Текст книги "Имя на площади Победы"

Сам Георгий Владимирович, сопровождая автора публикации «по лестнице, похожей на легкий корабельный трап», пояснял, что небольшая эстрада предназначена для школьных самодеятельных коллективов, в перерывах между сеансами на ней будут выступать юные декламаторы, певцы, танцоры, а встречи с интересными людьми можно проводить в фойе на «зеленой лужайке у искусственного пионерского костра». Здесь же достаточно места для организации выставок школьного творчества. Песня «Пусть всегда будет солнце» подсказала ключ к оформлению стен и потолков. Напомнив, что в этом же здании откроется и Государственный театр кукол, автор подчеркнул, что с его появлением «улица Энгельса стала полностью пионерской». Георгий Владимирович не скрывал, что доволен своим новым детищем. Ведь, будучи когда-то пионером-спартаковцем, пояснял зодчий, он и его товарищи могли только мечтать о своем клубе, о своем театре, и вот судьба подарила ему возможность создать для детей настоящий дворец. Но был и еще один повод для хорошего настроения. В этом здании он впервые опробовал новые приемы, которыми потом многократно пользовался в разных местах, предназначенных для отдыха людей. Одним из них стал зимний сад, которого в наших местах не было с магнатских времен. И вот он появился снова, но уже не для избранных господ, а для городской малышни.

Проект кинотеатра «Пионер» и кукольного театра. Автор Г. В. Заборский

Замечена была неординарность появившегося в Минске нового места для детского досуга и в Москве. В личном архиве Заборского сохранилась и вырезка из «Правды» за 2 марта 1966 г. со снимком только что открытого «Пионера». Главная газета большой страны сообщала, что строители белорусской столицы подарили школьникам чудесный стеклянный дворец, в котором кроме кинотеатра и театра кукол есть библиотека, комнаты для кружковой работы.

Один из эскизов кинотеатра «Пионер»

Кинотеатр «Пионер» после сдачи в эксплуатацию

Под снимком рукой Георгия Владимировича написано, что «этот «Пионер» будет стоять, пока будет жив Минск», и, посещая его, «и стар, и млад с теплом вспомнят его создателя». Сейчас вряд ли у кого-то могут появиться сомнения, что те его слова не оправдались. Мастер знал, что делает и что говорит.

Г. В. Заборский знакомит школьников с построенным для них кинотеатром

Иначе сложилась судьба здания, в котором несколько десятилетий располагался музей Великой Отечественной войны. Оно поначалу создавалось под Государственный историко-краеведческий музей БССР. Постановлением Минского горисполкома от 5 июня 1958 г. к нему был добавлен обширный концертный зал, хотя, казалось бы, рядом расположен Дворец профсоюзов, также располагающий местом для разного рода искусств. В «Спецификации помещений музея» говорится о целых группах различных экспозиционных залов. Одну из них намечалось посвятить белорусской природе, полезным ископаемым, лесам, озерам, болотам, сельскому хозяйству; другую – истории, начиная с первобытнообщинного строя. Предполагался особый зал, посвященный Великой Отечественной войне, диорама обороны Брестской крепости. Планировалась научная библиотека с книгохранилищем, читальным и лекционным залами, киностудией, фотоателье, различными лабораториями и мастерскими, включая реставрационные, а также обширные помещения для хранения фондов. В Белорусском государственном архиве научно-технической документации хранятся выполненные руками Георгия Владимировича чертежи, которые говорят о том, что ему виделось иное здание, чем то, которое многие годы посещали минчане и гости столицы – более высокое, с красивой башней на углу.

Эскизный проект здания Музея Великой Отечественной войны, который поначалу проектировался как краеведческий

Однако проект настолько пострадал в ходе «борьбы с излишествами» после соответствующего постановления ЦК КПСС, что музей стал на целый этаж ниже и лишился всех украшений. Утверждают, что под влиянием такого рода обстоятельств Заборский остыл к проекту, поэтому завершал его уже другой архитектор – Г. М. Бенедиктов.

Если говорить о Привокзальной и Круглой площадях, в судьбе которых Г. В. Заборский тоже принимал участие, то следует заметить, что это участие было хотя и весьма заинтересованным, но очень разновесным. По отношению к Привокзальной площади он выступал в качестве эксперта проектов, подготовленных Б. Р. Рубаненко и его соавторами. На Круглой же ему посчастливилось установить символ, который стал для нее доминирующим.

