Текст книги "Записки городского невротика"
Автор книги: Вуди Аллен
Жанр: Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
Блудница из читалки
Предчувствия для частного детектива – штука весьма небесполезная. Хотя бы вот и в этот раз: когда ко мне в контору вкатился этот расплывшийся колобок по имени Уорд Бэбкок, тут же вылив на меня весь ушат своих горестей, мне следовало бы повнимательнее отнестись к ледяной дрожи, которая так и пронизала мой позвоночник.
– Кайзер? – осведомился он. – Кайзер Люповиц?
– Что ж, в моей лицензии именно так и значится, – парировал я.
– Мне нужна ваша помощь. Меня шантажируют! Умоляю!
Он трясся, как солист рок-ансамбля. Я пододвинул ему через стол стакан и бутылку пшеничной, которую всегда держу под руками для надобностей не вполне медицинских.
– Ну-ка расслабься. Потом все объяснишь.
– Вы… вы не расскажете моей жене?
– Войди в мое положение, Уорд. Я не могу ничего обещать.
Он попытался разлить по стаканам, но звон при этом, должно быть, и на улицу доносился, а пойло в основном пролилось ему в башмаки.
– Я человек рабочий, – сказал он. – Слесарь-ремонтник. Делаю и починяю хлопушки и хрюкалки для подначек. Ну, вы знаете – маленькие такие штучки, – подает тебе кто-нибудь руку здороваться, а она как хрюкнет!
– Ну?
– Кстати, многие из начальства это любят. Особенно там, на Уолл-стрит.
– Ну-ну, ближе к делу!
– Так я же и говорю: по командировкам, значит, мотаюсь как проклятый. В общем, сами понимаете, что это значит. Иной раз таким себя одиноким чувствуешь! Да нет, не то, что вы думаете! Видите ли, Кайзер, в глубине души ведь я интеллигент. Конечно, всегда можно подцепить какую-нибудь фифу, но по-настоящему умные женщины – это ведь все же редкость.
– Ага… дальше!
– Да. В общем, сказали мне про одну молоденькую девчонку. Восемнадцать лет. Студентка из Яссара. За деньги она к тебе придет и будет говорить на любую тему – Пруст, Йейтс, антропология… Обмен мыслями. Поняли теперь, к чему клонится?
– Не вполне.
– Я ничего не говорю, жена у меня – чудо, не поймите превратно. Но не хочет она со мной говорить про Эзру Паунда. Или там про Элиота. А я этого не знал, когда на ней женился. Слушайте, Кайзер, мне нужна женщина, которая бы возбуждала меня интеллектуально. И я бы с радостью за это заплатил. Мне не нужна связь, я хочу мгновенной интеллектуальной отдачи, а потом пусть себе катится. Господи, Кайзер, я ведь совсем не считаю, что в браке мне не повезло!
– И давно уже это тянется?
– Да шесть месяцев. Как на меня накатит, я звоню Флосси. Она у них вроде бандерши. У нее диссертация по сравнительной лингвистике. И она мне посылает интеллигентную девицу, понятно?
Вот оно что. Один из тех, которых хлебом не корми, а подавай им умную бабу. Мне даже жалко стало парня. И ведь не он один, должно быть, в таком положении. Навалом, наверное, таких фраеров, изголодавшихся по интеллектуальному общению с противоположным полом. Последнюю рубаху с себя ради этого снимут.
– И вот теперь она грозится рассказать жене, – сказал он.
– Кто грозится?
– Да эта Флосси. Они установили жучок и записали на пленку, как я в номере мотеля обсуждаю Элиота и Сьюзан Зонтаг, и, надо признать, там в некоторых местах меня действительно заносит. Выкладывай им десять кусков, или они тут же донесут обо всем моей Карле. Кайзер, помогите мне! Карла умрет, если узнает, что умственно она меня не заводит.
Все те же знакомые ухватки гостиничных «зажигалок»! Надо сказать, из полиции до меня доходили уже кое-какие толки насчет сомнительных делишек группы женщин с образованием, но пока что-то там у ребят подзаклинило.
