Текст книги "Имя на площади Победы"

Шел август 1944 г. Фронт только-только перевалил за реку Западный Буг, но еще не на всех участках покинул пределы СССР. Тем не менее уже всем, кто дрался с гитлеровцами, было предельно ясно, за кем будет победа. Нужно было принимать решения, направленные в будущее, в мирную жизнь. Потому в том же месяце было разработано постановление СНК БССР «О мероприятиях по планировке и восстановлению города Минска». В соответствии с постановлением до 15 октября требовалось представить на утверждение в Совнарком эскиз-проект планировки города «с показаниями решения нового городского центра, размещения основных правительственных и общественных зданий, мостов, магистралей, массивов зеленых насаждений, районом малоэтажного и индивидуального строительства…». К тому же сроку предписывалось подготовить «проект первой очереди строительства и восстановления города, основные соображения для разработки генерального плана Минска, предварительные соображения по установлению новых красных линий основных магистралей, схемы районов, соображения по очередности восстановления основных улиц и площадей». Подписал постановление П. К. Пономаренко, перед этим документ завизировали председатель Минского горсовета К. Бударин и начальник Управления по делам архитектуры при СНК БССР А. Воинов. А в декабре 1944 г. постановлением правительства были утверждены «Основные положения восстановления столицы Белорусской ССР г. Минска».

Первым пунктом тех положений намечалось «запроектировать в городе Минске новый политический, административный центр города между Октябрьской, Пролетарской, Карла Маркса и Ленинской улицами. В новом центре предусмотреть строительство зданий Верховного Совета, Совета Народных Комиссаров, Наркомата Обороны, Наркоминдела, площадь для демонстраций и военных парадов и деловые площади». Второй же пункт свидетельствует, что рядом с политическим планировался и «новый культурный центр города в районе между Почтовой, Лекерта, Комсомольской, Карла Маркса и Володарского улицами». Улица Леккерта и Почтовая примыкали к стадиону «Динамо». В районе, очерченном названными городскими трассами, предполагалось строительство оперного и драматического театров, Дома Кино, дома работников искусств и науки. Весьма важное для будущего столицы решение сформулировано и в третьем пункте «Основных положений…», которым намечалось «запроектировать расширение Советской улицы на участке от улицы Свердлова до Пролетарско-Набережной с включением в нее полосы зеленых насаждений».

В какой-то мере картина будущего Минска рисовалась как бы с чистого листа. Правда, в некоторых случаях она подкреплялась соображениями конъюнктурного порядка, которые вытекали из профессиональных дискуссий тех же зодчих. Например, предложение возвести новый оперный театр во многом подогревалось спорами о достоинствах того, который по проекту Лангбарда был построен до войны и продолжает украшать столицу до наших дней. Разумеется, речь шла о еще более роскошном. А раз так, то намечались новые пенаты и для артистов драмы и кино. Фактически в Минске должно было появиться два соседствующих центра – административный и культурный, границы которых почти соприкасались. Большинство из перечисленных в том документе улиц сохранили свои названия до наших дней, но некоторым пришлось их менять несколько раз, а отдельные вовсе исчезли. К примеру, в 1922 г. 1-й, 2-й и 3-й Нижне-Ляховским улицам было дано имя Гирша Леккерта, который за двадцать лет до этого был приговорен к повешению за то, что стрелял в виленского генерал-губернатора В. В. фон Валя. Однако через некоторое время одну назвали в честь маршала Ворошилова (ныне она именуется Октябрьской, это в ее начале стоит столичный концертный зал «Минск»), другую – Ульяновской, третья превратилась в пешеходный переход у стадиона «Динамо». Пролетарско-Набережная стала частью улицы имени Янки Купалы. До революции она была Полицейско-Набережной, но, конечно же, после победы рабочего класса не могла называться по-прежнему. Если власть стала пролетарской, то почему бы не стать таковой и набережной реки, тем более, что в уличных схватках пролетариат противоборствовал как раз с полицией. Пролетарской стала и улица Полицейская. Переименовывали в те годы многое, временами, долго не раздумывая, просто исходили из противоположного. В Государственном архиве Минской области хранится весьма показательный в этом отношении документ – протокол № 118 заседания президиума Минского окружного исполнительного комитета от 26 февраля 1929 г. Пунктом 20 в повестке дня этого заседания значилось рассмотрение «хадайніцтва гр-н в. Божы Дар Раваніцкага с/с і прэзідыуму Чэрвеньскага РВК аб перайменаванні в. Божы Дар у в. Чырвоны Дар (дакл. Т. Варфман)». Члены окружкома, разумеется, поддержали ходатайство червеньских властей и решили просить президиум Центрального Исполнительного Комитета – так назывался предшественник Верховного Совета БССР – о переименовании. ЦИК благосклонно отнесся к просьбе трудящихся и принял соответствующее постановление. В наши дни Красный Дар – агрогородок в том же Червеньском районе. В то время сложно было деревне оставаться Божьм Даром, а столичной набережной называться Полицейской.

