Текст книги "Голый конунг. Норманнизм как диагноз"

Однако наши археологи-норманнисты, очень стараясь доказать тесные связи Руси со Скандинавией, берут себе в помощники не только скандинавские предметы, но и вещи, которые не имеют к ним никакого отношения (что вообще-то говорит о явной скудости чисто скандинавских артефактов на территории Руси). Как, например, заключил в 2012 г. И.И. Еремеев, указав при этом на незначительное число находок на территории Белоруссии «оружия и украшений скандинавских типов»: «Вероятно, самую раннюю дату проникновения норманнов в Полоцкую землю (начало 890-х гг.) дает Брилевский комплекс с верховьев Березины, содержащий, наряду с куфическими монетами и мечом каролингского типа, серебряный спиральный браслет, имеющий параллели в кладах Северной Европы»[366]366
  Еремеев И.И. Указ. соч. С. 278.


[Закрыть].

Но тогда куфические монеты, если следовать логике Еремеева, которая заставила его увязать «серебряный спиральный браслет», имеющий лишь параллели в кладах Северной Европы, со скандинавами (а с ними автоматически и другие предметы комплекса), должны указывать на присутствие в Полоцких пределах восточных купцов. Если и далее следовать той же логике, согласно которой за каждой этнически определяемой находкой должен стоять только представитель этноса, к культуре которого она имеет отношение, то меч каролингского типа должен был доставить на указанную территорию подданный империи Каролингов.

Но он преподносится в качестве свидетельства присутствия в Полоцкой земле норманнов. Причем преподносится без всякого обсуждения, потому как аксиома, потому как давно уже мечи эти заставляют свидетельствовать в пользу скандинавов.

Можно вспомнить, как в 1970 г. Клейн и его ученики, вначале как бы предположив, что «каролингские мечи, изготовлявшиеся во франкских землях по Рейну, и попадавшие на нашу территорию, очевидно, через Скандинавию…», в итоге уже сказали без всяких оговорок, что, «касаясь вклада скандинавов в материальную культуру Киевской Руси, прежде всего нужно указать на роль норманнов в формировании русского дружинного вооружения: в IX–XI вв. здесь распространяются принесенными скандинавами каролингские мечи… ланцетовидные копья и стрелы…» (в 2012 г. археолог Н.В. Лопатин подчеркнул, что ланцетовидные наконечники копий и стрел «не являются специфически скандинавскими предметами, а характерны для североевропейского вооружения в целом». Но на это же указывал в 1966 г. известный специалист в области оружия А.Ф. Медведев[367]367
  Медведев А.Ф. Ручное метательное оружие (лук, стрелы, самострел) VIII–XIV вв. // Свод археологических источников. Е1—36. М., 1966. С. 73; Лопатин Н.В. Изборск // Русь в IX–X веках. С. 133.


[Закрыть]).

Заключение о поставках на Русь каролингских мечей скандинавами высказывали до Клейна, Лебедева и Назаренко такие же «советские антинорманнисты», как, например, Н.А. Чернышев в 1963 г. («можно сделать вывод о ввозе «франкских» клинков в скандинавские страны, где их снаряжали рукоятями и ножнами, а уже затем вывозили на Русь») и И.П. Шаскольский в 1965 г. (мечи попадали «на Русь, по всей видимости, главным образом через посредство» скандинавов, «как главных посредников в торговле Руси с Западной Европой»)[368]368
  Чернышев Н.А. О технике и происхождении «франкских» мечей, найденных на Днепрострое в 1928 году // Скандинавский сборник (СС). Вып.


[Закрыть]. Но посредством именно Клейна, Лебедева и Назаренко это заключение становится общим местом VI. Таллин, 1963. С. 226; Шаскольский И.П. Норманская теория в современной буржуазной науке. С. 121.

в работах археологов и превращается в «очевидное-вероятное» для всех. В 1996 и 2002 г. Петрухин говорил, что «мечи франкского производства из рейнских мастерских попадали на Русь через Скандинавию». В 1997 и 2009 г. Мурашева уверяла, что распространение каролингских мечей на Руси «все-таки» связано с норманским присутствием[369]369
  Клейн Л.С., Лебедев Г.С., Назаренко В.А. Указ. соч. С. 233, 252; Петрухин В.Я. Скандинавия и Русь на путях мировой цивилизации // Путь из варяг в греки и из грек… С. 15; его же. Путь из варяг в греки // Родина. 2002. № 11–12. С. 57; Мурашева В.В. Была ли Древняя Русь частью Великой Швеции? С. 10; ее же. «Путь из ободрит в греки…». С. 176. См. об этом: Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 386–387.


[Закрыть]. Было бы, конечно, очень интересно узнать, в каком таком источнике эти и другие археологи прочитали, что «мечи франкского производства из рейнских мастерских попадали на Русь через Скандинавию».

Да и Восточная и Западная Европы сами, без помощи и посредничества скандинавов (к тому же «скандинавы, – констатировал Д. Щеглов, – никому не известны как торговцы, их знают по берегам всех европейских морей только как разбойников!»[370]370
  Щеглов Д. Указ. соч. С. 223.


