Текст книги "Скажи мне что-нибудь хорошее"

СУББОТА

Утром Дмитрий твёрдо решил, что больше не будет думать о Ларисе. Совершенно. Вот прямо сейчас и прекратит – с девяти утра и до конца жизни.

Он отправился в ванную и, увидев своё отражение, передёрнулся: расплывшаяся физиономия, мрачные складки вокруг губ и тёмные круги под глазами придавали ему угрюмое выражение.

«Конечно, кому я нужен с такой жуткой рожей, и нечего было врать, что нравлюсь», – резанула мысль, и он едва не запустил в зеркало бритвой.

– И пусть, переживу, – проворчал он, кое-как привёл себя в порядок и отправился на кухню.

– Ты чего такой смурной? – поинтересовалась дочь, накладывая детям кашу.

– Настроения нет.

– Понятно, совсем за зиму захирели, витаминов не хватает. Посмотрите в окно, какая погода. Ну-ка собирайтесь, пойдём на свежий воздух. Вам нужны положительные эмоции.

– Нашла свежий воздух, – проскулил Грибов.

– Весна на улице.

– Дождик собирается.

– Ничего не знаю, – отрезала дочь. – Идём гулять, заодно по магазинам пройдёмся.

Позавтракав, всё семейство шумной компанией вывалилось на улицу. Они прошлись по скверу и направились в «Детский Мир» купить внукам по игрушке.

Возле сувенирного отдела Дмитрий придержал жену:

– Как у нас с деньгами?

– До получки хватит, а что?

– Да вон бурый мишка ничего, но можно и попозже. Я думаю, он ещё недельку отстоит.

– Вы о чём? – поинтересовалась подошедшая дочь.

– Да папе новую игрушку нашли, у него в коллекции такой нет. – И Тамара повернулась к продавцу. – Дайте, пожалуйста, вон того фарфорового медведя.

– Зацените, – присев на корточки сияющий дед показал своё приобретение подрастающему поколению.

– Потянет, – важно ответила Александра и потянула его за рукав. – Медведь есть, не хватает Маши. Пошли, я покажу, где она стоит. – Она подвела взрослых к витрине с куклами, и ткнула пальчиком: – Вот.

– Однако, цена-то! – ахнула бабушка.

Грибов, тотчас оценив обстановку, взял внучку за руку.

– Ты в этом уверена? Какая же это Машенька? Видишь, тут написано: «Барби».

– Фамилию мы её поменяем, она же девочка, – не сдавался ребёнок. – И потом, кто нам обещал по игрушке?

– И мне масинку, – вмешался Никитка и, словно боясь, что его прервут, выпалил. – Посалную, сколую помось, клан и есё… есё танк.

Дед с бабкой переглянулись и рассмеялись. Ничего не попишешь, раз обещали, придётся выполнять.

– Стоп, – остановила их Наталья. – Вам дай волю, весь магазин скупите. – И она повернулась к детям.

– Значит так, у тебя Сашенька, сколько этих «Барби»? Целых четыре штуки. Предлагаю вместо неё купить набор кукольной посуды – половину своей ты давно растеряла. Теперь ты, – она посмотрела на сына. – Мы купим, что ты хочешь, но с одним условием. У тебя этих машинок целая большая коробка и ставить мне их уже некуда. Поэтому, приедем домой и три автомобиля отнесём в садик. Договорились?

Никитка насупился. С мамой не поспоришь, характер у неё железный: сказано – сделано, а расставаться с любимыми игрушками не хотелось.

– Но одну машинку мы, так и быть, купим. Выбирай, какую?

– Посалную, – с кислым видом выдавил он и, тут же просияв, завопил. – Вон ту, с лесенкой!

Закупившись подарками, Грибовы выбрались из магазина на улицу. Дочь с детьми отправились в кафе, полакомиться мороженным, а Дмитрий с Тамарой потихоньку направились в сторону дома и, не сделав и двух шагов, натолкнулись на Китяевых, также выбравшихся подышать свежим весенним воздухом.

– Привет, вы куда?

– Гуляем.

– А мы в ювелирный, мне Китяев золотое колечко обещал, теперь пусть выполняет.