В послевоенных «Основных положениях восстановления столицы Белорусской ССР г. Минска» наконец-то было сказано, какой виделась та площадь, которой предстояло стать главной в главном белорусском городе. Для нее еще не было придумано название, потому она именовалась просто Центральной. Притом даже в официальных документах это слово далеко не всегда писалось с большой буквы. Бралось во внимание, в первую очередь, то, какое место предстояло занимать ей в структуре города. Точно такое же положение было и с другой площадью, которую в постановлениях, различных планах и схемах называли то Круглой, то просто круглой, отталкиваясь от ее внешнего признака. Впрочем, округлость ее была означена лишь с одной стороны, и сделано это было двумя зданиями, строительство которых началось до войны по проекту архитектора Р. Столлера. А по поводу той, которой предназначалось стать главной, в «Основных положениях…» говорилось, во-первых, где ей быть: «Центральная площадь планируется на месте кварталов между ул. Ленинской, Энгельса и Советской с включением в нее площади Свободы». Во-вторых, подчеркивалось, что «проект планировки должен учитывать в своей композиции рядом расположенные площадь у дома ЦК КП(б) Белоруссии и вновь проектируемую театральную площадь, которые в своей совокупности образуют центр столицы». Эти строки указывают на то, что предполагалось создать площадь и у пережившего войну театра оперы и балета. В-третьих, уточнялось, что «Центральная площадь застраивается следующими зданиями:

а) Дом Верховного Совета Белорусской ССР – ориентир, кубатура 40000 кбм

б) Дом Совнаркома БССР – 25000

в) Дом Наркомата Обороны БССР – 30000

г) Дом Наркомидела – 25000

д) Дом Госбанка

е) Музей Великой Отечественной войны

ж) Дом общественных организаций – 30000».

Такая конкретизация со всей очевидностью свидетельствует, что после утверждения «Основных положений…» дальнейшие дискуссии о строительстве Минска на новом месте попросту исключались. Само появление этого документа, который не мог быть принят без согласования с Москвой, дает основания полагать, что не было разговора на эту тему и во время встречи П. К. Пономаренко с И. В. Сталиным на минском железнодорожном вокзале. Ничего не говорилось на сей счет и на собрании республиканского актива в мае 1945 г., посвященном восстановлению столицы и других городов республики. Скорее всего, все ограничивалось профессиональными спорами кулуарного типа, что вполне объяснимо: в среде специалистов продолжались серьезные размышления на эту тему, а в них в гипотетическом смысле не исключались никакие варианты.

А республиканское собрание актива, на котором шел разговор о восстановлении городов, во многом было явлением примечательным. В числе относящихся к нему документов в Национальном архиве есть «Список академиков архитектуры и архитекторов, приглашенных на совещание». В нем 25 фамилий. Первыми в нем названы А. Г. Мордвинов – председатель Комитета по делам архитектуры при Совнаркоме СССР, В. Л. Веснин – президент Академии архитектуры СССР, академики архитектуры В. Н. Семенов, А. В. Щусев, М. Я. Гинзбург, И. В. Жолтовский… Всего девять академиков архитектуры, четыре члена-корреспондента Академии архитектуры, а также профессор Академии художеств из Ленинграда М. И. Рославлев. Присутствовали на совещании Якуб Колас, Заир Азгур, Андрей Бембель, Кондрат Крапива, Иосиф Лангбард. Внимательно слушало выступавших практически все белорусское руководство. А разговор имел по преимуществу градостроительный характер и шел не о том, где изыскать средства, словно в их наличии или получении никто не сомневался, а о том, каким красивым должен стать Минск. Заборский был тогда еще в Троицке, но душа его уже рвалась домой к большой работе, которая ждала его в Минске.