– Ну-ка, бери телефон, соединяй меня с Флосси.
– Зачем?
– Я берусь за твое дельце, Уорд. Но у меня такса – пятьдесят долларов в день, плюс расходы. Придется тебе перечинить изрядную кучу этих твоих хрюкалок.
– Ладно, на десять-то кусков вы все же меня не разденете! – сказал он, осклабясь, подвинул к себе телефон и набрал номер. Я принял от него трубку и подмигнул ему. Что ж, он мне начинает нравиться.
Спустя секунды три ответил голосочек нежный, как капроновый чулок, и я изложил свою просьбу.
– Насколько я понимаю, вы мне можете обеспечить час полноценной трепотни, – сказал я.
– Конечно, мой хороший. О чем будем разговаривать?
– Я бы хотел обсудить Мелвилла.
– «Моби Дик» или рассказы?
– А что за разница?
– Разница в цене, вот и все. За символизм
доплата отдельно.
– Ну, и во сколько же это мне обойдется?
– Пятьдесят, может, сто за «Моби Дика». А хотите сравнительный анализ – Мелвилл и Готорн? За сотню могу устроить.
– Годится, – сказал я и продиктовал ей номер комнаты в отеле «Плаза».
– Хотите блондинку или брюнетку?
– Хочу сюрприз, – сказал я и повесил трубку.
Я побрился и, пока заправлялся черным кофе, заодно перелистнул соответствующий том энциклопедии. Не прошло и часа, как в дверь постучали. Я отворил. Передо мной стояла рыженькая малышка, как два больших шара ванильного мороженого упакованная в тугие слаксы.
– Привет, меня зовут Шерри.
Что ж, они действительно умеют действовать на воображение. Длинные прямые волосы, кожаная сумочка, в ушках серебряные колечки, никакой косметики.
– Поразительно, и как это тебя в гостиницу в таком виде пустили! – сказал я . – Швейцар обычно за версту интеллигенток чует.
– Успокоила его пятеркой.
– Начнем? – пригласил я, указывая на кушетку.
Она закурила и приступила к делу.
– Что ж, можно начать с того, что «Билли Бад» – мелвилловское оправдание отношения божественного к сущему, нэ-се-па?
– Похоже, правда не в мильтонианском смысле.
Я блефовал. Мне было интересно, способна ли она на это клюнуть.
– Нет-нет! В «Потерянном рае» как раз недостает этой субструктуры пессимизма.
Клюнула!
–Да. Да. Господи, как вы правы! – мурлыкал я.
– По-моему, Мелвилл нам заново открыл невинность как добродетель. Добродетель в наивном, но все же усложненном понимании, вы не согласны?
Я предоставил ей высказываться дальше. Ей было едва ли девятнадцать, но она успела уже и усвоить и закрепить все эти псевдоинтеллектуальные ужимки. Стрекоча, она многословно сыпала познаниями, но все это совершенно механически. Только это я подначу ее копнуть поглубже – она мне тут же обманный финт: «Да, Кайзер, ах, как это глубоко! Подумать только! Платоническое осмысление христианства! И как это мне в голову не приходило!»
Около часа мы так проболтали, а потом она мне сказала, что ей пора. Она встала, я выложил сотенную.
– Спасибо, мой хороший.
– Там, где я это раздобыл, деньжата водятся и покруче!
– Ты это к чему? Я поймал ее на любопытстве. Она снова
села.
– А что, если б мне вздумалось устроить… ну, вроде как посиделки? – сказал я.
– Как это – посиделки?
– Ну, скажем, две девушки объяснили бы мне Ноэма Хомски[23]23
Ноэм Хомски (р. 1928) – американский лингвист, один из крупных представителей структурализма, создатель т. н. транформационной грамматики.
[Закрыть].
– Ммм… так!..
– Ну, нет так нет. Забудем, ладно?
– Тут тебе надо действовать через Флосси, – сказала она. – Но учти: это влетит в копеечку!
Пришло время затянуть гайки. Ткнув ей в нос значок частного детектива, я сообщил, что взял ее на понт.
– Я легавый, малышка, а обсуждение Мел-вилла за деньги карается по статье 802. Получишь срок.
