Текст книги "Медин"

Глава 10

Глянцевый Кирилл Кабанов с сигаретой в зубах и форвард Оглоблин с перекошенным ртом уставились на стену морга.

– Я принес фотки, – крикнул Илья и окинул взглядом сырую кладку кирпичей. В быстро гаснущем январском вечере эта картина выглядела очень странно – здоровая детина что-то кричит мрачной стене. В любое другое время, когда неподалеку торопились пешеходы, происходящее несомненно привлекло бы внимание, но в праздничные дни здесь никого не было, и Кабану не стоило беспокоиться и часто оглядываться. Правда, вел он себя так, скорее от нервов, нежели от осторожности.

– А-а-а-а, – донесся из морга жуткий бас, и корни волос Ильи стали шевелиться. – Принес. Заходи.

Кирпичи снова разъела пыльная чернота, и Кабан, спотыкаясь, ступил в освещенный островок.

– Как я тебе? – на свет вышел, словно перед публикой в цирке, таслановый плащ с бледно-синим лицом мертвеца на плечах. Вместо глаз все также зияли черные дыры. – Я еще не понял, как делать зрачки.

Кабан проглотил громоздкий комок в горле.

– Нравится? – глумление Лишнего чуть не переросло в издевательский смех.

– Оч-ч-чень, – заикаясь, ответил Кабан. – Вы уже почти, как человек.

– Да! Быть человеком не так-то просто, оказывается, ха-ха-ха, – не сдержался плащ. – А твои спутники этого не понимают. Поэтому стоят теперь в углу.

Он презрительно поглядел дырками на ведра и протянул Илье узловатую, переплетенную синими венами руку.

– Давай фото. Узнал что-нибудь про инверсию? – перетасовывая снимки, посмотрел он на парня.

– Эм… нет, я ведь не знаю, что это.

Дырки вонзились в глаза Ильи, лицо мертвеца наполнилось кровью. Кабан побледнел и растворился в падающем свете. Лишь безумно колотившееся сердце в том месте, где он стоял, выдавало его присутствие.

– Инверсия, – по-удавьи выпятил вперед челюсть плащ, – это трансформация души, изменения ее качеств на противоположные.

Он приблизился к взрывающемуся сердцу и нашел в белизне света обезумившие глаза.

– Тебе, мой друг, надо узнать, с кем в городе произошло что-то подобное. Был один человек, а стал другой. Был хорошим, а стал плохим. Понятно, о чем прошу?

Кабан затрясся мелкой дрожью и лихорадочно закивал.

– Вот и хорошо. Отправляйся на поиски, а я пока твоих друзей восстановлю.

– М-м-м-мистер…

– Ч-ч-ч-что? – спародировал заикание Лишний.

– М-м-м-моя девушка… стала другой.

– О-о-о, – плащ повернулся, – разлюбила?

– М-м-м-мне кажется, с ней случилась инверсия.

– Перестань заикаться! – резко выкинул руку Лишний в сторону Кабана. Тот поперхнулся и замолчал. – Инверсия – слишком серьезный процесс, чтобы применять ее на детях. Нерасчетливо это. Девочки твоего возраста и без инверсий постоянно меняются то в одну, то в другую сторону. Не обращай внимания, это пройдет.

– Вы это… по трупу узнали?

– Аха-ха-ха, ты мне нравишься, человек, – он наклонил свое безглазое, скомканное гримасой, лицо и выпятил синие губы. – Нет, по своему опыту. Перво-наперво проверяй политиков, крупных чиновников, бизнес, может быть, военных. Просмотри интернет. Применение инверсии должно быть оправданным, целесообразным, что-то меняющим в структуре вашего мира. Понимаешь, о чем я?

– Не совсем, – донеслось из света. – Но…

Кабан поспешил пригасить всплеск негодования и, возможно, впервые поговорить с чудищем на равных.

– Я постараюсь найти для вас информацию. Вы только брата назад верните. Я все для вас сделаю.

– Вот это другой разговор, – таслановый протянул трупную кисть для рукопожатия. – Как тебя зовут?

– Иль-я, – парень постарался не обращать внимания на то, что он пожимает, и с силой сдавил скользкую как медузу ладонь.

– Андрей? – бабушка в недоумении уставилась на дежурную бригаду медиков. – Да, у нас есть такой мальчик. Но все его болезни мы лечим на дому.