В пользу того, что мнение зодчих, в первую очередь авторов «Основных положений…», сыграло главную роль при выборе плана действий восстановления белорусской столицы, недвусмысленно свидетельствует и протокол заседания бюро ЦК КП(б)Б от 23 апреля 1945 г., на котором принималось совместное постановление Совнаркома БССР и ЦК КП(б)Б «О схеме планировки центра города Минска». Тогда записали первым пунктом: «Одобрить как основу схему планировки центра города Минска, составленную Управлением по делам архитектуры при Совнаркоме БССР на основе проектных материалов конкурса, а также на основе идеи планировки центра города Минска, предложенной академиками-архитекторами Щусевым, Мордвиновым, Колли, Семеновым и другими». То же постановление обязало правительственное управление по делам архитектуры и управление главного архитектора столицы выполнить несколько срочных задач: во-первых, «на основе проекта планировки центра города разработать схему генерального плана города Минска, представив ее на утверждение в Совнарком к 1 июня 1945 года»; во-вторых, «провести закрытый конкурс на эскизный проект планировки и застройки центральной магистрали города – Советской улицы в комплексе с прилегающими к ней площадями, привлекая к этой работе белорусских, московских и ленинградских мастеров архитектуры», а по его результатам «разработать задание на проектировку этой магистрали и представить в Совнарком к 15 июня 1945 года». В-третьих, эти же инстанции должны были в срочном порядке «составить проект детальной планировки:

а) привокзального района;

б) района бывшего стадиона «Динамо» (он находился там же, где и нынешний, но был разрушен во время войны – Я. А.);

в) реки Свислочь в районе предполагаемого водного бассейна;

г) центральной площади и площади Свободы;

д) центрального парка культуры и отдыха».

Постановления становились все более конкретными. Из бумаг того времени следует, что и в Совнаркоме, и в ЦК сами явно торопились со сроками и подстегивали других. Выработать схему генерального плана столицы за месяц с небольшим, как говорилось во втором пункте постановления, было явно не под силу даже двум управлениям, и впоследствии сроки пришлось менять. И не раз. Только 22 октября 1947 г. Совет Министров БССР (так с марта 1946 г. стало именоваться белорусское правительство) принял постановление № 1498 «О проведении закрытого конкурса на проектирование архитектурного решения центральной площади г. Минска». Название документа еще раз свидетельствует, что официального именования будущая площадь все еще не имела. К конкурсу были допущены «М. П. Парусников – член-корреспондент Академии архитектуры СССР, Л. Н. Руднев – действительный член Академии архитектуры СССР, И. Г. Лангбард – заслуженный деятель искусств БССР, И. Г. Фомин и В. Левенсон (так в тексте постановления – Я. А.) – члены-корреспонденты Академии архитектуры СССР, М. С. Осмоловский и В. А. Король – архитекторы». Заместитель председателя Совета Министров А. П. Эльман возглавил жюри. В его состав вошли также заместитель начальника Управления по делам архитектуры при Совете Министров БССР Л. П. Мацкевич, председатель Минского горисполкома К. Н. Длугошевский, архитекторы А. П. Воинов, Е. В. Зайцев, В. В. Борман, С. Б. Бортковский, скульптор 3. И. Азгур, инженер-строитель Дулин (инициалы даже не указаны). Перечисление этих фамилий важно хотя бы потому, что напоминает, в зависимость от чьих творческих способностей, эстетических предпочтений и государственной ответственности ставилось будущее главного белорусского города. Правда, они обязаны были следовать уже согласованным ориентирам, коими были составленные академиками и принятые властями рекомендации. Кроме того, в утвержденном постановлением архитектурно-планировочном задании для них были очерчены главные параметры, характеризующие «местоположение центральной площади в плане города». А они устанавливали:

«а) площадь расположена у пересечения двух основных магистралей города – Советской ул. и Ленинской;

б) она находится у бровки рельефа, спадающего к широкой пойме реки Свислочь. Благодаря этому, центральный ансамбль будет восприниматься из речных районов города, из центрального парка, с площади оперного театра и круглой площади;

в) в систему центрального ансамбля входят два крупных, построенных перед войной, сооружения: здание ЦК КП(б)Б (архитектор Воинов), дом Советской Армии (архитектор Лангбард) и сквер».