– Ах, скотина!
– Потише, бэби, не пришлось бы все повторить в полиции. Там тебя за такие слова, пожалуй, не похвалят.
Она ударилась в слезы. «Кайзер, отпустите меня! Ну, пожалуйста! – хныкала она. – Мне деньги нужны дотянуть до диплома! Меня сняли со стипендии! Второй раз уже. О, Господи!»
Тут она выложила все до точки. Музыка и языки в детстве. Потом молодежные лагеря социалистов, демонстрации и плакаты. Те дамочки, которые шпалерами стоят у служебного выхода из театра, – это все она, и те, что карандашиком карябают на полях какой-нибудь из книг о Канте: «Поразительно! Гениально!» – это тоже она. Но где-то она оступилась. Где-то сделала неверный шаг и поскользнулась.
– Мне позарез понадобились деньги. А одна подружка сказала, что у нее есть знакомый женатик, у которого супруга не очень-то волокет. А он балдеет от Блейка. А она не рубит в этом, хоть тресни. Я говорю – ладно, за хорошие бабки почему не поговорить с ним о Блейке? Сначала-то я нервничала! Несла ахинею! Но оказалось, ему – до лампочки. И тут та подружка сказала, что он не один такой. Ой, бывало уже, меня ловили! Однажды застукали, когда я в машине читала вслух какие-то стихи из антологии, а в другой раз остановили и обыскали в парке Тэнглвуд. В третий раз мне от них не отделаться!
– Тогда веди меня к Флосси. Она закусила губку и говорит:
– Книжный магазин Хантер-колледжа – ширма!
– Вот как?
– Вроде как те игорные притоны, которые спрятаны позади маникюрных кабинетов. Да вы сами увидите.
Я тут же звякнул в управление и навел справки. Потом я отпустил ее.
– Ладно, – говорю, – малышка. Считай, что сошла с крючка. Но из города не уезжай покуда.
Ее личико благодарно приблизилось к моей синеватой роже.
– Хочешь достану тебе фотографию Дуайта Макдональда, где он читает? – прошептала она.
– Ладно, как-нибудь в другой раз.
Когда я вошел в книжный магазин Хантер-колледжа, навстречу мне поднялся продавец, молодой человек с пытливыми глазами.
– Чем могу быть полезен? – осведомился он.
– Я ищу редкое издание «Рекламы самого себя»[24]24
«Реклама самого себя» – сборник эссе (1961) знаменитого американского писателя Нормана Мейлера.
[Закрыть]. Знаю, что автор отпечатал несколько тысяч экземпляров с золотым обрезом – для друзей.
– Я наведу справки, – сказал парень. – У нас прямая связь с домом Мейлера.
Взглядом я осадил его. – Я от Шерри, – сказал я.
– Ну, тогда пошли, – нимало не удивился парень.
Он нажал кнопку, стена книг отъехала в сторону, и, словно агнец, я очутился посреди суматошного дворца наслаждений, который зовется «У Флосси».
Пунцовые тисненые обои вкупе с обстановкой в викторианском стиле создавали атмосферу. Бледные, остриженные без затей нервные девы в очках, оправленных металлом, лениво развалясь, сидели и лежали на диванах с соблазнительно приоткрытыми томиками классики издательства «Пингвин» в руках. Блондинка с улыбкой от уха до уха подмигнула мне, дернула подбородком в сторону комнаты на втором этаже и сказала:
– Мужчина, как насчет Уоллеса Стивенса, а?
Тут предлагались, однако, не только чисто интеллектуальные удовольствия; эмоции тоже были в ходу. Как выяснилось, за полета можно было «вступить в отношения, не доходящие до интимных». За сотню девица одалживает тебе свои пластинки Бартока, идет с тобой обедать, затем позволяет присутствовать при истерическом припадке. За полтораста ты слушаешь стереоприемник с близняшками. За три сотни идет большой набор: в Музее современного искусства тебя как бы невзначай подклеивает тощая брюнетка еврейской национальности, дает читать свою дипломную работу, впутывает тебя в визгливую свару в ресторане из-за фрейдовской трактовки природы женщины, а потом симулирует самоубийство (способ – по выбору заказчика). В общем, – предел мечтаний, —
на любителя, конечно. А почему нет? Все же великий город – Нью-Йорк!