– Дежурный сообщил, что у вашего больного тридцать девять температура, поэтому нас и вызвали.

– Я? – бабушка поправила толстый воротник свитера. – Никого не вызывала.

– Кто там? – в прихожую выглянул капитан Медин при полном параде. – В чем дело?

– Это я вызвал, – из комнаты вышел Андрей с мобильным телефоном в руке. – Мне плохо.

Во взгляде отца вспыхнул гнев. Бабушка отступила к стене.

– Вы позволите, – врачи прошли мимо нее, – принесите, пожалуйста, стулья и чайную ложечку. Где у вас можно разместиться?

– Сюда, – Андрей провел их в свою комнату.

– Вы знаете… – засуетился капитан. – Он у нас хронически болен…

– Посмотрим.

– И ваши врачи давно перестали им заниматься…

– Отчего же?.

– У него неустановленная реакция организма…

Андрей сжал зубы, чтобы выдержать уничтожающий взгляд отца. Тот, объясняясь с медиками, безмолвно спросил сына «Какого лешего?». Мальчик глазами ответил «Такого» и покорно задрал рубашку для того, чтобы доктор его мог послушать. Бабушка принесла чайную ложку.

Капитан Медин рефлекторно посмотрел на часы, дернул уголок рта и заходил за белыми спинами врачей, обдумывая варианты дальнейших действий. Поезд до Владивостока отправлялся через полтора часа. Надо было еще добраться до вокзала. Доктор неспешно осмотрел горло Андрея, прижимая язык мальчика чайной ложечкой.

– Та-а-к…

– Ну что там, уважаемый? – капитан попытался придать голосу максимальную вежливость. Хотя его заряд, казалось, рассек бы сейчас лампочки в люстре.

– Да вы успокойтесь, папаша. Присядьте. Не надо так бегать по квартире.

– Знаете ли, – Медин-старший резко остановился. – Мы уезжаем сегодня… У нас поезд через час.

– А… – флегматично отозвался врач и стал копаться в своем чемодане. – Сын-то у вас серьезно болен.

– Я знаю.

– Да? – доктор бесцветно посмотрел на капитана и достал из чемодана термометр. – Держи.

Он вложил в андрееву подмышку стеклянный карандаш и прикрыл мальчика одеялом.

– Я же уже говорил, у него хроническое… неустановленной этиологии.

– Чего? – сделал удивленное лицо медик и тут же заулыбался. – Понятно. Простуда у него, папаша. Лечить надо активно, а не гнать по холоду в дорогу.

– Это не простуда, это… – капитан замолчал, увидев, как сын натягивает одеяло на голову. – Андрей!

– Папа! Я заболел, мне надо в больницу! – глухо донеслось из-под мягкого бугра.

– Это что такое?! А ну-ка выбирайся! – капитан рассерженно подскочил к кровати и сорвал одеяло так, что взъерошенные волосы Андрея сбились набок, и термометр едва не сломался.

– Тихо-тихо-тихо, – зашипел врач, ухватив рьяного офицера за рукав. – Вы чего это?

– У нас поезд! – выкрикнул отец.

– Господин моряк, – медик приподнялся со стула. – Вы, конечно, можете поступать, как считаете нужным, но я бы рекомендовал…

– Мы едем сейчас же!

– Никуда я не поеду, – Андрей вытер подкатившие слезы.

– Так, ребята, сматываем удочки, – врач понятливо наклонился и стал активно собирать чемодан. Его молчаливые коллеги синхронно выпрямили ноги, оставив под собой стулья, и повернули к выходу.

– Что тебя еще здесь держит, Андрей?

– Лиза, папа! Ты ее не видел… она совсем другая стала.

Врач осознал, что не понимает происходящего разговора, и, оставив глупую улыбочку на лице, щелкнул замками чемодана и протянул капитану правую руку.

– Ну…

– Я хочу ее взять с нами!

– Ты с ума сошел!

Врач заулыбался еще шире и еще глупее.

– Я люблю ее, как ты не можешь понять?

– Что за телячьи нежности? В то время, когда надо бежать.

– Да-да, – сказал врач и кашлянул, указывая на свою руку.

– Подождите! – прикрикнул на него Медин-старший и обхватил ладонями лицо сына. – Андрюша… Забудь про Лизу, она опасна теперь. Тебе нельзя с ней контактировать. Лишний поймает ее в два счета, а с ней и тебя.