Аэровокзал Минского аэропорта. Фасад со стороны летного поля. Эскизный проект. Дата проставленна рукой Г. В. Заборского на обратной стороне – 1947 г.

Творческая судьба Г. В. Заборского в послевоенные годы была привязана не только к площадям, вокруг которых возводились основные градостроительные ансамбли нового Минска. Объекты не меньшей ценности созданы им и в других частях города. К их числу относится здание аэропорта «Минск-1», над проектом которого в паре с А. П. Воиновым он начал работать еще в ту пору, когда занимался генпланом Полоцка. Тогда это были главные воздушные ворота республики, посему и требования к ним предъявлялись весьма высокие, что довольно подробно расшифровано в пояснительной записке к техническому проекту:

– фасады, как со стороны города, так и со стороны летного поля штукатурятся с применением мраморной крошки;

– цоколь обрабатывается из искусственного гранита;

– на главном фасаде со стороны города в арках устанавливаются скульптуры на гранитных шлифованных пьедесталах;

– центральная часть со стороны города решена шестиколонным портиком… с двумя арками по бокам;

– на аттике устанавливается групповая скульптура;

– стены и колонны внутреннего зала, колонны зала ресторана, облицовываются искусственным мрамором;

– пол в операционном зале – из мозаичных плиток двух цветов;

– лестницы мозаичные с перилами, выполненными из металла в сочетании с чугунным литьем;

– потолки в основных помещениях – с лепными деталями;

– в операционном зале и в лестничных клетках устанавливаются витражные окна, которые выполняются из матовых травленых стекол…

Знавшие Георгия Владимировича люди говорят, что он любил этот спроектированный им аэровокзал и время от времени приезжал походить по залам и коридорам, затем посидеть с женой в ресторане, где его знали, тепло к нему относились, а шеф-повар готовил любимое блюдо. Это была котлета «де-валяй» из куриного филе, с румяной корочкой – одно из изысканных блюд французской кухни. Заборский во всем был человеком с собственным вкусом.

Аэровокзал Минского аэропорта. Фасад со стороны города. Снимок начала 1960-х гг.

В те же годы мастер активно занимался жилыми домами для рабочих Минского автомобильного завода на Могилевском шоссе. Ему же было доверено проектирование специальной гостиницы Совета Министров БССР в Войсковом переулке, которая теперь является Домом внешнеэкономических связей. Он же занимался зданиями правительственного лечсануправления, создал и стоящую на главном столичном проспекте станцию Заслоново Минской детской железной дороги. Его профессиональный авторитет с каждым новым объектом возрастал, во властных и архитектурных кругах была известна его отменная работоспособность и умение сгруппировать вокруг себя столь же целеустремленных людей. Потому, когда требовалось срочно и качественно выполнить какую-то важную задачу, Заборский почти автоматически оказывался в составе специальной комиссии. Именно так случилось при возведении здания для Минского суворовского училища, разговоры об открытии которого начались сразу после войны. И не только разговоры. Еще 6 декабря 1945 г. постановлением бюро ЦК КП(б)Б «Об организации суворовских училищ» было принято предложение военного совета Минского военного округа об организации суворовских училищ в Минске, а также в Полоцке, где в дореволюционное время был кадетский корпус для дворянских детей Минской, Гродненской, Витебской, Смоленской, Виленской и Могилевской губерний, открытый по велению Николая I. Этот же документ обязывал Полоцкий обком партии «освободить и передать Минскому Военному Округу здание бывшего кадетского корпуса для организации в нем суворовского училища».

Дома для работников Минского автозавода. Кадр из кинохроники

Однако впоследствии было решено ограничиться одним таким учебным заведением, и 26 сентября 1950 г. вышло новое постановление ЦК КП(б)Б «Об открытии в городе Минске Суворовского военного училища», предназначенного «для детей погибших воинов Советской Армии и партизан». Создать его предполагалось на базе действовавшего до войны пехотного училища имени Калинина, которое до этого было Объединенной военной школой имени ЦИК БССР. Ее в 1934 г. закончил крестьянский сын из деревни Зайцево Горецкого района будущий дважды Герой Советского Союза Иван Игнатьевич Якубовский, единственный из белорусов, удостоенный звания Маршала Советского Союза. Училище размещалось в здании бывшей духовной семинарии, построенном в конце девятнадцатого века по проекту известного тогда архитектора А. И. Мельникова – тоже академика той самой Императорской академии искусств, в стенах которой посчастливилось учиться Заборскому. О таланте и авторитете Абрама Ивановича красноречиво говорит тот факт, что он участвовал в конкурсах на возведение храма Христа Спасителя в Москве и Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге.

