Текст книги "Две тетради"

Запись 19

В столовой стоял бак с чаем. И желающие могли наливать себе, если им одного стакана было мало. Это был чай с сахаром. А был и второй бак – там чай был без сахара. Ленька Романов почему-то любил чай без сахара, а с сахаром не пил. Он вообще был оригинал. Один раз на уроке не было тряпки вытереть доску от мела. И он стер мел рукавом рубашки. А как-то по весне он пошел в столовую на завтрак босиком. Соображал он хорошо. Выступал на школьных олимпиадах, занимал высокие места. И ездил в Ташкент на зональную олимпиаду. Перед поездкой туда попросил у меня ФМШатский значок. Свой значок он потерял. Он вообще был рассеянный, и в комнате у него был беспорядок. Мало кто хотел жить с ним вместе. А когда он вернулся из Ташкента, то сказал, что потерял и мой значок. Еще он сочинял стихи. Один раз он что-то сочинил про Зиангирова – нашего одноклассника. И тот завелся, когда услышал от Леньки этот стих. Ушел, потом вернулся и прочитал свой стих, ответный. А Ленька сходу через несколько секунд сочинил новый. Зиангиров снова ушел. Через несколько минут вернулся и выдал ответный стих. А Ленька через несколько секунд опять сходу сочинил. И так они состязались. Победа была, конечно, за Ленькой – он тратил на сочинение секунды, а Зиангиров – минуты.

Запись 20

В ФМШ было учебное здание и два общежития. Все в один ряд. Общежития соединены переходом на первом этаже, а одно общежитие соединено с учебным корпусом подземным переходом. Так что школьники могли ходить на занятия без верхней одежды в любую погоду. И гардероб в учебном корпусе был не нужен. В общежитиях были блоки. Одна дверь из коридора в тамбурок. А в нем три двери: одна в большую комнату на 3-х человек, другая в маленькую на 2-х человек и третья в туалет. Мы с Валеркой Павловым жили в большой комнате. Третьим был вроде Сергей Щепин. В маленькой жили Арсен Муллагалиев и Женька Грошев. С Арсеном я ехал в одном поезде в летнюю школу из Тюмени. И вот снова с ним встретился. У него был магнитофон. И когда он его слушал, то это мне сильно мешало. Сказать ему это я не решался. А когда меня очень доняло, я взял табуретку и сиденьем стал плашмя стукать по своей двери из комнаты, чтобы он услышал и что-то почувствовал. Постукал и поставил табурет. Вскоре он постучал в дверь, зашел. И спросил, кто стучал. Я сказал, что я. А дальше не помню – объяснил ли я ему, почему стучал и как он на это среагировал. Может, музыку крутил потише. Не помню.

Запись 21

Когда все ложились спать, то Арсен иногда брал табуретку и сидел в туалете, читая что-то. Как-то я пошел в это время в туалет, а его там не было, но на табуретке лежала раскрытая книжка. Какие-то овалы с парой слов внутри соединялись стрелками. Я прочел заглавие книги – BASIC. Это он изучал на спецкурсе этот язык программирования. А мне он был непонятен. Я тоже изучал на спецкурсе язык программирования, но АЛГОЛ. И BASIC был мне непонятен.

Когда я проучился в ФМШ несколько месяцев, то понял, что все в ней такие же, как я. И мне не надо защищаться от одноклассников, тем более чтобы меня кто-то защищал. Тут царили другие интересы. И я, общаясь с ребятами, выделил невольно для себя четверых самых выдающихся ребят нашего класса. Это были Ленька Романов, Арсен Муллагалиев, Витька Козадой и Димка Шовкун. Они принимали участие в школьных олимпиадах и занимали высокие места. Особенно меня привлекали Витька Козадой и Димка Шовкун. И тут представился случай увеличить свое общение с ними. Кончился 9-й класс и после летних каникул все селились по-новому. Кто с кем хотел. Витька Козадой и Димка Шовкун поселились в одной комнате на 2-х человек, а я в их же блоке, но в комнате на 3-х человек с Женькой Грошевым и Витькой Грачевым. Валерка Павлов поселился с кем-то другим. Для всех мой уход от него был неожиданным. Все привыкли видеть нас вдвоем.