– Ну, как пейзажик? – раздался голос у меня за спиной. Я обернулся и обнаружил себя глаз в глаз с револьвером 38-го калибра. Вообще-то я на слабый желудок не жалуюсь, но тут и у меня внутри что-то дрогнуло. Так и есть: это Флосси. Голос я узнал сразу, однако Флосси оказалась мужчиной. Лицо его было скрыто маской.
– Вы не поверите, – сказал он, – но у меня нет даже диплома колледжа. Меня вытурили за плохие отметки.
– Из-за этого вы и ходите в маске?
– Когда-то я мечтал прибрать к рукам «Нью-Йоркское книжное обозрение», у меня даже план был разработан детальный, но для этого, хоть тресни, надо было сойти за Лайонела Триллинга[25]25
Лайонел Триллинг (1905 – 1975) – знаменитый американский публицист и критик.
[Закрыть]. На операцию я поехал в Мексику. Там в Хуаресе есть такой врач – за деньги он кому угодно придаст сходство с Триллингом. Но что-то у него не вышло. Лицом я получился вылитый Оден, а голосом – Мэри Маккарти[26]26
Мэри Маккарти (1912 – 1989) – американский литературовед и критик.
[Закрыть]. Тогда-то я и начал работать по ту сторону закона.
Быстро, прежде чем его палец успел привести в движение спусковой крючок, я начал действовать. Рванувшись вперед, я локтем саданул ему в зубы и, пока он падал, выхватил у него револьвер. «Флосси» рухнул как тонна кирпичей. Когда подоспела полиция, он все еще стонал.
– Чистая работа, Кайзер, – сказал сержант Холмс. – Когда закончим с этим парнем мы, с ним хотят побеседовать ребята из ФБР. Что-то там какие-то аферы с дантовским «Адом», изданным с комментариями. Ну, взяли его, ребята!
В тот же вечер, немного попозже, я заглянул к одной своей старой знакомой, Глории. Она блондинка. Диплом защитила с отличием. Вся разница в том, что она-то факультет физкультуры закончила. Мне было хорошо!
Ранние эссе
Ниже приводятся некоторые из ранних эссе Вуди Аллена. Поздних эссе вы не найдете, поскольку автор себя исчерпал. Возможно, с годами Аллен станет лучше понимать жизнь и опишет ее, после чего удалится в свою спальню и больше ее не покинет. Подобно размышлениям Бэкона, высказывания Аллена кратки и полны житейской мудрости, в чем можно убедиться, хотя ограниченный объем не позволил включить в подборку главное сочинение автора: «Об освещенной стороне вещей».
О наблюдении за деревьями в летнюю пору
Среди всех чудес природы, возможно, самое удивительное – это деревья в летнюю пору (если только рядом не появился лось и, шлепая губами, не начал напевать «Ты свела меня с ума»). У деревьев зеленая густая листва (в противном случае с ними что-то не так). Взгляните, как их ветви тянутся, с позволения сказать, к небу. «Я маленькая ветка, но тоже хочу получать социальное пособие». А какое многообразие! Что это – ель или тополь? Или гигантское красное дерево? Боюсь, это горделивый вяз, и вы снова сели в лужу. Разумеется, вы бы в момент узнали любое дерево, если бы превратились в пернатого дятла, но тогда – плохо дело – вы бы не смогли завести свою машину.
Почему деревья гораздо привлекательнее журчащего ручья? И вообще, всего того, что журчит? Потому что их великолепие есть безмолвное свидетельство интеллекта, которого еще не знала земля, и уж тем более нынешняя президентская администрация. Как сказал поэт: «Создание дерева под силу только Богу». Еще бы: поди приделай к нему кору.
Один дровосек собрался срубить дерево, но заметил, что на нем вырезано сердце и два имени внутри. Он отложил свой топор и взялся за пилу. Не помню, в чем смысл истории, но через полгода дровосеку в качестве наказания велели научить карлика римским цифрам.
