Текст книги "Скажи мне что-нибудь хорошее"

ПЯТНИЦА

Утром Грибов решил сразу же отдать свой подарок. Он притаился на площадке между этажами и принялся ждать Ларису. Время шло, она не появлялась, и ему пришлось отправиться к себе в отдел.

«И что теперь произошло? – размышлял он, выводя на бумаге замысловатые узоры. – И узнать не у кого. Не звонить же в архив, потом разговоров не оберёшься. Пойду я прогуляюсь, может, встречу случайно Ларису».

Он спрятал конверт в нижний ящик стола и отправился гулять по этажам. Безуспешно побродив по коридорам, он заглянул в буфет, откушал чашечку кофе со слойкой и направился дальше, надеясь, что теперь ему повезёт. Вместо этого он наткнулся на Пашку из конструкторского отдела.

– Чего это ты кругами ходишь? – с плохо скрываемой усмешкой поинтересовался тот.

– Да так, – сконфуженно развёл руками Грибов. – На ходу думается легче.

– Ну-ну, – недоверчиво протянул Паша.

– Проверь, сам увидишь, – предложил Грибов и быстро зашагал прочь, подальше от любопытного сослуживца.

«Действительно, пора заканчивать, – с досадой думал он. – Хочешь не хочешь, а придется идти в архив, пока все не стали оборачиваться».

Спускаясь по лестнице и придумывая на ходу более-менее достоверный предлог, он вдруг, к своей великой радости, увидел Ларису – она спешила на работу, расстёгивая на ходу пальто и, увидев Грибова, просияла.

– Привет!

– Привет! – он подбежал к ней и увлёк на лестницу. – Знаешь, я по тебе очень соскучился.

– Я тоже, – просто ответила она.

Услышав это, Дмитрий не удержался и, обняв, прижал к себе. Она не отстранилась, а наоборот, сама сильнее прильнула к нему. Её огромные, слегка затуманенные глаза завораживали, взгляд выражал то, о чём она никак не могла, просто боялась, сказать вслух.

Он нежно провёл рукой по её лицу, слегка отстранился, и легко, едва касаясь её губ, поцеловал.

Она напряглась, но тут же с жадностью ответила, и впервые они слились в страстном длительном поцелуе. Сколько это длилось, они не могли сказать: слишком мало, чтобы насладиться сполна и слишком долго, чтобы снова не загремели чьи-то противные шаги.

– Мы должны встретиться и поговорить в другом месте, – скороговоркой выпалил он. – Я хочу тебе многое сказать.

– Я тоже, – кивнула она.

– Правда? – обрадовался Дмитрий, и тут ему в голову пришла гениальная мысль: есть место, куда днём практически никто не заглядывает. – Давай в парке. Ты сможешь хоть на полчасика туда вырваться? В обед, например?

– Наверно, смогу, – ответила она, стараясь уклониться от его настойчивых губ, но получалось это как-то неловко. – Девчонкам сочиню чего-нибудь, чтобы отпустили.

– Вот и замечательно. Тогда я буду ждать тебя в двенадцать на первой аллее, после ворот, направо.

Городской парк располагался в десяти минутах ходьбы. Грибов, как истинный конспиратор во избежание случайной встречи с Ларисой на глазах у всего института, вышел немного пораньше и направился в противоположную от парка сторону. Сделал небольшой крюк и ступил на условленную аллейку. В запасе оставалось несколько минут. Он уселся на скамейку, вытянул ноги и откинулся на спинку.

Сплетённые над головой ветки образовали причудливый орнамент – этакий огромный витра, ж заполненный прозрачным аквамарином. Даже ветер, словно заворожённый этим великолепием, несколько раз едва заметно трепыхнулся и затих.

«Какая красота. И почему мы так мало на неё обращаем внимание? Вечная гонка, проблемы, заботы. А потом жалуемся – не заметили, как жизнь пролетела».