После революции здание духовной семинарии, которое заняло военное училище, было перестроено. В первые же дни Великой Отечественной войны оно дотла выгорело. Потому постановление бюро ЦК обязывало комиссию во главе с тогдашним начальником штаба Белорусского военного округа Н. Д. Захватаевым «в трехдневный срок определить состояние коробки на предмет ее восстановления под главный корпус Суворовского военного училища и установить объем работ, который подлежит выполнению до 1 января 1951 года». Включен был в ту комиссию и Г. В. Заборский. Как потом он писал в пояснительной записке, то, что осталось от здания в результате войны, в течение девяти лет находилось под открытым небом и продолжало разрушаться. Лишь в подвальном этаже на протяжении нескольких лет «была расположена кухня, обслуживающая военнопленных», однако «перекрытия над подвалом в 1948 году начали разрушаться», обвалилась и часть внутренних стен. Такой была стартовая ситуация. И совсем иным предстало реконструированное здание через три зимы и лета перед взорами тех, кому оно предназначалось. Восторженное письмо за подписью исполняющего обязанности начальника Минского суворовского училища полковника Асмолова 15 декабря 1953 г. было направлено руководству «Белгоспроекта» и Г. В. Заборскому. В нем говорилось, что «личный состав Минского Суворовского военного училища и гости, посещавшие училище в день его открытия, выражают большое удовлетворение работой проектировщиков и строителей, создавших для суворовцев просторное и красивое здание. Архитектурное оформление здания, сделанное с большим мастерством и вкусом, способствует целям эстетического воспитания суворовцев». И, разумеется, добавлялось, что «от имени всего личного состава командование училища благодарит коллектив проектировщиков и, в частности, товарища ЗАБОРСКОГО за проделанную ими работу». В письме сообщалось также, что «суворовцы выражали свое восхищение красотой и качеством произведенных работ».

То, что и воспитанники, и воспитатели в этом училище, и высокие военные начальники были в восторге от полученных апартаментов, по-своему подтверждало одно из выступлений, прозвучавшее в Союзе архитекторов во время обсуждения тех самых излишеств в архитектуре, когда красоту начали ставить зодчим в упрек. А сказано было, что «на открытии Суворовского училища присутствовал 70-летний старик, у которого немцы убили семью за участие в партизанском движении. Остался один маленький ребенок, которого приняли в Суворовское училище. Когда старик вошел в училище, великолепие и красота здания так поразили его, что он стал креститься, он даже заплакал». Как в храме. И этим, мол, напомнил, что на этом месте размещалось раньше. Значит, автор допустил перебор. Однако коллеги вступились за Заборского. Другой оратор заявил в ответ на упрек, что старик крестился не от излишеств, допущенных Заборским, как это преподнесено, и не от того, что там когда-то была семинария, а потому, что был взволнован вниманием, которое «Советская власть и наша Коммунистическая партия уделяют детям партизан, детям советских людей, погибшим за нашу Родину». И добавил, что ему «приходилось присутствовать при посещении училища некоторыми делегациями, которые при осмотре высказывали свои восклицания», но делали это они отнюдь не только из желания «похвалить и сделать приятное хозяевам».