О молодости и старости
Не старость является самым верным признаком зрелости, а умение не растеряться, проснувшись на оживленной улице в центре города в одних трусах. Преклонные годы ничем не уступают юным, если вам не нужно платить за квартиру. Следует хорошенько запомнить, что каждый возраст имеет свои преимущества и только покойник не в состоянии нащупать выключатель. Между прочим, страх смерти связан прежде всего с тем, что за нею может не оказаться загробной жизни, – это должно особенно удручать тех, кто всю жизнь регулярно брился. Вместе с тем правы и те, кто опасается, что загробная жизнь все-таки существует, – ведь решительно никому не известно, стоит ли откладывать на нее деньги. Сама же смерть дается нам необычайно легко – легче, чем все остальное: достаточно только лечь на диван и закрыть глаза.
Подведем итог: так ли страшен возраст? Вовсе нет, если вы чистили зубы два раза в день! И почему только нет силы, сдерживающей натиск лет? Как нет хорошего отеля в пригороде Индианаполиса. Ну да ладно…
В общем, лучше всего вести себя соответственно возрасту. Если вам шестнадцать и меньше, постарайтесь не лысеть. С другой
стороны, если вам за восемьдесят, то самое время плестись по улицам, шаркая, прижимая к себе бумажный пакет и бормоча: «Кайзер из меня все жилы вытянет». Помните: все относительно – по крайней мере, так должно быть. Если же нет, придется начинать путь сначала.
О бережливости
Идя по жизни, следует постоянно откладывать на черный день и сдерживать себя, если вдруг захотелось персикового сока или безумно дорогую шляпу. Деньги – это еще не все, и все же лучше быть богатым, чем здоровым. Представьте себе, что вы входите в мясную лавку и начинаете расписывать свое здоровье: «Посмотрите, какой у меня загар, а еще я никогда не простужаюсь!» Не ждите, что мясник тут же примется рубить вам мясо (если, конечно, он не круглый идиот!). Быть богатым все-таки лучше, чем бедным, – хотя бы если исходить из чисто утилитарных соображений. Хотя, конечно, счастье не купишь. Взять, к примеру, стрекозу и муравья. Стрекоза развлекалась все лето, а муравей вкалывал как проклятый. Наступила зима, стрекоза осталась ни с чем, а муравей стал жаловаться на боли за грудиной. Да, насекомым не позавидуешь. И не думайте, что мышам живется
лучше. Одним словом, знать бы, где упасть… но только не в хорошем костюме.
Следует хорошенько запомнить одно: потратить два доллара всегда легче, чем сэкономить один. И упаси вас Бог довериться маклеру с французской фамилией – разоритесь как пить дать.
О любви
Что лучше – любить или быть любимым? Ни то, ни другое, если холестерин у вас больше шестисот. Под любовью я разумею, естественно, романтическую любовь – любовь между мужчиной и женщиной, а не между матерью и ребенком, мальчиком и собакой или двумя метрдотелями.
Самое поразительное, что, когда ты влюблен, тебя тянет петь. Ни в коем случае нельзя допускать также, чтобы разгоряченный самец речитативом декламировал любовные песни. Любить и восхищаться – вещи совершенно разные, ибо восхищаться можно на расстоянии, а любить – только находясь с предметом любви в одной комнате, а еще лучше – в одном платяном шкафу.
Хороший любовник должен быть сильным и вместе с тем нежным. Насколько сильным? Скажем, надо уметь поднимать фунтов пятьдесят. Следует также помнить, что для того, кто любит, нет ничего прекраснее объекта любви, —
и пусть посторонние говорят, что она неотличима от мускусной крысы. Красоту каждый воспринимает по-своему. И если у вас плохое зрение, обратитесь к ближайшему соседу, пусть скажет, какая девушка симпатичнее. (Характерно, что самые симпатичные оказываются и самыми большими занудами, вот почему некоторые считают, что Бога нет.)
