Текст книги "Хореограф. Роман-балет в четырёх действиях"

Он с интересом следил за тем, как старый мастер делает декорации. Приходил в мастерскую, смотрел, как он работает, и старик рассказывал ему, что служил в те ещё, далёкие, до-советские времена, до большой войны – в хороших немецких театрах… дела давно минувших дней, почти мифы древнего мира. Видно было, как он любит свою профессию, как гордится своей старой школой, как стремится сохранить традиции; Вася обожал таких стариков, умел разговорить их, старался запомнить то, что мог… нет, сейчас уже не вспомнить ни имени, ни подробностей.

Приближалось время дипломной работы.

«Я бы ни за что сам не взялся за этот балет, понимал, что это очень сложно. Я был ещё незрелым для такой музыки и интуитивно это чувствовал, но…»

С одной стороны, его убеждал и уговаривал главный дирижёр театра Энгель Ныгене: Бриттен – ты должен его попробовать, это такая интересная работа, у тебя получится.

С другой… наверное, это была та самая «энергия заблуждения», без которой невозможно взяться ни за одну рискованную идею? Кажется, это Лаури (поклонник и любитель Толстого, начавший изучать французский из-за «Войны и мира») цитировал эти слова?

Энергия заблуждения – именно она толкает нас на осуществление самых невероятных, безумных замыслов, а если всегда реалистически и скучно смотреть на вещи, не верить в свои возможности и способности, то ни одного дела не начнёшь! Если, конечно, речь идёт о творчестве. И нередко начатое на этой волне, во время такого необъяснимого душевного подъёма удаётся воплотить в реальность, довести до конца, и потом, через много лет, удивляешься: как я мог так самонадеянно решиться на такое? Как я рискнул взяться за это? Сейчас я бы сто раз подумал… вот именно: разумные расчёты – это проза жизни, но стихийную энергию иногда черпаешь вовсе не из доводов рассудка.

Итак, наш молодой герой принялся за постановку сложнейшего балета на музыку Бриттена «Принц пагод»⁵¹. В основе сюжета – сказка французской писательницы конца XVII века Мадам д'Олнуа «Зелёная змея», приправленная мотивами из «Короля Лира», «Красавицы и чудовища», «Принца Лягушки» и восточных легенд. Саламандер, превращающийся в прекрасного принца… музыка сочинялась под влиянием экзотического Бали – собственно, музыка и была сложной, сюжетные коллизии не имеют значения, Вася уже мог превратить в танец всё что угодно.

Ирина Пяртель, Вася – «Талисман». Германия, 1982

Этот балет ставил Джон Кранко⁵², потом под другим названием Олег Виноградов, почему бы и мне не рискнуть? Более опытные друзья и учителя удивлялись, что он взялся за такой сложный спектакль, но он узнал об этом потом, когда они уже сумели оценить его старания.

Он поставил три действия, но дирижёр вдруг решил, что балет пойдёт под фонограмму: оркестр, по его мнению, не справлялся с исполнением на достаточном уровне. Это была неприятная неожиданность.

Неприятности не приходят поодиночке, и вторая не заставила себя ждать. Оформление поручили молодой, неопытной художнице, и декорации, которые повесили, оказались никуда не годными. Их сняли сразу же – но что теперь делать?!

Хоть отменяй премьеру! А ведь он уже пригласил на главную партию солистку Кировского театра, ученицу Дудинской Маргариту Куллик⁵³! По его замыслу она должна была украсить спектакль, а теперь получается, что нечего украшать?!

Хореограф и премьер. Фабио. «Сатанилла, или Любовь и ад», «Ванемуйне», 1984

…Сколько раз он ещё столкнётся с подобными трудностями: не такие костюмы, какие были на эскизах, не готовые вовремя декорации, плохо выполненные декорации, не так, как он хотел, сделанные декорации – зрители никогда не узнают, каким мог бы быть тот или иной балет, если бы всё шло по плану.

По его собственному плану!

Как часто он жалел, что не мог всё-всё делать сам: и рисовать, и оформлять сцену, и шить костюмы, и создавать реквизит… в искусстве нет мелочей, а в коллективном творчестве важен каждый участник.