Запись 22

На это можно было дать три ответа. Первый – защитник мне от одноклассников в ФМШ был не нужен. Второй – сам Валерка как-то сказал мне, что из его опыта следует, что дружат долго лишь ребята одинакового роста (а мы с ним сильно отличались ростом). Третий – моим интересам было более созвучно общение с Витькой Козадоем и Димкой Шовкуном.

Запись 23

А какова дальнейшая судьба Валерки Павлова? Он кончил ФМШ. Поступил в НГУ. На матфак. Проучился год. Мог сдать экзамены на тройки, но не захотел. Уехал к себе домой на Дальний Восток. Там поступил в какое-то учебное заведение. Учился там со своим уровнем на высокие оценки. Своих знаний не скрывал, то есть помогал и другим. Потом женился на зеленоглазой Наташке. Жил в каком-то частном доме. Когда же через несколько лет я написал туда письмо, оно вернулось обратно с пометкой, что такого дома уже нет. Больше я о нем ничего не слышал.

Запись 24

В ФМШ было много спецкурсов, кружков. Был кружок по эсперанто. Был кружок психологии. Я на него ходил. Был спецкурс по физике, который вел Пальчиков. Я тоже на него ходил. Был спецкурс по программированию. Его вел Воронко Владимир Павлович (имя и отчество, может, я приврал). Сюда я тоже ходил. Были занятия в институтах академгородка. Я ходил в ИЯФ (Институт ядерной физики). Там я вместе с Шилиным Андреем и Васькой Борчаниновым занимался у Смирнова Володи искровой камерой.

Запись 25

На одном из занятий кружка психологии провели такой эксперимент: Человек 10 вышло в коридор и заходили по одному. А в комнате на подставке стояла картина (репродукция). Меня поставили перед ней, и я, глядя на нее, стал рассказывать первому вошедшему из коридора, что я видел на картине (он видел лишь обратную сторону картины). Потом зашел второй из коридора и первый стал пересказывать то, что услышал от меня. Потом он сел за стол с остальными зрителями и тоже стал одним из них. Вошел третий. И второй пересказал ему то, что услышал от первого. И так было до десятого. Потом десятый сказал, что, по его мнению, было изображено на картине. И после этого тоже сел на свое место и поглядел на картину (как и предыдущие девять). Так мы увидели, как рождаются слухи, как искажается информация при распространении.

Запись 26

В другой раз на занятии кружка психологии нам раздали штук по 16 цветных полосок бумаги. И предложили разложить их по какому-нибудь принципу. Я перебрал их и увидел принцип, по которому их и упорядочил. Потом эти наборы у нас собрали и стали спрашивать про принцип. Оказалось, другие ребята нашли другие принципы. И всего набралось 4 разных принципа. А один парень нашел все эти 4 принципа и понял, что других принципов больше нет. И он удумал разложить эти бумажки так, чтобы они не укладывались ни в один из этих 4х принципов. Это он придумал пятый принцип, чем и превзошел всех (остальные нашли лишь по одному принципу).

Запись 27

У Витьки Козадоя и Димки Шовкуна собирались ребята. И я туда тоже ходил. Одно время все увлечены были игрой в карты. В покер, вроде. Я тоже играл (без особого успеха). Потом я вспомнил Валеркину игру в лабиринт. И решил ее предложить Витьке и Димке. Но кое-что я улучшил (изменил правила). Рисовать стал не стенки лабиринта, а возможные ходы. На бумаге в клетку перекрестия линий помечал точками и эти точки кое-где соединял (соседние). Соединял так, чтобы из любой точки лабиринта можно было добраться до любой другой точки. Обычно я брал лабиринт 10*10 точек. И рисовал один выход из него. Внутри лабиринта в одну из точек помещал клад, который надо было найти и вынести из лабиринта.

Игроков было несколько. Вначале каждому помечали одну из точек лабиринта (ведущий). Потом игроки по очереди говорили («вперед», «вправо», «влево», «назад») и ведущий им отвечал («можно», «нельзя»). Если «можно», то игрок у себя на бумаге рисовал линию, соединяющую его точку с соседней точкой, а ведущий отмечал у себя новое местоположение игрока галочкой. Если «нельзя», то игрок между своей точкой и той точкой, куда он хотел попасть, рисовал стенку (черточку). Если игрок попадал в точку с кладом, то ведущий говорил: «клад». Игрок его брал с собой и шел искать выход.