«Счастье любви длится лишь миг, – пел трубадур, – мука любви длится вечно». Из этой песни мог бы получиться хит, если бы она не пелась на мотив «Янки Дудль Денди»[27]27
«Янки Дудль Денди» – популярный американский фильм-мюзикл, вышедший в 1942 г.
[Закрыть].
О прогулке по лесу и собирании фиалок
Ни то, ни другое занятие удовольствия вам не доставит, так что займитесь чем-нибудь еще. Навестите заболевшего товарища, а если это невозможно, пойдите в театр или сядьте в теплую ванну с интересной книжкой. Всяко лучше, чем блуждать по роще и с дурацкой улыбкой собирать в корзинку цветы. Охота вам прыгать за ними туда-сюда? И потом, что вы будете делать с этими фиалками? «Поставлю в вазу», – скажете вы. Ну и глупо. Ведь сейчас можно заказать цветы на дом. Пусть разносчик сам бегает по лесу – ему за это платят. Если в это время случится гроза или нападет пчелиный рой, то пусть на гору Синай возносится он, а не вы.
Кстати, не думайте, что я равнодушен к природе, я пришел к выводу, что в пенорезиновом городе больше сорока восьми часов не продержаться. Но это уже другая история.
Ирландский гений
Издательство «Викинг и сыновья» недавно анонсировало сборник «Избранные стихотворения и поэмы Шона О'Шона». Шон О'Шон – великий ирландский поэт, который, по мнению наиболее авторитетных специалистов, может по праву считаться самым трудночитаемым, а стало быть, и самым талантливым поэтом своего времени. Изобилующая ассоциациями и аллюзиями сугубо личного характера, поэзия Шона О'Шона нуждается в тщательном комментировании и знании интимнейших подробностей личной жизни поэта (до неприличия скудной, если верить биографам), в противном случае читатель окажется не в состоянии постичь ее глубочайший смысл.
Приводим одно из стихотворений этой прекрасной книги.
За Ихором
Так поплывем же. Поплывем,
И пусть нос Фогарти ведет в Александрию;
Тем временем два брата Бимиш,
Хихикая, несутся к башне,
Любуясь деснами своими.
Подумать только, сколько лет прошло с тех пор,
Как Агамемнон дал совет троянцам:
«Ворота вы не отпирайте, на кой черт
Вам сдался деревянный конь таких размеров».
Какая связь? А связь такая, что
Шонесси с предсмертным хрипом
Отвел соленый огурец и рюмку,
Которую любовно
Сиделка поднесла перед бульоном.
Отважный Биксби, несмотря
На сходство с дятлом,
Упрямо рылся в том белье нечистом,
Что от Сократа через много лет
Дошло до нас.
Великий Парнелл знал ответ,
Но кто же его спросит!
Пожалуй, только старый Лаффертти,
Чьи шутки грязные нас научили
Прибежище в уроках карате
Отыскивать.
Воистину Гомер был слеп,
И это объясняет в какой-то мере,
Из-за чего он женщин избегал.
Но Энгус и друиды подтвердят,
Что человек во все века стремился
Изменить удел свой жалкий.
И Блейк мечтал об этом, и
О'Хиггинс, который ухитрился
Свой собственный костюм украсть из шкафа.
Цивилизация устроена нелепо —
Кругами ходит по своим следам;
История, как пик О'Лири,
Нас манит к небесам, ввергая
В пучину смерти.
Утешимся же, братья:
Дух наших матерей витает в небесах
И к нам взывает.
Построчный комментарий
Так поплывем же… —О'Шон любил плавать, хотя никогда в жизни не видел моря. Еще мальчишкой он мечтал стать моряком, но потом, узнав про акул, одумался. Его старший брат Джеймс, однако, служил во флоте Ее Величества, но был с позором уволен за продажу морской капусты старшему боцману.
нос Фогарти, —Несомненно, речь идет о Джордже Фогарти, который в свое время уговорил О'Шона стать поэтом, заверив, что на вечеринки его будут приглашать в любом случае. Фогарти выпускал журнал, в котором сотрудничали начинающие поэты, и хотя на этот журнал подписалась только мать Фогарти, его значение трудно
переоценить как для ирландской, так и для мировой поэзии.