– Вот именно! – вырвался из объятий мальчик. – Поймает! И никто не придет к ней помощь. Поэтому ее надо спасти.

– Глупец!

– Мы должны ее забрать, папа. Я должен. По моей вине она теперь может пострадать. Или даже погибнуть.

– О, друзья! – не дождавшись рукопожатия, врач стал тянуть руку вверх, словно школьник, знающий ответ. – Можно, мне пойти! Я знаю, как всех спасти. У меня есть опыт.

Капитан несколько секунд мрачно смотрел на сына, золотое шитье его кителя медленно тускнело вместе со светом в глазах. Мальчик в одеяле удалялся в беспросветную пропасть непредсказуемых событий. И не было ничего, что могло его удержать. «Прости меня, Света, что бросаю нашего Андрейку вот так, на произвол судьбы. Но я не могу иначе. На его месте я сделал бы то же самое». Что-то теплое шевельнулось в его руке. Ладонь доктора.

– Всего наилучшего, не болейте, мы уходим.

– Подождите… – посеревшим голосом остановил капитан. – Вам надо взять моего сына с собой. Он болеет.

– Но… папаша. Вы же только что убеждали меня, что с ним все в порядке. Неустановленная, говорили, этиология.

– Не поясничайте.

Ухмылка исчезла с лица врача, он переглянулся со своими спутниками, те синхронно пожали плечам.

– Ну хорошо. Собирайтесь, – врач махнул рукой. – По крайней мере, это не здоровых за тридцать тысяч госпитализировать. Здесь все честно.

Андрей подпрыгнул так, что одеяло свалилось к его ногам. Отец ватными пальцами расстегнул верхнюю пуговицу и, выдохнув, сел на стул. Невидяще посмотрел, как бегает сын по комнатам, как заталкивает в сумку пижаму и тапочки, бабушка подает зубную щетку с пастой, мыло. На стене отрывается плакат Кекса и повисает на одной булавке. Все не то, все не так. Капитан опустил голову.

«Кто-то заедает тоску шоколадом, надо пить депрессант или рано?

Раны не прижечь лимонадом, а спорткаром

Не развеять мрачных дум на треке.

Веки равнодушны к теням, деньги загоняют дальше

В пропасть, пустоту и роскошь, крошат естество на стейки».

Андрей облизал сухие губы и возбужденно поглядел на прыгающих на ухабах врачей. Они о чем-то говорили, косясь и кивая в его сторону. О чем шла речь, он не слышал – из-за наушников. Трек «Мутота» закончился, и Медин выключил плеер. «Скорая помощь» подъехала к больнице.

– Вы что-то говорили мне? – спросил он выходивших из машины медиков.

– Кто – мы? – странно заулыбался главный врач. – Нет.

Они ступили на уже знакомое крыльцо приемного отделения. Андрей приготовился к встрече с нервной дежурной. Хотя сейчас его появление и носило законный характер, однако она-то об этом не знала. И потому надо было обрасти толстой кожей на ближайшие пять минут, до той поры, пока ей все объяснят. Он машинально прищурился, чтобы встречная ярость не обожгла глаза, и ступил в предбанник.

Но там сидела другая медсестра. Черноволосая девушка, беленькая, свежая, недавно заступившая на дежурство. Она кокетливо улыбнулась вошедшему доктору. Тот ответил ей тем же – тепло, игриво и с искоркой.

– Принимай, Даша.

Она бросила мимолетный взгляд на Медина и посмотрела бумаги, которые перед ней разложил врач. «Переодевайтесь, молодой человек».

– И ради чего тогда был весь этот спектакль? – разгорячился Колька по телефону.

– Ну, главное, теперь я рядом с Лизой… да и лысого завтра попробую разыскать, – прошептал в трубку Андрей, хотя таиться было некого – в шестиместной палате он лежал один. Слышала его только Луна, кривым лучом упавшая на соседнюю стену, грядушки и старые тумбочки.

– Панарина что ль? Он, наверно, там в закрытом боксе. Так просто не проберешься.

– Посмотрим, приходи часам к одиннадцати, вместе попробуем найти его.

– Ладно, лечись, больной!

– Сам такой!

Колька положил трубку, и Андрей остался один в огромной темной палате. «Как в космосе», – он оглядел молчаливые стены, наполненные тихим незаметным сиянием. «Это Луна такой отсвет дает», – успокоил он сам себя. В то же мгновенье на улице проурчала машина, и перекрестия окон поехали по стене влево – космос ожил. Андрей с замиранием сердца проследил за тем, как тени очертили прямой угол и застыли, после чего надвинул одеяло повыше.