[Закрыть]), напрямую, а не дальним и, следовательно, намного более затратным и намного более опасным кружным путем через Скандинавию, вели широкую торговлю между собой. Как отмечается в литературе, из Среднего Поднепровья, например, «торговые пути уходили к Карпатам и в Подунавье, от Днепра по Припяти и Березине к Неману, далее на Балтику… Источники позволяют предполагать существование, по крайней мере, с середины IX в. трансъевропейской системы дорог, в широтном направлении тянувшихся от Пиренейского полуострова до Хазарии. До Среднего Поднепровья они проходили через Южную Францию, Восточную Баварию, Моравию и Малую Польшу»[371]371
  Леонтьев А.Е., Носов Е.Н. Восточноевропейские пути сообщения и торговые связи в конце VIII – Х в. // Русь в IX–X веках. С. 386.


[Закрыть].

А каролингские мечи, которые швед Т.Ю. Арне жестко увязал с норманнами (после чего они вошли в научное обращение под названием «норманнские мечи»), имели хождение по всей Европе и обнаружены там, где норманнов никогда не было (в Чехии, в землях южных славян)[372]372
  Арциховский А.В. Оружие // История культуры Древней Руси. До-монгольский период. Материальная культура. Т. I. М., Л., 1948. С. 425–426; Авдусин Д.А. Археология СССР. М., 1977. С. 227, 229.


[Закрыть], могли спокойно попадать к восточным славянам также и через их близких сородичей, с которыми у них были самые непосредственные и самые разнообразные связи, – южнобалтийских славян, покупавших оружие в империи Каролингов. Еще в 805 г. Карл Великий «запретил немецким купцам ездить в Славянскую землю и назначил только три пограничных города, куда могли приходить славянские купцы для сделок с немцами». При этом особенно строго запрещалось продавать славянам «оружие и брони»: «у того, кто вез оружие к славянам, весь товар отбирался и половина разделялась поровну между сыщиком и смотрителем торгового пункта; только другая половина поступала в казну»[373]373
  Гильфердинг А.Ф. История балтийских славян // Его же. Собрание сочинений. Т. 4. СПб., 1874. С. 65, 270.


[Закрыть]. Причем торговля южнобалтийских и восточноевропейских славян занимала ведущее место во всей балтийской торговле (именно посредством славян скандинавы постепенно втянулись в балтийскую торговлю, о чем говорит заимствование ими славянских слов, связанных с этой деятельностью: torg – торг, рынок, торговая площадь, besman – безмен и др.). Да и торговле этой способствовал давно наезженный и безопасный путь.

Как отмечал Адам Бременский (ок. 1070), от знаменитого Волина (Юмны), что находился в устье Одера и который хронист характеризует как «крупнейший из всех расположенных в пределах Европы городов…», богатый «товарами всех северных народов, нет ни одной диковинки, которой там не было бы», до Новгорода доходят за 14 дней под парусами, при этом еще отметив присутствие русских купцов в Волине[374]374
  Адам Бременский, Гельмольд из Босау, Арнольд Любекский. Указ. соч. С. 41; Нунан Т.С. Зачем викинги в первый раз прибыли в Россию // Американская русистика: вехи историографии последних лет. Период Киевской и Московской Руси. Антология. Самара, 2001. С. 53, 56.


[Закрыть] (о том, что Волин, в разы превосходящий своими размерами и численностью жителей и шведскую Бирку, и датский Хедебю, и уступающий, по представлению западных информаторов, только одному Константинополю, был главным центром торговли на Балтике и главным торговым партнером Руси говорит тот факт, что около него обнаружена почти треть всех кладов Поморья[375]375
  Потин В.М. Некоторые вопросы торговли Древней Руси по нумизматическим данным // Вестник истории мировой культуры. Л., 1961. № 4. С. 74; его же. Древняя Русь и европейские государства в Х – ХIII вв. Историко-нумизматический очерк. Л., 1968. С. 63; Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 440–443.


[Закрыть]). По заключению А.Г. Кузьмина, время Адама Бременского было «время не зарождения, а угасания пути, наиболее интенсивно функционировавшего в IХ – Х вв.». Само же его сложение историк относил к концу VIII в., когда «города южной Балтики начинают торговать с Востоком через Булгар»[376]376
  Кузьмин А.Г. Заметки историка об одной лингвистической монографии // Вопросы языкознания (ВЯ). 1980. № 4. С. 55; его же. Кто в Прибалтике «коренной»? М., 1993. С. 4.


[Закрыть].

Беря во внимание недавно открытые в Нижнем Поволховье Любшанское городище (в 2 км севернее Старой Ладоги), возведенное в последней четверти VII – первой половине VIII в. и запирающее вход из Балтийского моря в глубь материка, следовательно, в речные системы, ведущие к Каспийскому и Черному морям, и в Юго-Восточном Приильменье Городок на Маяте, вал которого датируется VI–VII вв. и чьи древности связаны с южнобалтийскими славянами, можно говорить о начале складывания пути, связывавшего Южную Балтику с Северо-Западом Руси, к очень раннему времени (и что его с самого начала полностью контролировали славяне, в связи с чем лишь только с их разрешения им могли воспользоваться чужаки, например скандинавы, и таким образом попасть в пределы Восточной Европы)[377]377
  Фомин В.В. Варяго-русский вопрос и пути его разрешения // Начала русского мира. С. 56–66.


[Закрыть].

Выше я привел мнение замечательного исследователя и истинного антинорманниста советской эпохи В.Б. Вилинбахова, который в 1963 г., говоря о заселении Новгородской земли южнобалтийскими славянами, отметил, что они могли продвигаться «вдоль южного побережья Балтийского моря или прямо по самому морю, оседая в устьях рек и на берегах Ладожского озера», что сопки «волховского типа группируются вдоль водных систем, непосредственно связанных с Балтийским морем», и что они «появились в Приладожье со стороны Балтийского моря, непосредственно из западнославянских земель» (и речь при этом ученый вел о VI–VII вв.)[378]378
  Вилинбахов В.Б. Несколько замечаний о теории А. Стендер-Петерсе-на // СС. Вып. VI. С. 330–331, 334.