– Как вы с ним работаете?! Он же… просто вампир! – шептали мне в харьковском театре во время постановки «Золушки». – Эти его ежедневные «А когда уже будет готово?» все нервы выматывают… сто раз спросил про какие-то муфты!

– Так где муфты-то? – вежливо спросил подошедший вампир.

– Какие муфты?! Ах, му-у-уфты… да зачем же им муфты, если я им сделала пушистые манжетики, переходящие в…

«Сатанилла, или Любовь и ад». С Руфиной Ноор. «Ванемуйне», 1984

Бурные аплодисменты, переходящие в овации: «зимний» чардаш рассчитан на то, что у балерин будут муфты, а концепция художницы по костюмам танцует сама по себе? Муфты поспешно заменили на варежки, эффект танца был не тот, но исправить ничего уже было нельзя. В Измире на той же «Золушке» художник-костюмер самовольно «отменяла» то перчатки героини, то важный для сюжета пояс… но это всё-таки мелочи по сравнению с полностью проваленными, абсолютно непригодными декорациями!

В отчаянии Вася (ещё не приобретший репутацию требовательного вампира) позвонил в Ленинград режиссёру БКЗ «Октябрьский» Олегу Аверьянову⁵⁴: он часто приглашал Васю на вечера балета и умел светом и простым оформлением сделать красивые картинки на сцене.

И Аверьянов сделал потрясающую световую партитуру, используя все технические возможности «Ванемуйне», и оформление получилось очень современным и стильным, и очень в духе музыки Бриттена.

И премьера состоялась: не так, как было задумано, совсем по-другому, но, может быть, это было и к лучшему. Новаторское оформление светом оказалось к лицу новому балету и выглядело как изначально задуманное. А тема Саламандера через много лет проявится в новой версии «Семи красавиц»: если Дива мрака отменили, то пусть будет хоть такой… змей.

«Принц Пагод». Инге Арро (театр «Эстония», Таллинн) и артисты «Ванемуйне». Гастроли в Москве

«… «Принц Пагод» – балет, который, несмотря на прекраснейшую музыку, проваливается даже в ведущих балетных метрополиях мира, – писал в рецензии Лаури Леэси. – Многие балетмейстеры избегают ставить этот балет, так как он якобы заколдован. Тем удивительнее, что в «Ванемуйне» мы видим удачное сценическое воплощение этого по-своему уникального произведения…»

Аверьянов пригласил спектакль в Ленинград, и его с успехом показали в БКЗ «Октябрьский».

…Ах, сколько всего связано с этим зданием!

Сколько раз он ходил в «Октябрьский», который был совсем рядом с домом! Ещё до того, как сам начал танцевать там, до того, как там были показаны его первые, ещё детские, хореографические опыты, его уже знали в лицо все билетёрши. Почему-то любили – наверное, за горящие глаза и преданность балету? Называли «дитя зала», пропускали без билета, находили местечко… почётное звание и заслуженный авторитет, не правда ли? Маленький Вася старался не пропускать выступления Махмуда Эсамбаева⁵⁵, тогда он ещё не видел Барышникова и хотел танцевать, как темпераментный Махмуд. Непременно прибегал посмотреть Ленинградский мюзик-холл с его разнообразными программами и балетом – эффектное зрелище, отличная школа…

Этот концертный зал стал ему поистине родным домом: преданный маленький зритель вскоре вышел на эту сцену, а теперь он уже совсем взрослый, он танцует в собственном дипломном спектакле, он – Принц пагод и повелитель целой планеты.

Ещё через несколько десятилетий на этой же сцене пройдёт «Гала звёзд» Международного фестиваля DANCE OPEN… зря говорят, что нельзя дважды войти в ту же реку: к сценам это совершенно точно не относится!

Близился юбилей театра «Ванемуйне», и Васю наградили званием Заслуженный артист Эстонской ССР. Маленькая планета эстонского космоса признала его заслуги, Мама гордилась и немножко плакала – от радости.

К вопросу о личной жизни: в его квартире почти шестнадцать лет прожила милейшая эстонка по имени Мерике.