Потом мы придумали еще вот что. Каждый игрок стал рисовать не только свои ходы и стенки, но и чужие. У него получались маленькие лабиринтики. Со временем они росли и догадливый игрок видел общие участки у разных игроков. Тогда он совмещал эти лабиринтики и знал, где клада нет (где уже походил другой игрок). И шел туда, где еще никто из них не побывал. Кто раньше совместит свой лабиринтик с чужими, тому легче выиграть (то есть найти и клад, и выход).

Потом стали помещать не один клад, а три – с бронзой, с серебром и с золотом.

Эта игра стала такой интересной, что карты мы забросили. И все играли в лабиринт. Каждый хотел оказаться более догадливым, чем другие и быстрей совместить чужие ходы со своими. Чтобы усилить этот момент игры, придумали «пистолеты». У каждого в начале игры есть пистолет и столько патронов, сколько игроков. Когда кто-то совместит свой «лабиринтик» с чьим-то чужим, то он идет к тому месту, где ходит ничего не подозревающий игрок. И, когда совместивший «охотник» оказывается на одной прямой с «дичью» (то есть между ними нет стенок и наступила его очередь делать ход), он говорит: стреляю туда-то. И, если он совместил правильно, то ведущий отвечает – такой-то игрок «убит». И «убитый» прекращает игру. А если совмещение неверное (или между ними есть стенка), то ведущий говорит: «промазал».

Запись 28

Как-то раз Димка Шовкун показал мне, как решается общее уравнение 3-й степени. Этого на уроках математики нам нигде не давали.

В другой раз он достал толстую книжку «Теория поля» (Ландау-Лифшица – это я потом уже в универе снова ее увидел и узнал авторов) и показал в ней вектор Пойнтинга. Его мы тоже не проходили.

Запись 29

На переменах в тюменских школах я никогда не бегал. Или шел из класса в класс, или стоял где-нибудь у стенки. А в ФМШ вышло как-то по-другому. Помню, когда занятия были на первом этаже рядом с актовым залом, то там был приличный закуток, где мы играли в «футбол». Вместо мяча была пластмассовая штучка от ножки стула. И на перемене мы ее гоняли. Как-то так вышло, что Витька Козадой и я сыгрались и обыгрывали другие пары ребят (играли двое на двое).

На четвертом этаже тоже было место побегать. Но мы там играли в другую игру – «Трипятнадцать». Человека четыре-пять вставали кто где. Сойти с места было нельзя. Один из игроков был активным. Он говорил слово «три», приготовлялся, говорил слово «пятнадцать» и прыгал на одного из игроков, стараясь наступить ногой на ногу этому игроку. Но после произнесения слова «пятнадцать» право прыгать получали все. И тот игрок, кому хотели наступить на ногу, мог в этот момент отпрыгнуть в сторону. Когда ноги после прыжка касались пола, то снова вступал в силу запрет двигаться. Хитрый активный игрок мог воспользоваться этим. Он говорил слова «три-пятнадцать» и делал вид, что прыгает. Тот, на кого он, вроде бы, прыгал, отпрыгивал в сторону первый, а уж активный игрок смотрел, куда тот приземлится и прыгал туда сам вслед за ним. И, когда отпрыгнувший уже стоял на полу и не имел права сдвигать свои ступни с места, ему сверху на эти ступни приземлялся активный хитрый игрок. После этого активным игроком становился тот, кому наступили на ступню. И так мы всю перемену прыгали по холлу, разряжаясь от уроков.

Запись 30

Владимир Павлович Воронко был маленького роста. Ниже нас. Он вел у нас спецкурс по программированию. Вначале дал нам теорию – ее основы. Объяснил работу условного оператора, оператора перехода на метку, оператора цикла. Показал, как из первых двух можно построить третий. Он давал нам язык Алгол-68. И желающим другие языки. Арсен Муллагалиев изучал еще и BASIC. Изучив теорию, перешли к практике. Стали писать программы. И Владимир Павлович Воронко стал водить нас в ВЦ – Вычислительный Центр Сибирского отделения Академии Наук СССР. Он там работал в лаборатории Валлиулина. Нас он привел в перфораторный зал, где мы сами на перфораторах набивали свои программы на перфокарты. Потом собирали их в колоды и сдавали на счет. На мощную по тем временам ЭВМ БЭСМ-6. Ее быстродействие было 1 миллион операций в секунду. Через несколько дней приходили и забирали распечатку. Если были ошибки, то искали их, устраняли – набивали новые части программы на перфокарты и меняли их в колоде. И снова сдавали.

