Текст книги "Скажи мне что-нибудь хорошее"

– А, чёрт, – стукнул себя по лбу Грибов. – Портфель в отделе оставил. Ты меня до работы подкинь, а дальше я сам.

Они подъехали к институту. Грибов вылез из машины и сделал пару маленьких шажков к дверям, но едва Китяев отъехал, круто развернулся и бегом, невзирая на оживлённое движение, перескочил на другую сторону улицы к автобусной остановке и сразу же натолкнулся на Ларису.

– Солнышко, я так боялся опоздать, – пропыхтел он, забирая у неё пакет с продуктами и непроизвольно отметив, что на этот раз она не протестовала. – Ты не успела ответить: как письмо? Не сильно обиделась?

– Глупый, разве на тебя можно обижаться?

– Значит… – широко раскрыв от радости глаза, просиял он.

– Ничего не значит, – нахмурившись, одёрнула его Лариса. – Ты женат, я замужем. У нас у обоих есть дети.

– А у меня ещё и внуки, – машинально уточнил Грибов.

– Вот видишь, у каждого есть обязательства перед близкими ему людьми. Ты же не хочешь обидеть свою жену, не правда ли? У тебя прекрасная семья. Да, да, – она прикрыла ему ладошкой рот. – И не спорь, мне уже рассказали.

– Но я ни на что и не претендую, – он растеряно поглядел по сторонам, – хотя бы просто иногда поговорить. Помнишь, когда мы с тобой впервые увиделись? У тебя был ужасно грустный вид, а в нашей жизни этой дряни и так с избытком. Я хотел, чтобы тебе хоть на минутку стало лучше, светлее, а потом… потом я не знаю, что со мной произошло. И я не знаю, почему я тебя люблю. И я не знаю, что мне с этим делать.

– Это твои фантазии.

– Ты красивая.

– Оглянись, вокруг полно красивых девушек.

– Умная.

– Брось, в школе одни тройки были, хотя нет, по английскому четвёрка, но уже ничего не помню.

– Ты добрая.

– Откуда ты знаешь? Сочинил себе образ. Знаешь, Димка, ты чудесный человек и мне нравишься, однако сам понимаешь, это не реально.

Из-за угла вывернулся автобус.

– Мой, – сказала она. – Давай пакет.

Грибов протянул ей пакет и неуверенно произнёс:

– Погоди секундочку. Я хочу сделать тебе какой-нибудь подарок: колечко там, цепочку или брошку?

– И как ты себе это представляешь? – Лариса даже остановилась, рискуя пропустить автобус. – Я приду домой с новой цепочкой, и как ты думаешь, что мой скажет, а? Догадался?

– Совсем нельзя?

– Совсем, – жёстко отрезала она, и тут же, увидев его огорченный взгляд, мягко добавила. – Ты сам, как подарок. До завтра.

– До завтра. И всё равно я тебя люблю.

Она дёрнулась к нему, словно хотела поцеловать, но тут же развернулась и зашла внутрь салона. Двери закрылись, и она уехала.

Грибов удручённо посмотрел вслед автобусу. Радостное возбуждение прошло, и ему стало холодно. Он поёжился, подтянул повыше молнию на куртке и посмотрел на часы, прикидывая, как скоро освободится жена. Время ещё было вполне достаточно, чтобы не торопиться, он повернулся и едва не чертыхнулся. На него смотрели удивлённо-обрадованные глаза. Рита. Только её не хватало.

– Ой, Дмитрий Михайлович, там случайно не Лариска поехала? – даже не стараясь скрыть своего любопытства, промурлыкала она. – У меня к ней дело. – И прежде, чем Грибов открыл рот, с невинным видом добавила. – А вы куда собрались?

– К нам внуки приехали. Жена наказала купить детского питания, знаете, такое, в баночках. Меньшой у меня привередливый, ничего, кроме рисовой каши, есть не желает. А в магазине всё что угодно, кроме риса, – не моргнув глазам, принялся врать Грибов. – Вот стою, жду автобуса в центр, может там есть. А Ларисе сетку помог поднести.

– Вы у нас настоящий рыцарь! – с воодушевлением воскликнула Рита, и было непонятно, это комплимент или скрытая насмешка.