– А мы медведя купили! – Дмитрий вытащил из пакета и гордо продемонстрировал свою покупку.

– Вроде взрослый человек, честное слово, а всё как ребёнок глупостями занимаешься, – скептически поджала губки Элеонора.

– Впал в детство, – согласился Дмитрий.

– О чём беседуем? – раздался за спиной звонкий голос.

Они обернулись, рядом с ними стояла сияющая Людмила.

– Какая прелесть! – Она выхватила у Дмитрия игрушку и принялась её восхищённо рассматривать.

– Дима их собирает, – пояснила Тамара.

– Молодец, и правильно делает. У нормального мужика должно быть хобби.

– А куда это ты в таком виде собралась? – спросил Китяев, откровенно разглядывая её.

Действительно, Людка оделась явно не по сезону: короткая курточка, мини юбка и полусапожки на высоком каблуке плохо сочетались с промозглой погодой.

– Простудишься, – поддакнула Эля, недовольная, что всё внимание переключилось на эту «вертихвостку».

– В загул ударилась.

– Куда?

– В загул. Свидание у меня. Я вчера с таким интересным мужиком познакомилась, закачаешься: молодой, красивый и вроде холостой. Пригласил в ресторан.

«А Лариса не пришла», – кольнуло Грибова.

– Неужели у нас в городе ещё такие водятся? – поджала губки Эля. – Смотри, опять обожжешься.

– Ничего, не понравится – разбежимся. Я дама свободная, самостоятельная, с кем хочу, с тем гуляю.

– Неприлично женщине бросаться на шею малознакомому мужчине.

– И кто это будет мне указывать, что прилично, а что нет? – сверкнула глазами Людка. – Наши коровы с пустыми глазами, которые загораются только тогда, когда они перемывают косточки соседке, или самовлюблённые мужики, считающие себя умнее всех? Их послушать, только и остаётся бедным бабам: пораньше замуж выскочить, да на мужа всю свою жизнь гробить. И добро, если стоящий мужик попадётся, а как ошибёшься? – И она взглянула на Грибовых. – Правда, ведь?

Тамара, молча, кивнула, а Дмитрий развёл руками.

– Тут про себя не знаешь, что выкинешь, чего о других тогда говорить.

– Вот именно, – уже несколько спокойнее продолжила Людмила. – В молодости редко кто о последствиях думает, всё больше на эмоциях. Если следовать вашим приличиям, то я должна с постным видом сидеть дома возле окошка. А я жить хочу, и не желаю в старости сожалеть, что жизнь прошла мимо. А насчёт малознакомых, так он мне помог в одной неприятной ситуации. Причём бескорыстно, ничего не требуя взамен; мне даже пришлось самой его искать, чтобы сказать «спасибо».

Она взглянула на часы и подскочила: – Ой, осталось десять минут! Всем пока, я побежала, опаздывать никак нельзя.

– Стерва, – вполголоса бросила ей вслед Элеонора. В голосе её отчётливо прозвучали завистливые нотки.

– Ты чего? – удивлённо уставился на неё Дмитрий.

– Как же, наверняка богатенькому женатику голову морочит.

– Да нет, она говорила…

– Ой, Грибов, ты как маленький, – раздражённо прервала его Эля. – Мало ли что бабы говорят, а ты уши развесил.

Неизвестно чем бы закончился эта перепалка, но прямо на них налетел низенький, пухленький, похожий на огромный шарик, человек.

– О, привет Пузырёв! – радостно воскликнул Китяев и толкнул Диму в бок. – Пузырь теперь большой человек.

– Привет, привет! – помахал ладошкой Пузырёв. – Извините, спешу. – Он дёрнулся было дальше, но приостановился. – Народ, послушайте, ни у кого нет на примете хорошей технички, нужно навести порядок в документации, да и потом это дело тащить. Работы много, зато зарплата приличная, один нюанс – желательно знание английского. Хотя бы читать и переводить со словарём – много информации из-за бугра. – И он посмотрел на жену Грибова. – Томочка, как тебе моё предложение?

– Не выйдет, – улыбнулась Тамара.

– А я английского плохо знаю, – скромно поморгала глазками Элеонора.