[Закрыть].

Во-вторых, а мною уже задавался этот вопрос: какое отношение к скандинавским находкам, неважно, много их или мало (артефактов иных племен и народов IX–XI вв. во много раз больше), имеют наши варяги и русь? Что, на этих находках так и «написано, выгравировано, выбито, процарапано, вытравлено, что «варяги и русь – это скандинавы» (или что они «принадлежат имярек варягу-скандинаву или русину-скандинаву»)»[379]379
  Фомин В.В. Ломоносовофобия российских норманистов. С. 433.


[Закрыть]?

Об отсутствии связи варягов и руси со скандинавами дружно, будто по приказу антинорманнистов, говорят, о чем речь шла выше, все письменные источники, и в первую очередь ПВЛ. Казалось, вопрос исчерпан. Но им с завидным упорством приписывают то, что в них абсолютно отсутствует. И приписывают люди, которым общество безоглядно верит, полагая, что кто чуть ли не днюет и ночует в древностях, уж точно знает их наверняка.

Взять хотя бы русов арабских источников, в которых Клейн и все-все «уже совершенно ясно» видят норманнов. Все-все – это прежде всего археологи, которые с помощью своей универсальной отмычки – норманнизма – вскрывают и легко читают любой источник, независимо от его характера и степени сложности, независимо, разумеется, и от своих познаний в области источниковедения. Так, в 1978 г. покойный ныне ученик Клейна Г.С. Лебедев, заостряя внимание на «неопрятности» руси, зафиксированной Ибн Фадланом, заключил, что «способ омовения, когда несколько человек пользуются одной лоханью, чужд славянской бытовой культуре и несомненно германского происхождения». Как справедливо заметил по поводу таких «научных» рассуждений А.Г. Кузьмин, «этот способ аргументации весьма напоминает доводы старых норманистов: русы любили мыться в бане, норманны – тоже. Следовательно русы – норманны».

Этот же способ аргументации спокойно использовал в 2003 г. археолог В.Я. Петрухин, выдавая тот же обычай умывания русов у того же автора за скандинавский, ибо способ умывания «снизу», из таза, «несвойственен народам Восточной Европы, в том числе славянам – они использовали рукомойник; этот обычай присущ народам Европы Северной». Ныне историк Пчелов, представитель того же «неоколонаучного круга», что и Лебедев с Петрухиным, видимо, прочитав про такое тяжелое, в их интерпретации, мытье-бытье русов (одно лишь только отсутствие у них рукомойников печаль-тоску наводит), тверд, как рунический камень, во мнении, что в описаниях арабских авторов «русы имеют совершенно определенные скандинавские черты»[380]380
  Лебедев Г.С. Этнографические сведения арабских авторов о славянах и руси // Из истории феодальной России. Л., 1978. С. 23; Кузьмин А.Г. Начало Руси. С. 405, коммент. 802; Петрухин В.Я. Мифы древней Скандинавии. М., 2003. С. 279; Пчелов Е.В. Рюрик и начало Руси. С. 27.


[Закрыть].

Подобным «научным» способом норманнисты толкуют восточных авторов давно. Например, в 1835 г. В.В. Григорьев убеждал, что поход русов 912/913 гг., о котором повествует арабский историк и географ Х в. ал-Мас‘уди, «носит все качества и признаки других норманских походов» («все признаки норманского духа»), а историк Ибн ал-Асир (ум. 1234), который сообщает о набеге русов под 943 г., «начинает тем, что они, поднявшись рекою Куром, подступили к Бердаи. Один этот образ действия уже показывает норманнов, которые всегда вторгались по течению рек…». Затем в 1841 г. М.П. Погодин, закрепляя в науке такой легковесный стиль рассуждения, подчеркивал, что «обстоятельства русского нападения на берег Каспийского моря и росского на Константинополь одни и те же с нападением норманнов на берега всех европейских морей, и доказывают их одно северное происхождение, а не восточное»[381]381
  Григорьев В.В. О древних походах руссов на Восток // ЖМНП. СПб., 1835. № 2. С. 240, 248, 257; Погодин М.П. О важности исторических и археологических исследований Новороссийского края, преимущественно в отношении к истории и древностям русским. Речь г. Надеждина, помещенная в книге под заглавием: Торжественное собрание Одесского общества любителей истории и древностей, 4 февраля 1840. Одесса, 1840 // Москвитянин. Ч. I. № 2. М., 1841. С. 554.


[Закрыть].

Сколько лет с тех пор прошло, сколько всего изменилось и переменилось. Но одни только археологи свято «блюдут» дорогие их сердцу «признаки норманского духа», выявленные Григорьевым. Так, в 2000 г. Петрухин убеждал, что поход руси на Каспий между 911 и 914 г. сильнейшим образом напоминал «морские набеги викингов на Западе, в империи Каролингов: разграбив побережье Каспия, русы укрылись на близлежащих островах, и неопытные в морских сражениях местные жители были разбиты, когда попытались на своих лодках сразиться с русами»[382]382
  Петрухин В.Я. Русь, Хазария и водные пути Восточной Европы // Великий Волжский путь. Материалы Круглого стола «Великий Волжский путь» и Международного научного семинара «Историко-культурное наследие Великого волжского пути». Казань, 28–29 августа 2000 г. Казань, 2001. С. 158.