Дмитрий сделал вид, что эта двусмысленность его не касается, и равнодушно произнёс:

– Ерунда какая. Любой бы так сделал.

– Не скажите, – возразила Рита. – Вот мой муж…

Грибов позеленел.

Неизвестно, чем бы закончился этот разговор, но, на его счастье, наконец-то появился нужный автобус.

– О, девятый номер! – прервал он Колоскову. – Мой. Счастливо оставаться. – И в нетерпении заметался по остановке. Двери ещё не успели толком открыться, а он уже лез внутрь, раздвигая руками створки и кляня всех любопытных женщин планеты.

Приехав в торговый центр, он внимательно осмотрелся: нет ли поблизости знакомых лиц, но на всякий случай зашёл в магазин, отыскал прилавок с детским питанием и простоял возле него минут пять. Затем снова посмотрел по сторонам, сокрушённо развёл руками, мол, нет того, что нужно, и повернул к выходу. Неожиданно его дёрнули за рукав.

«Всё-таки влип», – со злостью подумал он, изобразил приветливую физиономию, но развернувшись, с недоумением уставился на маленькую полненькую старушку.

– Сынок, – прошамкала бабуся. – Сделай милость. – И она показала на витрину с мороженым. – Достань вон тот тортик.

– Бабушка, – осторожно начал Грибов, – он же молочный, холодный, жирный и сладкий. К тому же в нём целая куча всяких Е добавок. Вам не вредно?

– Э, милок, в моём возрасте одно вредно – лишать себя маленьких радостей, а остальное – как бог даст.

– Тоже позиция, – согласился Дмитрий.

Он достал торт, бабулька пискнула: – Благодарю, – и направилась в отдел с кофе.

«И ведь не парится, что ей соседки скажут, – подумал Грибов. – Живёт, как считает нужным».

Он направился к выходу, но проходя мимо отдела мужской одежды, вспомнил рассуждения Синичкина и решил зайти.

«Действительно, хожу, чёрт знает в чём. Смотреть стыдно. А женщины любят элегантных мужчин».

Он достал кошелёк и проверил наличность. На приличный костюм денег явно не хватало. Максимум, на простенькую рубашку.

Рубашек оказалось много, очень много. От этого разнообразия у Грибова запестрело в глазах. Уже давно все обновки ему покупала жена, так как он сам попросту хватал первую попавшую вещь и нёс её к кассе. И теперь он в растерянности прошёлся по отделу, пытаясь сообразить, что же выбрать.

В одном углу висели вызывающе яркие экземпляры.

«Да уж, весьма экстравагантно, – подумал он, подходя поближе. – Такую оденешь, сразу засмеют. Совсем, подумают, дед с ума сдвинулся, попугаем нарядился. Что за мода нынче пошла».

– Что-нибудь хотели? У вашего сына какой размер? – услышал он за спиной равнодушный голос.

– У чьего сына? – не понял Дмитрий и повернулся. Перед ним стояла совсем молоденькая продавщица, похоже или первые дни на работе, или практикантка. – Я себе рубашку подыскиваю.

– К-кому, – слегка опешила удивлённая девчушка.

– С-себе, – непроизвольно передразнил её Грибов.

– Так это… – продавщица явно не находила слов, стараясь не обидеть покупателя. – Видите ли, мне кажется…

– Что все начнут хихикать и показывать пальцем? Если старик, так только мрачного тёмного цвета? – ворчливо поинтересовался Дмитрий, но тут же, поняв всю нелепость своего недовольства, улыбнулся. – Я и не собирался это брать. Меня жена из дома выгонит. Или на огороде поставит, вместо пугала. Мне бы что-нибудь простенькое, но нарядное.

– Так это вам нужно чуть дальше, – обрадовалась она, с облегчением поняв, что перед ней нормальный покупатель, скандалить не собирается, и потащила Грибова вглубь отдела. – Вот, пожалуйста. – И заметалась, снимая со стойки одну рубашку за другой.

– Нет, нет, мне всего лишь одну, – замахал руками Дмитрий Михайлович. – Вот вы бы, что мне посоветовали?

– У вас глаза голубые, можно взять эту, под цвет.

– Очень хорошо, заверните.

Продавщица упаковала рубашку, Грибов расплатился, забрал покупку и галантно поклонился.