Второй пункт задания указывал, что «площадь будет строиться для проведения на ней военных парадов и народных демонстраций. Поэтому важнейшей задачей при решении плана площади является правильная организация людских потоков, правильный график движения, ясно организованная загрузка и разгрузка площади».

В пункте 3 говорилось, что она «будет строиться как главный ансамбль города. Поэтому важнейшей композиционной задачей является создание нового архитектурного центра города с господством ансамбля в силуэте города и со спокойной величественной архитектурой зданий».

Пункт 5 фиксировал, что улица Советская должна иметь «48 мтр ширины с проезжей частью 24 мтр, с тротуарами по 12 мтр, с посадкой деревьев в лунках на тротуарах». Благодаря этому провидческому, рассчитанному на большую перспективу решению о ширине улицы, которой суждено было стать проспектом Независимости, в наше время автомобильное движение на нем теперь организовано в четыре ряда в каждую сторону. А вот улице Луначарского, на которой теперь стоит Дворец профсоюзов, предстояло исчезнуть, что и произошло. Судьба находившейся рядом улицы Коммунистической должна была решиться проектировщиками в зависимости от предполагаемого «графика движения войск и демонстрации». А «главный поток демонстрантов и войск должен быть принят по Советской улице от Дома Правительства в сторону реки Свислочь. Принятие потока в обратную сторону исключено по условиям рельефа и по смыслу архитектурно-планировочной композиции центрального района города». Условия рельефа, в самом деле, были таковы, что со стороны Свисл очи шел весьма крутой подъем, впоследствии значительно «срезанный» в ходе застройки улицы и площади. Тогда многие минчане еще помнили, что из-за той крутизны к конке, которая возила горожан до 1929 г., на этом подъеме припрягали еще пару лошадей, поскольку «штатной» двойке сил просто не хватало, а сменившие конку трамваи, случалось, срывались с этого подъема и задним ходом катились назад к реке. Кроме того, рядом с центральной площадью предполагалось «для подготовки к параду и для размещения войск перед парадом на перекрестке ул. Советской и Ленинской запроектировать разгрузочную площадь (аван-площадь)».

Основными сооружениями, которые на центральной площади намечалось «проектировать к строительству», были «здание Совета Министров БССР – на стороне (по оси) противоположной скверу и зданию ЦК КП(б)Б». На этом месте теперь стоит Дворец Республики. Кроме него на ней предполагалось возвести здание музея Отечественной войны, а также предлагалось «сторону площади у сквера по Советской улице решить подпорной стенкой с трибунами для правительства и гостей». Трибуны на той стороне сквера у театра имени Янки Купалы, которая выходит на главный проспект, существуют доселе, правда, на них уже давно никто не стоял во время торжеств. Еще в последние годы Советской власти парады и демонстрации стали проводиться у Дома правительства, теперь – на проспекте Победителей. На тех трибунах время от времени играют дети. При этом бросается в глаза, что на Центральной площади предполагалось возведение нового здания для Совета Министров республики, хотя уже имелся в городе построенный для этих же целей Дом Правительства. Такой шаг объяснялся тем, что в старом здании разместятся только министерства, а вот в новом предстояло поселиться только аппарату правительства и аппарату Верховного совета. Подразумевалось, что все руководство БССР должно сосредоточиться на одной площади, которая поэтому и станет центральной во всех смыслах. Фактически Дворец Республики планировался еще сразу после войны, только предназначение его виделось другим. Идея такого дворца завладела тогда умами не только архитекторов и руководства советской Белоруссии, но стала известной и минчанам. Ей посвящали свои произведения творческие люди. Газета «Літаратура і мастацтва» в номере за 1 мая 1948 г., тоже сохраненном в личном архиве Заборских, опубликовала стихотворение поэта Кастуся Киреенко под названием «Палац», то есть «Дворец»:

 
«Быў для новай будоўлі вясновымі днямі
Сярод мінскіх руінаў расчышчаны пляц.
І праз міг ужо горад звінеў галасамі —
Галасамі падлеткаў: «Тут будзе палац!»
 