[Закрыть]. Нечего сказать, тонкое и, главное, очень даже историческое наблюдение.

Однако норманнисты не только в «норманском духе» толкуют памятники, они могут – вот что с ними вытворяет этот дух! – до неузнаваемости изменить его текст. Так, в свое время учитель Григорьева академик востоковед Х.М. Френ настолько сильно желал во всем видеть скандинавское, что усомнился в вышеприведенном ясном свидетельстве ад-Димашки: варяги «суть славяне славян», потому как, откровенничал он, «мне пришло в голову» прочитать иначе: варяги «живут насупротив славян», т. е. напротив славянского южнобалтийского побережья, значит, в Скандинавии[383]383
  Венелин Ю.И. Известия о варягах… С. 11–12.


[Закрыть].

Вот так: что приходит в голову под влиянием дурманящего сознание «норманского духа», то и читают.

Остается напомнить нашим археологам, что датчанин В. Томсен, т. е., опять же замечу, как и в случае со Стальсберг, стопроцентный скандинав, внимательно проанализировав известия всех восточных авторов, отказался от ник как доказательствах норманнства руси и посоветовал «пользоваться этими сочинениями с большою осторожностью»[384]384
  Томсен В. Начало Русского государства. М., 1891. С. 35.


[Закрыть]. Из современных археологов этому совету следует, видимо, только А.Н. Кирпичников, который отмечал в 2000–2002 гг., что в источниках, в том числе восточных, «вместе со славянами обычно упоминаются русы. Их уверенное соотнесение со скандинавами безоговорочно принять нельзя»[385]385
  Кирпичников А.Н. Великий Волжский путь, его историческое и международное значение // Великий Волжский путь. С. 19; его же. Великий Волжский путь // Родина. 2002. № 11–12. С. 62; его же. Великий Волжский путь и евразийские торговые связи в эпоху раннего средневековья // Ладога и ее соседи в эпоху средневековья. СПб., 2002. С. 44.


[Закрыть].

Но другие наши археологи-норманнисты нисколько не осторожничают и в деле толкования источников с русской молодецкой удалью далеко обходят даже самую заинтересованную сторону в норманнской интерпретации варяго-русского вопроса – скандинавских ученых. И под их влиянием на источники начинают их же глазами смотреть, что весьма показательно и вместе с тем весьма прискорбно, специалисты. Например, если в 1978 г. востоковед Т.М. Калинина еще заключала в духе Томсена: «Восточные источники сами по себе давали слишком мало сведений и слишком односторонние данные, чтобы по их материалам можно было решить вопрос об этнической принадлежности русов», то уже в 2009 г. в хрестоматии «Древняя Русь в свете зарубежных источников» в известии ал-Мас‘уди, что у русов «есть вид, называемый Луда‘ана», преподнесла данный вид, а эта мысль высказывалась и до нее, как искаженное написание «западноевропейского названия норманнов: лордманн, в арабо-испанских источниках – ал-урдуманийа…»[386]386
  Калинина Т.М. Норманский вопрос в трудах востоковедов России // Методика изучения древнейших источников по истории народов СССР. М., 1978. С. 152; Древняя Русь в свете зарубежных источников. Хрестоматия. Т. III. С. 114, коммент. 17.


[Закрыть].

Хотя вот ей Клейн, конечно, не укажет, что она по оплошности спутала «Луда‘ан» с норманнами-лордманнами. Потому как свои по определению безгрешны и безвинны. Наоборот поддержит и снисходительно кивнет – с фото, что размещено в газете «Троицкий вариант – наука», – в знак поощрения к дальнейшим таким достижениям на ниве «академической науки».

Надеюсь, что сказанное заставит молодых археологов хоть немного, но задуматься над состоятельностью доказательной базы норманнизма, в том числе археологической, задуматься над словами старших коллег, навязанных им в качестве непререкаемых авторитетов в варяго-русском вопросе и борцов за истину с «ультра-ура-патриотами», якобы отстаивающими идею, вспомним слова Клейна, «что русский народ по самой природе своей призван повелевать и господствовать над другими народами» (носителей такой идеи, заливших кровью Европу и готовивших такую же участь всему миру, в 1941–1945 гг. разгромил в первую очередь именно русский народ).

Есть же у них своя голова на плечах, да и не все же время им жить с оглядкой на Клейна и его учеников, как он их охарактеризовал в 1999 г., «видных славистов» (в «Споре о варягах» Клейн пишет, что воспитал «в своем семинаре целую плеяду молодых исследователей, преданных принципам объективной науки…»)[387]387
  Клейн Л.С. Норманизм – антинорманизм: конец дискуссии // Stratum plus. СПб., Кишинев, Одесса, Бухарест, 1999. № 5. С. 91—101; его же. Спор о варягах. С. 12.


[Закрыть]: Г.С. Лебедева, В.А. Булкина, В.А. Назаренко, И.В. Дубова, Е.Н. Носова, С.В. Белецкого и др., по признанию последнего, «неизлечимо больных норманизмом». Точнее говоря, скандинавоманией, как назвал в 1836 г. эту смертельно опасную для науки болезнь, передаваемую по научному наследству, истинный славист Ю.И. Венелин[388]388
  Венелин Ю.И. Скандинавомания и ее поклонники, или столетние изыскания о варягах. М., 1842.


[Закрыть]. Ну, отлучит их сей грозный муж от своей науки. Да с этим отлучением они только свободу научную обретут. И много полезного для науки сделают.

Как, это сделал, например, археолог Д.Т. Березовец, который в 1970 г. установил, что восточные авторы под «русами» понимали алан Подонья, носителей весьма развитой салтовской культуры. Или другой археолог Д.Л. Талис, который на основании греческих и арабских памятников, топонимики Крымского полуострова в 1973–1974 гг. показал историческое бытие Причерноморской Руси в VIII – начале X в. в Восточном и Западном Крыму, а также в Северном и Восточном Приазовье, и также увязал ее с аланами[389]389
  Славяне и Русь: Проблемы и идеи. Концепции, рожденные трехвековой полемикой, в хрестоматийном изложении / Сост. А.Г. Кузьмин. М., 1998. С. 396–397; Талис Д.Л. Топонимы Крыма с корнем «рос» // Античная древность и Средние века. Вып. 10. Свердловск, 1973. С. 229–234; его же. Росы в Крыму // Советская археология. 1974. № 3. С. 87–99 (последняя работа переиздана в кн.: Варяго-русский вопрос в историографии).


[Закрыть].

Совершенно безосновательно современные норманнисты увязывают с норманнами руссов 860 г. (А.Л. Шлецер, поняв, что этих руссов никак нельзя выдать за скандинавов, отнес их к «неизвестной орде варваров», неизвестно откуда пришедшей и затем неизвестно куда канувшей, и выбросил их из русской истории, говоря, что «никто не может более печатать, что Русь задолго до Рюрикова пришествия называлась уже Русью»[390]390
  Шлецер А.Л. Нестор. Ч. I. С. XXVIII, 258, 315; ч. II. СПб., 1816. С. 86– 116.


[Закрыть]). Так, норманнами их считают, позволю себе вернуть им такого рода долг, «ультра-норманист» Клейн и «ура-норманист» Пчелов. В 2012 г. в Санкт-Петербурге, а речь о ней уже шла, была издана ПВЛ, комментаторы которой А.Г. Бобров, А.М. Введенский, Л.В. Войтович, С.Л. Николаев, А.Ю. Чернов не сомневаются в том, что, «однако все сведения о южной руси указывают на ее северогерманское происхождение»[391]391
  Повесть временных лет. С. 245 (коммент. к с. 17).


[Закрыть].

Опять фантазия на тему «Да, скандинавы мы», которая не выдерживает проверки при обращении к конкретному материалу. Сведений о южной руси довольно много, и они указывают, во-первых, на существование в южных пределах Восточной Европы как минимум двух Русий, предшествовавших Киевской Руси и связанных с Прикаспием и Причерноморьем, и во-вторых, что к этим Русиям скандинавы не имели никакого отношения.

Так, готский историк VI в. Иордан применительно к событиям IV в. ведет речь о «вероломном» племени «росомонов» («народ рос»), которое подчинил себе король готов Германарих, и два представителя которого – Сар и Аммий – ранили его мечом, что послужило одной из причин смерти короля (данный факт отражает высочайшую степень противостояния готов и росомонов). Самих же росомонов, т. е. народ рос, чаще сближают, констатировал в 1970–2003 гг. А.Г. Кузьмин, с роксоланами, тем самым признавая их ираноязычными. В 2003 г. В.В. Эрлихман указал, что название «росомонов» Иордана «убедительно истолковано из норм осетинского языка как «русские (или «благородные») мужи». Иранские корни имеют и имена вождей росомонов – Сар и Аммий»[392]392
  Иордан. О происхождении и деяниях гетов (Getica). СПб., 1997. С. 86; Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море // ВИ. 1970. № 10. С. 33; его же. Начало Руси. С. 156, 160–164, 251, 267; Хрестоматия по истории России… С. 35; Эрлихман В.В. Русь и варяги в Восточной Европе (IX–XII века) // Сб. РИО. Т. 8. С. 173.


[Закрыть].

Сирийский автор VI в. Псевдо-Захарий Ритор под 555 г. называет народ «рус» (Hros), живущий к северу от Кавказа[393]393
  Пигулевская Н.В. Сирийские источники по истории народов СССР. М., Л., 1941. С. 166; ее же. Имя «рус» в сирийском источнике VI в. // Академику Б.Д. Грекову ко дню семидесятилетия. М., 1952. С. 42–48.


[Закрыть]. В 1939 г. А.П. Дьяконов говорил о реальности существования народа Hros (вместе с тем он указал на автора IV в. Ефрема Сирина, в своем толковании на книгу «Бытия» упомянувшего «росиев»). В 1953 г. Б.Д. Греков отмечал, что корень «рус», «рос» связан с роксоланами, с росомонами, с народом «рос» сирийского источника VI века. В 1957 г. польский историк Х. Ловмяньский увидел в известии Ритора первое подлинное упоминание о руси, не вызывающее «оговорок», и посчитал, что термин «русь» мог попасть к грекам от одного из иранских народов до IV века. По мнению археолога М.И. Артамонова, высказанному в 1962 г., «росы» Ритора – это или росомоны, или роксоланы, проживавшие «в лесостепной полосе среднего течения Днепра» и разгромленные в VII в. хазарами (последние, положив «конец существованию «росов» в Среднем Поднепровье», возможно, оттеснили «их частично на Донец и Средний Дон»), и что славяне, заселившие их земли, унаследовали имя «Русь»[394]394
  Дьяконов А.П. Известия Псевдо-Захарии о древних славянах // Вестник древней истории. М., 1939. № 4 (9). С. 86–87; Греков Б.Д. Образование Древнерусского государства и происхождение термина «Русь» // Очерки истории СССР. IХ – ХV вв. Ч. 1. М., 1953. С. 78; Ловмяньский Х. Указ. соч. С. 188–189; Артамонов М.И. Указ. соч. С. 394–398.


[Закрыть].

В 1982 г. историк и археолог Б.А. Рыбаков, соотнося известие Псевдо-Захария Ритора о народе «рос» с археологическим материалом, заключил, что его «географически область… должна соответствовать юго-восточной окраине антских племен, где древние венеты со времен Тацита смешивались с сарматами», и что к этому народу имеет отношение, вероятно, культура пальчатых фибул. В 1985 г. М.Ю. Брайчевский связал с «росами» того же автора население Приазовья, принадлежавшее, «скорее всего, к сармато-аланскому этническому массиву». Выдающийся наш лингвист академик О.Н.Трубачев отмечал в 1997 г., что информация Ритора о народе «рос» «где-то к северу от Кавказа, близ Дона… имеет под собой довольно реальную почву», а в 2003 г. А.Г. Кузьмин предположил, что он имеет в виду росомонов северного побережья Черного моря. Лингвист К.А. Максимович в 2006 г. высказался в пользу того, что этноним Hros «действительно относился к народу, жившему в Предкавказье или в Северном Причерноморье»[395]395
  Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества ХII – ХIII веков. Изд. 2-е. М., 1993. С. 73–75; Брайчевский М.Ю. «Русские» названия порогов у Константина Багрянородного // Земли Южной Руси в IX–XIV вв. (История и археология). Киев, 1985. С. 21–22; Трубачев О.Н. В поисках единства. Взгляд филолога на проблему истоков Руси. Изд. 3-е, испр. и дополн. М., 2005. С. 152; Кузьмин А.Г. История России… С. 102–103; его же. Начало Руси. С. 164–165; Максимович К.А. Происхождение этнонима Русь в свете исторической лингвистики и древнейших письменных источников // ΚΑΝΙΣΚΙΟΝ. Юбилейный сборник в честь 60-летия проф. И.С. Чичурова. М., 2006. С. 34.


[Закрыть].

Применительно к VI–VII вв. локализуют русь в районе Северного Кавказа и в соседстве с хазарами восточные авторы X, XI и XV вв.: ат-Табари, Мухаммед Бал’ами, ас-Са’алиби, Захир ад-дин Мар’аши. В 1965 г. А.П.Новосельцев, беря во внимание их показания, заключил, что, возможно, «в рассказе о русах речь идет о каком-то народе аланской (иранской) группы, который связан и со славянами, известными в то время в Закавказье и Иране…». В 1870 г. А.Я. Гаркави, не касаясь этноса этой руси, локализовал ее к западу от хазар около Черного моря. На нахождение русов рядом с хазарами указывает также европейский «Баварский географ» начала IX в.: «Кациры… Руссы». О непосредственной связи русов с Прикаспием говорит иудейский хронограф «Книга Иосиппон» (середина Х в.): «Русы живут по реке Кира (Кура. – В.Ф.), текущей в море Гурган (Каспийское. – В.Ф.)»[396]396
  Гаркави А.Я. Указ. соч. С. 75, 78–79; Вестберг Ф.Ф. К анализу восточных источников… Ч. 13. № 2. С. 376; Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В., Шушарин В.П., Щапов Я.Н. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 360–365; Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники IX–XI веков (тексты, перевод, комментарий). М., 1993. С. 15, коммент. 47 и 48; Кузьмин А.Г. Начало Руси. С. 251–253.


[Закрыть].

Большой объем информации о русах связан с Черным морем. Так, ряд восточных авторов – ал-Масуди, ал-Ид-риси и ад-Димашки – называют Черное море «Русским», а под «Русской рекой» подразумевают Дон с Северским Донцом. Как подчеркивает ал-Масуди, море Понт «есть Русское море; никто, кроме них (русов), не плавает по нем, и они живут на одном из его берегов. Они образуют великий народ, не покоряющийся ни царю, ни закону. … Русы составляют многие народы, разделяющиеся на разрозненные племена». «Русским морем» именуют Черное море французские, немецкие и еврейский памятники XII–XIII вв. (а точно так его называет, что характерно, и наша ПВЛ: «А Днепр втечеть в Понетьское море жерелом, еже море словеть Руское…»). По словам А.Г. Кузьмина, «поистине международное признание Черного моря «русским» – важное свидетельство в пользу существования Причерноморской Руси»[397]397
  ЛЛ. С. 6–7; Гаркави А.Я. Указ. соч. С. 130; Вестберг Ф.Ф. К анализу восточных источников… Ч. 13. № 2. С. 376; Хрестоматия по истории России… С. 124–128; Кузьмин А.Г. Начало Руси. С. 261–262.


[Закрыть].

В пользу существования Причерноморской Руси имеются еще более важные свидетельства. В византийском «Житии святого Стефана Сурожского», составленном в первой половине IX в., речь идет о нападении в конце VIII или самом начале IX в. на Сурож (Судак) в Крыму «рати великой русской» во главе с князем Бравлином (по мнению В.Г. Васильевского, «рассказ о нашествии русской рати на Сурож заключает в себе подлинную историческую основу…»). В «Житии святого Георгия Амастридского», написанном современником последнего Игнатием Диаконом, констатируется применительно к первой половине IX в. широкая известность руси на берегах Черного моря: «Было нашествие варваров, руси, народа, как все знают (курсив мой. – В.Ф.), в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия».

Васильевский, датируя амастридский поход, ударивший уже по коренным землям Византии, прилегавшим к Константинополю, временем около 842 г., отметил, что «имя Руси уже в это время не только было известным, но и общераспространенным, по крайней мере, на южном побережье Черного моря». Г.В. Вернадский считал, что поход на Амастриду мог состояться в 840 году. А.Н. Сахаров поход и последующие затем переговоры между русью и византийцами относит к промежутку между началом 830 гг. и 838–839 гг., когда русские послы прибыли вначале в Византию, а затем в Ингельгейм, где предстали перед франкским императором Людовиком I Благочестивым. А.В. Назаренко считает возможным нападение руси на Амастриду и создание «Жития святого Георгия Амастридского» относить к 810–830 гг.[398]398
  Хрестоматия по истории России… С. 93–95; Васильевский В.Г. Труды. Т. 3. Пг., 1915. С. CVIII–CX, СXIII, CCLXXIV, CCLXXVIII–CCLXXХIII; Вернадский Г.В. Древняя Русь. Тверь, М., 1996. С. 346; Сахаров А.Н. Дипломатия древней Руси: IX – первая половина Х в. М., 1980. С. 30–31, 36; Назаренко А.В. Русь IX века. С. 20.


[Закрыть].

В науке давно говорится о связи похода русов на Амастриду с сообщением Бертинских анналов о прибытии в 839 г. к Людовику I Благочестивому послов византийского императора Феофила, с которыми были люди, утверждавшие, «что они, то есть народ их, называется Рос (Rhos)» и что они были направлены их «королем», именуемым «хаканом (сhacanus)», к Феофилу «ради дружбы»[399]399
  Хрестоматия по истории России… С. 106–107.


[Закрыть]. А поиску этой дружбы предшествовало нападение русов на Амастриду близко к 839 г., возможно, в 836–838 гг. (титул «хакан» указывает, отмечали С.А. Гедеонов и Г.В. Вернадский, «на соседство хазар»[400]400
  Гедеонов С.А. Указ. соч. С. 339–343; Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 290.


[Закрыть]).

Но особое внимание ученых привлекают две речи-беседы константинопольского патриарха Фотия, в которых повествуется о нападении русов в 860 г. на саму столицу Византии (их флотилия состояла из 200 или 360 судов, которые могли нести от 8 до 14 тысяч воинов). Причем патриарх, очевидец нашествия, также отмечает факт давнего знакомства своих соотечественников с русами: «Народ неименитый, народ несчитаемый [ни за что], народ, поставляемый наравне с рабами…» (Пчелов утверждает, что до этого события византийцы русов «толком не знали…». «Совершенно напротив, – возражает таким скептикам А.В. Назаренко, – к 860 г. русь была уже известна византийским властям как достаточно обширное политическое образование, в которое входили разные народы; более того, она выступала, похоже, и как источник военной угрозы (в представлении патриарха Фотия, она до тех пор не нападала на Константинополь из страха перед славой «ромеев»), но не «бралась в расчет» из-за своей бесславности, «неименитости»). Вместе с тем Фотий, вернусь к «Венецианской хронике» Иоанна Дьякона, который спустя где-то 140–150 лет после событий июня 860 г. называет нападавших «норманнами», использует только этноним «русы» (да еще называет их «скифским», «кочующим» народом, «гиперборейской грозой», «народом с севера»)[401]401
  Хрестоматия по истории России… С. 99—101, 224; Сахаров А.Н. Дипломатия древней Руси. С. 48–65; Назаренко А.В. Русь IX века. С. 19, 21; Пчелов Е.В. Рюрик и начало Руси. С. 30.


[Закрыть], хотя о норманнах, уже несколько десятилетий грабивших разные районы Западной Европы, в Византии были прекрасно осведомлены.

В 2010 г. А.Н. Сахаров правомерно подчеркнул, что беспрецедентное по своим масштабам нападение Руси 18 июня 860 г. на Константинополь, тщательно подготовленное и блестяще осуществленное, буквально потрясло тогдашний мир, что «само это военное предприятие, сбор большого войска, оснащение флота требовало длительного и масштабного государственного обеспечения. Это могло сделать уже сложившаяся и успешно функционировавшая государственная система, которая впервые попробовала свои внешнеполитические мускулы уже ранее, во время ударов по крымским и малоазиатским владениям Византии» (отраженных в житиях святых Стефана Сурожского и Георгия Амастридского), и что в 860 г. государство Русь, которое исследователь связывает с Поднепровьем, «оповестило о своем государственном рождении остальной мир»[402]402
  Сахаров А.Н. 860 год: начало Руси // Варяго-русский вопрос в историографии. С. 555–565; то же // Начала русского мира. С. 7—17.


[Закрыть].

Что это было так, свидетельствуют слова одного из наших летописцев, начавшего с нападения русов на Константинополь отсчет русской истории (за ним эти слова на протяжении столетий повторяли другие летописцы): 856 г. «… Наченшю Михаилу царствовати, нача ся прозывати Руская земля. О сем бо уведахом, яко при семь цари приходиша русь на Царьгород, якоже пишется в летописаньи гречьстемь. Тем же отселе почнем и числа положим (курсив мой. – В.Ф.)» (рассказ об этом походе читается в ПВЛ под 866 г.)[403]403
  ЛЛ. С. 17, 20–21.


[Закрыть]. В связи со сказанным нельзя не заметить, что было бы более правильно отмечать 1150-летие зарождение российской государственности не в 2012 г., на чем настояли норманнисты (причем именно петербургские археологи), живущие и заставляющие «нас жить в мире нагроможденных ими мифов и небылиц о шведско-скандинавско-норманской Руси, вызванной к жизни, как им то заповедовал А.Л. Шлецер, «человеками»-скандинавами в 862 г.», а хотя бы двумя годами ранее – в 2010 г.[404]404
  Фомин В.В. Истоки Руси и Русской государственности // Российское государство: истоки, современность, перспективы. Материалы Межрегиональной историко-патриотической научной конференции. Липецк, 8 июня 2012 г. Ч. I. Липецк, 2012. С. 7—19; его же. Слово о Ломоносове. С. 36–38.


[Закрыть]

А в 2012 г. исполнилось 1150 лет не зарождению российской государственности, а призванию восточнославянскими и угро-финскими племенами варягов и варяжской руси, не имевших отношения к скандинавам, и чьи представители в лице князей, бояр, дружинников, купцов приняли затем активное участие в возведении здания русской государственности. Но здание последней, не говоря уже о его фундаменте, было заложено задолго до 862 года. Как заметил в 1808 и 1814 г. Г. Эверс, «русское государство при Ильмене озере образовалось и словом и делом до Рюрикова единовластия, коим однако Шлецер начинает русскую историю. Призванные князья пришли уже в государство, какую бы форму оно не имело». В 1811 г. Н. Брусилов подчеркнул, что Русское государство существовало задолго до пришествия Рюрика. В 1886 г. М.Ф. Владимирский-Буданов четко сказал, что «князья-варяги застали везде готовый государственный строй»[405]405
  Ewers J.P.G. Op. cit. S. 186; Эверс Г. Указ. соч. С. 84; Брусилов Н. Историческое рассуждение о начале русского государства // ВЕ. М., 1811. № 4. С. 285–288, 301–306; Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Изд. 5-е. СПб., Киев. 1907. С. 14.


[Закрыть]. И всесторонний анализ исторического материала показывает правоту заключений этих историков, из которых лишь только немец Эверс был антинорманнистом[406]406
  Фомин В.В. Народ и власть в эпоху формирования государственности у восточных славян // ОИ. 2008. № 2. С. 170–189; его же. Начальная история Руси. С. 171–177.


[Закрыть].

Патриарху Фотию также принадлежит «Окружное послание» (867 г.), в котором он, напомнив о «дерзости» русов, осмелившихся напасть в 860 г. на Константинополь, сообщает о последующем их крещении и утверждении у них епархии: «И до такой степени в них разыгралось желание и ревность веры, что приняли епископа и пастыря и лобызают верования христиан с великим усердием и ревностью». А принятие русами епископа прямо указывает на крещение именно народа, а не дружины воинов. И русская епархия – Росия – присутствует во всех церковных уставах византийских императоров, по крайней мере, с 879 г., занимая 61-е место в перечне митрополий, подчиненных константинопольскому патриарху (в списках времени императора Константина Багрянородного (913–959) она составляла 60-ю митрополию). Вероятно, эта епархия находилась в городе Росия, отождествляемом с Боспором, расположенном в районе нынешней Керчи, и просуществовала она до XII в.[407]407
  Хрестоматия по истории России… С. 101–102; Рапов О.М. Русская церковь в IX – первой трети XII в. М., 1998. С. 119–120; Коновалова И.Г. Город Россия/Русийа в XII в. // Византийские очерки. Труды российских ученых к ХХ Международному конгрессу византинистов. СПб., 2001. С. 128–140; Фомин В.В. Начальная история Руси. С. 91–93, 121–122, 160; Ломоносов М.В. Полн. собр. соч. Т. 6. Прим. 30 на с. 479.


[Закрыть].

Языком общения южной руси – Руси Прикаспийской и Руси Причерноморской (летописной Тмутаракани) – был славянский язык. Это хорошо видно из сообщения Ибн Хордадбеха, начальника почт провинции ал-Джибал (Северо-Западный Иран), которая соединялась с должностью политического агента и начальника полиции, констатировавшего не позже 40-х гг. IX в., что русские купцы представляют собой «вид славян» («одну из разновидностей славян») и привозят товары в Багдад, где их переводчиками «являются славянские слуги-евнухи» (А.И. Гаркави отмечал в 1870 г., что Ибн Хордадбех имел доступ к государственным архивам и что он писал о восточных славянах и русах «по личному наблюдению или лично добытым известиям…». В 2012 г. А.В. Назаренко, «омолаживая» на несколько десятилетий время свидетельства данного автора, подчеркнул, что он «сталкивался с «русскими» купцами в Багдаде или своем родном Табаристане…» и что он обладал «незаурядной» осведомленностью)[408]408
  Хрестоматия по истории России… С. 111–112; Гаркави А.Я. Указ. соч. С. 46, 54; Назаренко А.В. Русь IX века. С. 14, 22–24.


[Закрыть]. Ибн ал-Факих (конец IX – начало Х в.) дает параллельный вариант чтения известия Ибн Хордадбеха, но именует купцов «славянскими». Ибн Хордадбех, к сообщению которого, заключал в 1965 г. А.П. Новосельцев, надлежит «относиться с доверием», и Ибн ал-Факих «пользовались каким-то общим, нам не известным источником», вероятно, как уже выше говорилось, начала IХ или конца VIII в.[409]409
  Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В., Шушарин В.П., Щапов Я.Н. Указ. соч. С. 384–386; Фомин В.В. Ломоносовофобия российских норманистов. С. 207.


[Закрыть].