– Премного благодарен.

– Заходите ещё.

– Непременно.

Дома сразу четыре головы вопросительно уставились на загулявшего главу семейства.

– Всё по хозяйству! – стараясь не выдать своего смущения, прямо с порога бодро отрапортовал Грибов. – Ездил в центр. Знакомая сказала, что там пюре есть, ну такое, какое Никитка любит. Но опоздал, оно уже закончилось. Зато приличную рубашечку себе приобрёл. Всё-таки начальник – надо соответствовать.

– Что, сам и выбрал? – подозрительно переспросила Наталья, разворачивая обёртку

– Нет. Продавщица.

– Вполне себе симпатичная, – вступилась за мужа Тамара. – Купил и купил.

– Да я ничего, – пожала плечами дочь. – Просто, стоило кататься, зря время терять. Я же с собой десять баночек привезла, а рубашку можно было и в выходные посмотреть.

Лариса ехала и, непроизвольно улыбаясь, смотрела на мелькающие за стеклом огни вечернего города, сердце у неё билось от волнения. Что не говори, а приятно, когда тебе объясняются в любви, тем более человек, который нравится.

Забрав из садика сына, она заторопилась домой, чтобы успеть домой раньше мужа и разогреть к его приходу ужин, но, войдя в прихожую, остановилась – в большой комнате орал телевизор. Она раздела ребёнка и отправила его в детскую, а сама проскользнула на кухню и принялась собирать на стол, однако чувство радости продолжало наполнять её и незаметно для себя начала она тихонько напевать.

– Чёт ты раскудахталась? – раздался недовольный голос. В проходе стоял Олег и с подозрением глядел на неё.

– Ничего, просто так.

– Просто так и прыщ на заднице не вскочит, – проворчал он. – Муж голодный, а она песни распевает. Тоже мне, певица нашлась. Сидите там в своём архиве, юбки протираете, никакого толка от вас.

– Я скоро, ещё минут пять, – засуетилась Лариса, радужное настроение вмиг улетучилось.

– Да уж постарайся, вот у меня мать всегда прежде о мужиках заботилась, не то, что ты. Учишь, тебя, учишь, и никакого толку. Программу не видела? Во сколько сегодня «Спартак» играет?

– Не знаю, ты её последний смотрел.

– А что ты знаешь? Ни о чём спросить нельзя.

Муж явно был не в духе и продолжал ворчать, несмотря на все её старания. Наконец он отыскал газету, вытащил из сумки две двухлитровые пластиковые бутылки пива, взгромоздился с ними в кресло и переключил телевизор на спортивный канал.

Лариса, стараясь не шуметь, убрала грязную посуду, уложила Стасика и, чтобы не мешать мужу, вернулась на кухню и подошла к окну.

На улице начался дождь. Гулко барабанившие по подоконнику капли навевали грусть. Тусклый свет фонарей едва пробивался сквозь серую пелену, заставляя непроизвольно ёжиться от холода, хотя в квартире было тепло.

«Неужели я такая серая? – думала она. – Конечно, тут так замотаешься, что даже телевизор посмотреть некогда, не то что книжку прочитать. Совсем от жизни отстала, хотя Дима почему-то считает по-другому».

Её размышления прервал муж. Ввалившись в дверь, он уставился на неё мутным взглядом.

– Ну как? – осторожно поинтересовалась она.

– Продули, – мрачно выдавил тот, и едва не повалился на неё, похоже, что он не ограничился одним пивом.

Обычно после проигрыша любимой команды, разозлённый муж срывал на ней своё плохое настроение, начиная придираться к каждой мелочи. Вот и теперь, он огляделся вокруг и, заметив валявшийся под столом носок, ткнул в него пальцем.

– Это что?

Лариса, молча, подняла носок, надеясь, что муж на этом успокоится, но его уже несло.

– Мать всегда содержала дом в порядке, а ты…

Затем его мысли приняли другое направление, и он припомнил ей «козла» из кафе, затем первого мужа, затем ещё каких-то мужиков, которые глазели на неё на улице.

– Я для тебя всё, что хочешь… – хрипел он, вцепившись ей в плечо. – А ты… А я люблю тебя, понимаешь, люблю.