– Подумайте, – махнул рукой Пузырёв. – Вот вам мои визитки, если кто попадётся – звякните. Ну, бывайте, я побежал.

– В институте ничего из себя не представлял, а, поди ты, в крутые бизнесмены вылез, – проводив его взглядом, с завистью проговорила Эля.

Грибов хотел пошутить, что она в то время слишком высоко задирала нос, но заметив вышедших из кафе детей, протянул Сан Санычу руку.

– Прошу прощения, наши идут. Они сегодня уезжают, так что до свидания.

Вечером дочь и внуки уехали. Грибовы посадили их на автобус и вернулись домой. За эту неделю они привыкли к беспорядку в квартире, топоту маленьких ног и весёлому визгу, и наступившая тишина подействовала на них угнетающе.

– Такова доля бабушек и дедушек, – печально произнесла Тамара. – Ждать, встречать, провожать и снова ждать.

– И не забывать, что жизнь продолжается, – стараясь приободрить жену, добавил Дмитрий. – Давай сейчас отдыхать, а порядок завтра наведём.

– Давай, – она поцеловала его в щёку. – Я пойду, да и ты ложись, хоть выспимся за эту неделю. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Он отправился в свою комнату, быстренько разобрал диван и, забравшись под одеяло, закрыл глаза.

«Послезавтра на работу. Ларису увижу. Может, всё утрясётся. Встретимся, и она скажет, что была неправа: хотела прийти в парк, но побоялась. Одно дело, „случайные“ встречи на работе, и совершенно другое – свидание в городе. Если увидят, никому ничего потом не докажешь. Я попрошу прощения за свою несдержанность, и мы помиримся».

ПОНЕДЕЛЬНИК

Понедельник начался ужасно. Подойдя к институту, возле входных дверей Грибов столкнулся с Ларисой и, кивнув, приостановился, надеясь с ней заговорить, но она прошла мимо, даже не удостоив его взглядом.

«Получил? – мрачно подумал он, направляясь к себе в отдел. – А то размечтался: встретимся, помиримся. Пора спуститься с небес на землю».

Народ, отметив сумрачную физиономию начальника, притих и целиком погрузился в работу или сделал вид, что погрузился.

Он уселся на своё место, пододвинул к себе бумаги и чем больше их разглядывал, тем меньше понимал, о чём идёт речь. Вместо строчек и чётких линий, перед его глазами зыбким туманом то проявлялось, то снова пропадало холодное лицо Ларисы.

«И ведь предупреждали же, что с ней лучше не связываться. Даже не поздоровалась, а ведь хотя бы кивнуть могла. Поделом тебе, старый пень! На девочек его, видите ли, потянуло. По утрам в зеркало иногда смотреться нужно, слива сушёная». Он нахмурил лоб и помотал головой, стараясь отогнать видение, однако это мало помогло.

«А может, я сам виноват? Почему я, собственно говоря, решил, что я ей нравлюсь? Понапридумывал себе невесть что, и теперь какие-то претензии предъявлять пытаюсь. Оно ей надо? Не надо. Я для неё пустое место: встретились, поговорили, разошлись. Ей и без меня прекрасно: вон как вчера веселилась. Хотя, если надоел, могла бы сразу и сказать. Подумаешь, с мужем поругалась. У нас тысячи, миллионы ругаются и ничего, живут дальше, ни о каких разводах не помышляют. Нормальные семейные отношения: вначале создается стрессовая ситуация, а затем ищется способ её разрешения. Маленькое разнообразие в серой супружеской повседневности. И нечего туда соваться. Всё, больше о ней не думаю, только о работе».

Он надел очки, взял чистый листок бумаги, провёл посередине длинную вертикальную линию и вверху надписал: с левой стороны – «Сделано», а справа – «Нужно сделать».

«Значит так, за прошлую неделю мы сделали. – Он нарисовал слева жирную единицу и замер. – А если она на меня обиделась за звонок? Напрасно я на неё накричал, и, собственно говоря, из-за чего? А если её на обед не отпустили? Работы-то навалом. Хотя, могла бы сообщить. Телефон же под боком».

Он почесал лоб, подёргал себя за ухо и, сняв очки, принялся массировать виски, стараясь отогнать неприятное видение.