Что мы имеем? Там, над головой, через потолок и толщу километров воздуха настоящий космос – темный, неживой и бесконечный. Охватывающий эту планету и вместе с ней палату широкими ледяными объятьями. На той, космической, «стене» есть свои отсветы и блики. Света несравнимо меньше, поэтому космос не может быть белым. Андрей измерил взглядом лунную полоску на стене. Но она по своей энергетике сопоставима с тем мраком, что повис вокруг. В палате не темно, и не светло, а стены имеют легкое свечение. Борьба равная: вселенские объемы темной материи с ничтожной энергией удерживают световой напор миллиардов звезд. И звезды со своей стороны не могут победить бесконечную тьму. Так и должно быть дальше…

– Но тут есть я, – произнес Андрей, и в палате резко вспыхнула лампочка. Тени пропали, стены окрасились в желтый цвет. На секунду он испугался того, что произошло. Но тут же взял себя в руки. – Я же знал, что делаю.

К этому затылочному ощущению, что сейчас произойдет то, что он представил, Медин уже стал привыкать. Так было еще на дискотеке, потом на Новый год, и вот сейчас. «Я начинаю управлять», – дьявольский огонь стал разгораться у него внутри.

– Так, зачем свет включил? – в дверном проеме появилась черноволосая голова с беленьким плечом. – А ну-ка, быстро спать.

Тоненький пальчик щелкнул выключатель, и палата снова погрузилась во мрак. «Темные побеждают», – подумал Андрей и повернулся на правый бок.

– Привет, Андрейка! – изумруды нежно задрожали зелено-золотистой глубиной.

– Ли-зонь-ка, – впервые в жизни выдохнул вслух он это имя.

Она взяла его руку и, немного смутившись, потянула к себе. Он понял, что сейчас будет поцелуй.

– Девочки первыми не целуются, – прошептала она с кроткой улыбкой. – Я хотела просто с тобой прогуляться. Возьми меня под руку.

Он замешкался, не зная, что делать с ее рукой, но она ему помогла. Они пошли по забитому с двух сторон косыми столбами света больничному холлу. На них с нескрываемым удивлением и восхищением смотрели врачи, пациенты, люди, пришедшие навестить родственников, охранники, техники с инструментом. Все знали, что эта пара никак не могла существовать в природе, но в силу каких-то обстоятельств состоялась и теперь выглядела счастливо. Это, признаться, вводило окружающих в ступор.

– Я бы все равно заменил «ли» на «ко», – появился неожиданно справа Колька.

– Зачем? – растерянно заулыбался Андрей.

– Что-то же должно быть не так.

Они шли дальше, а едкость ничуть не задевала Лизу, она гордо ступала, рассматривая ошеломленные лица людей.

– Может, не ходил бы ты к ней, – хитро щурясь, выглянула слева бабушка.

– Ба? – удивился Андрей, но та уже пропала в толще света. Он оглянулся через лизино плечо, выискивая родную седину, но наткнулся лишь на незнакомые лица. Кто-то из людей указывал пальцами, кто-то – красноречиво косился. В стороне он увидел рэпера Кекса, который будто сошел с журнального постера – надменно взирал на него с Лизой, сложив татуированные руки на груди.

– Забудь про нее, она теперь опасна, – горячо выдохнул в ухо капитан Медин.

– Папа… – не ожидал Андрей и прижался к Лизе, которая продолжала невозмутимо идти вперед.

Отец сверкнул погонами и пропал так же, как и бабушка.

– Я же предупреждал насчет моей девахи, – заревел перед ними Кабан, размером в два раза больше, чем обычно. – Убью ведь!

– Уйди, – отмахнулась от него Лиза, и Илью рассеяло словно ветром. Не осталось ни следа. Андрей потрясенно заглянул ей в лицо – она была с одной стороны агнец, с другой – волчица.

– Не надо было с ней общаться, – загудел голос Призрака, и волны света закачались. – Теперь считай, что покойник.

– Просыпа-ем-ся, – болтаясь на гребнях, пропела медсестра. Ее нотки болезненно уткнулись в слежавшееся сознание Медина. – Восемь утра, замеряем температуру.