В стихотворении говорилось, что для этого дворца огромная страна прислала черноморский гранит и мрамор, наилучший оршанский кирпич, прозрачное гомельское стекло, запорожское железо, а его возведением займутся такие мастера, которые

 
«…паставілі столькі ў жыцці гарадоў,
Што калі б іх па краю пайшоў аглядаць —
Не агледзеў бы пэўна за сотню гадоў».
 

В довольно пространном стихотворении не было ни малейшего сомнения в том, что дворец в Минске будет, притом настолько величественный, что

 
«Будуць зоры, нібы над Крэмлём, тут палаць —
Вось чаму гэта будзе цудоўны палац!»
 

Идея нового здания для правительства, которому предстояло стать главным украшением площади, продолжала жить еще несколько лет. Не исключено, что способствовала тому еще не умершая память о проектировавшемся не так давно Дворце Советов в Москве. В апреле 1949 г. на заседании архитектурного совета при начальнике Управления по делам архитектуры при Совете Министров БССР, на котором утверждался проект возведения Дворца культуры профсоюзов, экспертное заключение по проекту делал Г. В. Заборский. Так вот, еще тогда предполагалось «главную аллею парка Дворца культуры увязать с будущим зданием Дома Правительства, с будущим городским парком и со спусками из здания Дворца культуры в парк». А под музей Великой Отечественной войны намечалось отвести одно из существовавших уже зданий. Он, в самом деле, долгое время размещался в доме на площади Свободы, который потом был передан в распоряжение профсоюзов и до сих пор у них находится.

А еще процитированное выше правительственное постановление интересно тем, что в нем впервые было сказано, где первоначально планировалось установить памятник, посвященный воинам и партизанам, отдавшим жизнь за победу. Восьмой пункт гласил, что на этой же «площади намечено сооружение монумента в честь Героев Великой Отечественной войны». В том же первомайском номере газета «Літаратура і мастацтва» опубликовала и беседу с начальником Управления по делам архитектуры при Совете Министров БССР М. С. Осмоловским, где говорилось вполне определенно: «Тут же будет возвышаться монумент Победы». И кто знает, какое место столицы называлась бы нынче площадью Победы, вознесись обелиск, посвященный славе солдат и партизан, не на Круглой, а на Центральной площади. Теперь столичный проспект Независимости, тянущийся пятнадцать километров от одноименной с ним площади, на которой стоит Дом Правительства, шагает сначала к Октябрьской площади, затем к площади Победы, площади Якуба Коласа, площади Калинина… Тогда еще не было ни одной из них. Центральная, ставшая позже Октябрьской, намечалась в качестве первой. М. С. Осмоловский отмечал, что «форсируется разработка проектов застройки Центральной площади на основе материалов конкурса, проведенного в начале 1948 года с участием ряда крупных архитектров страны и нашей республики». А что касается будущего проспекта, то говорилось, что «теперь на участке от улицы Володарского до Комсомольской началась прокладка бортовых камней будущего тротуара… Как только будут сняты трамвайные линии, сразу же начнется выравнивание Советской улицы». Начиналась большая работа.

Минчанам, живущим в столице в XXI веке, будет интересно узнать, что тогда несколько иначе виделась не только сама площадь, но и примыкающие к ней кварталы. Если на перекрестке Советской и Ленинской по проекту архитекторов Гегарта и Милеги планировалось здание ГУМа, а Парусников проектировал стоящий напротив нынешний Национальный банк Республики Беларусь, то на углу улиц Ленинской и Интернациональной предполагалось возвести отель. Он должен был встать напротив гостиницы «Европа», разрушенной в ходе первой бомбардировки Минска самолетами люфтваффе и восстановленной по первоначальному проекту уже в начале XXI столетия. А на пространстве от универмага до гостиницы предлагалось возвести «здание пассажа» – крытую галерею «с рядом магазинов, имеющую выходы на параллельные улицы».