Задачи ставились перед нами по-разному. Арсену задачу поставил Воронко. Математическую. А я нашел в школьной библиотеке книжку Бонгарда «Проблема узнавания». И читал ее. И нашел в ней описание алгоритма одной программы, которую Бонгард опробовал и получил интересные результаты. Я решил ее воспроизвести. Алгоритм разложился на операторы, и осталось лишь записать его. Записал. Набил на перфораторе. Сдал колоду на счет. Получил распечатку. Ошибки. Искал. Исправлял. Сдал. Ошибки где-то. Что-то переделал. Снова что-то не так. И так несколько месяцев…

Кроме БЭСМ-6 в ВЦ были и другие компьютеры. Нас сажали и давали поработать. Были с дисплеями. Нам показывали игры. Помню на одном компьютере скачки лошадей с препятствиями. На другом я играл с машиной в трехмерные крестики-нолики на кубе 3*3*3. И один раз ухитрился выиграть. Была там и машина HP – хьюлетт-паккард. Со многими терминалами в разных комнатах на разных этажах. На ней тоже чуть поработали. Помню, решил проверить численно формулу простого интеграла. Взял отрезок от а до в, функцию у = х и интеграл от нее по х от а до в. Это равно (в*в-а*а)/2. И совпало довольно точно.

Запись 31

В то время я слышал про искусственный интеллект. И думал про это так: взять алгоритм работы мозга и написать по нему программу. Работу мозга – мышление – изучают специальные науки. И психология одна из них. И я решил почитать про мышление. На кружке по психологии обратился к его ведущим. И они принесли мне толстую книгу с названием «Мышление». Я ее взял, но из-за ее толщины побоялся ее раскрывать. Все равно ее всю не прочитать. Книжку потом вернул.

Кроме необязательного спецкурса по программированию у Владимира Павловича Воронко, у нас были обязательные занятия по программированию. Вела их толстая женщина по фамилии Воронко. Я думал, что это жена Владимира Павловича. Хотя точно не знал. Она рассказала нам про двоичную систему счисления, про возможные другие – например, восьмеричную. И мы попрактиковались немного, переводя числа из одной системы в другую. Потом нам рассказала, как писать программы из операторов, и мы стали писать, кто что хотел. Я в то время увлекался игрой в «Эволюцию» или по-другому – «Жизнь». Автор ее Конвей. Я прочитало ней в журнале «Наука и жизнь», вроде. Играл в нее на листках бумаги в клетку – в тетрадках. Потом мы сделали с ребятами большое поле на листе картона от чего-то большого – вроде, метр на полметра, и играли на нем копейками и еще какими-то фишками. А тут подвернулось программирование. Ну, я и решил запрограммировать эту игру. Взял поле 40*40. Задал на нем единицами живые точки, нулями – пустые. И описал операторами алгоритм рождения новых живых точек и стирания умерших точек. Вывод на печать исходного состояния и последующих через каждые 25 ходов. Практику здесь мы проходили в университете – на ЭВМ Минск-220. У нее быстродействие было меньше, чем у БЭСМ-6, вроде 220 000 операций в секунду. И эта программа у меня с ходу прошла. Выдали мне распечатку с десятком полей 40*40. Эволюция моей картинки не закончилась за это число ходов, но оператор оборвал работу программы минут через 10, хотя на системной перфокарте, которую я вложил в свою колоду, было пробито время минут 20. Вообще-то говоря, для полной эволюции моей картинки не хватило бы поля 40*40, да и времени надо было бы часы, а может, и больше. Но самое главное, то, что я замыслил, получилось. Алгоритм смог превратить в набор операторов, и программа получилась работоспособной.

А один парень из нашего класса – Шилин Андрей – высчитал число е с точностью примерно 200 знаков после запятой. Точно не помню сколько, только помню, что трехзначное число знаков после запятой (может, и 700).