– Я тоже, – кротко проговорила она, проведя рукой по колючей щеке. – Давай спать, завтра, вернее сегодня, на работу. Опять проспим.

Угомонился он только часа в два ночи, заснув прямо в кресле. Лариса перетащила его на кровать, раздела и, укрыв одеялом, легла рядом, но сон не приходил, и ещё целый час она ворочалась с боку на бок.

Весь вечер Грибов слонялся по квартире, не зная чем заняться. Любимый облик постоянно вставал у него перед глазами. Даже Никита с Сашенькой оставили его в покое и занялись своими делами.

– Хватит маячить, – нежно обняла его Тамара. – На тебе лица нет, совсем на работе замотался, иди, отдохни.

«Если бы ты знала, что происходит на самом деле, – грустно подумал Дмитрий. – Хотя, до сих пор ничего такого предосудительного у нас не было».

Поздно вечером, лёжа под одеялом, он вспоминал события прошедших дней и, почему-то никак не мог представить себе ускользающий образ Ларисы, зато почти физически ощущал её нежную, гладкую кожу, упругое тело. Одно то, что на него обратила внимание другая женщина, уже наполняло его душу предчувствием чего-то необычайного и радостного. Она не рассердилась на его признание, не оттолкнула.

Он никак не мог заснуть и беспрестанно крутился, стараясь устроиться поудобнее, но к сожалению это мало помогало. Снова и снова он вспоминал разговор с Ларисой, находя для неё всё новые и новые доводы в оправдание своего «безумного» поступка, и в этих мечтаниях она поверила и ответила на его чувства. Очень легко в чём-то убедить человека, разговаривая и отвечая за него в своём собственном воображении, в жизни получается намного трудней.

– Не спишь? – в комнату вошла жена и присела на краешек дивана. – А я просто с ног валюсь, глаза сами слипаются. Суп я на завтра сварила и детям кашу. – Она наклонилась и поцеловала его. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – ответил он. – Не гаси свет, я немного полежу.

«Просто я никак не могу связно высказать ей, что у меня на душе, – решил он, в очередной раз взбивая подушку. – Разве ж это разговоры? Любопытных полны коридоры, и совершенно нет возможности спокойно объясниться не дёргаясь при каждом подозрительном шорохе. Вот если бы встретиться, чтобы никого кругом; никаких действующих на нервы шагов, никаких ненормальных часовых стрелок, возомнивших себя секундными. Чтобы никто не мог нам помешать. Никто.

Хотя встречаться, собственно говоря, негде. Нет такого места на работе, где можно незаметно от посторонних глаз провести без помех, по крайней мере, полчаса. На улице тоже не поговоришь, посидеть в кафе или баре она, скорее всего, откажется. Разве только пригласить её домой? Дети скоро уедут, и днём в квартире никого не будет, можно попробовать предложить. А то получаются не встречи, а мучение. Всё какими-то наскоками, мимолётом, двух слов не связать».

В голове у него сама собой сложилась строчка: «Как мимолётны эти встречи».

Он никогда в жизни не писал стихов, а тут на него словно нашло. Он потихоньку встал, взял карандаш, листок бумаги, снова укутался в одеяло и принялся сочинять.

Посидел он до трёх часов ночи, подбирая рифмы и выискивая в памяти подходящие слова. Голова с непривычки гудела, глаза слипались. К тому же, стараясь обойтись одним листком, он писал как можно мельче и не всегда мог разобрать свои каракули. И всё-таки, не смотря на все трудности, коротенькое стихотворение было готово.

Как мимолётны наши встречи.

Короткий взгляд среди чужих,

И не обнять тебя за плечи

Кидаясь в бездну глаз твоих.

Быть может, я придумал этот

Прекрасный образ дорогой.

Пусть будет так, но есть ведь где-то

Волшебный сон, где я с тобой.

Он ещё раз перечитал своё сочинение и неуверенно почесал затылок. Конечно, далеко не Пушкин, однако для первого раза вроде неплохо.

СРЕДА

С трудом приподняв тяжёлые веки, Дмитрий тупо посмотрел на мерзко дребезжавший будильник. Вставать не хотелось категорически, и лишь мысль о стихотворении и предстоящей встрече с Ларисой заставила его подняться. Холодная вода немного взбодрила, но, проходя на кухню, он саданулся локтём о косяк, и тут же зацепился за угол стола.