Взял под защиту архитектора и командующий Белорусским военным округом маршал С. К. Тимошенко, лично курировавший строительство училища и даже поселившийся для этого рядом с ним. Он разделял суждения Заборского, касающиеся военного учебного заведения: «Как же было обойтись в проекте без парадного лестничного марша, зала церемониала, танца, столовой ресторанного типа, как было не украсить орнаментом и скульптурными композициями фасад», ведь здесь «воспитывалось бы будущее нашей армии». Слово маршала тогда было не только по-военному резким, но и веским. На девятом десятке лет в беседе с корреспондентом журнала «Беларуская думка» Аркадием Капиловым, вспоминая о том времени, Георгий Владимирович говорил, что Тимошенко в буквальном смысле забрал его «со скамьи подсудимых». А фотожурналист БЕЛТА Александр Толочко, много раз бывавший с Г. В. Заборским в поездках по строительным объектам, вспоминает его рассказ о рассмотрении вопроса на заседании бюро ЦК КПБ. Разговор поначалу принял весьма неприятный для Георгия Владимировича поворот, однако в разгар обсуждения в зал заседаний бюро вошел адъютант командующего Белорусским военным округом и, откозыряв, заявил буквально следующее: «Маршал Советского Союза Семен Константинович Тимошенко поручил мне сообщить членам бюро, что он внимательно осмотрел здание построенного Минского суворовского училища и остался им очень доволен». Затем еще раз отдал честь, повернулся и вышел за дверь. После этого дисскуссия была прекращена. Теперь специалисты в один голос твердят, что это здание является одним из самых красивых в белорусской столице. Некоторые считают, что оно своими очертаниями напоминает санкт-петербургский Константиновский дворец, одним из зодчих которого был сам Бартоломео Карло Растрелли.

Проект здания Минского суворовского училища

Минское суворовское училище. Снимок 1980-х гг.

Благодарственное письмо руководства Минского суворовского училища директору «Белгоспроекта»

В те же годы осуществлялся еще один прекрасный проект Г. В. Заборского – строилась новая улица Ленина, тот ее участок, который от ГУМа ведет к площади Свободы и Немиге. Дома, спроектированные Георгием Владимировичем, воздвигались по обе ее стороны. При этом она становилась, как минимум, в два раза шире, в возводимых зданиях предусматривались не только квартиры, но и магазины, объекты бытового назначения. Кроме того, для внешней отделки зданий была впервые применена специальная керамическая плитка, что придало им неповторимый колорит. Пожалуй, это самое удачное за все годы использование керамики в столичном жилищном строительстве. Кто знает, не аукнулись ли здесь через три века гены мастера ценинного дела Петра Заборского, которого Георгий Владимирович числил среди своих предков. Довести плитки до толку во время обжига помогли народные мастера из Гродненщины. Квартиры в тех домах имели повышенную комфортность. Разумеется, в понимании тех лет. Как сказано в пояснительной записке к проекту одного из них, «во всех квартирах запроектированы кухни, ванные, уборные и передние; лестница – двухмаршевая с лифтом, а в подвале размещаются дровяники на количество квартир». В наше время упоминание о дровяниках в подвалах многоэтажного здания звучит как экзотика, но в начале пятидесятых годов уже минувшего века бытового газа и газовых плит в Минске не было, и даже жильцы домов в центре города, как и обитатели окраин, обогревали свои жилища дровами.

Проект дома на улице Ленина

Фасад жилого дома на улице Ленина. Проект

Строительство жилых домов на улице Ленина в Минске, 1952–1953 гг. Угловое здание справа – ГУМ, который уже работает

Престижность новых зданий, отделанных специальной керамикой, определялась и тем, что улица Ленина входила в центральный ансамбль города, отвечая «уже сложившемуся масштабу Советской улицы и значимости центральной площади», которые со всей очевидностью вырисовывались в качестве главных в столице. Потому, как поясняла другая записка, «застройка данного отрезка улицы является одним из ответственнейших мест в архитектурном решении центральной части города». И эту задачу опять же успешно решил Заборский. Улица Ленина, благодаря его таланту, становилась второй по значению в городе. Профессор В. Н. Ал адов считает ее выдающимся произведением Георгия Владимировича. По-своему о ней сказал в книге «То, что помнится…» 3. И. Азгур, подчеркнув, что это один из первых примеров ансамблевой застройки жилой улицы в Минске: «Весь отрезок улицы решен единой архитектурной темой арок по первым этажам всех домов. Ансамбль выгодно выделяется среди окружающей среды и своим цветовым решением. Прекрасно выполнены и индивидуальные керамические детали. Это отрезок улицы Ленина мне иногда хочется сравнить с улицей зодчего Росси в Лениграде». Того самого Карла Ивановича Росси – Карло ди Джованни Росси, который построил в Санкт-Петербурге великокняжеский Михайловский дворец, здание Сената и Синода, Александрийский театр, Главный штаб на Дворцовой площади. Азгур знал толк в искусстве и мог провести точные параллели.