Её, прелестную кудрявую собачку-болонку, подарили ему поклонники на творческом вечере – трогательный жест, признание в любви, благодарность… всё это было, он буквально купался в обожании окружающих.

К хорошему быстро привыкаешь.

Кажется, так и должно быть – и будет всегда.

Картина десятая. Звезда экрана

А ведь у него была и ещё одна «другая жизнь»… когда он успевал?

Однажды он был в постели сразу с тремя девушками… хорошее начало главы, не правда ли?

Завлекательное и скандальное – как все нынче любят, хоть сейчас в любой таблоид.

Но это было в те ещё времена: Советский Союз – и такое!

Конечно, это была не реальность (о вольной жизни театрального общежития промолчим, это не наше дело!), это было начало телевизионного фильма-балета.

На эстонском телевидении любили и позволяли себе эксперименты.

Постель, три партнёрши, слегка одетый (почти раздетый!) первый танцовщик театра, хор вокруг персонажей поёт кантату на слова Джона Уилмота⁵⁶ – скандально известного поэта семнадцатого века, и они танцуют (в постели и вокруг неё)…

Можете предположить тему этого небольшого эротического балета? Не хватит воображения: представьте себе, они танцевали об импотенции! Фильм-балет назывался «Испорченное наслаждение» – по мотивам стихотворения прославившегося своей непристойной поэзией англичанина. Даже сейчас, в двадцать первом веке, когда, казалось бы, не осталось ни запретных слов, ни шокирующих кого-нибудь зрелищ, такой балет во многих странах показался бы сомнительным с точки зрения нравственности. Да и стихотворения Уилмота, второго графа Рочестера, должны быть помечены «18+».

Но молодого режиссёра Януса Ныгисто⁵⁷ не смущали такие вещи.

…Во время постановки новой версии «Семи красавиц» в Баку Васе постоянно напоминали: не надо так откровенно, нет-нет, это слишком эротично, ох нет, это почти порнография, а этот балет – наша национальная гордость! Да, но ведь это балет по старинной поэме, а её смысл в том, что у шаха Бахрама было семь жён! И он проводит ночь с каждой из них… да, в либретто было вписано и символическое, и философское содержание этих сцен, но всё же там должна быть любовь, и не только платоническая. Увы, пришлось свести любовные сцены к минимуму, даже не к дуэтам…

А в советской Эстонии было позволено практически всё.

И пусть будет стыдно тому, кто подумает об этом дурно!

«Кстати, о дурных мыслях, – говорит мне сегодняшний Василий. – Ты знаешь, сколько раз меня спрашивали: а ты возбуждаешься, когда обнимаешься со всеми этими красотками? Ты же мужчина, неужели ничто не дрогнет – или встаёт? И ведь не объяснишь никому, что тело партнёрши, пусть даже самое прекрасное, никак не может физически возбуждать во время танца. Дело не в равнодушии или любви, с партнёршей вполне могут быть и любовные отношения, но во время танца вся энергия направлена на совершенно другое! А всем вечно интересно про секс… какой может быть на сцене секс и прочее… возбуждение? Мы танцуем любовь, изображаем её, но мы же в это самое время делаем, как это ни уныло звучит, свою работу: всё внимание музыке, точности движений – своих и партнёрши… наверное, примерно так актёры целуются в кадре. Никого не должно волновать, есть ли между ними любовь в нерабочее время и что они чувствуют во время исполнения этого эпизода! Как говорил чеховский персонаж, мы выше любви. Не в жизни, но на сцене совершенно точно. Да и танцуем мы не свою любовь, даже если она между нами есть, а придуманную!»

В фильме «Жизнь» он танцевал с красавицей Леной Чаулиной на берегу залива; танцевал три возраста: молодость, зрелость, старость – и уходил в море, как будто растворялся в небытии или в вечности… был сложный грим, много телеэффектов, новая музыка композитора Вяхи.

Всё это было в его жизни впервые и казалось удивительным и потрясающе интересным.

Все вокруг были молоды, хотели попробовать всё новое, создать что-нибудь необычное, с энтузиазмом придумывали очередные проекты.

Вася, насмотревшись подпольных видео, хотел использовать то, что уже было на западе, делать что-то похожее своими силами: например, его вечный кумир Барышников танцевал под музыку Синатры, почему бы и нам не попробовать? И я хочу Синатру!