– У тебя по гороскопу сегодня невезучий день, – посочувствовала Тамара, растирая ему ушибленную руку.

– Ерунда, – отмахнулся он. – Мне даже чёрные кошки удачу приносят.

И действительно, что может случиться плохого с человеком который счастлив, и которому впервые в жизни, не считая жены, на признание в любви не ответили отказом. И кто: молодая, красивая женщина, которая, как утверждал Синичкин, на пушечный выстрел к себе никого не подпускала.

Словно не пожилой, обременённый годами дед, а легкомысленный шестнадцатилетний мальчишка, он летел на работу, представляя, с какой радостью его встретит Лариса. Главное, придумать, для чего ему необходимо заглянуть в архив, и немного везения, чтобы они смогли побыть наедине.

Гулко хлопала дверь, пропуская сквозь себя людской поток. Грибов шёл, не торопясь, стараясь заприметить знакомую светлую шапочку. Черепашьим шагом он пересёк фойе, потратил несколько минут на изучение доски объявлений, заглянул в курилку, однако и там её не оказалось. Он быстро поднялся в отдел, схватил со стола первую попавшую папку и решительно направился в архив. Увы, здесь его встретила лишь Рита. Лариса вновь опаздывала. Раздосадованный, он, во избежание лишних вопросов, заказал несколько книг и вернулся к себе в отдел, гадая, какая ещё неприятность могла с ней приключиться.

Часы уже показывали половину девятого, и чем дальше, тем сильнее он волновался: похоже, у неё опять что-то стряслось, и вряд ли она просто проспала. Воображение тотчас услужливо нарисовало ужасную картину: она поскользнулась и сломала ногу, или попала под машину, или, что ещё хуже, муж нашёл письмо и закатил ей грандиозный скандал. Ведь если бы она появись на работе, то наверняка бы нашла возможность ему сообщить. А что если она пришла, а позвонить ей мешает эта несносная Рита? А если… – его обдало ледяным холодом. – Если она просто не хочет с ним разговаривать? Что делать?

– Дмитрий Михайлович, – елейным голоском проворковала Марина. – У нас в буфете распродажа: мы не могли бы на полчасика пораньше прерваться?

– А у вас всё готово?

– А як же, – жизнерадостно доложил Леонид, – Извольте посмотреть: предлагаю в этом месте раму облегчить, любят наши конструктора закладывать двойной запас прочности, а этот узел просто выкинуть. У нас уже и новый чертёжик готов, Вановна постаралась.

– Шагайте, – буркнул Грибов.

Всю троицу словно ветром сдуло. А он встал, подошёл к окну и, прижавшись носом к стеклу, поглядел вниз на улицу, надеясь увидеть Ларису. Ничего толком не разглядев, он отправился вслед за всеми в буфет.

Прождав напрасно несколько минут у постоянно занятого лифта, он начал спускаться по лестнице. Поглощённый своими думами он, опустив голову, шагал по ступенькам, как вдруг понял, что буфет остался этажом выше.

– Называется проехали, – пробормотал он, повернул назад и замер: в углу, нервно теребя потухшую сигарету, стояла бледная Лариса, из всего лица на ней была губная помада да большие, полные горя и отчаяния глаза.

– Ты? – выдохнул он. – Ты когда пришла? У тебя всё нормально?

– Как сказать…

– Опять твой?

– Не надо, не спрашивай, – она умоляюще сжала его руку.

– Хорошо, не буду. Но так нельзя. – Грибов бережно привлёк её. – Посмотри на себя, тебе всего лишь тридцать, а нервы ни к чёрту, болезней куча. Думаешь, тебя надолго хватит? Такими темпами через несколько лет в старуху превратишься. Господи, ну что мне с тобой делать?

– Ничего, – ответила она и бросила скомканную сигарету в урну. – У нас с мужем не ладится семейная жизнь, и в этом я сама виновата. У меня тяжёлый характер. С детства я полагаюсь только на себя и не умею идти на компромиссы, а мой – единственный ребёнок в семье и привык, что все должны вокруг него крутиться. Ему мать до сих пор даёт деньги на пиво и карманные расходы. Он хороший, только ревнивый. Он меня любит и боится потерять, отсюда и дикая ревность. Оно и понятно;: я у него первая, а он у меня второй, вот ему и кажется, что я могу другого найти, поэтому и контролирует.