По прошествии семи десятков лет после написания «Основных соображений…» появились укоризненные суждения, что белорусское руководство не только приняло их в качестве плана действий, но поставило архитекторов в строгую зависимость от них. Мол, возможность восстановления города в его прежнем виде даже не рассматривалась. Именно так позволил себе выразиться Томас М. Бон – германский автор книги «Минский феномен». Городское планирование и урбанизация в Советском Союзе после Второй мировой войны». Упрек выглядит довольно странно, если вспомнить, что были учтены, а не проигнорированы рекомендации весьма авторитетных специалистов в сфере градостроения. Не случилось бы так, что махни тогда рукой Пономаренко на мнение академиков, упреки в его адрес теперь звучали бы куда громче? Пантелеймон Кондратьевич, конечно же, понимал, какую ответственность берет на себя руководство республики, потому и предпочел опереться на мнение хорошо знающих дело людей. Не менее важно и то, что в ситуации тех лет и творцы, и аппаратчики, как теперь говорят, стали единомышленниками в самом главном: если строить, то основательно и красиво, так, чтобы не упрекнули потомки. Само же название документа – «Основные направления…» – говорит о том, что намечались только главные цели работы. Многое предстояло уточнять по ходу дела.

Примечательна и еще одна особенность, характерная для принятия тех решений и свидетельствующая, что это был трудный процесс. Как партийные и государственные руководители республики, так и зодчие старались заручиться поддержкой своих действий со стороны самих горожан, по крайней мере, знать их мнение. Оно могло быть использовано и в качестве мотивировки, и в качестве – на всякий случай – подстраховки, чтобы, в самом деле, иметь основания сказать: «Мы выполняли волю народа!». Как отмечал в своем докладе на первом послевоенном съезде Союза белорусских архитекторов председатель правления этого союза А. П. Воинов, «таких выставок было устроено уже около десятка. В апреле 1945 г. в библиотеке им. Ленина выставка конкурсных проектов планировки г. Минска. Выставки проектов восстановления городов и сел Белоруссии в витринах магазинов по Советской улице г. Минска: в первомайские праздники 1945 и 1946 г.г. Выставка проектов ко дню выборов в Верховный Совет БССР к 9 февраля 1947 г. в Окружном Доме офицеров в г. Минске. Первоначальные выставки были очень небольшими, а теперь становятся все большими по количеству экспонатов». Уже 25 апреля 1945 г. председатель Минского горисполкома К. Бударин и секретарь исполкома О. Гайдук подписали специальное постановление, которым решено было провести «в дни празднования 1-го Мая выставку архитектурных проектов восстановления города Минска в витринах магазинов по Советской улице». Второй пункт этого документа пофамильно обязывал директоров магазинов и сберегательных касс «предоставить в распоряжение Правления Союза архитекторов витрины для экспонирования проектов, возложив на выше поименованных товарищей соответствующее декоративное оформление к 28 апреля с. г.». Выставку предстояло открыть 30 апреля. Рейхстаг в Берлине еще не был взят, Егоров и Кантария водрузили на нем победный флаг на следующий день. Кроме того, «Союз подготовил постоянную передвижную выставку фотоснимков с лучших проектов и новостроек Белоруссии для демонстрации широким массам трудящихся по разным городам БССР». Теперь их можно назвать выставками мечтаний, ибо абсолютное большинство тех, кто их посещал, кто высказывал свои мнения, образно выражаясь, сидели еще на пепелищах и развалинах, обитая под случайной крышей. Тем не менее, в их воображении рисовались прекрасные картины будущего. Таков был воздух победы, которым дышали все, вспоминал профессор В. Н. Аладов.

О том, что мнений, насчет того, как должен выглядеть новый Минск, существовало много, и они были разные, нередко противоположными, красноречиво свидетельствуют записи в книге отзывов на выставку, которая проходила с 5 по 15 апреля 1945 года:

– «можно только пожелать скорее осуществить восстановление центра города Минска одним из богатых проектов выставки…»;

– «наилучшее впечатление из представленных проектов производит проект архитектора Лангбарда…»;

– «реальна, красива, удобна и монументальна центральная площадь г. Минска проекта Лангбарда…»;

– «нравятся работы Семенова и Колли. Широко, продумано, с размахом и красивым видом на будущее…»;

– «менее приемлемым из всех считаю проект профессора Лангбарда, который дает решение центра в некоторой степени зависящее от не совсем удачного построенного здания оперы и балета…»;

– «Не разрешайте Лангбарду вновь портить Минск. Довольно он навредил городу!!!»