Так украшались дома на улице Ленина

Авторитет Заборского в то время в кругах творческой интеллигенции чрезвычайно возрос. О нем начала активно писать республиканская пресса, правда, иногда называла его Григорием. В сентябре 1950 г. на расширенном заседании правления Союза советских архитекторов БССР он был выдвинут кандидатом в члены-корреспонденты Академии архитектуры СССР. Голосовали за это предложение единогласно. Годом ранее ему была вручена медаль «За трудовое отличие». А ведь пробежало всего пять лет с того дня, когда еще не в полной мере излечившийся солдат вновь ступил на улицы родного города. Можно не сомневаться, что авторитет сыграл определяющую роль и в том, что именно Георгию Владимировичу достался еще один весьма ответственный и почетный проект, хотя и не масштабный. Именно ему было поручено спроектировать дом для Якуба Коласа – одного из основоположников белорусской литературы, к тому времени академика и вице-президента Академии наук БССР. По рассказам Заборского, первый раз судьба свела их до войны, во время его экспедиции по Полесью. Тогда дядька Якуб настоятельно советовал молодому специалисту внимательно изучать народное зодчество. И вот вторая ее улыбка. Дело в том, что в результате оккупации Минска гитлеровцами классик тоже остался без крыши над головой. Да и до войны он обзавелся собственным жилищем только на пятом десятке лет, будучи уже известным писателем, а до этого с мая 1921 г. вместе с семьей жил в одном из домов, принадлежащих поляку Вильгельму Русецкому на Сторожовской улице. Теперь это территория гимназии № 50, совсем рядом с площадью Победы, а улица носит имя Тихона Киселева, который почти двадцать лет возглавлял правительство БССР. Как написал в книге своих воспоминаний «Любщь i помнщь» сын Якуба Коласа Данила Константинович Мицкевич, место для собственного дома они нашли в Войсковом переулке между улицей Фрунзе и забором парка, который тогда назывался «Профинтерн» (теперь это Центральный детский парк имени Горького). Рядом стояли деревянные хаты, располагались сады, огороды, цветники. Затишное, уютное место, чистый воздух. И в то же время совсем близко от центра, от учреждений, где работал Колас: Белгосуниверситета, Академии наук, которая тогда размещалась в здании на углу нынешних улиц Ленина и Кирова. Кроме того, это было самое высокое место около парка, что являлось весьма выигрышным моментом, так как все помнили, что Свислочь – река норовистая, может затопить даже классика, что она и делала с Янкой Купалой. Сосну заготовили у Негорелого, привезли бревна на трех железнодорожных платформах, и сложили из них двухэтажный дом. Оккупации он не пережил.

Так построенная по проектам Г. В. Заборского улица Ленина выглядела в 1970-е гг.

После освобождения города народному поэту пришлось семь лет обитать в обычной хате, которую во время войны гитлеровцы перевезли из деревни и поставили около Академии наук для какого-то «заместителя начальника немецкого госпиталя». В ней насчитывалось всего три комнаты, но это было удобное место, отмечал Данила Константинович, так как рядом располагались новые аппартаменты Академии наук, Ботанический сад, парк Челюскинцев. Правда, тогда это была окраина города, пошаливали вороватые люди, поэтому хату обнесли забором, а самому Якубу Коласу власти выдали пистолет ТТ, военные подарили браунинг, правда, без патронов, а у младшего сына поэта Михася, который увлекался стрелковым спортом, были и ружья. Тот арсенал применять не пришлось, но слухи, что он в доме есть, никто не опровергал, так как его наличие и способно было напугать злоумышленников. В хате сделали ремонт, пристроили гараж, баню, и когда в 1946 г. поэта навестил П. К. Пономаренко, предложив переехать в новое жилище, Якуб Колас отказался: столько людей еще живет в землянках. Но к торжествам по случаю 70-летия народного поэта новый дом просто должен был появиться. Честь спроектировать его выпала Г. В. Заборскому. Теперь в этом доме находится музей классика, а в нем хранится копия того проекта с резолюцией Я. Коласа: «Согласен. Одобряю. Я. Колас. 29.1.1952 г.». Как поясняет сын поэта Михась Константинович Мицкевич, составить проект нового дома Георгия Владимировича попросил Данила – старший сын Коласа. Причин для такого выбора было две: во-первых, Заборский считался самым лучшим архитектором в республике, во-вторых, они дружили. А Данила, уточняет брат, дружить умел, но лишь бы с кем отношений такого рода не поддерживал. И Георгий Владимирович тогда был частым гостем Коласа. На домашние посиделки, семейные юбилеи его приглашали обязательно. Он был хорошим собеседником, рассказчиком, мог сопроводить свои повествования соответствующим «показом», умело имитируя походку или жестикуляцию того, о ком шла речь. Колас ценил юмор, в том числе удачные остроты по собственному адресу, которые тоже цитировались во время застольных бесед. Например, эпиграмму Кондрата Крапивы, которая «поясняла», чем дядьке Якубу не понравился Париж, куда он съездил на какой-то конгресс:

 
Грыбоў няма ў Булонскім лесе,
А ў Сене – хоць адзін бы лешч.
 