– Бред какой-то. Неужели непонятно, что для того, чтобы изменить, вполне хватит десяти минут и тёмного угла.

– Я тоже пыталась это объяснить, но он только сильнее злится. Надоело.

– И что дальше? – от волнения Грибов не находил нужных слов и, чтобы выразить обуревающие его чувства, принялся осыпать поцелуями её лоб, глаза, щёки.

– Остановись, – зашептала она, делая слабую попытку вырваться. – Как ты не понимаешь? Я так не могу. Между нами ничего быть не может. Я не имею права ему изменить. Это барьер, преграда, через которую не переступить. Это сильнее меня. Я не могу по-другому, – в отчаянии повторила она. – Я боюсь, боюсь пустить тебя в свою душу, даже на чуть-чуть.

– А я от тебя и не требую ничего. Не можешь, значит, не можешь, – Грибов сделал шаг назад. – Если тебе со мной плохо, могу уйти.

– Ты как маленький, – горько вздохнула она.

– Ага, а ты большая и умная, «Евгения Онегина» начиталась. Между прочим, я тебе стихотворение принёс, целую ночь сочинял.

– Ты!? Мне!? – изумилась Лариса, лицо её озарилось радостью. – Сам написал? Как здорово, мне в жизни никто не дарил стихов.

– Тише ты кричать, – шикнул он на неё и протянул листок. – Услышит кто.

– Испугался?

– Нет. Просто у нас все разбираются в любви, особенно в чужой. Если нас с тобой застукают, то про меня скажут: вот какой молодец – старый-старый, а красивую молодуху себе оторвал. Тебе, к сожалению, выскажут другое: вконец распустилась, связалась со стариком. Оно тебе надо?

– Это ты-то старик, – рассмеялась Лариса. – Хватит прибедняться, по лестнице бегаешь почище многих молодых. Да мой муж, если в доме есть лифт, на второй этаж пешком подниматься не станет.

Грибов ошалел от этих слов. Он приосанился, распрямил плечи и почувствовал себя юным и сильным. Ему захотелось доказать, что она не ошибается, и ради любимой женщины он готов на любые подвиги, но никаких катаклизмов вокруг не происходило: ни землетрясения, ни извержения вулкана, ни нападения кровожадных инопланетных монстров. Не рушилось здание института и даже не пахло дымом пожара. Зато эмоции требовали выхода, и он, слегка присев, подхватил её под коленки и приподнял.

– С ума сошёл! – испуганно ахнула она.

– Думаешь? – пропыхтел он. – Говорят, это не смертельно.

– Надорвешься, ненормальный! – беспокойно попросила она. – Пусти, я тяжёлая.

– Скажешь тоже, – небрежно бросил он в ответ и для пущей убедительности слегка подкинул её вверх.

Подержав её ещё несколько секунд, он лишь затем медленно опустил на пол, продолжая прижимать к себе упругое тело, жадно вдыхать аромат её тела. И она не делала никаких попыток освободиться из его объятий. Это ощущение близости кружило им голову, заставляло позабыть обо всём на свете.

– Я сильный, – почему-то решил похвастаться Грибов. – Жену на третий этаж ещё лет пять назад на руках носил, и ничего.

– Пусти, – дёрнулась Лариса, и упёрлась ему в грудь руками. Напоминание о жене её больно кольнуло.

– Сначала скажи мне что-нибудь хорошее, – ничего не замечая от радостного возбуждения, дурачась, потребовал он.

– А что тебе сказать? – растерянно переспросила она.

– Ну, хотя бы то, что я тебе нравлюсь. Или я ошибаюсь?

– Димка, миленький, прошу – не тереби душу, – взмолилась она. – Неужели сам не видишь, что ты мне не безразличен.

И снова кому-то взбрело в голову прогуляться по лестнице. Шаги приближались.

– Неандертальцы! Можно подумать, они никогда в жизни лифта не видели и понятия не имеют, как им пользоваться. Прутся туда, куда их не просят! – прошипел Грибов, выпуская её из своих объятий и грустно шмыгнул носом. – Ладно, не сердись, я не хотел тебя обидеть, буду нужен – звони.

