсем другая женщина. Вроде Лу-Энн, большой в этом деле искусницы. Беда только, что она не могла сосчитать до двадцати, вернее могла, но ей приходилось очень для этого напрягаться и обязательно снимать туфли. Однажды он попробовал всучить ей книжку по экзистенциализму, и она разжевала ее и проглотила. Вообще с сексом у Вайнштейна всегда были трудности. Прежде всего из-за роста. Его рост в носках был 5 футов 4 дюйма (правда, однажды, когда он надел чьи-то чужие носки, ему удалось намерять 5 футов и целых 6 дюймов). Доктор Каррлик, его психоаналитик, утверждал, что бежать впереди идущего поезда хотя и опаснее мысленного самоуничтожения, но в конечном итоге и то и другое одинаково дурно влияет на состояние брючной складки. Каррлик был его третьим психоаналитиком. Первый был юнгианец, который склонял его к спиритизму. А еще раньше он посещал одну группу, и когда там пришла его очередь рассказывать о своих проблемах, он почувствовал сильное головокружение и смог только перечислить названия планет. Но его проблемой были женщины, и он это знал. Он оказывался бессильным с женщинами, закончившими колледж с оценками выше средней. Зато чувствовал себя орлом с выпускницами курсов машинописи; правда, если они печатали со скоростью больше шестидесяти слов в минуту, он тоже терялся.

Вайнштейн позвонил в дверь Харриет, и она неожиданно выросла перед ним на пороге. «Так нос задрала, что жирафа впору раскрашивать – без лестницы», – привычно подумал Вайнштейн. Это была их домашняя шутка, смысл которой оставался для обоих неясным.

– Привет, Ханна, – сказал он.

– Ох, Айк, – ответила она. – Какой же ты самонадеянный.

Она была права. С его стороны было бестактным начинать с этого. Он ненавидел себя за невоспитанность.

– Как дети, Ханна?

– У меня никогда не было никаких детей, Айк.

– Значит, мне не напрасно казалось, что четыреста долларов в неделю на содержание детей – это многовато.

Она прикусила губу. Он прикусил свою. Потом прикусил ее.

– Ханна, – сказал он, – я… Я разорен. Бизнес с куриными яйцами лопнул.

– По тебе сразу видать. А может, попросишь в долг у своей шиксы? 33]33
  Шикса – девушка нееврейского происхождения или еврейка, не соблюдающая религиозных норм и установлений.


[Закрыть]

– Все у тебя шиксы.

– Может быть, кончим на этом? – Она задыхалась от ненависти. Вайнштейну захотелось ее поцеловать, а если не ее, то все равно кого.

– Харриет, в чем мы ошиблись?

– Мы никогда не смотрели в лицо реальности.

– Не по моей вине. Ты говорила, надо ложиться головой на север.

– Реальность – это и есть север, Айк.

– Нет, Ханна. Пустые мечты – вот что такое север. Реальность – это запад. Ложные упования – восток, а на юге, я думаю, Луизиана.

Нет, она все еще не утратила власть над ним. Он потянулся к ней, но она увернулась, и его руки ткнулись в сметану.

– Поэтому ты и спала со своим аналитиком? – выпалил он.

Лицо его раскраснелось от гнева. Он чуть было не упал в обморок, но не мог вспомнить, как следует падать, чтобы не расшибиться.

– Это входило в курс лечения, – холодно отпарировала она. – Согласно Фрейду, секс – ключ к бессознательному.

– Фрейд говорил, что сны – ключ к бессознательному.

– Секс, сны… Ты что, дурака сюда пришел валять?

– До свидания, Харриет.

Говорить с ней бесполезно. Rien a dire, rien a faire[34]34
  Rien a dire,rien a faire – ничего не скажешь, ничего не поделаешь (фр.).


[Закрыть]
. Вайнштейн вышел и направился в сторону Юнион-сквер. И вдруг горькие слезы омыли его лицо. Будто прорвало шлюзы. Горячие, соленые слезы, столько лет сдерживаемые, теперь лились потоком – то изливалась наружу его боль. И хлынули они из ушей. Посмотрите только, думал он, даже плакать по-людски не получается. Он обтер уши бумажной салфеткой и повернул домой.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации