Текст книги "Скажи мне что-нибудь хорошее"

ПОНЕДЕЛЬНИК

Не успел Грибов подняться к себе в отдел и сесть за стол, раздался звонок: Китяев срочно вызывал его к себе. Дмитрий Михайлович подошёл к кабинету, но не успел взяться за ручку, как дверь распахнулась и выбежала заплаканная Лариса

При виде попавшей в беду женщины у Грибова сжалось сердце и он, не раздумывая, даже не зная, сможет ли помочь, рванулся к ней.

– Что с тобой?

– Потом, – махнула она рукой и побежала прочь по коридору.

– Я люблю тебя, – внезапно вырвалось у Дмитрия.

Лариса на мгновение остановилась, посмотрела на него, словно хотела что-то сказать, но повернулась и скрылась в лифте.

Ошеломлённый своим поступком Грибов застыл на месте. Он только что сотворил огромную глупость, но он… он был счастлив. Нечаянно вырвавшееся признание разом обнажило то, в чём он боялся себе признаться: он полюбил эту женщину.

Его бросало то в жар, то в холод, сердце отчаянно колотилось, а в груди металась, не находя себе места, взбудораженная душа. И хотя ему ничего не ответили, это, как ни странно, окрыляло. Его не послали далеко-далеко, хотя и могли, а значит, и она к нему не равнодушна, и это вселяло хоть какую-то надежду. Да, наверно, он сумасшедший, впал в детство, и он ничего не мог с собой поделать. Он стоял и грезил, беспричинная радость переполняла его душу, а рот самопроизвольно расползался в глупую улыбку, а уж выражение лица… С такой сияющей физиономией невозможно показаться на глаза не то что Китяеву, а даже первому встречному. Самый закоренелый тупица моментально поймёт, в чём дело.

Дмитрий подошёл к окну в конце коридора и, стараясь хоть немного успокоиться, прислонился лбом к холодному стеклу.

Однако сейчас его больше всего волновало: что с ней случилось? Он сделал несколько глубоких вдохов-выдохов и постарался придать лицу серьёзное выражение.

– Чего у тебя народ плачет? – спросил он равнодушным тоном, открывая дверь в кабинет Сан Саныча.

– А, ерунда, с мужем поцапалась, пришла отпрашиваться. Не отвлекайся. Значит так, шеф требует бумагу: как у нас дела с образцом?

– По графику.

– Отлично, так и напиши.

– Мы с тобой на завод едем?

– Посмотрим. Меня после обеда шеф вызывает. Если что, я тебя сам найду, – Китяев откинулся в кресле и потянулся. – Устал я. А ты как?

– Трудно сказать.

– Что-то моя в гостях зависла. Давай нашу встречу перенесём на недельку.

– Хорошо.

Грибов машинально отвечал, а сам лихорадочно старался придумать, как узнать, что с Ларисой?

– Послушай, дай телефон Котова.

– Которого? У нас их трое.

– Начальника конструкторского бюро.

– Для чего он тебе?

– Сидел вчера дома, и мне одна идейка пришла на ум, сразу бы и обсудили.

Грибов лукавил. У главного хранился список адресов и номеров домашних телефонов всех сотрудников института, и это была единственная возможность узнать телефон Ларисы, не привлекая постороннего внимания. Главное, чтобы Китяев ничего не заподозрил.

– Мало ему на работе заморочек, – усмехнулся Китяев, – Смотри, доведёшь старика до инфаркта.

Он нагнулся и вытащил из нижнего ящика стола тонкую папку.

«Только бы он сам не стал искать, а то все мои ухищрения пойдут насмарку, – заволновался Грибов, с напряжением наблюдая за действиями начальника. – Отдай, отдай бумажки», – словно заклинание, мысленно повторял он.

На его счастье зазвонил телефон.

– Да, слушаю, – Китяев зажал плечом трубку, однако сразу два дела делать неудобно, и он перекинул списки через стол.

Дмитрий схватил бумаги и, видя, что главный занят разговором и не обращает на него внимания, быстренько отыскал номер Ларисы, торопливо переписал его в свою записную книжку, перевернул страницу и аккуратно вывел номер начальника КБ.

– Готово, – проговорил он, возвращая папку.

Сан Саныч вопросительно взглянул на него, затем прикрыл ладонью микрофон и кисло поморщившись, прошептал: – Элька.

Грибов понимающе кивнул и, стараясь не шуметь, вышел из кабинета.

Китяев же, слушая жену, согласно кивал головой и монотонно повторял: – Да, дорогая, конечно дорогая, обязательно дорогая. – Иногда он пытался вставить слово, но ему не давали. Закончив разговор, он аккуратно, опасаясь расколотить, положил телефон на стол и мрачно выдохнул: – Утомила.

Честно говоря, без жены было спокойнее. Руки своей будущей жены он добивался с ослиным упрямством и женился довольно-таки рано, а вот то, что поторопился, понял, к сожалению, слишком поздно, обрастя, как корабль ракушками, детьми и имуществом. Менять же чего-либо не хотелось, да и, честно говоря, было боязно. Так что семейная жизнь потихоньку ковыляла, не обещая ничего увлекательного в будущем. У жены беспрестанно звонил телефон. Приходили поплакаться «за жизнь» какие-то убогие подруги. Приходилось оказывать, с подачи жены, мелкие услуги различным левым знакомым. Своих же друзей Китяев тихо подрастерял – жена не жаловала людей, которые бы ею не восхищались. Ей нравилось быть центром внимания. Вот и сейчас у неё, похоже, очередное романтическое приключение. Уж если родственники, которые обычно уже на второй день её приезда начинали задерживаться на работе или проявлять неожиданный интерес к театру и кино, не купили ей обратного билета домой, то это означало, что не так часто они её и видели.

Китяев вздохнул. Никто из окружающих не мог даже предположить, что эта, с виду легкомысленная женщина, твёрдой рукой управляет мужем. Она играла на его самолюбии, заставляя подниматься по служебной лестнице. Находясь в курсе всех его дел, ненавязчиво советовала, как ладить с начальством. Общаясь со знакомыми, мимоходом выясняла, что думают и говорят о Сан Саныче. При этом вперёд не лезла, делала всё, чтобы казаться любимой женой при уважаемом муже. Самое интересное, что при всём том, к мужикам она относилась с величайшим презрением и отзывалась о них весьма нелицеприятно.

Он снова вздохнул. С детками тоже проблемы. Жизнь строил, исходя из своих принципов, и детям спуску не давал. С детства приучал к самостоятельности, заставлял самих выпутываться из различных ситуаций. Вот детишки-то и выросли настолько самостоятельными, что он теперь для них почти чужой человек. Они не только считают себя умнее, но даже этого и не скрывают. Что думают, то прямо в лоб и выдают, мнением родителя абсолютно не интересуясь. Наверно уважают. Всё-таки не последний человек в городе. Но не любят, нет.

Выскочив из кабинета главного, Дмитрий, вместо того, чтобы вернуться к себе в отдел, направился в конец коридора, где возле окна стояло два стула и столик. Он достал мобильник, вытащил из кармана заветную бумажку и медленно, стараясь не ошибиться, набрал номер. Однако охватила непонятная робость, и он никак не мог решиться нажать кнопку вызова. А если она занята? А если телефон возьмёт муж? Последняя мысль охладила его пыл, и он решил, лучше подождать, когда они смогут увидеться без помех. Он отменил звонок и вернулся в отдел.

Усевшись за стол, он несколько раз переложил с места на место папки с чертежами, раскрыл новую тетрадь, взял ручку и с отрешенным видом уставился на чистый лист.

Народ, видя необычное состояние начальника, удивлённо переглянулся. Марина вопрошающе взглянула на Синичкина. Леонид едва заметно пожал плечами и показал пальцем на потолок. Марина повернулась к Вановне и скорчила скорбную рожицу. Вановна нахмурилась, недовольно дёрнула головой, и весь отдел погрузился в бумаги.

А Грибову работа совершенно не шла на ум. Вместо новой машины, перед его глазами стояло заплаканное любимое лицо. Он целовал эти мокрые солёные глаза, губы, а она, крепко обхватив его шею своими руками, отвечала тем же.

– Я люблю тебя, – еле слышно повторил он.

Неизвестно, как долго бы он ещё витал в облаках, но милые черты расплылись, и сквозь них проступило бесцеремонная физиономия Синичкина.

– Чем отличается умный человек от бездарного? – поинтересовалась физиономия и тотчас сама себе ответила: – Тем, что умный человек успевает делать дела вовремя и никогда не задерживается на работе сверх положенного времени, а бездарь остаётся без обеда и на сверхурочные. Господин начальник, а мы к какой категории относимся?

– Что? Чего? – нахмурил лоб Грибов, с трудом возвращаясь в действительность и недовольный тем, что его оторвали от таких прекрасных мечтаний.

– Пять часов. Приличные люди домой подались.

– Да-да, идите. Я следом, догоню.

Собирался он минут сорок, постоянно перекладывая свои вещи с места на место и забывая взять то одно, то другое. Спустившись в фойе, он понял, что народ уже давно разошёлся, лишь уборщица тётя Даша размашисто орудовала шваброй и неодобрительно посторонилась, пропуская его к выходу.

Едва он вышел на улицу, как пронзительный ветер наотмашь залепил ему лицо холодными, мокрыми белыми хлопьями. К вечеру стало заметно холоднее. Небо, затянутое мерзкой серой пеленой, навалилось на землю, покрытую грязным жёваным снегом вперемешку с водой. Ноги постоянно разъезжались и скользили по этой каше. Но разве могли смутить такие мелочи человека, к которому пришла любовь.

– Ишь ты, стихия! – счастливо улыбнулся Грибов, протирая глаза. – Весна, однако. Хорошо-то как!

Ничто не могло испортить его прекрасного настроения. Снег приятно холодил лицо, непогода разогнала всех по домам, а редкие, съёжившиеся под зонтами прохожие, шарахаясь от грязных фонтанов, летевших из-под колёс проезжающих мимо машин, старались поскорее прошмыгнуть домой. Никто не путался под ногами, не пытался перебежать дорогу – идти было широко и привольно.

Дома он сослался на усталость и завалился на диван.

– Голова болит? – обеспокоено склонилась над ним жена.

– Да нет, пустяки, – поспешно ответил он. – Просто немного устал.

– Ладно, лежи, только накройся пледом, а то замёрзнешь. – И она вышла на кухню.

Грибов закрыл глаза. Не хватало, чтобы она догадалась о его состоянии. Да, он влюбился. Самым непостижимым образом. И не представлял, что теперь делать.

– У него на работе неприятности? – шёпотом спросила у матери дочь.

– Не знаю, – также тихо ответила она. – Он вообще редко жалуется. Не хочет расстраивать. Я поначалу пыталась выпытать, что и отчего. А он и говорит: «Работа, это одно, а дом – совершенно другое». – Сейчас его лучше не трогать, сам потом расскажет.

Однако на этот раз делиться своими проблемами ни с кем, а уж тем более с женой, Грибов не собирался. Он уткнулся носом в угол дивана и мыслями находился далеко-далеко отсюда. Даже внуки, устроив на нём горку и с визгом скатываясь вниз, не смогли вывести его из этого странного, нереального состояния. Невольно вырвавшееся признание разом осветило все события этой недели, заставило его признать то, что он старательно загонял в самый дальний угол своего сознания с первых же минут их нечаянной встречи. Он влюбился в Ларису. Причём это чувство было необъяснимым. Он её совершенно не знал: кроме мимолётных разговоров, да двух торопливых поцелуев, между ними ничего не случилось. Какая-то неподвластная ему, необъяснимая сила тянула его к этой женщине. Он попытался припомнить её отрицательные черты: курит, но сейчас многие курят; говорят скандалистка, но с таким мужем будешь на всех бросаться с кулаками. Ему снова представилось заплаканное лицо любимой возле кабинета Китяева, и захотелось успокоить её, прижать к своей груди, защищая от любых бед и опасностей.

«А если я ей совсем и не нужен, – промелькнула тревожная мысль. – Мы же с Тамарой не можем долго ругаться, возможно, и они уже помирились. Мало ли что могут наговорить её „злейшие подруги“. Для того чтобы узнать что-нибудь о женщине, достаточно похвалить её перед соседкой и через пару минут получить целый ворох „самой правдивой“ информации. И большая часть из этого окажется полным враньём. А если ей действительно плохо? Я-то тоже хорош, взял так вот с бухты-барахты и ляпнул: „Люблю“. Что она обо мне подумала?»

Грибов соскочил с дивана и удивлением отметил, что за окном уже совсем темно, а жена и дети улеглись спать. Стараясь не поднимать шума, он расстелил диван и достал из письменного стола ручку и бумагу.

«Здравствуй милое солнышко, – написал он. – Прости меня, старого идиота: я не должен был говорить тебе того, что я сказал. К сожалению, ты услышала. Да, как ни странно, я тебя люблю. Мне нравится в тебе всё: твои глаза, улыбка, твоё лицо, шея и твоя… Тебе покажется, что я говорю глупости, но последний раз я объяснялся в любви больше двадцати с хвостиком лет назад. Ты замечательная женщина, мне с тобой легко и просто. Не подумай ничего плохого, я прекрасно понимаю, что смешно в моём возрасте рассчитывать на взаимность молоденькой женщины. Я по этому вопросу даже посоветовался с зеркалом, и оно со мной полностью согласилось.

Ещё раз прошу, не сердись. Я постараюсь быть не очень навязчивым, просто знай, каждая встреча с тобой для меня праздник и, если что-нибудь тебе нужно, всегда можешь на меня рассчитывать. Мне хочется сказать тебе ещё многое, но уже три часа ночи, пора заканчивать.

До свидания.

P.S. Не забудь порвать и выкинуть записку. Не хватало, чтобы её нашел твой муж, и у тебя возникли неприятности».

Письмо сочинялось мучительно медленно. Не хватало слов, чтобы выразить свои чувства, и, составив в уме фразу и начав писать, к середине предложения он напрочь забывал, что хотел сказать дальше. Время летело стремительно, а утром на работу. Да ещё необходимо проснуться раньше жены, чтобы она, не дай бог, не обнаружила записку. Наконец он поставил последнюю точку, поднялся и начал озираться по сторонам, раздумывая, куда запрятать своё сочинение. Несколько минут он бродил по комнате, пытаясь найти укромное местечко, но не ничего не придумав, снова улёгся и засунул руку с письмом под подушку.

Прошло ещё с полчаса, Грибов уже крепко спал, как в комнате появилась Тамара. Она осторожно, на цыпочках прошла на кухню, налила стакан воды и вернулась к себе. Всё это время она пыталась уснуть, однако из этого ничего не получалось. Она видела, с мужем творится что-то неладное – неужели снова неприятности на работе, только устроился и на тебе. И невозможно что-либо узнать.

Она уселась на кровати, от этих переживаний ужасно захотелось есть. Она залпом выпила воду, с головой закуталась в одеяло и постаралась успокоиться. А может ей просто показалось и она напрасно себя накручивает? Нужно будет потихоньку расспросить Китяева.

ВТОРНИК

Грибов проснулся от стука посуды на кухне и понял, что проспал: жена уже готовила завтрак. Его прошиб холодный пот; а если она подходила и случайно обнаружила его любовное послание? С замиранием сердца он пошарил под подушкой и облегчённо перевёл дух: сложенная вчетверо бумага лежала на месте. Он быстренько натянул брюки, положил письмо в карман и, на всякий случай, старательно его пригладил. Больше всего ему хотелось немедленно помчаться на работу, но делать это глупо, всё равно Ларисы ещё там нет, да и неизвестно, открыта ли входная дверь

Но сегодня судьбе, похоже, было угодно над ним немного поиздеваться. Прособиравшись, он упустил автобус, который укатил от него из-под самого носа, и Грибов влетел в отдел на десять минут позже. В принципе, ничего такого страшного. Ну, малость задержался. Всё равно никто в это время ещё не работал: дамы по обыкновению красились, а Синичкин досматривал свой сон. Неприятность состояла в том, что до сих пор Дмитрий Михайлович ещё ни разу не опаздывал. Все давно привыкли, что без пяти восемь начальник восседает на своём месте, и на тебе – этакий конфуз. Задавать вертевшиеся на языке каверзные вопросы, они, понятное дело, не стали, но здоровое любопытство явственно проступало на их лицах.

Особенно раздражала сияющая физиономия Синичкина. В кои-то веки он появился на работе раньше начальства и, естественно, не смог удержаться, чтобы не отметить сей удивительный факт.

– Я тут с самого утра думаю, а не изменить ли скорость вспомогательного двигателя, – поинтересовался он с самым невинным видом. – Вы не могли бы посмотреть, а то в КБ просили срочно дать ответ.

– Внуки у меня, ясно? – холодно ответил Грибов.

– Заведёт своих, тогда узнает, – подала голос Вановна.

– Я что, я ничего, – развёл руками Леонид. – Внуки – святое дело.

– Тогда отправляйся к конструкторам и вноси свои изменения, – буркнул Дмитрий.

Постепенно все угомонились, и рабочий день вошёл в привычное русло. Грибов немного полистал для приличия бумаги и взялся за телефон. Несколько секунд он сидел неподвижно, собираясь с духом. А что, если Лариса обиделась на его признание и не захочет с ним разговаривать или, того хуже, просто посмеётся. Сердце то отчаянно колотилось, то замирало, во рту пересохло, а левая нога почему-то начала слегка подёргиваться. Он украдкой огляделся по сторонам и, убедившись, что на него никто не обращает внимания, набрал номер. От оглушительного звука длинного гудка его бросило в жар, сердце рванулось куда-то вниз, прятаться, а сжимающая трубку ладонь стала мокрой от напряжения.

«Только бы Лариса, только бы Лариса», – словно заклинание повторял он.

Прогудел второй гудок, третий, пятый.

«Да что вы там все, провалились, что ли!? – беззвучно закричал Дмитрий. – Так и случаются у людей инфаркты».

Он понимал, ещё немного и на него начнут обращать внимание, но не мог заставить себя шевельнуть рукой. Голова резко заболела, громадная волна раздражения на всех и вся захлестнула его, и когда он уже собрался с грохотом опустить трубку на место, раздался щелчок, и знакомый голос произнёс: – Архив.

– Сан Саныч, это Грибов, – неожиданно осипшим от волнения голосом выпалил он заготовленную заранее фразу. – Я свои предложения подготовил, могу подойти.

– Да, – бесстрастно сказали на другом конце провода.

– Ах, ты уезжаешь? – продолжал представление Грибов. – Куда говоришь подойти, вниз? Да-да, сейчас сразу и выхожу.

– До свидания, – прозвучало в ответ, и связь прервалась.

«Что значит, „до свидания“? – Дмитрий Михайлович в недоумении уставился на телефон: – Она придёт или нет? А если не поняла? Попробовать позвонить снова? Нет, нужно идти».

Он встал и схватил первую попавшую под руки папку.

– Я к главному. Ни минутки покоя, и куда только гоним?

Он вышел в коридор и, стараясь не привлекать внимания, направился к лестнице. На их уже привычным месте, между первым и вторым этажами, ждала Лариса.

– Эх, ты, партизан, а если бы Рита трубку взяла?

– Я бы сразу отключился, – безмятежно ответил он и взял её за руки. Лёгкий аромат её волос ударил ему в голову, и он с трудом удержался, чтобы не обнять её. – Ты прелесть.

– Я помню, – кивнула она

– А вид у тебя усталый. Дома плохо?

– Терпимо.

– Муж?

– Ты меня сюда за этим звал? Нас с тобой эти встречи до добра не доведут. И так уже Зойка из конструкторского подколола, что ты к нам зачастил. Очень неприятно слушать.

– Извини, я на минутку. Я тут тебе вчера, не подумав… Ну, ты слышала, возле кабинета Китяева. Я не должен был этого делать, но… но так получилось. Ты мне нравишься и я.… В общем, я написал тебе письмо.

– Письмо? Давай сюда. А что ты сказал?

– Как? Ты не поняла?

– Нет.

Грибов заколебался. С одной стороны, оставалась возможность оставить всё как есть, и в тоже время, ему, переполненному эмоциями, ужасно хотелось высказаться, и он нерешительно достал из кармана своё послание.

– Давай, давай, – нетерпеливо протянула руку Лариса. – Я люблю получать письма, жалко, мне их никто не пишет.

– Бери, только, если что, не сердись, ладно? И встретимся в обед в буфете, я буду ждать твоего ответа.

Никогда ещё время не тянулось для него так медленно. Даже будучи безработным, он находил себе занятие. Сейчас же он не мог ничего: ни писать, ни читать, ни поддерживать общий разговор. Несколько раз он срывался с места, проделывал пару кругов по этажам и возвращался обратно в отдел.

Наконец наступило двенадцать часов. С трудом сдерживаясь, чтобы не помчаться со всех ног, он спокойным, размеренным шагом вошёл в буфет и огляделся. Лариса уже стояла в очереди и, заметив его, едва заметно улыбнулась. Только чудо удержало его от прыжка на месте: его не отвергли! Он глубоко вздохнул, выпрямился, глаза у него засияли. Заметив у самой кассы Леонида, Дмитрий ринулся к нему и по дороге набросал на поднос, не особо выбирая, всякой всячины: какой-то салатик, несколько булочек и стакан с кефиром. Усевшись так, чтобы видеть Ларису, он принялся за еду.

За столиком расположились Синичкин, Маринка и несколько человек из конструкторского бюро. Лёня, в своём репертуаре, гипнотизируя взглядом женскую часть компании, рассказывал о недавно увиденном новом фильме.

– Конечно, – разглагольствовал он, небрежно поигрывая чайной ложечкой. – Простой обыватель это смотреть не будет – скукота. Но для интеллигентного человека…

Грибов, изображая величайшее внимание, согласно кивал головой, хотя совершенно не понимал, о чём идёт речь. Занятый одной единственной мыслью, закончить обед вместе с Ларисой, он бросал в её сторону быстрые взгляды и, увидев, что она уходит, выскочил следом.

Она ждала его в коридоре. Они, молча, вышли на лестницу и остановились. Она внимательно и серьёзно посмотрела на него, словно пыталась заглянуть в самую душу, и от этого взгляда он похолодел. Сейчас письмо казалось ему совершенно идиотским, этакой глупой мальчишеской выходкой.

– Ты сошёл с ума, – проговорила она, но сказано это было таким тоном, что Дмитрий сразу воспрял духом, по крайней мере, на него не обиделись.

– Наверно, – согласился он. – Так уж получилось. Я не виноват, что ты красивая, чудесная, замечательная женщина.

– И это ты узнал за последнюю неделю?

– Нет, гораздо раньше, за целых сто шестьдесят восемь часов.

– Безумно огромный срок. И чего ты во мне нашёл? Многие совершенно противоположного мнения.

– Хороший вопрос, если бы я ещё знал ответ на него. Ты письмо прочитала?

– Конечно.

– Ну и что?

– Понимаешь, – начала она, и у Грибова от мрачного предчувствия, что его всё-таки пошлют, засосало под ложечкой.

Он напряжённо вытянул шею, ожидая услышать суровую отповедь, но раздались шаги, и появился Китяев.

– Я тебя по всему институту ищу, а ты тут любезничаешь, – хмуро произнёс он, и тут же постарался смягчить тон, с усмешкой добавив. – Заигрываешь без пряников?

«Какого чёрта ты вечно под ногами путаешься?» – едва не выпалил Грибов, разозлённый, что им с Ларисой снова не дают поговорить, но вовремя прикусил язык.

– Ты же сам меня отправил в «Вестнике» статью прочитать, – стараясь скрыть раздражение, проговорил он. – Я шёл в архив, по дороге встретил Логову.

– Смотри! – погрозил пальцем Сан Саныч. – Потом посмотришь, пошли, есть разговор.

– Потом так потом, – как можно равнодушнее буркнул Дмитрий, однако находиться и дальше в неведении было свыше его сил и, повернувшись к Ларисе, он умоляюще посмотрел на неё. – А статья-то хоть ничего?

– Ничего, – сухо ответила она, но глаза у неё весело блеснули.

Услышав это, он моментально расцвёл и, проходя мимо неё, незаметно взял её за руку и на мгновение крепко сжал, она ответила тем же.

– Давай одевайся, и выходи на улицу, я тебя в машине подожду, – сказал Сан Саныч и, заметив удивлённый взгляд Грибова, поморщился. – Тут лишних ушей много.