Он прикрыл глаза, всем своим существом ощущая ласковую теплоту весеннего солнышка. Свежий, слегка влажный воздух кружил голову, а восторженное птичье щебетанье мирно убаюкивало.

Он дёрнулся и посмотрел на часы. Ого, прошло уже почти полчаса. Он занервничал. На работе ничего сверхъестественного или из ряда вон выходящего произойти не могло, разве что развалилось само здание института. Муж работал далеко и до сих пор в обед ни разу у них не появлялся. Что же случилось?

Он вскочил и принялся нетерпеливо расхаживать по дорожке.

«Испугалась! Хотя чего пугаться? На лестнице, по которой без конца снуют люди, риска попасться намного больше, чем здесь. А может, ей наши тётки чего наговорили? Они могли».

Прошло ещё десять минут и стало совершенно ясно, она уже не придёт. Он вытащил из кармана телефон, но едва нажал вторую цифру, как он жалобно пискнул и экран потух.

– Скотина, – выругался Грибов и почти бегом бросился обратно на работу.

Пересекая фойе, он миновал небольшую группку сослуживцев и неожиданно заметил устремлённые на него любопытные взгляды, а две проходившие мимо молоденькие копировальщицы из КБ переглянулись и заулыбались.

Грибов рассвирепел.

– Что за народ! – кипятился он, шагая по коридору. – Всё им интересно, кто, с кем, каким способом. В то, что между нами ничего не было, хоть убей, не поверят. Никому ничего не докажешь, правду и слушать не хотят. Давай Емеля, мели о своём моральном разложении. Вот возьму сейчас и так прямо пойду и скажу: – «Вы, гражданки, лучше за собой следите…».

Он решительно завернул за угол и отпрянул назад: возле двери в архив стояли и оживлённо беседовали Лариса, Маринка и Китяев. Грибов резко развернулся в обратную сторону.

«Так она никуда и не ходила! – взвился он. – Я её там жду, а она тут веселится. Если передумала встречаться, так бы и сказала, и незачем голову морочить».

Поднявшись к себе и увидев, что никого нет, он схватил телефон и набрал номер архива.

– Слушаю, – раздался голос Колосковой.

– Я у вас свою ручку не оставил? – спросил он, стараясь не выдать своего волнения.

– Вроде не видать, – после небольшой паузы ответила Рита.

– А может, кто видел? – поинтересовался Грибов, напряжённо ожидая ответа.

– Сейчас узнаю.

– Что вы потеряли? – послышался голос Ларисы.

– Тебя! – в запальчивости выпалил он. – Не собиралась приходить – нечего было обещать! – И грохнул трубку на место.

Внезапно у него резко заболела голова. Душный комок обиды подкатил к горлу и перехватил дыхание, и он понял, что ему требуется немедленная разрядка, иначе ещё немного, и он что-нибудь разнесёт вдребезги.

Он вскочил и выбежал в коридор. На его счастье, там никого не оказалось, так как в таком состоянии он запросто мог разругаться с кем угодно. Прошагав несколько раз от одного конца до другого, он остановился и потёр ладонями виски, стараясь успокоиться.

«Всё, больше не думаю, и без уважительной причины не разговариваю. Да, я прекрасно помню, что она гордая и сама первой не подойдёт. Ну и пусть. Пусть мне будет хуже. Пусть мне её будет не хватать. Переживу».

– Димка, ты чего такой надутый? – навстречу ему показался Китяев.

«Только тебя мне не хватало»! – вскипел Грибов, и едва удержался, чтобы не наговорить ему грубостей.

Он понимал, что не прав, и Сан Саныч тут не причём, но уже не мог остановиться.

«Интересно, уговорил ли он её тогда на ресторан или нет? Вполне мог, мужик он видный и всегда при деньгах, в отличие от меня».

На него накатила такая тоска, что он сам перепугался.

«Совсем сдурел, не хватало сцену ревности устроить. Кто я ей? Муж, любовник, брат, сват? Никто. Да даже если и „кто“, всё равно я могу распоряжаться только собою, и уж никак не ею. У каждого своя жизнь и хватит об этом».