В подмышку Андрею неприятно уткнулся холодный градусник, мальчик с трудом приподнял веки.

– Как самочувствие? – дежурная по-прежнему выглядела свежо и игриво, будто не было бессонной ночи.

– Так себе, – прохрипел Андрей осохшим горлом и прокашлялся.

– Ничего, вылечим, – подмигнула она и пометила что-то в принесенном журнале.

– Андрейка! – в дверях появился знакомый силуэт.

– Лиза! – екнуло внутри.

Медсестра оглянулась и по-хозяйски выпрямилась.

– Что это такое? А ну-ка марш в свою палату, нечего заразу разносить.

– Да я здорова, тетенька…

– Это моя одноклассница, пустите ее.

– Нечего-нечего, здесь кварцевание было, а там еще нет. Живо к себе!

– Ладно! – махнула Лиза рукой. – В столовке на завтраке встретимся.

– Ага, – кивнул Андрей и проводил девочку любящим взглядом, после чего перевел уже рассерженный на медсестру.

– Ой-ой-ой, – только и ждала она этого, изобразив «телячьи нежности». – Подумаешь.

Она надула пузырь откуда-то взявшейся во рту жвачки и вытянула у Медина градусник.

– Тридцать семь и девять, женишок. Лечиться надо сначала, а потом…

Она не договорила, потому что с нижнего этажа раздался душераздерающий вопль. Андрей в секунду похолодел до нуля. Это кричала Лиза.

Глава 11

Колька торопился в больницу, оглядываясь. Делать это было непросто – слишком большой капюшон, натянутый на голову, всячески мешал изучать подозрительных людей. Это только подхлестывало внутреннее волнение. «Чтоб тебя!», – наступил толстяк в мелкую лужицу, спрятавшуюся под талым снегом. Всюду было что-то не так. Он почувствовал, как холод медузой обволакивает промокший кроссовок. Неосознанно Колька стал вышагивать с упором на пятку. Немногочисленные прохожие озирались на хромающего мальчика, чем только усилили его паранойю.

Еще вчера скептически настроенному сыну сотрудника НИИ после произошедших событий мир стал казаться полным заговоров, а люди – не теми, кем являются на самом деле. Чего только стоила перемена с Лизой. Вспыхнувшая с новой силой любовь к ней одним порывом смешала все рациональное в Кольке: он уже не понимал, кому верить, куда бежать и что делать.

А тут еще неожиданное послание от Призрака – ему, а не Медину, который внезапно перестал отвечать на звонки. Колька поймал на себе странный взгляд рабочих в грязно-оранжевых спецовках с надписью «Горэлектросеть», вытягивавших кабели из покосившегося фонаря. «Что?! – тут же импульсивно про себя вскинулся толстяк, и рабочие отвели глаза. – Я знаю, что вы – светлые и можете творить чудеса. А я – обычный, беззащитный, да. Стреляйте в меня, делайте таким, как вы. Буду тоже кабели тянуть». Промокшую ступню стало сводить от холода.

Так вот Призрак в письме проявил недюжинную осведомленность в его и андреевых делах, чем окончательно выбил Кольку из колеи. Незнакомец попросил уберечь Андрея от контактов с Ильей Кабановым и не пускать друга к старому моргу. Что все это значило, понять было сложно, но тревогу посеяло жуткую. С учетом того, каким последний раз был Кабан, будущее затаило серьезную угрозу. «Старый морг еще, – Колька закусил губу и стал набирать номер Медина, – позитивненький набор». Андрей не ответил.

Наспех одевшись, в половине десятого толстяк уже скакал на пятке в сторону больницы. Мысли о том, что сейчас происходило в ней, путались с предположениями, что за люди встречались на улице, и мог ли быть среди них Призрак. Тут еще мешал капюшон.

В приемном отделении, куда Колька влетел, ничего не видя, что-то зашуршало, загремело. И когда мальчик вгляделся в обстановку, все уже стихло – ему радостно улыбалась черненькая медсестра, в стороне он увидел врача «скорой помощи», заинтересованно разглядывающего плакаты о профилактике кори.

– Я вас слушаю, молодой человек, – девушка поправила прическу.

– А… это, – толстяк стянул капюшон. – Я к Медину Андрею, навестить.

– Четвертый этаж, восемнадцатая палата. Только недолго.

Когда Колька скрылся на лестнице, врач резко обернулся и показано возмутился:

– Что значит, недолго?! Пусть сидят хоть весь день. Нам же лучше!