Как не злился Грибов, что ему прервали встречу с любимой женщиной, эта необычная таинственность заинтриговала. Он быстренько собрался, предупредил народ, что, скорее всего, сегодня уже не вернётся, и вышел на стоянку.

Китяев сидел в машине, нервно постукивая пальцами по рулю. Он завёл мотор и подъехал к расположенному на соседней улице небольшому бару.

– По кофейку?

– Не откажусь.

– Слушай, Димыч – начал Китяев, покрутив чашку и отставив её в сторону. – У меня к тебе небольшая просьба: мы вчера с ребятами у гаражей по пиву сообразили, ну и, естественно, задержались. Я домой часа в два ночи попал, а моя, оказывается, как на грех, весь вечер названивала. Деньги ей срочно понадобились. Я сдуру мобильник отключил, так сегодня спозаранку телефон затрещал, и сразу допрос – где был? Я популярно объяснил, а для верности сказал, что и ты участвовал. Так что, если Элька тебе позвонит… – он слегка замялся – Выручай.

– Без проблем. Только сразу предупреждаю, скажу, немного посидел, а потом домой пошёл. Она же знает, что я не большой любитель до гаражных вылазок.

– А больше ничего и не требуется! – неестественно шумно обрадовался Китяев.

«Чего это он? – недоумевающее подумал Грибов. – Наверно, не на природе, а дома в одну репу водку пил. Ходят такие разговоры, да и сама Эля, помнится, как-то жаловалась».

На этот раз он ошибался, Китяев не пил. В эту ночь он вообще не ночевал дома, а загулял у давней подруги жены, Женьки. Частенько бывая у них дома, она, сидя на кухне, жаловалась Элеоноре на свою судьбу, восхищаясь её устроенной жизнью. На Сан Саныча она смотрела широко раскрытыми глазами, постоянно повторяя, какой он замечательный муж: хозяйственный и представительный. Женька была недурна собой и несколько пофигуристей его жены. Иногда она, словно невзначай, протиралась об него своей грудью, и он тихо млел от удовольствия. Разведённая, младше его на пять лет, она жила в маленькой двухкомнатной квартире с сыном, студентом-второкурсником. Сан Саныч не отказался бы провести с ней пару часиков в постели, но боялся, что об этом сразу станет известно жене – кто их знает, всё-таки подруги. И вот вчера, днём, она позвонила ему на работу: ей зачем-то срочно понадобилась Эля. Он сообщил ей об отсутствии жены и пожаловался на свою заброшенность и одиночество.

– Так в чём дело? – раздалось в ответ. – У меня сын тоже на неделю уехал, я одна. Заходите, посидим, поболтаем.

Вечером, с бутылкой вина и тортом, он стоял у знакомой двери. Не успел нажать кнопку звонка, как дверь распахнулась и на пороге появилась хозяйка, одетая в длинное, облегающее платье.

– И почему я раньше не замечал, какая ты красавица? – игриво воскликнул он и чмокнул её в щёку.

– Врать-то, – прильнув к нему, прыснула Женька.

Сан Саныч, ощутив под тонким шёлком упругое тело, взбурлил и решил не тратить время на бессмысленные разговоры. Скинув пальто, прошёл к столу, откупорил вино и наполнил бокалы.

– За прекрасных дам! Когда дам, когда не дам! – провозгласил он, выпил и схватил Женьку за руку. – Потанцуем.

Крепко прижав к себе, всё сильнее возбуждаясь, он кружил партнёршу по комнате, и внезапно, словно невзначай споткнувшись, толкнул её на кровать и сам повалился сверху.

– Ой, раздавишь, – взвизгнула она и раздвинула ноги.

Одурев от желания, он впился ей в губы и принялся мять рукой грудь. Затем отстранился, скинул пиджак, аккуратно свернул и повесил на стул брюки. Рядом торопливо раздевалась Женька.

Сан Саныч не спал с женой почти месяц, про подругу и говорить нечего, и они с жаром набросились друг на друга. Спустя полчаса, обессиленные, они лежали рядом и тяжело дышали.

– Ты прелесть и всегда мне нравился, – проговорила Женя.