И он придумал фильм-балет «Странники в ночи»: сочинил не только хореографию, но и сценарий со стихами Тагора… какое счастье, когда есть такая дивная возможность делать то, что хочется!

Как жаль, что сейчас так сложно найти финансирование для фильмов-балетов… ах, какие фильмы он мог бы создать! Его балеты постоянно называют кинематографичными, они смотрятся на одном дыхании – как кино; он терпеть не может, когда декорации не позволяют мгновенно изменять мизансцену… возможности театров, в отличие от его фантазии, ограничены: «У нас не Голливуд!» – часто слышит он в ответ на свои предложения и идеи. Нынешний же кинематограф, увы, не может себе позволить элитарные, а не массовые постановки. Хотя о балете снимать любят, но интереснее, конечно, личная жизнь балерин… чёрный лебедь, Матильда и прочее.

Сплетни, а не искусство.

Хорошо, что в его жизни было эстонское телевидение.

Оно сделало запись его «Рождения танца», причём не просто во время спектакля, а специально, без зрителей, с нескольких камер. Во время съёмок «Странников» режиссёру Неле Кирт удалось добиться (тогда всё было сложно!), чтобы камеру подняли вверх – это было в новинку, за это надо было бороться… но все боролись и искали, находили и не сдавались. Неле была молода, дерзка, полна идей и мыслей.

Она же снимала и «Летнее болеро» на музыку Равеля – красивый фильм-балет, созданный совместно с французским телевидением. Участвовали балерины из Кировского – Саша Колтун (Вася много танцевал с ней, о них даже поговаривали… нет-нет, не будем сплетничать!) и Катя Катковская, и снова Лена Чаулина и её муж Роберт Кинкерис.

Съёмки проходили на знаменитом Певческом поле… как же непривычно и тяжело танцевать на траве, это безумие, Вася! Дубль за дублем, дубль за дублем… хуже, чем в театре, тяжелее, чем на репетициях!

– Ребята, вы просто герои! – поддерживал исполнителей Вася. – Мы выдержим, правда?

Балет – это ещё и искусство общения.

Нужны невероятные харизма и обаяние, чтобы требовательного «вампира» слушались, и не просто подчинялись ему, это же не армия и не спорт, а чтобы восхищались и были согласны на всё – ради воплощения его замыслов… вот я, например… пишу и переписываю по десять раз либретто, пишу эту книгу – и рада, что могу участвовать во всём этом, что балет и Вася стали частью моей жизни… и никакой любви – одно чистое служение и увлечённость. Балет заразителен…

Вася с детства умел убеждать.

Он, как все, собирал марки и значки, но особенной его любовью были афиши. Самые лучшие были, конечно же, в его любимом «Октябрьском», они до сих пор лежат на лоджии в его квартире в Петербурге. Через много лет его хороший знакомый, уже известный продюсер Володя Кауфман вспоминал: когда он работал администратором в БКЗ «Октябрьский», туда приходил маленький мальчик и говорил: «Здравствуйте, я Вася Медведев, я коллекционирую афиши. Пожалуйста, дайте мне самые красивые».

Александра Колтун, Вася, Екатерина Лиепа (Катковская). Спб, 1989

Творческий вечер в Москве. Лиховская (Кировский театр), Сайма Краниг (театр «Эстония», Таллинн), Инге Арро (театр «Эстония», Таллинн)

И ему их давали. Сила внушения.

Вскоре он дорос и до персонального, ему лично посвящённого фильма.

Он так и назывался «Танцует Василий Медведев»: он исполнял и классику, и собственные балетмейстерские сочинения. «Снимали буквально каждый шаг: утром выхожу из дома в Ленинграде, иду к трамваю, еду в метро. Занимаюсь в Кировском театре (я тогда репетировал там), потом еду на машине на концерт в «Октябрьском», оттуда в концертный зал в отель «Ленинград», потом танцую в Юсуповском дворце… насыщенный день!»

Ему и этого было мало.

Он начал ставить программы в Тартуских варьете!