«А глаза у неё были грустные, – кольнула неприятная мысль. – Сам же, когда пытаешься скрыть своё плохое настроение, громче всех орёшь: „Как прекрасно, как замечательно!“. Вспомни свою молодость – тоже обижаться любил. Ещё как обижался, пока не понял: нельзя держать обиду на человека, который дорог. Нет, нужно обязательно встретиться и поговорить».

Грибов схватил «Ежедневник» и даже приподнялся, но тут же плюхнулся обратно.

«Ага, встретишься тут, она уже пришла в парк, да и утром даже не посмотрела. Гордая. Максималистка. Как там говорят: „Есть два мнения: её и неправильное“. Неужели она не понимает, что это тупик в отношениях. Попробуй поцелуй рассерженного ежика, в смысле – ежиху. А я кто? Старый надутый дикобраз! Половину иголок растерял, а туда же, жалкими остатками ощетинился, уступать не желаю. Подумаешь, свидание не получилось, а я вместо того, чтобы спокойно выяснить, взял да обидел. Выходит, сам виноват. Она в жизни привыкла надеяться только на себя, поэтому и считает, что любящий человек обязан понимать её с полуслова».

Он поднял голову и пришёл в лёгкое замешательство: весь отдел исподтишка наблюдал за его манипуляциями. Даже обычно нелюбопытная Вановна удивлённо косилась на него из-за чертёжной доски.

– У нас всё готово? – стараясь скрыть смущение, грозно накинулся на них Грибов. – Нет? В таком случае надо работать.

– Вопрос спорный, – тут же высунулся Синичкин. – Работа не должна напрягать. – И хитро прищурившись, добавил. – Вот у меня есть знакомый, который считает, что самый лучший способ зарабатывать, это ждать. Деньги, правда, небольшие, зато и забот никаких.

– Где ждать? – непроизвольно переспросил Грибов.

– Известно где, в подземном переходе, – с самым серьёзным видом ответил Лёня.

За компьютером, давясь от смеха, прыснула Марина.

Дмитрий строго посмотрел в её сторону и повернулся к безалаберному подчинённому:

– Если не прекратишь трепаться, то наверняка не выполнишь свою работу. За это тебя уволят, и тогда уже точно будешь сидеть в этом самом переходе с протянутой рукой.

– Скорее, он женится, а жена прокормит, – хихикнула Марина.

– Сколько волка не корми, – назидательно заметила Вановна.

– А я волк не привередливый, – парировал Леонид. – Ем, что дадут.

– На это тоже нужны средства.

– Вот и я о том же, – не унимался Синичкин. – Главное, найти эти средства и вовремя к ним пристроиться. Правда, здесь тоже есть свои нюансы. Самое сложное в жизни – ничего не делать. Так устаёшь.

– Прекратите болтовню, – нахмурился Грибов – Работать мешаете. – И, перевернув лист, аккуратно написал: «Я не умею притворяться».

«Как бы то ни было, нужно извиниться за свою грубость. А там будь как будет. Захочет – сделает ответный шаг навстречу. Нет, стало быть, я ей не нужен». – Он ещё немного подумал, и дописал: – «Ведь невозможно улыбаться».

На этот раз нужная рифма подбиралась быстрее, и стихотворение было готово за полчаса до конца рабочего дня.

Какая мука, каждый раз

С тобой встречаясь, делать вид,

Что всё закончилось у нас,

И сердце больше не болит.

Я не умею притворяться,

Пусть даже на короткий миг.

Ведь невозможно улыбаться,

Когда наружу рвётся крик.

Но поздней осенью смешно

Цветы весенние искать,

Мне остаётся лишь одно:

Уйти, и больше не мешать.

Он вложил листок в справочник, схватил с вешалки куртку и, бросив на ходу: – Если будут спрашивать, я пошёл книги сдавать, – выскочил за дверь. Краем глаза он заметил обращённые на него странные взгляды, но второпях не придал им значения.

В лифте он молил только об одном: лишь бы Лариса оказалась на месте, потому что всегда тот, кто именно сейчас позарез необходим, обычно исчезает в неизвестном направлении.

Так оно и получилось: за столом сидела Колоскова.