Колас и сам мог съязвить, особенно по адресу не очень церемонных просителей. Например, рассказать, как один западнобелорусский крестьянин прислал ему письмо: «Глыбокапаважаны Канстанцін Міхайлавіч! Мне трэба купіць каня. Вышліце чатыры тысячы рублёў. Вось і ўсё». Писатель ответил ему: «Паважаны таварыш! Уступайце ў калгас. Будзеце забяспечаны канём. Вось і ўсё». Писатель ответил ему: «Паважаны таварыш! Уступайце у калгас. Будзеце забяспечаны канём. Вось i усё». Под взрывы хохота звучали рассказы Коласа и о том, как герой его повести «Дрыгва» дед Талаш, имея почти сто лет за плечами, удивился, что всесоюзный староста М. И. Калинин, к которому он попал на прием, предложил ему только чай, а не что-нибудь покрепче. Или как он просил Азгура вылепить его на коне с саблей наголо, «как Карла Маркса». Годы спустя Заборский так вспоминал о тех встречах в беседе с журналистом Эрнестом Ялугиным: «Иногда и теперь бывает такое чувство, что дядька Якуб позвонит, пригласит на колдуны.

Проект дома Якуба Коласа с одобрительной резолюцией писателя.

Справа внизу – надпись, свидетельствующая, что этот эскиз музею Якуба Коласа передал Г. В. Заборский

Дом-музей Якуба Коласа, построенный по проекту Г. В. Заборского

А колдуны, скажу вам, в доме Кол аса великолепно умели готовить… За колдунами обычно начиналась беседа. Кто только не приходил к Коласу. А разговоры какие велись! О житье-бытье, о литературе, о песнях. Вы представить себе не можете, сколько дядька Якуб песен знал, всяких. А однажды спрашивает: «Ты знаешь, Рыгор, что в давние времена наши белорусские умельцы Москву украшали?». И мне, брат, все подробно». Так что не только из чтения произведений классика, но и в результате личного общения с ним Заборский вынес твердое убеждение, что Якуб Колас – это глыба в белорусской истории и культуре. Именно этим он и руководствовался, когда вместе с Азгуром работал над проектом памятника народному писателю и поэту на Комаровской площади, которой вскоре предстояло стать площадью имени Якуба Кол аса.

Первоначально Якуб Колас должен был предстать перед земляками на высоком постаменте, прижав руку к груди, в пальто, а большие масштабы скульптуры и должны были символизировать его столь же большое значение для всей белорусской культуры. Это глыба, твердил Заборский. Заметим, что до Заборского и Азгура поиск монументального образа, адекватного заслугам классика национальной литературы, шел довольно долго и был трудным. Свидетельством тому является публикация в газете «Советская Белоруссия» в номере за 10 сентября 1964 г. под заголовком «Народным песнярам», в которой рассказывалось о результатах «конкурсов на лучшие проекты памятника народным поэтам Белорусской ССР Янке Купале и Якубу Коласу». В ней сообщалось: «На рассмотрение жюри было представлено 16 работ. Однако творческие результаты конкурсов, к сожалению, оказались более, чем скромными. Например, среди проектов памятника Я. Коласу не оказалось ни одного приемлемого». После этого организаторы конкурсов и обратились с предложением взяться за эту задачу главному на то время скульптору в республике 3. И. Азгуру. Он, в свою очередь, привлек Г. В. Заборского. В результате было найдено иное художественное решение образа народного поэта и писателя. Он предстал перед минчанами и гостями города в позе человека, в задумчивости сидящего на большом камне с наброшенным на плечи пальто. По обе стороны – его герои: Сымон-музыка, дед Талаш. В композиционном оформлении площади участвовали также архитекторы Л. М. Левин и Ю. П. Градов.