– Голова болит, – буркнул он и отправился к себе.

«А в честь чего она должна безоглядно броситься мне на шею, – горько размышлял он, тупо уставившись в чертежи. – Несколько ласковых слов, пара поцелуев – это не основание считать, что она от меня без ума. Допустим, ей со мной интересно. Однако наверняка есть ещё масса людей, с которыми ей хорошо. Я просто один из многих. А сколько раз она твердила, что мы не пара».

В таких грустных размышлениях прошла вся остальная часть рабочего времени. Ближе к вечеру позвонила жена и сообщила, что у них небольшой междусобойчик, и она ненадолго задержится на работе; пусть он едет домой, а она потом, когда мероприятие закончится, перезвонит.

Первым желанием Грибова было броситься к Ларисе и выяснить, что же произошло, но он тут же выругал себя за слабохарактерность, и чтобы даже не думать на эту тему, позвонил Китяеву.

– До дома подбросишь?

– Естественно, через пять минут выходи.

Грибов вышел на улицу и непроизвольно зажмурился.

В прозрачном, бирюзовом небе висело раздражающе яркое, ослепительно сияющее солнце. Многократно отражаясь от огромных витрин, дробясь на кусочки в стеклянных переплётах окон, оно было везде, куда не глянь, и от этого назойливого буйства света слезились и закрывались глаза. Дурные голуби, раздув воротники и громко гукая, путались под ногами, а очумелые от такой погоды воробьи, чирикая, как оглашенные, выделывали прямо перед носом головокружительные кульбиты, того гляди на куртку нагадят. Припекало и становилось жарко, но воздух пока не прогрелся, и стоило расстегнуться, как обдавало холодом. Снег почти сошёл, и на тротуаре под ногами валялся всяческий мусор, лениво перекатывающийся даже от едва заметного дуновения ветерка. Из-под оставшихся грязных, размочаленных, лежащих одинокими островками кучек снега, журча выползали мутные ручейки.

Грибов почувствовал, как такие же ручейки побежали у него по спине, и чертыхнулся:

– Что за мерзопакостная погода, никогда не угадаешь, как одеваться. Достала эта весна, скорее бы лето.

– Любуешься? – Китяев весело толкнул его в бок. – Чуешь, как весной пахнет? Чудесный день, просто замечательный.

– Ничего хорошего, – выдавил из себя Грибов и полез на сиденье.

В довершение всего, возле дома он наткнулся на болтающегося у подъезда с кислым видом соседа с собачьим поводком в руке.

– Опять домой не попасть? – раздражённо бросил Дмитрий, заметив, что тот в своём обычном состоянии – под градусом.

– Собаку гуляю, – скривился сосед.

– А сын как?

– А никак. Ушёл сын. Устроился на работу, снял квартиру. Нашёл себе какую-то бабу и носа не кажет. Нет чтобы в гости заглянуть, отцу родному бутылочку поставить. Дождёшься от этих деток. – Сосед вытянул шею и огляделся по сторонам. – И куда эта скотина убежала? Сволочь, а не животное. Только жрёт да обои рвёт. Да на улицу её каждый день води. Моя приболела, вот и приходится теперь мне с собакой возиться. Эх, жизнь… – Он удручающе махнул рукой. – Поэтому с утра, для профилактики, по чуть-чуть и принимаю. Моя ругается, а куда денешься.

– Да, сначала из-за сына пил, теперь из-за собаки. Всегда повод найдётся? – проворчал Дмитрий, направляясь в подъезд.

Он вошёл в квартиру, остановился и прислушался: что-то подозрительно тихо. Наверно, дочь с внуками ушла гулять. Он прошёл дальше, в большой комнате никого не было, но тут из кухни раздался звонкий вопль Никиты: – Аддай! – и вслед за ним обиженный возглас Александры: – Ма, он дерётся!