Черноволосая хихикнула.

В восемнадцатой палате никого не оказалось. Зловещая пустота выдавила Кольку обратно в коридор. Он огляделся: в обе стороны линолеум отражал безлюдные своды больницы, где-то в оконную щель задувал ветер, кто-то кашлял. Мальчик набрал номер друга. Через несколько секунд за дверью раздались звуки волынки. «Какого? – Колька снова вбежал в палату – сквозь простыню светился квадрат телефонного дисплея. – Какого черта, Медин, ты поставил на меня волынку?». Он откинул простынь и увидел свою перекошенную физиономию с подписью «Колян» и «восемь пропущенных звонков».

– Ну вот, как тебе твои друзья, Илия? – мертвец взмахнул рукой словно портной, показывающий свежесшитый костюм клиенту. На Кабана глядел его брат с сигаретой во рту и форвард Оглоблин, не то улыбающийся, не то растерянный. Постоянно возникающий страх Ильи перед Лишним в эту минуту перерос в неуправляемую панику – он узнал и не узнал своих друзей. Перед ним стояли странные субъекты.

– А… они живые?

В ответ Кирилл замычал, заводил сигаретой, которая оказалась продолжением лица. Оглоблин хмыкнул.

– Мама… – только и выдавил Илья.

– Человек! Да я всю ночь их синтезировал! – Лишний снова по-удавьи выпятил челюсть, черные дыры глаз наполнились черным негодованием. – Себя еще не сделал, сразу их. Это же произведение искусства, погляди!

Он схватил за горло Кирилла и подтащил к перепуганному лицу Ильи. Братова «сигарета» чуть не уткнулась ему в щеку.

– Мммммм, – Кирилл ошалело выпятил левый глаз.

– Да-да, очень похоже сделали, – залепетал Кабан, – как вылитый. Узнаю Кирю…

– Ну вот, а ты боялся, – Лишний отпустил мычащего и, уткнув руки в бока, еще раз оглядел парней, как художник – нарисованную картину. – По-моему, пойдет.

– Извините, а можно убрать эту сигарету? – осторожно спросил Илья. – У нас обычно они не растут изо рта.

Кирилл активно завращал глазами и согласно закивал.

– Так я делал по фотографии, – не понял мертвец, – как надо, чтоб он выглядел?

– Вот без этой белой… штуки. Чтоб говорить мог.

– Он с этим на настоящего мужчину похож, – заупрямился Лишний. – Мне нравится. Могу и тебе такое сделать.

– Нет-нет, – замахал руками Кабан. – Не надо.

– То-то же, – таслановый повернулся и пошел к своим зловещим операционным столам. Илья поглядел в обреченные глаза Кирилла и пожал плечами. Форвард Оглоблин хмыкнул.

– Ты узнал про инверсию? – раздалось из моргового мрака.

– Нет, – набравшись твердости, ответил хоккеист. – Но я знаю, кто знает.

Из темноты нарисовались бледно-синие скулы Лишнего.

– Да? И кто же?

– Есть тут две малявки из нашей школы. Мне кажется, они имеют к инверсии какое-то отношении.

– Кажется?

Кабан не рискнул снова говорить про Лизу, да и ее изменение теперь не сильно его волновало. У него было одно желание – отомстить Медину и его прихвостню. Пусть чудище превратит их в улиток или каракатиц каких. Дальше будет видно, как найти источник инверсии, как исправить брата и покончить с самим Лишним.

– Прежде чем рассказывать дальше, я бы хотел выдвинуть свои условия.

– Условия?! – загремело в пустом морге. Лишний так стремительно подлетел к Кабану, что тот простился с жизнью. Трупный запах ударил в лицо.

– Ты решил договариваться со мной? – перед носом хоккеиста зашамкала беззубая пасть. – Ты?! Белковая кукла?

– Я… всего лишь… хотел просить вас, – Илья выдохнул, – уважаемый, об услуге.

Глазные дыры на морщинистой маске Лишнего расширились.

– Я говорю вам про тех, кто знает об инверсии, – Кабан выжал последнее. – А вы делаете меня самым сильным хоккеистом на свете.

Дыры вытянулись в злорадные овалы.

– А-а-а, тщеславие… Решил великим стать.

– Вы мне, – сказал Илья, – я – вам, обычная ситуация.