Типичный рыжеволосый ирландец и весельчак, Фогарти считал, что для приятного времяпрепровождения достаточно улечься в общественном парке и прикинуться пинцетом. В результате с ним случился нервный припадок и его арестовали за то, что он в Страстную пятницу сжевал пару подштанников.
Нос Фогарти был предметом постоянных насмешек, потому что невооруженным глазом его невозможно было рассмотреть. Как-то на поминках Джима Келли Фогарти сказал О'Шону: «Все отдам за нормальный шнобель, иначе я за себя не отвечаю. Нет никаких сил терпеть!» Фогарти был, между прочим, знаком с Бернардом Шоу, и тот разрешил ему дернуть себя за бороду при условии, что Фогарти впредь избавит его от своего общества.
Александрия. —Ближний Восток фигурирует во многих произведениях О'Шона, начиная со стихотворения «В Вифлеем на керогазе», где в остросатирических тонах изображается быт одной ближневосточной гостиницы: повествование ведется от лица египетской мумии.
два брата Бимиш —два полоумка, которые пытались попасть из Белфаста в Глазго, посылая друг друга по почте. Лайам Бимиш
учился вместе с О'Шоном в одном иезуитском колледже, но его с позором выгнали за желание держать нос по ветру. Более замкнутый Квинси Бимиш до сорока одного года ходил с абажуром на голове. Братья Бимиш имели обыкновение являться к О'Шону и съедать его ужин, оставляя поэта голодным. О'Шон тем не менее вспоминал о них с нежностью и в своем лучшем сонете «Моя-любовь, как вол, сильна» вывел братьев в образе двуспального кресла-кровати.
башня. —После того как О'Шон покинул родительский кров, он одно время жил в башне на юге Дублина. Башня была не самой высокой: около шести футов, то есть на два сантиметра короче, чем сам О'Шон. Вместе с ним в башне жил Гарри О'Коннелл, молодой человек с выдающимися литературными задатками; его пьесу в стихах «Мускусный бык» принято было играть под общим наркозом. О'Коннелл оказал существенное влияние на формирование О'Шона-поэта, уговорив его заменить истасканную рифму «кровь – любовь» на новаторскую: «любовь – кровь».
любуясь деснами своими. —У братьев Бимиш были незаурядные десны. Лайам Бимиш ежедневно в течение шестнадцати лет вынимал вставную челюсть и деснами с хрустом разгрызал арахис, пока ему не сказали, что такой профессии не существует.
Агамемнон. —О'Шон был помешан на Троянской войне. Он не понимал, как можно было принять деревянного коня от противника. Тем более что из брюха коня раздавался громкий смех. Очевидно, этот эпизод произвел на поэта очень сильное впечатление, потому что всю оставшуюся жизнь он самым тщательным образом осматривал подарки, которые преподносили ему его близкие и друзья; как-то на день рождения ему подарили туфли, и О'Шон тут же полез в них с фонариком, то и дело выкрикивая: «Есть здесь кто-нибудь? Эй! Отзовитесь!»
Шонесси —Майкл Шонесси, писатель и мистик; оккультист, который уверял О'Шона, что тем, кто собирает макулатуру, обеспечена загробная жизнь. Шонесси верил также, что луна способна управлять душевными порывами и что если пойти в парикмахерскую во время лунного затмения, то преждевременной импотенции не избежать. О'Шон был очень привязан к Шонесси и всю жизнь прилежно занимался оккультизмом, однако осуществить свою давнюю мечту – проникнуть в помещение через замочную скважину – ему так и не удалось.
Образ луны занимает важное место в поздней поэзии О'Шона: поэт признался как-то Джеймсу Джойсу, что больше всего
на свете он любит при свете луны запустить руку по локоть в свежеиспеченный кремовый торт.
Ссылка на то, что Шонесси отказался от выпивки, относится, видимо, к тому времени, когда друзья вместе обедали в Иннесфри и Шонесси плюнул горохом из трубочки в толстую даму, которая не согласилась с его трактовкой бальзамирования трупов.