Чмокнув его в нос, она соскочила с кровати и принялась расхаживаться по комнате, собирая своё бельё, а Китяев продолжал лежать, равнодушно наблюдая за ней. Получив своё, он потерял к ней всякий интерес, и думал лишь о том, как поскорее отсюда уйти.

«А животик у неё приличный, и грудь висит – отметил он. – Возраст, ничего не попишешь. У моей практикантки вид был намного симпатичнее».

Он вспомнил, как в прошлом году к ним прислали несколько девочек на практику и одну из них, пухленькую Милу, направили к нему. Девчонка оказалась особой бойкой, без глупых комплексов. Пару раз она поприсутствовала на крупных совещаниях, причём он сажал её между собой и директором. Вскоре удачно подвернулась встреча с западными партнёрами с небольшим фуршетиком, и она пришла в восторг оттого, что оказалась в таком обществе, а после обеда в соседнем ресторане, он овладел ею прямо в своём кабинете. Правда, потом пришлось слегка раскошелиться, но она того стоила. До конца практики он ещё пару раз воспользовался ею и находился на седьмом небе от удовольствия, самодовольно поглядывая на окружающих. Это было тем более лестно для его самолюбия, что как раз перед этим ему отказала Лариса. Этакий маленький сладостный реванш. Месяц спустя после окончания практики он столкнулся с ней на улице, и сделал вид, что не узнал. Девчонка поначалу сделала круглые глаза, но оказалась умницей, поняла всё правильно и больше на пути не попадалась.

«Да, было время, – самодовольно подумал Китяев. – Впрочем, и эта сойдёт. Лишь бы не начала клянчить – дамам в возрасте вечно чего-нибудь не хватает. То ли дело молоденькие девчонки: им в подарок купишь какую-нибудь безделушку, они и рады».

– Александр, а у вас работники не требуется, – словно угадав его мысли, спросила Женя, поправляя перед зеркалом причёску.

«Начинается», – поморщился он, опустил ноги с кровати и, надев рубашку, принялся застёгивать рукава.

– Официально приёма нет, у нас сейчас с заказами туго. И потом, ты, по-моему, работаешь?

– Это подруге.

– С подругами сложней, вот если бы тебе, – сокрушённо соврал он.

– Не сочиняй, ты и меня не возьмёшь, Элька не даст.

– Что, значит, «не даст»? – вспетушился Сан Саныч. – Можно подумать, я у неё спрашивать буду!

– Ладно, не дуйся. Не можешь так не можешь.

– А ты, значит, Эльвиру боишься? – не мог успокоиться Китяев. Его начала раздражать эта женщина и захотелось побольнее её уколоть. – А для чего тогда в гости пригласила?

– А для здоровья, – прозвучал спокойный, безо всяких эмоций, ответ. – К сожалению, женщинам требуются мужские гормоны.

Китяев перекосился и едва не удержался, чтобы не влепить ей пощечину. Выходит, его просто использовали, как обычную таблетку или микстуру – принял внутрь и не болеешь.

Он вскочил и судорожными движениями, путаясь в штанинах, натянул брюки, схватил со стула пиджак, пальто и вылетел вон из квартиры.

Почти целый квартал он нёсся быстрым шагом, в ярости не замечая ничего вокруг и поминая недобрым словом всех баб на свете.

– Все неприятности от них, – со злостью повторил Сан Саныч.

– Чего? – уставился на него Дмитрий.

– Нет, ничего, мысли вслух, – поморщился тот, выплывая из своих воспоминаний. – Ты, главное, про Эльку не забудь. А то она меня потом в сыром виде съест. Без соли.

– Не забуду.

– Тогда поехали, тебя домой или к Тамаре?

«И из-за такой ерунды ты оторвал меня от Ларисы? – опешил Грибов, едва не выругавшись со злости, и тут ему пришло в голову, что Китяев мог догадаться об их отношениях и теперь специально мешает: взыграло уязвлённое самолюбие – она ведь тогда с ним не пошла. Ну, уж нет, ничего у тебя не выйдет».

Он взглянул на часы – начало шестого, если она, как обычно зашла в магазин, то он ещё успеет её перехватить. Сейчас главное – избавиться от Китяева.