«Опоздал, уже ушла», – расстроился Грибов и хотел повернуть назад, не отдавать же книгу с запиской постороннему человеку, но остановился – такой необъяснимо короткий визит вызовет у неё подозрения.

– Э… М… А как дочка? Растёт? – начал он, не придумав ничего лучшего.

– Растёт, – заулыбалась Рита. – Она у меня на последнем курсе, а вчера, представляете, место предложили, в министерстве. А вы зачем к нам…

– Везёт вам, – не дал ей договорить Дмитрий. – Замуж не собирается?

– Да вы что? – она испуганно всплеснула руками. – Ещё рано, вот станет самостоятельной, тогда можно и о муже думать, а так… Нечего голову глупостями забивать. У нас некоторые выскочили и чем кончилось?

Грибову пришлось бы в очередной раз выслушать историю о нехороших мужиках и об её муже в частности, но из-за стеллажей показалась Лариса. Увидев, кто пришёл, она дёрнулась назад, словно пытаясь скрыться, однако, пересилив себя, осталась стоять с каменным выражением на лице.

– Ой, скоро домой пора, а мне ещё бумаги разложить, – в притворном ужасе выкликнула Рита, схватила со стола папку и шмыгнула вглубь архива, бросив на них ехидный взгляд.

– А я ваш справочник принёс! – крикнул он ей вдогонку и, скороговоркой прошептав Ларисе: – Извини, я вёл себя как последняя скотина. Там, внутри, тебе стихотворение, прощальное, – сунул ей в руки книгу и, не оглядываясь, выскочил в коридор.

ВТОРНИК – СРЕДА

Напрасно Грибов надеялся, что получив стихотворение, Лариса оттает, она даже не позвонила. Не позвонила и на следующий день, а увидев его на лестнице, повернула в другую сторону. Переживая нелепую ссору с любимой женщиной, Дмитрий маялся, и всё же никак не мог заставить себя сделать ещё один шаг к примирению. Ему очень хотелось заглянуть вниз в архив, однако никак не мог найти подходящего предлога. Несколько раз он намеревался туда позвонить: но, нажав первые три-четыре цифры, снова опускал трубку на место. Наконец всё же собрался с духом, набрал знакомый номер и тут же, услышав голос Риты, отключился.

Остаток этого дня и весь следующий прошли, как в тумане. Любое дело, за которое бы он не брался, валилось из рук; обуреваемый безрадостными мыслями и переживаниями, он частенько отвечал невпопад, совершенно не замечая любопытных взглядов окружающих, а на вопросы, что с ним происходит, односложно отвечал: «Устал».

Раздражаясь от любой мелочи, он едва сдерживался, чтобы не сорваться и не начать скандалить. Не хотелось идти домой, казалось, что Тамара, глядя на его хмурый вид, обязательно догадается о той, другой, и он звонил жене, что слишком много работы и придётся задержаться.

Дома он торопливо проглатывал ужин и, чтобы жена не задавала лишних вопросов, сразу шёл спать.

ЧЕТВЕРГ

Четверг начался не лучше. Стараясь заглушить накатывающую на него тоску по любимой женщине, Грибов попытался с головой погрузиться в работу.

«Я занят, я очень занят, – словно мантру, беспрестанно повторял он. – Мне некогда думать о посторонних вещах. Меня интересуют только цифры, расчёты, чертежи. Я никуда не собираюсь идти, разве что вызовут. Хотя, кому я нужен? Китяев уехал, с КБ мы все вопросы согласовали. Если только из архива позвонят. Чёрт, причём здесь архив? Там мне тем более делать нечего».

Поняв, что работа совершенно не идёт на ум, он обложился бумагами, пододвинул к себе поближе монитор, стараясь спрятаться от любопытных глаз и создать хотя бы видимость работы, и принялся раскладывать пасьянс. Так он и просидел до самого вечера. Лишь когда недовольная уборщица в очередной раз заглянула в отдел, нехотя собрался и медленно, выбрав самый длинный путь, поплёлся домой.

Возле дома, в скверике, он заметил знакомую сутулую фигуру соседа. Прикорнув на краешке скамейки, тот что-то бормотал себе под нос.