Еще одной данью классика белорусского зодчества классику белорусской литературы стал надмогильный памятник Якубу Коласу на столичном Войсковом кладбище, проект которого также выполнен с участием Г. В. Заборского. А в личной библиотеке Георгия Владимировича на самом видном месте всегда стояло четырнадцатитомное собрание сочинений Якуба Коласа. Кстати, рядом с семитомником Янки Купалы.

Так выглядела Комаровская площадь (ныне площадь Якуба Коласа) в 1950-е гг.

Площадь Якуба Коласа в 1970-х гг.

Авторы – Г. В. Заборский, Л. М. Левин, Ю. М. Градов

Сказанное отнюдь не означает, что Заборскому все давалось легко, что везде он действовал по принципу «пришел, увидел, победил». То были годы напряженного труда. Георгий Владимирович участвовал почти во всех заседаниях архитектурного совета, на которых рассматривались как его работы, так и проекты его коллег, по которым он давал свои заключения. Притом речь идет не только о застройке Минска, но и Гомеля, Витебска, других городов. Плюс выезды на пленумы Всесоюзного правления Союза архитекторов СССР, творческие командировки по городам СССР для изучения особенностей их архитектуры – от Риги до Львова. Были нагрузки и другого рода, связанные с тем, что кадров было мало, а работы много. Об одной из них свидетельствует приказ № 107 по Управлению по делам архитектуры при Совете Министров БССР: «В целях улучшения и внедрения в производство лучших образцов отделки жилых и общественных зданий и садово-парковой керамики организовать закрытый конкурс на составление проектов изделий архитектурно-художественной керамики:

а) подкарнизный фриз для наружной отделки зданий,

б) облицовочный кирпич,

в) сандрик над окнами,

г) оконный наличник,

д) бордюрная плитка.

Для разработки привлечь Заборского, Володько, Михолапа…».

В одной из выдержек из отчета правления Союза архитекторов говорится: «В целях решительного улучшения и внедрения в производство лучших образцов художественных изделий проведен закрытый конкурс на проекты по нижеследующим видам изделий: настольная лампа (16 проектов), бра (12), люстра (14), подвесов (6), торшеров (5), окраска стен и фриз (2), окон, наличников, дверей (2), карнизных досок (7), фронтонных досок (7), набойка (3), мебельная ткань (2), чернильных приборов письменных (1), гарнитуров для воды – графин, стаканов, сливная чашка и поднос (1), печных дверок (1), изразцов печных (2), облицовочных плит (2)». В осуществлении тех проектов, говорится в отчете, принимали участие и «архитектор-художник Заборский, а также Король, Бакланов, Баталов, Володько, Полковников…» – по сути, цвет белорусской архитектуры. В протоколе заседания архитектурного совета

при начальнике Управления по делам архитектуры при Совете Министров БССР от 18 июня 1946 г. зафиксировано уже рассмотрение предложенных «эскизных проектов изделий художественной промышленности». В пункте «г» значатся «настольная лампа, бра, люстра, детали оформления окна (автор арх. Заборский)». Однако к производству были рекомендованы только «проекты настольной лампы, бра на 2–3 рожка, люстры на 3–5 ламп», отмечено в протоколе, а вот «подвес на 1 лампу, оконный наличник, карнизная доска, фронтонная доска» не сгодились. Но из семи изделий, эскизы которых были подготовлены архитектором М. И. Баклановым, к производству не был рекомендован ни один. У В. А. Короля, который уже был к тому же и начальником в совминовском управлении, из семи изделий к производству было принято только три – настольная лампа, бра, люстра. И даже у И. Г. Лангбарда из пяти изделий (лампа, бра, люстра, подвес, торшер) не было принято ни одно. Однако, похоже, что большие люди от архитектуры занимались лампами и наличниками еще и потому, что на этих, казалось бы, мелочах можно было иметь неплохой приработок. За проект настольной лампы тогда платили 900 рублей, за бра – 1000, за люстру – 1200. А за чернильный прибор – 1500, за прибор для воды – 1500 рублей. Расценки были определены специальным приказом по Управлению по делам архитектуры при СМ БССР. Тот же Заборский в ходе одного из таких конкурсов получил 1500 рублей за проект оконного наличника и 400 за облицовочный кирпич, что превышало его месячный оклад. Шел 1946 г.