– По крайней мере, дома без проблем, – отметил Грибов и прошёл на кухню.

Вся троица сидела за столом и увлечённо рисовала яркими красками на альбомных листах. Внучка изобразила девушку в бальном платье и с маленькой короной на голове, а внук шлёпал на бумагу разноцветные ладошки, такие же цветные пятна покрывали почти половину стола. Он попытался внести свою лепту и в рисунок сестры, но та успела выдернуть свою «Принцессу», однако Никита продолжал настойчиво тянуться к Сашеньке: – Да-а-а-й.

– У вас, я так понимаю, творческие разногласия, – уточнил ситуацию Грибов, прислонившись к косяку. – Модернизм против реализма.

– Как всегда, – ответила дочь и повернулась к детям. – Не умеете дружно жить, заканчивайте. Марш мыть руки, затем есть и спать.

Через полчаса, отмытые от краски, внуки грустно ковыряли ложками в тарелках. Грибов посмотрел на часы: восьмой час, а жены всё нет. А ведь обещала позвонить. Он начал нервничать и набрал её рабочий номер.

– Да, слушаю, – ответил незнакомый мужской голос.

– Мне Тамару Александровну, – сухо попросил Грибов, чувствуя, что начинает заводиться. В телефоне явственно слышалась весёлая музыка.

– Какого чёрта, – прошипел он в трубку, услышав голос жены. – Уже давно вечер, а тебя где-то носит.

– Что значит «носит»? Я же тебя предупреждала, у нас новый зам вступительную ставит.

– Конечно, очень уважительная причина – пьянка на работе. А кто позвонить должен был? Или ты уже забыла?

– Извини, я собиралась, но не успела до телефона добраться.

– Конечно, это же так далеко. Звонить какому-то мужу! – голос у него сорвался. – Немедленно марш домой.

– Я не могу, ещё никто не расходится.

В двери появилась удивлённая голова дочери с ложкой в руках: – Что случилось?

– Ничего особенного, просто наша мать изволит развлекаться. Как кто другой поздно домой придёт, так сразу вопли, что нужно сообщать, иначе она волнуется, а как сама на своей вечеринке, про мужа и не вспомнит.

– Придёт, куда она денется, – махнула ложкой дочь и скрылась на кухне.

– Что значит «придёт»? На улице темень, а она такая трусиха. Хорошо, если кто-нибудь на машине до дома добросит, а если нет, тащись потом с автобуса её встречать?

Он включил телевизор, схватил программу и с размаху опустился в кресло, и тут же снова вскочил, звонила жена.

– Мы заканчиваем, меня подвезут, буду минут через пятнадцать.

– Можешь ехать куда угодно! – рявкнул Грибов и швырнул трубку на место.

В комнату заглянула встревоженная Наталья.

– Изволят заканчивать, – ядовито сообщил ей Грибов.

Прошло десять минут, пятнадцать; не находя себе места, он через каждые десять секунд подходил к окну и, отодвинув занавеску, смотрел в темень. Наконец внизу зашумела подъехавшая машина, из которой вышла Тамара и помахала ему рукой. Грибов от злости с такой силой задёрнул лёгкую материю, что едва не сорвал её с карниза.

– Не сердись, – робко улыбнулась жена, заходя в квартиру. – Не могла же я уйти, новый начальник всё-таки.

– Ага, а муж старый. Все правильно, давно пора найти себе нового, молодого.

– Ты что с цепи сорвался?

– Да, сорвался. Теперь начну лаять и кусаться.

В двери вновь показалось сердитое лицо дочери: – Вам что, делать нечего? Детей перепугаете.

– Вот именно, – огрызнулся Грибов. – Твоя мать заявляет мне, что я ей надоел, ей нужен другой.

– Ты дурак! – в запальчивости выкрикнула жена.

– Естественно, даже без зеркала понятно, что я полный идиот. Ну, скажите на милость, разве нормальный мужик будет каждый день встречать жену с работы, ходить с ней по магазинам, вечером готовить ужин и в придачу ждать её с гулянок.