В то время варьете были очень популярны в Таллине и Тарту; в них были заняты и солисты и кордебалет главных театров, а лучшие хореографы, художники и режиссёры делали высоко профессиональные программы с эффектными костюмами, музыкой и светом. Все из СССР стремились посмотреть эти шоу: от них веяло чем-то западным, заграничным, полузапретным…

… и я бывала в Таллинских варьете – судьба несколько раз подводила нас совсем близко друг к другу: он живёт на улице Восстания, я провожу каждое лето неподалёку, в Дегтярном переулке; я хожу по тем же пустынным улицам Ленинграда перед Олимпиадой; он ставит варьете в Эстонии, я несколько раз езжу туда; он переезжает на Озерки, мой муж покупает квартиру там же… а встретимся мы (автор и герой этой книги) в турецком Измире, ничего не зная друг о друге.

Вася хотел и сам поработать в варьете, но… знаете, почему ему это не удалось?

Нет, даже проницательный читатель не догадается.

Он – впервые в жизни! – сказал мне, что ему… привлекающая внимание барабанная дробь!.. ему! – не хватило времени!

Впору поставить три восклицательных знака: он тоже не властелин времени, у него тоже всего двадцать четыре часа в сутках, у него проблемы с мениском, он репетирует «Жизель», он снимается в кино, ему надо навещать немолодую Маму. Но список того, что он успевал и успел, всё равно внушительный… внушает ужас.

В 1986 году не стало Каарела Ирда.

Вместо него в театр «Ванемуйне» назначили Аго Керге⁵⁸, режиссера из Таллина. С этого момента всё стало складываться как-то не так.

Новый режиссёр не был готов принимать идеи Васи, он отвергал и критиковал все его предложения, у него были свои представления о репертуаре; в это же время Юло Вилимаа решил вернуться к балетным постановкам, стал заниматься всем сам, да ещё и пригласил нового солиста из Таллина…

Как всегда бывает в таких случаях, в труппе произошёл раскол, начались интриги – то, чего никогда не было здесь раньше и за что он так полюбил «Ванемуйне». А сейчас… как когда-то в Малом: отмены, замены, странные взгляды, сплетни, завистливый и дружеский шёпот. Careless whispers of the good friends… to the heart and mind ignorance is kind… there's no comfort in the truth⁵⁹: не пора ли уходить и из этого театра?

Васе стали предлагать неинтересные ему, а порой даже не главные партии.

Кстати, о партии.

При всей свободе и относительной демократии, в Эстонии всё же была советская власть, а значит, были и советские правила, и партийное руководство. Ведущий солист, а теперь и Заслуженный артист Эстонии должен был вступить в ряды КПСС. Без этого вскоре опять могли бы возникнуть затруднения с выездами на гастроли, с получением и подписанием нужных характеристик.

Ирина Чистякова (Кировский театр), Вася – «Корсар», па-деде. Ленинград, 1987

Вася сомневался и советовался с Мамой.

– Ты ведь не партийная, как ты считаешь, нужно ли мне?.. Ведь придётся ходить на собрания, заниматься какой-нибудь общественной работой, тратить время. Да и само вступление – целая эпопея! Заявление, рекомендации, испытательный срок… с комсомолом всё было просто и понятно: принимают лучших, я – среди них, плюс романтика юности… а в партию… после всех моих отношений с парткомами?

– Но папа был бы рад, – сказала Мама. – Ты же знаешь, он был всегда партийным, смолоду. И если тебя считают достойным…

Пусть и это оберегает его, втайне думала она, пусть поможет!

Он написал заявление, его обсуждали, рекомендовали, кажется, даже приняли в кандидаты? Вскоре не станет ни Эстонской ССР, ни той партии – кто бы знал, как бессмысленны были все эти казавшиеся кому-то важными вещи.

Он провёл несколько творческих вечеров: хотелось же показать себя с разных сторон, в новых амплуа, в иной хореографии. Ведущим часто выступал Никита Долгушин, Вася приглашал на них солистов из Кировского, и эти вечера обычно собирали полные залы, но… всё вокруг него как будто остановилось, дышать опять стало трудно, и ему уже хотелось большего.

Сезон-87 в театре закончился, и Вася подал заявление об уходе.