«Опять налакался», – неприязненно подумал Грибов, пытаясь проскочить мимо.

Сосед встрепенулся и, придав мутному взгляду несколько осмысленное выражение, слегка дёрнул рукой, изображая приветствие.

– Здорово. С работы? Уважаю, – он громко икнул и продолжал: – А я вот пью. А знаешь почему? Потому как в трезвости нынче находиться нет никакой возможности. Бывало, сижу, смотрю на всё это безобразие и думаю: «Так жить нельзя». А приму грамм сто и чувствую, можно.

– Шёл бы ты спать, философ, – неожиданно миролюбиво ответил Грибов и вошёл в подъезд.

«Действительно, разве это жизнь? Может, в самом деле, напиться, и ни о ком не думать, – раздумывал он, поднимаясь на свой этаж. – А толку, – вздохнул он, открывая дверь. – Утром проспишься, и ничего не изменилось».

Лариса стояла на кухне и гладила. Доска была новая, но у неё отвалился какой-то болтик, и она постоянно заваливалась на бок. Лариса осторожно водила утюгом, стараясь не думать и не вспоминать о Диме, однако, получалось это, прямо скажем, плохо. Ужасный звонок поверг её в шок, и она до сих пор не могла успокоиться. Больнее всего то, что она никак не могла понять, в чём её вина. Единственное объяснение этой непонятной, несправедливой вспышки – ему надоело с ней возиться.

«Как мужчина он от меня ничего не получил, а романтические отношения нынче не в моде. И стихотворение принёс, чтобы помучить. Ведь с тех пор ни разу не зашёл и даже не позвонил, а значит, я ему больше не нужна. Ну и чёрт с ним, помечтала немного о возвышенной любви и хватит. Мужики – эгоисты и всегда думают только о себе».

Она и так считала себя безнравственной, однако ещё оставалась черта, та тонкая грань, переступив которую назад уже не вернуться. Рухнет зыбкое сооружение – её семья; пусть не такая, о которой мечталось, пусть плохая защита от житейских невзгод и бурь, но всё-таки своя и которую она старалась всеми силами сохранять последние годы. Она страшилась потерять этот последний клочок земли под ногами. И если она не устоит, то у неё не будет мужа. А будет ли Дима? Сможет ли он оставить свою жену, а если не сможет, что тогда делать?

Задумавшись, она нечаянно надавила немного сильнее утюгом, и доска с грохотом рухнула на пол.

– Господи, ну почему всё вокруг рушится, – в отчаянии взмолилась Лариса, собирая упавшее бельё.

А Грибов, словно потерянный, не находил себе места, шагая из угла в угол. Жена отправилась к соседке, делиться рецептом яблочного пирога и, похоже, заболталась. На него снова накатила тоска. Он попытался читать, но понял, что уже несколько минут перечитывает одну и ту же строчку.

– Бред какой-то, – пробормотал он и забросил книгу в угол дивана. – От такой жизни скоро волком завоешь. Даже на лампочку.

Он поднял голову вверх и неуверенно сказал: – У.

Не помогло. Он встал, мрачно осмотрел комнату и поплёлся на кухню поесть: авось полегчает.

Есть не хотелось категорически, хотя желудок и ныл странной тупой болью. Грибов плюхнулся на диван, включил телевизор и, пощёлкав переключателем каналов, с досадой выключил. По всем программам, словно назло, показывали счастливые влюблённые пары, и в каждой женщине ему виделись одни и те же черты. У него даже закололо меж рёбер от непреодолимого желания увидеть Ларису. На худой конец, просто услышать родной голос, хотя бы на минутку. Наконец, он не выдержал, вытащил из бумажника заветную бумажку и набрал номер её домашнего телефона.

– Алло, – оглушительным басом ответила трубка.

Грибов мгновенно покрылся липким потом, сердце заколотилось от напряжения: не хватало, чтобы он подставил Ларису. Судорожно глотая воздух, он лихорадочно соображал, что сказать. В голову почему-то лезла всякая дурь вроде насчёт обмена квартиры: мол, не они ли подали объявление? А если этому ненормальному ревнивцу померещится, что жена задумала от него уйти, и он закатит скандал? Нет, нужно придумать что-нибудь другое.