– Давно не ругались, – осуждающе посмотрела на них дочь. – Скучно стало? Жили спокойно, теперь решили развлечься?

– Это ему спокойно не живётся, – заплакала жена и пошла в спальню. – Я что виновата, если шеф решил устроить пирушку.

– Звонить нужно вовремя! – прокричал ей вслед Дмитрий и заперся в ванной.

Он сполоснул лицо холодной водой и поднял голову: из зеркала на него смотрело перекошенное от злости, бледное, круглолицее морщинистое создание.

– Конечно, – дёрнулся он. – Кому я такой нужен?

И тут он вспомнил Ларису, вернее её слова: «Вы никогда не обижаете свою жену».

Грибов почувствовал, что краснеет. Волна раскаяния нахлынула на него. И чего он разобиделся на весь белый свет? Ему нравится молодая женщина, и он считает, что это нормально, в порядке вещей, а как жена задержалась, так сразу дикая ревность. А чем он лучше её? И вообще, у него плохое настроение от того, что не пришла Лариса.

Он снова посмотрел в зеркало, поморщился и, почесав в затылке, прошептал: – Да уж, напортачил.

Как не крути, а виноват он, и, пытаясь придумать, что теперь делать, Дмитрий неуверенно поплёлся в спальню. Жена лежала на кровати, отвернувшись к стене, и тихо плакала.

Он потоптался, помялся и присел на краешек: – Прости, пожалуйста.

Она продолжала плакать.

Он осторожно погладил её по плечу.

– Ну не сердись, я больше не буду. Я волновался за тебя, а если бы с тобой что-нибудь случилось. Ночь на дворе.

– Можно подумать, – отодвинулась от него Тамара. – Шеф сразу предупредил, что всех развезут по домам.

– Но я же не знал, – попытался защищаться Грибов.

– Знал, не знал – какая разница, ты меня совсем не любишь.

– Люблю.

– А почему тогда беситься начал, можно подумать, я загуляла. Да если хочешь знать, у нас все женщины остались, и никто, кроме тебя, не поднимал шума.

– Я за тебя переживал.

– Нельзя переживать и при этом закатывать скандалы.

– Ну и найди такого мужа, который ругаться не будет, – буркнул он.

– Ты уже наверно сам другую нашёл, – всхлипнула жена. – Раз на меня кричишь.

– Никто и не кричит, – пробормотал Грибов. Ему стало совестно за свою вспыльчивость. – И вообще, ты у меня самая, самая: хорошая, любимая, красивая.

– Врёшь ты всё, – вздохнула она.

– Да, вот уже двадцать девять лет каждый день вру и дальше врать собираюсь.

Тамара села на кровати и вытерла слёзы:

– Милый Дима, неужели ты не понимаешь, что, кроме тебя, мне никто не нужен. И если тебя не будет, то я просто умру.

Грибов уткнулся носом в её колени.

– Ты на меня больше не сердишься?

– А ты?

В это время в комнату ввалился маленький Никита: – Деда, баба, мама сказала, чтобы вы меня покормили.

– Иди, займись ребёнком, – толкнула она мужа. – А я приведу себя в порядок.

Спустя два часа Грибов лежал в постели, и мысли его метались от одной женщины к другой. Он понимал, что не может расстаться с женой, с которой связана вся его жизнь. Невозможно оторвать от себя часть души, выкинуть, как ненужную тряпку в сторону и забыть. Забыть не только её, а и себя, свою молодость, своё счастье. В юности он иногда пытался представить, какова будет его жена в старости, и сейчас не очень-то переживал, видя, как постепенно любимое лицо покрывается морщинками и исчезает талия; теперь ему было легко сквозь сегодняшние черты вспомнить и увидеть тот далекий облик, ту юную и прелестную красавицу. За время, проведённое вместе, они научились с полуслова понимать друг друга и иногда разом высказывали одну и ту же мысль.