Биксби —полное имя: Имон Биксби, политический деятель, пылкий фанатик, который утверждал, что только чревовещание способно установить мир на земле. Биксби был последователем Сократа, хотя и расходился со своим кумиром в определении философской категории добра. «Добро», по Биксби, достижимо лишь при условии, что все люди будут весить одинаково.
Великий Парнелл знал ответ… —Ответ, который имеет в виду О'Шон, – «олово», вопрос же – «Что экспортирует Боливия?» Понятно, что никто Парнеллу этого вопроса не задавал, хотя однажды его попросили назвать самое крупное пушное четвероногое наших дней, и когда Парнелл ответил «цыпленок», его подвергли резкой критике.
Лафферти – ортопед, лечивший Джона Миллингтона Синга. У Лафферти, личности во всех отношениях незаурядной, был бурный
роман с Молли Блум, которую он бросил лишь тогда, когда сообразил, что она – литературный персонаж. Лафферти прослыл большим шутником за то, что однажды обвалял пятки Синга в сухарях и поджарил их на сливочном маргарине. С тех пор Синг ходил подпрыгивая, и молодые драматурги, дабы перенять у него эту походку – свидетельство незаурядного драматургического видения, – повально увлеклись карате (отсюда: «…чьи шутки грязные нас научили прибежище в уроках карате отыскивать»).
Гомер был слеп … – О'Шон имеет в виду Т. С. Элиота, современного Гомера, которого он считал поэтом весьма среднего дарования, но человеком большой души. Впервые О'Шон встретился с Элиотом в Лондоне на репетиции «Убийства в соборе» (в первоначальном варианте – «Ножки ценой в миллион»). О'Шон уговорил Элиота сбрить баки и отказаться от безумного плана отправиться инкогнито в Испанию и стать танцором. Поэты сочинили литературный манифест «Новой Поэзии», обязуясь впредь уделять меньше внимания такой поэтической теме, как разведение кроликов.
Энгус и друиды. —Кельтская мифология нашла свое отражение в поистине многогранном творчестве О'Шона; его стихотворение, которое начинается словами: «Клот на барэ, на барэ, на барэ…», рассказывает о том, как
древнеирландские боги совместными усилиями превратили двух влюбленных в Британскую энциклопедию.
изменить удел свой жалкий —Возможно, относится к мечте О'Шона «изменить людей», которых он в целом считал бесчеловечными, особенно жокеев. О'Шон был убежденным пессимистом и полагал, что человечество не ждет ничего хорошего, пока оно не согласится снизить температуру тела, ибо 36, 6 – температура слишком высокая.
Блейк . – О'Шон был мистиком; он, как и Блейк, верил в потусторонние силы. О'Шон убедился в их существовании после того, как его брата Бена ударило молнией в тот самый момент, когда он высунул язык, чтобы заклеить конверт. Молнии не удалось убить Бена, но бедняга семнадцать лет прожил с высунутым языком, чем лишний раз доказал, как справедлива судьба.
О'Хиггинс . – Патрик О'Хиггинс познакомил О'Шона с Полли Флаэрти, которая вышла за него замуж после десяти лет тайных встреч, во время которых влюбленные только и делали, что тяжело дышали друг на друга. Полли была слишком ограниченным существом, чтобы представить себе истинные масштабы дарования мужа: она уверяла подруг, что если О'Шона и будут помнить, то лишь за восторженные вопли, которые
он неизменно издавал, прежде чем съесть яблоко.
пик О'Лupи. – О'Шон сделал предложение Полли на вершине горы О'Лири как раз перед тем, как его избранница свалилась в пропасть. О'Шон навещал невесту в больнице и завоевал ее сердце одой «О разложении всякой плоти».
…дух наших матерей… и к нам взывает. – Будучи при смерти, мать О'Шона Бриджет слезно умоляла сына бросить писать стихи и стать коммивояжером по продаже пылесосов. О'Шон не смог ей этого обещать и всю жизнь страдал от чувства вины, хотя на международной поэтической конференции в Женеве сумел таки всучить У. X. Одену и Уоллесу Стивенсу по пылесосу.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.