Лишний повернулся, посмотрел на Кирилла, Оглоблина, которые ответили виноватым взглядом, и медленно зашуршал плащом обратно во мрак.

– Ладно, – квакнул он оттуда. – Мне не трудно, говори про малявок.

– Почему-то я не удивлен, – Колька тяжело засопел и сел на край лизиной кровати, над которой склонился Андрей.

– А… – Медин дернулся от неожиданности и испуганно забегал глазами. – Ты уже тут.

Лиза виновато подтянула простыню к подбородку.

– Вообще-то я восемь раз звонил, – толстяк достал андреев телефон и швырнул его небрежно перед другом на кровать. – На твой звонок я поставлю «Бюстгальтер Бойз», а не твоего любимого Кекса. Будешь знать!

– Тебя медсестра на входе что ли укусила? Чего злой такой?

– Пришел спасать тебя от Ильи Кабанова, – потряс руками Колька, язвительно указывая на трагизм момента. – Призрак переживает…

– С Кабаном я и сам разберусь.

– Конечно-конечно, ты везде преуспеешь.

– Да в чем дело? Что не так?

– Все так. Осталось только сюда переселиться…

– А, понятно, – Андрей мимолетно встретился с Лизой взглядом и встал. – Я здесь вынужденно оказался – Лизу надо было успокоить, у нее случился срыв.

– Да-да, – надул щеки толстяк.

– Она серьезно испугалась. Перед ее глазами пронесли покойника, – Андрей запнулся. – Ну этого… Которого мы хотели спасти. Панарина.

Колькино лицо ничуть не изменилось, он неприязненно посмотрел на друга. Лишь через некоторое мгновение внутри у него что-то дернулось.

– Панарина? Он умер? – Колька впал в ошеломление и тут же увидел, как исказилось лицо Лизы – она заплакала.

– Ну-ну… Медин снова присел у ее изголовья и стал гладить русые волосы. – Умер, утром.

– Пуф! Ну дела, – подскочил толстяк. – Только говорили об этом, и вот.

Он подошел к окну и посмотрел на левое крыло, туда, где была палата Панарина. Третий этаж безжизненно смешался с другими этажами.

– А ты его тоже видел? – Колька повернул к Андрею.

– Нет, я прибежал к Лизе, когда его уже унесли. На ней лица не было. Представляю, что там было за зрелище.

– А вдруг это не он? – Колька в надежде еще раз поглядел в окно.

Андрей и Лиза уставились на него одинаково непонимающе.

– Ну, может, это был другой онкобольной, – развил мысль толстяк.

– Ты же сам говорил, что Панарин тут один такой, – Медин смахнул с девочкиной щеки слезу, и Колька решил этого не замечать.

– Хорошо, может это просто другой больной, – проворчал он. – Как будто Лиза знает, как выглядит Вовчик.

– А это важно? – промолвила Лиза. – Он был кошмарный… просто кошмарный. Как скелет.

– Похоже, все-таки он, – пожал плечами Андрей. – Не будем же мы теперь пробираться в морг, чтобы проверять.

– Быстро же в тебе пропала тяга к приключениям, – поддел Колька.

– Что значит пропала? – возмутился демиург. – Я готов хоть куда, был бы смысл.

– Ну, да, настоящий супергерой действует только с расчетом. Чтобы избежать ненужного риска. А то мало ли.

– Слушай, Колхоzник, я не боюсь проникать в морг. Только, если Панарин умер, и он там лежит в темноте, то что нам с ним делать?

– А если не там?

– Хорошо, тогда проще сходить к нему в палату, а не придумывать сумасшедших планов по проникновению черт знает куда.

– Ага, все-таки боишься!

Медин протянул руки к Кольке в наигранном стремлении задушить. Он понял, что друг ревнует, но обострять конфликт не пожелал. Многолетняя дружба не должна была погибнуть вот так, мгновенно, как Панарин.

– А что за предупреждение от Призрака? – спросил Андрей, когда они с Колькой шли к лестнице для перехода в левое крыло больницы.

– Ты не поверишь, он впервые мне написал, – обрадовался и тут же смутился толстяк от доброжелательности друга. Ему стало стыдно, что он унижал его при Лизе. И даже мимолетно возгордился за Андрея, что он такой великодушный. – Призрак за тобой попросил приглядывать. Предупреждал о Кабане, что не надо с ним встречаться, и отдельно упомянул про старый морг, мол, нечего тебе там делать.