Надо было как-то устраивать свою жизнь: на него снова повеяло тем немного непонятным, вызывающим озноб ветерком бездомности и одиночества (или свободы?), который запомнился ему со времени выпуска из Вагановского. Что впереди? Прав ли я, уходя из домашнего тепла маленького Тарту в неизвестность? Кто что ни говори, а нелегко покидать родную планету.

Он (как все «трудящиеся») забрал свою трудовую книжку из «Ванемуйне»; договорился, что положит её в Союз театральных деятелей в Таллин (писавшийся тогда ещё с одной буквой «н»), чтобы не прерывался (советская бюрократия!) трудовой стаж, и часто стал бывать в Ленинграде… уже шли разговоры о переименовании его в Санкт-Петербург, и это казалось правильным и красивым.

Эстония потихоньку отдалялась (отделялась?) от ещё существовавшего, но уже явно не «нерушимого» Союза; всё шло своим чередом.

Ничего не зная о будущем, меря его по привычным для себя меркам, Вася перевёз вещи домой – к Маме, думал о новых проектах – и на российских, и на эстонских сценах. В 88-м году получил диплом о высшем образовании и одновременно – предложение от Никиты Долгушина работать у него, в Театре оперы и балета при Консерватории.

Вернуться к тому же, с чего он начинал? С места, которое после окончания Вагановского, воспринимал почти как ссылку? Ну уж нет… есть несколько проектов в Чехословакии, намечаются зарубежные гастроли, идут съёмки в Эстонии – буду пока сам по себе, а там посмотрим…

Эти два года – последние перед девяностыми – труднее всего восстановить в памяти: столько всего было, постоянные разъезды! Поработал в Страсбурге: давал уроки в городской балетной школе; снимался в фильмах; летом 88-го поехал на большие гастроли в Ульяновск и Сочи.

Это приглашение было особенно престижным – эти концерты, проводившиеся каждое лето, назывались «Звёзды балета СССР», на них собирали действительно самых-самых из лучших театров страны; участникам хорошо платили: всегда и везде были полные залы. Это было своеобразным признанием его заслуг, его уровня… Мам, я теперь звезда общесоюзного значения!

С Александрой Колтун (Кировский театр). Спб, Юсуповский дворец, 1989

В Сочи на его выступление приехала из своего курортного Лоо тётя Валя – сестра отца. Она впервые видела племянника на сцене, в танце… кажется, оценила? Но смотрела прохладно, хвалила сдержанно: наверное, это какое-то семейное неприятие, общее для них убеждение «Балет – не профессия для мужчины»? Или тётя Валя так и не смогла принять, что Вася пошёл своим путём наперекор отцу, был «маминым сыном», а не стал продолжателем дела отца, не радовал Михаила, занимаясь тем, что он счёл бы достойным? Кажется, тёте Вале не очень нравилась и Мама: вечная женская ревность, мой брат достоин лучшей, безусловно обожающей его, послушной жены, а эта Олимпиада… с характером она, Мишу никогда не слушалась, мальчиков без должного уважения к отцу воспитала, музыка да танцы… аристократы!

А может, это и почудилось: просто тётя Валя такая, мало что понимает в балете, но зато она привезла в подарок несколько больших канистр отличного домашнего вина – хватило на всех участников Гала-концерта!

В 89-м ему впервые предложили постановку за рубежом: не в СССР.

В чешском театре, в чудесном городке Усти-над-Лабем.

Пригласили его известный хореограф Иржи Блажек⁶⁰, долго работавший и бывший даже руководителем балета Национального театра в Праге, и его жена легендарная чешская балерина Марта Дротнерова⁶¹. Для постановки они выбрали его готовые балеты «Бык на крыше» и «Болеро».

В Чехословакии (которая ещё существовала) Вася бывал и раньше… нет, Любомир ни при чём, хотя в Праге, куда его приглашала его партнёрша по фильму «Странники в ночи» Ииви Заедова, сложно было не вспоминать о бывшем друге. Здесь же он познакомился с Властиком – так он будет называть прекрасного танцовщика Властимила Харапеса⁶².