– Слушаю, – нетерпеливо повторил Олег.

– Серёга, мы купили пиво. Бери рыбу и давай к нам, – пересохшим от волнения горлом прохрипел Грибов.

– Чего? Мужик, ты не туда попал, хотя я пивка сейчас бы с превеликим удовольствием, – гоготнул муж и отключился.

Грибов выждал ровно пять минут и снова позвонил.

– Серёга…

– Мужик, достал. Я тебе русским языком сказал: ты ошибся номером.

– Не может быть, – наглея от безысходности, не унимался Дмитрий.

– Забудь и не морочь людям голову.

Грибов положил на место телефон, сделал по квартире несколько кругов и вновь взялся за трубку.

На этот раз ждать пришлось намного дольше, и он уже собрался отключиться, как раздался долгожданный, хотя и возмущённый женский голос:

– Если вы не прекратите хулиганить, я вызову полицию! Сколько можно трезвонить!

– Это я, – сдавленным голосом прошептал Грибов. – Нам нужно поговорить.

В трубке наступила гнетущая тишина. Дмитрий представил растерянное, напряжённое лицо Ларисы.

«Ну, скажи хоть что-нибудь», – молча, молил он, но в ответ услышал лишь короткие гудки.

– Вот так, – уныло проговорил он, встал, снова сел и, внезапно разозлившись, решительно набрал её номер.

– Что?

– Твой далеко?

– В магазин побежал, пива ему захотелось.

– Послушай, ты можешь объяснить, что происходит?

– А почему я должна тебе что-то объяснять! – переспросила она. – По-моему, это ты на меня накричал.

– Ты обещала…

– Ах, обещала! – взорвалась Лариса. – Я всем должна, да? – она почти задыхалась от обиды. – Я сделала что-нибудь постыдное и теперь должна за это расплачиваться? К нам пришёл Китяев, и я должна была ему рассказать, что у нас с тобой свидание?

– Но я… – попытался вклиниться в её монолог обескураженный Грибов.

– Ты такой же, как и все! – оборвала его Лариса. – Выкинь мой телефон, забудь его, я не хочу тебя больше слышать! Ты понял, забудь! – И она бросила трубку.

С минуту он сидел неподвижно, уставившись в стену бессмысленным взглядом, затем встал и вышел в прихожую.

– Вот и всё. Я ей не нужен, – мрачно произнёс он, взглянул на себя в зеркало и скривился. – Гриб. Мухомор несчастный.

Рядом с зеркалом красовался симпатичный Никиткин автограф: огромная каляка-маляка, старательно выведенная ярко-красным фломастером. Дмитрий взял нож, подковырнул край обоев и дёрнул. С сухим треском оторвался небольшой кусок. Грибов ковырнул ещё и вскоре пол усеяли обрывки бумаги.

Он перенёс из прихожей в большую комнату тумбочку, вешалку, притащил кухонный стол, вооружился мокрой тряпкой и принялся методично удалять обои, стараясь думать только о работе. Понемногу переживания ушли в сторону. Почти.

Вернувшись от соседки, Тамара застыла на пороге, с удивлением оглядываясь вокруг.

– По-моему, у нас в субботу должны быть гости, – задумчиво произнесла она, посмотрев на раскрасневшегося мужа.

Он оторвался от работы, оглядел с высоты стола это безобразие, довольно хмыкнул и соскочил на пол. Открыл шкаф, вытащил монтировку и отодрал плинтуса.

– Значит, завтра должен доделать. Разве можно жить в такой обшарпанной квартире? Смотреть стыдно.

– Хотя бы к пятнице, а то мне ещё мясо тушить, а тебе торт делать. Может, помочь?

– Морально. Поцелуй и шагай, иначе перепачкаешься.

Тамара осторожно, стараясь не споткнуться, прошла в гостиную, по пути чмокнув мужа в нос, но, заметив его туманный взгляд, устремлённый куда-то вдаль, с беспокойством спросила:

– Надеюсь, ты всю квартиру перестраивать не собираешься? Ломать стены, переносить двери, менять трубы?

– Не, – вздохнул он. – С этим бы успеть.