Он проводил Ларису взглядом, потянулся и вдруг почувствовал, что левая сторона внизу живота противно заныла. «Только этого не хватало» – подумал он и начал медленно подниматься, к сожалению, иной дороги не было. Меньше всего ему сейчас хотелось с кем бы то ни было встречаться, а тем более разговаривать, поэтому, увидев, что навстречу идут две незнакомые девушки, он облегчённо вздохнул, никто не будет задавать лишних вопросов. Не тут-то было: едва он с ними поравнялся, девчонки дружно поздоровались:

– Добрый день, Дмитрий Михайлович!

От неожиданности Грибов споткнулся и едва не загремел вниз по лестнице. Бросив в ответ невнятное: – Здрасте, – он прибавил шагу, стремясь поскорее убраться восвояси.

«Это что такое? – в смятении размышлял он. – До сих пор никто и никогда из посторонних со мной не заговаривал. А тут на тебе: две молодые девчонки, с которыми ни разу не сталкивался, вздумали здороваться. С какой стати? И вообще, они улыбались или мне показалось?»

Переступив порог своего отдела, он незаметно огляделся, а что если и тут над ним втихаря подсмеиваются, однако народ с серьёзными лицами сидел на своих местах и не обращал на взъерошенного начальника никакого внимания.

Он сел и, нервно побарабанив пальцами по столу, решительно одёрнул себя.

«Хватит! Никто не хихикал, и никто ничего не знает. Это всё мои бредни. Работаю».

Увы, приказать себе легко, а вот выполнить. Разглядывая чертежи, он то и дело возвращался к разговору с Ларисой.

«А может я не прав? Пристал к человеку и требую от неё невозможного. Она и так ко мне замечательно относится, не то, что к некоторым. Нет, непременно нужно с ней поговорить, непременно. Вопрос – где? Архив отпадает, остаётся одно, снова в магазине. Рабочий день заканчивается, но минут десять, во избежание ненужных встреч, придётся подождать, лишние разговоры ни к чему».

С нетерпением, постоянно посматривая на часы, он едва дождался пяти, с трудом выждал ещё несколько минут и спустился вниз. Высунул голову из дверей и осмотрелся: нет ли поблизости кого-нибудь из сослуживцев. Никого. Дмитрий потихоньку вывернулся на улицу и, небрежно посвистывая, ленивой походкой направился в сторону остановки. Пару раз он останавливался возле расклеенных на столбах объявлений и разглядывал их с самым серьёзным видом, а затем, едва переставляя ноги, двигался дальше. Ему оставалось перейти улицу, а Лариса всё не появлялась, и он начал нервничать. А что если она уже уехала? Или в магазине жуткие очереди, и она проторчит там ещё целый час. Во всяком случае, стоять и каждую секунду ожидать появления кого-нибудь из знакомых было совсем не интересно. Он уже решил вернуться назад в институт и, сказав вахтёру, что забыл выключить свет, потянуть ещё немного время, и тут увидел Ларису. Он рванулся к ней, однако в следующую секунду ему стало худо – следом вышла Колоскова, и весело болтая, они направились к остановке.

– Чёрт! – перекосился Дмитрий. – Что же теперь делать?

Из-за угла появился его «Девятый номер», подошёл к остановке, и народ полез внутрь. Грибов замер, медленно нагнулся, распустил на ботинке шнурок и принялся тщательно его завязывать. Выпрямившись, он, словно только что заметив автобус, подскочил и заметался по тротуару. Он даже пару раз крикнул: – Стойте! Подождите! – впрочем, не слишком громко, дабы не привлекать излишнего внимания. Двери закрылись, и «Девятка» уехала. Грибов перебежал через дорогу, влетел на остановку и принялся усиленно размахивать руками: – Э! Куда? Постой! А я!?

– Опоздали, Дмитрий Михайлович? – прозвучал сочувствующий голос Риты.

– Ага, – развернулся к ней Грибов. – Опять, понимаете ли, в центр нужно. За детским питанием. Жена наказала. А я вот… Теперь придётся следующего ждать, – сокрушённо высказался он и тут, будто впервые, заметил Ларису. – О, и вы тоже домой?