Властимил стажировался в Ленинграде в классе Пушкина⁶³, где учился и Барышников, поэтому он знал, уважал и любил русский балет. И подружился с Васей. В начале девяностых он пригласит Васю в Прагу… впрочем, не будем забегать вперёд: до девяностых ещё нужно дожить! Но так или иначе Чехия и Словакия вошли в его жизнь – сначала вместе, а потом отдельно.

На премьере своих чешских балетов Вася не был: в ноябре 89-го в той стране всё кипело, началась бархатная революция; всем стало не до театра, и труппа решила перенести премьеру, а Васе (виза!) пора было возвращаться домой… где теперь был его дом? В поезде, в самолёте, в каждой следующей гостинице, в очередном театре… но пока самыми постоянными домами были Ленинград-Петербург и Эстония.

Что этот период его жизни завершился, он понял в поезде.

Ехал, как обычно, в Таллин (уже «нн»?), но оказалось, что на его пути – государственная граница. Которую нельзя пересекать с обычным, внутренним паспортом гражданина СССР. Даже если в нём стоит официальный штамп о проживании в городе Тарту. Только загранпаспорт с визой или новый эстонский, а не российский документ.

Никто не узнавал или не хотел узнавать в нём вчерашнюю звезду местного театра и телевидения… и Заслуженного артиста Эстонии, чьё имя увековечено в Большой Эстонской энциклопедии, высадили из поезда.

Вася долго ждал на промозглом ветру, чтобы ближайшим поездом (будут ли места, билеты?) вернуться в Петербург.

Его не покидало ощущение нереальности происходящего: меня (меня!) не пустили в Тарту – практически домой, как же так?!

Что это – опять бездомность? Опять железный или похожий на него занавес?!

Но плохое забудется, и через много лет, в 2009-м году, он напишет поздравление:

«Театру «Ванемуйне», Тарту

На юбилей принято приходить лично – особенно если это юбилей самых близких.

Елена Евтеева (Кировский (Мариинский) театр) и Василий. «Сильфида», Спб, 1993

Однако жизнь того, кто посвятил себя искусству балета, только ему и подчиняется: гастроли, постановки, премьеры – «не властны мы в самих себе», и сегодня, к сожалению, только издалека и заочно я могу поздравить тот коллектив, который считаю самым родным и близким.

Театр «Ванемуйне» для меня – место совершенно особое. Именно здесь, на этой сцене, я состоялся как танцовщик, как хореограф и как педагог. Я всегда с благодарностью и теплотой вспоминаю таких мастеров, как Юло Вилимаа и Май Мурдмаа, которых могу с гордостью назвать своими учителями. Работа в театре «Ванемуйне» стала для меня прекрасным трамплином для дальнейшей карьеры, и я никогда не забуду тот период своей жизни и людей, которые работали со мной и так много дали для моего творчества.

И работу в «Вайнемуйне», который так долго был и остается моим домом, я считаю одной из самых больших удач во всей своей уже долгой творческой жизни.

Ведь ни для кого не секрет, что в свое время театр «Ванемуйне» был поистине Меккой авангардного сценического творчества. Пока весь остальной балетный мир огромной страны под названием СССР существовал исключительно в рамках классического канона, этот театр в маленьком Тарту представлял собой что-то вроде экспериментальной площадки современной хореографии. И этот опыт непрерывного безоглядного творческого поиска, эта смелость и стремление к новаторству показали мне пути, по которым может и должно развиваться современное искусство балета – если оно хочет продолжать называться искусством.

Большой честью для меня как хореографа было осуществление моей давней мечты – возвращение на сцену театра «Ванемуйне» в 2007 году в качестве постановщика балета «Онегин», и я от всей души надеюсь, что это не последняя наша творческая встреча.

Я горячо поздравляю вас всех – всех, кто имеет счастье принадлежать к «Ванемуйне», к этой прекрасной театральной семье, членом которой я по-прежнему себя считаю. Желаю вам успехов и творческих удач на радость эстонским зрителям и всем любителям искусства балета.

Всегда ваш Василий Медведев

Москва – Измир – Париж»

Говорят, это письмо прочитали на торжественном вечере, и Юло Вилимаа был тронут до слёз.

Занавес.