– А что там?

– Об этом не было ни слова. Я потому и предлагал тебе потренироваться на больничном морге, – вдруг придумал Колька, чтоб ловко смягчить яд своих нападок.

– Ой, вот только не надо, Николай Казимирыч, – махнул рукой Медин и ухмыльнулся.

Они вышли на лестничные марши и засеменили вниз, в больнице по-прежнему висела гнетущая тишина. Казалось, только в такой атмосфере и могли выносить умерших. Чтоб не испугаться, Колька заранее приготовился к появлению безликих санитаров с марлевыми повязками на лицах, выносящих носилки с чем-то неподвижным под простыней. Как бы между прочим всплыла в памяти перекошенная физиономия и тоскливая волынка.

– Андрюх, ты скажи, зачем на меня такой музон поставил в телефоне?

– А что там? – спросил Медин, словно других вопросов уже и не знал.

– Какая-то невероятная тягомотина.

– А, это я Лизе показывал твою любимую музыку.

Толстяк как вкопанный воткнулся в линолеум.

– Да шучу я, шучу, – улыбнулся демиург. – Вчера у меня просто снова получилось поиграть со светом. Без помощи рук… Ну ты понимаешь, о чем я. Так вот потом обнаружил, что в телефоне соскочили все настройки. Наверно, поэтому на тебе и тягомотина. Я, правда, не слышал, что играет.

– Волынка.

– А, ну нормально.

– Слышь!

Медин, смеясь, побежал вперед. Колька резво за ним.

Илья видел их, но не понимал, почему они так медленно движутся. Брат и Оглоблин поворачивались, словно под толщей воды.

– Та-а-а-ак, – глухо запузырило в ухе, – подни-ми-те те-перь ему ле-вую ру-ку.

Это был голос Лишнего. Доносился он, такое ощущение, с расстояния километра. Перед глазами Кабана появилась его собственная рука – костлявая… Кошмар! Кости были такие тонкие и хрупкие, и совсем без мяса. Руку как будто обглодали. «А-а-а-а», – заорал он куда-то в пропасть и задергался всем телом. Вода заколыхалась, контуры поплыли.

– Не на-до так высо-ко, вы ее от-ло-ма-ете…

«А-а-а-а, – Илья орал, но получалось только самому себе, никто не слышал, никто не оборачивался, и это охватывало его колотящуюся душонку диким ужасом. Жилы на шее готовы были лопнуть и бурыми лоскутами повиснуть на съежившихся плечах. – Помогите!»

Полыхнула вспышка, и Кабан ослеп. Час он метался в своем непослушном теле туда-сюда. От борта к борту. Рвался к воротам, но шайба не держалась. Его били, колотили какие-то огромные тени, он не мог дать сдачи. Все время попадал под силовой прием. Это было невыносимо. Его кровью был забрызган весь лед, но тренер не давал смениться. Очередной удар… Треск лопающихся сосудов, звенящая тишина и соленый привкус теплых сгустков…

– О-о-о, теперь получилось, – рассеялся эхом вокруг кабановой головы мерзкий голос. – Смотрите, создания мои.

В ответ на это что-то зашуршало, кто-то хмыкнул как Оглоблин. Илья открыл глаза. Изо рта капала кровь.

– Во-о-от, шедеврально, – заклокотал Лишний. – Ты, Илия, со мной не рассчитаешься.

От макушки вниз низвергались раскаленные струи. Кабан ощутил, как кости его налились горячим металлом. Он поднял руку, и вместо той, обглоданной ветки, что видел последний раз, перед ним предстал массивный кулак с упругой, странно мерцающей кожей.

– Вау! – захлопал лапами форвард Оглоблин.

– Мммм! – одухотворенно замычал Кирилл Кабанов.

– Да! – закивал Лишний.

Илья осторожно осмотрел себя – он стал явно другим: чуть больше, чуть массивнее, атлетичнее. Но главное, он уже понял, изменилось внутри – теперь он был пилотом своего могучего тела-машины, силища в котором таилась неимоверная. Он отвел руку в сторону, завороженно ее оглядывая, ухватился за вмонтированный в стену короб с проложенными кабелями и резко дернул его. Толстые провода как нитки вырвались наружу, разметая куски штукатурки, с потолка посыпался мел, сорвались наотмашь лампы, и сверкнула разрядом оборванная линия. Стало темно.