Запись 32

В ИЯФе устаревшее оборудование было собрано наверху главного корпуса в одном большом помещении. Там стояли вполне работавшие установки и приборы. И с ними работали фэмэшата под руководством ученых из ИЯФа. Кто-то пытался детектировать тахионы, кто-то еще что-то делал, но я не вникал. Наша же тройка – Шилин Андрей, Васька Борчанинов и я – занимались доделкой искровой камеры под руководством Володи Смирнова. Мне поручили впаять куда-то сопротивление, но я все тянул, и в конце концов Володя сам впаял его. А Андрей и Васька занимались камерами – заполняли их гелием. Откуда-то на руках (на 6-й этаж!) притащили баллон с гелием. Потом через систему трубок гелий ввели в камеры. Подготовили. Зачем-то разбирали счетчик сцинтилляционный. Смотрели на сам сцинтиллятор. Он прозрачный, как стекло. Фотоумножитель – регистрировать вспышки света в сцинтилляторе при прохождении его заряженной частицей. Счетчик собрали. Меня посадили на пересчетки – лампочки, расположенные в двоичном коде загорались при прохождении очередной частицей через верхний и нижний счетчики. Напряжение 2 киловольта подавалось на камеры при одновременном срабатывании обоих счетчиков. Возникал пробой в гелии вдоль траектории частицы. Малиновые искры. Андрей или Васька сидели считали эти искры, и потом определялся коэффициент срабатывания камер. Так что успели мы до конца 10-го класса увидеть в работе искровую камеру.

Запись 33

Ответственный за это оборудование был Рыкосоев (или Рукосоев). Когда я кончил учебу в универе, то заглянул в это место опять. Чтобы узнать поподробнее про наблюдения за тахионами. Там было пусто, был только Рукосоев. Он выслушал меня и затем показал установку для детектирования тахионов. Это два счетчика на расстоянии примерно 1 метр друг от друга. Тахион пролетает один счетчик, потом другой. По разности времен их срабатывания определяется скорость его. Но счетчики имеют свой шум – могут выдавать ложные сигналы. Это не позволяет регистрировать очень малые времена, то есть очень быстрые тахионы. Может, они и есть, но они неотличимы от шума. Вот это я узнал перед отъездом. Теоретику ведь нужна связь с экспериментаторами.

Запись 34

Время шло, и я подтянулся к общему уровню. Двойки перестал получать. И экзамены сдал хорошо. На четверки и пятерки. Средний балл 4,5. На экзамене по физике дали задание вывести какую-то формулу. Ее мы не проходили, но знаний наших должно было хватить для ее вывода. И я вывел ее. За экзамен я получил две оценки – одну за общеобразовательный курс – 5, а другую за ФМШ-тский курс физики – 4. По химии я получил 5, но в аттестат по ошибке вписали 4. Переделывать весь аттестат не стали – невелика ошибка.

Запись 35

Когда Лаврентьева (организатора Сибирского отделения Академии Наук) спросили, какое из своих дел он считает главным, он ответил, что это создание ФМШ.

Запись 36

По окончании ФМШ на июль мы остались в общежитии ФМШ (те, кто хотел поступить в НГУ – Новосибирский государственный университет). Я тоже решил поступать в НГУ. Но на какой факультет? Больше всего мне хотелось заниматься созданием искусственного разума, работать с ЭВМ. Для этого надо было идти на матфак. Но, помня свой опыт с олимпиадой по математике, пришлось отказаться от своей мечты. Так, если не на матфак, то куда? Остается физика. Оценки мои по ней к концу ФМШ подтянулись повыше, да и интерес некоторый к ней тоже был. И я решил – на физфак.

Конкурс был 3 человека на место. Это был 1976й год. С ФМШ-тской подготовкой я уверенно поступил. Средний балл у меня был 4,5, да и экзамены я сдал неплохо.

Запись 37

Осенью до занятий у первого курса была уборка картошки. В свободное время мы читали книги по физике, просто общались. Один раз кто-то из ребят затеял игру в лабиринт. Стал объяснять правила игры. И я узнал ту игру, которую развил в ФМШ на основе игры Валерки Павлова. Я тут же заявил о своем авторстве и перехватил инициативу в свои руки. Вот как: оказывается наша с Валеркой игра получила распространение.

Запись 38

В универе у меня бывало всякое. И повышенную стипендию одно время получал, и без стипендии оставался в другое. По математике тоже было по-разному. И четверки, и пятерки на экзаменах получал, и тройки бывали. Особенно мне понравились ТФКП (теория функций комплексного переменного) и ОТО (общая теория относительности (теория тяготения)). По обеим у меня пятерки. ОТО читалась факультативно, то есть не обязательно ее посещать и сдавать. Ее вел Кулаков Юрий Иванович. А ТФКП преподавал (лекции) Крушкаль.