– «не злоупотреблять чересчур большим количеством шпилей, куполов или такими уродцами, как круглое здание в проекте арх. Парусникова, живой пример – нынешнее уродливое здание оперного театра в Минске;

– «считаю интересными и осуществимыми проекты Н. Я. Колли и арх. Андреева…».

Но в главном у населения, у властей, у архитекторов было полное единство: новый Минск должен стать удобным и красивым городом. Об этом и было громко заявлено на том самом республиканском совещании по вопросу восстановления городов Белоруссии, которое состоялось 25–27 мая 1945 г. Открывая его, П. К. Пономаренко сразу же подчеркнул: «Мы бы хотели, чтобы Минск в воображении тех, кто уезжает из него и вспоминает о нем, был прекрасным. Для этого Минск должен иметь центр надлежащей планировки, иметь некоторые выдающиеся здания. Это может быть не так большие здания, не так монументальные здания,, но они должны быть выдающимися с точки зрения архитектуры, и нам наши советские архитекторы должны дать эту планировку, которая будет такой, что войдет в тысячелетия. У нас слишком велика ответственность за город, за столицу, за областные центры. Ведь потомки скажут, что немцы разрушили, а вот построили эту столицу… какая она сейчас есть… наши предки…». Более того, Пономаренко отметил, что обустроить, «в конце концов, нужно… всю территорию Советской Белоруссии», через которую «люди будут выезжать в Европу, из Европы будут приезжать», потому следует добиться, чтобы «каждая примитивная станция была хорошо построена, блестела красотой, была опрятна, прилична…».

Так формулировались высокие цели. А вот о том, каким трудным был «нулевой цикл», с которого начинался новый Минск, много красноречивых свидетельств содержится уже в докладе заведующего отделом промышленного и коммунального строительства ЦК КП(б)Б И. П. Ганенко «О восстановлении городов и городского хозяйства Белоруссии». Они напоминают, что начинать приходилось именно с нуля. Вот что тогда звучало с высокой трибуны:

«– до войны в республике было 160 тысяч киловатт электромощностей, на июль 1944 года осталось всего 5 тысяч киловатт, остальное было взорвано, уничтожено;

– стекольный завод – все здания завода сгорели и разрушены немецкой бомбежкой, осталась одна дымовая труба;

– фармзавод – главный кирпичный корпус и все надворные и подсобные для производства постройки сгорели;

– обойная фабрика – главный корпус фабрики 2-х этажное кирпичное здание сгорело при немцах в 1942 году;

– галантерейная фабрика – главный корпус также сгорел…».

Все названные предприятия были минскими. Но и в сельском хозяйстве осталось только 25 процентов к довоенному количеству лошадей, четверть тракторов, констатировалось, что 420 тысяч семей колхозников «не имеют домов, живут в землянках или по нескольку семей в одном домике». Если «промышленность в 1940 году выработала свыше 300 миллионов штук кирпича», то «для полного восстановления наших городов нам понадобится свыше 4 миллиардов штук кирпича…», плюс 1, 5 миллиона тонн извести, свыше 100 миллионов штук черепицы. При этом уточнялось, что такая потребность была определена только для восстановления городов, а еще предстояло «отстроить многочисленные поселки, районные центры, вести огромное строительство в деревне». Потому «мы… в этом году приступаем к строительству 350 кирпичных заводов… В следующем году эти кирпичные заводы должны будут дать… около 700 миллионов штук кирпича». Но как восстановить и нарастить производство, если за время оккупации, задавался вопросом И. П. Ганенко, из 82 кирпичных прессов сохранилось 10, из 28 экскаваторов – 4, из 2000 вагонеток – 60.

О том, в чем наиболее остро нуждался освобожденный Минск, красноречиво свидетельствуют и пункты проекта постановления Совнаркома СССР об оказании помощи белорусской столице, подготовленного в октябре 1944 г.:

«– обязать Ленгорисполком (т. Попкова) передать Белорусской ССР в ноябре 1944 года 20 трамвайных вагонов;

– обязать Мосгорисполком (т. Пронина) передать Совнаркому Белорусской ССР для города Минска в IV квартале 1944 г. 10 трамвайных вагонов, в том числе 5 моторных;

– обязать Наркомат среднего машиностоения (т. Акопова) изготовить и поставить Минскому горсовету в 1945 г. 30 трамвайных вагонов, в том числе 15 моторных…;