– Да.

– А вы, Риточка, с ней едете?

– Я просто гуляю.

«Вот и шла бы гулять куда подальше, – прорычал про себя Дмитрий. – Торчит тут, мымра».

К сожалению, на Колоскову его телепатия абсолютно не действовала, и она продолжала мило ворковать, насмешливо поглядывая то на одного, то на другого. Лариса отвечала невпопад, стараясь не встречаться взглядом с Дмитрием, который от досады кусал губы. Естественно, подошел её автобус, и она уехала. Расстроенный Грибов едва не запустил вслед портфелем.

– Ой, я тут с вами болтаю, а у меня через пять минут парикмахерская! – всплеснула руками Рита. – Опоздаю, моё место займут, а у них на два месяца вперёд очередь расписана. Вы уж извините, Дмитрий Михайлович, я бы с вами ещё постояла, но должна бежать. А вон, кстати, и ваш автобус идёт.

«Чтоб тебя разнесло! – беззвучно матерился Грибов ей вслед. – Чтоб тебя на следующий месяц задвинули, или такой „лесоповал“ на голове устроили, зеркало за километр обходила, и в следующий раз хорошенько подумала, прежде чем людям мешать. Жалуется денег нет, а сама по дорогущим парикмахерским болтается».

Он сделал несколько шагов к остановившемуся автобусу и застыл, пытаясь понять, а для чего, собственно говоря, он должен куда-то ехать?

«Делать больше нечего. Почему мне приходится ловчить, от всех прятаться, почему я вообще на кого-то обращаю внимание? Мнение любимой женщины для меня важно, а до остальных дела нет. Пошли они все».

Он стоял, как столб, не замечая ни пинков, ни шипения рассерженных прохожих, пытавшихся протолкнуться мимо него.

– Вы проходить думаете или уже заснули? – раздался возмущённый женский голос – Памятникам место в сквере.

Продолжая чертыхаться, он развернулся и, расталкивая толпу, двинулся прочь. Посмотрев на часы, он обнаружил, что всего прошло каких-то десять минут, а ему показалось, больше часа. Жена ещё сидела на работе, и Дмитрий направился к ней.

Не успел он войти в приемную, как к нему на шею с восторженным воплем: – Димка! Сто лет тебя не видела! – кинулась яркая блондинка в короткой кожаной юбке и в ослепительно белой вязаной кофточке. Широкие скулы, слегка пухлые, чувственные губки и большие голубые глаза придавали ей неповторимое очарование, которое в сочетании с лучезарной улыбкой моментально располагали к ней всякого, с кем она заговаривала.

– Людка! – обрадовался Грибов. – Ты где пропадала?

– Пыталась выжить. У меня ведь теперь своё дело – небольшая туристическая фирма.

– Да ты что?

– А ты думал, – гордо подбоченилась она. – Я на прошлой неделе приехала, сейчас последние формальности добиваю и вперёд.

– Говорили, ты со своим разошлась, – не удержалась Тамара.

– Было дело. А накой он мне после того, как я его в своей постели с другой застукала, – состроила презрительную гримаску Людка. – Возможно, я бы его простила, да он начал права качать: мол, мужики имеют право, и всё такое, а если мне не нравится, могу выметаться. Он-то думал, что я с малышом никуда не денусь. Ах так, да пошёл ты к белым медведям! А он и вовсе охамел: – Нормальные жены любимым мужьям кофе в постель подают. – Ах, кофе? – говорю. – В постель? Ладно, будет тебе кофе.

Пошла на кухню, заварила в турке кофе. Хороший. Арабику. Налила в чашку. Фарфоровую. Добавила сливок, чтобы не очень горячо было. Поставила на поднос. Захожу в спальню, а он довольный, лыбится, ручки тянет. Я ему всю чашку на голову и вылила. Никогда не видела, чтобы кофе человека моментально взбодрил. Пока он физиономию в ванне отмывал, я вещички в чемодан побросала, ребёнка за руку и ушла. Нашла умного адвоката – нас быстренько развели. Продала, что смогла, все деньги, какие наскребла, поделила пополам: половину отдала тётке, оставила ей ребёнка, и рванула за бугор, на заработки.

– Ну ты даёшь! – ахнула Тамара.