– Да, уж, – вздохнул он, и тут же перед его взором возникло другое лицо – той, которая стремительно ворвалась в его жизнь и взбудоражила его душу. И снова к горлу подступила горечь: «Ну почему она не пришла»?

Он желал Ларисе счастья и совершенно не знал, как это сделать, вернее знал, но не представлял, каким образом это можно осуществить в жизни. Конечно, если ты одинок, то мысль, что ты ещё кому-то нужен, очень помогает, однако мало кто согласен: «…на хоть немного любви или на хотя бы маленький кусочек счастья…». Все ждут встречи с большим светлым чувством и не желают делиться им ни с кем, и невозможно быть нужным раз в неделю, а затем «щёлк», повернул выключатель и до следующей встречи забыл. Ведь, если рассудить по совести, то она права: эти редкие встречи, мимолётные поцелуи, зачем они ей? А ему? У него прекрасная жена, замечательный дом, дети, размеренная, спокойная семейная жизнь. У неё же куча проблем. Если он разведётся и женится на ней, то неизвестно, что может выкинуть этот её дефективный муж. Да что муж – семечки, подумаешь, дракой больше, дракой меньше. С Ларисой придётся начинать всё по-новому. У неё другие увлечения, другая жизнь и она не совпадает с его, Грибова, жизнью. Будет ли ей, молодой женщине, интересно с таким, мягко говоря, пожилым человеком. Весьма сомнительно. А лет через пять-семь, он станет глубоким стариком, а она войдёт в самую силу. Что тогда? Сидеть и гадать: изменяет или нет? Так стоит ли мучить и её, и себя? Нет, она права: ничего путёвого из этих отношений не получится, и с этим делом нужно завязывать.

«Уже первый час ночи. Я вот лежу, страдаю, а она наверняка спит, и, наверно, даже ни разу не вспомнила».

Он был не прав. Лариса лежала с открытыми глазами, и слёзы скользили по щеке на подушку. Рядом посапывал муж, а у неё в ушах до сих пор стоял резкий голос Грибова. Этот несправедливый упрёк острой болью пронзил ей сердце. Она уже собралась пойти в парк, но, как назло, в архив заявился Китяев, а Дима, не разобравшись, даже не выслушав её, сразу разозлился.

«Но почему? Чего такого плохого я сделала? – не могла успокоиться она. – В чём я провинилась? Только в том, что позволила ему войти в мою душу? А он? Кто дал ему право на меня орать?»

Слёзы текли, не переставая, стало трудно дышать, и она шмыгнула носом.

«Сама виновата! – отчаяние подкатило к самому горлу. – Бросилась ему на шею. Конечно, он теперь думает, что я потаскушка, готовая пойти с кем угодно после недели знакомства. И ведь я чувствовала, я знала, что этим всё кончится. Господи, чем он лучше моего Олега? Такой же эгоист, и я для него просто игрушка. Ну и чёрт с ним, – она всхлипнула и до боли закусила губу. – Ну и пошёл он».

Она снова шмыгнула носом.

– Ты что, простыла? – раздался недовольный голос мужа. – Нечего по улице с лысой головой шляться, нашла тепло. Иди, закапай чего-нибудь или таблетку съешь, спать мешаешь.

Лариса с ненавистью посмотрела на спину мужа и её передёрнуло. Ей показалось, что рядом с ней лежит посторонний человек. Похожий на Олега, одетый в такую же майку, но совершенно чужой, которому на неё совершенно наплевать.

Она пошла в ванну, сполоснула лицо холодной водой и посмотрела в зеркало на своё распухшее лицо.

– Никому я не нужна. Скорее бы на пенсию. Ребёнок вырастет, уедет, а остальных разгоню, чтобы мне больше на нервы не действовали, и заведу собачку: маленькую, послушную. И будем мы с ней по вечерам у телевизора сидеть. А пока… – она горько вздохнула. – Пока придётся терпеть.